Текст книги "Вуаль лжи"
Автор книги: Джери Уэстерсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Туман к этому времени успел превратиться в ледяную изморось, однако Криспин не стал накидывать капюшон. Вместо этого он задрал голову и пригляделся к окну, одному из трех на мокром каменном фасаде. Высокие стрельчатые проемы были украшены резьбой из волнистых линий и растений.
– Джек, давай-ка подсади меня.
Паренек искоса посмотрел на хозяина. Он был на добрых две головы ниже и не отличался могучим сложением. Криспин пожал плечами и сам попробовал взобраться по неровной цокольной кладке. Ощупывая камни, Криспин попытался дотянуться до подоконника, но тщетно. Впрочем, он по ходу дела придирчиво осмотрел стену и верхний край. Никаких характерных царапин, нет ни веревок, ни стремянок или, скажем, упавших кровельных черепиц.
Спрыгнув на щебенку, он задумчиво уставился на окно, затем перевел взгляд на соседний проем, находившийся в четырех футах. Третье окно было на фут ближе. Криспин постоял еще с минуту, рассматривая то одно окно, то другое и что-то прикидывая в уме.
Джек тем временем хлопал себя по бокам и прыгал на месте, пытаясь согреться. Мальчишка смаргивал дождевые капли, но не замечал, что на его покрасневшем носу повисла еще одна – и к тому же вот-вот была готова превратиться в сосульку.
– Хозяин, долго еще?
Криспин не отрывал взгляда от стены и окон.
– Хозяин, мы так насквозь промокнем. И промерзнем.
Криспин обернулся к Джеку и наконец сообразил, в каком бедственном положении тот находится.
– Да-да, конечно. Пойдем в дом.
Он в очередной раз взобрался на садовую ограду и, усевшись как на коне, схватил Джека за протянутую руку и помог перелезть. Ежась под мелким дождиком, они подошли к входу в особняк.
Бойкость и веселость Джека исчезли, когда он увидел внушительную, неприступную дверь.
– Может, нам лучше через кухню, а? – предложил он, встревожено глядя на темные окна.
– Нет, Джек. Сегодня мы из тех гостей, перед которыми распахивают парадные входы:
Впрочем, заслышав скрежет отодвигаемого засова, Криспин сообразил, как, должно быть, перемазался грязью во время вылазки в сад. Он принялся торопливо отряхивать платье, и тут дверь отворилась.
– Нам есть о чем поговорить, Адам, – заявил Криспин, выпятив грудь.
Слуга попытался было захлопнуть створку, но Криспин навалился на нее плечом и отшвырнул Адама к стене, заодно пришпилив рукой.
– Можем по-хорошему, а можем и по-плохому. Выбирай.
Слуга скрипнул зубами.
– Чего надо? – процедил он.
Криспин отнял руку и сделал вид, что стряхивает пылинки с накидки Адама.
– Какая невоспитанность. Я всего лишь ищу ответы на вопрос, почему убили твоего хозяина. Разве ты не хочешь в этом помочь?
Адам оттолкнул руку Криспина.
– Да, хочу. Я за справедливость.
Криспин прикинул, что прячется за сумрачным видом слуги.
– Ты сказал мне, что провел в услужении пять лет. А что же случилось с прежним кастеляном?
Адам мельком глянул на Джека.
– Не знаю. Кажется, его перевели в другое поместье, на север.
– То самое, откуда ты родом?
– Почти. Я служил у другого хозяина, а потом пришло то письмо, что я должен стать смотрителем здесь, в Лондоне, вот я и приехал… и показал прежнему управляющему письмо от моего хозяина, что, дескать, должен его заменить… А вскоре я заменил всех остальных слуг.
– Почему?
– Потому что так захотел хозяин. Мало ли чего богачам взбредет в голову.
– Бектон, я смотрю, ты что-то мало почтительно отзываешься о тех, кто почище тебя. Всегда дерзишь?
– А что такого особенного в богачах? Они все одного поля ягода, и не важно, кто откуда родом. И кончают они одним и тем же.
– Ты не любил своего хозяина?
Адам посмотрел вниз.
– О мертвых плохого не говорят…
– А если на ушко, только мне одному?
Слуга резко вскинул голову.
– С какой стати? Вы не шериф.
– Мы с шерифом часто работаем… м-м… как бы вместе. Ты поступишь правильно, рассказав все мне. Кстати, Уинком любит задавать вопросы с помощью каленого железа.
