Текст книги "Жестокие клятвы (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

39

ПАУК

Я стою снаружи, подняв лицо к небу и закрыв глаза, чувствуя тепло солнца на своей коже и леденящий холод в своем сердце.

Я должен был понять, что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я должен был догадаться.

Приближаются шаги. Я не поворачиваюсь и не открываю глаза. Я хочу запомнить этот момент. Я хочу запечатлеть каждую мысль и чувство в своей памяти, чтобы, если я когда-нибудь подумаю, что для меня все могло измениться, если я когда-нибудь совершу ошибку, снова обретя надежду, то оглянусь назад и почувствую, что сгораю дотла, и отвернусь от этой надежды, потому что это ложь.

Это всегда было ложью. Для меня нет никакой надежды. Есть только страдание.

– Что ты делаешь, парень? – мягко спрашивает Деклан.

– На что, по-твоему, похоже?

– Жалеешь себя.

– При всем моем уважении, босс, отвали.

Он хихикает и хлопает меня по плечу.

– Только не говори мне, что ты влюбляешься в свою жену.

– Влюбился, прошедшее время. Это уже случилось. И она не моя жена.

– У тебя все такое черно-белое. Попробуй время от времени обращать внимание на оттенки серого. Это принесет тебе немного пользы.

Я открываю глаза и свирепо смотрю на него. Он стоит рядом со мной в саду и улыбается. Смотрит на меня так, словно меня только что не вышвырнули из поезда блаженства, на котором я ехал после свадьбы.

– Это твой совет мне прямо сейчас? Посмотри на оттенки серого?

– Да. Также, возможно, оставаться рядом до конца разговора, прежде чем срываться с места в драматическом подростковом гневе.

– Я не бушевал! И я не драматизирую!

Ему требуется время, чтобы волосы упали на лицо, прежде чем сказать: – О нет. Не ты. Ты спокоен, как чертов будда.

Что-то бормоча, я отвожу взгляд и скрещиваю руки на груди.

– Так какой у тебя план, любовничек? Стоять здесь, в саду, и пялиться на бедные цветы, пока не стемнеет?

– У меня нет плана.

– Тогда, может быть, ты вернешься в дом. Девочки пьют шампанское.

Я резко поворачиваю голову и смотрю на него.

– Шампанское?

Он улыбается.

– Слоун подумала, что тост уместен. Учитывая, что твоя жена – первая женщина глава Коза Ностры.

Мое сердце начинает биться быстрее, и я говорю: – Она не моя жена.

Он пожимает плечами и засовывает руки в карманы.

– Как скажешь. – Он поворачивается и идет обратно к дому, насвистывая. —А вот и невеста.

Мои руки начинают дрожать. Я покрываюсь холодным потом. Мое сердце решает, что сейчас самое подходящее время испытать свои возможности, чтобы посмотреть, как быстро оно может биться за десятисекундный промежуток.

Не делай этого. Даже не думай об этом. Не надейся, чертов придурок. Это просто очередная подстава от судьбы, чтобы посмеяться над тобой.

Я стою как вкопанный на одном месте минут пять, споря сам с собой, пока в окне не появляется Рейна.

Темные волосы, красные губы, оливковая кожа. Платье с глубоким вырезом. Акры ложбины. И глаза, которые сверкают серебром в лучах утреннего солнца, как монеты на дне колодца желаний.

Мое бешено колотящееся сердце издает первобытный крик. Когда я впервые увидел ее в окне, в тот день, когда поехал на встречу с Лили в Нью-Йорк и подписывал контракт, Рейна посмотрела на меня своими русалочьими глазами так, словно хотела перерезать мне горло.

Теперь она смотрит на меня так, словно я – ответ на все вопросы, которые она когда-либо задавала себе.

Она улыбается и загибает палец. Затем отворачивается и исчезает из виду. Я чуть не падаю в обморок.

Вместо этого я несусь к дому, размахивая ногами так быстро, как только они мне позволяют.

40

РЕЙ

Я потягиваю шампанское из бокала, когда Куинн врывается в парадную дверь, выкрикивая мое имя. Стоя на кухне со Слоан и мной, Деклан улыбается.

– Ах. Жених прибыл.

