Текст книги "Последняя надежда (ЛП)"
Автор книги: Джессика Клэр
Соавторы: Фредерик Джен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
– Пойдем.
Я не жду ее согласия, а просто поворачиваю на восток. Достаю нож, прикрепляя его к пряжке, и оборачиваю вокруг ладони. На небольшой поляне замечаю две сломанные бамбуковые ветки, которые можно использовать, как трости. Я протягиваю одну Аве, и она принимает ее, прищурившись, а вторую оставляю себе.
– Почему ты так злишься? Думала, оргазмы делают мужчин счастливыми. Это из-за V10? Потому что меня это не волнует.
Я поворачиваюсь к ней, и она отступает, увидев огонь в моих глазах. Девушка понятия не имеет, как горячо это горит, как долго это было в банке, и как это может поглотить нас обоих.
– Я злюсь, потому что хочу трахнуть тебя.
– И ты думаешь, я буду протестовать? – она махает рукой в сторону спутанной травы, где я кончил в штаны, пока щупал ее. – Я была полностью с тобой. Кончила только от твоих пальцев. Это было здорово. Действительно отлично, – эти последние слова звучат немного смущенно, будто она удивлена, сколько удовольствия они ей принесли.
Пусть она запутается. Пусть хочет. Лучше, чем альтернатива.
Повернувшись, я бросаюсь в джунгли вместо того, чтобы ответить ей.
Глава 13
Ава
Что ж, ситуация быстро обостряется.
Мне только хочется увидеть его маленький член и поговорить обо всём открыто, но следующее, что понимаю, мы с Рафом трахаемся языком, а он дрочит меня, пока я не кончу. Хотя это безумно хорошо, и освобождение чудесно, и именно то, что мне нужно, чтобы ослабить напряжение в моем теле... Я все еще не видела его член.
Он девственник. Это многое объясняет и добавляет чертовски много вопросов. Девственность объясняет, почему он становится странным, когда я упоминаю его член, почему он напрягается, когда я прикасаюсь к нему, и почему он не умеет играть в секреты.
Но это не объясняет, почему такой сексуальный мужчина не занимался сексом раньше. Имею в виду, Господи. У этого человека рот, от одного взгляда на который у меня текут слюнки. У него шрамы на груди, но я, как и большинство девушек, нахожу шрамы скорее сексуальными, чем пугающими. Он обладает напряженным телом, которое комплектуется с мышцами, и в сочетании с этим большим инструментом? До тех пор, пока у него не слишком большой, я готова заняться непристойным амазонским сексом.
Но... он девственник.
Признаюсь, это заводит меня в тупик. Должна быть причина. Я размышляю об этом, пока мы идем через джунгли, шлепая грязью по голой коже, когда дождь смывает ее. Мужчина молчит, и слышно только шорох листьев, дикую природу вокруг и стук наших палок о землю. Не знаю, злится ли он, потому что облапал меня, или доволен всем этим. Он вообще со мной не разговаривает.
Это делает джунгли более дерьмовыми, чем обычно. В сочетании с насекомыми, грязью и дождем, который постоянно льет на нас? Я более чем убеждена, что никогда больше не покину город.
Я погружаюсь в свои мрачные мысли, когда Мендоза резко останавливается передо мной, и я торможу, чтобы не врезаться ему в спину. Знаю по опыту, он не фанат этого.
– В чем дело?
– Я вижу что-то впереди, – тихо говорит он.
Я тоже понижаю голос от волнения.
– Опять обломки?
Господи, надеюсь, что нет.
– Оставайся здесь, – говорит он, не дожидаясь ответа.
Он пробирается вперед, исчезая между двумя кустами папоротника.
Остаться здесь? Я оглядываюсь. Нет ничего, что отличало бы эту часть джунглей от любой другой, и слышу шаги Мендозы, удаляющиеся все дальше и дальше. К черту это. Я не собираюсь отставать, и иду вперед после него. Я уже видела один труп. Больше мне не будет противно. Обнадеживающе.
Впереди Мендоза сидит на корточках у подножия дерева и что-то разглядывает. Я подхожу к нему.
– В чем дело?
Он смотрит на меня и хмурится.
– Кажется, я велел тебе оставаться на месте?