Глаза Адама округлились, подбородок дрогнул.
– А зачем ему меня пытать? Я же ничего не сделал!
– Да, но ты многое можешь знать. Так почему ты недолюбливал своего хозяина?
– Я ничего плохого ему не делал, мастер Криспин, Просто… – Адам в отчаянии всплеснул руками и нетвердым шагом переместился в темный угол передней, откуда бросил взгляд на Джека. – Просто ему не следовало на ней жениться, вот и все, – шепотом закончил он.
– А я-то полагал, ты ничего, кроме обожания, к ней не испытываешь.
– Да! И это правда! Я…
«Э, да ведь он в нее влюблен…» Криспин нахмурился.
– Плохо дело, Бектон. Она тебе не пара. Слишком высоко-то не замахивайся.
Адам издал неприятный смешок.
– Слишком высоко? Шутить изволите? Это она-то – слишком высоко?!
Криспин шагнул ближе, положив ладонь на рукоять кинжала.
– Ты говори, да не заговаривайся, Бектон.
– Это еще надо посмотреть, кто из нас заговаривается, – огрызнулся тот. – Филиппа Уолкот была горничной хозяина, пока он на ней не женился три года тому назад. Она ничем не выше ни меня, ни вас.
Глава 4
Криспин потерял дар речи и позабыл про все свои вопросы.
Адам расхохотался:
– Что, прикусили язык?
Вне себя от ярости, Криспин размахнулся, и его кулак познакомился с мясистой щекой Адама. Слугу отшвырнуло к стене, он стал медленно оседать, но потом встряхнул головой и выпрямился, покачиваясь.
Криспин не мог сообразить, что делать дальше. Внутри все будто онемело, и он не понимал почему. Знать не хотел.
Не говоря ни слова, он развернулся и пошел прочь, потирая ноющие костяшки.
Джек припустил следом, семеня ногами, чтобы не отстать.
– Отличный удар, хозяин! Бац – и все! Пусть знает свое место! – Мальчишка несколько раз повторил выпад, подражая Криспину. – Хозяин! Эй, хозяин! Вы узнали, что хотели?
Криспин насупился и ничего не ответил. В голове эхом звучали слова Адама: «Филиппа Уолкот была горничной…»
Он слепо мерил шагами серую мостовую от Флитской канавы до Гаттэр-лейн, не обращая внимания ни на Джека, ни на обстановку кругом. Даже распахнув дверь «Кабаньего клыка» и усевшись в любимом углу, он не вышел из глубокой задумчивости. Криспин просто сидел на лавке, уставившись на изрезанную ножами столешницу, и поэтому вздрогнул, когда Элеонора со стуком поставила перед ним кружку с вином.
– Криспин.
Она бросила взгляд на Джека, который умильно улыбнулся в надежде на свою кружку вина, но, как обычно, оставила его без внимания. Элеонора опустила кожаный кувшин на стол и села с противоположной стороны. Белый, опрятный головной платок, повязанный умелыми руками, позволял рассмотреть лишь карие глаза, светлые брови, щеки да упрямый нос, слегка покрасневший от холода.
– Что вас гложет? Вы витаете где-то далеко-далеко.
– В самом деле?
Он взял кружку обеими руками и сделал большой глоток.
Элеонора и ее муж Гилберт всегда участливо выслушивали рассказы Криспина. Но что сказать сейчас? Да и почему услышанная от Адама новость так его задела? Как могла эта Уолкот, с которой он был почти незнаком, хоть, что-то для него значить?
И тем не менее…
Криспин потер лоб, причесал густые, жесткие волосы. Бросил взгляд на Джека.
– Говорить тут не о чем, – буркнул Криспин.
– О! Бьюсь об заклад, дело в женщине!
– Почему вы всегда думаете, что обязательно должна быть замешана какая-то женщина?
– Потому что только женщина способна вызвать такой меланхолический вид.
Криспин обмяк и принялся вертеть в руках кружку.
– Считайте себе что хотите.
– Криспин, – промолвила она самым умиротворяющим тоном. – Разве я когда-нибудь позволяла вам в одиночестве думать ваши горькие думы? Ну же, рассказывайте. Вы сами знаете, что от этого станет лучше.
– Никогда мне от этого не становилось лучше! Только вам.