С дикими глазами, покраснев, Куинн сворачивает за угол и направляется прямиком ко мне. Слоун говорит: – Парень напряженн.

– Ты даже не представляешь.

Слоан забирает бокал с шампанским у меня из рук за мгновение до того, как Куинн хватает меня в медвежьи объятия и прижимает к своей груди. Его сердце бьется рядом с моим. Его большие руки сжимают мои ребра так крепко, что я едва могу дышать. Я смеюсь, обнимая его в ответ.

– Давно не виделись, доктор Джекилл. Или это мистер Хайд? Я никогда не могу вспомнить.

Прижимаясь к моей шее, он хрипло говорит: – Гадюка.

– Для тебя я Антония Октавия Флавий, гладиатор, – шепчу я.

Дрожь пробегает по его груди. Он обнимает меня крепче. Деклан прочищает горло.

– Мы дадим вам двоим минуту.

Когда Куинн наконец выпускает меня из медвежьих объятий, мы остаемся на кухне одни. Прислоняясь к нему, я улыбаюсь выражению обожания, надежды и страха на его лице.

– Ты эмоционально разбит, дорогой муженек.

Он сглатывает. Облизывает губы и говорит: – Муж, – как будто не уверен, что правильно меня расслышал.

Поглаживая его бороду, я говорю: – Итак, во всех моих романтических книгах есть такое, как "Переломный момент". Слышал об этом? Нет, конечно, не слышал. Пещерные люди не тратят много времени на чтение. Переломный момент – это когда кажется, что все потеряно, как будто пара никогда не сможет решить свои проблемы и для них это конец пути. Ты слушаешь? Кажется, ты слишком увлечен моим декольте.

– Я слушаю, – говорит он хриплым голосом, уставившись на мое декольте.

Я вздыхаю.

– В любом случае. В реальной жизни люди занимаются тем, что называется общением. Так вот, я знаю, что ты слышал об этом, потому что ты измотал мне уши, занимаясь именно этим. За исключением того, что по какой-то причине на очень важном этапе наших отношений ты решаешь, что скорее бросишься прочь и все испортишь, чем поговоришь со мной.

Он гремит: – Я не бушевал! И я ничего не ломал!

Я глажу его по бороде и улыбаюсь ему, моему безумному ирландскому гангстеру с прекрасными глазами.

– Не нужно разрывать мои барабанные перепонки, дорогой. Как я уже говорила. Переломный момент. Я не хочу его начинать, потому что это не любовный роман, это реальная жизнь. Так что, если у тебя есть какие-либо вопросы о том, что произошло в офисе Деклана, или мысли, которыми ты хотел бы поделиться – в обычном объеме, – пожалуйста, сделай это.

Я поднимаюсь на цыпочки и нежно целую его в губы.

– Потому что потом у меня свидание с гладиатором, и я действительно надеюсь, что он появится.

Он выдыхает и снова обнимает меня, зарываясь лицом в мои волосы.

– Я так понимаю, это ”нет", – бормочу я, поглаживая руками его спину. – Но просто чтобы внести ясность, Куинн, что бы ни случилось дальше, я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Свидетельство о браке или нет, контракт или нет, глава Коза Ностра или нет, я хочу тебя. – Я тихо смеюсь. – Тебя и твое превосходное гладиаторское семя, от которого я хотела бы сделать детей.

Он стонет. Он обнимает меня крепче. Затем шепчет мне на ухо: – Пятерых.

– Ты готов к этому?

– Я был готов с той самой секунды, как впервые увидел тебя.

– Хороший ответ. Пришло время поцеловать меня, Куинн.

Он отстраняется, его глаза сияют, а на лице выражение чистой преданности.

– Ты всегда будешь такой властной теперь, когда возглавляешь Коза Ностру?

Моя улыбка перерастает в ухмылку.

– О, я собираюсь быть еще хуже.

Со смешком Куинн опускает голову и целует меня. Он мягкий, глубокий и дает все, о чем я только могла мечтать. Это похоже на данное обещание, обещание более сильное, чем любая подпись на юридическом документе или клятва, произнесенная перед четырьмя сотнями свидетелей в церкви. Это похоже на поле цветов, раскрывающих свои бутоны навстречу солнцу после долгой зимы. Такое чувство, что возвращаешься домой.

