Текст книги "Записки о России. XVI — начало XVII в."

Автор книги: Джером Горсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Его величество прибыл в Москву [из Александровской слободы], обрушил свое недовольство на некоторых своих знатных и наместников (governors). Выбрав одного из своих разбойников, он послал с ним две сотни стрельцов грабить Никиту Романовича (Mekita Romanowich), нашего соседа, брата доброй царицы Настасий, его первой жены; забрал у него все вооружение, лошадь, утварь и товары ценой на 40 тыс. фунтов, захватил его земли, оставив его самого и его близких в таком плачевном и трудном положении, что на следующий день [Никита Романович] послал к нам на Английское подворье, чтобы дали ему низкосортной шерсти сшить одежду, чтобы прикрыть наготу свою и своих детей, а также просить у нас какую-нибудь помощь[212]212
  Кроме Горсея о грабеже Никиты Романовича Юрьева по приказу царя рассказывает только один источник – Московский летописец (ПСРЛ. Т. 34. С. 192, 226). В. И. Корецкий датировал это событие 1575 г., связывая его с земским собором (см.: Корецкий В. И. История русского летописания… С. 44).


[Закрыть]. Другое орудие зла – Семена Нагого (Symon Nagoie)[213]213
  Нагой Семен Федорович – старший дядя царицы Марии, последней жены Ивана Грозного (см. примеч. 77 к «Путешествиям»). С. Нагой участвовал в Ливонской войне и обороне против татарского вторжения в 1571 г.; после воцарения Федора Ивановича и ссылки царицы Марии в Углич с 1584 г. он служил в далеком Васильсурске. Факт грабежа С. Нагим Щелкалова, о котором говорит Горсей, в других источниках не отражен. После «Углицкого дела» 1591 г. С. Нагой оказался в темнице одного из Низовских городов, где умер, вероятно, насильственной смертью (Сказание о Гришке Отрепьеве // РИБ. СПб., 1909. Т. 13. Стб. 715, 716; РК 1475–1598. С. 231, 233, 245, 348–349, 378, 390, 436; Зимин А. А. В канун… С. 111; Берри и Крамми. С. 299).


[Закрыть] – царь послал разорить Андрея Щелкалова (Shalkan)[214]214
  Щелкалов Андрей Яковлевич («Щелкан», «Щалкан» – в английских записках и документах и, видимо, в русской устной традиции; ср. известное более раннее производное «Щелкан» от «Чол-хан») (ум. ок. 1597) – «ближней думы большой дьяк» (с 1570 по 1594) в правлениях Ивана IV, Федора и Бориса Годунова. Будучи одаренным администратором, Щелкалов одновременно ведал делами Посольского и Разрядного приказов и являлся членом Боярской думы (1572) (см.: Лихачев Н. П. Указ. соч. С. 193, 554; Зимин А. А. Состав Боярской думы… С. 80). Щелкалов был открытым противником привилегированной широкой торговли англичан в России (см. текст ниже и в Приложении I), противопоставлял английской ориентации союз с Габсбургами. Он вышел в отставку в 1594 г., возможно, из-за своих настойчивых требований союза с Империей, обвиненный в сношениях с имперским послом Н. Варкочем (см.: Кобеко Д. Дьяки Щелкаловы // Известия Русского генеалогического общества. СПб., 1909. Вып. 3. С. 78–87; см. также: Зимин А. А. В канун… С. 194).


[Закрыть] – важного чиновника и взяточника, который прогнал свою молодую красивую жену, развелся с ней, изрезал и изранил ее обнаженную спину своим мечом. Нагой убил его верного слугу Ивана Лотыша (Lottish) и выколотил из пяток у Андрея Щелкалова пять тысяч рублей. В это время царь разгневался на приведенных из Нарвы и Дерпта голландских (Duches) или ливонских купцов и дворян высокого происхождения, которых он расселил с семьями под Москвой и дал свободу вероисповедания, позволил открыть свою церковь. Он послал к ним ночью тысячу стрельцов, чтобы ограбить и разорить их; с них сорвали одежды, варварски обесчестили всех женщин, молодых и старых, угнали с собой наиболее юных и красивых дев на удовлетворение своих преступных похотей. Некоторые из этих людей спаслись, укрывшись на Английском подворье, где им дали укрытие, одежду и помощь, рискуя обратить на себя царский гнев.

Да! Бог не оставил безнаказанной эту жестокость и варварство. Вскоре после того царь разъярился на своего старшего сына, царевича Ивана, за его сострадание к этим забитым бедным христианам, а также за то, что он приказал чиновнику дать разрешение какому-то дворянину на 5 или 6 ямских лошадей, послав его по своим делам без царского ведома. Кроме того, царь испытывал ревность, что его сын возвеличится, ибо его подданные, как он думал, больше него любили царевича. В порыве гнева он дал ему пощечину (метнул в него копьем)[215]215
  Запись на полях рукописи, сделанная не рукой Горсея: «Thrust at him with his piked staff» – метнул в него своим острым посохом (см.: Бонд Э. С. 195; Толстой Ю. В. Путешествия. С. 35. Примеч. 2). Приписка в рукописи отражает два разных слуха о причине смерти царевича Ивана в 1581 г.


[Закрыть], царевич болезненно воспринял это, заболел горячкой и умер через три дня[216]216
  О причине ссоры Ивана Грозного с сыном, имевшей столь трагические последствия, источники рассказывают противоречиво. Большинство источников свидетельствует, что царевич пострадал, заступаясь за свою третью жену (две первые были отправлены Иваном IV в монастыри – см. примеч. 58 к «Путешествиям»), Были распространены также слухи о подозрениях и зависти царя к сыну, а также о конфликте, связанном с готовящимся походом на Псков, во главе которого народ хотел видеть не царя, а наследника (см. сводку данных источников: Зимин А. А. В канун… С. 90–93). Горсей со своей версией гибели царевича Ивана стоит несколько особняком среди других источников


[Закрыть]. Царь в исступлении рвал на себе волосы и бороду, стеная и скорбя о потере своего сына. Однако государство понесло еще большую потерю: надежду на благополучие мудрого, мягкого и достойного царевича (the prince), соединявшего воинскую доблесть с привлекательной внешностью, двадцати трех лет от роду[217]217
  Неточность автора: 27 лет от роду.


[Закрыть], любимого и оплакиваемого всеми. Его похоронили в церкви св. Михаила Архангела (Michaela Sweat Archangle), украсив его тело драгоценными камнями, жемчугом ценой в 50 тыс. фунтов. Двенадцать граждан назначались каждую ночь стеречь его тело и сокровища, предназначенные в дар святым Иоанну и Михаилу Архангелу. Теперь царь более чем когда-либо был озабочен отправкой в Англию посольства для переговоров о давно задуманном браке. Оно было поручено Федору Писемскому (Feother Pissempscoie)[218]218
  Писемский Федор Андреевич (ум. 1591) – дипломат, посол в Крыму между 1564 и 1573 гг., опричник, в 80-е годы был наместником в Чернигове, Новгороде и Пскове; думный дворянин в 1589–1590 гг. (РК 1475–1598. С. 348, 350, 359, 410, 414, 433; Кобрин В. Б. Состав Опричного двора Ивана Грозного. С. 57). Писемский был послом в Англии в 1582–1583 гг.; цель и, видимо, обстоятельства его визита в Англии Горсей указывает правильно (Путешествия русских послов XVI–XVII вв. С. 100–155, 386–387; Сб. РИО. Т. 38. С. 3—70).