Элеонора подалась вперед, показывая внушительную грудь.
– Мы ведь так за вас беспокоимся, Криспин. Слава Богу, у нас есть Джек Такер, – сказала она, похлопывая мальчишку по запястью. Тот мрачно улыбнулся и спрятал руку подальше. – Хоть кто-то за вами присматривает, но мне бы хотелось, чтобы это была супруга.
– Опять вы за свое… Женщина, в который раз повторяю: если меня не прекратят мучить этой ерундой, я найду себе другое место столоваться.
– На всей Гаттэр-лейн нет другой такой таверны, где бы вам верили в долг месяц за месяцем, и вы это знаете. И вообще, мы с Гилбертом теперь ваша единственная семья. Вот почему я и завожу такие разговоры время от времени.
– Скорее, раз за разом… – пробурчал он в кружку, обтер рот тыльной стороной ладони и плеснул себе вина. Рубиновая жидкость заколыхалась зыбкими волнами. – Дело в том… – Криспин покачал головой, удивляясь умению Элеоноры вытаскивать из него слова. Именно что раз за разом. – В общем, я ее даже не знаю. Почти. – Мысли о Филиппе бились пойманной птичкой. – Она мне совершенно не подходит. Но… пленяет…
– Она заказчица?
– Вроде того… или нет. Может быть. – Он невесело хмыкнул. – Не знаю.
– Я рада, что все выяснилось.
– Элеонора, здесь и обсуждать нечего. Пустое место.
– Отчего же вы горюете?
– Ничего я не горюю!
Вперед вылез Джек.
– На нее следует взглянуть разок, и тогда все станет ясно, – заявил он и поежился под обжигающим взглядом Криспина. Мальчишка развел руками, оправдываясь. – Ей-богу! Там есть на что посмотреть.
– Ты-то где ее видел? – свел брови Криспин.
– А на рынке. – Джек присвистнул и подмигнул Элеоноре. – Мистрис Филиппа Уолкот. Молодая и красивая.
Криспин побуравил паренька взглядом, затем вздохнул, извлек миниатюру из кошеля и передал его трактирщице.
– О-о, Криспин… Какая пригожая… И большое сходство с портретом?
– Да.
– А где вы его взяли?
– У ее мужа.
Ошеломленная, Элеонора медленно положила портрет на стол.
– Криспин Гест!
– Нет-нет, видит Бог, здесь не то, что вы думаете! Как такое могло прийти вам в голову? Ее муж мертв. Его убили прошлой ночью.
Трактирщица перекрестилась и вернула миниатюру с таким видом, словно это был сам мертвец.
– Спаси и сохрани! Криспин! Но это не… вы?
Возмущенный вид Криспина успокоил ее, хотя и ненадолго.
– Что ж, разве можно обижаться на женщину, которая только что потеряла мужа, если она отказывается смотреть в вашу сторону, – сказала она.
– Да не в этом дело. – Он протяжно и горько вздохнул. – Какая, впрочем, разница… – Криспин на секунду взял миниатюру в руку, затем кинул ее на стол. Портрет упал изображением вверх. Нарисованное лицо Филиппы безмятежно уставилось в потолок. – В конце концов, она всего лишь служанка.
– Служанка? Никто не рисует портретов прислуги.
Джек потянулся к кувшину, однако Элеонора решительно отставила его подальше.
– Она была горничной, – громким шепотом сообщил мальчишка, поглядывая на Криспина. – А потом ее хозяин на ней женился! Вот какая она ловкая!
Элеонора понимающе кивнула:
– Многие служанки о таком мечтают. И это случается чаще, чем вы думаете.
– Среди торгашей? Возможно, – буркнул Криспин. – Но рыцари никогда не женятся на прислуге.
Элеонора помрачнела.
– Ах вот оно что! Опять? – Она поднялась из-за стола, ее голос приобрел визгливые нотки. – Выходит, дело не в том, что она отказывается дважды посмотреть в вашу сторону. Вам просто хочется оскорбить все ее сословие!
В этот момент появился Гилберт, бочкоподобный мужчина с темными глазами и волосами землистого цвета. Криспин с надеждой взглянул на трактирщика, потому что Элеонора уже вздымалась над ним, как мифологическая фурия, крича и вовсю размахивая руками.
Встревоженный Гилберт нахмурился.
– В чем дело? Женщина, ты слишком громко кричишь.