—

В тот вечер я встречаюсь с четырьмя главами других семей. Альдо, Томази и Алессандро приветствуют меня уважительными рукопожатиями и улыбками. Массимо приветствует меня точно так же, но его улыбка не касается глаз. С ним надо быть осторожнее. Он такой же эгоист, как Джанни, но гораздо умнее.

Мы проводим три часа, обсуждая прошлое, настоящее и будущее Коза Ностры в Штатах. Кроме того, Алессандро предоставил мне цифровой файл со всеми доказательствами, которые они собрали о предательстве Джанни. Никто не извиняется за его смерть и не выражает мне соболезнований в связи с потерей моего брата.

Я не ожидала такой любезности. Все что заставило мужчин познать цену нелояльности, заставляет женщин узнать тоже.

Рождаемся в крови, в крови умираем. Таков был наш образ жизни на протяжении веков.

Проводится официальная церемония присяги. Мне вручают золотое кольцо-печатку с фамильным гербом. Он слишком велик для моего мизинца, поэтому я ношу его на указательном пальце правой руки. На нем все еще кровь Джанни. Я тут же решаю, что никогда не буду её смывать.

В конце собрания, когда все прощаются и остальные выходят из задней комнаты ресторана, Массимо задерживается. Крутя большим пальцем кольцо на мизинце, он смотрит на меня в задумчивом молчании.

– Высказывай свое мнение, Массимо, – говорю я, стоя по другую сторону стола.

Через мгновение он говорит: – Мы с Энцо были близки. Ты это знаешь.

– Знаю. Я также знаю, что ты знал о том, что он сделал со мной.

– То, что происходит между мужем и женой, – это их дело.

– К чему ты клонишь?

Он снимает со спинки стула свое кашемировое пальто и натягивает его. Он не торопится застегивать его. Когда это сделано, он окидывает меня оценивающим взглядом.

– Тебе придется выбрать сторону, Рейна. Мы или они. Другие могут думать, что твой брак – наше преимущество, но я так не думаю. Я думаю, что это слабость.

– Потому что?

– Потому что дом, разделенный внутри, не устоит.

Слабая улыбка растягивает мои губы.

– Ты цитируешь Авраама Линкольна. Это неожиданно.

– Ты понимаешь, о чем я говорю.

– Я понимаю. Но здесь нет разделения.

– Нет? Ты сможешь сохранить все наши секреты от своего мужа-ирландца?

Выдерживая его вызывающий взгляд, я спокойно говорю: – Я хранила секреты всю свою жизнь. Включая один о тебе, Массимо. Довольно большой.

Его глаза превращаются в щелочки.

– Например?

Я улыбаюсь его внезапному переходу от просто неприятного к откровенно враждебному.

– Как ты оказал услугу главе вражеской семьи, из-за которой вас обоих убьют, если его люди узнают. Люди не любят змей. Особенно Братва. Они настоящие приверженцы мести.

Зрачки Массимо расширяются, но он не проявляет никаких других внешних признаков эмоций.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Это прекрасно, но тебе действительно не следует делать важные телефонные звонки на коктейльных вечеринках. Особенно по громкой связи. Никогда не знаешь, кто может подслушивать под дверью.

Я вижу, как он обдумывает это, пытаясь решить, не блефую ли я, пытаясь вспомнить, на какую вечеринку мы могли пойти вместе, где он сделал звонок, который должен был быть более осторожным. Просто чтобы мы были на одной волне, я помогаю ему вспомнить.

– Убийство Максима Могдоновича в обмен на долг от человека, занявшего его место, может быть расценено и Братвой, и Коза Нострой как некое предательство, тебе не кажется? Перья определенно взъерошились бы с обеих сторон. Но признаю, что сделать вид, будто он погиб во время тюремного бунта, было маленькой гениальной идеей. Я сама не смогла бы придумать лучше. Держу пари, Казимир Портнов оценил твое творчество. О, прости. Ты назвал его Кейдж. Я полагаю, когда убиваешь ради него чьего-то босса, ты становишься кем-то большим.

Мы смотрим друг на друга через стол. Я вижу тот самый момент, когда он решает, что я должна умереть, и закатываю глаза к потолку. Мужчины такие чертовски предсказуемые.

