Текст книги "Жестокие клятвы (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
– Это не имеет значения. Что в прошлом, то в прошлом. Спасибо за откровенность. – Я поднимаю руку и показываю ей безымянный палец. – Теперь мы можем поговорить о бриллиантах? Потому что я заметила, что у тебя камень размером со скейтборд. Эта вещь великолепна! Ты сама его выбрала, или у Деклана просто изысканный вкус?
Она смеется, протягивая руку, чтобы посмотреть на свое кольцо.
– Да, оно довольно милое, не так ли? Ему нравится баловать меня.
Мы начинаем с этого. Разговор течет естественно. Если она и замечает во мне что-то странное, то не упоминает об этом. Минут через двадцать я спрашиваю, где здесь туалет.
– Дальше по коридору, третья дверь направо.
– Спасибо. Сейчас вернусь.
– Налить нам еще вина?
– Абсолютно!
Я иду по коридору, отчаянно желая побыть наедине, но отвлекаюсь, как только кладу руку на ручку двери дамской комнаты.
Я слышу голоса, доносящиеся из дальнего конца коридора. Это Куинн и Деклан в его кабинете.
Я колеблюсь, пытаясь отговорить себя от этого, но в конце концов сдаюсь и крадусь по коридору к приоткрытой двери, останавливаюсь и прислушиваюсь, затаив дыхание.
– ...не может иметь к этому никакого отношения. Это было двадцать лет назад, парень. И ты убил его. Люди не возвращаются из могилы.
Куинн тяжело вздыхает.
– Да. Я знаю. Но я не могу отделаться от мысли, что я проклят.
– Это говорит твое чувство вины, а не твой здравый смысл.
– Ты так уверен.
– Я действительно так уверен. Забудь об этом. Теперь расскажи мне о своей жене. Как обстоят дела?
Я наклоняюсь ближе, мое сердце бешено колотится, пока я жду ответа Куинн. Когда воцаряется тишина, Деклан подсказывает: – Помнишь, что ты сказал мне, когда впервые попросил организовать встречу с Карузо?
– Что?
Деклан усмехается.
– Ты сказал: “Нет ничего лучше новой киски, чтобы забыть старую”, ты, хладнокровный ублюдок.
Это ощущение, словно нож вонзился мне в солнечное сплетение. Я не жду продолжения. Я поворачиваюсь и ухожу, проклиная себя за то, что была настолько глупа, что впустила его. Женщины никогда не могут доверять мужчинам. Они хотят только трахать вещи или ломать их.
32
ПАУК
– Я вел себя как идиот, – отвечаю я, качая головой.
– Да, я это знаю. Я просто рад, что ты это понимаешь. Итак, расскажи мне. Как поживает печально известная Черная Вдова?
Я говорю сердито: – Я не собираюсь рассказывать тебе, какая она в постели, черт возьми.
– Высунь голову из канавы. Я не об этом спросил.
– Тогда о чем, черт возьми, ты спрашиваешь?
Он пристально смотрит на меня мгновение, прежде чем сказать: – Знаешь, ты ей нравишься.
Жар приливает к моим щекам. Я говорю грубо: – Ты так думаешь?
– Да. Болван.
– Откуда ты знаешь?
– То, как она смотрит на тебя. То, как она с тобой разговаривает. То, как она послала своих родичей на хуй, когда они пытались заставить тебя покинуть собрание.
– Массимо, – говорю я, и мое настроение омрачается при воспоминании о нем. – Мне не нравится этот ублюдок.
– А кому нравится? Я хочу сказать, что твоя новая жена прикроет тебе спину. – Его глаза искрятся смехом. – Должно быть, это была отличная брачная ночь, парень.
– Я знал, что ты об этом говоришь!
– Эй, помолчи. Ты снова завелся. Я должен был заставить тебя взять небольшой отпуск.
– У меня уже было свободное время после всего этого фиаско в России, помнишь? И я завелся из-за этого проклятого сна, как тебе и говорил. Шеннон не снилась мне уже много лет.
Закинув ноги на стол, Деклан делает глоток виски и рассматривает меня, сидящего напротив него в одном из его больших кожаных кресел.
– Я не думаю, что это нужно говорить, но Рейна – не Шеннон. Она может сама о себе позаботиться.
– Теперь моя работа – заботиться о ней!
Он отмахивается от этого.
