Текст книги "Черная месса"

Автор книги: Джерард О'Нил

Соавторы: Дик Лер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Еще до окончательного оформления документов Уикс появлялся в магазине и сам вставал за прилавок. Балджер терся рядом. Вывеску вскоре сменили со «Стиппо» на «Винный магазин Южного Бостона». Затем на бетонном фасаде нарисовали большой зеленый трилистник. В конце концов, с подачи Джона Коннолли, работники отделения ФБР в Бостоне стали покупать спиртное к рождественским вечеринкам в винном магазине Балджера.

Слухи быстро распространились по Южному Бостону. Шептались о том, что Стивена Рейкса подвесили за ноги на мосту Бродвей. Ходили сплетни о том, что к голове Стивена приставляли пистолет, слухи, что он проиграл свой магазин в карты. Но теперь Рейкс старался отмахиваться от сплетен и не высовываться.

Средства на жизнь Стивен с Джулией брали из бумажного пакета, набитого наличными и спрятанного в сундуке с приданым матери Джулии. Они лечили свои раны, делая себе подарки – новый «додж-караван», поездка в Диснейленд, а на следующий год потратили часть наличных, чтобы убраться прочь из Южного Бостона, – на первый взнос за дом в пригороде Милтона. Их сын Колби родился 5 июня 1984 года. Стивен Рейкс проявил осмотрительность: он отступился.

Пока Рейксы ездили во Флориду, по городу пошел слух, что Балджер убил Стивена. Уикс последовал за ними в Диснейленд, отыскал Рейкса и приказал вернуться. Рейкс оставил семью, прилетел домой и, чтобы прекратить разговоры, постоял рядом с Балджером, Флемми и Уиксом на оживленном перекрестке – пусть прохожие видят, что он жив.

Рейкс подчинился, как и многие другие в Саути. В конце концов ему пришлось предстать перед Большим федеральным жюри, расследовавшим дело о вымогательстве и отмывании денег в винном магазине Балджера. Его вызывали дважды, в 1991 и 1995 годах. Спустя несколько дней после второго вызова Балджер притормозил рядом, когда Стивен шел по улице Южного Бостона, и крикнул с пассажирского места:

– Эй, я за тобой слежу!

Но на самом деле Уайти не стоило беспокоиться из-за Стивена Рейкса. Оба раза тот рассказывал Большому жюри, что добровольно и с радостью продал магазин Кевину Уиксу буквально через несколько дней после открытия. Почему? Рейкс под присягой сообщил, что все это оказалось для него чересчур сложно – он слишком глубоко залез в долги, и ему не нравилось проводить долгие часы, разбираясь в трудностях бизнеса. Согласно его свидетельским показаниям, Уикс заплатил ему 5 000 долларов, а затем еще 20 000, которые он вложил в магазин, итого 25 000 долларов. Этой глупой лжи не поверил никто, несмотря на все усилия Рейкса выглядеть спокойным и убедительным. И у лжи есть своя цена.

Против Рейкса выдвинули обвинение в лжесвидетельстве и чинении препятствий следствию. В 1988 году в федеральном суде США его признали виновным в обоих преступлениях. Таким образом, Рейкс пострадал дважды – правительство, которое его не защитило, его же и обвинило, а Балджер вышел сухим из воды. Но Стивен предпочел такую судьбу, лишь бы больше не сталкиваться с Балджером.

Глава 12. Миф о Балджере

Детектив Дик Бергерон из полицейского отдела Куинси придвинулся ближе к пишущей машинке «Ройял», стоявшей на металлическом письменном столе. Его жизненным призванием было бродить по улицам и выслеживать гангстеров, а не печатать на машинке. Он поерзал на стуле и положил руки на клавиатуру.

Детектив напечатал слова: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО».

Далее последовало: «ТЕМА: Объекты расследования, предложенные для усовершенствованного наблюдения с использованием электронных средств».

Потом напечатал следующее:

1. Джеймс Дж. (известный как Уайти) Балджер.

Д/р: 03.09.1929 г.

НСС: 018—22—4149.

