Текст книги "Ночь и город"

Автор книги: Джералд Фрэнк Керш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Послушай-ка, юноша! – сказал Фиглер. – Ты мне уже порядком надоел. Только и твердишь: «наличные, наличные, наличные». Деловой человек не ходит по улицам с карманами, набитыми деньгами! Чем плох мой чек? Да и зачем мне наличные? По-твоему, бизнес – это скачки? Здесь все основано на доверии. Весь мир основан на доверии!

– Ладно, ладно, ладно!.. Слушай, Фиглер, я осматривал помещения и нашел одно классное место на Риджент-стрит…

– Риджент-стрит! Тьфу! Слушай меня. На Бристоль-сквер сдается шикарный подвал, тридцать шиллингов в неделю. Они согласны на двадцать пять. Вместе с ванной. Что еще тебе надо?

– А ванная с душем?

– Я могу приладить резиновый шланг всего за семь…

– Ладно. Еще я наведался сегодня к Смиту и взял у него каталог. Нам понадобятся маты, снаряды и прочее…

Фиглер разорвал каталог, даже не взглянув на него:

– Смит! Тьфу! Я могу достать точно такой же товар вдвое дешевле. И потом, чем плохи подержанные маты с новыми чехлами? Зачем тебе обязательно новые?

– А мебель…

– Предоставь это мне. Лучше побеспокойся о борцах.

– Я могу найти хороших парней по дешевке.

– Зал?

– Для начала снимем «Олимпию» в Марилебон.

– Персонал?

– Я говорил с ребятами. Никаких проблем. Слушай, а как мы себя назовем?

Фиглер пожал плечами – это его не заботило.

– Фабиан и Фиглер.

– Тьфу!

– Фиглер и Фабиан?

– Тьфу!

– Чемпионы Фабиана!

– Годится.

– Звучит неплохо, а? Чемпионы Фабиана. Клянусь Богом, – восторженно вскричал Фабиан, – звучит просто здорово!

– Ладно, пусть будет «Чемпионы Фабиана».

Мимо их столика прошла девушка.

– Эй, привет, Ви! – крикнул Фабиан.

– Привет, Гарри, – отозвалась она. Это была высокая, худая рыжая девушка в черном кружевном вечернем платье. Под густым слоем румян таилась мертвенная бледность лица ночной птички – бледность, порожденная затхлой атмосферой танцзала, насыщенная сизым табачным дымом и испарениями разгоряченных тел, где хриплые звуки джаза крадут румянец с женских щек. – Слушай! Слышал новую шуточку? – У нее был необычный, высокий голосок, щебечущий, как у птицы. – Тук-тук!

– Это кто? – спросил Фабиан.

– Конь в пальто.

– Кто?

– Конь в пальто, детка, приехал старый молоковоз!

– О-о-о! – простонал Фабиан. – Ладно, ты где сейчас работаешь?

– В «Серебристой лисе».

– Новый клуб?

– Миленькое местечко, Гарри. Приходи как-нибудь навестить меня. Хи-хи-хи!

– А кто владелец? – осведомился Фабиан.

– Фил Носсеросс.

– Оркестр ничего?

– Чудесный.

– А почем у них выпивка?

– Тридцать пять шиллингов за бутылку скотча.

– Грабеж! – возмутился Фабиан. – Ну, я, может, как-нибудь зайду. Дай-ка мне карточку.

Ви протянула ему карточку: «КЛУБ „СЕРЕБРИСТАЯ ЛИСА“, Лестер-Мьюз, Лестер-сквер».

– Просто скажи, что ищешь меня, Гарри.

– Хочешь, заглянем туда? – спросил Фабиан, вертя в руке карточку.

– Нет, спасибо.

– Ну, как тебе «Чемпионы Фабиана», а, Фиглер?

– Я уже тебе сказал. Сойдет.

– Ну а как насчет твоего имени?

Фиглер рассмеялся.

– Моего? Моего имени? Да ладно, забудь о моем имени.

– Надо заказать карточки. Боже мой! «Чемпионы Фабиана»! Черт, надо выпить.

– Грейпфрутовый сок, – сказал Фиглер.

– А ты, Ви?

– Джин с лаймом.

Анна Сибирь приняла заказ.

– Нет, а ты все-таки уверен, что не хочешь, чтобы твое имя было в названии? – спросил Фабиан.

