Текст книги "Черная месса"

Автор книги: Джерард О'Нил

Соавторы: Дик Лер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Мафиози постоянно говорили о своих связях с гангстерами из «Уинтер-Хилл», но федеральные агенты притворялись глухими, оставляя эти свидетельства без внимания. Записи электронного наблюдения использовались исключительно для сбора доказательной базы против коза ностра. ФБР удалось привлечь к суду и отправить за решетку пару десятков мафиози, включая всех братьев Анджуло и Джейсона, сына Джерри. Однако единственное, что предпринял Коннолли в отношении гангстеров после завершения операции на Принс-стрит, – сообщил Балджеру, что опасность миновала: дорога открыта, можно возвращаться к привычной жизни.

Несмотря на блестящий успех операции, руководитель отдела Джон Моррис походил на пилота, ведущего самолет вслепую. Сияние дела Анджуло немного разогнало мглу, но бортовой компас вышел из строя. После благополучного окончания эпопеи на Принс-стрит Моррис устроил небольшое «семейное» торжество с Балджером и Флемми в номере бостонского отеля «Колоннада». Балджер принес на встречу две бутылки вина для друга Винцо. В следующие два часа Балджер с Флемми выпили по бокалу, не более, остальное прикончил Моррис.

Изрядно накачавшись, федеральный агент включил информаторам запись прослушки с разговором Анджуло и Дзаннино. Мафиози говорили, что надо бы разобраться с излишне разговорчивой подружкой Ники Джизо, поскольку та весьма опрометчиво болтала об одном из подручных Анджуло, который убил и расчленил кое-кого в Норт-Энде.

Конечно, Джон Моррис только что завершил масштабную операцию. Более сорока агентов под его руководством круглосуточно, семь дней в неделю вели электронное наблюдение. Ежедневно на протяжении четырех месяцев Моррису приходилось принимать ответственные решения. Операция «Бостар» уничтожила преступный клан Анджуло. Моррис надеялся, что блистательный триумф принесет ему должность главы отделения ФБР в одном из крупных городов. Но успехам сопутствовал распад, звезда Морриса уже катилась к закату. Вечер, проведенный в номере отеля «Колоннада», – красноречивое свидетельство медленно приближавшегося краха. Моррис осушил более двух бутылок вина и пошатываясь вышел из отеля, забыв в номере служебный материал – запись особой секретности, которую с гордостью демонстрировал гангстерам. Позднее Флемми вспомнил о забытой пленке и сам забрал ее из номера.

Хотя точка невозврата была пройдена много раньше, конец этого вечера, пожалуй, наиболее ярко показывает, сколь искусно Балджер поменялся ролями со своим куратором и как далеко зашла тяжелая болезнь, поразившая ФБР. Захмелевшего Морриса в его собственной машине доставил домой Уайти Балджер. Флемми следовал за ними в черном «шевроле». Возможно, Моррис с Коннолли когда-то воображали, будто им принадлежит главенствующая роль в отношениях с гангстерами, но они, как и все бюро, оказались лишь подвыпившими пассажирами на заднем сиденье. За рулем сидел Балджер.

В Бостоне настала полночь.

Глава 9. Роскошное угощение, отменное вино и грязные деньги

Джон Коннолли и Джон Моррис стали верными оруженосцами Балджера в ФБР.

Для грозной и могущественной бостонской четверки – Коннолли, Моррис, Балджер и Флемми – наступила пора единодушия и взаимопонимания, стерлись границы между хорошими и плохими парнями.

Впрочем, возможно, границы эти всегда были размытыми. Флемми замечал, что Коннолли с Уайти Балджером связывают особые тесные узы. Разумеется, оба выросли в Южном Бостоне, но к их отношениям примешивалось и нечто иное, похожее на близость отца с сыном. Флемми ничего не имел против, ему по-своему нравился Коннолли. «Этот парень с характером», – говорил он о нагловатом агенте. Балджер с Флемми прониклись симпатией и к Моррису. Коннолли поспешил сообщить шефу приятную новость. «Ты нравишься этим ребятам, они все для тебя сделают, – объявил он, как рассказал позднее Моррис. – Если тебе что-то понадобится, только дай знать, и они помогут».

