Текст книги "Исландия эпохи викингов"

Автор книги: Джесси Байок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Гибкость отношений «годи – тинговый»

С девятого века по двенадцатый основной объем деятельности исландского эрзаца исполнительной власти составляло обеспечение интересов простых землевладельцев. Все правовые и административные решения принимались на фоне общего согласия относительно неприкосновенности прав свободных людей. Основное назначение закона было не столько защищать классовые привилегии, сколько обеспечивать возможность каждому частному лицу пользоваться теми или иными правами. У годи – в силу того, что они являлись такими же представителями, как и другие лица – не было никакой возможности гарантировать победу своим союзникам; с другой стороны, по закону годи и не обязан был это делать. В такой ситуации любой годи мог быть вызван в суд в качестве ответчика любым свободным исландцем – этот фактор, надо полагать, обуздывал лидеров и не позволял им действовать без оглядки на общественное мнение.

Годи – это фактически была профессия, а не социальный статус. Чтобы достичь успеха, годи должен был обладать чертами характера, какие свойственны современным бизнесменам и предпринимателям. В островном обществе Исландии, где возможностей улучшить свое экономическое положение было не так уж много, годи приходилось постоянно искать удобного случая вмешаться в тяжбы третьих лиц – особенно в ситуации, когда за это можно было ожидать хорошей компенсации. Годи и другие влиятельные землевладельцы лучше других умели вести тяжбы, будь то тяжбы, улаживаемые замирением сторон до суда, тяжбы, разбираемые в судах, или уже не тяжбы, а именно распри, когда предпринимались боевые действия. Годи был всегда готов помочь ближнему, с тем чтобы упрочить свой социальный статус, родственные или политические связи или же получить вознаграждение. Буква системы исландского права даровала равные права всем и каждому, но социальная действительность была устроена так, что лишь консенсус среди общественных лидеров мог обеспечить реальную работу этой системы. Благодаря институту представительства и необходимости достигать консенсуса в стране поддерживался приемлемый уровень общественного порядка, когда физическое насилие хотя и не исключалось вовсе, но находилось в «разумных» с точки зрения социума рамках; безрассудные поступки и то, что мы бы назвали «властным произволом», имели место, но на фоне общего мира смотрелись как явления маргинальные. [183]183
  Это – одно из ключевых обстоятельств, которые нужно иметь в виду при чтении саг. При поверхностном взгляде может сложиться впечатление, будто вся исландская история эпохи народовластия – сплошная поножовщина, ведь ни о чем другом, кроме как о распрях, как правило кровавых, в сагах и не рассказывается (см. цитату из Йона Олавссона из Мелководного залива в следующей главе). Но это впечатление, как не устают подчеркивать такие исследователи, как М. И. Стеблин-Каменский и автор настоящей книги, в корне ошибочно: саги сообщают лишь об общественно важных событиях, главные из которых – именно нарушения общественного мира и согласия (сходным образом современные СМИ интересуются прежде всего плохими новостями) и которые привлекают особое внимание как раз в силу своей необычности и маргинальности. Повторим еще раз вслед за Джесси Байоком и М. И. Стеблин-Каменским («Мир саги», гл. «Что – добро, и что – зло?»): если подсчитать количество убийств, о которых сообщают саги за всю эпоху народовластия, оно окажется совершенно ничтожным в сравнении с человеческими жертвами любого отдельно взятого вооруженного конфликта в континентальной Европе (каких за тот же период времени были как минимум десятки). (Прим. перев.)


[Закрыть]