– Пускай все лавры достанутся тебе, мне бы только увидеть деньги, – ответил Фиглер, потягивая грейпфрутовый сок со сдавленным бульканьем захлебывающегося человека. – Уф!.. Буль-буль!.. Ладно, мне пора. У меня был тяжелый день. Я устал. Жди меня здесь завтра в двенадцать, и мы вместе пойдем смотреть место.

– Половина двенадцатого! – воскликнула Ви, посмотрев на часы. – Мне пора на работу. Ты идешь, Гарри? Это и правда чудесное местечко.

– Нет, не сегодня! Я иду спать. Я тоже порядком вымотался. Завтра вечером, детка, сегодня никак.

Фиглер направился к станции метро «Лестер-сквер».

– До свиданья.

– До встречи, Фиглер.

С Крэнборн-стрит была видна площадь Лестер-сквер, чьи неоновые огни полыхали во тьме, словно диковинный багряный цветок на посеребренном стебле.

– Тук-тук, – сказала Ви.

– Кто там? – проговорил Фабиан с мученической гримасой.

– Агата.

– Какая Агата?

– Агата, которая знает, что тебя кое-кто надувает! Хи-хи-хи.

– Ладно, отвяжись! – проворчал Фабиан.

Они расстались.

Пробило час ночи. Потом два. Фабиан спал сном праведника, свернувшись калачиком в своей огненно-красной пижаме.

Три.

«Чемпионы…», – пробормотал он во сне.

– Ох… – вздохнула Зои, предаваясь печали, затерянной в тайных закоулках ее сознания.

Четыре.

Ночь была холодна, и луна не светила на небе. Только одна далекая голубая звездочка мерцала во мраке.

Так пускай же ее ледяной свет всегда освещает наш путь, путь одиноких странников, потерянных в этом бесприютном и жестоком мире.

Четыре.

Интерлюдия: человек и кошка

Из темного дверного проема небольшой лавчонки донесся глубокий, протяжный, вибрирующий звук, рожденный страстью, бушующей в самой глубине кошачьей души:

– Мяу! Уааа-яяяяу!.. Мяяяяу!.. Яу! Яу!..

Посреди улицы сидела невзрачная серая кошка с весьма надменным видом, а вокруг нее ходил кругами огромный толстый котище, черный, как сама ночь. Чуть поодаль понуро стоял маленький черный котик с белыми лапками.

– М-мяу? – предложил черный здоровяк.

Серая кошечка презрительно пожала плечами.

Маленький черно-белый котик тоже пустил пробный шар:

– Мрр-рау?

Серая кошечка принялась вылизывать подмышки.

– Кррр! – зашипел черный котище. Два кота вызывающе воззрились друг на друга.

– Кххчщ! – выругался черно-белый, замахиваясь правой лапой. Через секунду они уже катались по земле, сцепившись в один мохнатый клубок и неистово вопя. Грозно залаяли собаки, услыхав пронзительные вопли своих извечных врагов. Ночную тишину разом прорезал хор злобных голосов, захлебывающихся от ненависти. Собаки, просыпаясь, вторили друг другу, и их лай, словно круги по воде, разнесся на мили вокруг – по всему Городу, по всей земле. В ночи хорошо слышны даже легкие шорохи, а у собак, как известно, отменный слух; слепо вторя друг другу, собаки из Лендс-Энд, [13]13
  Мыс на юго-западной оконечности полуострова Корнуолл; крайняя юго-западная точка острова Великобритания.


[Закрыть]Дувра, Кардиффа, Барроу-ин-Фернесс, [14]14
  Город-порт на северо-западе Великобритании.


[Закрыть]Халла, [15]15
  Город на восточном побережье Англии.


[Закрыть]Глазго, из самых дальних деревушек на севере захлебывались лаем, и этот хриплый, надрывный лай перебудил людей по всей стране. Десятки тысяч мужчин вскакивали с постелей с криком: «Фу! Лежать!» Десятки тысяч женщин будили мужей, испуганно шепча: «Воры! Грабители!»

А серая кошечка неторопливо вылизывала животик.

Черный котик с белыми лапками с позором ретировался. Кот может в два счета расправиться с мышью, но он не в силах причинить особого вреда другому коту. Будь у них когти чуточку подлиннее, кошки давно бы уже вымерли; они орут от ненависти, едва не лопаются от ненависти. Они мечтают о том, чтобы рвать, кусать, царапать, уничтожать друг друга, но это им не по силам. Потому вся их злоба, вся ненависть выплескивается в зловещие, надрывные вопли – точь-в-точь как у старых деревенских сплетниц, распускающих грязные слухи.

Черный здоровяк вернулся к серой кошечке.

