Текст книги "Жестокие клятвы (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Он выглядит заинтригованным.

– Может быть, нам стоит воспроизвести одну из этих фантазий. Какой твой любимый тип сюжетной линии?

– О, это просто. Обратный гарем. – Его брови сходятся на переносице.

– Что, черт возьми, такое “обратный гарем”?

– Когда у одной женщины несколько сексуальных партнеров – мужчин.

Он замирает. Его ноздри раздуваются. Губы поджимаются, а в глазах появляется опасный блеск. Он рычит: – Две вещи, которые ты должна знать обо мне. Первое: что мое, то мое. Второе: я не делюсь. Третье: Женщина, посмотри на номер один и два.

Я смеюсь.

– Боже, тебя легко спровоцировать. Я просто дразнила тебя. – Его возмущенный взгляд показывает, что он совсем не находит мои поддразнивания забавными. – Ладно, мистер Ревнивец и Собственник, ты можешь перестать пялиться на меня сейчас. – Я нежно целую его в тонкие губы и говорю более мягко: – У меня нет желания иметь нескольких мужчин одновременно. В реальной жизни все они были бы больше озабочены сравнением размера своих членов, чем тем, чтобы доставить мне удовольствие. И я рада, что ты не хочешь делиться, но я могла бы обойтись без чрезмерного собственничества альфа-самца.

Из его груди вырывается недовольный рокот, но он ничего не говорит. Улыбаясь, я шепчу: – И ты утверждаешь, что не пещерный человек.

Он огрызается: – Я сказал, что не был таким уж пещерным человеком, а не то, что я им вообще не был. – Моя улыбка становится шире. Я прислоняюсь к нему, до смешного довольная всем в этом разговоре. – Не злорадствуй, – предупреждает он, покусывая мою нижнюю губу.

– Просто никогда раньше такой красивый мужчина не сходил по мне с ума.

Когда он поднимает брови и протяжно произносит: – О, правда? – Я знаю, что совершила огромную ошибку. Я закрываю глаза и вздыхаю.

– Продолжай. Покончи с этим.

– Просто я мог бы поклясться, что слышал, как ты назвала меня… напомни, что это было?

– Невозможно, – бормочу я.

– Нет, не так. Хм. – Он делает вид, что задумался. – Это могло бы быть красивый. Но, возможно, я ошибаюсь? Может быть, мне нужно, чтобы ты повторила.

– Или, может быть, тебе нужно найти мчащуюся машину, чтобы выскочить перед ней.

Он скользит рукой вверх по моей груди и мягко сжимает пальцами горло. Я открываю глаза и обнаруживаю, что он смотрит на меня с такой жгучей интенсивностью, что у меня перехватывает дыхание. Низким голосом и гипнотическим взглядом он приказывает: – Скажи это, гадюка. Скажи мне, что ты думаешь обо мне. – То, как он обвивает мое тело – ноги, руки и эта большая грубая ладонь на моей шее, должно вызывать у меня панику. Или, по крайней мере, загнанность в угол. Как запуганная лиса, уставившаяся на свой окровавленный конец. Но все, что я чувствую, – это защищенность. Надежность. Как будто его тело – щит, а не оружие, которое может причинить мне вред. Впервые в моей жизни мужчина кажется мне не войной, а домом.

Я смотрю ему в глаза, и древний обызвествленный камень тает, превращаясь в разогретое масло в центре моей груди. Тогда я признаю нечто поистине ужасающее.

– Я думаю, ты – сверкающее золотое солнце на небе, которое знало только черную и беззвездную ночь.

Сквозь приоткрытые губы он медленно, изумленно выдыхает. Его горящие глаза могли бы сжечь весь город. Когда он прикасается к моим губам, его пальцы дрожат.

Я избавляюсь от ощущения, что вот-вот спрыгну с устрашающе высокого выступа скалы и с головой окунусь в бездонную пропасть, когда в дверь стучит обслуживание номеров.

26

РЕЙ

Мы едим в тишине. Точнее, он кормит меня с вилки, как будто я инвалид, и я жую, пока никто из нас не произносит ни слова.