2. Стивен Джозеф (известный как Стрелок) Флемми.

Д/р: 09.06.1934 г.

НСС: 026—24—1413.

Все это происходило 19 июня 1983 года, по столу Бергерона были разбросаны записи и отчеты наблюдения. Бергерон рылся в материалах, составляя для своего начальства из полиции Куинси отчет (семь листов с одинарным интервалом) о двух «печально известных лидерах организованной преступной группировки». Пришло время копам сделать с ними что-нибудь.

Бергерон много месяцев следил за Балджером и Флемми. Как он выяснил, Балджер не только руководил рэкетом в Южном Бостоне, но также контролировал организованную преступность в Куинси и «дальше, на южном побережье». Более того, следя за Уайти, Бергерон и другие детективы отдела по борьбе с организованной преступностью выяснили, что Балджер поселился прямо среди них. Как писал Бергерон: «Объект Балджер проживает в кондоминиуме по адресу 160 Куинси Шор-Драйв, Куинси, расположенном в роскошном многоквартирном комплексе под названием Луисбург-сквер. Номер квартиры 101». Как выяснил Бергерон, кондо числился не за Балджером. Владелицей считалась Кэтрин Грейг, подруга Балджера. Апартаменты были куплены в 1982 году за 96 000 долларов – наличными, не в ипотеку. «Наши осведомители сообщают, что занавески в апартаментах обычно задернуты, а небольшие окошки на входной двери прикрыты картоном». (В то время Бергерон еще не знал о жутковатом соседстве кондо с местом захоронения. Всего в сотне ярдов от кондо, на берегу реки Непонсет, Балджер и Флемми восемь лет назад закопали труп Томми Кинга.)

Копы выяснили, что Балджер заправляет рэкетом в Куинси и часто проводит тут ночи – а этой причины достаточно, чтобы предпринять против него какие-то действия. Но тут Бергерон наткнулся на интригующий и совершенно новый поворот в деле криминального босса. Проконсультировавшись с собственной сетью тайных осведомителей, Бергерон узнал, что Балджер и Флемми «сейчас расширяют свои горизонты, занявшись контрабандой наркотиков». «Внедрившись на рынок наркотиков, – пишет Бергерон сухим, официальным языком, – они будут помогать людям губить свои жизни».

Бергерон закончил печатать отчет, отдал начальнику и вернулся на улицу. Он вместе с другими детективами продолжал следить за Балджером, который в основном перемещался между их городом и Южным Бостоном и регулярно встречался с Флемми, некоторыми другими гангстерами и Джорджем Кауфманом, числившимся владельцем их гаражей и часто служившим для них «ширмой». В начале 1984 года Бергерон лично видел, как Балджер с Флемми меняли вывеску на винном магазине, расположенном у транспортной развязки, на новую, гласившую: «Винный магазин Южного Бостона».

В конце концов письменное предложение Бергерона, проплутав по многочисленным каналам органов правопорядка, легло на стол в федеральном агентстве, занимающемся вопросами наркотиков – Агентстве по борьбе с наркотиками, АБН. Отчет Бергерона совпадал с уже известными АБН сведениями. АБН арестовало крупного наркодилера, Арнольда Каца, и тот рассказал агентам АБН о бизнесе Балджера, связывающим его с другим крупным наркоторговцем, Фрэнком Лепером. Лепер был тем самым дилером, которого полиция штата видела с Балджером у гаража на Ланкастер-стрит, когда вела наблюдение в 1980 году. Теперь Кац рассказывал АБН, что в начале 1980 года Лепер создал «альянс с Уайти и его партнером, Стиви Флемми. Лепер соглашался платить Уайти и Стиви за каждую привезенную им партию наркотиков в обмен на их покровительство». Кац сообщил, что Лепер сам рассказывал ему об этой сделке, в том числе и о том, что привозил Балджеру наличные в кейсе.