Я снимаю со спинки стула красивую красную шелковую накидку, которую купил мне Куинн, и набрасываю ее на плечи. Затем я поднимаю подбородок и пристально смотрю на Массимо сверху вниз.

– Я приняла меры предосторожности. Если со мной что-нибудь случится, досье будет передано семьям. Всем членам всех семей, если быть точной, а не только главам. В этом файле содержится все, что я видела и слышала с детства. Все разговоры, которые никто не считал важными и которые скрывали от меня, потому что я была женщиной. Все мои воспоминания и опыт. Все то, чему я была свидетелем. Все было записано и сохранено в двух экземплярах. Если я умру по какой-либо причине, кроме глубокой старости, эти файлы обнародуют. – Я цокаю языком. – Только представь, Массимо, какой информацией я располагаю. Дочь дона мафии, жена капитана мафии, сестра главы одной из Пяти семей.… Я, блядь, кладезь интересной информации.

Лицо Массимо краснеет. Вена у него на виске пульсирует. Он огрызается: – Чушь собачья.

Моя улыбка становится шире.

– Правда? Думаю, время покажет. Но есть одна вещь, которую мы оба знаем наверняка, и это то, что ты всегда недооценивал меня.

Я выдерживаю его разъяренный взгляд еще мгновение, прежде чем поворачиваюсь спиной и ухожу, оставляя его одного за столом.

41

РЕЙ

Париж, сентябрь.

– Что за это за чертовщина?

– Это называется “высокая мода”, Райли.

– Если “высокая мода” – это кодовое обозначение кричащего и нелепого, тогда я понимаю, Голливуд. Серьезно, где в мире ты могла бы появиться на публике в гигантском платье из воздушных шаров? Если не случится наводнения, то, я полагаю, эта отвратительная пластиковая смесь в горошек могла бы отлично подойти в качестве плавучей лодки.

Слоан вздыхает.

– Я вижу, жизнь в дебрях русского леса никак не повлияла на твое чувство стиля.

Райли фыркает и опускает взгляд на юбку Слоан.

– Это говорит женщина, которая считает, что мини-юбки из ярко-розового тюля, усыпанные блестками и бантиками, – вершина моды.

– Не смей оскорблять Бетси Джонсон! А мода – это волшебно, Смоллс. Это искусство, которое нужно носить.

– Это отстой, вот что это такое. Мы можем сейчас уйти? Я умираю с голоду.

Мы сидим во втором ряду кресел на показе Fendi runway, прямо за Викторией Бекхэм. Слева от меня Нат, черноволосая красавица, помолвленная с главой "Братвы" в США. Справа от меня Слоан и ее младшая сестра Райли спорят о достоинствах или недостатках французской моды.

Они постоянно ругаются, но любовь между ними очевидна. За последние три дня, с тех пор как мы приехали в Париж, они не только обнимали друг друга, но и ссорились.

Мы наблюдаем, как последняя модель гордо прогуливается по подиуму, затем встаем и хлопаем вместе с остальными зрителями, когда показ заканчивается и дизайнер выходит под бурные аплодисменты. Затем мы пробираемся сквозь толпу, направляясь на афтепати в Музей декоративного искусства.

За нами следует не менее двух десятков телохранителей. Вооруженные и зоркие, они рассредоточились по залу, пробираясь сквозь хорошо одетых посетителей, как акулы сквозь воду. Защита была не подлежащим обсуждению условием, на котором настаивали все наши мужчины, хотя и не единственным. Список был длинным.

Поездка девушек в Париж – это гораздо больше, чем простое путешествие, когда “девушки” принадлежат четырем самым могущественным и опасным людям в организованном преступном мире. Мужчинам, которые ненавидят друг друга. Еще больше им, вероятно, не нравится, что нас уже ничто не остановит, как только мы примем решение.

Но все, что потребовалось, – это единственная телефонная конференция между нами четырьмя, чтобы убедить нас, что поездка с девушками – это именно то, что нам нужно. Если наши мужчины будут вцепляться друг другу в глотки в течение следующих сорока лет, мы будем тем клеем, который скрепит это дерьмовое шоу.

И мы приклеиваем клей в Париже, покупаем одежду от кутюр и едим блюда высокой кухни. Никто никогда не говорил, что политикой нужно заниматься в унылой обстановке.

