Текст книги "Записки о России. XVI — начало XVII в."

Автор книги: Джером Горсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

1589–1590 гг. – первый набросок, первая компиляция текста «Путешествий» в целом;

1602–1605 гг. – первая редакция, внесшая две или три вставки;

1625–1626 гг. – вторая окончательная редакция, выполненная для издания Пёрчеза 1626 г. отчасти Горсеем, отчасти издателем.

Кроски помещает в статье специальную таблицу, где постранично (по изданиям записок на английском языке 1856 и 1968 гг.) расписывает состав текста и вставки[41]41
  Сrоskeу R. Op. cit. P. 375.


[Закрыть].

В статье Кроски есть ряд интересных и важных конкретных наблюдений: он связывает «первые наброски» «Путешествий» с историей публикации другого произведения Горсея – «Коронации». Появление последней в сборнике Гаклюйта 1589 г. автор объясняет настойчивой протекцией Уолсингема, способствовавшего выходу самой книги Гаклюйта. Ссылаясь на авторитетное исследование Симмонса, Кроски утверждает, что часть «Коронации» была непосредственно записана Гаклюйтом со слов Горсея. Причем издатель поместил ее в книгу, только уступая настоянию Уолсингема, поскольку опасался плохой репутации Горсея у купцов Московской компании, с которой хотел сохранить свои добрые отношения[42]42
  Ibid. Р. 336; Simmons J. S. G. Russia // Hakluyt Handbook / Ed. by D. B. Quinn. L., 1974. V. 1. P. 161; Hakluyt Society Publications. Second series, L., 1974; V. 144–145. Hак1uvt R. The Principal Navigations, Voiages, etc. of the English Nation. L., 1589. Vol. 1. P. XX.


[Закрыть]. Написание «Коронации» автор датирует точно: между серединой сентября 1589 г. (время возвращения Флетчера и Горсея из России) и 17 ноября 1589 г. (дата предисловия Гаклюйта к публикуемой «Коронации»). Поскольку, замечает Кроски, в предисловии Гаклюйта к «Коронации» не упоминается о других записках Горсея, значит, их пока еще не было. Отсюда появление начальных параграфов «Путешествий» датируется периодом со второй половины ноября 1589 г. (дата предисловия Гаклюйта) до марта 1590 г., когда Горсей отправился в Россию со своей последней миссией[43]43
  Сrоsкеу R. Op. cit. P. 366–367; List & Analysis of State Papers. Foreign S. Elisabeth I / Ed. by R. Br. Wernham: 2 vols. L., 1964. V. 1. p. 431–433.


[Закрыть].

Издание «Путешествий» в 1626 г., основа которых, согласно Кроски, была написана в 1589–1590 гг., потребовало их редакции. С помощью палеографического анализа рукописи Горсея, сохранившей все следы вставок, а также правки и пометы Горсея и Пёрчеза, Кроски проследил подготовку рукописи к изданию. Он обнаружил и несколько вставок 1603–1605 гг. Эту первую редакцию, как и написание Горсеем «Трактата», Кроски связывает с именами Т. Бодли и Р. Коттона – английских деятелей, от которых во многом зависело благополучие самого Горсея в эти годы[44]44
  Ibid. P. 373.


[Закрыть].

Таковы основные положения статьи Р. Кроски. Автор создал, на наш взгляд, в целом убедительную концепцию истории написания источника, хотя некоторые моменты схемы Кроски, касающиеся, в частности, состава центральной части «Путешествий», нуждаются, как нам кажется, в уточнении.

Таким образом, разбор разных точек зрения на историю создания записок Горсея подтверждает главное: в составе источника есть разновременные слои, время написания которых влияет на содержание конкретных известий; это необходимо учитывать при выяснении их достоверности.

Сбитость хронологической сетки в сочинении Горсея искупается достоинствами его «Путешествий» – живыми зарисовками современника и очевидца, уникальностью его наблюдений. Ведь историк политической жизни России конца XVI в. находится в трудном положении. С 1576 г. не велись больше общерусские летописи, составители которых тщательно фиксировали все важнейшие, с их точки зрения, события внешней и внутренней политики. Случайные сведения местных и частных «летописчиков» уже не дают общей картины внутренней жизни государства. Разрозненные указания актов – жалованных, купчих, духовных грамот, синодиков, вкладных книг в монастыри – могут быть полезны в основном для воссоздания биографий отдельных деятелей. Многочисленные делопроизводственные материалы писцовых и переписных книг рассказывают – да и то весьма скупо и лишь после больших усилий по извлечению и систематизации их сведений – только о социально-экономической истории. На долю историка политической жизни остаются крохи со стола историка-экономиста да наблюдения далеко не беспристрастных иностранцев.