АБН знало даже больше. В начале 1981 года надежный тайный источник сообщил, что Балджер и Флемми постоянно находятся в разъездах, «пытаясь контролировать наркотрафик в регионе и требуя наличных выплат и/или процент от доходов за то, что разрешают дилерам работать». Получив секретный отчет полиции Куинси, АБН назначило двоих своих агентов, Эла Рейли и Стива Берри, сотрудничать с Бергероном. Рейли и Берри быстро сумели многое добавить ко все растущей стопке сведений о Балджере. В феврале 1984 года Рейли встретился с одним из своих осведомителей, в отчетах проходившим под кодовым шифром «С-2», и тот рассказал, что торговцы кокаином жалуются, что вынуждены «платить Уайти деньги за крышу». Осведомитель опознал владельца паба в Южном Бостоне, платившего Балджеру за право продавать «небольшие партии кокаина и героина в баре». Затем агент Берри встретился со своим осведомителем под кодовым именем «С-3», знавшим Балджера уже два десятка лет, и тот сообщил, что амбициозный гангстер «совсем недавно» взял под свой контроль «распространение наркотиков в Южном Бостоне».

Тему наркотиков подхватил и «С-4», а также многие другие тайные осведомители, и к началу 1984 года отдельные части совместного расследования наркобизнеса Балджера стали занимать свои места. В это дело, названное «Операция „Бобы”», были в основном вовлечены АБН и детективы из Куинси.

Работа шла «снизу вверх», от полицейских, состоя преимущественно из скучной до зубовного скрежета деятельности Бергерона и его коллег. Ночь за ночью ведя наблюдение в течение всего 1983 и в начале 1984 года, Бергерон выяснил о Балджере очень многое. Роясь в мусоре, выброшенном из кондо, Бергерон мог найти список покупок, составленный витиеватым почерком Грейг: «спаржа, куриные грудки, шербет, рикотта, оливковое масло», – но иногда находил бумаги Балджера, порванные на мелкие кусочки или сожженные. Он узнал, что Балджер «раб привычек» – тот уезжал из кондо в Куинси каждый день примерно в одно и то же время, направляясь на обед к Терезе в Южный Бостон. Затем следовала целая ночь тайных деловых встреч, в основном в винном магазине. Если следующий день выдавался солнечным, Балджер после полудня частенько появлялся в патио на втором этаже, подышать свежим воздухом, иногда все еще в пижаме.

Бергерон обнаружил, что этот человек ведет двойную жизнь. Было очевидно, что Тереза ничего не знает о Кэтрин. Но помимо этих двух женщин, Балджер обманывал и свое окружение, чему Бергерон тоже стал очевидцем. Балджер держал все передвижения наркотиков через Южный Бостон и дальше в железном кулаке. Он заставлял дилеров платить ему «ренту» за каждый грамм «Санта-Клауса», как называли в Саути кокаин. Он требовал долю со всего – от четверти унции до килограммов, от приблудного косяка до джутовых тюков с марихуаной. В любое время дня и ночи посетители стучались в определенные квартиры жилого комплекса Олд-Колони (того самого комплекса в Олд-Харборе, рядом с которым Балджер вырос), расположенного прямо напротив винного магазина. Молодые люди, иногда женщины, торговали наркотиками на дому – ангельской пылью, мескалином, валиумом, спидами, кокаином и героином, но ничто не продавалось без одобрения Балджера. (Пол Хорек Мор, один из мелких подручных Балджера в наркобизнесе, держал такую точку в Олд-Колони.) Балджер часто высказывался о наркотиках, как о «гребаном дерьме», но отвращение не мешало ему делать большие деньги на наркоторговле, процветавшей в двух жилых комплексах у транспортной развязки куда круче, чем на большинстве улиц Сити-Пойнта, населенного представителями среднего класса. Дошло до того, что П-допинг (героиновая смесь) стоил четыре доллара за дозу, дешевле, чем упаковка пива.

Потребовалось еще десять лет, чтобы нарушить кодекс молчания: когда жертвы начали «прорастать» и восставать против Балджера; когда на улицах появились социальные работники, обращавшиеся к окрестным детям и побуждавшие их перестать нюхать кокаин и колоть героин; когда бывшие наркоманы стали их поддерживать.