– И только потому, что Карузо не выяснил, кем были злоумышленники, не означает, что это имеет какое-либо отношение к Урошевичу.
Взволнованный, я встаю со стула и начинаю расхаживать по комнате.
– Это были наемники, Деклан. Наемники, которых невозможно было отследить. Это была не обычная попытка похищения. За этим стояло что-то большее. Кто-то один покрупнее. И тот факт, что Карузо ничего не может о них разузнать, доказывает это.
Наблюдая, как я взволнованно расхаживаю по комнате, Деклан мягко говорит: – Ты всадил ему пулю в лоб, парень. Он был мертв и похоронен половину твоей жизни. Это был не он.
– Тогда кто, черт возьми, это был?
– Я взял на себя задачу выяснить это. Вы получите всю информацию в течение нескольких дней.
– Каким образом?
Его улыбка загадочна.
– Я – это я, вот как.
– Ты хочешь сказать, что позвонил Киллиану Блэку.
Его самодовольный вид становится кислым.
– Ты можешь быть настоящей занозой в заднице, ты это знаешь?
Я бормочу: – Теперь ты говоришь как моя жена.
– Говоря о женах, нам лучше вернуться туда, пока они не вынашивают заговор, чтобы править миром и списать нас со счетов.
Он прав. Оставлять таких женщин, как Слоан и Рейна, наедине в комнате опасно. В зависимости от их настроения, мы можем обнаружить, что у нас не хватает нескольких важных конечностей, когда проснёмся утром, и обнаружить, что они отправили наших солдат служить под новым, полностью женским руководством.
Когда мы возвращаемся в гостиную, они уютно устроились на диване, пьют вино и смеются, как два старых приятеля.
– У вас двоих такой вид, будто вам весело, – говорит Деклан.
Слоан улыбается ему.
– Просто девчачьи разговоры. Присаживайся.
Глядя на Рейну, которая сидит, поджав под себя босые ноги, и ее великолепные сиськи вываливаются из выреза платья, я говорю: – Я думаю, пришло время закругляться. У нас был напряженный день. Я уверен, что моя жена хотела бы лечь спать.
Слоан смеется.
– Я уверена, что один из вас так бы и сделал.
У меня горят уши, но я не могу отвести взгляд от Рейны. Она смотрит на меня из-под ресниц с непроницаемым выражением в глазах. Как будто у нее есть какой-то секрет. Я надеюсь, что этот секрет касается моего твердого члена, потому что он уже возбуждается.
Она поворачивается к Слоан.
– Большое вам спасибо, что пригласили нас в гости. Ты замечательная хозяйка. Я надеюсь, что скоро мы будем чаще видеться.
Слоан говорит: – Детка, мы будем намного чаще видеться друг с другом. Кстати, как ты думаешь, тебе было бы интересно съездить с девушками в Париж? Мы с моей лучшей подругой Нэт подумывали о поездке на неделю моды в сентябре.
Деклан говорит: – Ты не поедешь в этот чертов Париж без меня. – Слоан улыбается ему.
– Хорошо, милый. – Она поворачивается обратно к Рейне. – Мы будем в отеле Costes, где останавливаются все крутые знаменитости. У них есть потрясающий номер класса люкс, который стоит около пяти тысяч евро за ночь и стоит каждого пенни. Он размером с квартиру. Мы можем остаться там все вместе и заказывать еду в номер.
Деклан громко повторяет: – Ты не поедешь в Париж без меня!
– Я знаю, милый. Так что я позвоню тебе и сообщу все подробности, хорошо, Рейна?
– Звучит заманчиво, – отвечает Рейна, вставая. Она ставит свой пустой бокал на кофейный столик, когда Слоан поднимается, затем они обнимаются.
Я не знаю, почему при виде их обнимающихся у меня сжимается грудь и в горле образуется комок, но это так. Судя по выражению лица Деклана, он не чувствует себя настолько уж затуманенным из-за сложившейся ситуации.
Бедный ублюдок. Следующие несколько дней он проведет, пытаясь отговорить Слоан от идеи поехать в Париж, которая, как мы все знаем, с треском провалится.
Мы прощаемся и направляемся к машине. Как только мы устраиваемся и Киран везет нас по извилистой дороге из поместья, Рейна поворачивается ко мне.
– Я беспокоюсь о Лили. Ты можешь выяснить, что там происходит?