Агенты и гангстеры образовали «общество взаимного восхваления».

И все же Моррис продолжал завидовать надменной самоуверенности Коннолли, его связям и влиянию. Казалось, у агента есть приятели повсюду. Коннолли не ходил в любимчиках ни у Сархатта, ни у его преемника Джеймса Гринлифа, возглавившего бостонское отделение в конце 1982 года, однако тесно дружил со многими коллегами из отдела по борьбе с организованной преступностью, как и с руководством других отделов. Ник Джантурко, к примеру, отзывался о нем с нескрываемым восхищением: «Он безусловно лучше всех в бюро работал с осведомителями, никто не мог с ним сравниться». А главное, Коннолли поддерживал отношения с ведущими агентами ФБР, своими бывшими нью-йоркскими коллегами, занимавшими теперь солидные посты в Главном управлении бюро, большей частью в Управлении криминальных расследований. Джон Моррис хорошо понимал, что друзья Коннолли в Вашингтоне «способны оказать влияние» на его карьеру и судьбу.

Вдобавок не следовало забывать и о Билли Балджере, ставшем самым могущественным и грозным политиком в Массачусетсе, с тех пор как в 1978 году его избрали председателем сената штата. Коннолли пригласил Морриса на встречу с Биллом Балджером, и на специального агента произвела впечатление легкость в обращении старых приятелей: «Похоже, он знал множество политиков».

Коннолли нравилось хвастать влиятельными знакомствами, вспоминал впоследствии Моррис. Агенты порой разговаривали о будущем, о жизни после выхода в отставку, и Коннолли всякий раз упоминал о своих обширных связях, подчеркивая, что «найти приличную работу не составит труда, кругом масса блестящих возможностей». Бесчисленные друзья по всему городу и в бюро были для Коннолли надежным капиталом.

Моррис внимательно слушал излияния своего приятеля. Он тоже отличался честолюбием и жаждал создать себе имя. Но Коннолли, похоже, обладал всем, о чем его начальник мог лишь мечтать. Самолюбивый Моррис завидовал легкости, с которой дерзкий агент перекладывал собственные проблемы на плечи других. Он видел в Коннолли ловкого манипулятора и все же признавал: «Для меня было важно, что я ему нравился».

В то время оба хватких агента могли считать себя счастливцами, дела у них складывались превосходно. Коннолли подправил материалы следствия, а Моррис его прикрыл. Вдвоем им удалось отбить атаку на Балджера и Флемми, начавшуюся в конце 1980 года и продолжившуюся в 1981, – проверку целесообразности дальнейшего негласного сотрудничества. Они проявили чудеса изворотливости, удерживая Сархатта на безопасном расстоянии и умело пользуясь лазейками в правилах работы ФБР с информаторами.

Казалось, Коннолли вполне был доволен жизнью.

Обычно куратор ФБР работает обособленно, в своего рода изоляции – это часть защиты конфиденциальности источника. Как правило, Коннолли приходил на встречи с Балджером и Флемми один. Чаще всего они встречались в чьей-нибудь квартире, а в хорошую погоду – в районе Олд-Харбор, где выросли Джон с Уайти, или же на пляже Сэвин-Хилл, а бывало, и на крошечном полуострове Касл-Айленд – самой восточной точке Южного Бостона, в старой крепости времен войны за независимость.

Однако в отделе по борьбе с организованной преступностью едва ли не все знали, что осведомитель Коннолли – не кто иной, как легендарный Балджер, и, похоже, куратору это нравилось. Помимо Морриса и Джантурко, в избранный круг посвященных входили агенты Эд Куинн, Майк Бакли и Джек Клоэрти. Слухи бродили даже за пределами отдела. Казалось, Коннолли хотел, чтобы о его триумфе узнало как можно больше коллег из ФБР. Он рисовался перед публикой.