[Закрыть]. благородному, умному и верному ему дворянину, который должен был совещаться с королевой и просить у нее руки леди Мэри Гастингс, дочери лорда Генри, пэра Гантингтона. Царь слышал об этой леди, что она доводится родственницей королеве и, как он выразился, принадлежит к королевской крови. Послам было приказано просить ее величество прислать для переговоров об этом достойного посла. Посольство царя отправилось в путь. Сев на корабль у [бухты] св. Николая, они прибыли в Англию, где их приняли с почетом, имели прием у королевы, где представили свои верительные грамоты. [Королева] приказала предоставить им возможность увидеть леди, которая в сопровождении назначенного числа знатных дам и девушек, а также молодых придворных явилась перед послом в саду Йоркского дворца. У нее был величественный вид. Посол в сопровождении свиты из знати и других лиц был приведен к ней, поклонился, пал ниц к ее ногам, затем поднялся, отбежал назад, не поворачиваясь спиной, что очень удивило ее и всех ее спутников. Потом он сказал через переводчика, что для него достаточно лишь взглянуть на этого ангела, который, он надеется, станет супругой его господина, он хвалил ее ангельскую наружность, сложение и необыкновенную красоту[219]219
  О ритуале русского посольского обычая см.: Юзефович Л. А. Из истории посольского обычая конца XV – начала XVII в. // Исторические записки. М. 1976. Т. 98. С. 331–340. Неточный перевод этого известия Горсея (см.: Белозерская Н. А. Записки. С. 53) дал основания М. А. Алпатову считать, что Писемский в своей встрече с М. Гастингс «разыграл комедию» (Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII–XVII вв. М., 1973. С. 292), однако текст Горсея, как нам кажется, исключает такую трактовку поведения русского посла. Писемский доносил, что Мэри Гастингс «ростом высока, тонка, лицом бела, очи серы, волосом руса, нос прям, у рук пальцы тонки и долги» (Сб. РИО. Т. 38. С. 65–70).


[Закрыть]. Впоследствии ее близкие друзья при дворе прозвали ее царицей Московии. В посланники ее величества к царю был назначен сэр Уильям Рассел, третий сын пэра Бедфорда, умный и благородный джентльмен[220]220
  Рассел Уильям (1558–1613) – крупный военнокомандующий и государственный деятель времен Елизаветы Тюдор (Берри и Крамми. С. 301. Примеч. 2).


[Закрыть]. Но его друзья, после серьезного обсуждения этого назначения, отговорили его. Тогда Компания купцов выпросила это назначение для сэра Джерома Бауса (Jerom Bowes), который и был хорошо снаряжен за счет Компании. Впоследствии общество расплатилось за свои хлопоты, так как этот посол не имел никаких других достоинств, кроме представительной внешности[221]221
  Баус Джером (ум. 1616) – английский посол в России в 1583–1584 гг. Основным в переговорах посла было требование монопольной морской торговли для Англии в России в обмен на возможное заключение военного союза. Баус, как свидетельствуют источники, отличался крайне неприятным, вздорным характером, что сильно осложняло переговоры (см. примеч. 118 к «Путешествиям»; см. также: Сб. РИО. Т. 38. С. 12, 129–130; Толстой Ю. В. Первые 40 лет. С. 201–219. № 45–48; Лурье Я. С. Английская политика… С. 124–136; Croskey R. Hakluy Cs Accounts of Sir Jerome Bowes Embassy to Ivan IV // Slavonic and East European Reveiw. Vol. 61. № 4. Oct. 1983. P. 558–564).


[Закрыть].

Оба посланника – королевы и царя, – получив отпуск и письма, были отправлены на хороших кораблях и благополучно прибыли в бухту св. Николая. Русский посол отправился сушей и [вскоре] вручил царю свои письма и посольский отчет, которые были с радостью приняты. Сэр Джером Баус на купеческих судах пустился медленно вверх по реке Двине за тысячу миль к Вологде. Царь послал ему пристава (pencioner) Михаила Протопопова (Michaell Preterpopa)[222]222
  В действительности навстречу Баусу были высланы думные дворяне М. А. Безнин и Д. И. Черемисинов (Сб. РИО. Т. 38. С. 71). Протопоповы – дворянский род; Михаил Протопопов упомянут в боярских списках (Боярские списки. М., 1979. Ч. I. С. 131). Известен также стряпчий Кормового двора Суббота Протопопов (см.: Клейн В. К. Дело розыскное в 1591 году про убивство царевича Дмитрия Ивановича на Угличе. М., 1913. Склейки XXI, XXVIII).


[Закрыть], чтобы он встретил его, приготовил для посланника провизию, подводы и лошадей на всем пути для него, его спутников и обоза. В Ярославле (Yeraslaue) его встретил другой слуга царской конюшни (equirrie of the stable)[223]223
  О служащих царской конюшни см.: Альшиц Д. Н. Новый документ о людях и приказах опричного двора Ивана Грозного после 1572 года // Исторический архив. 1949. Т. 4. С. 42–48.


[Закрыть] с двумя прекрасными иноходцами на тот случай, если посол захочет ехать верхом. У самой Москвы он был с большим почетом встречен Князем Иваном Сицким (a duke, Knez Ivan Sietzcoie)[224]224
  Сицкий Иван Васильевич (ум. 1608) – воевода, боярин, принадлежал к старинной знати. Впервые упоминается на службе в 1577 г. В начале 80-х годов участвовал в переговорах с Баусом, затем был в составе посольства к Стефану Баторию. При царе Борисе попал в опалу за сочувствие и связь с Романовыми (состоял в браке с дочерью Никиты Романова Евфимией), был сослан и умер в монастыре. Известие Горсея об участии Сицкого в переговорах подтверждается также другими источниками (см.: Зимин А. А. В канун… С. 96, 109, 121, 134, 196, 216).


[Закрыть] с 300 хорошо снаряженными верховыми, которые сопровождали сэра Бауса до места его поселения. Царский дьяк (kings secretarie) Савелий Фролов (Savella Frollove) был послан царем поздравить посла с благополучным прибытием, неся ему на ужин множество мясных блюд и обещая хорошее содержание. На следующий день царь прислал боярина Игнатия Татищева (Ignatie Tatishove)[225]225
  Татищев Игнатий Петрович (ум. 1604) – воевода, с 1583 г. – думный дворянин, с 1600 г. – казначей. Участвовал в переговорах со Швецией в 1583 г. и был послом в Польше в 1591 г. (АИ. СПб., 1841. Т. I. С. 271: Сб. РИО. Т. 38. С. 103–104; Боярские списки! Ч. I. С. 105; Флетчер Дж. С. 54; Берри и Крамми. С. 156. Примеч. 18; Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря / Подг. Е. Н. Клитипа, Т. Н. Манушина, Т. В. Николаева. М., 1987. С. 49).


[Закрыть] навестить сэра Джерома Бауса и узнать, как он чувствует себя, не нуждается ли в чем, а также сказать, что если он не слишком устал от дороги, то может быть принят через два дня, в следующую субботу, поскольку царь очень ждет встречи с ним. Баус отвечал, что надеется, что сможет представиться его величеству.

Сэр Джером Баус, английский посол в Москве 1583–1584 гг.

Как было назначено, около 9 часов в этот день[226]226
  Аудиенции Бауса начались в октябре 1583 г.