Один восемнадцатилетний парень из Саути открыто рассказывал, что не видел своего отца восемь лет, что его мать умерла от передозировки, что сам он пытался повеситься в коридоре жилого комплекса. Но пройдя через все это, он считал себя везунчиком, потому что не кололся уже четырнадцать месяцев. Еще один девятнадцатилетний парень по имени Крис описывал семь лет, отнятые наркотиками, – спираль, начавшуяся с выпивки и плана, затем последователи ЛСД, кокаин и героин. Он отбыл срок, но теперь был полон решимости завязать. «Если я начну сначала, на этом пути меня ничего не ждет – ничего, кроме могилы с моим именем». Патрик, выздоравливающий наркоман, говорил о скользком пути, на который ступают подростки-наркоманы. «Когда им четырнадцать или пятнадцать, они начинают нюхать. Они говорят – я никогда не буду втыкать иголки себе в руку. Потом, начав колоться, говорят – я никогда не буду использовать грязные иглы. Но очень скоро они уже колются ржавыми иголками, лишь бы ощутить приход».

К сожалению, происходило не только выздоровление. Слишком часто поступали плохие новости. Шон Т. Задира Остин, двадцатичетырехлетний парень, выросший в Олд-Колони, однажды был найден в меблированных комнатах мертвым, предположительно из-за передозировки. Рядом с трупом нашли пустой пакет из-под героина и шприц. «Я помню его еще маленьким мальчиком, катавшимся на велосипеде, – сказала одна из обитательниц Олд-Колони, добавив, что в последний раз видела Задиру всего несколько недель назад: – Он говорил, что его друзья умирают один за другим, что он теперь только и делает, что ходит на похороны. И только подумать…» Патриции Мюррей, двадцатидевятилетней жительнице Саути, когда-то бросившей школу не доучившись и ставшей глубоко зависимой героиновой наркоманкой, в конце 1980-х были предъявлены обвинения в проституции. «Думаете, мне нравится выходить на улицу? – сказала она. Ее тощие ноги были густо покрыты язвами. – Так вот, мне это не нравится».

Но в 1990-х впервые люди начали борьбу с наркотиками. Майкл Макдональд, тоже выросший в жилом комплексе Олд-Колони и позже написавший бестселлер – мемуары о жизни в Саути, – основал «Дежурную группу Южного Бостона». Наркотики разорвали на части его семью, двое братьев умерли, играя с огнем, который подпитывал Уайти. «В этом районе слишком много боли, которую мы раньше игнорировали, – сказал он однажды. – Если вы взглянете на это сообщество так же, как смотрите на наркоманов, то поймете – мы на той стадии, когда наркоман признает, что у него есть проблема».

Бывшие наркоманы, как, например, Лео Ралл, вышли на передовую линию новой войны Саути против наркотиков. Раньше, в середине 1980-х, когда ему было восемнадцать, он крепко подсел на ангельскую пыль и кокаин, а десятилетием позже описывал себя как «человека с миссией». Он пытался спасти жизни нового поколения детей из жилого комплекса, отыскивая в переулках ребятишек с передозировкой и отвозя их в больницу, а потом помогая советами. Ралл работал на агентство, имеющее федеральный грант, которое старалось разорвать порочный круг нищеты и наркомании в беднейших районах Саути и Роксбери (довольно ироническое сочетание, учитывая их вражду в прошлом). Во времена интеграции школьников в одной из песен Саути говорилось, что Роксбери зачумлено проблемами, каких нет в округе, которую двадцать девять тысяч ее обитателей (а в особенности местные политики) считают самым лучшим и благословенным местом для жизни.

Позднее, в 1990-х в Бостоне планировалось открыть первый государственный реабилитационный центр для лечения наркоманов исключительно подросткового и юношеского возраста. В бывшем доме приходского священника церкви Святой Моники, у транспортной развязки рядом с винным магазином Уайти, католическая благотворительная организация открыла дом временного пребывания, компромиссное заведение с дюжиной коек для мальчиков в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, присланных по направлению суда Южного Бостона или центров для лечения наркоманов.