«У меня есть двое знакомых, с которыми тебе, возможно, захочется встретиться», – сказал он как-то в бюро Джону Ньютону, новичку, переведенному в Бостон в 1980 году. Молодой агент, как многие начинающие, выполнял мелкие поручения и занимался в основном проверкой сведений о лицах, принимаемых на работу в правительственные учреждения. Огромная дистанция отделяла его от агентов из вожделенного гангстерского отдела, небожителей вроде Коннолли. Подыскивая жилье, Ньютон по совету знакомых обратился к Джону Коннолли, и тот помог ему найти квартиру в Южном Бостоне. Агенты подружились. Коннолли узнал, что до прихода в ФБР Ньютон служил в войсках специального назначения.

«Похоже, Джона это заинтересовало, – вспоминал позднее Ньютон. – Он сказал, что у него есть два осведомителя, Джимми Балджер и Стиви Флемми, интересные парни». Зная об армейском прошлом Флемми, Коннолли решил, что у них с Ньютоном, возможно, «найдется много общего».

Он спросил бывшего десантника, не хочет ли тот присоединиться к ним, и Ньютон подумал: «Почему бы и нет».

Договорились встретиться у Уайти около полуночи. Ньютон приехал вместе с Коннолли, который знал Саути как свои пять пальцев и мог бы вести машину с закрытыми глазами. Наверное, куратор по пути разглагольствовал о том, насколько ценен Балджер для бюро, быть может, даже описывал волнующее рандеву на Уолластон-Бич. О вербовке Балджера в ФБР ходили легенды, Коннолли нравилось подчеркивать, что соглашение с бесценным источником – исключительно его заслуга.

Коннолли остановил машину в нескольких кварталах от квартиры, в которую переехал Балджер после смерти матери. Оказавшись в доме Уайти, Ньютон первый час просидел молча, пока трое друзей беседовали о делах – в основном о братьях Анджуло. Затем, по словам Ньютона, все четверо «просто разговаривали об армейской службе и тому подобном». Они откупорили бутылку вина. Выпили все, включая Уайти. Это означало, что тот чувствовал себя совершенно свободно.

Эта дружеская пирушка стала первой в длинной череде других, когда Ньютон приходил на встречу куратора с обоими информаторами. Так Коннолли понемногу расширял свой круг.

К тому времени ведущий агент ФБР уже переехал обратно в старый район. В 1980 году он купил дом 48 по Томас-Парк на вершине одного из холмов Саути, в квартале куда более престижном, нежели Олд-Харбор. Два столетия назад эти открытые всем ветрам высоты, поросшие густой сочной травой, служили пастбищем. Но со временем все окрестные улицы обросли тесными рядами малоэтажек и домиков с гонтовыми крышами. Строения стояли плотной стеной, цепляясь друг за дружку, как и их обитатели – сплоченная община американцев ирландского происхождения. Новый дом агента ФБР находился напротив средней школы Южного Бостона, которая несколькими годами ранее оказалась на переднем крае войны, развернувшейся из-за решения федерального суда о принудительных перевозках учащихся.

Коннолли работал в основном по ночам. Обычно Балджер приходил к нему на тайные встречи далеко за полночь, когда весь Бостон уже спал. Иногда Коннолли случалось даже задремать на диване перед включенным телевизором. Он оставлял для Балджера и Флемми дверь незапертой; гангстеры свободно входили, чувствуя себя как дома.

Коннолли был рад их обществу. В сорок с небольшим он стал наконец официально свободен. В январе 1982 года его жена после четырех лет жизни порознь подала на развод, ссылаясь на то, что «брак непоправимо распался». Марианна, дипломированная медсестра, сама зарабатывала себе на жизнь. Супруги уже давно поделили имущество, детей у них не было, и развод стал простой формальностью, благополучно завершившейся несколько месяцев спустя. В бюро Коннолли считался дамским угодником и волокитой. Подобно Балджеру и Флемми, он оказывал явное предпочтение женщинам помоложе. Внимание агента-фанфарона привлекла двадцатитрехлетняя стенографистка из его офиса, Элизабет Л. Мур, – и парочка начала встречаться. Вскоре они отправились вместе отдыхать на Кейп-Код, на Нижний мыс, в Брюстер, где Коннолли приобрел кондоминиум ценой в восемьдесят тысяч долларов, осуществив заветную мечту многих бостонцев.

