355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джери Уэстерсон » Вуаль лжи » Текст книги (страница 12)
Вуаль лжи
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:20

Текст книги "Вуаль лжи"


Автор книги: Джери Уэстерсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 17

Вдохнув свежий холодный воздух, Криспин стряхнул наконец напряжение с плеч. Он вывел молчаливую Филиппу за ворота и встал на раскисшей глине перекрестка напротив особняка Уолкотов.

Несколько раз он порывался что-то сказать, однако сдерживался, опасаясь, что не сможет унять гнев.

Филиппа резко повернулась к нему:

– Выкладывайте все до конца! Вы же этого хотите? И наверное, даже думаете, что это я его убила.

– И что, я прав?

– Вы уже спрашивали об этом. Неужели нельзя поверить мне?

– Так ведь это когда было…

– А что сейчас изменилось? Хотите сказать, я уже не просто горничная и блудница, но еще и лгунья, воровка и мужеубийца. Так получается? Ах да, я забыла про потаскуху.

Криспин краешком глаза следил за улицей. Пожалуй, неподходящее место для подобных разговоров. И еще хочется выпить.

– Я не люблю, когда мне врут.

– А я и не лгала. Ну… по крайней мере старалась. Просто не обо всем я могла рассказать. Разве вы не понимаете? То, что сейчас произошло… именно этого я и боялась. Криспин, ведь это мой дом… – На ее ресницах повисла роса слез. – А я даже и горничной не могу сюда вернуться. И денег нет ни пенса. Даже вот это платье… Та стерва хочет его обратно, так она его получит!

У Криспина перехватило дыхание от гнева. Ничего он не желал с такой силой, чем бросить эту женщину на улице, а самому отправиться в «Кабаний клык» и там напиться… Но он дал слово, и не остается ничего другого, кроме как все время не спускать с нее глаз.

– Ладно. Где живет ваша семья? Я вас отведу.

– Нет у меня семьи. И идти мне некуда.

– Вот как? Совсем-совсем никого?

Она стояла вся пунцовая, в слезах, но по-прежнему прекрасная, бесстыжая и нахальная. «Господи, дай мне силы!..» Филиппа обтерла лицо ладонью.

– А мне никто и не нужен.

– Ну-у… тогда не знаю… можете пока остановиться у меня. На время. Только спать вам придется на полу.

– Мне не привыкать.

К тому времени, когда они добрались до Шамблз, солнце уже успело опуститься за горизонт. По дороге Криспин подметил мужчину в ливрее, который вроде бы держался следом, однако когда Криспин остановился, делая вид, будто хочет вытряхнуть камушек из башмака, мужчина скрылся с глаз долой.

Длинные тени слились с полумраком, пересекая друг друга плетеным узором давящей тоски. Филиппа давно перестала плакать, но за весь путь от особняка они не перекинулись ни словом. Тут из темноты показалась некая согбенная фигура.

– Подождите здесь, – приказал он и подошел к горбуну.

Ленни, вытаращив глаза, беспрестанно осматривал улицу вдоль и поперек.

– Ну, Ленни, какие новости?

– Доброго вам вечера, мастер Криспин, – ответил тот, скупо поклонился и, показав на Филиппу, которая стояла, зябко потирая руки, добавил: – Не хотел вам мешать, сэр.

Свои слова он завершил понимающим подмигиванием.

Криспин нахмурился:

– Давай-ка без этого. Ну что там у тебя?

– Я увидел, как тот мавр покинул комнату, и тогда я пошел за ним.

– Ясно. Куда?

– Он нанял посыльного. Дал ему какую-то бумагу и отправил прочь.

– И куда же направился посыльный?

– А! Я так и думал, что вам захочется это узнать. В общем, я пустился следом, до самого особняка Уолкотов, такой большой каменный дом. А после этого ничего нового я не видел.

– Любопытно… Когда же произошли эти таинственные дела?

– Прошлым вечером, где-то на закате. Потом я вернулся в «Чертополох», чтобы проверить, на месте ли мавр.

– И?

