Текст книги "Последняя надежда (ЛП)"
Автор книги: Джессика Клэр
Соавторы: Фредерик Джен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Она права, но я должен что-то сделать.
– Я собираюсь отлить.
– Можно мне хотя бы взять твой нож? – боль и страх звучат в ее голосе.
Я провожу рукой по лицу. Моя пятидневная щетина может превратиться в бороду, если мы не выберемся отсюда в ближайшее время.
– Конечно, – снимаю пояс, снова прикрепляя нож к пряжке. – Не убивай меня, когда я вернусь.
– Не веди себя, как хищник, – парирует она.
Слишком поздно.
Я повторяю наши шаги сегодняшнего дня. Пилота собираются съесть сегодня вечером. Это просто факт жизни. Я должен спасти от него все, что смогу. Легко нахожу его и снимаю с него одежду. Белая рубашка – безнадежное дело, пропитанное кровью. Пиджак ненамного лучше, но сделан из приличной шерсти. Я могу взять нож и сделать полоски, которые мы сможем обернуть вокруг запястья Авы, если ей понадобится шина, хотя, судя по моему беглому взгляду, рука и запястье выглядят более ушибленными, чем что-либо. Наверное, чертовски больно, но если бы она что-нибудь сломала, то не смогла бы сделать и шага, чтобы боль не одолела ее.
В карманах у пилота два энергетических батончика и пачка жвачки. Я комкаю его носки, которые в основном сухие, и засовываю их в карманы. Единственная туфля, о которую Ава чуть не споткнулась, была слишком мягкой и поношенной, чтобы быть приличным оружием. Одежда девушке может не понравиться, но мы можем использовать ее для постельного белья.
Больше ничего не нахожу, даже его пилотского пистолета. Видимо, у него его и не было. Я немного отхожу в сторону, достаю член и мочусь. Мертвый пилот отлично справляется с моей эрекцией. Я вытираю руки об землю и нахожу мокрый лист, чтобы смыть грязь. Свернув одежду, я вытаскиваю носки и засовываю их в рулон.
– Это я, – кричу я, приближаясь.
Ава заходит в укрытие, и я ныряю внутрь, пряча свернутую одежду пилота слева от себя, чтобы она не заметила. Нет смысла ей беспокоиться об этом сегодня.
– Ты там что-нибудь нашел?
– Пару батончиков. Хочешь?
Чувствую, как она качает головой.
– Нет, – девушка колеблется. – Ты нашел это у пилота?
– Да. Лучше пусть они будут у нас, чем у кого-нибудь из обитателей джунглей.
– Что с ним сегодня будет? – по звуку ее голоса определяю, она точно знает, что произойдет.
– Он мертв и ничего не почувствует.
Она вздрагивает. От страха у меня зудит в затылке, и когда Ава, съежившись, сидит рядом со мной, понимаю, что предпочел бы иметь мучительно болезненную эрекцию и твердые синие шары в течение нескольких дней, чем ее расстраивать. Эта женщина – солдат. Она не плакала, за исключением одного раза, когда поняла, что сидит на дереве. Думаю, это были слезы облегчения и благодарности.
Она не жаловалась. Девушка только и делает, что изо всех сил старается выжить. И я критиковал ее за то, что она пыталась быть дружелюбной, преодолевая свой страх. Вытянув ноги, я беру ее на руки.
Ава вскрикивает.
– Для тепла, – бормочу я.
– Да, – выдыхает она. – Ты чувствуешься, как обогреватель.
Несмотря на все ее изгибы, она весит меньше, чем несколько банановых листьев. Или может быть, я просто отвлекся на всю эту пухлую плоть в моей руке. Я устраиваю ее между своих вытянутых ног и обнимаю руками. Стараюсь расположить их низко, чтобы не раздавить ее сиськи. О, черт, она чувствуется хорошо. Ощущается, как мороженое в самый жаркий августовский день, или солнце в холодный весенний день. Как душ после долгого дня физического труда. Ощущается чертовски хорошо.
Мой «огорченный» член упирается ей в бедро. Я лежу, чувствуя, как немеет моя нога, но не делаю ни малейшего движения, чтобы подвинуться. Болезненное неудобство, может быть, то единственное, что поможет мне пережить эту ночь.