– Кррр-мр-рау?

– Ммм-мяу… – ответила она без особого энтузиазма. И легонько помахала хвостом. Черный котище бочком приблизился к ней…

– Мммяя-яяуу! Ммм-яяуу! – завыл черный кот. В его голосе звучала неподдельная боль.

Зачем котам это нужно? Ведь любовь для них – это не серенады при луне и не букеты роз. Половой орган кота похож на колючий ежик трубочиста: это всего лишь хирургический инструмент, с помощью которого происходит размножение. Кот проливает свою кровь в бесчисленных драках, теряет клочья шерсти, надрывается от крика – и все ради чего? Ради того, чтобы приблизиться к камере пыток.

Какой от этого толк? На свет нарождаются новые кошки.

А кому они нужны?

– Ооооуууу! – стонал черный кот. С другой стороны улицы его слушал черно-белый кот, дрожа от зависти и негодования.

Серая кошка задумчиво созерцала фонарный столб. Все эти страдания были ей глубоко безразличны. Что ей было известно о материнстве, о женственности? Она произвела на свет полсотни котят и благополучно забыла о них. Коты… Да, коты были еще ничего, но жестянка из-под сардинок была ей гораздо больше по вкусу…

– Ба! – Проходивший мимо полицейский направил на них свой фонарик и засмеялся. – А ну кыш!

Черный кот мигом удрал; серая кошечка не двинулась с места. Полицейский пошел дальше. Тогда чернобелый котик, изящно перебирая лапками, пересек улицу.

– Мм-мяуу? – осведомился он.

Серая кошечка ответила, на этот раз более благосклонно:

– Крррр….

Черно-белый кот издал протяжный одинокий вопль, похожий на плач расстроенной скрипки.

Серая кошечка зевнула с нескрываемой скукой. Какими монотонными и однообразными казались ей эти отчаянные вопли охваченных страстью самцов! Как они все были похожи…

Старик с котомкой доплелся, шаркая ногами, до входа в лавку и принялся исследовать содержимое мусорной корзины. Черно-белый кот убежал.

– Кис-кис-кис! – позвал старик.

Серая кошка сделала вид, что не знает его, и пошла своей дорогой. На Олд-Комптон-стрит она решилась на одну из своих маленьких хитростей. Она знала, что где-то здесь, поблизости, все еще бродят люди – повелители света и тьмы, огромные великаны, властелины рыбы и огня. Она зашла в кафе, меланхолично повесила голову и робко вопросила:

– Ммм… Мяу?

Дружеская рука погладила ее… Она замурлыкала. Потом вдруг та же самая рука с неожиданной жестокостью схватила ее за шкирку, и раздался голос:

– Я тебя предупреждала! Больше предупреждать не буду! Брысь!

Описав дугу, она вылетела из дверей кафе и, целая и невредимая, приземлилась на все четыре лапы. Встряхнулась и пошла дальше, на северо-запад.

Поистине, смутить эту кошку было невозможно.

Это была настоящая бродячая городская кошка, без стыда и без совести, верткая, как угорь, упругая, как мяч, упорная и ловкая, настырная и прилипчивая, как жевательная резинка, рожденная на свалке, среди жестянок из-под лосося и разбитых бутылок. Ее происхождение покрыто мраком неизвестности, завалено отбросами из мусорных ведер со времен египетских фараонов. В течение не одной сотни лет ее предки выживали в самых невероятных условиях: не раз их сбрасывали с лестницы и вышвыривали из дверей. Она, как никто другой, выучилась науке выживания. «Выживание превыше всего» – таков был девиз всей ее жизни. Она не была агрессивной, но ни один акробат не мог сравниться с ней в умении владеть собственным телом: казалось, что каждый его мускул был предназначен для того, чтобы красться, ползти, карабкаться и удирать. Она жила исключительно для себя – типичная Кошка, Гуляющая Сама По Себе, Вечная Изгнанница, презираемая в приличных домах. Где бы она ни появилась, ее присутствие распознавалось по запаху и пропаже еды, и ее тут же выгоняли прочь с проклятиями и пинками. Некоторые сердобольные граждане брали ее в дом и нарекали разными забавными именами, но в конце концов они все равно выгоняли ее под тем или иным предлогом. Она наотрез отказывалась ходить в туалет, рассматривая ящичек с песком, куда ее тыкали носом, или как одну из милых человеческих странностей, или как наказание.