– Он спокойно сидел в своей комнате. Подлец этакий.

– Что ж, Ленни, спасибо.

Криспин умудрился найти фартинг в углу кошеля и вручил его горбуну.

– Ох, мастер Криспин! – воскликнул тот, благодарно прикладывая монетку ко лбу. – Премного вам обязан! Для вас – что угодно. Надо ли мне по-прежнему присматривать за этим арапом?

– Пожалуй. А теперь ступай.

– Лучших вам пожеланий, сэр. И удачного вечера с этой леди.

С какой стати Махмуд послал гонца в дом Уолкотов? Какое-то сообщение для Филиппы? Криспин бросил на нее взгляд. Закутавшись в плащ, женщина выглядела крошечной и потерянной. Только по гордой посадке головы и расправленным плечам в ней можно было признать бывшую хозяйку особняка.

Когда он вновь повернулся к Ленни, того уже и след простыл.

– Кто это был?

Бледная кожа Филиппы отливала голубизной под дымчатым лунным светом. Женщина вновь взяла себя в руки, но в ней не осталось прежнего, знакомого Криспину задора.

Он поплотнее натянул капюшон и втянул носом холодный воздух.

– Так, один знакомый.

Криспин двинулся вперед, она за ним.

– Вы поддерживаете отношения со множеством сомнительных личностей.

Он прибавил шаг.

– Да… Головорезы, щипачи и тому подобный сброд. Таков уголок моей вселенной, – сухо ответствовал он.

– А теперь и я среди них.

На это он промолчал. Возможно, обида в ее голосе и имела под собой основания, однако она резанула ему по ушам.

Наконец они вышли на Шамблз, чья характерная вонь не позволила бы обмануться и в кромешной тьме. Да как можно перепутать запах смерти? Даже при переменчивом ветре улочка не знала передышки. Чаны для вытапливания сала обкуривали небеса плотными зловонными облаками.

Впереди показалась мастерская жестянщика, Криспин поманил за собой Филиппу и достал ключ. Едва они поднялись на верхнюю площадку, как дверь распахнулась.

– Хозяин! Наконец-то! Я так волновал… ся…

Джек Такер застыл на месте, вытаращившись на Филиппу. Да и было на что посмотреть: на лице следы слез, одна коса распустилась, и волосы уныло лежат на плече…

Криспин пригнулся к парнишке.

– Джек, ты не мог бы найти себе другое пристанище на эту ночь? Мистрис Уол… Филиппа – моя гостья.

Джек залился краской и выпрямился.

– Ну да. Как скажете.

Он быстро облизал губы и почесал в затылке. Веснушки, что жили своей беззаботной жизнью в солнечных лучах, сейчас спрятались в тени кровли. Мальчишка показал через плечо большим пальцем:

– Так я пошел, да?

Джек переступил через порог, и Криспин захлопнул за ним дверь, хотя в последний момент просунул голову в щель и пообещал:

– Джек, я в долгу не останусь.

Тот подмигнул, нашел себе место в углу площадки и свернулся клубком, укрывшись собственной накидкой.

Когда Криспин обернулся к Филиппе, та уже стояла возле очага, рассеянно грея руки. Очень мало осталось от ее прежнего вздорного нрава, но тут удивляться было нечему.

Теперь он сообразил, что заботится о ней, как если бы она была благородной леди. А ведь челядь, к примеру, привыкла спать по несколько человек в одной постели, да еще мужчины и женщины вперемешку. Уж конечно, так приходилось устраиваться и Филиппе. Стало быть, нет никакой необходимости отсылать Джека за дверь, хотя пока что звать его обратно ни к чему.

Он сел на топчан, стянул башмаки и помассировал ступни.

– Джек обычно спит в том углу, где солома. Думаю, вам будет в самый раз.

Филиппа кивнула и, подобрав подол платья, села перед очагом и принялась расплетать волосы.

Криспин старался не смотреть и, стоя в одних чулках на полу, принялся рыться в сундуках и мешочках на полке. Обнаружив зачерствевший кусок пирожка возле горшочка с маринованным луком, он обнюхал слегка заплесневелую корку, после чего разломил пополам. Одну часть он положил на стол и пальцами толкнул к Филиппе, сам же вернулся к топчану, лег на спину и стал грызть засохший мясной пирожок.