Я не знаю, что он чувствует по поводу всего этого, но я, например, в ужасе от того, что может сорваться с моих губ в следующий раз. Я рискую сочинить еще более поспешные и унизительные оды его богоподобной красоте, поэтому на данный момент притворяюсь голодной.

Филе получилось восхитительным. Спаржа приготовлена превосходно. Картофельное пюре мягкое и маслянистое. Все это слетает с моих губ маленькими кусочками, которые мой новоиспеченный муж накладывает с сосредоточенностью специалиста по взрывчатым веществам, обезвреживающего бомбу замедленного действия. Между укусами он подносит бокал с вином к моим губам, чтобы я могла отпить из него. То, что я не нахожу ничего из этого странного, свидетельствует о моем новом состоянии постоянной умственной неполноценности.

Когда я легким щелчком пальцев показываю, что с меня хватит, он ест сам. Это как смотреть специальный выпуск National Geographic о голодающих львах. Это грязно, жестоко и закончится ровно через десять секунд.

Затем он отодвигает тарелки, срывает с нас обоих пушистые гостиничные халаты, поднимает меня на руки и снова относит в постель. Он устраивается своим обнаженным телом поверх моего и жадно целует меня.

– Ой.

Он отстраняется, тяжело дыша.

– Черт. Прости.

Я провожу языком по кровоточащему месту на губе, куда он меня укусил.

– У меня идет кровь?

– Немного. – Выглядя обиженным, он нежно облизывает место, затем бормочет еще одно извинение. Он собирается встать с кровати, но я сжимаю его плечи и качаю головой.

– Я не хотел причинить тебе боль, девочка, – хрипло говорит он.

– Я знаю, – тихо говорю я, глядя ему в глаза. – Все в порядке.

– Это не так. Это никогда не будет хорошо. Я…

– Ты не он, – перебиваю я. – Ты никогда им не будешь. Это был несчастный случай, а то совсем другое. Хорошо?

Я знаю, что была права насчет того, о чем он думал, когда опускает голову и прячет лицо у меня на шее. Он шепчет: – Я убью любого, кто когда-либо причинит тебе боль. Включая меня самого.

– Я запомню это в следующий раз, когда твое эго заденет меня. Кроме того, это тревожит.

– Это правда.

Я говорю сердито: – Я никогда не хочу слышать, как ты говоришь о том, что причиняешь себе боль. Мне это не нравится. Единственный человек, которому здесь позволено причинять тебе боль, – это я. – Он поднимает голову и пристально смотрит на меня. Предупреждаю: – Не смей больше говорить ни слова, Куинн.

– Я должен. Потому что это прозвучало почти так, как будто тебе не все равно. – Я закрываю глаза и рычу от разочарования. Он целует меня в шею и шепчет на ухо: – Скажи мне, что тебе не все равно, жить мне или умереть, гадюка.

Его эрекция, зажатая между моих ног, твердая, горячая и жадная. Я внезапно осознаю, что, возможно, я не единственная, у кого недавно обнаружилась склонность к похвале. Мое сердце начинает бешено колотиться. Мое дыхание сбивается. Я говорю неуверенно: – Я... эм ... конечно, мне не все равно, если ты умрешь.

– Почему? – бросает он вызов. – Потому что тебе больше некого будет оскорблять?

Должна ли я это делать? Должна ли я пойти дальше, попробовать и посмотреть, что получится? Что худшего может случиться, если ты поставишь себя в еще большее неловкое положение? Дай бедняге передохнуть, Рейна. Он не просит тебя пожертвовать почку!

Я делаю вдох, чтобы успокоить нервы. Затем протягиваю руку, запускаю пальцы в его волосы и тихо говорю: – Нет. Потому что у меня больше не будет возможности любоваться этим великолепным лицом .

Он облизывает губы. Его дыхание становится прерывистым. И, клянусь Богом, этот чудовищный член между нами только что дернулся.

Воодушевленная, я продолжаю. Мои руки опускаются к его мощным плечам, затем к выпуклым бицепсам, которые я сжимаю. – Или этими большими сильными мышцами, к которым приятно прикасаться.