Даже если некоторые и считали, что черные и интеграция – это двойная сила, уничтожающая их округу, это было еще не все – кое-кто из их среды тоже старался изо всех сил. Саути страдал, зажатый в хватке Уайти. Это была реальность, о которой знал Бергерон, знали агенты АБН, знала полиция штата и все окрестные дилеры. Если хочешь обеспечивать наркотиками Саути, сказал позднее один из дилеров тайному агенту АБН, «ты либо платишь Уайти Балджеру, либо не работаешь, либо погибаешь».

Но тогда, в 1980-х, округа отказывалась признавать эту истину. Совсем напротив, простые горожане крепко держались мнения, что Уайти – их защитник. Более могущественный, чем любой политик, он мог управлять и охранять. Подобное мнение вызывало у них воодушевление; стремление иметь защитника никогда не было сильнее, чем после начала интеграции, когда бо́льшая часть Бостона и даже всей нации несправедливо считала Саути расистским захолустным городишком. Пусть Уайти видели редко, но его присутствие было весьма ощутимо и для многих являлось источником утешения. Он мог, к примеру, послать цветы или возместить затраты на похороны семье, потерявшей кого-то из-за наркотиков или насилия. Он знал, что делает: держался в тени, и руки его были чисты. «Наркотики и проституция могут быть образом жизни в других частях города, но в Южном Бостоне их не потерпят», – самонадеянно заявил информационный центр Южного Бостона в одной из своих новостных рассылок, хотя криминальная статистика демонстрировала, что Саути ничем не отличается от остальных районов города и купается в наркотиках. Между 1980 и 1990 годами число ежегодных наркоарестов в Саути утроилось. Число дел о наркотиках в окружном суде Южного Бостона удвоилось в период между 1985 и 1990 годами, и один бостонский полицейский детектив сказал, что, по его мнению, в Саути больше кокаина на душу населения, чем в любом другом месте Бостона. Под конец особенности округи – замкнутость на себе и глубокое недоверие к чужакам – еще сильнее играли на руку Уайти.

Но пока Саути все отрицал, ФБР в Бостоне не желало знать правду о наркотиках, Балджере и забытых жертвах вроде Патриции Мюррей. Вместо правды по улицам Саути и коридорам ФБР гуляла гладкая версия об Уайти-благодетеле: Уайти ненавидит наркотики, ненавидит наркодилеров и делает все возможное, чтобы Саути оставался зоной, запретной для наркотиков.

Классическая коллизия между реальностью и мифом.

Байка об Уайти Балджере – борце с наркотиками всегда была одной из самых живучих. Такого положения дел они добились, пользуясь словесными манипуляциями. Для якобы гангстера – борца за нравственность – деньги, полученные от торговли наркотиками, не были никак связаны с самими наркотиками. Он мог вымогать «ренту» у дилеров, ссужать их начальным капиталом и требовать, чтобы они покупали товар только у тех оптовиков, которые работали с ним и Флемми. Он был готов обезопасить деятельность дилеров в обмен на долю в деле, но сам не нюхал кокаин и не курил марихуану. Эта отличительная особенность и стала основой для шумихи вокруг Балджера: Уайти не занимается наркотиками.

Это был некий извращенный семантический кульбит, но имелся прецедент: отношение Балджера к алкоголю. Балджер выпивал лишь от случая к случаю и не больше одного-двух бокалов вина. Он терпеть не мог пьяных. Даже в День святого Патрика он выражал недовольство празднующими, напивавшимися уже к полудню. Однажды он сказал, что «не доверяет ни одному выпивохе». Пьяницы, говорил он, «слабы» и могут его заложить.