Моррис завидовал счастливой паре. Его собственный брак тоже безнадежно рухнул, и специальный агент исходил желчью, видя, как Коннолли свободно разгуливает по городу с новой юной подружкой, тогда как ему самому приходится прятать свою любовницу Дебби Ноузуорти, сотрудницу секретариата ФБР, работавшую непосредственно на Морриса и его отдел. Адюльтер спецагента давно стал в бостонском отделении секретом полишинеля, но вынужденная ложь изнутри пожирала Морриса. Впрочем, довольно скоро этот мутный ручеек сменился потоком, и супружеская неверность стала лишь каплей в море.

Хотя Моррис с Коннолли ловко отвели удар Сархатта, устроившего проверку благонадежности информаторов, они больше не желали рисковать. Им хотелось заручиться гарантиями, что впредь никто не заинтересуется их тесной связью с Балджером и Флемми. Но для осуществления этого плана пришлось бы пренебречь высокими принципами, заложенными в основу свода предписаний ФБР о работе с негласными источниками. Оба комбинатора решили воспользоваться фундаментальным противоречием в этих правилах. Должностные инструкции призывали агентов собирать информацию, привлекая к сотрудничеству гангстеров вроде Балджера и Флемми. Однако сделка становилась возможной лишь при условии, что осведомители будут пользоваться определенной свободой.

В то же время было неясно, где проходят границы этой свободы. Насколько терпимо бюро к преступной деятельности источника? Теоретически всякое соглашение предполагает некие установленные рамки. Руководству ФБР и кураторам предписывалось строго контролировать каждый шаг своих информаторов. Суть надзора сводилась к соблюдению баланса между ценностью поставляемой источником информации и тяжестью совершаемых им правонарушений. Хитроумная политика бостонских агентов заключалась в ловком манипулировании чашами весов, а если кто-то в местном отделении и был способен искусно управлять руководством, так это Коннолли и его начальник – с тактической точки зрения они занимали идеальную позицию.

Коннолли и Моррис уже поднаторели в подобных мистификациях. Они принялись кропать отчеты, смягчая теневую сторону жизни своих «подопечных» и преувеличивая их заслуги перед ФБР. Автором героических летописей выступал Коннолли, а Моррис их подписывал, добавляя собственный комментарий. Подчинив своему влиянию всю структуру управления ФБР, они контролировали каждое звено и неустанно подбрасывали в топку дрова, не давая пламени погаснуть. Ирландцы из Южного Бостона издавна слыли великими выдумщиками и замечательными рассказчиками. Фабрикуя досье Балджера, истинный сын Саути, Джон Коннолли показал себя вдохновенным сочинителем небылиц. Джон Моррис тоже неплохо выступал в этом жанре.

Не стесняясь в средствах, агенты прибегали и к откровенной лжи.

В конце семидесятых, когда доверие ФБР к Балджеру и Флемми пошатнулось, Моррис продемонстрировал чудеса изворотливости, состряпав фальшивые рапорты о роли Балджера в деле о мошенничестве на скачках. Он доложил начальству, что все контакты с Балджером прекращены, тогда как в действительности Коннолли регулярно виделся с осведомителем. Позднее, во время внутреннего расследования возможной утечки информации о провалившейся полицейской операции на Ланкастер-стрит, Моррис направлял Сархатту лживые служебные записки. В свою очередь, Коннолли, стремясь соблюсти предписания ФБР, строчил поддельные отчеты, как впоследствии признал его начальник. К примеру, куратор описал профилактическую беседу с Балджером и Флемми, которую якобы провели они с Моррисом в строгом соответствии с инструкцией, предписывающей ежегодно сообщать информаторам о предупреждениях и разъяснять основные принципы негласного сотрудничества. В деле появился подробный протокол мероприятия с указанием времени и даты, однако годы спустя Моррис заявил: «Я не верю, что подобная встреча имела место».