[Закрыть] улицы заполнились народом и тысяча стрельцов, в красных, желтых и голубых одеждах, выстроенных в ряды своими военачальниками, верхом с блестящими самопалами и пищалями в руках, стояли на всем пути от его двери до дворца царя. Князь Иван Сицкий в богатом наряде, верхом на прекрасной лошади, богато убранной и украшенной, выехал в сопровождении 300 всадников из дворян, перед ним вели прекрасного жеребца, также богато убранного, предназначенного для посла. Но он, недовольный тем, что его конь хуже, чем у князя, отказался ехать верхом и отправился пешком, сопровождаемый своими слугами, одетыми в ливреи из стамета, хорошо сидевшие на них. Каждый из слуг нес один из подарков, состоявших в основном из блюд (plate). У дворца их встретил другой князь, который сказал, что царь ждет его; Баус отвечал, что он идет так быстро, как может. По дороге народ, отчасти угадав цель посольства, которая была всем неприятна, кричал ему в насмешку: „Карлик!“ (carluke), что означает „журавлиные ноги“[227]227
  Описание обнаруживает, что Горсей именно стоял в толпе во время прохода Бауса: вероятно, на его вопрос: «Что значит „карлик“?» ему объяснили, что у Бауса «журавлиные ноги». Горсей воспринял это как перевод. Сохранившийся портрет Бауса свидетельствует о поразительной меткости этой насмешки. Напыщенность и самовлюбленность, отмеченные Горсеем как характерные качества Бауса, высмеиваются также в любопытной английской эпиграмме XVII в., найденной Я. С. Лурье, (см.: Lur'е Ya. S. An Unpublished Epigram on an English Ambassador in Russia//Oxford Slavonic Papers. 1974. Vol. 7. P. 13–17).


[Закрыть]. Переходы, крыльцо и комнаты, через которые вели Бауса, были заполнены купцами и дворянами в золототканых одеждах. В палату, где сидел царь, вначале вошли слуги посла с подарками и разместились по одну сторону. Царь сидел в полном своем величии, в богатой одежде, перед ним находились три его короны[228]228
  Известие автора представляется вполне достоверным: царские венцы («короны», по Горсею) – Казанский, Астраханский и другие, являвшиеся символом власти над покоренными землями, могли помещаться перед царским троном во время церемоний приема посольств.


[Закрыть], по обе стороны царя стояли четверо молодых слуг из знати, называемых „рынды“ (rindeys), в блестящих кафтанах из серебряной парчи с четырьмя серебряными топориками. Наследник (the prince) и другие великие князья и прочие знатнейшие из вельмож (nobliest of rancke) сидели вокруг него. Царь встал, посол сделал свои поклоны, произнес речь, предъявил письма королевы. Принимая их, царь снял свою шапку, осведомился о здоровье своей сестры королевы Елизаветы. Посол отвечал, затем сел на указанное ему место, покрытое ковром. После короткой паузы, во время которой они присматривались друг к другу, он был отпущен в том же порядке, как и пришел. Вслед за ним был послан дворянин высокого звания (gentileman of quallitie), доставивший ему к обеду две сотни мясных блюд; сдав их и получив награду, он оставил сэра Джерома Бауса за трапезой.

Если я и далее буду так подробно описывать ход дела, и без того продолжительного, это займет у меня слишком много времени; состоялось несколько секретных и несколько торжественных встреч и бесед. Король (the Kinge) чествовал посла; большие пожалования делались ему ежедневно продовольствием; все ему позволялось, но, однако, ничто его не удовлетворяло, и это вызывало большое недовольство. Между тем было достигнуто согласие относительно счетов между чиновниками царя и Компанией купцов; все их жалобы были услышаны, обиды возмещены[229]229
  Подробнее см. примеч. 121 к «Путешествиям»; материалы о Московской компании в Приложении I.


[Закрыть], им были пожалованы привилегии и подарки, и царь принял решение отправить к королеве одного из своих бояр послом. Если бы сэр Джером Баус знал меру и умел воспользоваться моментом, король (Kinge), захваченный сильным стремлением к своей цели, пошел бы навстречу всему, что бы ни было предложено, даже обещал, если эта его женитьба с родственницей королевы устроится, закрепить за ее потомством наследование короны[230]230
  По свидетельству Писемского, английская королева всерьез интересовалась правами возможного наследника от предполагаемого брака царя и М. Гастингс, отсюда, видимо, отраженная Горсеем популярность этой темы в английской дипломатической среде. На переговорах с Баусом в 1583–1584 гг. обсуждался широкий круг вопросов: от заключения военного союза и сватовства Ивана IV до условий английской торговли в России и приглашения из Англии мастеров и ратных людей. Претензии англичан на исключительную роль в торговле с Россией встретили протест некоторых представителей русской стороны во главе с А. Щелкаловым. Неуступчивость в этом вопросе Бауса, имевшего соответствующие инструкции, привела к тому, что царь обвинил англичан в нарушении торговли и даже усомнился, имеет ли Баус полномочия посла. Только на последней аудиенции Иван IV согласился возобновить торговые привилегии англичан. Что же касается условий предполагаемого брака с англичанкой, то царь в действительности предлагал выделить лишь обычный удел возможному наследнику, не пересматривая вопрос о наследовании престола (Сб. РИО. Т. 38. С. 7, 90—132; Берри и Крамми. С. 303).


[Закрыть]. Князья и бояре, особенно ближайшее окружение жены царевича – семья Годуновых (the Godonoves), были сильно обижены и оскорблены этим, изыскивали секретные средства и устраивали заговоры с целью уничтожить эти намерения и опровергнуть все подписанные соглашения. Царь, в гневе не зная на что решиться, приказал доставить немедленно с Севера множество кудесников и колдуний, привезти их из того места, где их больше всего, между Холмогорами (Collonogorod) и Лапландией (Lappia)[231]231
  Запись на полях: «Огромная сверкающая звезда и другие знаки были видны 7 недель над Москвой в год 85-й, в этот год король Себастиан и два короля Фесе и Морокко, Португалии и Бэрберии, и этот великий царь умерли» (Бонд Э. С. 199. Примеч. 1).


[Закрыть]. Шестьдесят из них были доставлены в Москву, размещены под стражей. Ежедневно им приносили пищу и ежедневно их посещал царский любимец Богдан Бельский (Bodan Belskoie) – единственный, кому царь доверял узнавать и доносить ему их ворожбу или предсказания о том, что он хотел знать[232]232
  Бельский Богдан Яковлевич (ум. 1610) – думный дворянин, оружничий, глава Аптекарского приказа при Иване IV, был выходцем из неродовитых детей боярских. Сделавшись опричником, он уже в конце 60-х – начале 70-х годов становится любимцем Грозного, что и определило во многом его высокое положение. Быстрому продвижению способствовало и родство с Малютой Скуратовым, приходившимся дядей Бельскому. Русские и иностранные источники говорят о Бельском как о человеке умном, честолюбивом, искушенном в делах государственных, а равно и в придворных интригах (см.: Временник Ивана Тимофеева. С. 15, 46; ЧОИДР. 1884. Кн. 4. Отд. III. С. 100; Петрей П. С. 167; Кобрин В. Б. Состав Опричного двора Ивана Грозного. С. 25; Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Указ. соч. С. 163). В последние годы жизни Грозного Бельский «стоит у трона» на посольских приемах (1581–1582), являясь, бесспорно, одним из самых влиятельных лиц при царе. При Федоре Ивановиче Бельский был сослан в Нижний Новгород (1584–1591) в связи с московскими волнениями 1584 г. (ПСРЛ. М., 1965. Т. 14. С. 35–36; Зимин А. А. В канун… С. 113–117). Его дальнейшее повышение связано уже с царствованием Бориса Годунова, в день коронации которого Бельский получил чин окольничего. В Смуту Бельский служил Лжедмитрию; при царе Василии Шуйском был отправлен подальше от Двора, в управляющие Казанью, и там в 1610 г. убит (РК 1475–1598. С. 244, 260, 276, 293; Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. С. 202, 204; Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. С. 67; Зимин А. А. В канун… С. 20, 88–89, 265).