Прошло несколько минут неловкого молчания, прежде чем он, не переставая жевать, решился глянуть в ее сторону. Пламя очага окрасило медью ее рыжеватые волосы, а только что расплетенные косы окутали голову золотистыми завитками, которые она пыталась разгладить пальцами. Впрочем, безуспешно, хотя от этих привычных движений черты ее лица, казалось, немного смягчились. Белая кожа, пленительная в своей беззащитности, матово светилась в отблесках огня.

В глотке Криспина застрял черствый кусок. Он сел, надеясь, что теперь поможет глоток вина.

– Ваша чаша на столе, – сказал он, потянулся за кувшином и мысленно вознес благодарность, когда обнаружил, что тот еще полон.

Криспин налил вина себе, затем ей. Придвинул табуретку к столу. Филиппа тем временем взяла свою долю пирожка, но ко рту не поднесла.

– Вам лучше перекусить, пока есть чем. Те деньги, что ушли в залог, предназначались для еды. Так что больше ничего не будет.

– Мне очень жаль…

Криспин вздохнул:

– Не беспокойтесь.

– Вы, должно быть, меня ненавидите.

– Нет. Я сержусь, но до ненависти тут далеко.

– Конечно же, вы понимаете, почему я не могла вам рассказать. Вы честный человек. Вам пришлось бы сообщить шерифу, что мой муж вовсе не Николас УоЛкот. И вот почему, когда Махмуд пригрозил рассказать…

Она сжала губы, нахмурилась и робко поднесла пирожок к дрожащему рту.

Криспин замер, чувствуя себя полным дураком. Хуже того.

– Я болван, – сообщил он потолочным балкам.

– Мне пришлось лечь с этим негодяем, чтобы защитить не только себя, но и Николаса. И это для меня ничего не значило, – сказала она, зажмурившись. – Меня там даже не было. Я была где-то еще, только не рядом с Махмудом. – Она открыла глаза и пристально посмотрела на Криспина. – Кем бы он ни был, Николас всегда ласково ко мне относился, и этого я не забуду. Я так поступила ради него. Потому что была перед ним в долгу. Но он бы меня не понял, правда?

Криспин покачал головой:

– Здесь мне сказать нечего. Вообще дело это очень печальное.

– Вы как полагаете, Николаса убили те итальянцы? Он все время боялся, что они придут за ним.

Покончив с пирожком, Криспин обтер руки о котарди. В памяти всплыла записка, которую Махмуд недавно отправил в особняк Уолкотов.

– Ну, по крайней мере точно известно одно: Махмуд больше не будет вас принуждать.

Она вздохнула – первый звук облегчения за все время – и подняла к нему лицо.

Махмуд. Гнусная личность с гнусными повадками. Сарацин. Криспин сумрачно взглянул на нее, понимая, что требуется кое-что уточнить, однако никакого желания задавать этот вопрос не было. И все же…

– Как вообще вы могли пойти на такое? – выпалил он. – Отдаться незнакомцу? Сарацину! А как же ваше достоинство, ведь…

– Достоинство? Вы всерьез полагаете, что я была невинной девушкой, когда встретила Николаса… или как там звали того злосчастного бедолагу? – Филиппа пальцами оторвала корочку и сунула в рот. – Жизнь судомойки нелегка, – добавила она, не переставая жевать. – Чего только не сделаешь ради лишнего куска хлеба.

– Вы же говорили, что были горничной.

– Да, служила на хозяйской половине, но начинала ведь не с этого. Моя мать была простой прислугой на кухне, а я ей помогала. С тех пор как себя помню. Однажды она помешивала что-то в кипящем чане, цепь над очагом оборвалась… Помню пар, ее крики… Мать обварило до смерти. – Она помолчала, задумчиво разжевывая кусок. – А когда я ее похоронила, то дала себе обет во что бы то ни стало выбраться из поварской. Так оно и вышло. Хотя я никогда и не мечтала вознестись так высоко. – Она тяжело вздохнула. – А может, мне все только приснилось. Наверное, из судомойки можно сделать даму, но она так и останется… судомойкой.