– Да здесь никакого крика не хватит! – воскликнула она, еще больше повышая голос.
На них стали оборачиваться, хотя завсегдатаи, привыкшие к подобным сценам, просто отодвинулись и пониже склонились над своими кружками.
Гилберт вцепился ей в руку – «Веди себя пристойно!» – и виновато посмотрел на Криспина. Она оттолкнула мужа.
– Не буду! Этот невозможный человек, который прожил в здешнем приходе восемь лет, окруженный нашей заботой и попечением, до сих пор брезгует низшими сословиями, хотя сейчас он один из нас!
– Ну-ну, Элеонора… – сказал Гилберт, понуждая супругу присесть на лавку рядом с ним.
– Пьет наше вино и испрашивает нашего совета, – не сдавалась трактирщица, – но всякий раз выясняется, что он наш господин, а мы всего лишь деревенщина и в подметки ему не годимся!
Криспин отставил кружку.
– Пожалуй, я пойду.
– Криспин, погодите, – попросил Гилберт, оборачиваясь к супруге. – Ни к чему так кипятиться. Надо просто привыкнуть, – добавил он, обращаясь к Элеоноре. – В смысле, к его положению. Даже по прошествии восьми лет. Он был вельможей куда дольше. Это у него в крови.
Хозяева трактира говорили о Криспине так, словно тот не слышит. Впрочем, не важно. Криспин не мог решить, отчего пылают щеки: от неловкости или гнева.
– Вот именно, в крови, – рассудительно заявил он.
Элеонора схватила портрет и потрясла им перед носом Криспина.
– Если в вас имеется хоть толика любви к этой женщине, ничто не может встать на пути. Вы уже давно не рыцарь. Кому придет в голову кидать в вас грязью, если вы всего лишь ищете себе немного счастья? Даже среди низкородных.
– Я никогда не говорил, что люблю ее!
Криспин вскочил, слегка покачиваясь от выпитого вина. Хотел было что-то добавить, но передумал и с досадой махнул рукой, Гилберт взял у жены крошечный портрет и, вздернув брови, принялся было его разглядывать, однако Джек выхватил миниатюру из рук трактирщика, сунул ее под тунику и заторопился к выходу, чтобы придержать для хозяина открытую дверь.
Криспин десяток раз обозвал себя дураком. Все дело в выпивке, не иначе. Вино развязало ему язык, заставило потерять лицо. Да еще перед Элеонорой! Щеки вспыхнули жарким румянцем. Такому больше не бывать! Филиппа Уолкот – всего лишь заказчица. И точка! Только заказчица. Лишние хлопоты ему без надобности. Женщины… Компания собак и то предпочтительнее. Они хотя бы не болтают.
Неровной поступью он мерил мостовую и вскоре заслышал за спиной легкие шаги Джека. Криспин вдыхал кислый запах квартала лондонских бедняков, бессловесно сокрушаясь по утраченному прошлому и тем дням, когда он восседал на великолепном скакуне, недосягаемый для грязи сточных канав и врожденной нищеты городской черни. Порой он из милости швырял им серебряные монетки, но вот ходить, вращаться в их среде… А теперь взгляните-ка на него…
Чем больше он размышлял о нынешнем положении, тем сильнее мрачнел; впрочем, свое раздражение Криспин списывал скорее на вино и горячечную отповедь Элеоноры, нежели на собственные бедственные обстоятельства.
Они шли молча, пока наконец Джек не подергал хозяина за рукав.
Криспин замедлил шаг, остановился. Мальчишка протягивал ему портрет. Проклятие! Вроде бы избавился – а тут на тебе!
Джек поднял ладонь повыше. Криспин досадливо взял миниатюру, сунул за пазуху; портрет скользнул по рубахе и устроился в районе живота, где талию стягивал пояс.
– Хозяин, куда мы идем?
Ответа Криспин не знал. Расслабился. Отвлекся. Из-за какого-то несчастного портрета! Его шея побагровела.
– Вот скажи мне, Джек, разве это настолько неправильно?
– Выходить замуж за своего хозяина? – уточнил парнишка, неверно поняв слова Криспина. – Что ж, служанка выходит за того, кто почище, а их дети снова за того, кто почище, и так далее. Менестрели о таком все время распевают.
– И все становится с ног на голову. Исчезает породистость, кругом одни полукровки. В чем тогда смысл рождения в благородной семье?