[Закрыть]. Этот его любимец, утомившись от дьявольских поступков тирана, от его злодейств и от злорадных замыслов этого Гелиогабалуса[233]233
  Гелиогабалус (Гелиогабал) – Марк Аврелий Антоний, римский император (218–222), поклонник бога Солнца. Устраивал в Риме бесконечные празднества и богослужения, сопровождавшиеся дикими, изуверскими обрядами и расточительством. Вызвал всеобщее презрение и ненависть. Убит заговорщиками (История Древнего Рима / Под ред. А. Г. Бокщанина и В. И. Кузищина. М., 1971. С. 405).


[Закрыть], негодовал на царя, который был занят теперь лишь оборотами солнца. Чародейки оповестили его, что самые сильные созвездия и могущественные планеты небес против царя, они предрекают его кончину в определенный день; но Бельский не осмелился сказать царю так; царь, узнав, впал в ярость и сказал, что очень похоже, что в этот день все они будут сожжены. У царя начали страшно распухать половые органы – признак того, что он грешил беспрерывно в течение пятидесяти лет; он сам хвастал тем, что растлил тысячу дев, и тем, что тысячи его детей были лишены им жизни.

Каждый день царя выносили в его сокровищницу. Однажды царевич сделал мне знак следовать туда же. Я стоял среди других придворных и слышал, как он рассказывал о некоторых драгоценных камнях, описывая стоявшим вокруг него царевичу и боярам достоинства таких-то и таких-то камней. И я прошу позволения сделать небольшое отступление, изложив это для моей собственной памяти.

„Магнит, как вы все знаете, имеет великое свойство, без которого нельзя плавать по морям, окружающим землю (the world), и без которого невозможно узнать ни стороны, ни пределы света (of the earth). Гроб персидского пророка Магомета висит над землей в их рапате (Rapatta) в Дербенте“[234]234
  Рапата (ст. русск.) – молитвенный дом иноверцев (мечеть, кирха и т. п.). Возможно, здесь имеется в виду Дербентский мавзолей VIII в. (см.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка, СПб., 1903. Т. III. Стб. 164).


[Закрыть]. Он приказал слугам принести цепочку булавок и, притрагиваясь к ним магнитом, подвесил их одну на другую.

„Вот прекрасный коралл и прекрасная бирюза, которые вы видите, возьмите их в руку, их природный цвет ярок; а теперь положите их на мою руку. Я отравлен болезнью, вы видите, они показывают свое свойство изменением цвета из чистого в тусклый, они предсказывают мою смерть. Принесите мой царский жезл, сделанный из рога единорога, с великолепными алмазами, рубинами, сапфирами, изумрудами и другими драгоценными камнями, большой стоимости; жезл этот стоил мне 70 тысяч марок, когда я купил его у Давида Говера (David Gower), доставшего его у богачей Аугсбурга. Найдите мне несколько пауков“. Он приказал своему лекарю (phiziccians) Иоанну Ейлофу (Johannes Iloff)[235]235
  Ейлоф Иоанн (Иоганн, Джованни Эйлоф) – голландский анабаптист, лейб-медик Ивана Грозного. Источники подтверждают его влияние на царя в последние годы жизни Ивана IV; очевидна и его связь с Богданом Бельским, присутствовавшим при смерти царя (см. примеч. 130 к «Путешествиям»), так как Ейлоф находился в подчинении у главы Аптекарского приказа. Ср.: «…Богдан Вельский… подал ему прописанное доктором Иоганном Эйлофом питье, бросив в него яд…» (Масса И. Краткое известие о Московии. М., 1937. С. 32). После смерти Грозного Ейлоф был выслан из России (Сб. РИО. СПб., 1902. Т. 116. С. 287–288; Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. С. 100; Корецкий В. И. Смерть Грозного царя // ВИ. 1979. № 9. С. 96–97; Зимин А. А. В канун… С. 98, 106).


[Закрыть] обвести на столе круг; пуская в этот круг пауков, он видел, как некоторые из них убегали, другие подыхали.

„Слишком поздно, он не убережет теперь меня. Взгляните на эти драгоценные камни. Этот алмаз – самый дорогой из всех и редкостный по происхождению. Я никогда не пленялся им, он укрощает гнев и сластолюбие и сохраняет воздержание и целомудрие; маленькая его частица, стертая в порошок, может отравить в питье не только человека, но даже лошадь“. Затем он указал на рубин.

„О! Этот наиболее пригоден для сердца, мозга, силы и памяти человека, очищает сгущенную и испорченную кровь“. Затем он указал на изумруд.

„Этот произошел от радуги, он враг нечистоты. Испытайте его; если мужчина и женщина соединены вожделением, то он растрескается. Я особенно люблю сапфир, он сохраняет и усиливает мужество, веселит сердце, приятен всем жизненным чувствам, полезен в высшей степени для глаз, очищает их, удаляет приливы крови к ним, укрепляет мускулы и нервы“. Затем он взял оникс в руку.

„Все эти камни – чудесные дары божьи, они таинственны по происхождению, но однако раскрываются для того, чтоб человек ими пользовался и созерцал; они друзья красоты и добродетели и враги порока. Мне плохо, унесите меня отсюда до другого раза“.

В полдень он пересмотрел свое завещание, не думая, впрочем, о смерти, так как его много раз околдовывали, но каждый раз чары спадали, однако на этот раз дьявол не помог. Он приказал главному из своих аптекарей и врачей приготовить все необходимое для его развлечения и бани. Желая узнать о предзнаменовании созвездий, он вновь послал к колдуньям своего любимца, тот пришел к ним и сказал, что царь велит их зарыть или сжечь живьем за их ложные предсказания. День наступил, а он в полном здравии как никогда. „Господин, не гневайся. Ты знаешь, день окончится только когда сядет солнце“. Вельский поспешил к царю, который готовился к бане. Около третьего часа дня царь пошел в нее, развлекаясь любимыми песнями, как он привык это делать, вышел около семи, хорошо освеженный. Его перенесли в другую комнату, посадили на постель, он позвал Родиона Биркина (Rodovone Boerken), дворянина, своего любимца[236]236
  Биркин Родион Петрович (ум. 1589) – рязанский дворянин, известен по источникам с 1574 г., видная фигура «особого» Двора Ивана IV. После смерти царя в 1585 г. служил в Пронске; в 1587–1588 гг. – посол (вместе с П. Пивовым) в Кахетии, где принимал в русское подданство грузинского царя Александра II (см.: Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Указ. соч. С. 165–166; Зимин А. А. В канун… С. 267).