– По-моему, чуть раньше я велела тебе вынуть член? Похоже, никто из нас не умеет слушать, да?
Посмотрев на меня мрачным взглядом, Раф вытирает грязь с чего-то, похожего на мою сумочку, за исключением кусочка скотча на дне. Я обнимаю себя за грудь, и промокшая куртка прилипает к коже. Запястье болит, но я не обращаю на это внимания.
– Должна ли я указать на очевидное? Похоже на мою сумочку.
– За исключением вот этой части, да, – говорит он, указывая на ленту внизу. – Идея состояла в том, чтобы подменить твою сумку и украсть информацию.
Я смотрю ему в затылок.
– Это невероятно подло. На кону жизнь моей лучшей подруги...
– Не только ее, – резко отвечает Раф.
Он тычет тростью в другую сумку, на этот раз из черного нейлона – такую можно найти в магазинах, торгующих на открытом воздухе. Я знаю об этом только потому, что Роза однажды снималась с Туми, и представитель производителя показал ей, насколько это несокрушимо. Он поднимает сумку и начинает в ней рыться, полностью игнорируя меня.
– Так моя подруга тебе побоку, да? – кричу я на него, и когда он не оглядывается на меня, шлепаю его по заднице концом трости. – Чушь собачья!
Он встает и прищуривается.
– У меня сейчас нет выбора, Ава. Я должен делать то, что лучше для моих людей.
– Как насчет того, что лучше для меня? Тебе никогда не приходило в голову, что если ты украл эту информацию, ты меня обманываешь?
– Ты не была частью уравнения... до, – и тон его голоса падает.
– А теперь? – задыхаюсь я.
Его взгляд скользит по моим губам, и я знаю, что Мендоза думает о нашем поцелуе. О том, как он скользил рукой между моих ног и сжимал меня. О его большом члене между ног.
Мое дыхание прерывается быстрыми неглубокими вздохами, и я тоже думаю об этом, хотя я и в ярости.
– Теперь все изменилось... по-другому, – говорит он, отворачиваясь. – Не знаю, что и делать.
По какой-то причине это смягчает мой гнев. Я сама никогда не хотела быть мулом, но обстоятельства вынуждают меня. Может, он тоже не хочет меня подставлять.
– Справедливо, – говорю я дрожащим голосом. – Мы можем поспорить о сумках, когда нас спасут.
Оглянувшись, он благодарно улыбается мне.
– Договорились.
От этой ухмылки у меня снова подгибаются колени. Чувствую себя глупым хихикающим подростком, которому симпатичный мальчик сказал, что она ему нравится. Тьфу. Что со мной не так?
«Многое», – вмешивается мой мозг. – «Горячий парень, который нажимает на все ваши кнопки + большой член + девственник + стокгольмский синдром = Ава очарованна».
Право. Спасибо, мозг. Спасибо ни за что. Может, Роза не единственная, у кого плохой вкус на мужчин.
– Это твоя сумка? – говорю я через мгновение.
Он кивает.
– Так что теперь все в порядке, это все, что нам нужно, чтобы выжить?
– Да, – решительно соглашается он, и мгновение спустя, он щелчком открывает его, показывая пустое содержимое. – Кто-то добрался сюда раньше нас.
Я напрягаюсь, оглядываясь в джунглях.
– С нами еще кто-то есть?
– Да, кто-то еще выжил. А так как Афонсо был последним возле сумки, скорее всего, это он. Или это, может быть, кто угодно другой. Или до неё добрались туземцы.
– Туземцы? – спрашиваю я. – В джунглях живут туземцы? Мне кажется, это самое жалкое место на Земле. Не представляю, зачем кому-то жить здесь, среди жуков и грязи.
– Да, и не все они дружелюбны.
– Вот, дерьмо.
– Именно так я и думаю, – Раф запихивает сумку в нейлоновый мешок и идет. – А это значит, что мы должны двигаться дальше.
В тот день шел сильный ливень, который лишил меня воли к жизни. В джунглях регулярно довольно дерьмово, но добавьте промокшую кожу, и я готова повеситься, заканчивая с этим. Запястье болит еще сильнее. Слои одежды, которые я ношу, не остаются сухими, а липнут к моей влажной коже, заставляя меня дрожать. Даже грязь не липнет к коже, а после часа или двух постоянных ливней я чиста и свежа, как маргаритка. А еще я чертовски несчастна, и у меня стучат зубы, несмотря на влажность.