С самого заселения основной угрозой целостности исландского общества являлась возможная региональная фрагментация. Сама география острова, с его непригодной для жизни центральной частью – пустыней, с его изолированными фьордами и уединенными долинами, крайне затрудняла коммуникацию и, казалось бы, не могла не способствовать росту регионального национализма. Учреждение альтинга и связанной с ним системы управления ликвидировало эту угрозу. Когда распри выходили из-под контроля и региональные антагонизмы начинали расшатывать общественное единство, немедленно включались механизмы безопасности, охватывавшие все полноправное население острова. Прежде всего предпринимались попытки разделить и замирить стороны, в игру вступали представители. В особо опасных случаях, как, например, распря между Тордом Ревуном и Оддом с Междуречья в середине 60-х годов X века, приходилось вносить изменения в конституцию страны: тогда были введены суды четвертей, которые резко снизили вероятность возникновения и эскалации широкомасштабных региональных конфликтов. [184]184
  Имеется в виду распря, подробно описанная в «Саге о Курином Торире». Суды четвертей были введены по предложению Торда Ревуна на альтинге (см. «Книгу об исландцах», гл. 5), поскольку стороны оказалось невозможно рассудить по общему согласию на региональных тингах – тинг в округе Одда с Междуречья, где по старому закону полагалось рассматривать дело, принимал сторону Одда (поскольку судей назначал он сам или его союзники), но тинговые Одда и были ответчиками, и Торд Ревун, представитель истцов, заведомо не мог одержать победу в таком суде. Позднее был введен и пятый суд, апелляционный и стоящий над судами четвертей (см. «Сагу о Ньяле», гл. 97). См. об этом подробнее в гл. 9 настоящей книги. (Прим. перев.)


[Закрыть]

Многие десятилетия ученым не удается точно описать, в чем заключалась власть годи и как их действия влияли на общественный порядок. Этот удивительный факт объясняется необычной для историков и социологов природой годорда. Страна законодательно делилась на регионы по географическому принципу, он же нашел воплощение в основных институтах альтинга – меж тем годорд, напротив, географической привязки не имел. Ученые, пытаясь читать социальную книгу Исландии в терминах, знакомых им по культуре Европы того же периода, упускали из виду эту ключевую особенность, не уделяя пристального внимания и институту представительства. Они, как правило, полагали, что годи в Исландии – это то же, что крупный феодал на континенте, а следовательно, видели в годорде аналог мелких королевств и княжеств, каких было множество в Норвегии и Ирландии эпохи викингов и более ранних эпох. В рамках такого подхода и сама Исландия описывалась как конгломерат микрогосударств. [185]185
  См., например [ Ólafur Láruson1958а: 61], где прямо сказано: «Исландская республика во все времена представляла собой своего рода федеративное образование. Годорды – владения исландских годи – это то же самое, что мелкие королевства в Норвегии». См. также [ Byock1986b:20]. Впрочем, сравнивать ситуацию Исландии времен народовластия с устройством современных демократических государств также весьма затруднительно, см. об этом [ Gunnar Karlsson1977].


[Закрыть]

Представление о годи как о местных царьках адекватно, если рассматривать внешние аспекты их поведения при политической конфронтации с другими годи, но оно решительно игнорирует самую суть отношений между годи и землевладельцами. Если мелкие царьки в Норвегии и Ирландии постоянно вели войны, защищая или расширяя границы своих территориальных владений, то годи не могли о таком даже подумать – ведь у годорда не было территориальных границ. Годорд как единица власти не базировался на определенном пригодном для эксплуатации участке земли. В отличие от норвежских князьков, которые контролировали небольшие области и жили там, окруженные сторонниками, чья верность гарантировалась уже тем, что они живут в этой же области, исландские годи жили в окружении свободных землевладельцев, которые запросто могли быть тинговыми других годи, часто – их прямых соперников. Тинговые одного годи в одной и той же округе могли быть связаны договорами представительства с другими годи, а равно являться клиентами простых, но известных землевладельцев, а те, в свою очередь, – клиентами третьих годи. Подлинно адекватное понимание социального мира Исландии эпохи народовластия возможно лишь тогда, когда мы хорошенько запомнили, что и у годи, и у землевладельцев имелся в распоряжении широкий набор политических альтернатив, совершенно нехарактерный для стандартного средневекового европейского государства: их взаимосвязи куда больше напоминают современные отношения избирателей и депутатов (хотя их, разумеется, ни в коем случае нельзя отождествлять). В некотором смысле предельный случай такой свободы мы уже наблюдали в главе 6, когда рассматривали «Сагу о людях с Песчаного берега»: там Торольв Хромой по собственной воле и без какого-либо давления заключает союз со Снорри Годи, и Снорри ведет от его имени тяжбу против годи Арнкеля, своего злейшего врага и… сына Торольва.

