Текст книги "Записки о России. XVI — начало XVII в."

Автор книги: Джером Горсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Наши купцы довольны тем, как с ними обходятся в этом королевстве, это одобряется ее величеством. Если эта милость будет увеличена, они станут считать себя еще более обязанными королю. Я оставляю это на ваше мудрое разрешение и прошу извинить меня за это рассуждение».

Они поблагодарили меня, а я – их. Я полагал, что время прошло с пользой, они думали так же. Мы расстались любезно и вновь встретились за обедом у главного камергера, где меня пышно чествовали. Он сказал мне, что по его ходатайству король удовлетворил мое прошение. Секретарю было приказано выпустить эдикт, или воззвание, для опубликования [этого решения] в Данциге, Элбинге, Кенигсберге и других местах. Я отбыл с этим впечатлением хорошего приема и грамотами короля. Но Поссевино[445]445
  Ср. рассказ о встрече с Поссевино в Речи Посполитой в «Путешествиях» и примеч. 246 к «Путешествиям». Это известие в «Трактате» проясняет упоминание отсутствовавшего тогда в Речи Посполитой Поссевино: речь идет о его доверенном.


[Закрыть], затаивший злобу на меня за то, что я причинил ему и его господину папе неприятности со стороны русского царя, приказал отцу Антонию, папскому легату, который совершал там церковные сборы, подговорить испанского солдата за плату устроить засаду с 40 всадниками, чтобы ограбить и убить меня и моих слуг, но пан Иоанн Дебович (Panne Joan Debowich)[446]446
  Ян Глебович, см. примеч. 239 к «Путешествиям».


[Закрыть], добрый протестант, князь и мой старый знакомый, проводил меня безопасной дорогой вопреки их ожиданиям.

Когда я прибыл ко двору великого князя Ливонии пана Христофора Радзивилла (Panne Christophor Regavyle) в Вильно (Vallna) около 11 июня, его милость устроил мне большой и почетный прием; доставил мне большое удовольствие и угощение; он с большим восхищением отзывался о величии и знаменитости королевы Англии; к великому удивлению всех его знатных людей он живет с большой королевской пышностью. С его грамотами, очень милостиво написанными, я отбыл и, благополучно проехав все его владения, прибыл в Смоленск (Smolenska) в России.

Немедленно по моем прибытии князь и наместник этого (города) дал знать об этом царю и князю Борису Федоровичу. От них очень быстро был прислан дворянин с большой свитой, чтобы доставить меня ко двору, куда я прибыл в конце июня[447]447
  Рассказ о теплой встрече Горсея в России, помещенный здесь, противоречит тексту соответствующего известия в «Путешествиях», где Горсей отмечает неприязненность и подозрительность к нему с самого начала этого приезда в Россию. Особенно любопытна разница в трактовке Бориса Годунова: в. «Трактате» он для Горсея все тот же милостивый «благородный лорд», тогда как в «Путешествиях» отношение к Борису резко негативное. Объяснение этого содержится, на наш взгляд, в хронологии написания Горсеем своих записок: «Трактат» создавался, когда Борис был, возможно, уже царем и был жив, а соответствующая часть «Путешествий» писалась или редактировалась уже после 1605 г.


[Закрыть]. В 3 милях от города Москвы меня встретил дворянин царского двора (of the Kynges house) с добрым приветствием от царя и князя Бориса Федоровича и проводил в столицу, где меня поместили в прекрасный дом, принадлежавший епископу. Три дня подряд этого дворянина присылали ко мне, и он объявлял, что царь жалует меня провизией для меня самого, 10 человек и для лошадей, мясом и питьем и всеми необходимыми вещами.

Я покорно благодарил его величество, но ее величеству, моей госпоже королеве английской, было угодно (говорил я), назначить мне достаточное содержание. Я не буду ничего принимать, пока не предъявлю его величеству письма и поручение, с которым послан. Некоторые из моих прежних русских слуг получили позволение быть при мне, через них я покупал на рынке провизию, не имея надобности брать что-то с Английского подворья.

Мой старый недруг, канцлер, часто присылал ко мне просить, чтобы я забыл прежнюю вражду и смягчил жалобы, которые собирался подать на него, обещая всеми средствами помочь мне в моих переговорах[448]448
  Имеется в виду Андрей Щелкалов.