Его зрачки расширяются, пока глаза не кажутся черными. Со странным трепетом, пробегающим по моему телу, я опускаю руки на его спину, поглаживая ладонями его гладкую, теплую кожу. Когда мои пальцы касаются твердой округлой выпуклости его задницы, он дрожит. Глядя глубоко в его глаза, я шепчу: – Или это красивое твердое тело, которое заставляет меня чувствовать себя в безопасности.

Стон, срывающийся с его губ, низкий и гортанный. Его веки закрываются. Он хрипло произносит: – Меня даже не волнует, лжешь ли ты. Это самая горячая вещь, которую мне когда-либо говорила какая-либо женщина.

– Я не лгу. Я никогда раньше не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас, здесь, с тобой. Мой великолепный, мужественный, крутой ирландец, о котором я не переставала думать с того дня, как мы встретились.

У него такое выражение лица, которое я раньше видела только у людей перед тем, как они упадут в обморок. Надеясь избежать такого исхода, я притягиваю его голову для поцелуя. Он жадно целует меня в ответ, зарываясь пальцами в мои волосы и прижимаясь своим тазом к моему. Мы занимаемся этим до тех пор, пока я не начинаю извиваться от желания под ним.

– Ты так хорошо целуешься, – говорю я, тяжело дыша. – Мне нравится, какой ты на вкус.

Он стонет.

– Господи, черт возьми, ты пытаешься убить меня.

– В данный момент нет. Я просто наслаждаюсь тем, какой ты вкусный. – Его глаза закатываются назад. – Пожалуйста, трахни меня сейчас своим потрясающим толстым членом? Мне нравится чувствовать его внутри себя.

Очень тихо он говорит: – Я умер и попал на небеса. Должно быть, это всё.

Единственное слово, которое я могу подобрать, чтобы описать его реакцию на мои похвалы, – это сила. Давая ему то, что ему нужно, я чувствую себя сильной, смелой и чертовски могущественной.

Он тоже это чувствует? Когда он называет меня своей хорошей девочкой и я таю, заставляет ли это его чувствовать себя таким же невероятным? Это эйфория?

Когда он сползает вниз по моему телу, просовывает лицо между моих ног и начинает жадно лакомиться моей киской, я решаю, что это не имеет значения. Если он будет делать это каждый раз, когда я говорю ему что-то приятное, отныне я буду разносчиком печенья, черт возьми.

Зарывшись пальцами в его волосы, я шире раздвигаю ноги и шепчу: – Я люблю твой язык, Куинн. Это невероятные ощущения.

Он стонет в мою плоть. Его пальцы впиваются в мои бедра. Твердый и покачивающийся, его член висит между согнутых ног, головка приобрела темно-ягодный оттенок. По всему нему выделяются прожилки. Кончик блестит. В неистовстве его язык скользит взад-вперед по моему налившемуся кровью клитору.

Эйфория, бьющаяся во мне – как сердцебиение, я шепчу: – Твой член такой великолепный. Такой длинный и толстый. Один только взгляд на это возбуждает меня.

Он берет его в одну руку и начинает играть с ним, покачивая бедрами, поглаживая от макушки до основания и обратно, время от времени останавливаясь, чтобы провести ладонью по яйцам. Я стону, близкая к оргазму. Мои пальцы сжимаются в его волосах. Мои бедра двигаются в такт движениям его порочного языка. Издавая приглушенные звуки удовольствия, когда он ест меня, он поглаживает свой член быстрее.

Я выгибаю спину и беспомощно прижимаюсь к его лицу. Мои соски твердые и чувствительные, жаждущие его рта или прикосновений. Когда я говорю ему это, он стонет, его глаза закрыты, а щеки ввалились от сосания. Наблюдая за ним, я прерывисто шепчу: – Ты заставишь меня кончить. Пожалуйста, не останавливайся. Мне нравится это просто так. Это идеально. Ты само совершенство. Куинн, о боже...

От оргазма у меня перехватывает дыхание. Я поднимаюсь с кровати, дрожа и потея, наслаждаясь каждым горячим движением его языка по моему клитору, хотя он изысканно, почти болезненно чувствителен. Я кончаю и кончаю, дергая его за волосы и постанывая, пока он не погружает в меня два толстых пальца, и я всхлипываю.

– Ты самое совершенное, что я когда-либо видел в своей жизни, – рычит он, трахая меня пальцем, пока я дергаюсь и задыхаюсь. – И ты вся моя, не так ли, детка?

Я что-то бормочу. Я не знаю что. Что бы это ни было, это заставляет Куинна мрачно усмехнуться.

– Да, это так. Скажи, что хочешь мой член.

– Пожалуйста, да, пожалуйста, отдай это мне!

Когда он погружает его в меня, я все еще кончаю. Я вскрикиваю в экстазе, моя киска сжимается вокруг его толстого члена. Ритмично извиваясь вокруг него, как будто я пытаюсь выдоить сперму прямо из него.

Он говорит что-то по-гэльски. Ругательство или похвала, я не могу сказать. Но его голос напряжен, а бедра подрагивают. Сидя на коленях, мои ноги раздвинуты вокруг его бедер, а его руки сжаты на моей заднице, когда он поднимает меня, он погружает свой член в меня снова и снова. Он груб, но поскольку я знаю, что его грубость подпитывается страстью, а не гневом, я приветствую это. Его толчки замедляются, и он вздрагивает, постанывая.

– Да! Кончай! Дай мне почувствовать, как ты отпускаешь!

Он бросается вперед, наваливаясь на меня локтями. Хватает за лицо. С широко открытыми глазами он целует меня, затем достигает кульминации с первобытным рычанием и сильными спазмами всего тела, от которых сотрясается кровать. Глубоко внутри меня его член пульсирует, когда он выливается Все это время мы смотрим друг другу в глаза. Он выдыхает мое имя. Я обвиваю ногами его талию. А тот высокий утес, о котором я беспокоилась раньше? Я просто прыгнула, черт возьми, головой вперед.

27

ПАУК

Мы лежим, запутавшись, на кровати в темноте. Я не знаю, как долго мы были в таком состоянии. Может быть, часы. Дни? Годы? Кто, блядь, знает. Я потерял всякое чувство времени. Все, что я знаю, это то, что я здесь, в месте, о котором никогда не мечтал, с женщиной, которая заставляет меня чувствовать, что жизнь, в конце концов, может стоить того, чтобы жить.

Ее голова лежит у меня на груди. Ее ноги переплетены между моими. Ее теплая рука прижата к моему бьющемуся сердцу. Мое ошеломленное, ноющее, разбитое сердце, которое понятия не имеет, что его только что ударило. Его укусила гадюка с острыми клыками и сладчайшим ядом.

Тяжело выдохнув, Рейна шепчет: – Что теперь будет?

– Теперь, я полагаю, мы это выясним. – Наступает короткая, но напряженная пауза.

– Это…

– Что?

– У тебя всегда так? Я имею в виду, настолько интенсивно?

Я закрываю глаза и выдыхаю. Мои легкие тоже болят.

– Нет, девочка, – бормочу я. – Не для меня.

– Хорошо. Если бы ты сказала ”да", я бы зубами вырвал кольца из твоих сосков.

Посмеиваясь, я провожу пальцами по ее длинным шелковистым волосам. Пошевелившись, она нежно целует меня в подбородок. Я поворачиваю голову и смотрю на нее, потрясающую даже в полумраке.

– Твоя мать действительно назвала тебя в честь художника Уинслоу Гомера?

– Да.

– Это мило.

– Она была хорошим человеком.

Я могу сказать, что она хочет сказать что-то еще, но не делает этого. Она просто играет с моей бородой и наблюдает за мной своими русалочьими глазами, поблескивающими в темноте, как морское стекло под зыбучими водами. Чувствуя себя тысячелетней старухой, я поворачиваю голову и смотрю в потолок.

Через некоторое время я говорю: – Мне тридцать восемь.

– Хммм. Ты выглядишь ни на день старше пятидесяти.

– Я это заслужил.

– Ты знаешь. Что еще? Расскажи мне больше.

– Что, например?

– Я не знаю… Какая твоя любимая песня?

– “Боже, благослови Америку”.

Она смеется.

– Это не твоя любимая песня.

– Так и есть.

– Правда? – Какое-то время она молча переваривает услышанное. – Как странно.

Я пожимаю плечами.

– Ты мне тоже нравишься. Вкусовщина.

Она снова тихо смеется, дергая меня за бороду.

– Хорошая шутка. – Затем, мгновение спустя, она продолжает с милой нерешительностью: – Я тебе нравлюсь?

И она называет меня идиотом. Мой вздох – мощный порыв воздуха.

– Да. Ты мне нравишься. Но опять же, я жажду наказаний, так что вот оно как.

– Это такая странная фраза. ‘Жаждущий наказаний’. Что это вообще значит?

– Это значит, что ты любишь то, что причиняет тебе боль.

Легкая дрожь пробегает по ее телу. Прижимаясь ко мне ближе, она шепчет: – Не люби то, что причиняет тебе боль, Куинн. Что бы ни причиняло тебе боль, оно тебя не заслуживает. Ты создан для гораздо лучшего.

Тысячью ножей ее слова врезаются в мое сердце. Истекая кровью, едва способный дышать, я хрипло говорю: – Черт возьми. Перестань быть милой. Я не могу этого вынести, когда ты такая.

– Да, ты можешь, слабак. Давай, потренируемся. – Она приподнимается на локте и улыбается мне сверху вниз. – Привет, Гомер. Я Рейна. Приятно с тобой познакомиться. Ты выглядишь так, как сирота представляет рождественское утро.

Закрывая глаза, я перевожу дыхание и молюсь, чтобы Господь помог мне. Не то чтобы он слушал. Он перестал слушать меня давным-давно.

Она шепчет: – Мне нравится, что ты такой большой и крутой парень, который бегает вокруг и стреляет в людей, как будто это просто еще один рабочий день, но внутри ты весь мягкий. Один маленький комплимент, и ты растаешь.

– Это был не просто комплимент. Это была улыбка, которая могла положить конец войнам, и единственный раз, когда ты произнесла мое имя и метафору о том, что ты думаешь обо мне, это было похоже на чертову овацию стоя.

– Это было довольно вкусно, не так ли? – Когда я поворачиваю голову и смотрю на нее, она улыбается мне.

Она тычет меня в ребра.

– А теперь сделай это ты.

Я обхватываю ладонью ее подбородок и провожу большим пальцем по прелестному изгибу ее щеки. Глядя ей в глаза, я шепчу: – Ты – привилегия, которой я не заслуживаю, но я собираюсь провести остаток наших жизней, пытаясь быть достойным тебя.

На мгновение она остолбенела, сглатывая и моргая. Затем она поворачивает лицо к моей шее, закрывает глаза и еле слышно произносит: – Если ты снова заставишь меня плакать, остаток твоей жизни будет очень коротким.

Это заставляет меня усмехнуться.

– Ну и кто же из нас мягкий? – Пряча лицо, она качает головой и ничего не говорит.

Перекатываясь на бок, я заключаю ее в объятия, зарываюсь лицом в ее волосы и глубоко вдыхаю. Когда она обнимает меня за талию и сжимает, я чувствую себя так, словно кто-то только что вручил мне корону и ввел в мой новый замок.

Через некоторое время приглушенным голосом она говорит: – Я не знаю, как быть женой.

– Все в порядке. Я не знаю, как быть мужем.

– Нет, я имею в виду, я не знаю, смогу ли я быть женой. На случай, если ты не заметил, у меня много багажа из отдела супружества.

Я провожу рукой по ее плечу и вниз по спине, нежно обводя контуры ее шрамов. Больше, чем когда-либо, я хочу, чтобы этот никчемный ублюдок, ее покойный муж, был жив. О, что бы я с ним сделала. Все уродливые и чудесные вещи.

– Если тебе от этого станет лучше, то у меня нет никаких ожиданий. Если бы ты позволяла мне время от времени смотреть на тебя обнаженной, это было бы великолепно, но кроме этого, тебе не нужно ничего делать и быть собой.

Смущенным голосом она спрашивает: – Неужели всем ирландцам так же легко угодить, как тебе?

– Все итальянки такие же красавицы, как ты?

– Есть миллион итальянских женщин, похожих на меня, Куинн. Сиськи, задница, много дерзости. Это заложено в генофонде.

– Хм. Похоже, мне нужно забронировать поездку в Италию. – Она хлопает меня по спине, заставляя рассмеяться. – Это была шутка.

Она бормочет: – Лучше бы так и было.

– Простите, это тот же самый человек, который обвинил меня в ревности и собственничестве? Потому что привет, горшок, познакомься с чайником.

– Я всажу пулю в этот дурацкий чайник, если ты сейчас же не заткнешься.

Моя грудь сотрясается от беззвучного смеха, я наваливаюсь на нее сверху, убирая волосы с ее лица. Она смотрит на меня сверкающими глазами.

– Боже мой, – выдыхаю я, глядя на ее прекрасное, мертвенно-бледное лицо. – Вы замечательная женщина, миссис Куинн.

– И ты раздавишь меня. Кстати, сколько ты весишь?

– Не знаю. Особо не заморачивался с весами.

– Может быть, тебе стоит купить одни. Ты ненормально тяжелый.

– Все дело в мышцах. – Она вздыхает, закрывая глаза. – У меня есть идея.

– Бедняжке, должно быть, одиноко в твоем пустом мозгу.

– Перестань оскорблять меня на минуту и послушай. Давай утром пройдемся по магазинам. – Она открывает глаза и приподнимает бровь. – Разве ты не помнишь, что единственный предмет одежды, который у тебя сейчас есть, – это свадебное платье?

– Ты действительно предлагаешь мне отправиться за покупками в свадебном платье?

– Хм. Это проблема. Я распоряжусь, чтобы кое-что принесли из бутика внизу, а потом мы отправимся за покупками.

– У меня полно своих вещей, которые я могу надеть, Куинн. Тебе не нужно утруждать себя покупкой мне чего-либо.

– Все, что у тебя есть, черное.

– А. Точно. – Она замолкает, задумчиво покусывая губу. – И я выбросила всю свою старую одежду после того, как переехала к Джанни.

– Значит, мы пойдем по магазинам. Пока мы будем этим заниматься, я пришлю к тебе домой пару парней, чтобы они собрали твои вещи.

Я внимательно наблюдаю за выражением ее лица, чтобы понять, что она думает об этой идее. Немного поразмыслив, она говорит: – Потому что я переезжаю к тебе.

Я наклоняю голову и нежно целую ее в губы.

– Да. Если ты хочешь.

– Ты этого хочешь?

– Не будь чертовой идиоткой.

– Это означает “да”?

– Это означает “да”.

– Я просто хотела, чтобы ты сказал это вслух.

– Я уже говорил тебе раньше.

Опустив ресницы, она шепчет: – Я знаю. Но мне нравится это слышать.

Это так застенчиво и так непохоже на нее, что застает меня врасплох. Это также выводит меня из себя.

Я говорю грубо: – Я хочу, чтобы ты жила со мной. Я хочу, чтобы ты спала со мной. Я хочу, чтобы ты принимала со мной душ, кормила меня и трахала меня каждую ночь и четыре раза по выходным.

– Ага! Я знала, что ты заставишь меня готовить!

– Правда? И это то, что ты запомнила из всего этого, что я только что сказал?

– Нет, – мягко говорит она, улыбаясь мне.

– И?

– И… Это все очень мило.

– Мило? Ты заставляешь меня вскрывать свое сердце, и все, что я получаю за эти чертовы усилия, – это ”мило"?

– Мистер Хайд сейчас выйдет поиграть? У меня такое чувство, что мы вот-вот начнем спорить. Подожди, или это доктор Джекилл?

Когда я рычу, она смеется, очень довольная собой.

– Я прощаю тебя только за то, что ты открыл свое сердце.

– Прекрасно. Мы квиты. Больше ни за что друг другу не отомстим, да?

Улыбаясь мне, она дразнит: – Ага.