Хорошую иллюстрацию реального устройства отношений «годи – тинговый» мы находим в «Саге о Гудмунде Достойном» (дисл. Guðmundar saga dýra), входящей в «Сагу о Стурлунгах» и созданной вскоре после смерти ее героя в 1212 году. Сага содержит подробное и в целом весьма надежное описание социальных связей в регионе вокруг Островного фьорда в северной четверти Исландии, действовавших в конце XII века. Эти связи образуют сеть, показанную на двух приведенных ниже картах; видно, что связи пересекаются, и что годи часто приходилось полагаться на поддержку землевладельцев, живших далеко от них. По меньшей мере пятеро годи борются в саге за поддержку местных жителей, соперничая друг с другом за землю и власть. Ни один из этих предводителей (их хутора отмечены квадратами) не контролировал никакой определенной территории; в полном соответствии с вековыми исландскими традициями каждый жил в своей округе, где его соседями были другие свободные землевладельцы, находившиеся в союзе с его прямыми конкурентами. Отметим, что на картах 13 и 14 показана только сеть связей «годи – тинговый»; договоры «клиент – представитель» зачастую заключались втайне и на картах не отражены.

Карта 13. Островной фьорд около про г.: хутора годи и их тинговых, по данным «Саги о Гудмунде Достойном»

Хутора годи и его тинговых обозначаются буквами и цифрами: буква – например, А – в квадратной рамке обозначает хутор годи, цифра плюс буква – например 2А, 3А, – обозначают хутор тингового этого годи.

Карта 14. Островной фьорд около 1190 г.: связи между годи и их тинговыми, по данным «Саги о Гудмунде Достойном»

Хутора годи отмечены буквами в квадратах, хутора тинговых – точками. Линия между хутором тингового и годи означает, что на данном хуторе живет тинговый данного годи.

В нижеследующий список годи и их тинговых включены имена лишь тех персонажей, чье местожительство можно установить по саге. Цифры и буквы соответствуют обозначениям на карте 13.

A. Гудмунд Достойный с хутора Гребень

2A. Сёксольв сын Форни, из долины Темной реки

3A. Торвальд с Хромой реки

4A. Кальв сын Гутторма, с Откоса Ауд

5A. Хакон сын Торда, с Орлиного мыса

6A. Сыновья Арнтруд, с хутора Грузило (позднее отосланы к Эгмунду сыну Торварда)

7A. Сумарлиди сын Асмунда, с хутора Пруд

8A. Торстейн сын Халльдора, с хутора Откос

9A. Никулас сын Бьёрна, с хутора Ураган

B. Энунд сын Торкеля, с хутора Земля Горячих источников (позднее переезжает на Долгий Склон [5B], а Торфинн, его сын и тинговый, занимает отцовский хутор)

2B. Эрленд сын Торгейра, с Темной реки

ЗB. Бьёрн сын Стейнмода, со Скотьего пригорка

4B. Тьёрви с хутора Рыжий ключ

5B. Хутор Долгий склон (куда переехал Энунд сын Торкеля)

6B. Халльдор или Бьёрн сын Эйольва (хутора где-то в долине Дымов, точно неизвестно где)

7B. Эйнар сын Халля, с Подмаренничных полей (имеет долю в годорде Энунда)

8B. Хельги сын Халльдора, с хутора Речной лес

9B. Бьёрн сын Геста, с Песков (расположение приблизительное)

10B. Эйвинд и Сигват сын Бьёрна, с Откоса (это не тот же самый Откос, что в пункте 8A)

11B. Рунольв сын Никуласа, с Узкой горы (хутор его отца)

C. Торвард сын Торгейра, с Подмаренничных полей

2C. Халльдор или Бьёрн сын Эйольва (местоположение хуторов не указано)

3C. Бранд сын Кнакана [186]186
  Имя отца этого Бранда известно не по «Саге о Гудмунде Достойном», а по другому источнику, «Старшей саге о Гудмунде сыне Ари, епископе в Пригорках». (Прим. перев.)


[Закрыть], с Творожных дворов

4C. Халль сын Асбьёрна, с Дворов Форни

5C. Эгмунд Вертел сын Торварда, с Шеи (позднее делается годи)

D. Йон сын Кетиля, с Холма (владеет годордом, который затем отходит Гудмунду Достойному)

2D. Торвальд сын Суннольва (местоположение хутора не указано)

3D. Мар сын Рунольва (местоположение хутора не указано)

E. Эйольв сын Халля, с хутора Мычащие дворы (священник, позднее аббат на Топком хуторе); ведет себя так, как будто он годи, приходится зятем Олаву сыну Торстейна с Топкого хутора [F].