[Закрыть], и приказал принести шахматы[237]237
  Запись на полях: «Все шахматные фигуры, кроме короля, которого он никак не мог поставить на доску». (см.: Бонд Э. С. 201). Горсей наиболее подробно из всех источников рассказывает о последних днях и часах жизни Ивана IV. Насколько его версия достоверна – судить трудно. Если он действительно побывал в царской сокровищнице в день смерти Грозного – тогда мы имеем рассказ почти очевидца событий. Впрочем, есть и другие версии смерти царя. Ряд источников свидетельствует, что он в течение нескольких дней находился в состоянии забытья, иногда приходя в себя (см.: Полосин И. И. Социально-политическая история России XVI – начала XVII в. М., 1963. С. 209–210; Петрей П. С. 157–161; Корецкий В. И. Смерть Грозного царя. С. 96–97).


[Закрыть]. Он разместил около себя своих слуг, своего главного любимца и Бориса Федоровича Годунова (Boris Fedorowich Goddonove)[238]238
  Годунов Борис Федорович (ок. 1549 (или 1552) – 1605) – крупнейший государственный деятель последней трети XVI – начала XVII в., прошел долгий путь от низших ступеней служебной лестницы до царского престола. Одно из ранних упоминаний его имени относится к 1567 г., когда Борис значился уже опричником; женитьба на дочери царского любимца Малюты Скуратова вводит его в круг приближенных царя Ивана IV, в 1575 г. он назван «дружкой» на царской свадьбе. Положение Годунова при дворе еще более укрепилось после женитьбы царевича Федоpa на сестре Бориса Годунова Ирине. Пройдя последовательно чины кравчего (с 1576 г.), затем боярина (с 1580 г.), Борис оказался шурином наследника престола после неожиданной гибели царевича Ивана Ивановича в 1581 г. При царе Федоре Борис Годунов – конюший, всесильный правитель государства. Социально-политический кризис в России последней трети XVI в. был во многом смягчен энергичными действиями правительства Б. Годунова, но они основывались на усилении феодально-крепостного гнета. Поэтому, когда после пресечения царской династии Годунов, будучи избранным на земском соборе (1598), взошел на престол, он оказался лицом к лицу с назревавшей смутой и крестьянской войной. Умер от апоплексического удара 13 апреля 1605 г. (ДРВ. Т. VII. С. 42, 52; ААЭ. СПб., 1836. Т. 2. № 7. С. 21, 24, 40; см. также: Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1978; Зимин А. А. В канун… С. 17–19, 40–43, 90–94, 105–113, 211–238; Павлов А. П. Соборная утвержденная грамота об избрании Бориса Годунова на престол // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978. Т. X. С. 206–225).


[Закрыть], а также других. Царь был одет в распахнутый халат, полотняную рубаху и чулки; он вдруг ослабел (faints) и повалился навзничь. Произошло большое замешательство и крик, одни посылали за водкой, другие – в аптеку за ноготковой и розовой водой, а также за его духовником и лекарями. Тем временем он был удушен (he was strangled) и окоченел[239]239
  «…Он был удушен и окоченел» (was strangled & stark dead). Пассивный залог английского глагола дает нам основания именно для такого перевода и интерпретации этого места как уникального известия о насильственной смерти царя. Царь Иван умер 18 марта 1584 г. Горсей называет главных «свидетелей»: Богдана Бельского и Бориса Годунова, связанных, как известно, узами родства (см.: Предисловие). Версию Горсея поддерживает ряд источников начала XVII в.: Временник Ивана Тимофеева, Пискаревский летописец, Новгородская летопись. Об отравлении царя писали И. Масса, гетман Жолкевский. У историков нет единого мнения но этому вопросу. С. М. Середонин переводил Горсея так же, как и мы. С. Б. Веселовский считал, что насильственная смерть царя вероятна, но не доказана; к этому мнению присоединился и А. А. Зимин. Последний разбор всех точек зрения находим в специальной работе В. И. Корецкого, полностью принявшего версию Горсея в вышеуказанном переводе. Любопытно, что исследование останков царя, проведенное М. М. Герасимовым, обнаружило наличие ртути в костях, что, впрочем, может объясняться и употреблением лекарств (см.: Середонин С. М. Сочинение. С. 32; Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. С. 48; Герасимов М. М. Документальный портрет Ивана Грозного // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института археологии АН СССР. М., 1965. Т. 100. С. 140; Зимин А. А. В канун… С. 96–99, 267; Корецкий В. И. Смерть Грозного царя. С. 98—103; он же. История русского летописания… С. 48–65).


[Закрыть]. Некоторая надежда была подана, чтобы остановить панику. Упомянутые Богдан Вельский и Борис Федорович, который по завещанию царя был первым из четырех бояр[240]240
  Регентский совет, созданный по завещанию Ивана Грозного, должен был выполнять функции государственного органа при слабоумном Федоре Ивановиче. Участие в нем Б. Годунова остается одним из спорных вопросов русской истории этого периода. Обычно считают, что, согласно завещанию Грозного, Б. Годунов возглавил опекунский совет, в который кроме него входили еще 3 человека. Так, в настоящем фрагменте Горсей ясно говорит о четырех регентах, первым из которых называет Б. Годунова. Иного мнения придерживается Р. Г. Скрынников, считающий сообщение Горсея малодостоверным и полагающий, что Иван IV, надеясь на развод Федора, не мог включить брата Ирины Годуновой в свои душеприказчики (см.: Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. С. 106; он же. Политическая борьба в начале правления Бориса Годунова // История СССР. 1975. № 2. С. 49; он же. Борис Годунов. С. 16–17). Однако известия Горсея не дают достаточно оснований для подобной точки зрения. Во всех случаях, когда Горсей упоминает о регентах, он неизменно называет и Б. Годунова (см. текст в «Путешествиях» ниже, «Коронацию», «Трактат»; примеч. 133 к «Путешествиям», 3 – к «Коронации», 35 – к «Трактату»). Вместе с тем следует обратить внимание и на расхождения в записках Горсея, называющего то четырех лиц, то пятерых (см. примеч. 133 к «Путешествиям»). Со Скрынниковым полемизирует А. А. Зимин, считавший свидетельства Горсея заслуживающими доверия (см.: Зимин А. А. В канун… С. 104–108; см. здесь же полную сводку известий источников по поводу завещания Ивана IV). Завещание царя до нас не дошло, что породило в среде имперских дипломатов легенду о намерении Грозного передать русский престол имперскому эрцгерцогу Эрнсту (см.: Зимин А. А. В канун… С. 107–108).


[Закрыть] и как брат царицы, жены теперешнего царя Федора Ивановича, вышли на крыльцо в сопровождении своих родственников и приближенных, их вдруг появилось такое великое множество, что было странно это видеть. Приказали начальникам стражи и стрельцам зорко охранять ворота дворца, держа наготове оружие, и зажечь фитили. Ворота Кремля закрылись и хорошо охранялись. Я, со своей стороны, предложил людей, военные припасы в распоряжение князя-правителя (the prince protector). Он принял меня в число своих близких и слуг, прошел мимо, ласково взглянув, и сказал: „Будь верен мне и ничего не бойся“.