Криспин попытался припомнить челядь в Шине, но даже не мог сказать, доводилось ли ему видеть кухонную прислугу в собственном доме, – и почувствовал угрызения совести.

Он оперся локтем о стол и внимательно посмотрел на Филиппу.

– Вы поднялись с самого дна. Даже читать научились. С ума сойти! Это очень необычно.

– Да, я необычная служанка, – ответила она, слегка улыбнувшись, и затем молча доела пирожок. Придвинула стул, взяла чашу и села напротив. – Да и вы очень необычный человек. Вот, например, зачем вы это сделали? Зачем приняли меня в дом?

– Вы мне кое-кого напоминаете.

– Вот как? Кого же?

Он улыбнулся:

– Меня самого.

Ее лицо просветлело, она потянулась, чтобы коснуться его руки, но Криспин вскочил и отступил на шаг. Филиппа тоже поднялась и приблизилась к нему.

– А вообще причина не важна.

– Филиппа…

– Важно лишь то, что вы это сделали. Вы благородны и честны.

Филиппа подошла вплотную и бесстрашно посмотрела на Криспина. Он прочел в ее лице полное доверие, и под ложечкой что-то заныло. Ее волосы, чьи растрепанные завитки напоминали руно, отливали золотом трещавшего в очаге пламени. Губы влажны от вина, но своим розовым цветом они были обязаны не только напитку.

Он долго смотрел на нее, а затем, не успев решить, благоразумно ли это, ступил еще ближе и, наклонив голову, впился в эти мягкие губы, пока не осталось ничего, кроме вкуса женщины. Руки нашли ее спину, он оторвал Филиппу от пола, прижал к себе, наслаждаясь каждым изгибом ее тела. Поцелуи стали крепче, настойчивее, чуть ли не до жестокости. Но и она отвечала тем же, покусывая его и покрывая страстными поцелуями. Его руки скользнули по стройной талии, ее мягкий стан стремился прильнуть к его бедрам подобно обтягивающей одежде – и он задохнулся в ней, в ее медно-рыжих локонах, каскадом омывавших его щеки, утопил ладонь в распущенных косах, что щекотали ему запястье. Не в силах оторваться от ее губ, он устроил себе пиршество, вдыхая пот и сладость – запах женщины. Криспин отпустил ее голову и обеими руками погладил ей плечи и шею, нащупывая тесемки.

– Что ты делаешь? – дремотно спросила она.

– Я тебя раздеваю, – прохрипел он. – Возражения?

Она издала грудной смешок:

– Нет.

Ответ едва успел сорваться с ее губ, как платье скользнуло на пол.


Глава 18

Второй раз за эту ночь Криспин лежал головой у Филиппы на груди. Щеке было уютно и мягко, он вдыхал мускусный запах женщины.

– Расскажи мне о себе, – вновь попросила она.

В первый раз ему удалось отвлечь ее поцелуями, за которыми последовало бурное продолжение, однако сейчас он утомился и смог лишь слегка запрокинуть голову и поцеловать Филиппу в подбородок. На губах остался его собственный привкус.

– Разве нам надо говорить об этом? – пробурчал он, не отрывая губ от ее кожи. – Разве у любовников в постели нет более интересных тем?

Она улыбнулась. Это он понял по изменению игры света и тени на ее подбородке.

– А мы стали любовниками?

– Да, если хочешь.

– Означает ли это, – спросила она с наигранным кокетством, – что ты снова ляжешь со мной?

– Снова и снова. Тем более что дело того стоит…

Он принялся щекотать ее губами, пока она не отодвинулась.

– Тогда ты должен мне рассказать.

– М-м?

Он продолжал страстно целовать ее. Филиппа заерзала, отодвинулась еще дальше и прижала простыню к груди.

– Я говорю о твоем прошлом. Ты кажешься совершенно чужим на Шамблз. Так почему ты здесь, Криспин?