– Извини, если обидела тебя, назвав его Годзиллой. Наверное, думала, просто парни любят хвастаться своим размером пениса, и это будет смешно, но это не так, и мне жаль.
– Парни не обижаются, – отвечаю я.
– Неужели?
Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и касается грудью моей груди. Мягкая, как зефир, и такая же вкусная. Я слегка скрежещу зубами.
– Нет, я просто устал. На самом деле, я очень устал.
Откинув голову, я закрываю глаза, но тут же представляю ее, потную и обнаженную, с грудями, колышущимися перед моим лицом.
– Тогда извини, что я тебя утомила, – шутит она.
– Ты прощена.
Я резко открываю глаза и смотрю в ночь. Возможно, ягуар нападет на нас, и мне придется выпрыгнуть из нашего укрытия, заставив его подчиниться. Нет, потому что тогда у меня будет постадреналиновая эрекция.
– Признай, он очень большой.
– Ава, – выдавливаю я.
– Ну?
Она совсем не выглядит испуганной. На самом деле, думаю, девушка пытается сдержать смех. Хотя это могут быть смешки от страха. Беннито смеется, как школьник, когда нервничает.
Я должен прямо взглянуть в лицо проблеме. Это слон в комнате, и он не станет меньше, пока она сидит у меня на коленях.
– У меня большой член, и очевидно, ты мне очень нравишься, но ничего не случится. Обещаю. Я никогда не причиню тебе вреда.
– Правильный секс никогда не повредит. Если, конечно, это не то, чем ты занимаешься, что прекрасно, но не для меня.
– Ава, ты можешь сейчас не говорить о сексе?
– О, Боже, конечно. Мне очень жаль.
Глубоко вздохнув, я закрываю глаза.
Она ерзает, пытаясь найти удобное место среди ветвей и твердой почвы. Сдвинувшись, девушка каждый гребаный раз трется об меня.
– Ава, перестань двигаться, – хрипло выдыхаю я.
Она немедленно замирает.
– Прости, – тихо говорит в ответ.
Она откидывает голову мне на грудь, и слышу, как глубоко и сосредоточенно она дышит, пытаясь обрести душевный покой. Такой, чтобы заснуть.
Я концентрируюсь на перемещении крови из члена в другие части тела.
Есть один простой способ выбросить Аву из головы, это думать о том, как девушка впервые увидела мой член. Она указала на него и закричала, спотыкаясь об диван, на котором мы целовались. Ее отец сбежал вниз по лестнице, чтобы выяснить, что случилось. Мы придумали какую-то историю про мышь. На следующий день она порвала со мной. Потом была девушка, которая думала, что сможет сделать мне минет, но она попыталась сделать это слишком быстро, и ее вырвало прямо на меня.
Один за другим я вспоминаю все свои подростковые катастрофы, пока пульсация в моем члене не утихает. Даже вытаскиваю худшее из своих воспоминаний – то, которое держу взаперти за бетонной стеной стыда и ужаса. То, где моя попытка секса заканчивается кровью, болью, слезами и возмездием.
У меня сжимается желудок, когда крики девушки и моей матери смешиваются в нечестивый хор.
«Ты животное. Проклятие. Ты должен был умереть в утробе матери. Ты мой крест, мое наказание».
Нет, я бы никогда не стал подвергать Аву этому.
Глава 11
Ава
– Кажется, я только что видела, как паук съел птицу, – говорю я Рафу, возвращаясь из кустов после того, как помочилась. – Я уже говорила, что ненавижу Амазонку?
Он усмехается и протягивает мне бутылку с водой.
– В данный момент я тоже не в восторге.
Я смотрю на бутылку с водой. Во рту сухо, но вода не очень чистая. Это дождевая вода, а значит, она такая же чистая, как и то, на что она упала перед тем, как попасть в нашу бутылку. Тьфу. Пью, стараясь не думать о том, что глотаю.
– Пей больше, – приказывает Раф. – Тебе нужно пить.
– Ты шутишь, да? – я стягиваю с себя мокрую рубашку. – Каждая унция моего тела чертовски влажная, потому что дождь не прекращается.
– Пей, – повторяет он тоном, не терпящим возражений.
«Извращенец», – почти говорю я ему, но через мгновение задыхаюсь, вспоминая наш вчерашний разговор.
– Придурок, – отвечаю я вместо этого, и он просто улыбается мне.