Я беру ее за руку и тихо говорю: – С ней все в порядке, девочка. Они благополучно добрались до Мексики.
– Ты с ней разговаривал?
– Нет. Я разговаривал с одним из мужчин, которые их отвезли.
– Когда?
– Сегодня утром.
Солнце село несколько часов назад, поэтому света мало, но я все еще могу достаточно хорошо видеть ее лицо, чтобы уловить вспышку гнева в ее глазах.
– Этим утром, – повторяет она холодным голосом. – Когда ты не разговаривал со мной.
Я провожу рукой по волосам, вздыхая.
– Да. Я сожалею об этом.
Сглотнув, она отводит взгляд. После минутного молчания она говорит: – Тебе не нужно извиняться.
– Я должен извиниться, вел себя как осел.
Она качает головой.
– Тебе не нужно ничего объяснять. Я понимаю.
Что-то в тоне ее голоса – и в том, как ее рука пассивно лежит в моей, как дохлая рыба, – заставляет меня нервничать.
– Что именно ты понимаешь?
– Я просто имела в виду, что ты заслуживаешь уединения. Ты не обязан делиться каждой маленькой мыслью, которая у тебя на уме. Я знаю, тебе нужно пространство.
Когда она осторожно убирает свою руку из моей, я беру ее за подбородок и поворачиваю ее голову к себе. Выражение ее лица пустое. В ее глазах читается отстраненность. Она ушла в себя, куда-то, где она не хочет, чтобы я до нее добрался.
К черту это дерьмо.
– Что случилось? – спрашиваю я.
– Ничего.
Она снова сглатывает. Я думаю, это говорит о том, что она взволнована, но старается не показывать этого.
Я не потерплю всю эту гребаную чушь. Я хватаю ее и сажаю к себе на колени.
Она выдыхает и закрывает глаза, бормоча: – Начинается.
– Ты чертовски права, начинается! Киран, заткни уши, приятель!
Он показывает мне поднятый большой палец и включает радио. Держа Рейну, я сжимаю ее в объятиях и слегка толкаю, рыча: – Поговори со мной, гадюка. Что, черт возьми, происходит у тебя в голове? И не говори больше ”ничего", или я тебя отшлепаю.
Ее глаза вспыхивают. Она шипит: – Попробуй, ирландец. Я в настроении пролить немного крови.
Хотя я беспокоюсь о том, что ее гложет, я ухмыляюсь.
– Вот и моя Дьяволица. Теперь начинай говорить.
– Что это за патологическая потребность у тебя все обсуждать?
– Это называется быть взрослым. А теперь перестань прятаться от меня и выкладывай все начистоту, женщина.
Жесткая и колючая, как кактус в моих руках, она свирепо смотрит на меня.
– Я собираюсь воспользоваться твоим предложением позволить мне жить в моем собственном доме.
Это ошеломляет меня. Задетый, я спрашиваю: – Почему?
– Я не обязана тебе ничего объяснять.
Ладно, теперь я чертовски зол. Если она хочет драки, она ее получит.
Сквозь стиснутые зубы я говорю: – Да, гадюка. Объясняй. Я твой чертов муж, помнишь?
Ее взгляд мог заморозить меня, превратив в кубик льда. Она говорит ровным голосом: – Как будто я могла забыть.
– Не испытывай меня, женщина.
– Или что?
Я прекрасно понимаю, что мы могли бы ходить туда-сюда всю ночь, поэтому беру дело в свои руки и целую ее.
Сначала она сопротивляется, упираясь мне в грудь и пытаясь вырваться. Но я не позволяю ей. Я обнимаю ее и целую до тех пор, пока она не становится податливой и дрожащей, а мой член не начинает кричать, требуя освобождения от брюк.
– Теперь, блядь, говори, – говорю я ей в рот, тяжело дыша. – И подумай о том, чтобы быть честной со мной.
– Как будто ты был честен со мной насчет того, что любишь другую женщину?
Это похоже на пощечину.
– Что, черт возьми, это значит? В кого я должен быть влюблен?
– Райли.
Сидящий впереди Киран издает низкий удивленный свист.
Игнорируя его, я спрашиваю: – Откуда ты знаешь о Райли?
Я понимаю, что это неправильный подход, когда вся борьба покидает ее. Рейна снова сглатывает и отводит взгляд.