[Закрыть]. Я, зная, что он хитер и лукав как лисица, не доверял ему, боясь попасть в его ловушку, я давал ему уклончивые и сдержанные ответы, как считал нужным, но они совсем не удовлетворяли его.

Тот же самый дворянин, что и прежде, был прислан ко мне 17 июля и велел мне приготовиться к трем часам следующего дня для царской аудиенции. Но около 5 часов на следующий день он пришел снова и сказал, что царь нездоров. 21-го он приходил с той же вестью, но вышло то же, что и прежде, то же было и на третий раз.

29 июля мне вновь назначили аудиенцию, когда я пришел в Кремль, то меня проводили в Посольский приказ (offусе of ambasages), после чего меня послали в приказ Казны (Tresorye offyce), там я нашел главного казначея Деменшу Ивановича Черемисинова (Demenshoye Ivanwich Cherymisse)[449]449
  Черемисинов-Караулов Деменша Иванович – думный дворянин с 1579 (или с 1583) по 1597 г., в 1583 г. встречал английского посла Бауса; с 1584 г. упоминается как казначей. В конце 1597 г. сослан в Царицын, но затем был возвращен в Москву; упоминается как думный дворянин в апреле 1600 г. (ОР ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Эрм. № 390. Л. 915 об. Указано А. П. Павловым; Сб. РИО. Т. 38. С. 103–104; Рк 1475–1598. С. 308, 364, 513; РК 1559–1605. С. 269; Дополнения к АИ. СПб., 1846. Т. I. С. 189–195; ЧОИДР. 1884. Кн. 4. С. 96, 103–104; ПДС. СПб., 1851. Т. I. Стб. 486–487).


[Закрыть] и секретаря Посольского приказа Постника Дмитриева (Posnych Demetriore) [450]450
  Дмитриев Постник – дьяк, служивший в основном в Посольском приказе (см.: Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV–XVII вв. С. 153).


[Закрыть], которые после вежливых приветствий сказали, что царю угодно знать, зачем и от кого я прибыл.

Я отвечал, что послан ее величеством английской королевой к царю и благородному князю Борису Федоровичу с письмами и поручением. Они сказали, что передадут это, потом мы вспомнили наши общие веселые деньки, и я был отпущен на этот раз.

1 августа за мной вновь пришли, чтобы идти к царю, но когда я пришел, то в том же самом месте [в приказе Большой Казны?] я нашел родственника царя князя Ивана Васильевича Сицкого (Knez Ivan Vasilwich Sitsky)[451]451
  Сицкий Иван Васильевич (см. о нем примеч. 115 к «Путешествиям») был женат на двоюродной сестре царя Федора Евфимии Никитичне, урожденной Юрьевой-Романовой (Сборник материалов по истории предков царя Михаила Федоровича Романова. СПб., 1901. Ч. I. С. 282–311).


[Закрыть] и Ивана Васильевича Годунова (Ivan Vasilewich Godanoe), ближайшего родственника царя, а также двух других, упомянутых выше. После обсуждения «за» и «против» они просили меня показать королевские грамоты. После того как я это сделал, они сказали, что царь и князь должны их видеть, чем я довольствовался. Когда за мной пришли опять (а это было 10 августа), то письма королевы уже были представлены царю; нашли, что не в порядке печать: там была лишь малая; а также был употреблен сокращенный титул [царя], тогда как обычно королева писала его полностью. На это мы потратили много времени, но ничего не сделали; на все (вопросы) я дал удовлетворительные ответы[452]452
  Ср. соответствующее известие о приеме у русских в «Путешествиях», где Горсей яснее говорит о причинах такого приема.


[Закрыть].

Затем они попросили, чтобы я изложил мое поручение, и они ответят мне. Я сказал, что сделаю это по пунктам и прошу их отвечать мне тем же способом; так я и сделал, изложив все ясно, на их родном языке, чтобы предупредить их обычные увертки, применяемые, когда они хотели уклониться [от ответа] и объявляли, что переводчик неправильно перевел или что перевод неточен.

Предмет переговоров [им] был неприятен и менее всего отвечал их желаниям, никто не вел переговоры до той поры [на такие темы], однако при добром их расположении на все можно было бы ответить.