Митрополиты, епископы и другая знать стекались в Кремль, отмечая как бы дату своего освобождения. Это были те, кто первыми на святом писании и на кресте хотели принять присягу и поклясться в верности новому царю, Федору Ивановичу. Удивительно много успели сделать за шесть или семь часов: казна была вся опечатана и новые чиновники прибавились к тем, кто уже служил этой семье. Двенадцать тысяч стрельцов и военачальников образовали отряд для охраны стен великого города Москвы; стража была дана и мне для охраны Английского подворья. Посол, сэр Джером Баус, дрожал, ежечасно ожидая смерти и конфискации имущества; его ворота, окна и слуги были заперты, он был лишен всего того изобилия, которое ему доставалось ранее. Борис Федорович – теперь лорд-правитель (lord protector)[241]241
  Горсей называет Бориса Годунова «лордом», «лордом-правителем» и чаще всего «князем-правителем». Ю. Толстой считал, что этот титул англичанин применял по аналогии с титулом герцога Соммерсетского, лорда-покровителя при короле Эдуарде VI (см.: Толстой Ю. В. Путешествия. С. 41. Примеч. 2).


[Закрыть]; и три других главных боярина (chieff boaiers) вместе с ним составили правительство, по воле старого царя: князь Иван Мстиславский (Misthisloskie), князь Иван Васильевич Шуйский (Syskoye) и Микита Романович[242]242
  Относительно состава регентского совета в сочинениях Горсея имеются расхождения. В комментируемом фрагменте он называет Б. Ф. Годунова, И. Ф. Мстиславского, И. П. Шуйского, Н. Р. Юрьева. Ср. с его же известием в «Коронации»: «…боярин Борис Федорович Годунов, князь Иван Федорович Мстиславский, князь Иван Петрович Шуйский и Богдан Яковлевич Вельский – все знатные люди, главнейшие по завещанию царя…»


[Закрыть]. Они начали управлять и распоряжаться всеми делами, потребовали отовсюду описи всех богатств, золота, серебра, драгоценностей, произвели осмотр всех приказов (offices) и книг годового дохода; были сменены казначеи, советники и служители во всех судах, так же как и все воеводы (liefftennants), начальники и гарнизоны (garisons) в местах особо опасных. В крепостях, городах и поселках, особо значительных, были посажены верные люди от этой семьи; и таким же образом было сменено окружение царицы – его сестры. Этими мерами он [Борис Годунов] значительно упрочил свою силу и безопасность. Велика была его наблюдательность, которая помогла ему быть прославляемым, почитаемым, уважаемым и грозным для его людей, он поддерживал эти чувства своим умелым поведением, так как был вежлив, приветлив и проявлял любовь как к князьям и боярству, так и к людям всех других сословий.

За мною прислали, чтобы узнать мое мнение о том, что следует делать с сэром Джеромом Баусом, его посольство было завершено. Я сказал лордам (the lordes), что к чести короля (Kinge) и государства его нужно отпустить живым и невредимым, следуя правилу всех народов, иначе это будет плохо воспринято и, возможно, вызовет такое недовольство, которое удастся не скоро ликвидировать; свое мнение я предлагал на их более мудрое и достойное рассмотрение. Все они обругали его, упомянув, что он достоин смерти, но что царь и царица теперь более милосердны, они послали сказать мне, что я должен объявить ему об отъезде и передать все слова их недовольства, но я умолял поручить это кому-либо из слуг его величества.

Лорд Борис Федорович (the lord Boris Fedorowich) послал за мной как-то вечером. Я застал его игравшим в шахматы с князем [царской] крови Иваном Глинским (a prince of the bloud, Knez Ivan Glinscoie)[243]243
  Глинский Иван Михайлович – князь, воевода, боярин с 1585–1586 гг. Впервые упоминается в источниках во время похода Ивана IV на Новгород в 1571 г. как рында; благодаря браку с дочерью Малюты Скуратова быстро продвигался по службе; «свояк» по этому браку Борису Годунову (см. примеч. 129 к «Путешествиям»; РК 1475–1598. С. 293, 364, 379, 381, 387, 413, 414, 463. РК 1559–1605. С. 217; Мордовина С. П. Указ. соч. С. 330–331; Бычкова М. Е. Родословие Глинских из Румянцевского собрания// ЗОР ГБЛ. М., 1977. Вып. 38. С. 123).


[Закрыть]. Он отозвал меня в сторону [и сказал]: „Я советую тебе меньше говорить в защиту Бауса, лордам (the lords) это не нравится. Иди, покажись им и успокой того-то и того-то. Твой ответ был внимательно рассмотрен, многие требовали расплаты за его поведение. Я делаю все, что могу, чтобы все сошло хорошо, передай ему это от меня“. Я пошел к тем боярам, на которых мне указали, и приложил все усилия, чтобы успокоить их. Они говорили мне, что мое участие в судьбе сэра Джерома Бауса может принести мне больше вреда, чем я думаю, так как мне известно и положение дел, и ненависть к нему всех, особенно тех важных чиновников (chieff officers), которые так страдали от его высокомерия. Они любят меня по старинному знакомству, а также еще и потому, что Борис Федорович так покровительствует мне.

„Поэтому старайся не вмешиваться в это дело“. И тем не менее я продолжал тайно хлопотать о нем, поскольку его положение было слишком опасным. Я умолял, чтобы его призвали и чтобы он был отпущен; его держали взаперти как пленника, все средства к существованию у него были отобраны. В конце концов, когда другие более важные государственные дела были сделаны, он был призван; не сопровождаемый никем, кроме того, кого за ним посылали, он вошел в приемную комнату, где находились большинство лордов (lords); они обращались с ним безо всякого уважения, обвинив его в ужасном преступлении против короны и государства, никто не хотел тратить время на выслушивание его ответа, особенно его бранили оба Щелкана (the two Shalkans), великие дьяки (great officers)[244]244
  Имеются в виду дьяки, братья Андрей и Василий Щелкаловы. См. примеч. 105 к «Путешествиям».


[Закрыть], и некоторые другие, особенно терпевшие много недовольства и побоев от царя из-за жалоб и беспричинных обид сэра Бауса, так надоевшего царю и правительству, как никто другой из послов; они сказали ему, что было бы очень поучительно в назидание другим, которые забудутся и забудут свое место, отрубить ему ноги и бросить его тощее тело в реку, при этом ему указали в окно, но бог [сказали они] даровал нам ныне более милосердного царя, который не будет ему мстить и позволит ему, из уважения к королеве Елизавете, видеть свои очи. Но он должен снять свой меч, что он отказался сделать, ибо это было противно его законам и присяге. Они вновь принуждали его [говоря], что перед столь милостивым и миролюбивым государем, чей дух еще скорбит, не пристало являться в военном облачении, его заставили, таким образом, подчиниться, и он, без сопровождавших, был приведен к царю, который устами своего канцлера (chauncellor) отпустил его к королеве Елизавете.