Я голодна, но, по крайней мере, мы набрали дождевой воды. Наша бутылка наполняется снова и снова из-за проливного дождя, и поэтому пить мы не хотим. Тут нет жуков, что является небольшим благословением. Совсем маленьким.
Но к тому времени, когда солнце начинает садиться и температура опускается, дождь не прекращается. Возможно, я тихо хнычу от горя, но все еще двигаюсь, потому что Мендоза продолжает пробираться через джунгли, как крестовый поход одного человека. Если он устал, замерз, голоден или напуган, как я, то мужчина этого не показывает.
Одна из моих хлипких туфель застревает в грязи, и ее засасывает. Отшатнувшись назад, я иду за ней. Мендоза не останавливается. Он просто продолжает идти вперед.
– Подожди, – окликаю я его. – Мой ботинок.
Он останавливается, и я возвращаюсь к грязному месиву, где лежит моя туфля. Не то, чтобы это сильно помогло против джунглей, но это все, что у меня есть. Засунув руку внутрь, я достаю ее, и она определенно скользкая. А так как у меня нет других ботинок, я должна надеть эту вонючую туфлю себе на ногу. Я борюсь с желанием заплакать, хотя морщу лицо, когда обратно надеваю ее.
– Достала, – отвечаю я слабым голосом. – Спасибо.
Возможно, Раф замечает, что у меня от страдания над верхней губой становится влажно. Он подходит ко мне и гладит по руке, чтобы подбодрить.
– Ты в порядке, Ава?
Я киваю. Но я не в порядке. Мне хочется бросить свое дерьмо на землю и ждать спасения, но не могу, потому что его не будет. Мы в глуши, и единственные люди, которые могут нас искать, это плохие парни. Так что я мирюсь с этим.
– Я в порядке.
– Еще немного, и мы найдем место для ночлега, хорошо?
Наклонив голову, снова киваю, чтобы он не увидел моих покрасневших глаз и не понял, что я рыдаю. Не хочу, чтобы он думал, что я слабая, поэтому сдерживаю свое сопение, пока он не отвернется. В конце концов, это у него повязка на глазу. У меня два хороших глаза. Если кто и должен плакать о своей судьбе, так это он.
Мы идем еще с полчаса, прежде чем Мендоза поднимает руку и осматривает кусты.
– Подожди здесь.
– Почему? – устало спрашиваю я, снова начиная стучать зубами.
– Просто доверься мне, ладно?
Он достает нож и исчезает в кустах.
На мгновение я паникую, потому что ливень заглушает его шаги.
– Скажи что-нибудь, если что-то пойдет не так, – кричу я ему вслед.
Ответа нет. Как только я начинаю паниковать, слышу треск листьев и ругательство.
– Раф? – кричу я, сжимая трость. – Если ты не ответишь мне через две секунды...
Мгновение спустя он торжествующе появляется из кустов, протягивая мне вялую змею длиной с меня. На его суровом выражении лица появляется улыбка, и я подавляю крик.
– Как ты относишься к ужину со змеей?
Наверное, так же, как я отношусь к джунглям. Но у меня желудок урчит, напоминая, что у нас нет другой еды. Поэтому я смотрю на змею.
– Она действительно чертовски большая.
– Да, – гордо отвечает он. – Чуть не потерял, – он показывает на повязку. – Это, бл*дь, мое зрение. – Раф ухмыляется, жестом указывая за спину. – Видела бы ты, что я еще нашел.
– Если это еще одна змея, то ты должен простить меня, если я закричу и не покажусь взволнованной, – говорю я, следуя за ним.
Он смеется.
– Нет, это тебе понравится.
Я отступаю в сторону, когда Раф перекидывает обезглавленную змею через плечо.
– После вас.
Он делает шаг вперед, указывая своим теперь уже грязным ножом.
– Надеялся, что все окажется именно так, как я думал, и оказался прав.
Он пробирается сквозь подлесок к небольшому утесу, над которым нависают корни деревьев и наполовину обнаженные скалы. Впереди пролом в стене скалы.
Пещера.
Я задыхаюсь.
– Пожалуйста, скажи мне, что там нет львов, тигров и медведей.
– Насколько могу судить, нет, но если ты подержишь несколько вещей, я проверю еще раз.
Он протягивает мне змею.
Я смотрю на него, потом на змею, и осторожно беру ее в руку.
– Тебе повезло, что в этих джунглях я уже имела дело с большим питоном, – поддразниваю я его.
Когда я начинаю нервничать, то снова принимаюсь шутить, и кажется, Рафу достанется от моего юмора.
Он бросает на меня странный взгляд и вручает мне мешок с дровами и одеждой, исчезая в пещере.
«Так держать, Ава», – говорю я себе. – «Просто не можешь удержаться от дурацких шуток, да?»
Я вздыхаю от своего неподобающего юмора, держа змею, но она такая большая, что у меня болит рука. Как, черт возьми, он убил это крошечным ножом? Мендоза крутой парень. То, что он нашел мне ужин и пещеру, делает его в десять раз сексуальнее, чем, если бы он был самым великолепным, самым восхитительным парнем во Вселенной. Если он сможет приготовить это для меня, я с радостью покажу свою признательность с небольшим шиком.
С другой стороны, наверное, я бы снова с ним связалась. Прошлый раз был довольно напряженным. Я сжимаю бедра при воспоминании о нем, и о его пальцах внутри меня. Если бы дождь не был таким ужасным...
– Здесь безопасно, – кричит Мендоза, выбегая ко мне.
Он берет змею у меня из рук, и я замечаю, что он тоже тронут моими предыдущими словами. Годзилла дает знать о своем присутствии.
Конечно, так и есть. Я такая дура, что дразню девственника. Следуя за Мендозой в пещеру, чувствую себя виноватой.
В интерьере нечем описать наш временный дом. Пещера около двадцати футов глубиной и не такая уж широкая. В ней много мусора и сухих листьев, но она достаточно велика, чтобы мы вдвоем могли прилечь внутри, и сухая от бесконечного дождя снаружи, что автоматически делает ее выигрышной.
Мендоза указывает на груды листьев по краям крошечной пещеры.
– Мы можем собрать их и использовать, как трут для костра. Если наши дрова, хотя бы наполовину высохнут, мы сможем что-нибудь сделать. Просто проверь скорпионов, прежде чем сунуть руку. Я собираюсь собрать немного листьев, чтобы сделать постель.
Не говорю, что в джунглях все промокло. Это очевидно. Если он собирает листья, может, у него есть план, как их высушить.
«Трут. Никаких скорпионов. Проверять».
Мужчина бросает мертвую змею у входа и исчезает в джунглях. Развернув вязанку дров, я проверяю ее. Немного сыровато, но надеюсь, пригодится. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы воткнуть свою трость во все кучи листьев, и убедившись в том, что нет никаких ползучих тварей, сгребаю их в кучу у стены пещеры.
Раф приносит массивные пальмовые листья и длинные папоротники, складывая их перед входом в пещеру, в то время как дождь просто льет и льет. Подойдя к одной из секций пещеры, он очищает дерево от коры дерево, покрывает его трутом и начинает бить ножом по камню.
– Работает в кино, – отвечает он.
Не могу понять, шутит он или нет.
Наблюдаю за ним несколько минут, но с заходом солнца становится все холоднее и холоднее, и я дрожу в своей одежде. Это совсем не согревает меня. На самом деле, мне было бы теплее без нее. Пока он пытается разжечь огонь, я снимаю с себя одежду. Так как идет дождь, жуков нет, и грязь давно смыта. Снимаю куртку и футболку, потом брюки и ботинки. Раздеваться одной рукой занимает больше времени, но боюсь использовать ушибленное запястье, хотя Раф убежден, что ничего не сломано. Не важно, что оно не сломано, все равно болит, как черт. Я в трусиках и лифчике, и хотя мне холодно, мокрая одежда тепла не добавляет.
– Понял, – тихо говорит Раф, берет связку трута и начинает дуть на нее.
– Огонь? – спрашиваю я, задыхаясь от волнения.
Я подхожу к нему поближе, чтобы лучше видеть. У него расширяются глаза при виде меня в лифчике и трусиках.
– Ава, – произносит он, задыхаясь и глядя на меня, а тем временем пламя начинает гаснуть.
– Огонь, – напоминаю я ему, и он тут же снова начинает дуть. – И я сняла одежду, потому что мне было холодно. Как только мы разожжем огонь, ты тоже должен снять свою.
Покачав головой, он отворачивается от меня. Я опускаю глаза и вижу, что Годзилла снова появляется. Почему-то это вызывает у меня сочувствие. Должно быть, для Мендозы это трудно, потому что я раздеваюсь перед ним и хватаю его, а у него, вероятно, есть реальные законные причины быть девственником в его возрасте.
Так что я больше ничего не говорю, а просто выжимаю промокшую одежду от воды и кладу ее на землю, чтобы она высохла. С одной стороны, это не так эффективно, но мне нужно что-то делать. Мендоза разводит огонь, и он такой теплый и чудесный, что мне хочется плакать. Мужчина подкармливает его трутом, даже когда дерево под ним шипит.
– Не знаю, сколько это продлится, – говорит он мне. – Так что лучше разрезать змею на куски и поджарить, пока можно.
– Звучит неплохо, – говорю я, и к своему удивлению, это действительно звучит неплохо.
Думаю, два батончика гранолы за столько дней – это то, что мне нужно, чтобы насладиться идеей попробовать съесть змею.
– Хочешь, я ее порежу?
– Нож у меня, – говорит он, и резко встает. – Просто следи за огнем, а я разберусь.
Я подкармливаю костер ветками и сухими листьями, а он режет змею, насаживая ее на ветки. Мы нарезаем еще больше, чтобы приготовить и высушить для завтрашнего обеда, это звучит ужасно, но бьет по пустому животу. И пока мы ждем еду, Мендоза избавляется от внутренностей и кожи, снова покидая пещеру, хотя снаружи темно, и это не умно.
Ясно, он избегает меня. Также понятно, Мендоза не собирается раздеваться. Вернувшись, он ополаскивает руки у стока у входа в пещеру и проверяет листья.
– Они еще не совсем высохли.
– Тогда посиди со мной, – я похлопываю по каменному полу рядом с собой. – Пожалуйста.
Он так и делает, внимательно глядя на огонь.
– У нас есть несколько минут до того, как еда будет готова, – говорю я ему. – Ты не хочешь снять мокрую одежду? – поскольку это звучит ужасно глупо, быстро добавляю. – Она высохнет быстрее, и тебе будет теплее.
Он качает головой.
– Все в порядке.
Я вздыхаю и подхожу к нему.
– Мы можем быть практичными? Дело не в сексе. Речь идет о том, чтобы оставаться сухими. Я весь день была в грязи и жуках, и собираюсь съесть змею. Целую вечность не видела расчески. Никогда в жизни не чувствовала себя менее сексуальной. Но знаю, без мокрой одежды мне теплее, и тебе тоже. А так как у нас нет одеял, ты мой самый большой источник тепла, ясно?
Не обращая на меня внимания, Раф подбрасывает в огонь еще одну ветку.
Не могу поверить, что мне приходится убеждать парня раздеться со мной.
– Я знаю, ты девственник. Знаю, что у тебя огромный член. Обещаю тебе, я не буду странной ни по одному из поводов, хорошо? Какова бы ни была причина твоего безбрачия, я уважаю ее. Не собираюсь с тобой связываться. Обещаю.
Слышу ответ от него. Удивительно.
– Ты думаешь, я хочу хранить целибат?
Теперь моя очередь задуматься.
– А зачем еще тебе быть девственником?
Но потом вспоминаю сегодняшний день, когда он скользнул пальцами внутрь меня и потерся членом. О, мои трусики. В его теле нет стыда, будто он делал что-то запретное. Был голод, темный и сильный.
Голод, который был в его глазах прямо сейчас.
– Ты не понимаешь, – говорит он низким рычанием.
– Попытайся.
– Я убил женщину во время секса.
Я моргаю.
– Как?
Он кривит губы в ответ на мой глупый вопрос.
– А ты как думаешь?
– Удушье? Имею в виду, некоторым это нравится, но...
Может, он задушил ее своим членом? Если и был кто-то, кто мог задушить девушку до смерти, то это он.