Я переворачиваюсь на спину и тяну ее за собой. Она устраивается у меня на груди со вздохом удовлетворения и проводит пальцами ног по внутренней стороне моих икр. Обнимая ее, я целую ее волосы и закрываю глаза. Я не осознаю, что улыбаюсь, пока она не протягивает руку и не касается моих губ.

Она говорит: – Ты действительно невероятно красив, Куинн. Я никогда не видела мужчину с такой линией подбородка. Даже с бородой он мог резать сталь.

Хриплым от эмоций голосом я говорю: – Теперь ты меня балуешь.

– Да. Тебе нравится?

– Да, злая ведьма. Мне это чертовски нравится. И ты это знаешь. Перестань хлопать себя по плечу из-за этого и продолжай в том же духе.

– Хорошо. Хм... А что, если я скажу тебе, что когда я впервые увидел тебя, у меня екнуло сердце?

– Мой член стал бы твердым, вот что.

– Это уже так.

Она не лжет. От всех этих похвал, которыми она осыпает меня, мои яйца сжимаются, а член встает дыбом. Он хочет снова погрузиться в ее сладкое, скользкое тепло. Протянув руку между нами, она обхватывает мою эрекцию.

– Не мог бы ты показать мне, как целовать его, чтобы тебе было приятно? – Мои глаза распахиваются. Мое сердце взлетает, как ракета. – Потому что я не знаю, как это делается. – Она выдыхает дрожащий смешок. – Энцо стеснялся того, какой он маленький, поэтому ему не нравилось, когда я даже смотрела на него, не говоря уже о том, чтобы класть его в рот.

Я больной, жалкий щенок из-за того, насколько счастливым я себя чувствую, зная, что а) у него был маленький член и б) она никогда его не сосала. А также то, что она хочет отсосать у меня. Она права: вся эта терапия, которую я проходил, была пустой тратой денег. Я все еще в полной заднице.

Медленно выдыхая, я говорю: – Ты не обязана, если не хочешь. Я никогда не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь. И ты не должна чувствовать себя обязанной что-то делать только потому, что я сделал это с тобой.

– Я знаю. Вот и все причины, по которым я хочу это сделать. – Когда я просто лежу с колотящимся сердцем, пытаясь понять, не стоит ли мне покончить с собой сейчас, потому что это, несомненно, самый яркий момент в моей жизни и дальше все может пойти только под откос, она шепчет: – Я хочу, чтобы тебе было хорошо, Куинн. Мне приятно доставлять тебе удовольствие.

Я стону. Теперь я могу покончить с собой.

Она скользит вниз по моему телу, пока ее глаза не оказываются на уровне моего члена. Опершись на локти между моих ног, пока я глажу ее по волосам, она размышляет: – Интересно, все эти авторы любовных романов, которых я читаю, тайно следили за тобой в поисках вдохновения.

– Что это значит?

– Это значит, что в моих книгах большие члены – норма. – Она поднимает на меня взгляд. – Или это нормальный размер?

Пытаясь подавить улыбку, я говорю: – Я не эксперт, но из того, что я понимаю, существует столько же различных размеров и форм членов, сколько и мужчин.

– О. – Она снова смотрит на мой твердый член. – Боже, если есть члены больше этого, то мужчины, которым они принадлежат, должны быть гигантами.

– Тот факт, что ты даже не пытаешься сделать мне комплимент, делает этот комплимент лучшим из всех на данный момент.

– Так с чего мне начать? Представь, что это леденец?

Я бы никогда за миллион лет не поверил, что буду пытаться не рассмеяться вслух, когда женщина вот-вот вскружит мне голову, но этот день не перестает удивлять.

– Дай мне свою руку. – Я направляю ее руку к своему стволу и обхватываю пальцами основание.

Широко раскрыв глаза, она шепчет: – Мои пальцы даже не могут сомкнуться.

– Теперь помолчи.

Обхватываю ее руку своей, сжимаю, затем провожу ее рукой по всему стволу, прямо под головкой. Я снова сжимаю там и бормочу: – Оближи щелочку сверху.

Она жадно набрасывается на это, как котенок на миску со сливками. Ощущения чертовски невероятные, но мы только начинаем. Я не хочу кончить ей прямо в лицо и испортить настроение.