Остановимся на критике данных источника, активно используемых в работах по русской истории и определяющих источниковую ценность записок.

«Путешествия» открываются очерком событий, происходивших в России в начале XVI в., до приезда автора в Москву: от упоминания о великом княжении Василия III до известия о пострижении Марии Темрюковны. Этот рассказ Горсея почти не дает сведений, которые были бы неизвестны по другим источникам. В своем повествовании автор основывается главным образом на устных рассказах. Ссылка Горсея на «хроники» князя Ивана Федоровича Мстиславского едва ли указывает на летописные русские материалы автора, иначе не было бы таких ошибок и путаницы. В известном смысле объяснением этого места можно считать пристрастие Горсея к именам высокопоставленных лиц: И. Ф. Мстиславский у Горсея не просто князь, а «великий первый князь царской крови», «первый князь страны»; при этом особо отмечается его дружеское расположение к нему, Горсею. «Любовь и дружба» Мстиславского к Горсею подчеркивается передачей ему «хранимых в секрете» хроник. Мимоходом автор «Путешествий» ошибается при сообщении возраста И. Ф. Мстиславского: по Горсею, ему 80 лет, хотя известно, что он упомянут как рында (т. е. на первой, юношеской службе) в 1547 г., а умер в 1586 г.[45]45
  См.: ДРВ. M., 1791. T. XX. C. 62. 3имин А. А. Состав Боярской думы в XV–XVI веках // АЕ за 1957 г. М., 1958. С. 61. См. также примеч. 6 к «Путешествиям».


[Закрыть] Точно так же упоминает Горсей имена Уолсингема, Бэрли, Бориса Годунова, Федора Никитича Романова.

О приблизительности информации Горсея говорят ошибки в тексте этой группы известий: Иван IV якобы завоевал Смоленск (присоединенный его отцом, которого Горсей называет Василием Андреевичем), а также Дорогобуж и Вязьму, присоединенные Иваном III, и т. д. После фразы: «…перейду к временам, известным мне самому», читатель вправе ожидать изложения событий 70-х годов. Вместо этого следуют сообщения о захвате городов Нейгауза, Дерпта (Юрьев, Тарту), взятых в начале Ливонской войны, в 1558 г., затем упоминаются Пернов (Пярну), Гопсаль (Хаапсалу), Венден (Цесис), Лиль (захваченный в 1575–1576 гг.), и кончаются «ливонские» известия осадой Ревеля (Таллинна) и разграблением Нарвы.

Попытаемся объяснить эту хронологическую путаницу. События начала Ливонской войны отделены от 1575–1576 гг. промежутком более чем в 15 лет; едва ли они могли быть рассказаны Горсею как единовременные. Возникает предположение, что источник в этом месте позднее подвергся редактированию. Дает ли сам текст подтверждение такой догадке? Вспомним, что после фразы: «…перейду к временам, известным мне самому» (т. е. к 70-м годам), в тексте следуют подробности о женитьбе Грозного на Марии Темрюковне (1561). Таким образом, Горсей все еще «находится» в 60-х годах; далее по тексту следуют сообщения о городах, взятие которых датируется даже 1558 г. (Нейгауз, Дерпт). Идущее затем описание событий 1575–1576 гг. и осады Ревеля хорошо увязано. Поход в 1570 г. Грозного на Новгород и Псков (следующее, после осады Ревеля, известие) объясняется именно неудачей под стенами Ревеля. Следовательно, вставкой, скорее всего, нужно считать предшествующий рассказ о начале Ливонской войны (1558 г.). Кстати, именно среди известий о событиях 1558 г. находится написанное явно по слухам упоминание об Ивангороде, строителю которого, по Горсею, Иван Грозный приказал выколоть глаза за «редкую архитектуру этого замка» (легенда, перекликающаяся с преданием об участи мастера – строителя храма Василия Блаженного). Сведения о Ливонской войне могли оказаться в распоряжении Горсея или во время его путешествий через Ливонию (1580), или во время его последнего посольства в Москву (1590–1591), когда он побывал при дворах датского, польского и литовского правителей. Возможными информаторами Горсея о событиях Ливонской войны могли стать и его московские знакомые, особенно сосед по английскому подворью в Москве, Иван Иванович Голицын, один из воевод 70-х годов.