Они были сильно удивлены, что я, уехав перед тем в царской опале, осмелился приехать с такими настойчивыми грамотами, да еще передающими сокращенно титул царя. Я сказал им: «Настойчивость моего поручения находится в соответствии с обидами, нанесенными королеве и короне ее священной монархии в лице ее достойных подданных и купцов, торгующих в этих краях, и хотя, по лживому навету, его величеству было угодно гневаться на меня, однако благородный князь Борис Федорович, к которому я также прислан, лучше знает, как верно я служил почти 20 лет царю; его милости и справедливое княжеское обхождение со мной было всегда достаточным ручательством моей верности. А вам, милостивые государи, очень хорошо известно, что я в совершенстве знаком с титулом царя и его обязательном употреблении в переговорам с его величеством, поэтому не мог сделать никаких сокращений, оскорбительных царю и его государству, так как слова „и многих иных“ включают без перечисления гораздо больше, чем имеется. Имея в виду все сказанное, я не вижу причины обвинять меня за мое появление здесь, особенно если учесть, что это приказ моей государыни, и я не знаю, почему вы ставите [мне в вину] столь несправедливо то, что не относится к предмету моих переговоров».

Мы расстались в хороших отношениях; вскоре после этого я получил ответы на все мои пункты в таком добром и благоразумном тоне, что стал надеяться, что это подорвет власть Щелкалова, так как я имел для этого все доказательства. Поэтому я побуждал их вынести решение по изложенным пунктам, однако они медлили с завершением всего этого. Тогда проводились большие приготовления для приема большого посольства от короля польского[453]453
  Имеется в виду посольство Станислава Радиминского (см. примеч. 249 к «Путешествиям»).


[Закрыть] и мне неожиданно прислали известие, что в тот самый день, когда это самое посольство прибудет в Москву, я должен отбыть с моей свитой; они боялись, по свойственной им подозрительности, что между нами состоятся какие-то соглашения.

Дворянин, приставленный ко мне, пришел сказать, что, по воле царя, я должен выехать в Ярославль (Yeraslaudly toun), находящийся в 4 или 5 днях пути от Москвы, а затем, после окончания польского посольства, я буду вновь допущен видеть его и получу почетный отпуск.

Я приехал в Ярославль в ноябре и прожил там до июня. За это время я получил разные письма от некоторых моих старых и почетных друзей при царском дворе с разными тайными предупреждениями, которые можно было сделать письменно, что благодаря мерам, принятым правителем, все, чего просила ее величество, будет пожаловано и королева будет вполне удовлетворена. Но что канцлер Щелкалов употребил все пути, какие мог, чтобы очернить меня, [говорил, что] я был у двора польского короля Сигизмунда, чтобы сговориться с ним и выдать тайны царя ему, то же самое – у великого князя Ливонии Радзивилла, что пренебрег царским пожалованием и что я задумал приехать на побережье раньше, чем разгрузят корабли, захватить крепость, нарушить торговлю и лишить царя пошлин. Из-за этого я оставался в Вологде до 6 июля; в этот день ко мне прислали дворянина, который по наказу, написанному рукой канцлера, сообщил, что царю сперва угодно было призвать меня и дать полные и обоснованные ответы по всем пунктам, которые я излагал, но он изменил свое решение по причине сильных волнений, недавно случившихся среди его подданных, поэтому меня проводят прямо к побережью и посадят на корабль. Когда я прибыл туда, комендант крепости сказал мне, что царь даст ответ королеве в письмах на все, что мне поручили, и таким образом, что ее величество будет вполне довольна.

В этом проявилось то, что Щелкалов[454]454
  Андрей Щелкалов вышел в отставку, причины которой остаются неясными, в 1594 г. Умер между 1597 и 1599 гг. (см. примеч. 105 к «Путешествиям»; Акты, относящиеся до гражданской расправы древней России. Киев, 1860. Т. 1. № 96; Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV–XVII вв. С. 588; Кобеко Д. Дьяки Щелкаловы // Известия РГО. СПб., 1909. Вып. 3. С. 78–81; Зимин А. А. В канун грозных потрясений. М., 1986. С. 194).