Джек нахмурился и неловко повел плечом.
– Полукровки? Я что-то в толк не возьму…
Впрочем, судя по мрачному выражению лица, парнишка отлично понимал, о чем идет речь.
– Вообще-то я такое вижу сплошь и рядом, – продолжал Джек. – Взять хотя бы лорда градоправителя. Он ведь бакалейщик. А до него был драпировщик. Откуда вообще берутся вельможи? Они что, растут, как капуста на огороде?.. А вот, скажем, ваш род: он откуда взялся?
Криспин удивленно посмотрел на Джека.
– Мой род ведет свою благородную линию со времен Адама и Евы.
– Ой-ой! – Джек насмешливо вздернул нос и расправил плечи, словно их покрывал мех горностая. – Как видно, сейчас-то все изменилось. – Похоже, эта мысль доставила ему особое удовольствие, и Криспин еле сдержался, чтобы не дать дерзкому мальчишке подзатыльник. – Но вот если ваша светлость изволит, скажем, жениться на вдовице Уолкот, вы опять облагородитесь.
Мрачное настроение Криспина пустило корни еще глубже.
– Жениться на простолюдинке, – произнес он голосом, где звенела смертельно опасная сталь, – чтобы подняться?! Да ты, должно быть, сбрендил!
Криспин резко отвернулся, и полы плаща взметнулись, как крылья ворона.
– Ваша беда… умоляю не гневаться, хозяин… ваша беда в том, что вы не можете себя простить. Самого себя, прежнего. Не можете смириться с тем, кем стали сейчас.
– Я нисколько не изменился, – проворчал Криспин. – Поменялись обстоятельства, только и всего.
– Вот-вот, в этом вы весь. Так сказать, истинный образ… – буркнул Джек.
Криспин встал как вкопанный, и мальчик ткнулся носом ему в спину. Криспин обернулся, меряя Джека взглядом.
– Что-что?!
Сглотнув, тот вскинул руку, прикрывая голову.
– Хозяин! Я же не нарочно! Я вырос на улице и сразу говорю, что приходит на ум. Ведь вы сейчас здесь живете, вот я и привык думать, что вы один из нас… Конечно, ваши манеры и умение говорят о другом…
– Постой. Что ты сказал? Только что?
– Э-э… ну… вы мне сказали, дескать, «я не изменился», а я вам сказал… что «вы в этом весь». Вот. Ваш истинный образ. И ничего такого здесь нет.
– Что тебя заставило выбрать эти слова: «истинный образ»?
Джек почесал подбородок.
– Не знаю. Само вылетело.
В гудевшей от вина голове Криспина тяжело ворочались мысли. Истинный образ. Как много есть на свете «истинных образов» и как много фальшивых…
– Что-то я отвлекся… – Он хмыкнул, хотя добродушия в его словах не было и в помине. – Да, хорошенькое личико на такое способно. Я вел себя как дитя.
Криспин задумчиво рассматривал лицо Джека, которое порой было лукавым, как у весельчака Робин Гуда, а порой испуганным, как у малого ребенка.
– Существует кусок материи, который я должен найти, и очень возможно, он связан с убийством. Так что с этого момента мое «истинное я» будет заниматься только этим делом.
Вместо того чтобы попасть в дом Уолкотов через парадную дверь, Криспин с Джеком обогнули особняк и добрались до черного входа, расположенного в грязном узком тупичке, где пахло гнилыми овощами и тухлыми объедками. Не успели они постучать, как высунулась старуха в перепачканном платке поверх всклокоченных волос и уставилась на Криспина. Сажа на ее лице только подчеркивала морщины, а в целом ее лицо очень напоминало каменную кладку особняка.
– Вы кто такие? – спросила она, с подозрением разглядывая Джека, который силился укрыться за левым плечом Криспина. – Здесь вам не Вестминстерский дворец, куда заходят все, кому не лень. Это поварня Уолкотов!
У старухи недоставало передних зубов, а те, что пока не выпали, были черно-серыми. Высказавшись, она зловеще погрозила длинным суповым черпаком, что Криспину сразу не понравилось.
– Женщина! Меня зовут Криспин Гест! Я расследую гнусное преступление, сиречь убийство твоего хозяина!
Старуха быстро окинула взглядом его платье.
– Вы?!
– Чтоб мне провалиться! Дружище Криспин!