– Пожалуйста, отпусти меня.
– Черт возьми, женщина. Ты никуда не пойдешь. Посмотри на меня.
Конечно, она этого не сделает, поэтому я беру ее лицо в ладони и заставляю. Глядя ей в глаза, я говорю: – Я не влюблен в Райли.
– Знаешь что? Если так, то это действительно не мое дело.
– Перестань бороться со мной. Я тебя не отпущу. И не закрывай глаза, черт возьми!
– Ты перестанешь кричать мне в лицо, пожалуйста?
Я прижимаюсь губами к ее уху и горячо говорю: – Твоя ревность неуместна. Я больше ни в кого не влюблен.
– Я не ревную!
Она в ужасе от такого предположения, что заставляет меня думать, что я прав. А еще это так чертовски заводит меня, что хочу сорвать это платье и трахнуться прямо здесь, на заднем сиденье.
Я хватаю ее за голову обеими руками и снова целую. Она извивается, пытаясь вырваться, упираясь в меня, пока я не сжимаю ее запястья. Затем я запускаю другую руку в ее волосы и снова целую ее, на этот раз издавая стон ей в рот от желания.
– Куинн, остановись. Отпусти меня.
– Я никогда не отпущу тебя. В контракте сказано, что я не могу.
– Ты бессердечный ублюдок.
– Посмотри на меня. Успокойся и посмотри на меня, Рейна.
Тяжело дыша, она отворачивается, но в ответ смотрит враждебным, недоверчивым взглядом. Понизив голос, хотя мне хотелось бы накричать на нее, я говорю: – Я ни в кого больше не влюблен. Я отвечу на любые вопросы, которые ты захочешь, но сначала тебе нужно понять этот факт. Я был без ума от Райли, да. Я хотел, чтобы между нами что-то было, да. Но этого не было. Я даже ни разу не поцеловал девушку. Никогда не прикасался к ней. Она была под моей защитой, и я так сильно все испортил, что в конце концов ее застрелили. Я. Случайно, но, тем не менее, она получила мою пулю. Так что тебе придется простить меня за то, что я был более чем немного растерян из-за этого, Рейна, но я не влюблен в нее. Она не та, кого я хочу. – Я нежно целую ее в губы. – У меня есть женщина, которую я хочу, даже если она ненавидит меня.
Она молча смотрит на меня. Затем таким тихим голосом, что я едва слышу его, она говорит: – Я не ненавижу тебя.
Мое сердце бешено колотится, я притягиваю ее ближе и снова целую. Я целую ее всю обратную дорогу в город и до тех пор, пока Киран не останавливает машину в подземном гараже. Затем я веду свою жену наверх, в номер для новобрачных, и запираю за нами дверь.
Я подкрадываюсь к ней. Она пятится от меня с широко раскрытыми глазами.
– Не бойся меня, Рейна. Клянусь могилой моей матери, я никогда не причиню тебе вреда.
– Просто каждый раз, когда мне кажется, что я вижу твой наивысший уровень интенсивности, ты устанавливаешь новый рекорд.
Последнее, чего я хочу, это чтобы она подумала, что я такой же псих, как Энцо, поэтому я указываю на стул и приказываю: – Садись. Черт возьми, я имею в виду, пожалуйста сядь.
Я упираю руки в бедра и начинаю расхаживать по комнате, потому что, по-видимому, это единственный известный мне способ выпустить пар, не выстрелив во что-нибудь.
Рейна присаживается на краешек кожаного кресла и настороженно наблюдает за мной. Я останавливаюсь посреди комнаты, тяжело выдыхаю и закрываю глаза.
– Когда мне было девятнадцать лет, я влюбился в замужнюю женщину.
– Тебе не обязательно…
– Помолчи. У тебя еще будет шанс выговориться.
Мне даже не нужно смотреть на нее, чтобы понять, что она убивает меня своими глазами, но это не имеет значения. Прямо сейчас все, что имеет значение, – это то, что я проясняю ситуацию между нами. Мне нужно раздеть ее и затащить в постель, а этого не произойдет, если она все еще злится на меня.
Я подхожу к бару и наливаю себе виски. Выпиваю его залпом, затем поднимаю пустой стакан.
– Нет, спасибо.
– Как тебе будет угодно. – Я наливаю еще и тоже выпиваю. Затем ставлю стакан, поворачиваюсь и, скрестив руки на груди, прислоняюсь к мраморной стойке бара. Я понятия не имею, как сказать то, что должен, поэтому решаю обойтись как можно меньшим количеством слов.
Я делаю медленный вдох, выдыхаю, затем говорю.
– Ее звали Шеннон. Она была на пять лет старше меня. Мы познакомились на матче по регби. Она сказала мне, что замужем, но мне было все равно. Я неустанно преследовал ее. В конце концов, она сдалась. – Мой смех низкий и невеселый. – Я могу быть очень настойчивым, когда чего-то хочу.
На мгновение я погружаюсь в мрачные воспоминания, затем трясу головой, чтобы прояснить их. Рейна наблюдает за мной в напряженном, немигающем молчании.
– Ее муж узнал. Я не знаю, как. Я также не знал, что он состоял в сербской мафии.
Губы Рейны приоткрываются. Ее руки крепче сжимают подлокотники кресла. Она чувствует, что грядет. Я смотрю ей прямо в глаза, когда делаю свое признание.
– Он убил ее за предательство. Перерезал ей горло и оставил тело на лужайке перед моим домом. Затем он первым делом отправился в дом моих родителей тем же утром. Они все еще были в постели, когда он всадил пулю им обоим в головы.
Я держу себя в руках до следующей части, где мой голос срывается.
– Он убил и мою младшую сестру. Перерезал ей горло так же, как Шеннон. Позже полиция сказала, что она умерла не сразу. Ей потребовалось некоторое время, чтобы захлебнуться собственной кровью. Ханне было двенадцать.
Рейна поднимает руки, чтобы прикрыть рот. Я снова закрываю глаза, чтобы не видеть выражение ужаса в ее глазах.
– Затем он отправился в дом моих бабушки и дедушки. Он связал их и поджег дом, то же самое произошло и с ними. Все четверо сгорели заживо.
Рейна тихо произносит: – О Боже. Куинн.
– Пока не взывай к Богу. Дальше еще хуже. Моя старшая сестра жила со своим мужем и тремя маленькими детьми. Мужа он связал и забил дубинками до смерти. Всех троих детей он застрелил в упор. Я не буду рассказывать, что он сделал с моей сестрой. Она была очень красивой девушкой. Затем он прошелся по остальным членам моей семьи, одного за другим, выбирая их, как рыбу в бочке. Тети. Дяди. Двоюродные братья и сестры. Их дети, мужья и жены. К тому времени, как он закончил, было убито сорок два человека. Все мое генеалогическое древо было уничтожено. Из-за меня.
Мне приходится остановиться, чтобы перевести дыхание. Я не заметил, что мой голос стал хриплым, пока я говорил.
– Мне было девятнадцать лет, и я был ответственен за невообразимую резню.
Рейна мягко говорит: – Куинн, ты был всего лишь мальчиком. Это он был ответственным, а не ты.
Я поднимаю голову и смотрю на нее, мою жену – воительницу, пережившую четырнадцать лет жестокого обращения со стороны сумасшедшего, и чувствую такую ошеломляющую волну никчемности, что едва могу говорить. Когда я это делаю, это выходит со скрежетом.
– Нет. Вся эта кровь на моих руках. Это началось из-за моего эгоизма. Поэтому, когда русский убийца, которого послали убить Деклана, похитил сестру Слоан прямо из-под моего гребаного носа, эту невинную девушку, за защиту которой я отвечал…Я немного сошел с ума. Я снова пережил свой личный ад. И когда проснулся этим утром, внезапно понял, что, женившись на тебе, я, возможно, подписал тебе смертный приговор. Что, несмотря на то, что я отомстил Урошевичу за то, что он сделал с Шеннон и моей семьей, возможно, его проклятие все еще преследует меня спустя все эти годы.
Я сглатываю, затем хрипло говорю: – Вот почему я был расстроен. Не потому, что я влюблен в кого-то другого. Потому что теперь я несу за тебя ответственность. И если с тобой что-нибудь случится, мне будет конец.
Она молча смотрит на меня через комнату. Ее русалочьи глаза сверлят меня, прямо в душу. Затем она встает, подходит ко мне и обнимает за плечи.
33
РЕЙ
Он прячет лицо у меня на шее и сжимает меня так крепко, что у меня перехватывает дыхание.