[Закрыть], лукавейший из всех живших скифов, боялся меня. Опасаясь, что я раскрою его козни, [он] внес в грамоты, посланные королеве, много оскорбительных для меня слов и выражений от имени царя, но без его и правителя ведома, однако я был предупрежден одним моим другом придворным, написавшим, что он боится, что [Щелкалов] это сделает. Впоследствии, когда правитель обвинял его в этом, он отрицал все, клянясь, как он привык это делать, спасением души; такого рода злоупотребления остаются у них безнаказанными, таков их порядок. Совет обсуждает дело и форму ответа. Главный дьяк [приказа] посольств излагает это. Затем он представляет изложенное и сам читает, а при переписке он может изменить, по своему желанию, что его не устраивает, так как они очень редко, почти никогда не перечитывают их. Царь никогда не прикладывает к этому руку, они пишутся [дьяками], запечатываются ими же, печать находится у них же и адресуются и отправляются ими же. Такого рода подделки в письмах и грамотах были привычны для него, и он следовал им до конца, хотя всем известно, что его однажды уличили в этом и жестоко наказали. Прежний царь держал его только как орудие мучения и наказания своего народа. Теперешний правитель, Борис Федорович, согласился из уважения к его опытности на то, что он будет помощником другого [дьяка], но это было до тех пор, пока его коварные ходы стали до такой степени невыносимы, что ему пришел жалкий конец, как я слышал, пресекший его дьявольскую и ненавистную жизнь[455]455
  Начинай с известия о Щелкалове и до конца «Трактата» идет текст, написанный, по нашим наблюдениям, видимо, после 1596–1599 гг., но до 1605 г.


[Закрыть].

Однако окончу мой прерванный рассказ. Я сел на корабль у [бухты] св. Николая и быстро был доставлен в Англию; явился ко двору в Ричмонд 4 октября 1590 г.[456]456
  Ошибка: 1591 г.


[Закрыть], где ее величеству было угодно удостоить меня присутствием и милостиво выслушать мой рассказ об этом моем опаснейшем и последнем путешествии.

После того я узнал, что царь Федор умер, а князь Борис со всеобщего одобрения и согласия был венчан на царство, его сын назначен наследником, а их потомки, по решению царского парламента (parleamente royalle), будут наследовать престол всегда. Этот князь был выдвинут прежним царем Иваном Васильевичем[457]457
  Борис не принадлежал к князьям. Горсей справедливо связывает выдвижение Бориса Годунова со временем Ивана IV. Любопытно здесь употребление термина «царский парламент» («parleamente royal»), который в данном случае обозначает Земский собор 1598 г.


[Закрыть], который любил его так же, как и своих двух сыновей; под конец он женил своего второго сына на его сестре, это и был последний царь Федор; и еще при жизни он назначил ему [Федору] в руководители его [Бориса], усыновил его во время болезни, а также оставил ему в наследство по завещанию, утвержденному им самим [Грозным] при жизни и царским советом – после его смерти, управление царством при участии четырех других видных знатных людей царской крови, что он и делал после его смерти[458]458
  Горсей вновь (как в «Коронации») говорит о пяти душеприказчиках Грозного, из которых особо выделяет Бориса «при участии» четырех других (см. примеч. 131, 133 к «Путешествиям»).


[Закрыть]. Благодаря его уму и политике его правление совсем непохоже на прежнее, он теперь – государь своих подданных, а не рабов, и поддерживал порядок и повиновение милостью, а не страхом и тиранством. Он статен, очень красив и величествен во всем, приветлив, при этом мужествен, умен, хороший политик, важен, ему 50 лет; милостив, любит добродетельных и хороших людей, ненавидит злых и строго наказует несправедливость. В целом он самый незаурядный государь, который когда-либо правил этими людьми (судя по тому, что я читал в очень древних хрониках). Его величество всегда был к англичанам более милостив, чем к кому-либо другому, и поэтому в 1585 г. я добился привилегий для известной компании купцов, торговавшей в тех краях, которыми с тех пор они спокойно пользуются, проявляя благоразумие и действуя по правилам. Хотя некоторые недоброжелатели хотели затмить значение их, хлопотав о бесполезном их переписывании. Тем не менее, они поправили свою пошатнувшуюся торговлю, приобретя не только большую славу, много прибыли, двойную выгоду путем вывоза излишних товаров и привоза ценных, полезных обществу и корабельному делу товаров, но особенно сослужили [они] хорошую службу королеве, снабжая ее королевский флот необходимым, а также увеличивая путем торговых связей доходы и пошлины ее величества. Бог, благослови их труд! Таким достойным подданным стоит пожелать достойного их добра.

Мои частые путешествия по суше через многие страны и моя двадцатилетняя опытность[459]459
  В «Путешествиях» Горсей дважды называет свою «опытность» семнадцатилетней, ср. текст в настоящем издании.