С рассматриваемым фрагментом текста «Путешествий» связано известие Горсея о погроме Новгорода Иваном Грозным и опричниками. Горсей называет огромное, намного превышающее самое большое, упоминаемое источниками число жертв новгородского погрома 1570 г. – 700 тыс. человек[46]46
  Ср.: Шлихтинг А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Л., 1936. С. 62. По псковским летописям число жертв погрома достигало 60 тыс. (см.: Псковские летописи / Подгот. А. Н. Насонов. М.; Л., 1941. Вып. I. С. 115).


[Закрыть]. Относительно причин похода Грозного на Новгород и Псков Горсей приводит рассказ, близкий по смыслу Псковской I летописи[47]47
  Псковские летописи. С. 115–116.


[Закрыть], о клевете на эти города, которой «легко поверил» царь.

В рассказе Горсея о новгородском погроме есть еще одна подробность, о которой молчат другие известия иностранцев: свидетельство о переселении в опустевший Новгород людей из округи «на 50 миль» и о бесполезности этой меры для возрождения города. Р. Г. Скрынников берет под сомнение сам факт такого переселения и решительно отвергает мысль о том, что оно (если состоялось) могло повлиять на прогрессирующее запустение новгородского посада в 70-е годы. А. А. Зимин отмечал, что это сообщение Горсея находит себе подтверждение в новгородских писцовых книгах[48]48
  3имин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 35. Примеч. 6. С. 302.


[Закрыть].

В целом, известие источника о событиях 1570 г. в Новгороде и Пскове несет на себе отпечаток бытовавших устных рассказов с заметными псковскими мотивами.

Нарушение хронологической последовательности в рассказе о событиях 1570 г. является еще одним подтверждением того, что источником сведений для Горсея служили устные рассказы: сначала он описывает неудачную осаду Ревеля, затем поход на Псков, а потом – погром Новгорода. Между тем осада Ревеля происходила позднее похода на Новгород, который, в свою очередь, предшествовал походу царя на Псков.

Итак, текст Горсея, посвященный русским событиям до приезда его в Россию, создавался на основе устных источников и имеет следы позднего редактирования, внесшего известную хронологическую путаницу в эту часть записок.

Следующая группа известий в записках посвящена событиям второй половины 70-х и начала 80-х годов XVI в., когда автор возглавил московскую контору английских купцов и пользовался доверием при русском дворе. Его осведомленность в русских делах тех лет не вызывает сомнений. Эта часть записок имеет, видимо, наиболее раннюю основу записей Горсея. Она повествует о событиях на протяжении двадцати лет, сразу после набега крымского хана Девлет-Гирея на Москву, и завершается рассказом о смерти царя Ивана. Хотя здесь и встречаются неточности, все же описанное на этих страницах всегда «узнаваемо», а текст в целом богаче деталями и ярко выделяется на общем фоне повествования.

Рассказ о набеге Девлет-Гирея имел своим источником, вероятнее всего, устные пересказы современников: ведь Горсей не был очевидцем сожжения Москвы в 1571 г. Подтверждение устного характера информации Горсея находим также в популярном у иностранцев описании драматичного приема посла Девлет-Гирея, который по приказу хана должен был «…узнать, как ему (Ивану IV) пришлось по душе наказание мечом, огнем и голодом…». Косвенно о том же свидетельствуют: путаница с именем Девлет-Гирея, которого Горсей называет Шигалеем, отождествляя с другим лицом, состоявшим на русской службе; замечание о посольстве Афанасия Нагого в Крым (еще до опричнины); глухое упоминание автора о казнях военачальников после крымского разорения.

Особенно важным в рассматриваемой части записок является рассказ о введении опричнины, о посажении Симеона Бекбулатовича, о возвращении затем Грозного на престол. У Горсея все эти события находятся в тесной связи и зависимости: царь разделил государство на опричнину и земщину и посадил Симеона на княжение, чтобы самому выйти из затруднительного положения, в которое он поставил себя бесконечными грабежами и поборами. Это была, по Горсею, своеобразная «хитрость» Ивана.