«Женщины!» Вздохнув, Криспин перекатился на спину и уставился на подернутые паутиной стропила.

– Почему история моей жизни так важна?

Филиппа легла на живот, подперла голову ладонями и посмотрела на него сверху вниз. Одна из прядей чуть прикрыла ей глаз.

– Потому что именно она заставляет тебя быть таким скрытным и недоверчивым. И если ты разделяешь со мной мою боль, то и я хотела бы разделить твою.

– Эту боль невозможно разделить.

– И все же я хотя бы буду знать.

Криспин бросил на нее взгляд.

– Упрямая ты.

Она игриво сдвинула брови.

– Непреклонная.

И действительно, выражение ее лица было непреклонным, так что он даже покачал головой.

– «Я потерпел крушенье, не успев взойти на корабль»,[23]23
  Сенека Л.А. Нравственные письма к Луцилию.


[Закрыть]
– вздохнул Криспин.

– Чего-чего?

– Цитата. Из философа, который мне нравится.

Он надеялся этим ее отвлечь, однако краешком глаза заметил, что Филиппа отступать и не собиралась.

– Что ж, хорошо. – Криспин сложил руки на груди, сплел пальцы и уставился в потолок. – Восемь лет назад я был рыцарем.

– Рыцарем! Ты?!

Он кивнул, затылком чувствуя грубую дерюгу подушки.

– Принимал участие в великих сражениях, во Франции, Германии, воевал с турками и даже побывал с крестовым походом в Святой земле. У меня были поля, стада, леса, крепостные… Одевался в лучшее платье, пил самые дорогие вина, пировал в громадном зале собственного замка в Шине неподалеку от королевской резиденции. Служил сам – и мне прислуживали – в Вестминстерском дворце. Но все это было во времена правления Эдуарда Виндзорского.[24]24
  Эдуард Виндзорский – король Англии Эдуард III (13)2– 1377).


[Закрыть]

– И что же случилось?

– Я совершил глупый, дурацкий поступок. Поставил не на ту лошадку.

Филиппа очаровательно покачала головой. Он взял ее руку и погладил.

– Видишь ли, я был вассалом герцога Ланкастерского. Воспитывался в его доме. И он же возвел меня в рыцари. Но благодарность ослепила меня, не позволила увидеть, в чем состоит мой долг. Мне думалось, что именно герцог должен был стать королем, когда умер его брат, Эдуард Вудстокский.[25]25
  Эдуард Вудстокский – Эдуард Плантагенет (1330–1376), более известный под прозвищем Черный принц.


[Закрыть]
Я и помыслить не мог, что наша великая страна может оказаться под властью Ричарда, сына Плантагенета, когда у нас есть герцог Ланкастерский.

– Тсс, Криспин.

Филиппа испуганно оглянулась на закрытое ставнями окно, однако он давно уже перестал страшиться разговоров, смахивающих на государственную измену.

– Имелись и другие, кто не разделял моих настроений в отношении Ланкастера. Они хотели, чтобы герцог вместе со своими людьми попал в немилость. И придумали устроить так, чтобы со стороны показалось, будто Ланкастер собирается выступить против Ричарда в надежде захватить трон. – Криспин покачал головой, сам удивляясь тому, что поверил в это. – Разумеется, все было совсем не так, но я… нахальный, молодой дурак… все принял за чистую монету и присоединился к «заговорщикам».

Филиппа ничего не сказала, только прижала ладонь к губам.

– Заговор вскоре разоблачили, и многих отправили на виселицу. Мне бы тоже следовало оказаться в их числе, однако мой господин лорд Ланкастер вымолил для меня жизнь. К тому времени Ричарда короновали, а было ему в ту пору десять лет. Хотя он еще не получил власть над страной, в моей судьбе его слово много что значило. – Он скорбно вздохнул. – Хорошо помню тот день. Ричард созвал придворных, и я стоял перед всем двором. Чистым, юным голосом он объявил, что отныне я уже не рыцарь. Более того, все мои крепостные, все владения и богатства отошли короне, и меня полностью лишили прав состояния. С меня сорвали доспехи, отобрали меч, щит… оставили лишь в том, что на мне было надето. – Он грустно улыбнулся. – Знакомая история?