За два десятилетия, проведенные вместе, Балджер лишь однажды ударил Терезу Стэнли, когда она надолго задержалась у подруги, где пила вино. Если она делала два глотка, Балджер вел себя так, будто она сделала дюжину. «Он меня чуть не убил за пару бокалов вина», – вспоминала Стэнли. Однако, браня свою подругу за бокал вина, Балджер в то же время сделался самым крупным поставщиком алкоголя в округе. Он с удовольствием выгребал деньги из кассы в винном магазине, отжатом у Стивена и Джулии Рейкс, и однажды похвалялся бостонскому патрульному копу: «У нас самая оживленная винная лавка в округе». Были и такие, кого не одурачило его лицемерие. Все больше наркоманов и алкоголиков шутили насчет плаката, висевшего в одном из магазинов, находившихся под контролем Балджера: «Скажи нет допингу». Винный магазин, отнятый Балджером, получил прозвище «Лавка ирландской мафии».

В конце концов сам Флемми был уличен в подобном словесном шулерстве, и его поймали на горячем. Он под присягой заявил, что его нельзя судить за нелегальную деятельность в области азартных игр, которую они с Балджером вели в 1980-х, потому что ФБР все об этом знало и даже «санкционировало» ее. Как часть своего заявления, Флемми описал эту игорную деятельность следующим образом: они с Балджером в основном требовали, чтобы букмекеры выплачивали им «ренту» за покровительство. «Значит, ваше участие в игорном бизнесе заключалось в том, что вы вымогали деньги у букмекеров?» – спросил у Флемми прокурор. Флемми ответил: «Правильно».

Тогда прокурор атаковал его:

– Раз вы вымогали деньги у наркодилеров, значит, принимали участие в наркобизнесе, так?

– Тут я обращаюсь к пятой поправке, – заявил Флемми.

Флемми завяз. Внезапно столкнувшись с тем, что ту же логику применили к наркотикам, он только моргал. Не растеряйся он, сумел бы обрезать прокурора все той же удобной выдумкой, верой и правдой служившей им с Балджером долгие годы: заявить, что они не имели отношения к наркотикам.

Согласно инструкции ФБР по работе с осведомителями, наркодеятельность Балджера должна была привести к немедленному расторжению сделки, за которую они с Конноли и Моррисом так усердно цеплялись. Но вместо этого было решено, что все увеличивающийся поток тайных сообщений, связывавших Балджера с наркотиками, следует обесценить и отвергнуть, а мог ли быть для этого лучший способ, чем потворство все тому же определению наркодеятельности, что отделяло деньги от товара? Таким образом, Балджер, Флемми и Конноли могли повторять рефреном одно и то же: вымогание денег из наркодилеров не делало Балджера тем, кем он фактически был – наркобароном.

С самого начала Балджер и Конноли создавали портрет Уайти – противника наркотиков. Во время критического совещания 25 ноября 1980 года, когда Ларри Сархайт представлял свой экспертный отчет о возможности дальнейшего использования Балджера, гангстер заявил, что «он не имеет отношения к наркобизнесу и ненавидит тех, кто [этим занимается], поэтому ни он сам, ни его компаньоны никак с наркотиками не связаны». В бюро слова Балджера принимались всегда без проверок: если Балджер что-то сказал, так оно и есть. И в январе 1981 года, когда другие полицейские агентства стали документировать связь Балджера с наркоторговцем Фрэнком Лепером, Джон Коннолли забивал файлы ФБР совершенно противоположной информацией. Коннолли докладывал, что Балджер и Флемми, наоборот, дистанцируются от Лепера именно из-за пристрастия последнего к наркотикам. Балджер, писал Коннолли, раньше сотрудничал с Лепером, но недавно «вымел его прочь из-за участия в бизнесе с марихуаной».

В 1984 году он в очередной раз вышел сухим из воды.