[Закрыть] позволили мне видеть много редкостных вещей, достойных опубликования; о стране Китай (Cataye) великого хана (Сапе), называемой персами и бухарцами Богатой Индией, я много беседовал с людьми, бывшими там; о государстве персов, бухарцев и о Грузинской стране, о великом хане Крыма, скифских татарах и обо всех других татарских странах, о сибиряках (the Siberianes) и самоедах (Samoeds), о Московии и Руси, о Литве, Ливонии и Польше, о Валахии, Трансильвании и Венгрии, о Швеции, Дании и Норвегии, о Германии и обо всех ее провинциях; об их плодородии, климате и округе, об образе управления этими странами и именах их государей с разными титулами, о природном сырье и главных городах каждой из стран, их способах строительства и материалах для этого; о том, какая монета там употребляется; какова природа и способности людей, их религия, их древности и памятники, способы ведения войн, оружие, знамена, которые там существуют, и проч.

Если бы я был столь образован и начитан, сколь осведомлен всем значительным в упомянутых странах, я бы хотел вверить [свои знания] в доброе распоряжение ученого и достойного рыцаря (knygte) сэра Роберта Коттона[460]460
  Рукописный оригинал «Трактата» находился в фонде Роберта Коттона, крупного английского историка, собирателя древних рукописей. Следовательно, Горсей так или иначе выполнил свое намерение.


[Закрыть], который принял бы на себя похвальный труд опубликования этой [книги], столь редкой, что никогда ни один историограф не составлял еще подобной [ей]; на это есть две причины: первая заключается в том, что я не хочу выходить в своем рассказе за рамки правды и того, что известно мне самому, то же будет справедливо и для наблюдений, полученных в результате строгих опросов; вторая причина в том, что мой рассказ должен быть изложен с искусством, образованностью, хорошим стилем и способом. Несмотря на это, если богу будет угодно, то обещаю вскоре приложить все старания, чтобы сделать это лучшим образом, как смогу.

Приложение I

Публикуемые в Приложении I документы и материалы были изданы по английским подлинникам Э. Бондом (Russia at the Close of the 16th Century. Ed. by E. Bond. L., 1856. Appendix III, IV, V. P. 312–373).

«Жалобы „Русской Компании“ английских купцов на Горсея» в русском переводе появились лишь однажды – в издании записок Горсея 1909 г., выполненном Н. А. Белозерской и Н. И. Костомаровым (см. Предисловие, примеч. 29). В нашей публикации приводятся два основных документа из «Жалоб…», поскольку остальные повторяют их содержание и не содержат новых исторических сведений. Выбранные документы даются в переводе 1909 г., значительно исправленном и дополненном.

Публикуемые письма Горсея и его оправдательные документы в русских изданиях записок Горсея не появлялись. Три письма («Краткое перечисление дел…», Горсей – Бэрли, 10 июня 1591 г., Горсей – Борису Годунову, 21 ноября 1590 г.) публикуются в переводе и с примечаниями Я. С. Лурье с небольшими уточнениями и изменениями (Лурье Я. С. Письма Джерома Горсея // УЗ – ЛГУ. 1941. Вып. 8. № 73. С. 195–201). Письмо Горсея лорду Бэрли (апрель 1591 г.) и «Ответы Джерома Горсея на жалобы…» не переводились и на русском языке публикуются впервые.

Употребление в тексте перевода прописных и строчных букв, а также сокращений соответствует написанию в подлиннике публикуемых документов.