Из двери вынырнул Джон Гуд. Удивившись неожиданной встрече с человеком, с которым он познакомился возле уличной жаровни, Криспин тем не менее испытал облегчение.
– Глупая баба! Это же Криспин Гест! Мой друг!
– Мы действительно знакомы, – кивнул Криспин. – Мастер Гуд, я вижу, ваше колесо фортуны крутится в лучшую сторону.
– Так и есть. Работаю в поварской. А вы что же, решили дать хозяйке шанс нанять вас?
– Если на то пошло, я уже на нее работаю. Мне поручено найти злодея, убившего мастера Уолкота.
– Ого! Значит, я не ошибся. Еще в тот раз я понял, что вы – человек образованный.
– В какой-то степени.
– А! – сказала женщина. – Так вы разговаривали с хозяйкой?
Криспин быстро кивнул:
– Да. И теперь мне надо задать кое-какие вопросы о вашем хозяине.
– Ах, беда-то какая… И где только выискался такой негодяй…
– Вот именно. Он-то мне и нужен.
– О, мой господин, хозяин наш был добрым, славным человеком. Для каждого находил ласковое словечко.
– Давно тут работаете?
– Вот уже пять лет.
– Здесь есть кто-нибудь, кто прослужил дольше?
– М-м… – Она потерла висок испачканным в саже пальцем. – Разве что мастер Бектон. Ведь он нанимал и меня, и других…
Криспин растянул губы в безрадостной улыбке.
– Ясно. Мне надо взглянуть на дом. Я так понимаю, все замки закрыты?
– Госпожа больше не запирает внутренние двери. Просто идите по проходу. Только там низкие притолоки, не ушибитесь.
– До встречи, Криспин, – сказал Гуд и подарил Джеку подозрительный взгляд.
Тот не остался в долгу и ответил тем же.
Криспин зашел в поварскую. Два очага с мерцающим огнем, за которым ухаживало по малолетнему мальчишке. Прочая кухонная челядь оторвалась от своих разделочных досок и скалок, разглядывая незнакомцев, но никто их не остановил, не обратился с вопросом. Джек поминутно оглядывался, пока они не вышли в низкую галерею, что вела через двор к задней стороне хозяйской половины.
– Что мы ищем? – поинтересовался мальчишка, когда кухня осталась далеко позади.
– Пока не знаю.
– А почему хозяин спросил у старухи, как долго она здесь служит?
– Потому как возникает впечатление, что в доме нет никого, кто бы прослужил здесь дольше.
– И что тут такого?
– В большинстве других домов, Джек, челядь не меняется поколениями.
– А если Уолкоты разбогатели недавно?
– Верно. Придется уточнить.
Они вышли к главному залу и под аркой неожиданно встретили Филиппу Уолкот. Все остановились на расстоянии нескольких шагов, и, после пары минут молчания, удивление на ее лице сменилось гневом.
– Почему вы здесь? – потребовала она ответа. Криспин криво улыбнулся.
– Как странно, что все задают мне этот же вопрос одинаковым, невежливым тоном.
– Видимо, оттого, что сами вы не в состоянии понять, когда вам не рады.
– Мне редко бывают рады. – Он облокотился о стену и дерзко оглядел Филиппу с ног до головы. – Я поразмышлял над вашими словами. Насчет того платка. Вы ведь так и не досказали ту историю.
Вальяжная поза Криспина заставила Филиппу нахмуриться.
– Помнится мне, что вы этого сами не захотели. Отказались от денег.
– Видимо, я поторопился.
Филиппа еще сильнее нахмурилась и ударила по руке, которой Криспин опирался на стену, отчего тот едва не упал.
– В моем доме извольте проявлять ко мне больше уважения.
– В вашем доме? Вы, наверное, хотели сказать, в доме, который когда-то прибирали?
Если бы люди умели изрыгать пламя, Филиппа именно так бы и поступила. Криспин не сомневался, что она хочет воскликнуть «Адам!», но ни единого звука не вылетело.
Спустя некоторое время она натянуто заявила:
– Ваши манеры, мастер Криспин, желают оставлять лучшего.
– Как и ваши.
Он одернул полы котарди и сунул большие пальцы за пояс. Филиппа кинула взгляд на Джека, который всю эту сцену простоял с разинутым ртом.
– Вот оно что, – наконец произнесла она. – Стало быть, узнали, кто я. Вернее, кем была.