ФБР не принимало особого участия в подготовке АБН и полицией Куинси операции «Бобы». Но в порядке любезности бостонское отделение ФБР получило от АБН извещение об их намерениях. И тут бостонское отделение оказалось в затруднительном положении: что делать с Балджером и Флемми? Чтобы принять решение, руководство ФБР в Бостоне, естественно, обратилось к тем агентам, которые лучше всего могли оценить, что на уме у Балджера и Флемми: к Джону Коннолли и Джиму Рингу, сменившему Джона Морриса на посту начальника дела по борьбе с организованной преступностью. Сорокалетний Ринг почти десять лет боролся с мафией в Новой Англии, но в основном из Вустера, города в центральном Массачусетсе, который агенты считали аванпостом низшей лиги. С момента, как он принял отдел, вспоминал Ринг, Коннолли настаивал, что «Балджер и Флемми не участвуют в наркобизнесе, они не торгуют наркотиками, ненавидят наркодилеров – и никогда не допустят, чтобы наркотики проникли в Южный Бостон». Когда руководство начало задавать вопросы, Коннолли, считавшийся в бюро главным специалистом по Балджеру, появился, вооруженный документами ФБР, отметающими любую возможную связь гангстера с наркотиками.

Вынужденный известить о планах АБН головной офис ФБР в Вашингтоне, округ Колумбия, бостонский отдел 12 апреля 1984 года отправил в головной офис телекс на двух листах, объясняющий, что АБН нацелилось на Балджера и Флемми, «которым АБН приписывает контроль над группой, перевозящей и распространяющей наркотики». ФБР в Бостоне сохраняло спокойствие. Они заклеймили заявление АБН как «необоснованное, и АБН не предоставило никакой определенной информации об их участии». Балджер, заключалось в телексе, не должен быть «арестован на основании его прошлого, настоящего и будущего ценного содействия».

Позже в этом же году Ринг составил более подробную докладную записку, объясняя в ней позицию невмешательства бостонского отделения в операцию «Бобы», и опять бостонское ФБР продемонстрировало свою поддержку антинаркотической версии о Балджере. «Обоснование расследования АБН, – писал Ринг в октябре, – хотя, возможно, и безупречное, не согласуется с нашей информацией касательно деятельности этих личностей». Направляемое в основном Коннолли, но также и Рингом, фэбээровское начальство в Бостоне просто отказывалось прислушиваться к разговорам о наркотиках, ведущимся вокруг Балджера.

Но за спиной Ринга даже Коннолли шептался с другими фэбээровцами о Балджере и наркотиках. В начале апреля 1983 года на складе в Южном Бостоне, 342 Д-стрит, перехватили 15 тонн марихуаны. Марихуана принадлежала торговцу по имени Джо Мюррей, и после рейда Коннолли разговорился с агентом Родом Кеннеди. Позднее Кеннеди рассказывал, что Коннолли подробно описал своему коллеге, какую выгоду Балджер получает от бизнеса Мюррея.

«В основном разговор крутился вокруг того, что от Джо Мюррея потребовали платить ренту мистеру Балджеру и мистеру Флемми за использование Южного Бостона как места хранения наркотиков и их продажи», – вспоминал Кеннеди. «Коннолли рассказал, – говорил Кеннеди, – что за тот конкретный груз Мюррей заплатил Балджеру и Флемми что-то около 60 000 – 90 000 долларов». «Это была как бы арендная плата за использование, понимаете, за то, что он явился в Южный Бостон и использовал это место для незаконного наркобизнеса», – сказал Кеннеди, добавив, что эта сумма шла в довесок к регулярным платежам.

Но в отчете этого не было. В отчете, составленном после той облавы, Коннолли ни слова не написал о выплатах Мюрреем денег Балджеру и Флемми. Напротив, Коннолли утверждал, будто «команда Мюррея» беспокоилась, что Балджер «сердился на них из-за хранения травы в городе».

Кеннеди, успевший немного поработать связником с АБН при подготовке операции «Бобы», поделился кое-какими сведениями о наркодеятельности Балджера с агентами АБН Рейли и Берри. (У Кеннеди имелся осведомитель, сообщивший, что южнобостонский наркодилер по имени Хобарт Уиллис служит посредником между доверяющим ему Балджером и Мюрреем.) Но Кеннеди ничего не рассказал руководителю ФБР Рингу. Также он не сообщил ни Рингу, ни агентам АБН об откровениях Коннолли касательно Мюррея и Балджера. Кеннеди считал, что это не его ответственность, а Коннолли. Кроме того, Коннолли, вероятно, рассчитывал, что Кеннеди «ничего никому не передаст», а он не хотел действовать наперекор Коннолли.