– О, Криспин…

– Он сказал двору, что любого, кто осмелится оказать мне поддержку, ждет такая же участь или кое-что похуже. Словом, вышвырнули меня, неприкаянного, на все четыре стороны.

– А как же родственники?

– По мужской линии все умерли. Есть несколько кузин в Марче, но после моего разжалования… Готов поклясться, они ставили свечки, лишь бы я от них открестился во всеуслышание. В общем, остался я один-одинешенек. Хотя сумел выжить, как видишь.

Филиппа окинула взглядом каморку, которую не так давно назвала стойлом.

– Здесь очень уютно.

Он поцеловал ей руку.

– Да убожество, конечно, но это все, что я могу себе позволить.

Филиппа на миг отвернулась, а затем тоже легла на спину, и вместе с Криспином принялась разглядывать потолок. Потуже натянула на себя простыню и улыбнулась ему:

– Бедняжка. Я могла бы снова стать горничной, может быть, даже женой кастеляна. Но вот ты…

Криспин нахмурился, сообразив, как много раскрыл о себе.

– Ты обо мне не беспокойся, – сухо сказал он.

– А есть такие, кто о тебе беспокоится?

– Джек, например.

Он почувствовал на себе ее взгляд.

– А… женщина?

Криспин закрыл глаза.

– Один-два раза. На короткий срок.

Она вновь перевернулась на живот, еще больше заворачиваясь в простыню, и нежно погладила его по волосам на груди.

– А если бы я была горничной в твоем доме и привлекла твое внимание… ты бы женился на мне?

Криспин приоткрыл один глаз, молча бросил на нее взгляд и зажмурился. Лишь несколько минут назад он был совершенно расслаблен, но сейчас всю истому как метлой смахнуло. Криспин знал, что она ждет ответа, однако его молчание затянулось настолько, что Филиппа заерзала от неловкости.

– Простой вроде бы вопрос, – наконец сказала она. – Или нет?

Сонливость Криспина разом улетучилась, он сел в постели, уперся руками в бедра. Откинул голову на стенку. Холодно.

– Ты хочешь услышать правду?

Единственным признаком того, что она слушает, был лишь недвижный, сосредоточенный взгляд. Криспин подозревал, что правда, которую он собрался ей открыть, вовсе не была той, что она надеялась услышать.

– Тогда вот мой ответ: нет. Что, удивилась? Напрасно. Я был лордом, вхожим в окружение короля. Был рыцарем. Никогда бы я не женился на горничной. Мужчины моего сословия на это не идут.

Она скрестила руки на груди и надулась.

– Понятно. Что ж, спасибо за ответ.

Женщины! Их надутые губки ранят похлеще отточенного кинжала. И этим оружием они владеют безупречно. Ее недоуменно-обиженный взгляд столь же быстро сменился улыбкой эльфа. Нет, таким улыбкам он верить не может. В особенности когда ей аккомпанируют томно прикрытые веки, которые с такой легкостью заставляют повиноваться ее повелениям.

– Но ведь сейчас ты не лорд, – промурлыкала она.

Он внимательно посмотрел на Филиппу, каким-то образом отыскав в себе силы противостоять женским чарам.

– Это у меня в крови. – Он хмыкнул, припомнив разговор с Элеонорой. – Ты видишь перед собой мой «истинный образ». Впрочем, одно время я был помолвлен.

– И что случилось?

Криспин досадливо закатил глаза, потом вновь прикрыл веки:

– Сама догадаться не можешь?

– Она разорвала помолвку, потому что ты уже не был рыцарем? Но если, как ты выразился, «это в крови», то какая ей разница?

Он открыл глаза и уставился на Филиппу. Было на что посмотреть. Простыня туго обвивала ее грудь, скрывая прелести, но при этом лишь подчеркивала их соблазнительность игрой теней в ложбинке. Волосы щекотали белые плечи и ласкали лицо мягкими завитками. Криспин и сам удивился тому сожалению, что окрасило его вылетевшие слова:

– Здесь не то место, куда можно привести жену.