Затем сэр Джером Баус был отведен домой, ему было дано три дня на отъезд из Москвы и сказано о возможном письме, которое будет послано за ним следом. Сэр Джером Баус имел очень мало средств, денег, но что еще поддерживало его – это радость того, как мирно он отпущен, и желание поскорее стать для них недосягаемым. Я изыскал средство достать ему тридцать телег для его багажа и слуг и как можно больше прогонных лошадей. Я испросил позволения князя-правителя на то, чтобы увидеться и поговорить с ним, а также проводить его из города. Простой сын боярский (a meane sinaboarscie) был назначен для его охраны и строгого за ним наблюдения, он обращался с ним весьма грубо, что было нестерпимо для Бауса, едва смогшего это вытерпеть. Я с моими слугами и верными друзьями сопровождал его, пока он не выехал из Москвы, верхом и в полном снаряжении, иначе и он, и его люди имели бы неминуемые неприятности. Отъехав десять миль, я натянул свой шатер и устроил проводы ему и его компании из моих запасов и продуктов, он умолял меня позаботиться о дальнейшей безопасности его пути, и я хотя не давал обещаний, но выполнил [эту] его просьбу. Сильно потрясенный [пережитым] страхом, он благодарил меня за все, что я сделал, говорил, что будет просить королеву и моих друзей отблагодарить меня, а сам и его друзья никогда не забудут этого. Письмо, написанное его собственной рукой с дороги, из Переславля (Pereslaue), подтверждает это и содержит просьбу о моей дальнейшей заботе о нем. Бог мне свидетель во всем том хорошем, что я сделал для него. Я убедил князя-правителя послать свои письма для королевы ему вслед, а также связку соболей ей в подарок от него. Когда он прибыл в бухту св. Николая и погрузился на корабль, он [дал волю] несдержанности, грубости в адрес того дворянина, который его провожал, изрезал всех соболей и порвал письмо в клочья, наговорил много высокомерных слов в адрес царя и его совета[245]245
  Рассказ Горсея о скандальном отъезде Бауса из России подтверждается данными русских дипломатических источников. В декабре 1584 г. правительство Федора послало в Англию гонца, ливонца Бекмана, с жалобой на поведение Дж. Бауса (Сб. РИО. Т. 38. С. 144–145; ЧОИДР. 1884. Кн. 4. Отд. III. С. 104; Любименко И. И. История торговых сношений России с Англией. Юрьев, 1912. С. 49–50; Толстой Ю. В. Первые 40 лет. С. 235).


[Закрыть]. После его отъезда великие государственные дьяки Щелканы (great officers of estate, the Shalkans) сделались, за мое участие в нем, из друзей моими смертельными врагами. Я распространяюсь об этом, потому что позднее вы убедитесь, как хорошо сэр Джером Баус отблагодарил меня[246]246
  Имеется в виду донос Бауса на Горсея и последующее разбирательство королевского суда в Англии (см. текст далее); фраза о «благодарности» Бауса – след редактирования Горсеем своего труда.


[Закрыть].

Государство и управление обновились настолько, будто это была совсем другая страна; новое лицо страны было резко противоположным старому; каждый человек жил мирно, уверенный в своем месте и в том, что ему принадлежит. Везде восторжествовала справедливость. Однако бог еще приберег сильную кару для этого народа; что мы здесь можем сказать? По природе этот народ столь дик и злобен, что, если бы старый царь не имел такую тяжелую руку и такое суровое управление, он не прожил бы так долго, поскольку постоянно раскрывались заговоры и измены против него. Кто мог подумать тогда, что столь большие богатства, им оставленные, будут вскоре истреблены, а это государство, царь, князья и все люди так близки к гибели[247]247
  Еще один признак редактирования, осуществленного уже в начале XVII в. Весь фрагмент, начиная с разбора «дела Бауса» после смерти Ивана IV и кончая подведением «итогов» правления Грозного (см. текст ниже), вероятно, является более поздней вставкой автора (см.: Севастьянова А. А. Хронология. С. 81–82).


[Закрыть]. Плохо приобретешь – скоро потеряешь.

Царь Иван Васильевич правил более шестидесяти лет[248]248
  Ошибка автора: 51 год (1533–1584).


[Закрыть]. Он завоевал Полоцк (Pollotzco), Смоленск (Smolensco)[249]249
  Смоленск был присоединен Василием III в 1514 г.


[Закрыть] и многие другие города и крепости в семистах милях на юго-запад от города Москвы в областях Ливонии, принадлежавших польской короне, он завоевал также многие земли, города и крепости на восточных землях Ливонии и в других доменах королей Швеции и Польши; он завоевал царства Казанское и Астраханское, все области и многочисленные народы ногайских и черкесских (Nagaie and Chercas[250]250
  В 1540 г. был заключен союз с Большой Ордой Ногаев, не нарушавшийся фактически в течение всего правления Ивана IV; в 1584 г. Россия, заинтересованная в дружественных отношениях, отправила в Орду Ногаев своего посла Ивана Холопова, принявшего в 1586 г. присягу на верность царю от ногайского хана Уруса. (Опись архива Посольского приказа 1626 г. Ч. I. С. 287; Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI – 30-е гг. XVII вв.). М., 1963). Северокавказские правители Кабарды и Черкесии принесли присягу Ивану IV в 1552–1557 гг. В 1578 г. кабардинское посольство «било челом в службу» Ивану IV, а сын посла (Борис Черкасский) остался при русском дворе и принял православие. Впоследствии он женился на дочери Н. Р. Юрьева. Союзнические отношения с черкесами продолжались и при преемниках Ивана IV (см.: РИБ. СПб., 1908. Т. 22. Кн. II. Стб. 61; Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. М., 1957. Т. I. № 21, 25; Белокуров С. А. Сношения России с Кавказом. М., 1889. Вып. 1. С. 47–48; Кушева Е. Н. Указ. соч. С. 258–259).


[Закрыть] татар и другие близкие к ним народы, населявшие пространства в две тысячи миль по обе стороны известной реки Волги и даже на юг до Каспийского моря. Он освободился от рабской дани и поборов, которые он и его предшественники ежегодно платили великому царю Скифии, хану крымских татар (the Chan of Crim Tartor), посылая ему, однако, небольшую мзду, чтобы защищаться от их ежегодных набегов. Он завоевал Сибирское царство и все прилежащие к нему с Севера области более чем на 1500 миль. Таким образом, он расширил значительно свою державу во всех направлениях и этим укрепил населенную и многочисленную страну, ведущую обширную торговлю и обмен со всеми народами, представляющими разные виды товаров своих стран, в результате не только увеличились его доходы и доходы короны, но сильно обогатились его города и провинции. Столь обширны и велики стали его владения, что они едва ли могли управляться одним общим правительством (regiment) и должны были распасться опять на отдельные княжества и владения, однако под его единодержавной рукой монарха они остались едиными, что привело его к могуществу, превосходившему всех соседних государей. Именно это было его целью, а все им задуманное осуществилось. Но безграничное честолюбие и мудрость человека оказываются лишь безрассудством в попытке помешать воле и власти Всевышнего, что и подтвердилось впоследствии. Этот царь уменьшил неясности и неточности в их законодательстве и судебных процедурах, введя наиболее удобную и простую форму письменных законов, понятных и обязательных для каждого, так что теперь любой мог вести свое дело без какого-либо помощника, а также оспаривать незаконные поборы в царском суде без отсрочки[251]251
  Этот фрагмент можно интерпретировать как указание на судебную реформу и Судебник 1550 г., принятые правительством Ивана Грозного. В результате реформы судопроизводство стало иметь больший удельный вес в государственном центральном управлении, увеличилось участие в нем приказных людей. В наместнических судах участвовали теперь представители зажиточного посада и черносошного крестьянства (см. подробнее: Носов Н. Е. Становление сословно-представитсльных учреждений в России. Л., 1969. С. 54–56).


[Закрыть]. Этот царь установил и обнародовал единое для всех вероисповедание, учение и богослужение в церкви, согласно, как они это называют, учению о трех символах, или о православии, наиболее близкому к апостольскому уставу, используемому в первоначальной (the primitive church) церкви и подтвержденному мнением Афанасия и других лучших и древнейших отцов [церкви] на Никейском (Nicene) соборе, и на других наиболее праведных соборах (counsalls)[252]252
  Комментарий Берри и Крамми: «Горсей использует протестантский термин (примитивная церковь? – А. С.) в описании деятельности церковного собора 1550–1551 гг. Его решения касались в основном литургической практики и укрепления догматики. Горсей ссылается на Афанасия (298–373 гг.), архиепископа Александрии и защитника ортодоксальной доктрины от ереси ариан, и на первый собор в Никее (325), провозгласивший никейские правила» (см.: Берри и Крамми. С. 311. Примеч. 6).