Болтая о выставке, мы едем в музей в колонне бронированных внедорожников с затемненными стеклами. Входим через частный лифт в задней части здания. Как только мы оказываемся внутри, телохранители снова рассредоточиваются, не сводя хищных взглядов с любого намека на опасность.

Афтепати проводится в нефе музея, элегантном трехэтажном помещении с резными арками, белыми мраморными колоннами и глянцевыми мраморными полами. На приподнятых платформах выставлены манекены в дизайнерских платьях. Стены мерцают фиолетовыми отблесками света. Официанты в униформе разносят шампанское и канапе на серебряных подносах. За первые пять минут после нашего прибытия я замечаю четырех знаменитостей.

Мы собираемся вокруг высокого стола для коктейлей, задрапированного льняной тканью, в конце зала и разговариваем, едим, а люди наблюдают, как прибывает все больше гостей.

Пока Райли внезапно не произносит: – Ого.

Жуя тарталетку с грушей и гаудой, Нат спрашивает: – Что случилось?

Я уже заметила проблему.

– О, просто маленькая бомба замедленного действия вон там.

Нат и Слоан следуют в том направлении, куда смотрим мы с Райли. По обе стороны от противоположного конца комнаты стоят две пары мужчин, пристально глядя друг на друга. С одной стороны – Деклан и Куинн. С другой – Кейдж, жених Нэт и глава американской Братвы, и Малек, жених Райли и глава Московской братвы.

Все четверо со скрещенными на груди руками и выражением убийственной ярости на лицах смотрят друг на друга поверх голов присутствующих.

Слоан смеется.

– О, смотрите. Мальчики здесь!

– Я знала, что они не останутся в отеле, как договаривались, – сердито говорит Нат.

– Я думаю, они следили за нами каждый раз, когда мы куда-нибудь выходили.

Я говорю: – Конечно, следили. Они ничего не могут с собой поделать. Вся эта энергия большого члена сопровождается некоторыми серьезными побочными эффектами пещерного человека.

– Должны ли мы вмешаться? – нервно спрашивает Райли. – Мне не нравится это выражение лица Мала.

Взгляд, о котором она говорит, направлен на Куинна, который в ответ смотрит прямо на Малека, оскалив зубы. Однако это ничуть не хуже, чем взгляды, которыми обмениваются Кейдж и Деклан, пылающие жгучей ненавистью, от которой могла бы содраться краска прямо со стен.

Я говорю: – Не беспокойся о них. Это просто бряцание оружием. Они знают, что лучше не делать этого с нами четырьмя в качестве свидетелей.

Слоан снова смеется.

– Верно? Они знают, что их ждет, когда они вернутся домой, бедняги.

– Они, может, и ублюдки, но уж точно не бедняки, – говорит Нат, поворачиваясь ко мне с улыбкой. – Кстати, сколько каратов в этом бриллиантовом колье? Пятьдесят?

– Близко, но нет. И посмотрите, кто говорит. Сколько каратов в этом кольце?

– Десять. – Нэт сияет, глядя на свое обручальное кольцо, огромный кусок льда, который, должно быть, обошелся Кейджу в миллионы долларов. – Но он думает, что мне нужно что-то большее. Когда он увидел кольцо Слоан, он по-настоящему разозлился.

– Кстати, об обручальных кольцах, – говорит Слоун, с улыбкой толкая Райли локтем. – Когда ты и твой гигантский русский убийца свяжете себя узами брака?

– Наверное, не раньше, чем родится ребенок, – говорит Райли, поглаживая свой живот. По сравнению с остальным ее миниатюрным телом, маленький бугорок, который она отрастила, выглядит большим. – Хотя, если бы это зависело от него, это было бы сегодня вечером. Я не так уж и спешу.

– Зачем ждать?

Она фыркает.

– Может быть, потому, что свадьбы гангстеров – такие спокойные и простые мероприятия?

Я улыбаюсь.

– Аминь.

Слоан отмахивается и отпивает шампанское.

– Тогда иди к мировому судье или что-то в этом роде. Полагаю, в России такие есть?

– Не будь снобом. Россия не у черта на куличках.

– За исключением того, что хижина, в которой ты живешь со своим мужчиной и его ручной вороной, находится буквально у черта на куличках.

– Ручная ворона? – Интересуюсь я.

Райли улыбается мне.

– Его зовут По.

– А. В честь Эдгара Аллана. Очень умно.

– Как и птичка. Клянусь, она умнее большинства парней, с которыми встречалась Слоан.

Нат невозмутимо отвечает: – Это было бы несложно.

– Очень смешно, сучки, – беззаботно говорит Слоун. – Да будет тебе известно, я когда-то встречалась со стипендиатом Родса.

– ”Когда-то" было важным словом в этом предложении, – смеясь, говорит Нат.

– Кроме того, никто не умнее меня, так зачем встречаться с умным парнем?

– Я уверена, Деклан нашел бы, что сказать о том, что ты считаешь себя умнее его.

– О, он знает. Я ему это все время говорю.

Нэт закатывает глаза.

– Конечно, ты говоришь.

В ее милой маленькой блестящей сумочке звонит телефон Слоан. Она расстегивает молнию на сумке, достает телефон и вздыхает, когда видит номер на табло.

– О, Стави. Брось уже это.

– Стави?

Слоан улыбается мне.

– Мой бывший, Ставрос. Он хочет, чтобы я отправила ему фото своих туфель.

Я поднимаю брови.

– Он увлекается женской обувью?

У нее сухой смешок.

– Сестренка, ты не поверишь.

Я ничего не сказала ей о разделе, касающемся ее бывшего Ставроса, в контракте, который мы с Декланом обсуждали, и никогда не скажу. Достаточно того, что он согласился убрать его. И пока Ставрос жив, я сдержу свое обещание Деклану, что весь инцидент останется между нами двумя. Политика – сложная штука, но, как я однажды сказала ей, я превосходный политик.

Слоан отрывается от телефона и смотрит на меня.

– Эй, ты знаешь каких-нибудь незамужних девушек из мафии? Я пообещала ему, что познакомлю его с кем-нибудь. Он супер милый. К тому же симпатичный. И очень богатый.

– И у него пунктик по поводу женской обуви.

Она морщит нос.

– Я имею в виду, никто не идеален.

Райли говорит мне: – Я хотела спросить тебя, как дела у Кирана.

– У него все отлично получается!

Слоан говорит: – Безумно влюблен в Арию, судя по тому, что мне рассказал Деклан.

Это заставляет меня рассмеяться.

– Да, наши ирландцы падают быстро и тяжело, не так ли?

Нэт говорит: – Наверное, не так быстро и жестко, как наши русские, верно, Райли?

Райли многозначительно смотрит на сестру.

– Это не так быстро и сложно, как сестры Келлер.

Слоан кивает, отпивая еще шампанского.

– Но Стокгольмский синдром у нас в крови, так что мы действительно ничего не могли с собой поделать.

Я уже узнала полную предысторию о том, как похищение стало подстрекательским событием, которое заставило Слоан и Райли влюбиться в своих похитителей, Деклана и Мала. И, честно говоря, после всего, через что я прошла в своей жизни, в этом столько же смысла, сколько и во всем остальном.

За исключением истории Нэт о том, как она влюбилась в Кейджа. Я не думаю, что когда-нибудь смогла бы полюбить мужчину, которого послали убить меня, каким бы красивым он ни был. Хотя, наверное, это и есть самое забавное в любви. Её огонь может выковать родственные души даже из самых злейших врагов.

У меня в сумочке жужжит мой собственный мобильник. Когда я смотрю, кто это, я получаю сообщение от мамы.

Как вы открываете мини-бар в этом заведении? Bastardo заперт! (с итал. Негодяй)

Я отправляю ей код, надеясь, что она не устраивает вечеринку в своем номере.

Когда я пригласила ее поехать с нами в Париж, она сказала, что поедет только при условии, что у нее будет свой номер. С видом на Эйфелеву башню. И дворецкий. Который был бы выше шести футов и моложе тридцати пяти.

Естественно, все ее требования были удовлетворены. Я не единственная женщина из Карузо, которой Куинн не может сказать "нет".

– Девочки, мне нужно в дамскую комнату. Кто-нибудь со мной?

В ответ мне качают головой.

– Хорошо. Я вернусь через секунду. И приглядите за мальчиками. Если все будет выглядеть так, что вот-вот пойдет наперекосяк, я рассчитываю на то, что ты возьмешь ситуацию под контроль, Слоан.