Хриплым голосом я говорю: – Не торопись. Пососи немного, только головку, затем снова оближи. Когда ее губы скользят по набухшей головке моего члена, из моей груди вырывается низкий стон. Она сосет, и я закрываю глаза. Ее горячий влажный язычок кружит по щелочке сверху, и я вздрагиваю.

– Хорошо?

– Идеально.

Я снова провожу ее рукой вниз по стволу, выгибаясь от давления, пока она продолжает сосать и облизывать головку. Я начинаю потеть. Мое дыхание сбивается. Моя рука, лежащая на ее руке, слегка дрожит, а мышцы моих бедер и живота напряжены. Я шепчу: – Попробуй взять в рот еще немного, милая. Действуй медленно.

Вся головка моего члена окутана влажным теплом. Это так чертовски приятно, что я снова стону. Она лижет, сосет и водит языком по кругу, пока я лежу на спине, расслабляясь.

– Ты такой твердый, – шепчет она, ее губы скользят по моей коже.

Она начинает поглаживать меня чуть быстрее, реагируя на давление моей руки и изгиб моих бедер. Когда она наклоняется вперед и кивает головой, я предупреждаю: – Не слишком сильно, иначе ты… – Она издает рвотный звук. Мой член выскакивает у нее изо рта.

– Черт. – Остановившись, чтобы перевести дыхание, она хрипло говорит: – Боже, в моих книгах об этом никогда не упоминают.

– Тебе придется отправить автору письмо в крепких выражениях.

– Чертовски верно, – бормочет она. Затем ыдыхает, перекидывает волосы через плечо и снова наклоняется вперед.

Да благословит Господь решительную женщину.

Она снова начинает сосать и лизать, задавая удобный темп. Удобный для нее, во всяком случае. Я упираюсь пятками в матрас и скриплю зубами, пытаясь сохранить подобие самообладания. Последнее, чего хочу, так это потерять контроль и начать трахать ее в рот, как животное, хотя это именно то, чего требует от меня мое тело.

Мой член пульсирует под ее языком. Мои яйца болят. Раскаленный добела водоворот удовольствия закручивается все туже и туже в моем тазу, и это все, что я могу сделать, чтобы не сжать руки по обе стороны от ее головы и не врываться в ее идеальный влажный рот снова и снова, пока не взорвусь. Я должен быть джентльменом. В конце концов, это наша брачная ночь.

Ее рука и мой ствол влажные от ее рта, так что каждое поглаживание теперь восхитительно скользкое. Она сжимает сильнее, когда гладит меня, и это сводит меня с ума. Сквозь стиснутые зубы я говорю: – Я уже близко. Я предупреждаю тебя прямо перед этим.

– Почему?

– Чтобы я не кончил тебе прямо в глотку.

– Почему это должно быть плохо? Я хочу попробовать тебя на вкус.

Мой стон прерывается. Если я выйду из этой комнаты живым, это будет чудом.

Я откидываю голову на подушку, нащупываю прядь ее шелковистых волос и дергаю за нее, пока она сосет и гладит мой член.

– Гадюка, – прерывисто шепчу я. – Моя прекрасная гадюка. Что ты со мной сделала? – Когда она стонет вокруг моего члена, я чувствую это до самых яиц. Втягивая воздух сквозь зубы, я запускаю руку в ее волосы и сжимаю их в кулак. – Детка. Блядь. Я там. Я прямо там, блядь, ах ...

Я задыхаюсь и дергаюсь, извергаясь горячими, неконтролируемыми импульсами, прежде чем успеваю закончить предложение. Она обхватывает обеими руками мой ствол и сосет головку, когда я кончаю ей в рот, теряясь в ощущениях, мое сердце бешено колотится, а все тело содрогается от освобождения.

Когда все заканчивается, и я лежу, тяжело дыша и дрожа, она в последний раз сжимает мой член, садится на пятки, облизывает губы и улыбается мне.

– Ты на вкус как фундук.

У меня перехватывает дыхание от смеха.

– Ты любишь фундук, милая?

– Это мое любимое блюдо.

Может быть, в конце концов, Бог не так уж сильно ненавидит меня.