Раф немного чувствителен к своему большому члену. Это меня удивляет. Большинство парней с таким большим членом, вероятно, наслаждались бы возможностью вытащить его и произвести впечатление на людей. Раф ведет себя так, будто шокирован тем, что я заметила его.
И действительно, я умею отключаться... но не настолько хороша. Он похож на питона, лежащего в засаде, и виден через его мокрые брюки независимо от того, как он поправляет себя, или тянет рубашку вниз. Прошлой ночью, когда я пыталась заснуть, чувствовала его на себе.
Возможно, что я преувеличиваю его размер, потому что одежда заставляет вещи казаться больше, чем они есть. Может быть, поэтому так восхищена и в то же время напугана. Это как в фильмах ужасов, где они держат интригу, потому что реальность не так страшна, как наше воображение.
Сейчас мое воображение рисует Рафа с двухфутовой дубинкой между ног. Что кажется нелепым, потому что...
– Вот, – говорит Раф, появляясь в поле моего зрения.
Я немного подпрыгиваю и перестаю думать. Горячий румянец заливает мне щеки, когда мужчина протягивает энергетический батончик.
– Ешь, – говорит он.
«У тебя в кармане батончик или ты просто рад меня видеть?»
Подавив свой безумный смех, я забираю у него угощение.
– От мертвеца, – говорю я, указывая на очевидное. – А это обязательно?
– Возможно, это наша единственная еда на следующую неделю.
Что ж, это все объясняет. Думаю, мне придется. Я разворачиваю батончик, и когда Раф не делает ни малейшего движения, чтобы съесть второй, разламываю пополам и предлагаю ему одну порцию.
– Мне нужно, чтобы ты тоже был сильным, на случай если нам придется бороться с аллигатором.
Тень улыбки касается его лица.
– Аллигаторы застенчивее, чем ты думаешь.
«Не только они».
Откусив от батончика, я давлюсь вкусом. Гранола с арахисовым маслом. Сухой. Несвежий. Ужасный. Я съедаю каждый кусочек, слизывая крошки с грязных пальцев. Раф делает то же самое, а потом мы моем руки дождевой водой.
– Завтрак чемпионов, – сухо отвечаю я. – Ням-ням.
Он отряхивает длинные пальцы, и на какой-то голодный миг мне кажется, что он должен был позволить мне вылизать их дочиста. Это говорит мой желудок. Возможно, Мендоза прикасался ко всякой гадости в джунглях.
«Как его пенис».
Ладно, мне правда нужно выбросить его член из головы.
«Сосредоточься, Ава. Сфокусируйся».
– Так что же нам теперь делать? – спрашиваю я Мендозу, шлепнув себя по щеке, куда садится жук.
Я чешу руку, потому что она вся в укусах насекомых. Стараюсь не обращать на них внимания, но ощущаю, как меня кусают, и чешется все тело.
Кажется, им нравится моя бледная мягкая кожа и бронзовый загар Мендозы. Ублюдки. Я шлепаю другого.
Пока я шлепаю жуков, мужчина подходит ко мне и протягивает руку.
– Дай мне руку.
Мне любопытно, а он осматривает мое запястье и припухшие рубцы. Я всю ночь чесала укусы, и некоторые из них выглядят довольно плохо.
– Ты ничего не сломала. Мы могли бы завернуть руку, просто чтобы ты не ударилась, но опухоль должна спасть. Что касается укусов... ты поранишь себя, Ава, – говорит он. – Мы должны испачкаться грязью.
– Грязью... еще больше? – смеюсь я. – Мы недостаточно грязные?
– Для нашей кожи. Чтобы нас не искусали еще больше.
Мне не нравится мысль о том, чтобы добровольно стать еще грязнее, но как раз в этот момент на меня садится еще один жук. Я отмахиваюсь.
– Давай сделаем это.
– Пойдем, – говорит он мне. – Пойдем к реке.
Мы упаковываем наши вещи. Мендоза заворачивает маленькую вязанку дров в старую куртку пилота, используя один рукав с узлом на конце, чтобы держать наши припасы. В нем запасная одежда, бутылка с водой и полусырое дерево. Надеюсь, к вечеру оно достаточно высохнет для костра. Не думаю, что выдержу еще одну ночь в холодном влажном тропическом лесу.