Более искусные действия предпринимались для сокрытия размаха преступлений Балджера. Важно было не столько слегка обелить его в глазах бюро, сколько соблюсти директивы ФБР с требованиями строгого пресечения всякой «несанкционированной» противозаконной деятельности. Кураторы точно рассчитали: если удастся представить все обвинения в адрес осведомителя как необоснованные, жалобы на него объявить сомнительными, а слухи о нем туманными, то у ФБР не будет достаточного повода для расследования. Тогда Моррис с Коннолли смогут и впредь делать вид, будто следуют служебным инструкциям, уверяя начальство, что стоит им получить сигнал, подтвержденный убедительными доводами, и они немедленно примут необходимые меры – исполнят долг любой ценой.

Но каким-то непостижимым образом все свидетельства виновности Балджера и Флемми неизменно рассыпались в пыль. Коннолли пользовался старыми проверенными приемами, к которым прибегал прежде, в истории с торговыми автоматами, когда владельцы компании обратились в бюро в поисках защиты от рэкетиров, силой вытеснивших их с рынка, и в случае с Фрэнсисом Грином, внезапно отказавшимся от обвинений в вымогательстве, после того как дело передали в ФБР.

В начале 1980-х годов комбинаторы столкнулись с новыми осложнениями. Криминальная империя Балджера и Флемми разрасталась, обретая все бо́льшую мощь. Другие агенты узнавали о ней от своих негласных источников. Так, один информатор сообщил, что гангстеры прибрали к рукам весь игорный бизнес в пригородах Бостона. В начале 1981 года другой осведомитель доложил, что «Джеймс Балджер, он же Уайти, известный грабитель банков, пытается теперь вкладывать полученные от ограблений деньги в азартные игры».

Но информация, поступившая позднее, открыла новую страницу в пухлом деле гангстеров. До Морриса впервые дошли сведения о том, что Балджер заполучил долю в торговле кокаином. Этот наркотик, весьма популярный в начале восьмидесятых, приносил теневым дельцам баснословные прибыли. Как выяснилось, в этом отношении Южный Бостон ничем не отличался от других районов города: по всему Бродвею бойко торговали порошком, несмотря на хваленую репутацию Балджера – пламенного защитника родного района. Уайти продолжал называть себя противником наркотиков, но подростки с исколотыми венами, нюхавшие «кокс» в переулках Саути, думали иначе. Они не имели дела с Балджером лично и видели его редко, если вообще встречали, но каждый знал, что без его благословения «товара» не будет. Оседлав новую, набирающую мощь волну, Уайти стал кокаиновым королем Южного Бостона.

В феврале 1981 года некий осведомитель рассказал одному из агентов Морриса, что Брайан Халлоран, бостонский бандит, «толкает кокаин для Уайти Балджера и Стиви Флемми». Халлорана связывали давние отношения с обоими, но чаще он имел дело с Флемми. Обычно гангстер сопровождал Стиви и нередко заменял Ники Фемиа, приезжая заранее в клуб или на место встречи, чтобы осмотреться и убедиться, что безопасности хозяина ничто не угрожает. Месяц спустя другой информатор показал, что Брайан Халлоран торгует кокаином для криминальных боссов. «Ник Фемиа тоже в деле, он собирает мзду примерно с тридцати наркодилеров. В городе ходят слухи, что каждый торговец коксом должен платить долю Балджеру и Флемми, если не хочет, чтобы его вышибли с улицы».

В июне 1982 года еще один источник уведомил ФБР, что некий гангстер из Южного Бостона, владелец бара, промышляет ростовщичеством и торговлей наркотиками: «Говорят, он зашибает пять тысяч в неделю, сбывая наркоту, и платит Уайти Балджеру огромный процент за право вести дела».