Жалобы русской компании на Горсея

Достопочтенному лорду Берли, Казначею Англии

Нижайше уведомляем, достопочтенный лорд, – покорные просители, Компания купцов, торгующих в России, – что при пожаловании нам недавно Императором русским по просьбе ее Величества новых во всех владениях Императора привилегий, привезенных сюда недавно неким Джеромом Горсеем вместе с письмами ее Величеству Императора и лорда Бориса Федоровича Годунова, этот Джером Горсей обратился к ее Величеству в свой последний приезд с поручением, якобы данным ему русским Императором (что на деле было обыкновенной выдумкой), чтобы ее Величество послало повитуху к Императрице. Повитуха, происками этого Горсея, целый год прожила в России, а теперь выслана назад, не приблизившись даже к Москве, и царица не знала, что королева ей ее послала. Эта повитуха подавала жалобу королеве, и ее Величеству угодно было поручить разбирательство одному из чиновников по жалобам для проверки, разбора и доклада ее Величеству. Но так случилось, достопочтенный лорд, что упомянутый Джером Горсей, то ли чувствуя вину в этом деле, то ли боясь разбирательства между ним и Компанией (учитывая, что он не только главный виновник и источник всех бед и недовольств, обрушившихся на Компанию, и ненавистной жалобы царя королеве на ее подданных, прежде привезенной ее Величеству Горсеем, но он также, ведя неверно дела, остался должен Компании большую сумму денег), теперь тайно уехал из пределов государства. Как и должно было ожидать, он отправился в Россию, где, без сомнения, он пустит в ход все средства, чтобы расстроить дела торговли и Компании. Приняв это во внимание и во избежание поводов, которые им и его единомышленниками могут быть придуманы, чтобы помешать возобновляемому союзу между ее Величеством и упомянутым Императором или нарушить торговлю, не угодно ли будет досточтимому лорду от имени Компании передать королеве, чтобы она приняла против этого меры и чтобы ответы на те благодарственные письма были быстрее отосланы к Императору с принятием его любви и дружбы к ее подданным вместе с известием о том, как упомянутый Джером Горсей уехал, пренебрегая волей ее Величества. Податели сего будут впредь молить бога о продолжении Вашей жизни, достопочтенный лорд.

[1588]

Фрагмент письма ее Величества Императору России в защиту торгующей в России купеческой компании (экстракт)

…Но когда Джером Горсей, был послан от Императора к ее Величеству с любезным и милостивым письмом о любви и дружбе, пожеланиями и памятными подарками и привилегиями для торговли за большой его Величества печатью, то предъявил в ее собственные руки указанные письма и привилегии в своем переводе, который она читала и внимательно рассматривала и была рада найти столь достойное и братское расположение в его Величестве к ее Величеству и ее людям. Ее Величеству было угодно также уведомить, что она высоко оценила услуги упомянутого Джерома Горсея и приказала, чтобы его почтили выше его должности и звания. Но впоследствии королеве была подана на него жалоба, по которой она велела призвать его для ответа. И действительно, были там затронуты дела о больших денежных суммах, требовавшие разбирательства между ее купцами и им. Видимо, он считал себя затронутым так близко, что уехал из государства, не предупредив никого, даже из частных лиц, о своем отъезде и о том, куда он едет.

И поскольку думают, что он отправился в Россию, ее Величество считает нужным предупредить царя, чтобы ни его приезд не повредил купцам, ни его заем, который он сделал, о котором он хлопочет, не переходил бы на Компанию иначе, чем в делах ей на пользу.

И наконец, чтобы он не повредил заключаемому новому союзу и договору и Компании путем помещения своего имени в привилегии, не соблаговолит ли его Величество отправить его назад следующим кораблем, чтобы положить конец всем спорам с купцами. Это дает возможность ее Величеству рассмотреть жалобы и все дело, в котором его обвиняют.

[1588]

Рассказ (столь сокращенный, сколь можно, [чтобы] изложить правильно) о бедах и беспокойствах, которые были причинены Компании московских купцов в последние 4 года в основном происками и действиями Джерома Горсея, последнего слуги Компании, по слухам теперь убежавшего о Россию, как опасаются, для продолжения дальнейших действий, опасных для подданных ее Величества, вред от которых может быть устранен достойными предваряющими мерами

1. Новые распоряжения, сделанные Компанией во избежание частной торговли.

Вред и злоупотребления, нанесенные статусу Московской Компании купцов ее агентами, управляющими и слугами, служившими в России и искавшими своих собственных выгод в ущерб общему делу, продолжались последние 4 года и заставили Компанию сделать новые распоряжения для устранения этих неполадок.

2. Роберт Пикок, агент, и Джон Чапель, его ассистент, посланы в Россию исполнить эти распоряжения.

Для должного исполнения этого Компания посылает в Россию Роберта Пикока, умелого купца, назначая его агентом, а Джона Чапеля, человека, знакомого и со страной и с языком, – его ассистентом.

3. Роберт Пикок – резидент (resident) в Москве и Джон Чапель – в Казани.

Эти двое, прибыв к бухте св. Николая, расстались, согласившись, что один из них будет жить в Москве, а другой – в Казани, на расстоянии 500 миль.

4. Джерому Горсею, сначала бывшему учеником (apprentice), а затем состоявшему на жалованье, поручили заведовать кладовыми в Москве.