Ей нравились хозяева, которые нарочно клали ноги на стулья, чтобы ей было удобно тереть о них спинку; люди, чья мебель была из добротного красного дерева, чтобы она могла точить о нее когти. Она не имела ничего против мышей, если таковые ей попадались, но у нее и в мыслях не было на них охотиться; время от времени она лакомилась канарейками, но их перышки вызывали у нее изжогу; она любила золотых рыбок, но только в качестве легкой закуски.

Охотиться на мышей? Нет уж, спасибо, дураков нет. Кругом и так полно еды. Город кишмя кишит людьми, и все они идиоты. Несчастные безумные создания – они выбрасывают еду! Еду нужно есть – всю, без остатка! Нельзя ничего выбрасывать. Выживание превыше всего! Мир – это кусок требухи. Великий Кот, который играет с этим миром, словно с клубком шерсти, создал человека, чтобы он давал кошкам тепло, молоко, куриные косточки и зажигал на небе солнце, чтобы они могли мурлыкать, греясь в его лучах… Ты – одна из Избранных Кисок Великого Кота.

В отдалении кошечка увидела красные сполохи. Ее нос уловил запах огня. Она пошла на этот запах. В конце Праймроуз-Хилл дорога поднималась вверх, огонь горел в жаровне ночного сторожа. Кошка потянула носом и прибавила шагу. Ее ноздри учуяли острый запах, а уши услышали потрескивание жарившейся на огне селедки.

Двое мужчин сидели у огня: один крупный, другой поменьше. Тот, что поменьше, был ночным сторожем. Жаря на сковородке селедку, он расспрашивал:

– Лет-то тебе сколько?

– Двадцать семь.

– А звать тебя как?

– Адам.

– А какую работу ты ищешь?

– Любую.

– А что, ремесло-то у тебя какое? Говоришь, что ищешь любую работу, но это ничего не значит, черт побери. Вот… А раньше ты чем занимался?

– Чем придется.

– Чистенькой работой, да?

– Всякой.

– Так кто ж ты все-таки по профессии? Вот ежели меня спросят: «Какая твоя профессия?», я отвечу: «Я ночной сторож». Ну, а как тебя…

– Ну, в общем, я скульптор.

– Это который статуи лепит, да?

– Точно.

– Ага, – ночной сторож с задумчивым видом перевернул селедку, – здесь вроде как никто этим не занимается. Знаю я одного парня, он кондитер, марципановые розочки делает, да такие красивые, что хоть в петлице их носи. Но… – Со сковородки брызнул жир, и огонь вспыхнул, на секунду осветив лицо Адама – скуластое, бледное от усталости, спокойное и отрешенное. Потом он снова угас, и стала видна только его квадратная нижняя челюсть, красная в отблесках пламени.

– Как насчет селедочки?

– Нет, спасибо, я не голоден. А вы ешьте.

– Не люблю есть один. Давай за компанию.

– Мне совсем не хочется есть, спасибо.

– Нос воротишь, да?

– Кто, я?!

– Тогда держи селедку. У меня их вон сколько.

– Я и одной не осилю.

Ночной сторож шлепнул селедку на толстенный ломоть хлеба и положил его Адаму на колено.

– Нечего нос воротить. Давай налегай.

– Ну… ладно. Спасибо.

– Ммя-яу? – пожаловалась кошка, – Мммр-рау?

– Чертовы твари, – проговорил сторож, бросая ей кусок рыбы. – Так ты, значит, скульптор, ага?

Адам кивнул с набитым ртом.

– Денежная работенка?

– Едва ли.

– Тогда зачем тебе этим заниматься?

– Ничего не могу с собою поделать.

Псст! Псст! – зашипел жир на сковородке, когда ночной сторож положил на нее еще две рыбины. Затем он заварил чай.

– Аррро-оу? – осторожно осведомилась кошка. Адам кинул ей обглоданную рыбью кость. Он съел всю рыбину без остатка, вместе с кожей.

– Чайку?

– Спасибо. Вы очень добры.

– Да ладно, чего там… Тебе бы поспать чуток. У тебя усталый вид.

– Мне не очень удавалось поспать в последнее время, – признался Адам.

– А что ты думаешь о миссис Симпсон и герцоге Виндзорском?

Адам зевнул.

– А почему я должен о них думать?

– Моя старуха проплакала ночь напролет, когда он отрекся. Услыхала об этом по радио. Он аж осип от горя…

– Вот как?

– Точно… Совсем осип. Они еще потом его вышучивали.

– Да, я кое-что слышал.

– Слушай, а ты где ночуешь-то?

– Нигде.