Когда эти отчеты легли на стол Моррису, он их просмотрел, завизировал и отправил на самую дальнюю полку картотеки. Обычно документы ФБР, в которых содержатся обвинения в правонарушениях, помечаются именем фигуранта, с тем чтобы другие агенты могли отыскать нужную информацию в следственном архиве. Но Моррис нередко саботировал служебные предписания, не проставляя на обличительных отчетах соответствующий код, что существенно затрудняло, а то и вовсе делало невозможным их поиск. Этот маневр фактически позволял прятать концы в воду. Полиция штата установила связи Балджера с крупными наркоторговцами, а показания негласных источников ФБР подтвердили эту информацию, однако Моррис оставил тревожные сигналы без внимания. Он и не подумал провести проверку или направить рапорт руководству. Глава отдела предпочел убрать опасные документы подальше.

С глаз долой – из сердца вон.

Пока Моррис выступал в роли регулировщика, помахивая жезлом на посту руководителя отдела, Коннолли старательно пополнял пухлое досье Балджера ловко состряпанными отчетами. В начале 1983 года после полицейской облавы на товарном складе в Южном Бостоне, где нашли партию марихуаны, Коннолли подшил к делу заявление Уайти, «возмущенного» действиями наркоторговцев, которые посмели «хранить траву в его районе». Во всех документах Коннолли неизменно изображал гангстера убежденным противником наркотиков, поддерживая миф, созданный самим Балджером.

По очевидным причинам Коннолли считался в бюро экспертом по гангстерам из Южного Бостона, эдаким «балджероведом». Если кому-то из агентов требовалось уточнить ту или иную подробность персонального дела Уайти, его отсылали к Джону Коннолли, причем рекомендовал «специалиста» чаще всего Моррис. «Какое место занимает Уайти в преступной иерархии?» – «Поговорите с Коннолли». – «Уайти и наркотики?» – «Спросите у Коннолли».

Многие отчеты о Балджере были чистым вымыслом, Коннолли достиг в этом искусстве известного мастерства. Часто, взяв тусклый кусок руды с крупицами информации о Балджере, он превращал его в блестящий золотой слиток. К примеру, в докладе Сархатту он упомянул о помощи, которую Балджер оказал ФБР в деле об ограблении банка в Медфорде, штат Массачусетс, в День поминовения 1980 года. Коннолли провозгласил Уайти «главным источником», сообщившим имена грабителей. Однако это не соответствовало действительности. Имена подозреваемых стали известны на следующее утро после ограбления благодаря звонкам в полицию и показаниям других осведомителей. «Честно говоря, я получил информацию не от Уайти Балджера», – признался начальник городского управления полиции Медфорда, Джейк Китинг, говоря о полученной наводке. Потребовалось несколько лет, чтобы привлечь грабителей к суду, но их имена, по словам Китинга, «ни для кого не составляли секрета».

Коннолли приписал Балджеру в заслугу и раскрытие убийства. Пока Уайти не протянул руку помощи, уверял агент в служебной записке, у ФБР не было «ни малейшей зацепки» в деле Джозефа Барбозы Барона, гангстера, ставшего ключевым свидетелем обвинения. Барона застрелили в Сан-Франциско. В своем рапорте Коннолли заявил, что три месяца спустя после убийства Балджер указал, кто совершил преступление – некий бандит по имени Джимми Чалмас. На самом деле о роли Чалмаса стало известно задолго до того, как Уайти заговорил о нем. Тот с самого начала считался главным подозреваемым. Барона застрелили возле дома Чалмаса. Детективы городской уголовной полиции допрашивали гангстера в вечер убийства. Возможно, получив от Балджера наводку, федеральные агенты взяли наконец Чалмаса в оборот, но все нити расследования вели к нему и прежде. Разумеется, в отчетах Коннолли ни словом не упомянул об этом. Сархатту, проводившему внутреннее расследование благонадежности Балджера, следовало бы копнуть глубже и навести справки о деле Барона, но тот удовольствовался рапортами Коннолли. Теоретически глава отделения должен был убедиться, что может доверять информации, поступавшей от его ведущего агента. Однако на практике Сархатт предпочел принять сторону Коннолли, который со всем пылом и рвением отстаивал интересы Балджера.