Она улыбается так, словно надеется, что в любой момент начнется стрельба.

– Без проблем, детка. Они не поймут, что их ударило.

Я медленно пробираюсь сквозь элегантную толпу к арке с надписью “Mesdames”. Туалет находится дальше по коридору, вдоль которого стоят пальмы в горшках, окрашенные в фиолетовый цвет. Я захожу в дом, пользуюсь туалетом, затем мою руки в раковине.

Когда я выхожу, коридор пуст. За исключением четырех моих телохранителей, неподвижно лежащих лицом вниз на полу, и мужчины, небрежно прислонившегося к стене.

Одетый в выцветшие джинсы, обтягивающую белую футболку, ковбойские сапоги и зеркальные солнцезащитные очки, он закинул ногу на стену, а покрытые татуировками руки сложил на массивной груди. Его темные волнистые волосы падают на плечи, а угловатая челюсть покрыта щетиной.

Он большой, мужественный и источает атмосферу опасности, настолько ощутимую, что я почти могу дотронуться до нее. Он выглядит как смесь Росомахи, Грязного Гарри и Джеймса Бонда. На стероидах.

Я говорю: – По крайней мере, сними солнцезащитные очки. Быть убитым человеком в солнцезащитных очках было бы еще большим оскорблением. В помещении. Ночью.

– Я не причиню тебе вреда, девочка. Просто хочу поговорить.

У него мелодичный ирландский акцент и мягкий тон, но я ему не доверяю. Я узнаю убийцу, когда вижу его. И этот парень – убийца с большой буквы У.

Он отталкивается от стены, вытаскивает сзади из-за пояса огромный полуавтоматический пистолет и протягивает его мне.

– Если тебе от этого станет лучше.

– Что заставило бы меня чувствовать себя лучше, так это знать, почему ирландец, считающий себя Грязным Гарри, напал на четырех моих телохранителей.

Он улыбается. Мое отражение в его очках кажется очень маленьким.

– Этот разговор должен быть конфиденциальным.

– Они мертвы? – спрашиваю я.

– Ты видишь кровь?

– Есть так много способов убить человека, которые не предполагают пролития крови.

Его улыбка становится шире. Убирая пистолет на место, он протяжно произносит: – Да, есть. О которых ты все знаешь, не так ли?

Кто-то идет по коридору. Две женщины, болтающие, склонив головы друг к другу и цокая высокими каблуками по мраморному полу. Они видят нас и четверых мужчин, лежащих без сознания, и резко останавливаются. Они смотрят друг на друга. Затем разворачиваются и убегают, не сказав ни слова.

Грязный Гарри уходит и поворачивает налево за угол, исчезая из виду. Из-за угла он говорит: – Давай, Рейна. Если бы хотел убить тебя, я бы уже это сделал.

Кем бы он ни был, этот парень очень раздражает.

– Кто ты? – спрашиваю я.

Хриплый смешок – мой единственный ответ.

– Мне действительно не нравится эта игра в “тайны и интриги”.

– Две минуты твоего времени. Это все, что мне нужно. Почему бы тебе не вытащить этот клинок из ножен на бедре и не помахать им передо мной? Может, тебе станет легче.

Я опускаю взгляд на перед своего платья. Талия затянута, а юбка пышная, скрывающая любые характерные выпуклости. Он никак не мог знать, что у меня с собой нож.

– Не думай об этом слишком сильно, девочка. Часы тикают.

Любопытство берет верх надо мной. Я заворачиваю за угол, останавливаюсь в нескольких футах от него и упираю руки в бедра. Он снова прислоняется к стене, как будто считает, что держать все здание – это его работа.

– Ты соперник Деклана и Куинна, не так ли? Меня собираются похитить и удерживать ради выкупа?

Его смех показывает, что вопрос позабавил его.

– Это означает “да”?

– Это "нет". Я знаю Деклана больше двадцати лет. Он мой дорогой друг.

Я настороженно смотрю на него.

– Угу. А твой дорогой друг знает об этой тайной беседе? Потому что было бы гораздо разумнее, если бы ты просто поговорил со мной в другой комнате с ним, вместо того чтобы шляться по женским туалетам.