F. Олав сын Торстейна, с Топкого хутора (вероятно, годи, возможно, имел долю в годорде Клеппьярна сына Кленга)

G. Клеппьярн сын Кленга из Воронова ущелья (возможно, делил с кем-то свой годорд)

Хутора, сменившие владельцев:

H. Дворы Хельги

Изначальный владелец, Гудмунд сын Эйольва, передал хутор своему сыну Тейту. Тейт умирает прежде отца, не оставив наследников, и возникает спор, кому должны отойти права на хутор. В итоге он оказался в руках Клеппьярна сына Кленга и его сына, тоже Кленга. За Кленга выдали замуж дочь Торварда сына Торгейра. Клеппьярн и Кленг затем продали хутор Асбьёрну сыну Халля, брату Эйольва сына Халля.

Хутора, чьи хозяева сначала поддерживали одного годи, а затем стали поддерживать другого:

K. Лиственный обрыв

Торд сын Торарина поддерживал Торварда сына Торгейра, его же сыновья – Гудмунда Достойного.

Институт побочных жен и социальные эффекты, с ним связанные

По меньшей мере в течение первых веков эпохи народовластия годи был одновременно и обычным землевладельцем, бондом. Точнее, годи был бондом, который владел годордом или его частью. Саги обозначают таких людей словами goði(годи), bóndi(бонд), goðorðsmaðr(букв, «человек с годордом») или hǫfðingi(главарь, хёвдинг, мн. ч. hǫfðingjar, образовано от дисл. hǫfuð«голова», ср. англ. head, нем. Haupt). Практически на всем протяжении эпохи народовластия годи жили просто как богатые землевладельцы среди других, чуть менее богатых землевладельцев и не представляли собой никакого особого сословия или социального класса, определенного законодательно. Отсутствие барьеров между годи и бондами подтверждается тем, что браки между теми и другими были делом совершенно обычным. Связи между бондами и годи упрочивались дополнительно с помощью так называемого института побочных жен, когда годи брали к себе на содержание наложниц из других родов. Дети, рожденные от таких побочных союзов, считались незаконнорожденными, однако, несмотря на это, получали, как правило, весьма внушительное наследство. В такой ситуации у годи не было стимулов поддерживать «чистоту рода», как это было принято у аристократов в континентальной Европе. [187]187
  См., например [ Jochens1985]. Как говорилось выше, годорды могли покупаться, делиться между несколькими владельцами, обмениваться и наследоваться. Такая ситуация сохранялась практически на всем протяжении эпохи народовластия, см. также «Серый гусь», т. 1, гл. 84 [1852 Ia: 141–142].


[Закрыть]

Жены в исландском обществе обычно принадлежали к тому же экономическому и социальному слою, что и их мужья, но зачастую не являлись единственными женщинами в жизни последних. В то же время и мужья, если судить по многочисленным примерам из саг, не являлись единственными мужчинами у своих жен. А поскольку люди жили на хуторах, удаленных друг от друга, внебрачные связи практически невозможно было хранить в тайне. [188]188
  Так, в «Саге о Гисли», о которой шла речь в главе 6, убийство Вестейна провоцирует подслушанный Торкелем разговор его жены с женой Гисли Ауд, где последняя попрекает первую тем, что та имела такую связь с ее братом, а первая не пытается даже этого отрицать (гл. 9 саги). Ср. также «Сагу о Халльфреде», «Сагу о сыновьях Дроплауг» и т. д. (Прим. перев.)


[Закрыть]В эпоху заселения многие женатые мужчины, как бонды, так и годи, имели наложниц-рабынь [189]189
  Так, в «Саге о людях из долины Лососьей реки» Хёскульд покупает себе в Норвегии рабыню (по случаю оказавшуюся дочерью ирландского короля), и та рожает от него сына, будущего большого человека в той округе, Олава Павлина, который пользовался куда большим влиянием, чем сыновья Хёскульда от законной жены, см. также выше. (Прим. перев.)


[Закрыть], которые назывались по-древнеисландски frillur(ед. ч. frilla, точнее friðla, букв, означает «возлюбленная» и связано с дисл. friðr«мир» и рус. «приязнь»). В течение XI века рабство в Исландии отмерло, но институт наложниц – побочных жен остался. Такие женщины иногда происходили из семей, равных по статусу роду мужа, но все же чаще из родов статусом пониже.