– Очень уж у вас речь ненатуральная. Напоминает заученный урок. Да и акцент… Хотя почти попали в точку.
Она покрутила обручальное кольцо на пальце.
– Да. Это полезный навык.
– Словом, нам больше нет нужды притворяться, Филиппа.
Она вскинула подбородок.
– Считаете, теперь у вас есть право называть меня по имени?
Чем больше он дразнил хозяйку дома, тем сильнее проявлялся ее акцент, характерный для простолюдинов.
– Да дело вовсе не в горничной. А в блуднице.
Она отступила на шаг, чтобы окинуть его взглядом – а может, чтобы было удобнее развернуть руку. Пощечина с такой силой хлестнула Криспина по лицу, что он пошатнулся. Погладил вздувшийся рубец и сказал улыбаясь:
– Приношу извинения.
Она поджала губы.
– Полагаю, теперь мы понимаем друг друга.
Криспин же продолжал задумчиво поглаживать щеку.
– Сударыня, у вас крепкая рука.
– Неженкой меня никто не назовет. Я выполняла тяжелую работу. Носила воду. Стирала и убиралась. Чуть ли не за двоих. И нет ничего странного, что хозяин обратил на меня внимание, хотя я никогда и не мечтала стать его женой.
Тут Криспин впервые заметил какую-то служанку в дальнем углу зала, которая делала вид, что подметает пол можжевеловым веником. Криспин понизил голос:
– Не перейти ли нам в гостиную?
Филиппа сложила руки на груди.
– Зачем? У меня нет желания с вами беседовать. Вы отлично дали понять, что не хотите иметь со мной никаких дел.
– Я расследую убийство. Если же вы предпочитаете беседовать с шерифом…
Огонь в ее глазах потух. Мельком оглянувшись на служанку, Филиппа кивнула и провела Криспина с Джеком в теплый зал. Устроившись на высоком резном стуле, она жестом предложила Криспину присесть рядом, на стуле поменьше.
Джек встал за спиной хозяина и принялся теребить подол своей туники.
– Ваш… паж умеет подавать вино?
Криспин оглянулся на мальчишку. После пощечины выражение веселого недоумения не сходило с его лица.
– Джек! Ты умеешь подавать вино?
– Ясное дело!
Паренек обиженно выпятил нижнюю губу и с вызовом посмотрел на Филиппу. Затем его взгляд скользнул по комнате. Обнаружив флягу, он подбежал к серванту и неловко наполнил два кубка, расплескав половину. Помедлил секунду, разглядывая серебро, затем принес кубок Криспину, но тот отрицательно покачал головой, подбородком показав на леди. Что-то проворчав, Джек повиновался. Обслужив потом Криспина, он вернулся к фляге, вне всяких сомнений, решая задачу, как бы самому угоститься вином или, скажем, спрятать драгоценный сосуд у себя за пазухой.
Филиппа сделала глоток, разглядывая Криспина поверх края кубка.
– Итак, мастер Уолкот обратил на вас внимание… – напомнил ей Криспин.
Она кивнула.
– Такое встречается разве что в балладах. Но он и впрямь мной увлекся, и в скором времени я стала хозяйкой этого дома.
– Вы любили мужа?
Кубок замер.
– Странный вопрос. Какая разница?
Криспин пожал плечами:
– Почему странный? Я просто поинтересовался.
– Странно, что вас это интересует.
– Вы, должно быть, запамятовали. – Он опустил голову и рассеянно провел пальцем по ободу серебряного кубка. – Я видел вас в «Чертополохе».
Филиппа отвернулась и уставилась на огонь. Прядь волос выбилась из ее тщательно уложенной прически, выделяясь на фоне шеи волнистой линией.
– Вы не сумеете понять…
– А вы попробуйте объяснить.
– Нам следовало бы поговорить про платок.
– Вас Адам Бектон нанимал?
Филиппа изобразила томную улыбку и откинула голову на высокую спинку стула.
– Что ж, хорошо. Да. Адам меня нанял. И какое это имеет значение?
– Похоже, ему не нравится ваше нынешнее положение.
– Как и вам.
– Речь не обо мне.
– В самом деле? – Ее улыбка расцвела, а Криспин помрачнел. – Впрочем, не важно. Действительно, он был против нашего с Николасом брака. Глупец Адам влюбился в меня.