Разрезав другой рукав, Раф разрывает его на полоски, чтобы сделать перевязку для моей руки, и позволяет мне решать, когда его использовать. Пока мы идем, замечаю, что это помогает сократить резкость.
Я позволяю Мендозе идти впереди, а сама иду за ним. Этим утром он бодр и полон энергии, а я определенно нет. Это был худший ночной сон. Сначала мне было холодно и больно. Затем Мендоза притянул меня к себе, и стало теплее. Но каждый раз, когда я шевелилась, он огрызался на меня. Я провела большую часть ночи, боясь пошевелиться, а его огромный член прижимался к моему боку. Прижиматься друг к другу, чтобы согреться, должно быть приятнее, чем было на самом деле.
А потом снова пошел дождь, появились жуки, и к рассвету мне захотелось плакать от изнеможения.
Конечно же, нет. Я застряла здесь и должна спасти Розу. Слезы не вытащат меня из джунглей и не остановят клопов. Так что мне придется смириться и продолжать.
Раф пробирается сквозь кусты, используя длинный шест, чтобы прихлопывать и скользить по земле, пытаясь спугнуть все, что кусается. Это делает движение медленным, но безопасным. Также дает мне много времени на изучение его спины. И его зада. Когда он передвигает ногами, вижу тяжелую выпуклость, лежащую на одной стороне его штанины, и понимаю, что должна изменить первоначальное предположение с «дубинки» на «бейсбольную биту».
Боже, я такая извращенка, что подкрадываюсь к чуваку, который пытается спасти мою задницу. Я не королева размера, но болезненно очарована парнем с таким огромным оборудованием. В смысле, если бы у меня были самые большие сиськи в мире, я бы ожидала, что он будет пялиться на них, верно? Или задавать вопросы? Думаю, это разумно.
Все еще чувствую себя придурочной, думая об этом, поэтому пытаюсь подумать о чем-то другом. Что угодно. И я думаю о Розе. Моя милая доверчивая подруга с таким доверчивым характером и дерьмовым вкусом на мужчин. Представляю ее хорошенькое личико, и то, как она была связана на тех фотографиях в телефоне Дюваля, и мне хочется плакать. Прочистив горло, я смаргиваю слезы.
– Ну что, Раф?
– Что? – говорит он, отодвинув в сторону большой лист, чтобы я могла пройти под ним.
– Думаешь, Роза еще жива?
– Не знаю, – прямо отвечает он. – Они могут убить ее или оставить в живых, если она им понадобится.
Я вздрагиваю.
– Спасибо, что смягчил удар.
Мужчина смотрит на меня и кривится.
– Извини. Правда всегда лучше, даже если больно. Ложные ожидания ведут только к краху.
Ну, тут он прав. Я снова начинаю пялиться на его задницу (потому что она действительно хороша) и почти натыкаюсь на его спину, когда он резко останавливается.
– Кайман, – говорит он мне. – Не двигайся.
«Кайман?»
Я пищу, прячась за мужской спиной, потому что нож у него.
– Как крокодиловый кайман?
– Одно и то же, – говорит он спокойным низким голосом, оглядываясь вокруг. – Просто стой спокойно.
– Хорошо, – говорю я, прижимаясь к его спине, потому что мне страшно.
Вынув руку из перевязки, обнимаю его за талию. У него достаточно широкая спина, и если я пригнусь, может быть, голодные кайманы не заметят меня. Прижавшись щекой к его спине, я закрываю глаза.
Минуты. Долгие долбаные минуты. Я нервничаю, потому что слышу плеск, но мы все еще не двигаемся с места. Под щекой ощущаю, как колотится сердце Рафа, но он не шевелится. Снова открываю глаза, пытаясь заглянуть ему через плечо.
– Они ушли?
– Скоро, – говорит он сдавленным голосом.
– Можно посмотреть? – шепчу я ему на ухо. – Это безопасно?
– Ш-ш-ш, – отвечает он, тихонько убирая мои руки со своей талии и стараясь не прикасаться к моей ушибленной руке и запястью.
Он оттаскивает меня от себя, и я догадываюсь, почему. Руки на талии слишком близко к поясу.
Почему-то это меня раздражает. Только не это. Нам придется проходить через это постоянно? Он боится того, что у него большой член, и я ему нравлюсь?
Разве девушка не может в ужасе взобраться на мужчину, не обеспечив ему стояк?