Когда женщина делалась побочной женой влиятельного человека, ее авторитет в глазах родни вырастал, а годи зачастую смотрели на родичей своих побочных жен как на надежных союзников, ничуть не хуже законных деверей и шурьев. В ряде ситуаций побочные жены имели большую свободу действовать в своих интересах, нежели если бы они состояли в законном, но не слишком удачном браке. Известна исландская пословица: «Лучше с добрым человеком жить наложницей, чем с мерзавцем законной заложницей» [190]190
  Дисл. betra að vera góðs manns frilla en gefin illa– эта пословица подробно обсуждается в фундаментальной статье Ауд Магнусдоттир о побочных женах [ Auður G. Magnúsdóttir1988: 8]. Однако имеются в сагах примеры и печальной судьбы таких женщин – такова трагическая история Ингвильд Краснощекой ( Yngvildr fagrkinn) дочери Асгейра из «Саги о людях из Бешеной долины» (дисл. Svarfdæla saga), которая была отдана побочной женой Льогу, «другу» своего отца, в качестве залога «дружбы» (т. е. делового партнерства).


[Закрыть]; впрочем, точный возраст этой пословицы установить трудно.

В «Сером гусе» о побочных женах не сказано практически ничего, но саги, особенно саги о событиях XII–XIII веков, содержат столь значительный объем информации о них, что один ученый написал буквально следующее: «Ни один читатель „Саги о Стурлунгах“ и саг о епископах не может не прийти к очевидному выводу: иметь наложницу или нескольких было в Исландии эпохи народовластия едва ли не обязательно; во всяком случае, речь идет о неотъемлемом элементе исландской культуры». [191]191
  См. [ Auður G. Magnúsdóttir1988: 4]. Подробнее о побочных женах в эпоху Стурлунгов см. [ Agnes S. Arnórsdóttir1995], более общий взгляд дается в работе [ Karras1990: 141–162].


[Закрыть]Согласно этим источникам, в XIII веке, а вероятно, и раньше, «побочный брак» заключался как формальное соглашение. Ситуации, когда влиятельные годи заводили побочных жен, описываются в сагах как шаги по расширению сети родственных связей – обычный брак имел в этом смысле ограничения. Побочные браки упрочивали позиции годи как возможного представителя или союзника других влиятельных родов. Семьи же, поставлявшие побочных жен, тоже получали прибыль в виде упрочения уже их собственных связей с властной элитой. Особенно важны побочные браки стали в XIII веке, когда эффективность судов и тингов в плане обеспечения обычным землевладельцам защиты и безопасности значительно снизилась.

Социальная иерархия

Норвежское право, в отличие от исландского, различало для свободных людей несколько социальных статусов, своего рода сословий, в частности, свободные работники отличались от свободных землевладельцев, а те – от аристократов и государственных чиновников высоких и низких рангов. Свободный человек попадал в один из следующих классов:

просто свободный человек (дисл. rekspegn), как правило, не землевладелец, впрочем, это зависело от региона;

«свободный невотчинник» (дисл. árborinn maðr) – владелец независимого хутора, однако такого, который не был унаследован от предков;

так называемый хёльд или вотчинник (дисл. hǫlðrили óðalsbóndi) – тоже владелец хутора, но унаследованного от предков и, стало быть, неприкосновенного; земля в распоряжении такого человека именовалась вотчиной или одалем (дисл. óðal– слово, связанное с лат. allodium, означающим семейную неотчуждаемую собственность на землю);

королевский дружинник (дисл. hirðmaðr), наемный служащий;

лендрманн (дисл. lendr maðr, букв, «оземеленный человек»), как правило, аристократ-землевладелец и вассал конунга (местная власть лендрманнов была традиционной – некогда это были так называемые херсиры, дисл. hersir, местные военачальники; превращение херсиров в лендрманнов завершилось в течение XI века);

конюший (дисл. stallari);

наконец, человек мог быть ярлом (дисл. jarl, аналог графа в континентальной феодальной иерархии).