Но все больше и больше агентов ФБР в Бостоне получали от своих осведомителей информацию о Балджере и наркотиках. К середине 1990-х даже некоторые рядовые дилеры, работавшие непосредственно с Балджером – как, например, Хорек Мор, – решили свидетельствовать против него. И другие тоже. Дэвид Линдхольм сообщил следователям, что в 1983 году его вызвали в Восточный Бостон, где Балджер и Флемми приставили ему пушку к голове и потребовали выплачивать им долю от его незаконной наркодеятельности. В 1998 году судья Марк Вольф постановил, что в 1984 году Флемми обманул руководителя ФБР Джима Ринга, отрицая свое и Балджера участие в накробизнесе. «Насколько я понимаю, он [Флемми] по меньшей мере участвовал… в вымогательстве денег у наркодилеров», – заявил Вольф 2 сентября 1998 года.

Но Коннолли не сдавался. Он сыграл ключевую роль в создании мифа и теперь крепко за него держался. «Видите ли, я никогда не видел никаких доказательств того, что они были хоть каким-то образом втянуты в дела с наркотиками», – бравировал он в 1998 году, через шесть недель после заявления Вольфа в суде. И плевать на свидетельские показания, доказательства, данные федерального судьи. «Я имею в виду – связываться с наркодилерами, брать с них плату; да они же низшая форма животной жизни! Парни вроде Флемми или Балджера никогда не опустятся до того, чтобы иметь с такими дело».

Отрицание – наше все.

Бергерон вскоре обнаружил еще одно основание для ареста Балджера и Флемми. Он считал, что из-за них потерял многообещающего информанта. Все началось воскресным вечером в начале октября 1984 года, когда детектив получил сообщение, что ему необходимо поспешить в участок. Он приехал и узнал, что копы Куинси доставили туда тридцатидвухлетнего Джона Макинтайра, армейского ветерана, за которым тянулась цепочка незначительных нарушений закона. Его собирались допросить, поскольку он пытался вторгнуться в дом своей проживавшей отдельно жены. Запертый в одной из тесных, плохо освещенных камер, Макинтайр очень быстро разговорился, и сказанное им явно не входило в компетенцию патрульных полицейских. Он бессвязно болтал о марихуане, плавучих базах, незаконной торговле оружием и, что особенно шокировало, о «Вальгалле».

Рыболовецкий траулер «Вальгалла» вышел из Глостера, Массачусетс, 14 сентября, чтобы в течение нескольких недель ловить рыбу-меч. По крайней мере, такова была легенда. На самом деле траулер перевозил семь тонн оружия на кругленькую сумму в миллион долларов – 163 единицы огнестрельного оружия и несколько тысяч комплектов патронов, – предназначенного для ИРА в Северной Ирландии. За две сотни миль до побережья Ирландии «Вальгалла» встретилась с ирландским рыболовецким судном «Марита Энн». Оружие перегрузили, и вся операция вроде бы прошла успешно. Но ирландский военный флот получил наводку и перехватил «Мариту Энн» в море. Захват предназначенного ИРА арсенала стал главной темой первых страниц всех газет по обе стороны Атлантики.

Бергерон вызвал Берри, и они устроились с Макинтайром в кабинете главы детективов полицейского участка Куинси, включив магнитофон. Бергерон сидел как пригвожденный к месту, а с губ Макинтайра срывались имена некоторых из тех, на кого он давно нацелился. Джо Мюррей, крупный наркоторговец из Чарлстона; Патрик Ни из Саути, служивший посредником между Балджером и Мюрреем. Назвавшись членом «ячейки» Мюррея, Макинтайр описал несколько операций по контрабанде марихуаны. Он рассказывал, как за прошедшие пару лет группа Мюррея слилась с «организацией Южного Бостона», а это означало, что Ни теперь появлялся намного чаще, потому что «они хотели перетащить сюда несколько своих людей, чтобы те за всем приглядывали».