В историографии существуют разные объяснения того, почему у Горсея эти события, разделенные десятью годами, оказались одновременными[49]49
  См. примеч. 49, 50 к «Путешествиям».


[Закрыть]. Наиболее убедительной представляется версия С. М. Середонина, считавшего, что Горсей перепутал события 1565 и 1575 гг., соединив их вместе[50]50
  Середонин С.М. Сочинение Джильса Флетчера «Of the Russe Commonwealth» как исторический источник. Спб., 1891. С. 76.


[Закрыть]. Действительно, сюжет Горсея о том, как все сословия просят «отрекшегося» царя вновь занять престол и как он наконец внимает этим просьбам, непосредственно перекликается с событиями 1565 г., когда царь уехал в Александровскую слободу. Не зная детально обстоятельств поставления Симеона Бекбулатовича в 1575 г., Горсей «вспомнил» и отразил рассказанные ему события 1565 г. в сходной исторической ситуации, перенеся их в своем трактате на десятилетие вперед.

Известия «Путешествий» о Симеоне Бекбулатовиче стали главным аргументом в обширной полемике историков о Земских соборах XVI в. [51]51
  См. обзор литературы в кн.: Черепнин Л. В. Земские соборы русского государства в XVI–XVII вв. М., 1978. С. 38–45.


[Закрыть] Между тем конкретный анализ данных Горсея убеждает, что эти сведения нельзя рассматривать как прямые сообщения о Земских соборах 1575, 1576, 1580 и 1584 гг. В значительной степени этот вывод обусловлен особенностью терминологии записок Горсея, которая не может быть аргументом «за» или «против» в отыскании характерных признаков Земских соборов. Термины, употребляемые автором для обозначения разных групп господствующего класса и специфических русских учреждений, не упорядочены и не закреплены за отдельными понятиями[52]52
  См. подробнее: Севастьянова А. А. Записки о Московии Джерома Горсея: (К вопросу о принципах научного перевода терминов при публикации источников) // АЕ за 1976 г. М., 1977. С. 71–78.


[Закрыть]. В этих известиях особого внимания исследователя требует использование перевода источника. К примеру, рассказ Горсея о призвании со всего государства духовенства, созыве в Москве «высокого областного собора», речи Грозного, казни семи монахов использовался историками как аргумент, подтверждающий концепцию о созыве Земского собора 1575 г. накануне посажения Симеона[53]53
  См. примеч. 51 к «Путешествиям».


[Закрыть].

Однако, во-первых, неверный перевод на русский язык одного из упоминаемых собраний создавал иной смысл, нежели тот, который вложил в свою фразу англичанин, имевший в виду местный «конклав» духовенства. Во-вторых, предложенное В. И. Корецким прочтение этого места как последовательного рассказа об измене – казнях – соборе вызывает серьезное возражение[54]54
  Нu1bert E. The Zemskii Sobor of 1575: A Mistake in Translation // Slavic Review. 1966. June. Vol. 25. N 2. P. 300–302.


[Закрыть]. Горсей не связывал поставление Симеона с созывом церковных собраний, о которых идет речь. Кроме того, автор говорит здесь не об одном «соборе», а о трех различных собраниях: о созыве духовенства со всего государства, о местном церковном соборе и о «царском совете или парламенте». Этот рассказ в известном смысле может служить своего рода иллюстрацией взгляда на соборные совещания XVI в. как на практику различных собраний – полных и неполных, церковных и смешанных, обладавших большими или меньшими полномочиями[55]55
  См.: Ключевский В. О. Состав представительства на земских соборах древней Руси // Сочинения. М., 1959. Т. VIII. С. 477; Шмидт С. О. К истории соборов // Исторические записки. М., 1965. Т. 76. С. 146–147. Исчерпывающий анализ употребления термина «собор» см.; Черепнин Л. В. Земские соборы русского государства в XV 1 – XVII вв. М., 1978. С. 65.


[Закрыть].

Разбираемые известия имели в историографии и другую трактовку: этот отрывок рассматривался как свидетельство о церковном соборе 1580 г., от которого дошло уложение о запрещении духовенству приобретать вотчины[56]56
  См. примеч. 65, 66 к «Путешествиям».