Он резко качает головой, глядя в огонь.
– Нет. Ты не поняла. Я попытался засунуть в нее свой член, и она умерла. Конец истории.
Меня это немного пугает. В смысле, его член большой, но я не знала, что он убийственно большой. Не могу удержаться и снова смотрю на его штаны. Не думаю, что у него эрекция, но он все равно больше, чем у большинства парней, что довольно ошеломляет.
– И это был твой единственный раз? – тихо спрашиваю я.
Он потирает небритый подбородок, пристально глядя на меня.
– У тебя когда-нибудь был секс, который бы не заканчивался? Что-нибудь в этом роде?
Раф смотрит на меня, и его взгляд скользит по моему почти обнаженному телу. Наверное, он думает о сегодняшнем утре, когда я оседлала его руку и выкрикнула его имя.
Это был единственный раз, когда кто-то прикасался к нему сексуально и не сходил с ума? Не знаю, что делать с этой информацией. Чем больше я вижу чудовищный член Мендозы, очерченный в его штанах, тем больше привыкаю к нему. Он огромный. Страшно огромный, и не в сексуальном смысле. Думаю, большинство королевских размеров даже немного встревожились бы при виде этого.
Но я также сочувствую парню. Он сексуальный и мускулистый, и большинство девушек отдали бы правую руку, чтобы прикоснуться к нему. Тот факт, что у него никогда не было сексуального контакта, кроме как этим утром.
Это заставляет меня хотеть дать ему больше. Меня влечет к нему, несмотря на наше затруднительное положение, и мне хочется показать ему, что секс может быть хорошим, даже если у него нет члена внутри девушки.
Поэтому я придвигаюсь к нему поближе, кладу руку на пуговицы его рубашки и медленно расстегиваю их здоровой рукой.
Он замирает. Его дыхание в горле становится скрипучим и жестким.
– Ава, не...
– Ш-ш-ш,– говорю я ему. – Мы должны снять с тебя эти холодные мокрые вещи.
Я бы хотела, чтобы моя рука не болела, и я могла сделать это сексуальнее. А пока ему придется довольствоваться тем, что я буду возиться с его одеждой. Мне удается освободить кусочек кожи, а потом я сдаюсь.
– Сделай одолжение, сними рубашку, – прошу я, поднимая больную руку, – это работает против меня.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает он.
– Разденься, чтобы обсохнуть, – говорю я. – Тогда я собираюсь потереться о тебя и потрогать, если ты не против, – я наклоняюсь. – Я бы вызвалась поцеловать тебя, но вероятно, мое дыхание не мятное.
– Мне плевать, – говорит он, глядя на мой рот.
Снова голодный напряженный взгляд. Будто он умрет, если не съест меня живьем.
Я вздрагиваю, чувствуя, как мои соски отвечают и становятся твердыми. Мой пульс тоже бьется между ног.
– Тогда я поцелую тебя, если ты снимешь рубашку, – говорю я ему.
На мгновение я задумываюсь, собирается ли он ее снять, но он не колеблется. Она падает на пол мокрой промокшей кучей.
Теперь я любуюсь на мужскую красоту Мендозы. У него есть несколько шрамов здесь и там, среди его мышц. У него редкие волосы на груди, а кожа темного, насыщенного, тепло-коричневого цвета, что говорит о долгих днях на солнце и его латиноамериканском происхождении. Он также невероятно великолепен, несколько татуировок на его руках прерывают идеальную скульптуру. Возле его пупка есть счастливый след, который исчезает в штанах, и я зачарованно провожу по нему пальцем.
– Мне бы не хотелось на тебя так смотреть, – вздыхаю я.
Он застывает.
Быстро чувствую необходимость уточнить свои слова.
– Это отвлекает, – говорю я, проводя пальцем по его груди.
Мужчина расслабляется. Господи, там шесть кубиков с мышцами. У этого человека не должно быть ни грамма жира на теле. Боже, держу пари, его задница тоже невероятна. И бедра.
– Сними штаны.
– Я в порядке, – говорит он суровым грубым голосом.
Я игнорирую его. Не люблю, когда мне отказывают. Поэтому прислоняюсь к нему и кладу здоровую руку на его член, сохраняя гортанное мурлыканье в голосе, когда приближаю свои губы к его.