Филиппа долго его рассматривала. Вздохнув, она прильнула к нему, положив руку поперек груди. Очень приятное ощущение, был он вынужден признать.

– Все равно, – прошептала Филиппа. Ее дыхание щекотало ему волосы на груди. – Кажется, я в тебя влюбилась.

Сердце кольнуло иголкой. Нельзя сказать, что чувство было незнакомым, однако радоваться тут нечему. Он решил отмолчаться и потихоньку забыться сном, но рот почему-то раскрылся сам по себе:

– Мне тоже кажется, что я тебя люблю…

Криспин окинул взглядом потолочные балки. Может быть, на него сейчас обрушится что-то тяжелое?..

– Странно, – сказал он. – Я не собирался тебе признаваться.

Теплое тело Филиппы еще мгновение приятно прижималось к Криспину. И вдруг, резко и неожиданно, словно в доме вспыхнул пожар, она отпрянула и даже соскочила с постели.

– Так это из-за него, что ли?!

Обнаженное тело Филиппы сияло в гаснувшем свете очага, однако теперь она прижимала руки к груди, словно страдала от боли. Пульс Криспина участился раньше, чем он понял смысл ее слов.

– Мандилион? Не будь дурочкой. Конечно, он тут, но…

Она схватила одежду и торопливо набросила на себя рубашку.

– Ты должен избавиться от него! Я не хочу и секунды оставаться с ним рядом. Это он заставил сказать все те слова. Разве ты забыл? Он заставил меня во всем признаться шерифу!

Криспин пропустил тираду мимо ушей. Истеричка. К тому же исповедь благотворна для души… С другой стороны, он тоже признался в любви, хотя и не собирался этого делать. Объяснение наверняка кроется в его теперешней сонливости да их общей с Филиппой ранимости. Ничего удивительного. Или нет?

– Филиппа… – Криспин бросил взгляд на окно и заметил проблески света между ставнями, – уже светает, – неуклюже закончил он фразу. – Иди обратно в кровать.

Филиппа скорчилась у дальней стены и не поднимала глаз. Словами ее не проймешь, поэтому он вылез из разворошенной постели и тоже встал на ледяной пол. Его шоссы, лежавшие на половицах, напоминали сброшенную змеиную кожу, и он по очереди натянул чулки, затем надел брэ,[26]26
  Брэ – нижнее мужское белье, исподние штаны (как правило, льняные, белого цвета, длиной до колена).


[Закрыть]
скрепил шоссы подвязками, накинул тунику – но когда потянулся за котарди, то на пол упал мандилион. Филиппа взвизгнула, поэтому он тут же сунул ткань за пазуху и принялся торопливо застегиваться, чертыхаясь на каждую оторванную пуговицу.

– Успокойся, – велел он, застегнул поясную пряжку и похлопал ладонью по груди, разглаживая мандилион. – Я найду для него подходящий тайник, пока не решу, что с ним делать дальше.

Он нагнулся к ней в надежде на поцелуй, однако Филиппа отпрянула, молча показывая пальцем ему на грудь. Криспин насупился и рывком распахнул дверь.

На площадке стоял Джек и выжидательно улыбался. Криспин закрыл дверь, оставив Филиппу внутри, затем потер небритый подбородок. Непонятно почему он испытывал какую-то неловкость.

– Джек, послушай. Все случилось так неожиданно…

– Да уж конечно.

– И нечего на меня так смотреть! Тебе нужен подзатыльник, чтобы напомнить, кто тут хозяин?

– Да здесь и напоминать не надо. И так понятно. Теперь она всем заправляет.

Гнев Криспина улетучился, и он устало прислонился к закрытой двери.

– Боюсь, ты прав. Пожалуй, я должен объяснить тебе, что произошло.

Мальчишка завел руки за спину и помялся. Затем пробурчал:

– Чего уж тут объяснять… Сам знаю, не маленький.