– А в Армию Спасения обращался?

– А ну ее к черту! – Адама разморило в тепле, и он начал клевать носом.

– Папироску сможешь скрутить? – Сторож протянул ему табакерку. – Бумажки внутри.

– Вы добрый человек, – сказал Адам, – я этого никогда не забуду.

– А, чего там, – отозвался сторож, – когда-нибудь я скажу: «Адам? Это который скульптор? Я его знаю. Однажды мы вместе ужинали».

Адам рассмеялся.

– Ты проедешь мимо на своем шикарном «Роллс-Ройсе» и даже не заметишь, как я тут буду жарить селедку на огне.

Адам улыбнулся и смущенно покачал головой. Лучший способ развеселить человека – сказать ему, что когда он разбогатеет, то забудет старых друзей.

– Ты что, всегда так поступаешь? – спросил Адам.

– Как я поступаю?

– Делишься едой и…

– Да я едок-то не ахти какой. Всегда могу поделиться своей селедкой. Девчонки из ночных клубов, что живут здесь, на площади, они частенько останавливаются по пути домой, чтобы погреться у огня. Бедные шлюшки!.. Ох!

– Что?

– Если ты ищешь работу, тут на Лестер-сквер есть одно место; называется «Серебристая лиса». Может, у них для тебя найдется какая-нибудь работенка. Попробуй, загляни туда.

– Спасибо, может, и загляну. Боже правый, вот и рассвет! – воскликнул Адам с явным облегчением.

– Мммяяяу! – возопила кошка.

– Ах ты обжора! – сказал сторож, бросая ей ошметки последней селедки. – Чертовы кошки, уж вы-то знаете, где раздобыть себе что-нибудь на ужин…

Небо понемногу светлело. Близилось утро. С приближением дня на боковых улочках началось оживление: лязганье тележек с молоком, шуршание велосипедных шин. Из-под земли доносился отдаленный грохот поездов, где-то кричал петух, воробьи весело щебетали на солнышке. Мало-помалу нарастал шум пробуждающегося Города, который в первых, робких лучах утреннего солнца приобретал совершенно новый вид. Уличные фонари поблекли, даже неистовые неоновые огни потускнели, сделавшись невзрачными и неприметными. Велик и могуществен дневной свет, велик и беспощаден, ибо он прогоняет ночь, рассеивая ее злые чары!

– Вот ведь как получается: если кошка с голоду подыхает, у тебя все внутри переворачивается. А ежели человек помирает с голоду, никому до этого дела нет… – вздохнул сторож.

Из ночных заведений выползали люди, ежась на свежем утреннем ветру. От ночного глянца не осталось и следа, он растаял, как сигаретный дым, остался лишь горький привкус утреннего похмелья, тупая головная боль, мучительная тошнота и запоздалые сожаления по поводу выброшенных на ветер денег и потраченного впустую времени.

– Кошка – она и есть кошка, – сказал Адам, – а человек – это все-таки человек.

Рассвело.

Книга вторая
Тысяча способов потерять себя

Глава 8

Хотя ночной клуб «Серебристая лиса» закрывался в половине четвертого, было уже около девяти, когда Ви вернулась домой. Ночной сторож ушел, в руках дорожных рабочих содрогались отбойные молотки. Ви остановилась и стала смотреть. Один из рабочих, маленький субтильный кокни, покрытый слоем грязи, заорал:

– Ба! Кого я вижу! Вы только поглядите! Герцогиня собственной персоной!

Гордо вскинув голову, Ви продолжила свой путь и вошла в дом. Прежде чем отправиться к себе в комнату, она постучала в соседнюю дверь и позвала:

– Хелен!

– Кто там?

– Это я.

– А, заходи.

Одетая в голубой пеньюар, Хелен стояла перед зеркалом, расчесывая жесткой щеткой свои густые каштановые волосы. Ее крепкие белые ноги были широко расставлены, она балансировала на носках. Шуршание щетки сопровождалось электрическим потрескиванием ее буйной шевелюры. Каждый раз, проводя щеткой по волосам, она опускалась на пятки, издавая короткое: «О!» – а затем снова поднималась на носки для следующего взмаха.

– Тук-тук! – прощебетала Ви.

– О!.. О!.. – Пеньюар туго натянулся на бедрах Хелен. От ее энергичных взмахов комната ходила ходуном.

– Что, паршивое настроение? – спросила Ви.

Хелен опустилась на пятки и стянула волосы узлом на затылке.

– Нет, – ответила она, – я это каждое утро делаю. Полезно для волос. – Она подтянула поясок халата и села. Ее темно-карие глаза, большие, широко расставленные, с любопытством уставились на Ви из-под густых черных бровей. Ви обессиленно упала на стул.

– У тебя избыток энергии, – вздохнула Ви, – тебе определенно нужен мужчина.

Хелен пожала плечами:

– Как дела, Ви?

– Ой, отлично! – воскликнула Ви. – Лучше не бывает! А как у тебя? Нашла что-нибудь?

Хелен показала пальцем на смятый номер «Дэйли Телеграф»:

– Ничего… Все не из той оперы. Если так пойдет дальше, придется устраиваться поварихой или еще кем-нибудь.

– Не будь дурой, – сказала Ви. – О Боже, ну и устала же я! Ну и ночка у меня была!

– Хорошо провела время?

– Ой, чудесно! Я была такая пьяная, что пыталась даже танцевать румбу с одним легавым с Оксфорд-стрит. Тебе смешно? Ничего смешного. А тут еще я встретила такого славного парня. Получила от него фунт и авторучку. Авторучку я подарила греческому мальчишке, который торгует арахисом у дверей клуба. Ему она больше нужна, чем мне. Ох, может, стоило подарить ее тебе, но я как-то не подумала… У тебя аспирин есть? Ой, слушай: я тут слышала чудесный анекдот про Маленькую Одри. Маленькая Одри говорит своей маме… Как там дальше? Как же там дальше? Ну ладно, проехали. Тот парень, о котором я тебе говорила, так вот, он хотел на мне жениться. Знаешь, что он сказал? Он сказал: «Поехали прямо сейчас в Дублин, там и поженимся». Поженимся, представляешь? Неужели, по-твоему, я такая дура, чтобы выйти замуж? Я!.. Хлопотать по дому! А тебе нравится ирландское виски? Я его терпеть не могу. Меня от него замутило, пришлось пойти в раздевалку и присесть. А тут зашел босс, и что он мне сказал, как ты думаешь? Я должна непременно рассказать тебе, прежде чем… Ну и ночка же у меня выдалась!.. А когда я пошла обратно, то чуть было не начала вальсировать со стойкой для зонтов. Представляешь? Тебе смешно? Ничего смешного… Да, ну и ночка у меня выдалась… Ой, пока не забыла: никогда не встречала такого славного парня. Что мне в нем больше всего понравилось, так это то, что он искренний. Терпеть не могу, когда парни мне говорят: «Ой, ты такая… Ой, ты сякая…» Ненавижу лесть. Так вот, этот парень мне говорит, слышишь: «Ты не то чтобы красивая, но ты определенно девушка с характером». Люблю, когда парень говорит со мной начистоту. А босс говорит: «От малышки Ви еще никто не уходил». Я себя не хвалю, но… Ой, слушай, что я хочу тебе сказать: мы пошли в молочный бар, и я то и дело ловила такси – просто чтобы доехать до туалета через дорогу – и давала водителю целый шиллинг на чай… О Господи…

Ви зевнула, широко раскрыв рот с бледными накрашенными губами; ее дыхание заметно отдавало алкоголем, словно из сосуда с обитателем кунсткамеры. Потом схватила свою сумочку и с тревогой воскликнула:

– Эй, минуточку! – Она вытряхнула содержимое сумочки на кровать – косметику, носовой платок, измазанный помадой, пилку для ногтей, белую от просыпавшейся пудры, какие-то серебряные побрякушки. – Пять, десять, одиннадцать… Боже, и это все? Прошлым вечером у меня была бумажка в один фунт и полкроны. Тот парень, который мне понравился, он мне ничего не дал. Он сказал: «Мне плевать, сколько я трачу, но я не привык бросать деньги на ветер!» Тогда я говорю: «А как же мое время? Я на тебя сегодня пять часов ухлопала». А он мне: «А я сегодня с тобой ухлопал шесть фунтов на сигареты и напитки». А я: «А как насчет вознаграждения?» А он: «Слушай, я не такой, как другие парни, которым девчонка нужна только для секса. Мне девчонка нужна не только для этого, мне нравятся девчонки с характером, личности. Вот так. Так что, – говорит, – поехали со мной в отель, и я дам тебе два фунта». Ну, когда он прикончил третью бутылку, то, понятное дело, отрубился. Ну, я видела, как он клал сдачу в жилетный карман, так что я вытащила ее оттуда: один фунт, два шиллинга и шесть пенсов. Потом швейцар вывел его на улицу. У него в кармане осталось только девять пенсов. Его запихнули в такси и сказали водителю: «Отвези его в Роуз-Гарденс, Эджвер, дом четырнадцать». И они укатили.

– Он что, там живет? – спросила Хелен.

– Да нет же, это была шутка! Он остановился в отеле «Паддинтон-Палас». Тебе смешно? Ничего смешного. Можешь себе представить, как он слоняется по Эджвер без единого пенни в кармане, чтобы заплатить за такси?.. Но почему, спрашивается, у меня осталось так мало денег? О-ой… слушай, знаешь, что я сделала? Бросила на дорогу целую пригоршню медяков – ну и звону было, когда они катились по мостовой! Дзинь-дзинь-дзинь! А потом меня вырвало. Боже, ну и ночка у меня выдалась…

– Чаю хочешь?

– Нет… Я, наверное, пойду в кино.

– Ты что, с ума сошла? – спросила Хелен, – ты сейчас ляжешь в постель.

– О-ох, да, верно. Так я и сделаю. Хотела попросить тебя зайти ко мне. Зайдешь? Где-нибудь часиков в пять.

– Ладно. Иди спать.

– Спокойной ночи. – Ви вышла из комнаты. Потом она снова вернулась и сказала:

– То есть, я хотела сказать, доброе утро!

– Доброе утро.

Ви прошла к себе в комнату и, не раздеваясь, упала на постель. Хелен вышла прогуляться.

В пять часов дня она постучалась в комнату Ви.

– О Господи Боже мой, ну заходи…

Комната Ви была самой маленькой в доме, настоящая каморка, в которой с трудом помещались кровать, туалетный столик и стул. Она была оклеена коричневыми бумажными обоями – отвратительными пестрыми обоями с узкими розовыми полосками, похожими на следы шин, и широкими полосами бледно-зеленого оттенка, испещренными крестиками, кружками и другими невразумительными значками. Такие обои продаются в районе Сомерс-таун по шесть пенсов за рулон. Интересно, кто придумал этот безумный рисунок, кто нарисовал его? Это никому не известно. Ночной столик был завален коробками из-под шоколада, сломанными целлулоидными пупсами, разномастными ключами, неисправными наручными часиками, непарными сережками, пустыми пузырьками из-под аспирина, открытыми баночками с высохшим кремом, запачканными черной краской для волос старыми зубными щетками. Там же валялись медные тюбики из-под губной помады – гильзы, оставленные после любовных сражений. На полу стояла чашка чая трехдневной давности с отвратительной белой накипью, из выдвижного ящика в чашку свешивался грязный чулок. На каминной решетке висело розовое вечернее платье. На каминной полке, между фотографией Роберта Тейлора и литографией Девы Марии, стояли откупоренная баночка с жидким дезинфицирующим мылом, букетик рассыпающихся фиалок в молочной бутылке, фарфоровая кошка, приносящая удачу. Там же виднелись шесть полосок пепла – следы сгоревших сигарет. Окно было закрыто, и в нескольких кубических метрах перемешивались запахи дюжины дешевых духов, застоявшегося сигаретного дыма, нестираного нижнего белья, пакета, наспех обернутого в газету и засунутого под кровать; но сильней всего был резкий запах измученной и нездоровой женщины – этот загадочный, непостижимый характерный душок усталости и порока, который в Средние века так возмущал благочестивых богословов, поднимая их на борьбу с женской развратностью.

Хелен, опустив глаза, взглянула на Ви. «Мужчины – не иначе как слепые идиоты! – подумала она. – Чтобы захотеть заниматься любовью с этой…»

Ви спала одетой, плотно укутавшись в пальто из верблюжьей шерсти. Из-под простыни выглядывала ее нога в обтягивающей атласной туфельке. Голова Ви, покоившаяся на подушке, была раскрашена в неопределенные тусклые цвета миллионов попойек; наволочка была серой, но ее лицо было еще серее, с желтовато-зелеными признаками анемии. Размазанные пятна несвежих румян еще больше подчеркивали нездоровую бледность. Под слоем ярко-красной помады губы были бледно-розовыми, а зубы в свете дня казались желтыми. На наволочке виднелись следы черного контурного карандаша, а серебристо-зеленые тени подведенных глаз смешались с синей тушью, образовав какой-то невообразимый синюшный подтек с серебряными вкраплениями. Эта смесь узорами застыла под ее глазами. Накладные ресницы на одном глазу отклеились и висели на щеке: всякий раз, когда Ви мигала, они грозили сорваться на пол. Казалось, что Ви распадалась на части, истаивала прямо на глазах.