Агент знал, как задеть чувствительную струнку начальника. Он сообщил Сархатту, что в конце 1970-х годов Балджер спас жизнь двум агентам ФБР под прикрытием, задействованным в двух различных операциях. Пожалуй, это самое любопытное из заявлений Коннолли, отчасти потому, что тот не мог предъявить никаких документальных подтверждений своей легенды. За годы кураторства агент написал сотни так называемых «отчетов по форме 209», протоколируя информацию, поступавшую от Балджера. Некоторые из них содержали действительно ценные сведения, к примеру доклады о важных встречах «коза ностра», на которых обсуждались дальнейшие планы мафиози. Другие, курьезные, со всевозможными байками вроде подробного рассказа о вспышке гнева Дзаннино, не представляли особого интереса для бюро. Если жизни агентов и вправду висели на волоске, и лишь вмешательство Балджера помогло избежать трагедии, как вышло, что Коннолли не удосужился своевременно упомянуть об этом в отчете? История казалась несколько странной, а точнее сказать – невероятной. Позднее, объясняя досадное упущение, агент настаивал, будто в составлении письменного рапорта не было необходимости. Моррис же возражал, что протоколировать подобные свидетельства – стандартная процедура, принятая в ФБР.

Первым из двух героических подвигов Балджера Коннолли назвал старое дело об ограблениях грузовиков – операцию «Лобстер». В служебной записке Сархатту он изложил приукрашенную версию событий 1978 года, подчеркнув, что сообщение Балджера позволило ФБР «принять меры по обеспечению безопасности специального агента Николаса Д. Джантурко». В следующем рапорте Коннолли напомнил шефу о бесценном вкладе Уайти, добавив, что источник передал информацию, стремясь защитить сотрудников ФБР, хотя при этом «подверг серьезному риску» собственную жизнь.

В дальнейшем рассказ Коннолли о доблести гангстеров претерпел некоторые изменения. «Они спасли жизнь одному из моих друзей», – любил говорить агент. Он мог рассчитывать на поддержку Джантурко… до известной степени. Тот подтвердил, что Коннолли позвонил ему и посоветовал не ходить на встречу с налетчиками: «Джон сказал, они собираются меня убить». Однако на прямой вопрос, считает ли он, что обязан жизнью Балджеру и Флемми, Джантурко отвечал уклончиво: «Я был рад, что мистер Балджер и мистер Флемми предостерегли меня». Он не спешил приписать собственное спасение в заслугу Уайти. Что же до Флемми, тот и вовсе разрушил красивую легенду Коннолли, назвав позднее сведения, переданные Балджером, «случайным слушком» о возможном вымогательстве, но не о планируемом убийстве.

Весьма примечательно, что впоследствии полицейские офицеры, принимавшие участие в операции «Лобстер», не смогли припомнить, чтобы Джантурко когда-либо грозила смертельная опасность. «Покушение на жизнь федерального агента? Такое едва ли забудешь», – сказали они. В ответ на сигнал о готовившемся убийстве неизбежно последовал бы приказ привести опергруппу в состояние повышенной боевой готовности, вдобавок в материалах дела остались бы соответствующие документы, а не служебная записка Коннолли, составленная два года спустя.

«Если бы нечто подобное тому, о чем говорит Коннолли, действительно произошло, – заявил полицейский Боб Лонг, участвовавший в операции «Лобстер», – трудно поверить, что тот не предупредил бы непосредственных руководителей Джантурко, отвечавших за безопасность агента под прикрытием. Если к вам поступила информация, что кто-то собирается убить федерального агента, разве вам не захочется проследить дальнейшие действия подозреваемых? Пусть первая попытка не удалась, за ней может последовать вторая, успешная. Преступник не успокоится, пока не достигнет цели». Ни за одним из грабителей грузовиков убийств не числилось. Полицейским слабо верилось, что на Джантурко готовилось покушение.