[Закрыть]. Так трактовали в XIX в. известие Горсея Э. Бонд – первый издатель полного текста записок, Н. И. Костомаров, А. С. Павлов, позднее – С. Б. Веселовский, С. М. Середонин, А. А. Зимин. Горсей использовал, видимо, русский источник – приговор собора. Осложненность рассказа Горсея «слухами и толками», ходившими по Москве, объясняет, по мнению исследователей, несовместимое сочетание в одном отрывке мотивов приговора Соборного уложения 1580 г. с известием о монахах, затравленных медведями[57]57
  Середонин С.М. Сочинение… С. 31.


[Закрыть].

Повествование о 70 – начале 80-х годов, сосредоточенное в записках вокруг деятельности Ивана IV, завершает описание последних дней и часов жизни царя. Настоящий перевод передает версию о насильственной смерти Ивана Грозного, отраженную Горсеем[58]58
  См. примеч. 130 к «Путешествиям».


[Закрыть]. Для интерпретации этого известия в рассказе Горсея имеют, на наш взгляд, важное значение два момента. Во-первых, текст содержит имена людей, находившихся при царе и, таким образом, дает ответ на вопрос «кем?» Во-вторых, строки о Богдане Бельском, «…уставшем от дьявольских поступков тирана», служат косвенным указанием на участие Бельского в насильственной смерти царя. Глухой отзвук единственного у Горсея известия об обстоятельствах смерти Ивана IV находим в упоминании на последних страницах «Путешествий» о Богдане Бельском: вся семья царя Федора «трепетала от страха перед его (Бельского. – А. С.) злой волей».

Описания второй половины 80—90-х годов занимают в «Путешествиях» и двух других сочинениях Горсея значительное место и служат важнейшим историческим источником. Рассказ Горсея о событиях с 1584 г. до конца 90-х годов можно назвать своеобразной повестью о Борисе Годунове. Отдельные ее фрагменты получают дополнительное освещение в «Торжественной… коронации царя Федора» и в «Трактате о втором и третьем посольствах» Горсея.

После смерти Грозного Горсей на первых порах не только сохранил свое положение при дворе, но стал одним из иностранных доверенных «князя-правителя» Бориса Годунова и находился в самой гуще событий по крайней мере до 1587 г. Деятельность Бориса подобострастно превозносится, а ему самому дается положительная характеристика. Однако текст записок лестно рисует Годунова лишь до известия о расправе с Никитичами; начиная с этого места рассказ Горсея приобретает уже иное освещение, а дальнейшие события правления Бориса (примерно с начала 90-х годов) излагаются в откровенно недоброжелательном тоне. Причину такой перемены нужно искать, видимо, в отказе Годунова взять под свою защиту Горсея во время его тайного отъезда в Россию в 1588 г. и особенно в период неудачного посольства 1590–1591 гг.

Обратимся к двум часто привлекавшимся историками сюжетам рассказа Горсея о Борисе Годунове. Один из них связан с составом регентского совета при Федоре по завещанию Грозного. Ряд неточностей в трактовке текста Горсея привел Р. Г. Скрынникова к выводу о том, что Годунов не был назван Иваном Грозным в завещании среди регентов Федора[59]59
  Скрынников Р. Г. Борис Годунов и царевич Дмитрий // Исследования по социально-политической истории России: Сб. ст. памяти Б. А. Романова. Л., 1971. С. 184.


[Закрыть]. Между тем сочинения Горсея, как более ранние, так и созданные позднее, называют Годунова членом регентского совета по завещанию Ивана IV. Если Горсей в своих известиях и «фальсифицирует факты» (выражение Р. Г. Скрынникова), то делает это слишком уж последовательно; следов явных фальсификаций в рассматриваемых известиях нет.

Неправильное прочтение текста отразилось и в другом положении статьи Р. Г. Скрынникова: «Расправа с Шуйским углубила конфликт между правительством и боярами. Положение Годунова оказалось столь непрочным, что он вынужден был (по примеру царя Ивана) вести тайные переговоры с английским двором о предоставлении его семье убежища в Англии» [60]60
  Скрынников Р. Г. Борис Годунов и царевич Дмитрий. С. 188.