– Да нет же! Я про вчерашнее. Приехали братья Уолкота и заявили, дескать, мертвец вовсе не он.

– Ого! А кто же тогда?

– Похоже, никто понятия не имеет. Впрочем, Филиппа знала, что он самозванец. И пыталась это утаить. Потом вмешался шериф, и… короче, было решено выкинуть ее из дому. Даже их брак не был законным, и сейчас она осталась вообще ни с чем.

– О, хозяин! Прямо как у вас!

– Угу. Так что, наверное, вот почему я ей сочувствую. А может… – Он обернулся к двери, словно мог увидеть Филиппу сквозь деревянную створку. – Ну, я… – При виде выражения на лице мальчишки Криспин решил, что нет необходимости делиться с ним всеми мыслями и подозрениями. – Короче, для тебя есть поручение. Приглядывать за ней в мое отсутствие.

– Ну, это мы с удовольствием… сэр!

Криспин спустился по лестнице и чертыхнулся на порыв ветра. Оглядел Шамблз в обе стороны. У входа в мясные лавочки с громадных крючьев свисали освежеванные, потрошенные, обезглавленные туши без передних ног. Чем-то напоминает его нынешнее состояние.

Итак, что он собирается предпринять по поводу этих чужеземных злодеев? И как быть с реликвией? А еще – святые угодники! – у него теперь на руках и Филиппа! Шериф до сих пор считает ее повинной в убийстве, но Криспин уверен в обратном. Или, может, нежные чувства застили ему глаза?

Приятная боль залила грудь при мысли о манящей уступчивости и мягкости Филиппы. Он посмотрел вверх, на окно. Тут в голове всплыли картинки его признаний, отчего его пробил холодный пот.

Он как бы ненароком коснулся пазухи, под которой прятался мандилион. Криспин не верил в силу таких вещей. Он знал о весьма прибыльной торговле реликвиями и о том, с какой легкостью их подделывали. Разве здесь что-то другое? А впрочем, это можно проверить. Достаточно намеренно солгать в присутствии этой тряпочки.

Нет ничего проще. Врать ему приходилось далеко не раз и не два, чтобы свести концы с концами. Просто очередное средство для достижения цели, инструмент вроде кинжала или шпаги.

Он направился вверх по улице, раздумывая, о чем бы ему соврать и кому. Тут Криспина окликнул один из лавочников:

– Заходите, сэр! Лучшее мясо во всем Лондоне, если, конечно, не считать лупанаров Саутуорка! – Он расхохотался над собственной сомнительной шуткой, и Криспин к нему обернулся. – О, мастер Криспин! Я и не заметил, что это вы.

– Мастер Дикон, – ответствовал Криспин. – Мне отлично известно, чем потчуют в Саутуорке, – добавил он с кривой ухмылкой. – А чем вы сегодня порадуете?

Дикон похлопал телячью ногу, висевшую на крюке.

– Говоря по правде, могло быть и получше. Вот здесь, к примеру, многовато жил да хрящиков. Годится скорее для похлебки, чем на жаркое, хотя я все же попытаюсь ее сбыть по хорошей цене. И конечно же, вам тоже могу предложить хорошую цену.

Криспин внимательно посмотрел на мясника.

– Вас и вправду не смущает, что вы мне рассказали? – спросил он, понизив голос. – Насчет хрящиков и так далее?

Дикон призадумался.

– М-да… Пожалуй, другому бы человеку я такое и не стал бы говорить, но вот с вами я всегда старался быть честным.

– Точно? Или, скажем, вас вдруг потянуло мне все выложить?

Мясник смущенно улыбнулся:

– Даже не знаю, сэр. Да и как можно заранее предвидеть?

Криспин кивнул, так и не удовлетворившись ответом. Он поблагодарил мясника и продолжил свой путь вверх по улице, которая неизбежно выводила его к Ньюгейтской тюрьме.

Вообще-то он и не собирался сюда заходить, однако при взгляде на крепостные стены и воспоминании о стражниках и темницах ему в голову пришла одна любопытная мысль.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache