Текст книги "Вуаль лжи"
Автор книги: Джери Уэстерсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Глава 23
Шатающийся Криспин еле поспевал за тюремщиками, которые тащили его по коридору, вцепившись под мышками. «Сукин сын!» Да, разумеется, шериф служил королю, но ведь Криспин-то надеялся, что у того хватит мужества не плясать под дудку Ричарда. А с другой стороны, тех, кто так поступил и потом выжил – раз-два и обчелся…
После долгого пути Криспина швырнули в пустую камеру, да с такой силой, что он пару раз перекатился кубарем через голову. Не сказав на прощание ни слова, тюремщики захлопнули дверь. Заскрежетал ключ в замке, затем послышались удаляющиеся шаги.
Он уселся на усыпанный соломой пол – поскольку в данный момент именно такое положение представлялось ему наиболее безопасным – и принялся осторожно ощупывать голову, а затем и подбородок. В висках стучала тупая боль. Накатило головокружение, затем подступила тошнота, он уставился на почерневший зев пустого очага и пожалел, что не может заставить его вспыхнуть силой мысли. Затем подполз к стене и прислонился спиной, чувствуя холод стылого камня.
– Почему я все время оказываюсь с королем по разные стороны?
Криспин прикрыл глаза. Хотя бы темница перестанет кружиться. Криспин попытался забыть про отчетливый привкус страха, который, казалось, витал в спертом воздухе после последнего перепуганного обитателя этой камеры. Еще неизвестно, на какое время шериф его здесь оставит. К примеру, он пять месяцев дожидался решения своей участи, когда сидел в тюрьме по обвинению в государственной измене.
Он позволил сердцу пару минут стучать барабанной дробью, затем сделал глубокий вдох. Хватит бояться. Разве он мало пережил, мало выстрадал? Если его собрались умертвить сейчас, то запоздали на несколько лет.
Опираясь о стену, он медленно поднялся.
– Ничего, еще постою на ногах, – заявил он в полумрак. – Я раньше сдохну, чем доставлю Ричарду радость увидеть мое поражение.
– Ах, милорд Криспин, – послышался тут голос из-за двери.
Он насторожился.
Зазвенели ключи, раздался лязг и скрежет отодвигаемого засова. Дверь скрипнула и приоткрылась, бросив полоску мерцающего света Криспину на грудь. В проеме возник тюремщик Мелвин, подсвеченный из-за спины огнем факела.
– Как вы там говорили-то? – Мелвин сложил на груди огромные ручищи. – Дескать, «я больше не заключенный», что-то вроде того? А знаете, вы со мной очень невежливо обошлись каких-то несколько часов назад.
Криспин ухмыльнулся:
– К чему обижаться невинной шутке?
Мелвин нахмурился и смерил его взглядом с головы до ног.
– Весь из себя благородный, рожденный для дворца, а? Титулы всякие, богатства… Где они сейчас? Кто вам сейчас поможет? – Он ступил внутрь, шаркая ногами. – Помните, как нам было весело восемь лет назад? – Мелвин снял с пояса короткую плеть. – Ни разу голоса не подали… А вот мы сейчас поглядим, что у нас выйдет на этот раз…
Мелвин вскинул плетку, однако опустить не успел: Криспин выбил ее из рук, и она отлетела в угол.
Криспин выпрямился, оказавшись на добрых полфута выше тюремщика.
– Тогда я много чего терпел. С меня хватит!
С этими словами он изо всех сил ударил пяткой по ступне Мелвина. Тот взвыл и даже присел отболи. Впрочем, дотянуться до растоптанных пальцев ему не дали. Кулак Криспина врезался ему в челюсть, выбив зубы.
Мелвин повалился мешком. Криспин напрыгнул на мерзавца, готовясь добавить еще, но тут древко чужого копья больно ударило его в грудь.
Он отступил на шаг и уставился на двух стражников. Те выразительно подняли наконечники своих копий, Криспин показал им пустые руки и отошел от двери. Едва живого Мелвина оттащили в коридор. Стражники задумчиво уставились на Криспина.
– Он вам этого не забудет, мастер Криспин, – наконец сказал один из них.
Гест потер ноющие костяшки и улыбнулся:
– Оно того стоило.
Стражники ушли, таща за собой спотыкающегося Мелвина. Звук затихающих шагов – и всеобъемлющая мрачная тишина во второй раз залила камеру тяжелой волной.
Криспин долго сидел, слушая безмолвие. Оно было ему более чем знакомо. Сколько раз он не подпускал к себе эту угрожающую тишину, напевая под нос все песни, которые знал… Вот и сейчас он хотел бы что-нибудь промурлыкать, но настроение было ни к черту.
Время тянулось, Криспину было безумно одиноко. Сколько времени уже прошло? Сказать трудно. Лишь узенькая бойница окна позволяла ему измерять наклон падающих лучей. Увы, нынешним пасмурным днем даже эти солнечные часы отказывались работать.
В угнетающей тишине в голову лезли разные мысли. Он сполз по стенке на пол и уселся. Насупился, вспомнив про короля; еще больше нахмурился, подумав про Уинкома, – а затем на его лице заиграла улыбка: при мысли о Филиппе.
Прислонившись к холодной стене, Криспин закрыл глаза. «Филиппа», – прошептал он, и ему понравилось, как прозвучало ее имя в пустой камере. Да, она сейчас в безопасности, за ней присматривают Гилберт с Элеонорой. Надо же, как он по ней соскучился… Женщины проходили в его жизни как времена года, и хотя он сам ведал за собой одну слабость – слишком легко подпадал под влияние какой-нибудь дамы в беде, – все же не считал себя наивным дурачком, когда речь заходила о женщинах. «Ну, – хмыкнул он с тоскливой улыбкой, – разве что чуточку».
Тут он вспомнил, что до сих пор носит с собой ее портрет, и сунул руку в кошель. Дневного света едва хватало, но он все равно положил миниатюру на ладонь и уставился на нее. Лицо Филиппы смотрело на него с таким озорным выражением, будто силилось объявить: «А я знаю один секрет!»
Он помрачнел и приложил портрет к губам. Слишком много у нее этих секретов…
Тот факт, что она была горничной – да нет, куда там, судомойкой! – должен был подавить в нем любые чувства и сопереживания. В конце концов, в нем должен был заговорить голос крови. Кем он некогда являлся, в какой семье родился… Он не мог изменить свою природу, да и не желал этого.
– Не хочу влюбляться. – Гулкое эхо лишь подчеркнуло горечь его слов. – Но… – Он покачал головой. – Черт знает что такое! Нет ей места в моей жизни. Даже для меня самого в это бесполезной жизни нет места!
Стараясь не обращать внимание на головокружение, Криспин предался воспоминаниям: сплошные рыцарские поединки, дуэли, сражение здесь, стычка там… Да, в ту пору он жил ярко. Кое-чего стоил. «А кто я теперь? – обратился он к портрету. – Какой-то там Следопыт. Что это такое, я вас спрашиваю?»
Он сам выдумал себе это занятие, смешав в кучу обломки своего бывшего рыцарского статуса, перевязал их бечевкой, сплетенной из деревенских легенд про благородных отщепенцев… Ни дать ни взять балаганный шут, выкрикивающий стишки, набросанные кем-то другим; менестрель, бренчащий на струнах… Ничуть не более реален, чем раздерганная на нитки честь, которой, как ему казалось, он еще обладал.
– Вот уж действительно мой «истинный образ»! Да если б во мне оставалась хоть малая толика прежнего «я», мне бы следовало давно всадить меч в собственное брюхо! Если бы, конечно, у меня еще оставался меч. Так что получается, я из-за трусости цепляюсь за жизнь? – Криспин посмотрел на портрет, затем швырнул его в противоположный угол. – Она честнее меня. По крайней мере, знает, кем она является…
Осознав, что разговаривает сам с собой, он потрогал ноющую от боли голову:
– Да что со мной такое? Лихорадка, поди, начинается? Что-то мне не по себе…
Криспин опустил голову на руки и посидел так несколько минут, раскачиваясь из стороны в сторону. Затем вскинул лицо к свежему ветру из окна, который до удивления приятно остужал осыпанный бисеринами пота лоб.
Крошечная миниатюра лежала лицом вниз на соломе, посверкивая ободком.
– И думать об этом не желаю! – заявил он портрету. – Ни за что!
Он замолчал, словно ожидал получить ответ. Вновь накатила тишина, откуда-то издалека донесся чей-то вопль, сердце щемило от нахлынувших чувств. Он смотрел и смотрел на портрет, пока в той брони, которую он сам себе придумал, не появилась крошечная трещинка. Криспин подполз к портрету и вновь зажал его в ладони. Филиппа по-прежнему улыбалась.
– Вот тебя не волнует собственное прошлое, – укоризненно заметил он и покачал головой, частично от недоумения, а частично от ненависти в свой же адрес. – Как это у тебя получается?
Он еще долго смотрел на картинку, затем смутился и пожал плечами. Убрав портрет в кошель, тяжело вздохнул, поднялся на ноги и решил попытаться развести огонь.
Вообще говоря, ему повезло. Камера была рассчитана на благородных узников: в ней имелся очаг и даже топчан. Большинство лондонских воров и убийц теснились в общей темнице, где хлеб появлялся главным образом во сне, а тепло – лишь в воспоминаниях. Удивительно, что Уинком озаботился соблюсти правила и подыскал ему такую камеру… хотя не исключено, что шериф действовал попросту инстинктивно. Впрочем, не исключено, что Уинком еще вспомнит о Криспине и переведет его в куда более гиблое место…
В очаге Криспин нашел несколько отломанных кусков торфяного кирпича, оставшихся от предшественника, однако трут оказался влажным. Конечно, когда тюремщики вернутся, у них можно будет попросить сухую трутницу, но вот если заявится Мелвин… С мечтой о тепле тогда можно будет распрощаться навсегда.
– Что ж, – размышлял он. – Замерзну я до смерти, и кончатся на этом мои муки.
Все же Криспин решил попытать счастья и прикрыл торф самой сухой соломой, что удалось отыскать. Заметив плетку Мелвина, он с особым удовольствием сунул ее в середину. Вынул кресало из трутницы, попробовал поджечь солому…
После доброго получаса непрерывных усилий появился слабый дымок. Нагнувшись поближе, Криспин принялся осторожно раздувать пламя. Торф наконец занялся, однако огонь все же оказался холодным. Криспин уселся к очагу спиной и принялся по очереди подставлять плечи источнику жалкого тепла. Свет уходящего дня в бойнице приобрел серый оттенок, все ниже и ниже скользя по влажной кладке.
Криспин перевел взгляд на противоположную стену. Все как обычно; стена Ньюгейтской тюрьмы, сложенная из плотно подогнанных… Секундочку! Вот этот камень почему-то немножко выдается из кладки…
– Господи! – Он одним прыжком оказался возле стены и ощупал высохший шов. – Это же та самая камера!
Да, все сходится. Вот за этим камнем он собственноручно спрятал мандилион.
Убедившись, посмотрев в дверной глазок, что в коридоре никого нет, Криспин потянулся за кинжалом, но тут же вспомнил, что его отобрал шериф. Пришлось выдирать камень ногтями. Добившись своего, сунул руку в отверстие и коснулся ткани. Вытащив реликвию, вновь заделал дырку камнем как пробкой.
Ощупав гладкое полотнище, он повернулся к очагу и сел возле слабого пламени. Развернув ткань, Криспин сначала положил ее на колени, затем поднес к глазам. Отблески огня подсветили изображение – еле проступающее, едва различимое, но все ошибиться было невозможно.
Мандилион. Vera icona, «истинный образ». Криспин фыркнул! Как раз познать себя ему никак не удавалось. Во всяком случае, пока что.
– Что ты такое? – спросил он, и его голос мягким эхом отразился от стен темницы. – В самом ли деле лик Господень?
Он пальцами провел по контурам изображения, не чувствуя ничего необычного: ткань как ткань.
– Если ты и впрямь та самая реликвия, как в это верят все остальные, то что прикажешь с тобой делать? – Криспин вскинул лицо к небесам, но увидел лишь пыльные деревянные балки. Вновь посмотрел в огонь. – Я готов скорее это сжечь, чем позволить завладеть королю… или любому другому негодяю. Скажи мне, Владыка, как надо поступить? Разве не лучше было бы навсегда лишить жадные человеческие руки возможности этим обладать?
Криспин подождал, прислушиваясь к тишине. Он и сам не понимал, действительно ли надеется получить ответ, однако вскоре заметил, что сидит затаив дыхание – и издал тяжелый вздох.
– Как понимать Твое молчание? Согласие? В конце концов, я ведь не могу лгать в присутствии мандилиона. Если в этой ткани нет ничего чудесного, то и вреда никакого не будет. А если она и впрямь имеет к Тебе отношение, то я считаю: ее лучше уничтожить.
Он поднес полотнище поближе к огню и снова замер в ожидании.
Криспин окинул взглядом темницу. Солнце уходило на покой, по камере разлился мрак.
– Ты же сам знаешь, каким неодолимым станет тогда Ричард… со всеми своими лизоблюдами, что заправляют королевским двором… А эти зловредные итальянцы? Разве ты хочешь, чтобы они подмяли мир под себя?
Руки судорожно теребили ткань. Он чувствовал, как дым овевает пальцы, ощущая тепло на запястьях, но все еще не отпускал реликвию.
– Правда вовсе не благословенна. Скорее, это проклятие. Так дай мне знак свой, Владыка! По глаголу Твоему поступлю я безропотно! Скажи сейчас, ибо времени у меня не осталось.
Послышался шум в коридоре. Скрежет металла. В замке провернулся ключ.
Криспин вскочил на ноги и спрятал мандилион за спину.
Широко распахнулась дверь, и свет в проеме загородила массивная фигура.
– Ну, Криспин?
Глас, возвещающий погибель.
Глава 24
Саймон Уинком стоял, широко расставив ноги. Криспин сжался, ожидая нападения, и бросил взгляд на перегороженный дверной проем.
Как, ни одного стражника? Шериф пожаловал сюда в одиночку? Что он на этот раз задумал?
– Готовы к беседе? – спросил Уинком.
Одной рукой Криспин поплотнее натянул плащ на плечи в жалкой попытке сохранить хотя бы остатки достоинства.
– О чем мы можем с вами разговаривать?
Уинком неторопливо вошел внутрь и встал напротив очага. Пару минут молча смотрел на крошечные, слабо потрескивающие язычки пламени, после чего повернулся к огню спиной.
– Вы знаете, что с вами я буду откровенен.
– Откуда же я могу это знать?
Криспин отлично понимал, какое дикое зрелище сейчас собой представляет: волосы спутаны, одежда заляпана пятнами крови после ударов, полученных от тюремщиков. Лицо испещряют желто-багровые синяки от застарелых и совсем свежих кровоподтеков. Если судить по внешности, ничего благородного в нем не осталось – лишь манера держаться да образ мыслей. Но даже этого он может лишиться под гнетом времени и из-за плачевных условий существования. Интересно, кого сейчас в нем видит шериф? Бывшего рыцаря или же очередную букашку на дороге под нависшей подошвой сапога?
Уинком сумрачно кивнул:
– Жизнь частенько разводит нас в разные стороны, не так ли? В то время как я нахожусь под покровительством короны, вы являетесь изгоем. Я не делаю секрета из того факта, что знаю, откуда на мой кусок хлеба попадает масло. Замечу, я не люблю есть всухомятку.
Он сложил руки на широкой груди, надменно уставившись на Криспина, который был ниже шерифа на полфута.
– Если в обмен на это король требует, чтобы я играл роль его орудия, быть посему. В конце концов, монархи приходят и уходят. Я же рассчитываю всегда оставаться на своем месте.
Криспин отмолчался. Его пальцы тем временем потихоньку сворачивали полотнище в тугой комок за спиной.
Шериф расплылся в ухмылке:
– Мне известно гораздо больше, чем вы думаете. Про синдикат, к примеру.
Криспин вскинул подбородок. «Готов побиться об заклад, что это не так». Вслух же он произнес:
– Если это правда, то почему не сказали об этом раньше?
– А вы почему молчали?
– Дело слишком запутанное…
– А, из-за девицы? Криспин, вы меня удивляете.
– Я сам себе удивляюсь.
– Слухи про итальянский синдикат до нас уже доходили, – продолжал Уинком. – Мы полагаем, что они замешаны в сговоре, направленном на ограничение поставок товаров с целью завышения цен. И еще пиратство. Король недоволен. Он поручил мне извести это осиное гнездо. Итак, что вы можете мне о них рассказать?
– У меня имеются определенные связи, мой господин. Но вот вопрос: выгодно ли вам как можно скорее с ними покончить?
Физиономия Уинкома вытянулась от изумления.
– Вы что же, пытаетесь мне угрожать?!
– «Угрожать», мой господин? О нет, это слишком сильно сказано. Я бы предпочел слово «договориться».
Шериф расхохотался – глубоким, рыкающим басом, который эхом пронесся по коридорам, отражаясь от стен открытой камеры. Отер выступившие слезы, не снимая перчатки.
– Криспин, если бы не ваша склонность к вероломству, я, пожалуй, мог бы питать к вам нечто вроде привязанности… Ну что ж. Будем считать, что ваш залог мне больше не требуется.
– Мой добрый лорд шериф! Ужели спокойствие короля стоит так мало? Я, к слову сказать, люблю звон монеток.
– Так мне что, теперь вам еще и приплачивать надо?! – Уинком вновь рассмеялся. – Но к чему все богатства мира, когда гниешь в тюрьме?
– Справедливое замечание. В таком случае дайте мне свободу. И золото!
Улыбка шерифа сползла с лица.
– Не верю. Нет у вас никаких «связей».
– О, не извольте сомневаться. К примеру, я знаю, что за этим сговором стоит герцог Миланский.
Уинком насупился до того сильно, что его губы совершенно спрятались под усами. Наконец он вздохнул, окутавшись дымкой влажного, неприятно пахнувшего пара.
– Я верну ваш залог, вашу свободу… и дам небольшое вознаграждение. В конце концов, почему должен вам верить?
Криспин сжал за спиной комок материи.
– Заверяю вас, что в моих словах нет ничего, кроме правды.
– Ну объясните тогда, каким образом эта материя – мандилион? – связана с итальянским синдикатом.
– Они похитили подлинник и заказали одному хитроумному вору сделать точную копию.
– И этот хитроумный вор… где он сейчас?
– В могиле. Он был известен под именем Николаса Уолкота.
Шериф присвистнул:
– Матерь Божья милосердная…
– Вот именно.
– Но вы же сами утверждали, что они-де не убивали самозваного Уолкота?
– Все правильно. По ошибке они убили настоящего Уолкота. А наш мошенник – имевший с ним замечательное сходство, как внешне, так и по возрасту, – взял да и занял его место, убежав с мандилионом. Синдикат хотел получить его обратно – для своих личных нужд, я полагаю – и в течение пяти лет шел по его следам. В конце концов они его разыскали… где-то с полгода тому назад, как мне кажется. Но на убийство не пошли, потому что сначала хотели заполучить мандилион.
– И этот картель… возглавляет герцог Миланский, вы говорите? Чего же они хотят?
– Хотят помешать нашей войне с Францией в обмен на власть над портом Кале. А заодно рассчитывают уничтожить наш шерстяной рынок.
Уинком приоткрыл рот, однако ни единого звука не вылетело. Он сделал несколько шагов, уронив голову на грудь, сцепив руки за спиной. Наконец шериф остановился и вскинул лицо.
– Такое впечатление, что все вращается вокруг этой реликвии.
– Да, – кивнул Криспин. – Именно мандилион причинил столь много скорби в последнее время. А вам удалось узнать о его происхождении?
– Нет. Известно лишь, что связанные с ним люди имеют свойство рано уходить из жизни. Ну, вы по-прежнему не желаете его вернуть?
– Чтобы подвергнуть короля такому риску? Разве может истинно верноподданный человек, как я, решиться на столь пагубный поступок?
Уинком молча смотрел на Криспина, уперев руки в бока. Криспин пожал плечами:
– Ну ладно, пусть я и не очень-то лоялен к Ричарду. Это всем известно. Однако же, Саймон, если реликвия действительно обладает такой силой, неужели вы хотите вложить в руки короля столь опасное орудие? Да он станет практически неуязвим.
– Я просто не хочу, чтобы мандилион заграбастал проклятый Висконти. Да и почему бы мне не желать своему монарху неуязвимости? И сколько раз вам повторять, чтобы вы не смели обращаться ко мне по имени? – Уинком несколько долгих секунд пристально смотрел в глаза Криспину, но затем все же отвел взгляд. – Да что там говорить, я и сам не очень-то жалую Ричарда… – Шериф запнулся и изумленно вытаращился на Криспина. Затем закрыл рот и опасливо оглянулся. – Это останется между нами, ясно? Чтоб ни слова, ни полслова не вылетело из этой камеры!
Криспин церемонно поклонился.
– Желание милорда шерифа для меня закон.
Уинком шагнул к топчану и присел в расстроенных чувствах. Криспин же придвинулся к стене и навалился на нее спиной, пряча ткань. Время шло; мужчины молчали. Наконец Уинком отряхнул пылинку с рукава своего упелянда.
– Король будет рвать и метать, когда выяснится, что вы замешаны в этом деле, – негромко промолвил он.
Криспин поплотнее скомкал мандилион.
– Куда уж дальше? Он и без того меня на дух не переносит.
– Его игры вас больше не касаются, Криспин. Придворная политика. Я вообще считаю, что вам повезло унести от них ноги.
– Спорить не буду, временами я действительно не испытываю никакой тоски по королевскому двору. Вечные удары в спину, наветы да доносы. А с другой стороны…
Он с досадой отмахнулся, словно отгоняя навязчивые мысли.
Вновь тишина. Криспин кожей почувствовал жгучий взгляд Уинкома и поднял лицо.
– Но почему, Криспин? До сих пор не могу понять.
– «Почему» что?
У шерифа смягчилось выражение лица. Таким его Криспин еще не видел.
– Почему вы пошли на предательство?
Это слово, как и всегда, застало его врасплох. Криспин глубоко вздохнул и принялся рассматривать потолочные балки.
– Разумеется, до меня долетали разные слухи на ваш счет, – продолжал Уинком. – В ту пору я занимался только торговлей. Был олдерменом, поднимался все выше и выше по карьерной лестнице. Так же, как и вы. Да мы все о вас слышали. Юный протеже Ланкастера. Кое-кто даже поговаривал, что скоро мы увидим вас в составе Тайного королевского совета.
Криспин дернулся, словно со свежей раны воспоминаний вновь содрали полуподсохшую корочку.
– Да, я мог бы войти в совет, – хрипло ответил он. – Но только для принца Эдуарда, разумеется. Он покровительствовал мне. Так же как и его брат Ланкастер. И я бы посоветовал ему придержать за удила его супругу вместе с отпрыском, которые вечно затевали какие-то козни… или по крайней мере подпускали к себе тех, кто имел к этому склонность. Увы, на ту пору я еще не заслужил к себе доверия, не мог выразить свои подозрения открыто. Зеленый я был еще. О, какой зеленый! А потом… Скончался Эдуард.
– Да-да. И что? Неужели вы питали столь желчную злобу к Ричарду? Неужели из-за возможности очень многое потерять в случае его восшествия на престол?
Криспин резко повернулся к шерифу.
– Ничего подобного! Я не из тех людей! О, как плохо вы меня знаете… Ради Англии! Не ради меня… Да какое мне дело до себя самого, когда родной стране грозит беда? Ланкастер по всем статьям был лучше, и парламент отлично это знал… и все равно эти подонки оказались настолько жалки и трусливы, что позволили усадить на трон Ричарда. Десятилетнего мальчишку! Невежественного юнца…
Шериф погладил бороду.
– Но ведь он был законным наследником… – Впрочем, слова эти прозвучали неуверенно. Он мрачно хмыкнул и пару раз сжал пальцы в кулаки. – Как бы то ни было, он – король, а мы – его подданные. И… и спорить тут не о чем.
– Да, но он же еще не был королем, когда я…
Сложно было говорить об этом, даже про прошествии стольких лет. Криспин замолчал, не закончив фразы, и перевел взгляд на крошечное оконце, слушая, как рассеивается эхо его собственного голоса.
Шериф откашлялся, прочищая глотку.
– Увы, Криспин, это все высокие материи, годные разве что для философов, а вовсе не для нас с вами. И не мне решать, должен ли король Ричард становиться или не становиться императором всего мира. И что же остается простым людям вроде нас? Повинуйся – или окажешься на вашем месте.
Криспин презрительно фыркнул.
– И вы еще вините меня за то, что я вас арестовал? Таков мой долг, знаете ли. По меньшей мере я должен был попытаться вас переубедить.
Криспин потер подбородок.
– Чем, тумаками?
Уинком ухмыльнулся:
– А вот это исходило лично от меня.
Криспин ухмыльнулся в ответ. Затем выпростал руку из-под полы плаща и вытянул ее к свету факела. Шериф вскочил.
– Господи Боже, Криспин… Это она?!
Улыбка сошла с лица Криспина, он посмотрел на комок ткани и кивнул:
– Да.
Из ноздрей шерифа вырвались струйки пара. Его ладонь небрежно легла на рукоятку меча.