– Снимешь штаны?
Раф стонет и захватывает мой рот своим. Его поцелуй грубый, дикий, голодный и интенсивный, и он влияет на меня больше, чем я думала. Все это время сжимаю здоровой рукой его член, стараясь не думать о том, что я держу, похоже на захват не того конца бейсбольной биты, и он не собирается приближаться к моим девичьим частям без тонны смазки. Вероятно, даже тогда, учитывая, что он убил кого-то им. Это вообще возможно? Хотела бы я, чтобы он был более откровенен, но могу сказать, что он скорее умрет, чем скажет еще хоть слово об этом инциденте. Не думаю, что он прикончил кого-то своим членом, и это явно травмирует его настолько, что этот большой сильный мужчина боится меня.
Но могу погладить его и показать, как ему может быть приятно.
Прерываю поцелуй и слегка покусываю его открытый рот, пока поглаживаю рукой его член и перехожу к пуговицам на его штанах.
– Открой это для меня.
Мендоза тянет ткань, его дыхание становится хриплым, и вот он свободен, огромный член снова прижимается к моей руке. Чувствую тепло, исходящее от его кожи, член становится высоким и гордым. Он огромен. Должно быть, около фута11 в длину и толщиной, как мое запястье.
Иисусе.
Но у него расстегнуты штаны, и Раф смотрит на меня дикими голодными глазами, и я чувствую... будто это странно особенный, важный момент, и он что-то значит. У меня сердце снова болезненно сжимается, что этот великолепный мужчина так изголодался по прикосновениям. Я была небрежна со своим телом на протяжении многих лет, имея одну ночь и бессмысленные отношения. Наверное, я переспала с большим количеством парней, чем должна была признать. Но сомневаюсь, что это имеет значение для такого парня, как Раф, потому что он смотрит на меня, как на самую красивую, идеальную девушку на земле, и я осмеливаюсь положить руку на Годзиллу. Я не простой друг со странными глазами и сумасшедшей работой. Я Ава, и я великолепна для него.
Потому я хватаю рукой его член и передвигаю ладонью по его плоти.
Дыхание вырывается у него из легких. Мужчина тихо стонет, и я осторожно глажу его. Ручная работа сложна, потому что руки могут быть чертовски сухими. У меня руки мягкие от дождя, и потому я страстно хочу их смазать, но ему все еще нужно больше смазки. Думаю о том, чтобы позволить ему лизнуть мою руку, чтобы намочить ее, но есть смазка получше, которую могу использовать. Я кладу распухшее запястье на его твердый член, засовывая здоровую руку в трусики. У него расширяются глаза, и дыхание с шипением вырывается, когда я провожу пальцами по складкам. Я мокрая от прикосновений к нему, чудовищный член или нет, но мне нравится его реакция.
– Держись крепче, – говорю я ему, наклоняясь, чтобы снова поцеловать его приоткрытый рот, и мой язык касается его.
Он снова стонет, и от этого я еще больше увлажняюсь. Я вытаскиваю из трусиков здоровую руку, скользкую от смазки, и кладу на его член, нежно поглаживая.
Раф откидывает голову и сжимает мою руку своей.
– Ава, нет...
– Собираешься кончить? – спрашиваю я нежным голосом.
Я легонько поглаживаю его, вернее, покачиваю и целую в губы. У него есть спусковой крючок, но с ним можно работать.
– Сделай это, – говорю я самым озорным тоном. – Кончай мне на руку.
И я снова осторожно поглаживаю его, сжимая пальцами этот звериный член. Раф рычит громче и громче, сжимая мою руку своей. Горячая струя жидкости хлещет по моей руке, а потом он кончает еще сильнее. Он работает кулаком над моей рукой, помогая мне доить его оргазм, пока наши руки не покрываются его спермой, и он тяжело дышит, измученный и красивый на вид.
– Зачем ты это сделала? – спрашивает он. У него ошеломленный взгляд.
Облизав губы, я пробую каплю его оргазма – бисеринку на кончике большого пальца.
– Потому что я этого хотела, и потому что ты сексуальный, – я пожимаю плечами. – Нам нужна еще причина?