Цветистые россказни Коннолли защитили Балджера от служебного расследования, а нескончаемый поток записок, рапортов и отчетов добавил глянца к светлому образу двух гангстеров, сложившемуся в бюро стараниями куратора и его начальника. Моррис в совершенстве овладел искусством притворства и обмана, этот предмет давно занимал его мысли. У себя в кабинете он держал экземпляр книги «Ложь: нравственный выбор в общественной и частной жизни». Он наткнулся на томик Сисселы Бок, готовясь к экзамену по этике в магистратуре Северо-Восточного университета. Книга, полная сложных философских рассуждений, не походила на практическое руководство для лжецов, однако Морриса она заинтересовала. Он всегда держал ее под рукой, делая пометки на полях и подчеркивая некоторые абзацы. Занимаясь фальсификациями на пару с Коннолли и помогая подельнику морочить руководство ФБР, Моррис частенько обращался к главам: «Ложь в критических обстоятельствах», «Ложь в защиту коллег и клиентов» и «Оправдание лжи».

В начале 1980-х годов агенты не только строчили фальшивые отчеты, но и наслаждались изысканной домашней кухней в кругу друзей. Памятный праздничный обед 1979 года в доме Морриса в Лексингтоне по случаю благополучного исхода дела о мошенничестве на скачках стал первым пробным шагом. С тех пор Моррис нередко устраивал подобные пирушки. Джантурко тоже принимал дорогих гостей в своем загородном доме в Пибоди, к северу от Бостона. Не отставал от них и Флемми, заставляя мать готовить блюда итальянской кухни для Балджера, Морриса, Коннолли, Джантурко и других агентов. Свои первые дела Стиви затевал в отцовском доме, в бостонском районе Маттапан, но к началу 1980-х годов его родители переехали в Южный Бостон, и соседом их стал не кто иной, как Билли Балджер. (Дома стояли друг напротив друга, через улицу.) Флемми закатывал вечеринки в двух шагах от самого влиятельного политика Массачусетса. Вместе с Уайти он превратил дом своей матери в склад оружия. В садовом сарае, где домовладельцы, как правило, держат газонокосилки, гангстеры устроили небольшой арсенал. В потайном хранилище в глубине сарая за фальшивой стеной они держали пистолеты, винтовки, автоматы, дробовики, боеприпасы всех калибров и даже взрывные устройства.

За угощением и выпивкой стиралась грань между развлечениями и делами. Джон Коннолли неизменно выступал в роли распорядителя, договариваясь о времени и месте пирушки, а также о составе гостей. «Я никогда этим не занимался, – признался впоследствии Моррис, хотя дружеская компания часто собиралась в его доме. – Я не знал, как с ними связаться». Коннолли суетился, стараясь угодить дорогим гостям. Уговорив Морриса и Джантурко радушно распахнуть свои двери перед гангстерами, он желал убедиться, что коллеги не ударят в грязь лицом. Коннолли не хотел, чтобы агенты ФБР обращались с Уайти Балджером и Стиви Флемми как с «простыми стукачами», вспоминал позднее Моррис. Гангстерам следовало оказывать «особое уважение», которого те заслуживали.

Хотя правила ФБР категорически запрещали агентам поддерживать неформальные отношения с осведомителями, Коннолли предложил (а Моррис охотно принял) рациональное объяснение, почему устав можно нарушить. По словам Морриса, Балджера Флемми «слишком хорошо знали в криминальном мире, и найти безопасное место для встречи было не так уж легко. Проводить беседы в номере отеля, как это обычно делается, Коннолли не хотел. Он предпочитал более непринужденную, приятную, расслабляющую атмосферу, а выбирать особо не приходилось». Так Моррис согласился принимать гангстеров у себя.