– Спасибо тебе, – шепчу я. – Спасибо, что сказал мне это. Это худшее, что я когда-либо слышала, но я так рада, что знаю.
Его голос срывается, когда он спрашивает: – Почему?
– Потому что больше всего на свете я хочу узнать тебя. Настоящего тебя, который прячется за всеми этими ухмылками и этим ужасным мачо-чванством.
– Смотрите, кто говорит. У тебя так много древних костюмов адских ведьм, что я не могу угнаться за ними всеми.
Я отстраняюсь, обхватываю его лицо руками и нежно целую в губы. Глядя глубоко в его глаза, я говорю: – Это не костюмы.
Через некоторое время мы оба начинаем смеяться. Это тихий и мрачный, но, тем не менее, смех. Я снова целую его. Он опускает лоб на мое плечо и выдыхает. Дрожь пробегает по его большому телу. Я могу сказать, что он глубоко тронут историей, которую он только что рассказал мне, что произносить ее вслух было мучительно и вызвало ужасные воспоминания вместе с чувством вины. Но впервые я благодарна ему за то, что он настаивал на том, чтобы все обсудить.
Но есть еще один последний пункт повестки дня, от которого я не собираюсь отказываться.
Я отстраняюсь от него и жду, пока он поднимет голову и посмотрит на меня, чтобы сказать: – Небольшое общественное объявление: если ты еще раз назовешь меня “киской”, я разобью тебе лицо.
Он хмурит брови.
– Что?
– Я слышала, что ты рассказал Деклану обо мне.
Через мгновение он понимает.
– Ты подслушивала у двери?
– Если это малоизвестное ирландское слово, обозначающее подслушивание, то да.
Он повышает голос.
– Тогда ты бы слышала, как я сказал ему, что был идиотом, когда сказал это.
– К тому времени я уже ушла.
– Кроме того, – говорит он, перекрикивая меня, – я даже не знал тебя, когда у нас с Декланом был этот разговор. Я говорил о Лили, а не о тебе.
– Перестань болтать, Куинн. Ты только глубже роешь себе могилу.
Некоторое время он смотрит на меня в напряженной тишине.
– Ты всегда будешь думать обо мне самое худшее, не так ли?
– Не драматизируй. Ты говоришь мне, что я услышала что-то вырванное из контекста, и я принимаю это.
Его брови взлетают вверх.
– Но ты в это не веришь?
Я могу сказать, что он на грани очередной вспышки гнева. Я не хочу повторения эпизода, который у нас был в машине, когда мне в лицо выкрикивают очередную гневную тираду, поэтому я отстраняюсь от него и медленно подхожу к окнам.
Когда я смотрю вниз на огни города, меня охватывает непреодолимое чувство усталости. Мне тридцать три, у меня нет детей, нет карьеры или опыта работы. Я выросла в обстановке стыда и страха, среди людей, которые не любили друг друга. Все, что я когда-либо знала от каждого мужчины, который должен был заботиться обо мне, – это насилие. Я измучена, цинична и сломлена во многих местах, и в мире не хватит клея, чтобы снова собрать меня воедино. И я начинаю испытывать настоящие чувства к мужчине, который, возможно, еще более сломлен, чем я.
Я говорю: – Я думаю, у нас обоих есть проблемы, которые мы не собираемся решать сегодня вечером. У меня травма из-за моего прошлого. У тебя травма из-за своего. Нас обоих преследуют плохие воспоминания. Я верю, что ты хотел брака по расчету, чтобы попытаться сбежать от всего этого и обрести покой, но вместо этого ты получил меня. Женщину, у которой столько же шрамов, сколько и демонов. Я верю, что у нас сильная физическая связь, но ни один из нас не знает, как жить с самим собой, не говоря уже о другом человеке. – Я отворачиваюсь от окна и смотрю на него. – Я также верю, что ты бы расторг контракт с Лили, если бы узнал о Хуане Пабло раньше.
– Да, – говорит он сердито. – И что из этого?
– Мне только что пришло в голову, что мы так и не подписали брачный контракт.
Застыв, он смотрит на меня с другого конца комнаты. Я вижу, как его разум в действии, безумный рывок, когда он соединяет точки. Затем он проводит рукой по лицу.
– Гребаный ад.
– Да. Мы не состоим в законном браке.