– О Боже правый, – простонала она, – у меня голова раскалывается, ну просто раскалывается!.. Ну и ночка же у меня выдалась, ну и ночка…

– Тебе сейчас лучше выпить чаю. Пойдем ко мне в комнату, я как раз завариваю.

– Это было бы здорово… О-хо-хо, Господи…

Ви откинула простыню и встала.

– Я была такая пьяная, что даже раздеться не смогла, когда пришла утром домой, и… погляди, что я наделала… – Она просунула ногу в дыру на подоле своего тонкого черного платья.

– Я зашью его, если хочешь, – сказала Хелен.

– Ты просто прелесть. – Ви завозилась, освобождаясь от одежды. – Как я выгляжу? Худая и красивая?

От ее тела, разогретого ночными танцами в душном зале клуба и многочасовым сном в грязном шерстяном пальто под несвежими простынями, разило застарелым потом, смешанным с запахом духов «Оппоппонакс», предназначенных для стимуляции мужской потенции. Ви была очень худа. Ее ребра и бедренные кости торчали наружу. Под выпирающими ключицами безжизненно висели маленькие жалкие груди. У нее была тонкая талия и длинные изящные ноги; на их фоне до крайности неуместно смотрелся живот – выпяченный, как пузырь, который вот-вот лопнет. Моментально покрывшись гусиной кожей, она попыталась принять театральную позу:

– Гляди, леди Годива! [16]16
  Легендарная покровительница г. Ковентри. В 1040 г. ее супруг наложил тяжкие повинности на горожан, пообещав отменить их, если леди Годива проедет обнаженной на коне через весь город; она проехала верхом, прикрытая лишь своими длинными волосами, и повинности были сняты.


[Закрыть]

Ви сняла чулки и с облегчением пошевелила пальцами ног.

– Так ты идешь? – спросила Хелен.

– Погоди минутку… Смотри, какие у меня ноги от этих чертовых танцев. – Она показала Хелен свои влажные красные пальцы, покрытые волдырями и мозолями.

– Почему ты не носишь обувь по размеру?

– Да ношу я!

– Нет, не носишь – тебе нужен пятый, а ты надеваешь четвертый с половиной.

– Чувствую себя ужасно, – призналась Ви.

– Тебе надо что-нибудь поесть.

– Даже не говори мне о еде!

– Может, горячую ванну?

– Это не помешает. – Ви кое-как вычистила зубы розовой зубной пастой, выплюнула остатки розовой пены, а затем отшвырнула щетку и отполировала зубы своими панталончиками. – Вот так-то лучше. А теперь чаю, да?

– У меня уже чайник закипает.

– О Боже… – воскликнула Ви. Она натянула халатик и сунула ноги в тапочки. – Мне надо кое-что купить. Мне надо принять ванну. Я уже неделю не мылась. Но я протираю кожу кольдкремом – это все же лучше, чем мыло… Ох как мне плохо. Просто отвратительно. Не очень-то я и веселилась прошлой ночью. Уж напилась так напилась. И меня рвало! Испортила Йетте серебристое парчовое платье – новое… Определенно, случится что-то ужасное.

– Что?

– Не знаю.

– Тогда с чего ты взяла?

– Вчера в клубе кто-то пел «Дэнни-бой», а это к несчастью… Слушай, ты ведь ищешь работу, верно?

– Да, а что?

– Нам в клубе требуется девушка.

– Думаю, я для этого не гожусь.

– О чем это ты? Я-то веду себя прилично или как? Вчера один пригласил меня поехать вместе с ним в отель, два фунта предложил. Но я ему сказала прямо: «Мы все здесь девушки приличные, ничего такого не делаем! Мы не шляемся с кем попало!..» К тому же это стоило бы ему, по крайней мере, три фунта. Всего-то и нужно, что танцевать с ними. Они платят тебе за твое время: фунт десять шиллингов – на это вполне можно жить, правда?

– Да, но…

– Тогда нечего даже и раздумывать! Не будь дурой! У нас осталось одно свободное место. Вчера вечером Герти получила расчет за то, что вздумала вольничать с боссом.

– Спасибо, конечно, но… Нет.

Они направились в комнату Хелен. Ви сделала три глотка, отодвинула чашку с чаем и проговорила:

– Очень вкусно… Ну, мне пора. Нужно кое-что купить. Лифчик, пару чулок… Пойдешь со мной?

– Нет, я, пожалуй, останусь дома.