Джером Горсей, вначале слуга (servaunte) Компании, был оставлен в Москве, а все товары Компании были сданы под его ответственность, в то время как прежний агент, Вильям Трамбол, отправился к [бухте] св. Николая встречать Роберта Пикока и Джона Чапеля; по прибытии Роберта Пикока все товары, оставленные в Москве, должны были быть предъявлены вместе с отчетом всего сделанного Горсеем, так как эти товары были в его ведении.

5. Джером Горсей пытается обмануть агента фальшивым инвентарным списком.

Составляя инвентарный список всего оставшегося непроданным в Москве, включив в него товары, фактически проданные им по завышенной цене, он полагал, что инвентарь будет принят без проверки вещей, но Роберт Пикок отказал в этом. Его цель была открыта, а товаров не было в наличии, он принял обвинение лишь по части недостающего, оставив своему доверенному товарищу остальное.

6. Он дает отчет в большой сумме долга Компании разных лиц, но должников не обнаруживается.

Поставленный перед необходимостью дать отчет о проделанном им и оставленном на его попечение в отсутствие прежнего агента, он предъявил счет о долгах разных лиц, называя их честными людьми, способными все уплатить в назначенный день, тогда как на деле таковых не было: их имена были вымышлены. Вся сумма долга исчислялась в 2186 р[ублей] 180 д[енег].

7. Когда обман раскрыт, Горсей берет долги на себя. Когда срок платежа по конкретным суммам истек, агент обнаружил обман; увидя все это, Горсей взял на себя долг в 2186 рублей, 180 д[енег]и уплатил в счет его 500 рублей.

8. Агент сказал ему, что известит Компанию о его поступке.

Но упомянутый Джером Горсей отказался дать вексель или залог под все остальное, тогда агент сказал ему, что уведомит Компанию в своих следующих письмах.

9. Чтобы помешать этому, он сделал так, что никто из слуг Компании не смог ехать по суше с письмами.

Чтобы помешать этому уведомлению, Горсей добился, что упомянутый агент не получил разрешения кому-либо из слуг Компании ехать по суше с письмами; это дело устроил так, что агент, хлопотавший о разрешении, каждый раз получал отсрочку, пока не прошло время, удобное для поездки по суше.

10. Агент решается послать свои письма с польским купцом.

Упомянутый Роберт Пикок, агент, узнав, что один польский купец отправляется по суше из Москвы, послал некоего Джона Горнби, слугу Компании, перехватить купца и вручить ему два пакета писем об одном и том же, приказав ему, чтобы один пакет был отправлен в Данск (Гданьск. – А. С.), другой – в Мелвин (Мемель? – А. С.), а оттуда в Англию.

11. Джером Горсей и Антони Марш убедили Думу, что агент написал письма, содержащие измену против государства.

Намерение агента стало известно упомянутому Горсею и Маршу еще до отъезда Джона Горнби; они отправили слуг подстеречь его, что те и сделали, затем немедленно пошли в Думу и намекнули, что Роберт Пикок послал гонца к вражеской границе с письмами, содержащими измену против государства.

12. Письма перехвачены, переведены Горсеем, Маршем и другими.

В результате, посыльный за Джоном Горнби доставил его обратно с письмами; они были отданы Горсею, Маршу и другим для перевода; тем временем агент и Горнби, обвиненные в измене, были взяты: один под стражу в доме Компании, другой оказался в тюрьме.

13. Автора писем подвергают мучению под названием «пытка».

Переводы писем обнаружили, что в них нет другого содержания, кроме торговых дел; лорд Борис Годунов по этому поводу сказал: «Эти люди все ссорятся между собой. Так! Я положу конец этим сварам завтра же». Тем не менее, хотя все было ясно, предположили, что Горнби имел какое-нибудь изменническое сообщение устно, и, чтобы узнать от него правду, его стали пытать: повесили за руки, связанные сзади, с гирями на ногах и дали 24 удара проволочным кнутом, чтобы признался.

14. Передававшего письма кладут жарить на огонь. Но хотя ему не в чем было признаться, ибо донос был ложный, его все-таки положили на огонь. Присутствовавший лорд Борис Федорович, обнаруживший невиновность, закричал палачам: «Снимите и отошлите его!» Он вновь был помещен в темницу, где оставался 8 недель.