Мы должны пройти через это. Я отказываюсь спать еще одну ночь, боясь пошевелить мускулами, потому что Мендоза получает стояк размером с лодку. Что-то должно измениться. Мы должны чувствовать себя более комфортно друг с другом, если хотим выжить. Это напрягает меня, я чувствую себя достаточно неудобно.
– Он исчез, – говорит Мендоза после долгой паузы.
Я все еще волнуюсь, поэтому не отвечаю. Он тыкает в землю перед собой и жестом приглашает меня следовать за ним.
– Пойдем.
Я корчу ему рожу, но следую за ним.
Всю ночь слышала реку на заднем плане, но это мой первый шанс увидеть ее. Бурлящая коричневая вода, наполненная бревнами и мусором, встречается моему взору. Она широкая и выглядит глубокой, а с обеих сторон нависают деревья. Берега грязные и крутые. Выглядит довольно угрожающе.
– Пожалуйста, скажи мне, что мы не будем купаться в этом, – говорю я слабым голосом.
– Нет, конечно, – отвечает Раф. – Там пираньи.
– О, хорошо, – саркастически говорю я. – Слава Богу, в ближайшем водоеме водятся рыбы-людоеды. От этого я чувствую себя в безопасности.
– Оставайся здесь, – говорит он, и идет к берегу. – Он крутой, так что я сам принесу грязь.
– Не двигаюсь, – рапортую я, прижимая руки к груди.
Пираньи, кайманы, жуки и пауки-птицеловы. Кемпинг – это весело. Боже, я больше никогда не хочу покидать город.
Раф скользит ногой к крутому берегу реки, опираясь на трость, чтобы не упасть. Он зачерпывает пригоршню грязи и карабкается ко мне.
– Вот, я тебе покажу.
– Пожалуйста, давай.
Черт возьми, даже это звучит до смешного сексуально. Повернувшись к нему спиной, я поднимаю волосы, и он забрызгивает мне шею грязью. И я ничего не могу поделать. Визжу и вздрагиваю.
Слышу, как мужчина резко вздыхает. Он делает паузу, резко проводя рукой по моим плечам.
– Держись, – говорит он ровным голосом. – Я принесу еще грязи.
Я поворачиваюсь, глядя, как он возвращается к реке, и конечно же, у него снова эрекция. Это не может так продолжаться. Мы должны быть командой. И не в сексуальном смысле. Просто нам должно быть комфортно друг с другом, и ничего больше. Это не сработает, если он постоянно беспокоится о прикосновении ко мне. Прямо сейчас? Он мог лапать мои сиськи, и если бы это было ради моей безопасности, мне было бы все равно. Это не будет возбуждать, но я не потеряю голову.
Не уверена насчет Мендозы.
Другая мысль приходит мне в голову, когда он возвращается и забрызгивает грязью мои плечи и здоровую руку. Что, если эрекция – это реакция на дискомфорт в моем присутствии? Я заставляю его чувствовать себя некомфортно, а его тело отвечает смущающим образом? Как у Дика Туретта? Чувствую укол сочувствия к нему. Во всем остальном он такой большой и сильный, что я не могу представить, чтобы ему было так неуютно рядом со мной.
У меня в голове мелькает мысль.
Твердо верю, что такие вещи нужно делать в лоб. Поэтому, как только он заканчивает разглаживать грязь на моей руке, я поворачиваюсь и начинаю снимать рубашку.
– Ава? Что ты делаешь?
– Я покажу тебе себя, если ты покажешь мне себя, – говорю я ему, снимая рубашку. – Давай все обсудим, ладно?
Хватит гадать и строить предположения. Я увижу, что его член будет нормального размера, и перестану пялиться на него. Он увидит меня голой и поймет, что я должна сбросить фунтов пятнадцать-двадцать. К тому же, я вся в укусах насекомых.
Мы посмеемся друг над другом, а потом напряжение между нами пройдет. Конец истории.
Глава 12
Рафаэль
Она снимает рубашку. Матерь Божья. Ее грудь едва прикрыта кружевами почти такого же цвета, как ее кожа. У нее соски размером с ластик, которые едва прикрыты швом в ткани, а сочная плоть выглядит так, будто готова вырваться из своих оков. Когда вся кровь отливает к югу, я раскачиваюсь, как марионетка, у которой только что перерезали веревочки. Не могу ни ходить, ни говорить. Я могу только смотреть.
Мои брюки такие узкие, что я боюсь упасть в обморок от потери крови.
Облизываю пересохшие губы, представляя, каково было бы взять в рот один из этих толстых сосков и провести языком по темному ареолу. У меня зудят руки, чтобы обхватить ее груди и посмотреть, не переполняют ли они мои собственные большие руки.
Я вытираю рот тыльной стороной ладони, забыв, что она покрыта амазонской грязью. Когда скользкий песок покрывает мои губы и язык, я выхожу из транса, вызванного похотью. Призываю образ последней женщины, к которой я прикасался. Увидеть ее кровь, услышать ее крики. Вспомнить ужас, страх и отвращение, которые носили все вокруг меня. Сплюнув песок на землю, я хватаю ее рубашку и пихаю ей.
– Какого черта ты делаешь? Надень это.
– Нет, у нас все будет прямо здесь.
Ава отдергивает руку, и от этого движения ее груди трясутся.
Если это возможно, Годзилла раздувается еще больше. Между нами раздается угрожающий грохот. У нее расширяются глаза, когда она понимает, что это от меня. Я встряхиваю рубашку перед ней. Мое желание к ней пересиливает стыд и отвращение к себе.
– Надень это, – произношу я каждое слово, чтобы не ошибиться.
– Нет.
– Да.
– Раф, ты ведешь себя, как девочка, у которой никогда не было секса, – шутит она.
Я замираю на секунду, но она видит. Она видит мою нерешительность, и понимаю, что в ту же минуту она соединяет все точки, потому что у нее расширяются глаза, а рот образует идеальный гребаный круг. Не тот, в который я мог бы засунуть свой член.
– Срань господня, – выдыхает она. – Как это возможно? Посмотри на себя. Ты великолепен. Имею в виду, у тебя наверняка были предложения? Это религиозная причина? Ты монах? Как монах-воин?
Я бросаюсь на нее, но с моим подбитым глазом и забытой лужей грязи, которую использовал, чтобы намазать ее, у своих ног, недооцениваю расстояние и скольжу. Девушка хватает меня, но тоже теряет равновесие. Прижав ее к себе, я изгибаюсь так, чтобы ее хрупкая незащищенная обнаженная кожа не касалась грязи, камней или ветвей. Когда она обвивает ногами меня вокруг талии и кладет руки мне на грудь, чтобы выпрямиться, я почти кончаю.
Я – сухой трут посреди пустыни в полдень, а она – искра. Все мое тело охвачено вожделением, а мой разум задыхается от желания. Это единственное объяснение, почему я запускаю грязную руку в ее темные волосы и грубо притягиваю к себе.
Ава вскрикивает от удивления, когда наши рты встречаются, но ее губы приоткрываются, и она высовывает язык, чтобы облизать мои губы. Я открываюсь под ее натиском. А потом не могу вспомнить, кто, что начал, помню только, что ее рот влажный и горячий, а язык агрессивный.
Широко открываю рот, будто таким образом я могу высосать из нее каждую унцию удовольствия. Проведя языком по каждой губе, погружаюсь внутрь, чтобы погладить внутреннюю сторону ее щек и нёбо ее рта. Я провожу языком по ее губам, словно татуируя вкусовые рецепторы ее ароматом.
И она целует меня.
Снова и снова просовываю язык ей в рот. Девушка обвивает мой язык своим маленьким язычком, облизывая меня с каждым движением. Схватив Аву за задницу, я передвигаю ее, пока ее киска не трется об мой член. Знаю, он огромен. Знаю, могу разрубить ее пополам, пытаясь проникнуть в ее тело, но, Боже, я хочу этого.
Больше всего на свете мне хочется сорвать с нее штаны, раздвинуть ноги и погрузиться в то, что, как я предполагаю, будет самым горячим, плотным и влажным в мире.
«Отстань от нее!» – кричу я себе, но мой разум сейчас не контролирует ситуацию. Все мысли о проклятии, о боли, которую я причинил в прошлом, о предостережениях моей матери, о побоях, которые она нанесла, чтобы заставить меня выучить уроки, смешиваются с кровью, тяжело бьющейся в моих венах.