– Я и сам догадался. Остается понять, насколько сильно он вас любит.
На сей раз Филиппа расхохоталась:
– Вы полагаете, Николаса убил он?
– Это не выходит за границы разумной догадки.
– Вы не знаете Адама.
– А вы, судя по всему, не знаете, на что способен мужчина ради любви.
Она отпила вина и отставила кубок.
– Вы хотели поговорить о платке.
– Должно быть, жизнь в качестве хозяйки дома оказалась несладкой для бывшей горничной.
Она продолжала разглядывать Криспина из-под недрогнувших век.
– Да, было трудно. Ни минуты покоя не видела.
– Из-за челяди?
– Из-за челяди, торговцев… кого угодно. Пока наконец я не высказала им все в лицо. Теперь я здесь хозяйка, и если кому-то это не по нраву, то их тут никто не держит. Николаса не интересовало, у какого мясника я покупаю говядину, а у какого бакалейщика – зерно. Мне вообще кажется, ему хотелось утереть всем нос, женившись на простолюдинке.
– И вы, конечно, тоже этому не противились?
– О да. Я научилась получать удовольствие от своей власти. Любой слуга, осмелившийся на дерзость в мою сторону, получал затрещину – или его попросту вышвыривали за дверь. Таковы порядки в моем доме.
– Даже сейчас, после смерти вашего хозяина и мужа?
Ее чувственные губы поджались в тонкую линию.
– Да, все останется как есть. После трех лет замужества я многому научилась.
– Даже читать?
– Немного. И еще я умею складывать числа. Благодаря Николасу. Но я буду еще учиться.
Криспин усмехнулся в кубок и отпил вина. Несмотря на сомнительные манеры, Филиппа Уолкот начинала нравиться ему все больше и больше.
– Ну ладно! – фыркнула она. – Платок. Надо поговорить о нем.
– Да. И о моем вознаграждении.
Она улыбнулась:
– Значит, сейчас готовы взять мои деньги?
– Я человек благоразумный.
Филиппа поднялась и положила руку на изящный кошель, подвешенный к ее расшитому поясу.
– Шесть пенсов, вы говорили?
– В день.
– В таком случае вот вам плата за неделю.
Она вытянула мешочек вперед, но не настолько, чтобы он оказался в пределах досягаемости Криспина. Пришлось встать, и он посмотрел на нее в упор. Сейчас на ее губах играла насмешливая улыбка, зато Криспин никогда не относился к деньгам с насмешкой. Наконец он подставил руку и, приняв мешочек, опустил его к себе в кошель – по-прежнему не сводя с нее глаз.
Они присели.
– Ладно, расскажите мне про этот треклятый платок.
– Про мандилион. – Филиппа помрачнела, едва произнесла это слово. Выпрямив спину, она сжала руку в кулачок. – Про «веронику»…
– Да-да, все эти названия я от вас уже слышал. Но что там насчет пресловутого «проклятия», которого вы так боитесь?
Женщина прикусила нижнюю губу.
– Оказавшись рядом с «вероникой», человек теряет способность лгать. Платок как бы вытягивает из тебя правду…
Криспин расхохотался и поспешил отставить кубок из опасения расплескать вино.
– Ах, в этом ваше «проклятие»? О да, женщинам такое не понравится.
– Вам смешно? – резко вопросила она. – Тогда представьте, что вы ведете дело с богатым клиентом и в то же время обязаны говорить правду. А если это ваш враг? Или супруга? Женщина, которую вы нашли привлекательной?
Криспин прекратил смеяться.
– До сих пор смешно?
– То есть… вы хотите сказать, что придется выкладывать всю правду? Даже собственные мысли? И… и чувства?
– Да.
Они обменялись невеселыми взглядами.
– Вы правы, – торжественно заявил Криспин. – В этом что-то есть… И где ваш супруг приобрел столь удивительную вещь?
– Не знаю. В Палестине, мне кажется. Впрочем, не уверена.
– А как она выглядит?
– Я видела ее один лишь раз. Вот примерно такого размера, – сказала она, разводя руки в стороны. – Квадратная. Просто кусок ткани. Но… с лицом.
– Где вы видели ее в последний раз? В этом доме? Или где-то еще?
– Да, в доме. В мезонине.
– А где ваш супруг ее хранил?
Филиппа вскочила со стула.
– Если бы я знала, то сама бы нашла! И уничтожила!