За нанесение телесных повреждений или убийство человека из каждой из этих категорий полагалось платить штрафы – виру – разного размера [192]192
  См. раздел «О праве людей на возмещение» ( Um réttarfar manna) Старых законов Гулатинга ( Den ældre Gulathings-Lov) в книге [ Norges gamle love1846 1:71]. У каждого крупного региона Норвегии имелся свой свод законов, и своды отличались друг от друга рядом особенностей в определении социальных рангов.


[Закрыть], в то время как в «Сером гусе» вира в шесть марок (48 законных унций) полагалась за телесные повреждения любому свободному человеку, будь то годи или бонд. [193]193
  См. «Серый гусь», т. 1, гл. 88 [1852 Ia: 155], т. 2, главы 169, 282, 375 [1879 II: 202, 313–314, 390], т. 3, гл. 12 по рукописи А. М. 125 А. 4to [1883 III: 434].


[Закрыть]В сагах, однако, мы видим, что реальный размер виры все-таки зависел от того, насколько уважаемым в обществе человеком был пострадавший. [194]194
  Так, в «Саге о Торгильсе и Хавлиди» первый нанес второму травму (отрубил палец), и за это Хавлиди назначает виру стоимостью в несколько хуторов (то есть как если бы Торгильс убил сразу нескольких его родственников) – и Торгильс ее выплачивает. (Прим. перев.)


[Закрыть]

Отсутствие границ между социальным статусом годи и бондов подтверждается и словами договора, заключенного между исландцами и норвежским королем, конунгом Олавом сыном Харальда (правил в 1015–1030 гг.). Договор, изначально устный, был впервые скреплен клятвой во времена правления Олава. Затем, ближе к концу века, он был перенесен и на пергамент, когда официальные представители Исландии прибыли в Норвегию, дабы в третий раз принести соответствующие клятвы. [195]195
  См. [ Jón Jóhannesson1974:109–117].


[Закрыть]Копия этого, уже письменного, соглашения сохранилась в составе «Серого гуся» [196]196
  См. «Серый Гусь», т. 1, гл. 247–248 [1852 Ib: 195–197], т. 3 [1883 III: 463–466].


[Закрыть]и является древнейшим документом об Исландии, написанным на древнеисландском языке. Этот договор оставался в силе до самого конца эпохи народовластия (т. е. до 1262–1264 гг.), и в нем не делается различий между годи и бондами, а сказано лишь: «Находясь в Норвегии, исландцы пользуются теми же правами [ réttr], что и хёльды [ hǫlðr]». Право в данном случае надо понимать как возможность требовать возмещение за телесные повреждения или оскорбления. Как уже было сказано выше, хёльд в Норвегии – это свободный человек, владеющий наследственным хутором, одалем. [197]197
  См. [ Вøe, KLNM6: Hauld.]


[Закрыть]

Из этой формулировки, надо полагать, следует, что статус хёльда удовлетворял всех исландцев без различия, как бондов, так и годи. Более старая версия договора, согласно норвежским законам Гулатинга, устанавливала срок пребывания в Норвегии, после которого статус исландца мог быть пересмотрен: «Исландцы, которые приехали в страну по торговым делам, будут иметь статус хёльда. Если же исландец остается здесь в течение трех зим, то после этого он будет иметь такие права, о каких согласятся свидетельствовать люди». [198]198
  См. [ Norges gamle love1846 1: 71.]


[Закрыть]Договор с конунгом Олавом также определял права норвежцев на территории Исландии и исландцы не стали различать норвежцев согласно норвежской системе социальных рангов, а предоставили любому норвежцу те же права, что и любому свободному исландцу (дисл. [ rétt] slikan sem landz menn). [199]199
  См. «Серый гусь», т. 3, рукопись А. М. 136 4to («Книга с Кожаных дворов») [1883 III: 464].


[Закрыть]

Ввиду отсутствия сословной разницы между бондами и годи исландская традиция требовала, чтобы годи вели дела со своими тинговыми напрямую. В «Сером гусе» записано право свободного человека выбирать себе годи по собственной воле [200]200
  См. «Серый гусь», т. 1, гл. 83 [1852 Ia: 140–141], т. 2, гл. 245 [1879 II: 277–278].