[Закрыть]. Он и его предки приняли древнейшие правила христианской религии, как они верили, от греческой церкви, ведя свое древнее начало от св. апостола Андрея и их покровителя св. Николая. Эта греческая церковь с тех пор, по причине отступлений и распрей, подвергалась упадку и заблуждениям в наиболее важном: в существе доктрин и в отправлении богослужений.

Из-за этого царь отделил московское духовное управление от греческой церкви и соответственно от необходимости в эту церковь посылать пожертвования и принимать оттуда грамоты. С помощью Троицы он убедил нестойкого патриарха Иеремию отречься от патриаршества в Константинополе или Хиосе в пользу московской митрополии[253]253
  В тексте ερεμ (Эрем – греч.). Известие неточно. Константинопольский патриарх Иеремия, прибывший летом 1588 г. в Москву с обычной просьбой о «милостыни», был сначала с почетом принят московскими властями, ожидавшими от Иеремии решения вопроса об учреждении русского патриаршества. Иеремия медлил с ответом, тогда ему предложили стать русским патриархом с резиденцией во Владимире или поставить русским патриархом митрополита Иова, сторонника Бориса Годунова. После целого года вынужденного пребывания в Москве Иеремия «рукоположил» на патриаршество Иова. Россия с учреждением в 1589 г. патриаршества становилась в один ряд с крупнейшими мировыми центрами православия (СГГиД. М., 1819. Ч. II. № 58–59; Шпаков А. Я. Государство и церковь в их взаимных отношениях в Московском государстве. Одесса, 1912. С. 109–140. Приложение. Ч. 1. С. 45–46: Скрынников Р. Г. Борис Годунов (С. 51–60); Зимин А. А. В канун… С. 147).


[Закрыть]. Царь резко отклонял и отвергал учение папы, рассматривая его как самое ошибочное из существующих в христианском мире: оно угождает властолюбию папы, выдумано с целью сохранить его верховную иерархическую власть, никем ему не дозволенную; царь изумлен тем, что отдельные христианские государи признают его верховенство, приоритет церковной власти над светской. Все это, только более пространно, он приказал изложить своим митрополитам, архиепископам и епископам, архимандритам и игуменам папскому нунцию патеру Антонию Поссевино (Pater Antonie Posavinus), великому иезуиту, у входа в собор Пречистой (Prechista) в Москве[254]254
  Рассказ Горсея об Иване IV и Поссевино в основе своей подтверждается русскими источниками. Второе посещение папским легатом Москвы (февраль – март 1582 г.) ознаменовалось диспутами с царем и церковным собором о вере. Прения царя и Поссевино в Кремле носили острый характер, что и отразили записки Горсея (см. подробнее: Поссевино А. Указ. соч.; ЧОИДР. 1847. Кн. 3. С. 24–30; Годовикова Л. Н. Московское посольство Антония Поссевино//Вести. Моск. ун-та. Сер. История. 1970. № 5. С. 88, 98; Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. С. 88–90).


[Закрыть].

[За время своего правления этот царь] построил свыше 40 прекрасных каменных церквей, богато украшенных и убранных внутри, с главами, покрытыми позолотой из чистого золота. Он построил свыше 60 монастырей и обителей, подарив им колокола и украшения и пожертвовав вклады, чтобы они молились за его душу.

Он построил высокую колокольню из тесаного камня внутри Кремля, названную Благовещенской колокольней (Blaveshina Collicalits), с тридцатью великими и благозвучными колоколами на ней, которая служит всем тем соборам и великолепным церквам, расположенным вокруг; колокола звонят вместе каждый праздничный день (а таких дней много), а также очень заунывно в каждую полуночную службу[255]255
  Известие относится к колокольне Ивана Великого. В 1532–1543 гг. зодчий Петрок Малый пристроил к уже имевшейся в Кремле колокольне с северной стороны звонницу. В ней помещался тысячепудовый колокол «Благовестник», о котором здесь и вспомнил Горсей. Всего на колокольне и звоннице сохранился 21 колокол, что также указывает на осведомленность англичанина (По Кремлю. Краткий путеводитель. 5-е и д., доп. М., 1975. С. 66–68).


[Закрыть].

Заканчивая [повествование] о его благочестии, нельзя не привести один памятный акт, его милосердное деяние. В 1575 году вслед за моровым поветрием начался большой голод, уничтоживший лучших людей. Города, улицы и дороги были забиты мошенниками, праздными нищими и притворными калеками; в такое трудное время нельзя было положить этому конец. Всем им было объявлено, что они могут получить милостыню от царя в назначенный день в Слободе. Из нескольких тысяч пришедших 700 человек – самых диких обманщиков и негодяев – были убиты ударом в голову и сброшены в большое озеро на добычу рыбам; остальные, самые слабые, были распределены по монастырям и больницам, где получили помощь. Царь, среди многих других подобных своих деяний, построил за время царствования 155 крепостей в разных частях страны, установив там пушки и поместив военные отряды. Он построил на пустующих землях 300 городов, названных „ямами“ (yams), длиной в одну-две мили, дав каждому поселенцу участок земли, где он мог содержать быстрых лошадей столько, сколько может потребоваться для нужд государственной службы[256]256
  Известие Горсея полностью достоверно. С середины XVI в. всеобщая ямская повинность была заменена службой «ямских охотников», живших на станциях («ямах») и имевших участки земли. Это, впрочем, не отменяло ямские подати с населения (см.: Гурлянд И. Я. Ямская гоньба в московском государстве до конца XVII в. Ярославль, 1900. С. 83–94, 122–131).


[Закрыть]. Он построил крепкую, обширную, красивую стену из камня вокруг Москвы, укрепив ее пушками и стражей[257]257
  Возможно, имеется в виду Китайгородская стена в столице, сооруженная в 1535 г., или часть стены Белого города («Царь-город»).


[Закрыть]

Иван IV.

В заключение скажу о царе Иване Васильевиче. Он был приятной наружности, имел хорошие черты лица, высокий лоб, резкий голос – настоящий скиф, хитрый, жестокий, кровожадный, безжалостный, сам по своей воле и разумению управлял как внутренними, так и внешними делами государства[258]258
  Ср. у С. И. Шаховского: «Царь Иван образом нелепым (некрасивым. – А. С.), очи имея серы, нос протягновен и покляп; возрастом велик бяше, сухо тело имея, плеши имея высоки, груди широки, мышцы толсты; муж чюдного разсуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело, к ополчению дерзостен и за свое отечество стоятелен. На рабы своя… жестокосерд велми и на пролитие крови и на убиенна дерзостен и неумолим» (РИБ. Т. 13. Стлб. 619–620). М. М. Герасимов воссоздал облик царя по черепу (см.: Герасимов М. М. Указ. соч. С. 139–142).


[Закрыть]. Он был пышно захоронен в церкви архангела Михаила; охраняемый там днем и ночью, он все время оставался столь ужасным воспоминанием, что, проходя мимо или упомянув его имя, люди крестились и молились, чтобы он вновь не воскрес, и проч.