Мгновение он молча изучает меня. Я чувствую, как его взгляд скользит по мне сверху донизу. Уголок его рта приподнимается.

– Ты напоминаешь мне мою жену. Она украла у меня грузовик с подгузниками. Вот как мы познакомились.

– Очаровательно.

– Так оно и было.

– Есть ли какой-то момент, когда ты начнешь разговор? Потому что, если нет, мне нужно вернуться к шампанскому.

Игнорируя мой комментарий, он говорит: – Ты с ней познакомишься. Ее зовут Джулиет. У меня такое чувство, что вы двое поладите, как гангстеры.

Я решаю, что с меня хватит. Если он собирается меня похитить, давайте покончим с этим. Если нет, то мне скучно.

Я поворачиваюсь и начинаю уходить, но останавливаюсь, когда он говорит: – У Лили и Хуана Пабло все хорошо в Мексике, тебе не кажется? Милая история любви.

Мое сердце начинает биться быстрее. Я поворачиваюсь и смотрю на него, задаваясь вопросом, какого хрена этому парню на самом деле нужно.

– Что ты о них знаешь? – спрашиваю я.

– Я знаю, что они решили сделать Мексику своим постоянным домом. И я знаю, что на прошлой неделе вы встречались с дядей Хуана Пабло Альваро, чтобы обсудить сделку между Мафией и картелем Халиско.

– Тебе это сказал Деклан?

Он снова хихикает. Кажется, ему слишком нравится это делать.

– Нет, девочка. У меня есть свои источники информации. И должен признать, я чертовски впечатлен сделкой, которую ты заключила. Ты была рождена, чтобы обводить мужчин вокруг своего мизинца, не так ли?

– Хватит риторических вопросов. Я ненавижу риторические вопросы. Кто ты?

Вместо того, чтобы назвать мне свое имя, он загадочно говорит: – Заинтересованная третья сторона.

Сначала я думаю, что он хочет поучаствовать в сделке с Халиско. Но потом я вспоминаю кое-что, сказанное Декланом в тот день в его офисе, когда он показал мне доказательства того, что Джанни сам организовал попытку похищения и вторжение в дом. Когда я спросила, откуда у него вся эта информация, он сказал то же самое, что только что сказал этот ирландец. “Заинтересованная третья сторона”.

Все крошечные волоски у меня на затылке встают дыбом. Я говорю: – Ты подслушивал. В тот день в кабинете Деклана ты подслушивал наш разговор.

– Вообще-то, я наблюдал за этим через скрытую камеру в потолке. Не вини в этом Деклана. Он не знал, что она была там. Но твое выступление было безупречным. Я никогда не видел, чтобы женщина так хорошо владела собой. Деклан может быть очень пугающим.

– Меня мало что пугает.

– Именно так. Поэтому я даю тебе приглашение.

Он оставляет все как есть, не объясняя, что имеет в виду. Я говорю саркастически: – Ты сейчас предложишь мне богатство, превосходящее мои самые смелые мечты, или что-то в этом роде, верно?

– Здесь замешаны деньги, но это не то, почему тебе будет интересно.

Я вот-вот взорвусь от раздражения, но умудряюсь сохранять спокойствие.

– Хорошо, я сыграю в твою глупую игру. Почему мне это будет интересно?

Через мгновение он снимает солнцезащитные очки. Без них он еще красивее. Он смотрит на меня темными глазами, которые сверлят мой череп насквозь.

– Потому что ты благородна, Рейна Карузо. У тебя чрезмерно развито чувство добра и зла.

Это официально: он чокнутый.

– Поскольку ты, очевидно, так много знаешь обо мне, ты должен знать, что я глава Коза Ностра. Скажи мне, как то, что я возглавляю империю преступной организации, делает меня благородной?

– Ты пожертвовала собой, чтобы спасти жизни своей племянницы и ее парня. Это благородство. Ты сказала другим мафиозным семьям, что на предстоящем ежегодном собрании всех синдикатов в канун Рождества китайцы и армяне будут отрезаны, если они продолжат свои операции по торговле людьми. Благородство. – Его слабая, самодовольная улыбка возвращается. – Ты приказала Деклану не убивать Ставроса, потому что это противоречило дружбе с его женой. Благородство.