Мой член натягивает молнию, а девушка извивается. Я не отпускаю ее ни на минуту, потому что знаю, если это сделаю, она отскочит и посмотрит на меня, как на урода. Хотя умираю от желания лизнуть ее соски, которые затвердели в тугие точки, и сверлят дыры в моей груди. Больше всего на свете я хотел бы, чтобы она села своей голой щелью мне на лицо, и я мог ее попробовать на вкус. Несмотря на все это, я не остановлюсь. По какой-то причине она находится в состоянии похоти, и я держу ее там.
Она стонет у моего рта, и вибрации, которые она вызывает в моем теле, неописуемы. Пальцы на ногах сводит судорогой, а ноги напрягаются. Я достаточно дрочил, чтобы распознать признаки надвигающегося оргазма, но черт, я не так много знаю о женщинах. Не могу сказать по ее стону, насколько она готова.
Я смотрел порно. Видел, как цыпочки брызгаются на камеру, но знаю, что это дерьмо фальшивое. Фальшивее, чем любовь проститутки. У меня нет достаточного гребаного опыта, чтобы знать, кончит ли она.
Моя неминуемая неудача в попытке угодить ей приносит ясность, которой у меня не было раньше, и которую я не очень ценю. Почему бы мне просто не вонзить нож ей в сердце? Ей было бы легче умереть, чем с дьяволом в моем теле. Я отпускаю ее волосы, но к моему удивлению, Ава не слезает и не отстраняется от меня.
– Прикоснись ко мне, – говорит она хриплым голосом. – Я умру, если ты этого не сделаешь.
Внутри меня происходит конфликт. Она очень мне нужна, что в этом плохого? И я кладу руку ей на спину.
– Не здесь.
Схватив меня за руку, она кладет себе на пояс. Может, я и неопытен, но не глуп. Дрожа, я вытираю грязь об штаны. У нее кожа на ощупь кажется мягкой и очень голой.
– Продолжай, – шепчет она, когда я останавливаюсь там, где обычно у женщин растут волосы.
Я не встречаю никакого сопротивления; никакого мягкого гнездышка, только голая, голая кожа.
Может, я в порно. Возможно, я снова на острове, и мне снится сон о шпионских играх и взрывающихся самолетах, о великолепной женщине, которая хочет, чтобы я ее трогал. По крайней мере, на это указывает девушка из сна. Это должно быть, сон. Должен. Потому что это чертовски хорошо.
Я закрываю глаза, чтобы продолжать видеть сны и забыться, и позволяю себе скользнуть пальцами ниже, изгибая их между ее мягкими бедрами. Она промокла насквозь, и так легко вдавить в нее палец.
Мы резко втягиваем воздух, когда я толкаю в нее свой длинный палец, и стонем, когда он погружается внутрь неё.
– Еще, – выдыхает Ава.
Я проталкиваю еще один палец в ее влажные горячие глубины, и когда она кивает, использую еще один. Третий встречает сопротивление, но Ава сдается, и ее стены смягчаются, чтобы принять меня. Прижав ладонь к ее клитору, я медленно просовываю пальцы внутрь. Девушка стонет, дрожит и шепчет что-то ободряющее.
Это всего лишь мои пальцы. Просто прикоснусь к ней пальцами. Больше ничего, и она будет в безопасности.
– Да, прямо здесь. О, Раф, это так приятно.
Я нагибаюсь, целуя ее в подбородок, и ее длинную изящную шею, спускаясь к эротическому изгибу, где шея переходит в плечо. Чувствую, как ее стенки сжимаются и пульсируют под моими пальцами. Сама она потирает мою грудную клетку – это своего рода удовольствие.
Отодвигаюсь, чтобы лизнуть потайное место за ее ухом, и у нее дыхание прерывается, а стенки влагалища крепко сжимают мои пальцы.
– Быстрее, Раф. Сильнее, – инструктирует она.
Я повинуюсь. Резко и быстро погружаю пальцы внутрь, устанавливая бешеный ритм. Девушка прижимается ко мне, быстро двигая бедрами в такт моим пальцам.
Более сильный мужчина, чем я, с большим опытом, или может быть, просто с большим контролем, возможно, смог бы выдержать все эти трения и стоны, или скользкое ощущение стенок ее влагалища, сжимающих мои пальцы так сильно, что я задаюсь вопросом, сломаются ли они. Опять же, если они это делают, тогда были принесены в жертву на достойном алтаре, потому что, Христос, она чувствует себя, как на небесах. И я больше не могу этого выносить.