[Закрыть]– право, возможное лишь в ситуации, когда власть не связана с той или иной территорией:

Человек должен объявить, что делается тинговым любого годи, какого он хочет. И они оба должны назвать свидетелей, и человек, и этот годи. Свидетели должны засвидетельствовать, что человек заявил, что он, и его семья, и его хутор, и его имущество, делаются тинговыми этого годи. А также, что годи в ответ заявил, что принимает этого человека к себе тинговым. [201]201
  См. «Серый гусь», т. 1, гл. 81 [1852 Ia: 137], т. 2, гл. 242 [1879 II: 273].


[Закрыть]

Выбрав того или иного годи [202]202
  Единственное географическое ограничение заключалось в том, что человек не имел права выбрать себе годи из другой четверти. Имелись, впрочем, исключения и из этого правила – бондам, жившим в Бараньем фьорде, позволялось выбирать себе годи с другой стороны фьорда, плюс годи имел право принять в свои тинговые бонда из другой четверти, если получал на это разрешение на Скале Закона на альтинге («Серый гусь», т. 1, гл. 83 [1852 Ia: 140–141]).


[Закрыть], землевладелец вовсе не был обязан оставаться ему верным по гроб жизни, а имел право расторгнуть соглашение и выбрать себе другого годи:

Если человек хочет перестать быть тинговым [своего годи], ему следует заявить об этом на весеннем тинге, если он переходит к другому годи, которому полагается бывать на том же весеннем тинге, что и первому [то есть годи из той же округи]. Разрешается это и в том случае, если он переходит к годи, который созывает тинг в другом месте той же округи. Если же человек хочет перейти к годи из другой округи, то ему полагается объявить о том, что он не хочет быть тинговым ни одного из трех годи своей округи на альтинге, у Скалы Закона, в такое время, когда суды слушают дела, и так, чтобы тот годи, чей он тинговый, слышал. Если же годи не слышал, полагается сообщить ему об этом лично и заявить об этом при свидетелях. И в тот же день человек должен объявить, что делается тинговым другого годи. [203]203
  См. «Серый гусь», т. 1, гл. 83 [1852 Ia: 140], т. 2, гл. 245 [1879 II: 277–278].


[Закрыть]

Аналогичным образом и годи мог разорвать отношения со своим тинговым:

Если годи хочет, чтобы тот или иной человек не был больше его тинговым, то годи должен сказать ему об этом за четырнадцать ночей до весеннего тинга или за больший срок. А затем годи должен повторить это же прямо на весеннем тинге. [204]204
  См. «Серый гусь», т. 1, гл. 83 [1852 Ia: 141], т. 2, гл. 247 [1879 II: 278–279], т. 3, гл. 65 по рукописи А. М. 125 4to [1883 III: 426–427].


[Закрыть]

На деле правовая возможность менять годи – ключевой момент в отношениях «годи – тинговый» – использовалась бондами с оглядкой на семейные традиции (чьими тинговыми были предки и союзники), а также с оглядкой на прочие практические соображения, как то: географическая близость хутора выбранного годи. Вполне вероятно, что бонды не меняли годи так уж часто, однако возможность такая всегда имелась. Мы находим подходящий пример в «Саге о Лощинном Стурле»: в начале 70-х годов XII века бонд по имени Альв сын Эрнольва сменил годи, перейдя от Эйнара сына Торгильса к одноименному герою саги. Между этими двумя годи шли распри на протяжении всей второй половины XII века. Бонды, особенно влиятельные и богатые, могли менять годи в случае, если условия союза переставали их удовлетворять, – в самых крайних случаях бондам приходилось переезжать в другую округу или четверть. [205]205
  В «Саге о Стурлунгах» мы находим массу примеров, когда бонды вынуждены переезжать, – однако подобные ситуации стали возникать регулярно лишь в самом конце эпохи народовластия, когда годи удалось сосредоточить в своих руках куда больше власти, чем в прежние века (см. «Сагу о Лощинном Стурле», главы 3, 6, 9, 23, 26; «Сагу о Гудмунде Достойном», гл. 9; «Сагу о Хравне сыне Свейнбьёрна», гл. 13; «Сагу об исландцах», главы 6, 13, 18, 32, 33, 52, 53, 56, 59, 81, 83, 146, 166).


[Закрыть]Если верить букве закона, то все свободные землевладельцы были обязаны находиться в союзе с тем или иным годи, однако более вероятно, что на фоне отсутствия полиции или аналогичных органов принуждения многие люди не заключали таких союзов ни с кем.