15. Лорд Борис Федорович сказал Джону Горнби, который был на пытке, что он может благодарить своих собственных соотечественников.

Джона Горнби вместе с другим англичанином, переводчиком, после всего привели к досточтимому Борису Федоровичу, где Джон упал к его ногам, благодаря за великодушие и сохранение жизни. На что Борис Федорович, гладя его по голове, сказал следующее: «Ты можешь благодарить своих собственных соотечественников за наказание».

16. Джером Горсей добился заключения Джона Чапеля. Упомянутый Джером Горсей виновен в заключении Джона Чапеля, помощника агента, которого содержали в тюрьме в течение полутора лет. Перед этим он клялся отомстить Чапелю и, воспользовавшись удобным случаем, составил копию письма, найденного в пакете писем агента. Письмо это было написано одним из слуг Компании своему товарищу в Казань, в нем он извещает, что Компания посылает Джона Чапеля как шпиона, то есть надсмотрщика, над ними.

17. Срок заключения Джона Чапеля увеличен по причине неверного перевода письма.

Это письмо, как и другие, бывшие в пакете, было переведено ими, и само слово «шпион» употреблено не в том смысле, как думал писавший. Из этого вывели, что Джон Чапель был шпионом в стране, вследствие чего его и заключили в тюрьму, а порученные ему товары стоимостью в 4500 р[ублей] были захвачены в царскую казну, из которых поныне только 1000 р[ублей] возвращена.

18. Королевские письма с жалобами ее Величеству привез Джером Горсей.

После беспокойств Компании царь написал грамоту королеве, содержавшую различные жалобы на Роберта Пикока и Джона Чапеля, одобряя при этом поведение Вильяма Трембола и Джерома Горсея. В своей грамоте царь выразил желание, чтобы ответ был послан опять с Джеромом Горсеем. Этот пункт был, по-видимому, вставлен, чтобы защитить Горсея, так как лорд Борис Федорович до отъезда Горсея с письмами спросил его, как он решается ехать в свою страну.

19. Горсей убедил ее Величество послать повитуху и держал ее год в России, не допуская к царице, так что та даже не знала об отправке этой женщины.

Когда Горсей прибыл в Англию с письмами царя, то сказал королеве, что имеет поручение от царицы послать в Россию английскую повитуху. Несмотря на то что повитуха была послана, Джером Горсей сделал так, что царица не знала о ее приезде, и, продержав почти год в Вологде, вдали от Москвы, вернул женщину обратно без ведома царицы. Что его побуждало и чьим приказом он руководствовался, прося королеву о повитухе, можно только предполагать исходя из того, что он уехал внезапно, когда эта повитуха подала жалобу королеве.

20. Лорд Борис Федорович считает просьбу Горсея о повивальной женщине бесчестьем для своей сестры.

Лорд Борис Федорович после отъезда Горсея из Москвы, узнав о просьбе доставления повитухи и найдя этот поступок глубоким бесчестьем для своей сестры-царицы, тем более что не принято такие поручения давать гонцам, выразился по этому случаю так: «Он разыграл шута и раба, обманул королеву, она узнает об этом. Если он хотел добра, тем лучше для него; в ином случае, хотя он и подданный королевы, пускай поплатится головой за это».

21. Ее Величеству угодно послать обратно Горсея с письмами к царю и пожаловать ему звание своего слуги (of her servaunt).

Ее Величеству угодно было, согласно просьбе царя, возвратить Джерома Горсея посланником ее Величества в Россию с ответными письмами, в которых она принимает на себя самое милостивое посредничество и, желая смягчить неудовольствие царя против ее подданных, просит его даровать им те же самые торговые привилегии, которые покойный отец его, по ее просьбе, дал английским купцам. Для того чтобы Горсей мог успешнее действовать в пользу Компании и исходатайствовать то, что заключалось в письмах королевы, ее Величество соизволила назвать его своим слугой.

22. Как Горсей злоупотребил оказанной ему милостью ее Величества и обманом захватил еще большую власть.

Горсей безрассудно и нагло злоупотребил оказанной ему милостью. Извратив смысл патентных королевских писем, будто бы дававших ему дальнейшую власть, взял на себя смелость отставить агента Роберта Пикока, отправив его домой сухим путем, и назначил другого на его место. При этом он подписывался резидентом, присвоив себе это звание и объявил Боярской думе, будто он присяжный королевы, телохранитель ее особы и послан ею и Советом управлять Компанией.