[Закрыть]. Идея убежища в Англии (известная только по Горсею) если и отражает кризис правления Годунова, то связывать его, кажется, нужно не с расправой над И. П. Шуйским. Ведь насильственная смерть Шуйского (1588), как и его предшествующее пострижение, произошла после отъезда Горсея в июне 1587 г. с поручением об убежище для Годуновых. Правильнее, видимо, связывать эту идею (если таковая действительно имела место) с угрозой развода царя Федора с Ириной Годуновой, чего добивались, по Скрынникову, те же Шуйские.

Помещенная в записках миниатюрная повесть о Борисе Годунове имела основу, сочиненную в годы покровительства Горсею «князя-правителя»: назначение Горсея послом царя Федора к королеве Елизавете (1585), выполнение поручения Годунова устроить побег вдовы Магнуса, Марии Старицкой, в Россию, прибытие Горсея в Англию и донос Джерома Бауса, посольство в Москву 1586 г., известия о заговорах против Годуновых, о расправе с Головиным, Шуйским, о приеме Горсея у царя Федора. Возможно, к этой же группе известий нужно отнести сообщение о заговоре Нагих, опале на Богдана Бельского, а также известие Горсея о попытке покушения на Годунова. Когда же мог быть записан автором весь этот «рассказ о Борисе Годунове»?

Сравнивая текст «рассказа о Борисе» из «Путешествий» с текстом «Коронации», обнаруживаем повторы, близость ряда известий, рассказанных человеком, близким к партии Годуновых. «Коронация» была написана в 1589 г. Аналогичный с ней текст «Путешествий» о Борисе Годунове, видимо, появился тогда же, в 1589–1590 гг., или даже ранее как дневниковые заметки. К тому же англичане, заинтересованные в покровительстве Бориса Годунова, настаивали на положительной, а не отрицательной характеристике правителя[61]61
  В конце 80-х годов Андрея Щелкалова, ведавшего внешними сношениями с англичанами, сменил Борис Годунов. См. также: Croskey R. Op. cit. P. 371.


[Закрыть]. Переориентация самого Горсея, в результате которой он стал писать уже не как сторонник, а как противник Бориса Годунова, произошла, видимо, к моменту его возвращения в Англию в 1591 г.

В тексте «Путешествий» тенденция к осуждению Бориса Годунова заметна начиная с рассказа о судьбе Никиты Романовича Юрьева и его сыновей. Весь отрывок о них дается с немым пока осуждением Бориса, расправившегося с домом последних претендентов на трон. Далее в изложении событий 90-х годов отрицательная трактовка образа «узурпатора» Бориса становится явной и открытой. Отметим в этой же части появившиеся хронологические и фактические неточности, вкрапления свидетельств XVII в.: упоминание о самозванце, о Михаиле Романове как будущем царе и т. д. Это дает основание рассматривать вторую часть повести о Борисе Годунове как мемуарную, написанную уже в начале XVII в.

В рассказе о Борисе Годунове одним из самых ярких свидетельств Горсея являются известия (их три) о смерти царевича Дмитрия в Угличе в связанных с этим фактом событиях. Два из них – только упоминания. Первое – о заговоре «с целью отравить и убрать молодого царевича Дмитрия, третьего сына прежнего царя, его мать и всех их родственников… приверженцев и друзей, содержавшихся под строгим присмотром в отдаленном месте у Углича. Дядя нынешнего царя… Микита Романович… был околдован… хотя и жил еще некоторое время». Второе упоминание встречается в рассказе о судьбах трех сыновей Ивана Грозного, третьему из которых «десяти лет… перерезали горло». Самым содержательным и полным является третье известие Горсея о смерти царевича Дмитрия в Угличе. Автор сообщает, что, оказавшись в ссылке в Ярославле, он был разбужен однажды ночью Афанасием Нагим, рассказавшим, что царевича Дмитрия зарезали в Угличе, а его мать отравили. Горсей дает Нагому снадобье от яда, после чего «…караульные разбудили город и рассказали, как был убит царевич Дмитрий».

Загадочная смерть наследника престола, последнего сына Ивана IV, была предметом расследований многих историков[62]62
  См. краткий обзор работ: Скрынников Р. Г. Борис Годунов и царевич Дмитрий. С. 182.


[Закрыть]. В рамках настоящего издания нас интересует не событие само по себе, а то, как использовались сведения Горсея. Обратимся к работам историков.