– Отдайте ее мне.
Криспин вскинул лицо и оглядел стены камеры. Не исключено, что это его последнее пристанище. Он медленно покачал головой:
– Пошел ты к черту!
Рука его взметнулась, и мандилион, описав идеальную дугу, упал прямиком на тлеющий торф.
Уинком тут же вытащил меч, но вовсе не для того, чтобы направить его против Криспина. Он шагнул к очагу и протянул острие к огню, желая подцепить ткань…
И окаменел.
В первые несколько секунд ничего не произошло, просто темные струйки потихоньку курились над материей. Но вскоре полотнище побурело, появились прорехи, ткань занялась – и в следующий миг взметнулась белесым клубом дыма.
Клинок Уинкома замер в воздухе. Вот-вот – казалось Криспину – шериф сунет меч в пламя и выхватит реликвию из огня. Но нет, тот даже не шевелился. Просто стоял и молча смотрел, как догорает мандилион.
Наконец Уинком убрал меч в ножны.
– Зачем же вы так глупо поступили?
– Да… – Избитые щеки Криспина на секунду зарделись отблеском пламени. – Это вполне может считаться даже богохульством. А вы почему не спасли ткань?
Уинком не мог отвести взгляд от огня и всего лишь покачал головой:
– Не знаю. – Он задумчиво подергал себя за бороду.
– Стало быть, вы согласны со мной. Это слишком опасная вещь, чтобы вот так просто передавать ее из рук в руки. Хорошо, что ее больше нет.
– И вместе с ней в печную трубу улетела ваша свобода?
– Мандилион не был частью нашей сделки.
– Вы так считаете?
Уинком отошел в противоположный конец камеры, делая вид, что вдруг заинтересовался оконцем и узкой полоской изливавшегося из него сумеречного света.
Криспин сложил руки на груди.
– Во что мне это обойдется?
Шериф скосил на него глаза.
– Про золото можете забыть.
– А мой залог?
– М-м… половину прощу. Только ради вас.
– Выходит, остается открытым вопрос о моей свободе. Которая вам не будет стоить ничего.
– Считаете, легко отделались?
– А как быть с королем?
Уинком нахмурился. Похоже, он только сейчас сообразил, что над ним самим нависла угроза.
– Не знаю… Может быть, удастся его убедить, что мандилион вообще никогда не существовал.
– И он поверит?
– Должен. – Уинком приблизился к очагу, нагнулся и стал мыском сапога разбрасывать серую золу. – В конце концов, сейчас у него не осталось выбора.
Шериф прислонился к стене и посмотрел на Криспина. Повисла томительная пауза.
– Криспин, это мандилион заставил меня произнести те слова? – наконец спросил он тихо. – Он вынудил меня вести предательские речи?
Криспин не отвел взгляда.
– Теперь вы видите, с какой легкостью можно очутиться среди государственных изменников. Советую не слишком над этим задумываться.
Уинком помрачнел еще больше.
– Вот именно. Лучше не задумываться… И все же король на меня разозлится, а вот это совсем ни к чему.
– Но ведь вы уничтожите итальянский картель. К тому же раскроете убийство видного горожанина.
Уинком явно заинтересовался.
– И вы согласитесь все приписать мне?
– Милорд шериф, всякий труд должен быть вознагражден. Я лишь за то, чтобы вы получили все, что вам причитается.
– Ого! Охотно верю! – Уинком хмыкнул, а затем опустил взгляд на пепел, оставшийся от мандилиона.
Он надолго умолк, а потом добавил:
– В таком случае считайте, что мы договорились.
Лицо его посерьезнело. Он вынул клинок Криспина из-за пояса и отдал его обратно.
– Сегодня нам обоим довелось немало пережить. – В очаге сердитыми багровыми искрами дотлевали последние остатки мандилиона. – Я отпускаю вас, мерзавец. У вас еще много работы. И не забудьте свое обещание.
Криспин обернулся к распахнутой двери со смешанным чувством облегчения и тревоги. Он вложил кинжал в ножны, шагнул на выход, но, встав на пороге, подарил шерифу натянутую улыбку:
– С мандилионом в руках мне было бы куда спокойнее.
– Это обсуждать уже бессмысленно. Вы сами его сожгли.
Криспин кинул последний взгляд на пепел и усмехнулся.