Он поворачивается и наливает себе еще виски. Залпом выпивает, затем осторожно ставит стакан на стол. Не глядя на меня, он хрипло говорит: – Значит, ты хочешь расторгнуть контракт.
Это не вопрос. Он говорит это так, как будто заранее известно, что меня бы не было в этой комнате, если бы я не была обязана быть здесь по закону. Но жизнь никогда не бывает такой простой, не так ли?
– Я не знаю, чего я хочу. Последние несколько дней подорвали мою способность мыслить рационально. – Он ждет, не двигаясь, уставившись на пустой стакан на стойке. Понизив голос, я продолжаю. – Но я имела в виду то, что сказала, я хочу узнать тебя.
Он поднимает голову. Наши взгляды встречаются. Волна эмоций сжимает мою грудь.
– Ты мне нравишься, Куинн. Ты умный. Ты забавный. Ты добрый. Ты умеешь защищать. Ты также совершенно не в себе. То, что произошло между тобой и Райли, все еще свежо в памяти. Ты все еще перевариваешь прошлое.
Он рычит: – Я не лгал, когда сказал, что не влюблен в нее.
– И я верю в это. Но ты все равно можешь быть расстроен из-за кого-то, даже если ты не был влюблен. – Через мгновение я мягко добавляю: – Как и я была бы расстроена, если бы наш притворный брак не удался.
Его глаза сияют. Его челюсть работает. Кадык подпрыгивает, когда он сглатывает. Затем он пересекает комнату несколькими широкими шагами, заключает меня в объятия и целует.
Это страстно, граничит с отчаянием. Он держит мою голову трясущимися руками и пьет из моего рта до тех пор, пока мы оба не начинаем тяжело дышать.
Он вырывается и рычит: – Разреши быть грубым. Я не причиню тебе вреда, но…
– Согласна. Я доверяю тебе. Трахни меня, фальшивый муж. Мы можем разобраться со всей остальной ерундой завтра.
Его веки закрываются, он выдыхает с тихим стоном. Когда он снова открывает глаза, Куинн уже нет. На его месте мой черноглазый монстр, который выходит поиграть со мной в темноте.
Он подбрасывает меня вверх и перекидывает через плечо, подходит к кровати и бросает меня на матрас. Я даже не успеваю отдышаться, как он подтягивает меня за лодыжки к краю, раздвигает мои ноги, кладет руку мне на грудь и заставляет лечь на спину.
Он срывает с меня трусики и просовывает свое лицо между моих бедер. Я вскрикиваю, выгибаясь дугой. Он хватает меня за ягодицы обеими руками и впивается пальцами в мою плоть, пока водит языком взад-вперед по моему клитору. Затем он засовывает его в меня, заставляя меня задыхаться.
Я ахаю еще громче, когда он вводит палец в мою задницу.
– Хорошо, жена, – говорит он гортанным голосом, его рот в нескольких дюймах от моей обнаженной киски, а палец втискивается глубоко в меня, когда он опускается на колени на пол между моими раздвинутыми ногами. – Если это последний раз, когда трахаю тебя, я позабочусь о том, чтобы ты запомнила это на всю оставшуюся жизнь.
Он погружает большой палец в мою киску, опускает голову и начинает посасывать мой клитор, наполняя меня пальцами и лаская языком. Ощущение умопомрачительное. Облизывая, он сжимает пальцы вместе, затем вращает рукой, и снова сжимает. Он манипулирует мной, как ручной марионеткой. Это горячо, грязно и чертовски невероятно.
Я зарываюсь руками в его волосы и начинаю тянуть, извиваясь у его рта и раздвигая ноги так широко, как только могу. Когда я вздрагиваю и стону, он мрачно смеется.
– Моей хорошей девочке нравится, когда ее трахают пальцами во все ее сладкие дырочки, пока ей вылизывают киску, не так ли?
Я не могу сформулировать ответ. Мои глаза закатываются. Я издаю животный стон удовольствия, отчаянно раскачивая бедрами в бессловесной мольбе.
– Да, она это любит. Ей это чертовски нравится. А теперь кончай мне на лицо, чтобы я мог трахнуть все эти узкие дырочки своим твердым членом.
Я собираюсь умереть. Он хочет убить меня. Вот так я ухожу, лежа на спине с раздвинутыми ногами в номере для новобрачных отеля "Ритц-Карлтон", а сумасшедший ирландский гангстер осыпает меня грязными словами, словно непристойным крещением.