Упираясь ногами в землю и толкаясь вверх, я совершенно не контролирую себя. Она ездит на мне и моих пальцах, как на брыкающемся мустанге в самом захудалом ковбойском баре в самой отдаленной части Западного Техаса.
Когда мое горячее семя вырывается из меня, я откидываю голову и рычу. Вокруг меня все ее тело сжимается – тонкие стенки влагалища, ее ноги вокруг моих бедер, а ее пальцы на моей груди. Резко выпрямившись, я крепко прижимаю ее к себе одной рукой, продолжая жестко и быстро, как она и просила. Еще один оргазм пронзает ее тело, и Ава выкрикивает мое проклятое имя громче, чем кричат глупые обезьяны на деревьях.
– Раф, Боже мой, Раф! – эхо ее криков будет преследовать меня, и доставлять удовольствие всю оставшуюся жизнь.
Ее запах запекается у меня в носу, и всякий раз, когда останусь один, я сожму пальцы при воспоминании об ее гладкой промежности и тугих влажных стенках. Одновременно ненавижу себя и до смешного доволен.
Она вздрагивает, когда я отстраняюсь от ее чувствительной кожи. Желание бросить ее на землю и зарыться лицом у нее между ног, давит на меня. Я напряжен от последствий того, что только что произошло, ведь вместо того, чтобы хотеть ее меньше, мой член сразу становится твердым и хочет большего.
Оргазм, который я только что испытал, не оставляет облегчения. О, нет. Я жадный. Трахнуть ее языком было бы хорошим началом. Наклонить ее над камнем, и постучать по ней членом было бы еще лучше.
Грубо оттолкнув ее, я провожу дрожащей рукой по лицу.
– Нам пора идти. Почему бы тебе не надеть куртку, пока мы не запачкаем тебя еще немного.
– О, хорошо, – говорит она тихим голосом.
Я как-то причинил ей боль, и это заставляет меня чувствовать себя дерьмом, но возможно, это поможет нам пройти через все это без того, чтобы я бросил ее на первую попавшуюся полуплоскую поверхность и трахнул ее до смерти. Буквально.
Я делаю нетерпеливое движение, и девушка понимает намек, спрыгивая с моих колен. Мои трусы неудобны, поэтому говорю ей подождать, пока снова спущусь с холма, якобы для большего количества грязи. Но прежде, чем намазаться, расстегиваю брюки и снимаю трусы, чтобы сполоснуть их в воде. Натянув брюки, я засовываю промытые водой трусы в задний карман. Набираю грязью руки, шею и лицо, и возвращаюсь с пригоршней для Авы.
– Извини за замечание о девушке-девственнице, – говорит она, когда я втираю грязь в ее обнаженную кожу.
Я пожимаю плечами. Чем меньше скажу, тем лучше. Каждый раз, когда девушка добра, она заставляет меня думать о том, чего я не могу иметь.
Моя единственная миссия сейчас – вытащить нас из джунглей, вернув информацию в США, чтобы я мог забрать Дэвидсона, и возвратиться на свой остров.
Должен был сказать ей, что я монах, когда она предложила это, но мой член был слишком возбужден, чтобы позволить мне думать рационально.
– Я не имела в виду это, как оскорбление.
– Все в порядке, – бурчу я. – Нам нужно найти припасы. – Я протягиваю ей энергетический батончик. – Съешь это.
– Но я съела другой, – протестует она.
– Съешь этот чертов батончик, Ава.
Ее обида превращается в гнев, но она выхватывает у меня батончик, потому что может читать мои намерения. Есть батончик или нет.
Пока она ест, я глотаю воду, оставляя ей примерно четверть.
Ее преднамеренные укусы и чрезмерное жевание заканчиваются очень фальшивой улыбкой.
– Ну что, счастлив?
– Нет, – резко отвечаю я, протягивая ей бутылку с водой.
Ава демонстративно вытирает отверстие, прежде чем поднести к нему рот.
Я должен отвести взгляд, потому что все в ее губах теперь сексуально. Все. Даже когда она сердито смотрит на меня, а ее губы недовольно поджаты. Это лицо просто заставляет меня хотеть целовать ее, пока она не ослабеет от похоти.