В одной из своих статей Р. Г. Скрынников привлекает известие о заговоре против Нагих и попытке покушений на царевича[63]63
  Там же. С. 197.


[Закрыть]. Он связывает это упоминание Горсея (а также и Флетчера, информатором которого был Горсей) не с фигурой Бориса Годунова (его Р. Г. Скрынников считает непричастным к смерти Дмитрия), а с происками Нагих против бояр Романовых, имевших больше прав на престол, чем худородный Годунов[64]64
  См.: Скрынников Р. Г. Борис Годунов и царевич Дмитрий. С. 197. В книге «Борис Годунов» автор высказывается осторожнее: «Угличский двор распространял повсюду слухи, будто родственники Федора… пытались „окормить“ Дмитрия зельем» (он же. Борис Годунов. М., 1978. С. 45); в недавнем исследовании Р. Г. Скрынников, не касаясь вопроса о царевиче Дмитрии, говорит, что бояр Романовых обвинил «в заговоре с целью уничтожения царской семьи и захвата короны» Борис Годунов (он же. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века. Л., 1985. С. 22).


[Закрыть]. Эта догадка Р. Г. Скрынникова представляется неверной; она основана на ошибочном переводе упоминания Горсея о заговорах (см. выше), которым пользовался автор статьи. В этом месте переводчица Горсея ошибочно вставила слово «заподозрили», говоря о Никите Романовиче, хотя в английском тексте Горсея вовсе нет этого слова[65]65
  Белозерская Н. А. Записки. С. 77


[Закрыть]. Неправильный перевод стал причиной неверного истолкования Скрынниковым источника: Горсей в этом упоминании имеет в виду именно Годунова.

Наиболее часто историки используют полный рассказ Горсея о смерти царевича Дмитрия, начинающийся с ночного визита Афанасия Нагого. Самый тщательный разбор этого фрагмента, а также его интерпретации историками находим в специальной статье английского автора Морин Перри «Известие Джерома Горсея о событиях мая 1591 г.»[66]66
  Реrrie M. Jerome Horsey's Account of the Events of May 1591 // Oxford Slavonic Papers. 1980. Vol. 8. P. 38–39.


[Закрыть]. Проведенное в статье сопоставление двух разных английских изданий Горсея (1856 и 1626 гг.) с оригиналом рукописи дало поразительный результат: текст Горсея в публикации 1626 г., как и в рукописи, содержит деталь, указывающую на убийцу царевича Дмитрия[67]67
  Ibid. P. 32. Хотя перевод в настоящем издании выполнен по публикации Э. Бонда 1856 г., но в этом единственном случае мы сочли нужным дать перевод по изданию 1626 г.


[Закрыть]. По изданию 1856 г. это место дословно переводится так: «Его горло перерезано около 6 часов дьяками, один из его слуг[68]68
  Ошибка в русском переводе 1909 г.: «слуга одного из них…» (дьяков. – А. С.) (Белозерская Н. А. Записки. С. 99).


[Закрыть] признался на пытке, что его послал Борис». А по изданию 1626 г. читаем: «Его горло перерезано около 6 часов сыном дьяка, одним из его слуг: он признался на пытке, что его послал Борис»[69]69
  Реrrie M. Op. cit P. 32. В Приложениях к статье помещены чтения обоих изданий и фотокопия этого места из рукописи Горсея, которую мы воспроизводим в настоящем издании.


[Закрыть]. Согласно новому прочтению Морин Перри констатирует: Горсей в своем известии самостоятелен и близок к сообщениям русских источников, называвших среди предполагаемых убийц Данилу Битяговского, сына единственного находившегося в Угличе дьяка Михаила Битяговского.

Автограф Горсея: сообщение о смерти царевича Дмитрия.

В статье М. Перри рассматриваются и сравниваются с показаниями других источников все свидетельства Горсея о событиях мая 1591 г. в Угличе, а также анализируются исторические работы, в которых эти свидетельства привлекались. Наиболее подробно анализируется концепция Р. Г. Скрынникова о событиях мая – июня 1591 г. Та же концепция разобрана и в последней опубликованной книге А. А. Зимина[70]70
  Зимин А. А. В канун грозных потрясений. М., 1986. С. 169, 174–176. Версия Горсея о том, что царевич зарезан, подтверждается также в его письме от 10 июня 1591 г. лорду Берли в Англию. См. об этом: Лурье Я. С. Письма… С. 195, 200.