Глава 14
Рафаэль
Мне бы хотелось, чтобы она была не такой красивой, не была такой круглой и сочной, как спелый фрукт, болтающийся перед голодающим мужчиной. Я смотрю на ее рот, когда она обхватила губами большой палец и слизала капли моей спермы. Остальная часть покрывает ее руку. Это как шелковая веревка, обвивающая ее пальцы.
Годзилла, как она его называет, лежит у моей ноги, а верхняя половина свернута влево. Я все еще наполовину возбужден. Заставляю себя думать о змеях, ползающих в огромной оргиастической куче на дне пещеры, как в фильме Индианы Джонса. И монахинь. Нет, монашки могут быть сексуальными. Ава в монашеском костюме заставила бы меня кончить за наносекунду.
А потом у меня встает. Снова.
Девушка втягивает в себя воздух, а я дергаю за край брюк, чтобы прикрыть новую эрекцию, но ткань почти не скрывает ее. Я принимаю согнутую позу и игнорирую боль, которая стреляет из моего члена вверх по позвоночнику. Надеюсь, боль заставит мое возбуждение утихнуть. Схватив песок со дна пещеры, я втираю его в свой член, пока он не отваливается вместе с частью моей кожи. Я должен быть нежнее с Авой.
Как я могу перестать хотеть ее? Должно быть, это ад – иметь то, чего ты желаешь, но не можешь взять. Потребность защитить и удержать ее борется с потребностью обладать ею. Под моей кожей борются эти два жестоких желания, и я боюсь победителя. Боюсь за нас обоих.
– Не делай этого снова, – рычу я, игнорируя темные желания, которые проходят через меня, когда она настороженно смотрит на меня.
Ее взгляд перемещается в сторону, сигнализируя о желании убежать, но прежде чем Ава успевает убежать в другую часть пещеры, я хватаю ее за руку и втираю в нее грязь, соскребая доказательства моей слабости, пока не остается только ее мягкая плоть.
– Это просто ручная работа, – говорит она, слегка защищаясь и смущаясь.
Я не проясняю для нее этот вопрос.
Я на волосок от того, чтобы взять дубинку между ног и засунуть в одну из ее горячих влажных дырок. Сколько раз она думает, что может прикоснуться ко мне или засунуть свои толстые сиськи мне в лицо, прежде чем я брошу ее на ближайшую поверхность и разорву ее пополам?
– Поспи немного, – приказываю я.
– Думала, оргазмы должны смягчать людей, а не превращать их в больших засранцев.
Она вырывается из моих объятий и топает по другую сторону костра. Я стараюсь не смотреть на нее, но мои предательские глаза следят за каждым ее движением. Свет огня делает все более эротичным. Девушка наклоняется, и свет освещает выпуклости ее грудей, создавая тени в глубокой долине между ними.
Я готовлюсь к потоку слез, но не получаю ничего, кроме ее тихого дыхания и слабых движений, когда она пытается найти утешение на камне и грязи. Почему-то ее спокойное принятие моего дерьмового поведения еще хуже. Если она заплачет, у меня будет повод подойти к ней и обнять под видом утешения.
Но ее молчание – гораздо более эффективное наказание. Она закрывается от меня, и у меня нет причин идти к ней. Огонь согреет ее. Пещера будет держать ее сухой. У нее есть вода и еда. Сегодня я всего лишь досадная помеха, и притом неблагодарная.
В наказание я заставляю себя бодрствовать всю ночь, чтобы подбрасывать дрова в костер.
В мерцающем свете костра Ава выглядит, как ангел. Волосы падают ей на лицо. Пламя отбрасывает золотистый отблеск на ее обычно бледную кожу. Губы у нее красные, а щеки розовые. Тепло костра придает ей здоровый блеск.
Я почти могу убедить себя, что нахожусь не в джунглях, а в пустыне, где мы с Авой разбили лагерь. Снаружи обезьяны кричат друг на друга, пумы воют, а змеи ползают по земле. Здесь тепло и сухо.
Я смотрю на огонь так долго, что представляю себя в другом месте с Авой. На этот раз мы на пляже. На ней надето крошечное белое бикини, растянутое на ее заднице, и когда она идет, начинают играть барабаны. Я лежу в деревянном шезлонге с подушкой, чтобы моя задница не болела от долгого сидения.