По крайней мере, я умру счастливой.
Описывая круги обоими пальцами, он разжимает язык и водит им вверх-вниз по моему налившемуся кровью клитору, все быстрее и быстрее, пока я не начинаю стонать, брыкаться и теряю рассудок.
Я кончаю с первобытным криком. Он трахает меня пальцем во время моего оргазма, поднимая руку, чтобы оттянуть вырез моего платья и ущипнуть пульсирующий сосок. Я прижимаюсь к его губам, бессвязно всхлипывая, потому что это так сильно, безумно приятно.
Он вскакивает с колен и падает на меня сверху, жадно целуя в губы, шею и грудь, проводя своей бородой по моей чувствительной коже. Я ощущаю свой вкус на его губах и не могу решить, плакать мне или безумно смеяться.
Встав на пятки, он хватает вырез моего платья и разрывает его одним яростным рывком. Звук рвущейся ткани и вид моих вываливающихся грудей, кажется, включили его пещерный переключатель.
Его глаза широко распахиваются. Он рычит, обнажая зубы. Затем срывает с меня оставшуюся часть платья, разрывая его в клочья, как салфетку.
Он бросает измельченные остатки на пол, расстегивает молнию на брюках, сжимает в кулаке возбужденный член и ложится на меня сверху, снова завладевая моим ртом, когда я сжимаю его бедра и приподнимаю свои. Он входит в меня грубым толчком. В бреду кричу я. Он, смеясь, кусает меня за шею.
– Тебе придется тяжело, милая, и тебе это чертовски понравится. Обхвати меня ногами за талию.
Непослушание – это не выход. Даже если бы я захотела, мое тело полностью подчинилось его контролю. В тот момент, когда команда слетает с его губ, я сгибаю ноги и обвиваю их вокруг него, соединяя лодыжки сзади.
Он рычит: – Хорошая девочка.
Я чуть не падаю в обморок. Его первый толчок заставляет меня застонать. Его второй заставляет меня хныкать. Затем, когда он начинает жестко трахать меня, погружаясь в меня снова и снова, покачивая бедрами и рыча что-то по-гэльски, я вообще теряю способность издавать звуки. Все, что я могу делать, – это чувствовать.
Его твердая грудь прижата к моей. Гладкая ткань его рубашки натягивается на мои напряженные соски. Его горячее дыхание на моей шее и прохладная кожа его ремня, впивающаяся в мои бедра. Его борода на моей коже. Его голос у меня над ухом. Его грубые стоны удовольствия раздавались повсюду во мне.
Я слышу пение откуда-то издалека, грубое и жалобное повторение пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Проходит мгновение, прежде чем я понимаю, что это исходит от меня.
– Мне нравится, когда ты умоляешь меня, – горячо говорит Куинн, сжимая мою грудь и тянет за сосок, посмеиваясь, когда я умоляю о его губах.
Он опускает голову и сильно посасывает мой твердый сосок, затем скользит рукой вниз по моему бедру и под ягодицы. Он гладит мою задницу, пока я извиваюсь и стону под ним. Я кончаю, выкрикивая его имя.
– Да, детка. Скажи мне, кому ты принадлежишь. Скажи это снова для меня, девочка, и заставь меня поверить в это. – Его бедра толкаются сильнее. Его голос понижается, пока не превращается в глубокую, звучную команду. – Заставь меня поверить, что ты моя.
В этот момент это все, чего я хочу. Это все, ради чего я когда-либо жила. Я вцепляюсь ему в спину, выкрикиваю его имя и отдаю ему каждую частичку себя, тело и душу, ничего не сдерживая. Я бьюсь в конвульсиях вокруг его члена и слышу его слова похвалы, которые сливаются воедино, пока не превращаются в хриплые звуки одобрения и обожания.
Мне не нужно говорить на этом языке, чтобы понять, что они означают.
Ты прекрасна.
Я боготворю тебя.
Ты моя.
Он отстраняется и перекатывает меня на живот. Обнимает за талию и поднимает на колени. Он запускает руку в мои волосы и тянет за них, так что моя шея выгибается дугой. Держа меня вот так, он другой рукой водит своим влажным членом взад-вперед по моей заднице, подталкивая головку к входу.