[Закрыть]. Оба разбора показывают, что Скрынников не прав, когда отвергает сообщение Горсея как тенденциозную версию Нагих. Отметим, что показания членов семьи Нагих на следствии по делу о смерти царевича действительно совпадают с рассказом Горсея. Однако версия Скрынникова, что Горсей примкнул к антигодуновской партии Нагих, неубедительна. М. Перри и А. А. Зимин отмечают также в этой связи, что Горсей вполне мог узнать официальную версию и от «караульных», которыми «был разбужен Ярославль». Далее, текст Горсея, на который опирается Р. Г. Скрынников, говоря о попытке Нагих поднять мятеж в Ярославле, не дает таких свидетельств. М. Перри приводит сопоставление известия Горсея и его интерпретации Р. Г. Скрынниковым. «Путешествия»: «Город был разбужен караульными, рассказавшими, как был убит царевич Дмитрий» (менее точный вариант перевода 1909 г. на русский язык: «Уличные сторожа подняли город и сообщили жителям об убиении царевича Дмитрия»); Р. Г. Скрынников: «Удары набата подняли на ноги население Ярославля. Горожанам сообщили, что младший сын Грозного был предательски зарезан подосланными убийцами». В более поздней работе Р. Г. Скрынникова читаем уже: «…Нагие объявили народу…»[71]71
  Скрынников Р. Г. Борис Годунов и царевич Дмитрий. С. 191–192; он же. Борис Годунов. С. 83.


[Закрыть] Дополним приведенные интерпретации Р. Г. Скрынникова еще одной, из работы 1980 г.: «Д. Горсей находился в Ярославле и описал происшествие как очевидец. Он не назвал по имени инициаторов обращения к посаду, но из его рассказа можно заключить, что инициатива исходила от Нагих»[72]72
  Скрынников Р. Г. Россия накануне «смутного времени». М., 1980. С. 83.


[Закрыть].

Таким образом, концепция Р. Г. Скрынникова о мятеже Нагих, центром которого должен был стать Ярославль, не может считаться доказанной, если иметь в виду его использование свидетельств Горсея. Аналогичные замечания об интерпретации текста источника можно сделать и относительно версии Р. Г. Скрынникова о продолжении действий мятежников Нагих в Москве[73]73
  Реrrie M. Op. cit. P. 43–44; Зимин А. А. В канун… С. 174, 176.


[Закрыть].

Оценивая информацию, заложенную в свидетельствах Горсея о событиях 1591 г., связанных со смертью царевича Дмитрия, подчеркнем, что записки подразумевают или даже прямо говорят (в ряде мимоходом сделанных замечаний в завершающей части «Путешествия») о безусловной роли Бориса Годунова в событиях, приведших к смерти Дмитрия. Пережитое Горсеем в Ярославле в мае – июне 1591 г. – одно из объяснений перемены авторской трактовки фигуры Бориса Годунова. Видимо, основа рассказа об угличских событиях появилась у Горсея как короткая дневниковая запись в 1591 г., но окончательное составление этих известий, включивших известные неточности, отмечаемые исследователями, произошло уже в начале XVII в.

Таковы некоторые критические наблюдения над известиями Горсея, чаще других используемыми в исследованиях и предоставляющими богатые возможности для интерпретации рассказов о России иностранного автора.

Записки Джерома Горсея давно стали настольной книгой исследователей, изучающих историю России второй половины XVI в. Уникальность ряда сведений о политической борьбе в Русском государстве времени Ивана Грозного, Федора Ивановича и Бориса Годунова, о государственном устройстве страны в конце XVI – начале XVII в., о состоянии русско-английских отношений превращает сочинения Горсея в активно используемый источник. Но как раз в силу уникальности многих сообщений Горсея исследователи до сих пор расходятся в их трактовках. В ряде случаев правильному прочтению мешают неточности переводов тех или иных мест в тексте, изданном в начале века.

Предлагая новый, аннотированный, полный перевод записок Горсея, настоящее издание учитывает и живой, постоянный интерес широкой читательской аудитории к описываемому времени русской истории, позволяет точнее представить особенности социально-политического развития нашей Родины в средневековье.