Текст книги "Ночь и город"

Автор книги: Джералд Фрэнк Керш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2

К столику Фабиана подошел человек и сел напротив.

– Кого я вижу! Сам мистер Кларк! – воскликнул Фабиан.

– Добрый вечер, Фабиан, – сказал мистер Кларк, – по-моему, я вам кое-что должен.

– Это не к спеху.

– Давайте покончим с этим сейчас, – возразил мистер Кларк, доставая бумажник и вытягивая оттуда пятифунтовую банкноту, – пять фунтов, если мне не изменяет память? Предпочитаете купюры помельче?

– Все едино, – отвечал Фабиан, – деньги есть деньги. Те ребята остались довольны?

– Вполне.

– Много им пришлось заплатить?

– Столько, сколько я и ожидал.

– За пять фунтов на брата эти ребята готовы на все.

– Правда? Мне верно еще понадобятся такие молодчики.

– Ну, мистер Кларк, я помогу вам, и недостатка в этих ребятах не будет. Боюсь только, что вид у них будет как у настоящих оборванцев.

– Пусть выглядят как угодно – мне все равно. Лишь бы они были неженатые. А об остальном я позабочусь.

– Кому достался грек? Луизе?

– Другой. Вы ее не знаете.

– Так или иначе, ей есть о чем беспокоиться. Муж есть муж. Но послушайте, мистер Кларк, – тот, другой парень, ирландец…

– И что же?

– На вашем месте я бы приглядывал за ним. Он вполне может что-нибудь учудить.

– Что, например?

– Ох, не знаю… Но похоже, он из тех, кто на это способен, но вам-то такие фортели ни к чему.

– Полагаю, – проговорил мистер Кларк ледяным тоном, – что у меня хватит ума самому во всем разобраться. Люди, которые имеют со мной дело, выполняют свои обязанности и получают свою долю. Ни больше ни меньше. Я уже сказал вашему ирландскому другу, что любые… фортели будут совершенно неуместны с его стороны. У меня на это нет времени. Я деловой человек.

Мистер Кларк разговаривал приглушенным голосом с выдержанными интонациями, четко выговаривая слова. Его тон был безупречно холодным. Он говорил так, словно не хотел, чтобы его услышали. На его лице была написана холодная сдержанность. У него были крепко сжатые губы семейного адвоката – надежное хранилище тайн, пуленепробиваемый сейф, запертый на двойной замок длинной квадратной челюстью. Его лицо было абсолютно симметрично. По лбу и подбородку пролегали две вертикальные морщины, напоминавшие следы некой центральной оси, вокруг которой с математической четкостью была выстроена его голова. На гладком лице оливкового цвета сияли большие темные глаза – четко вырезанные, почти без век, с сосредоточенным взглядом. Его можно было принять за студента-богослова, оставившего семинарию ради науки. В его манере одеваться было что-то от священнослужителя: черный пиджак прямого покроя, узкие брюки, двухдюймовый воротничок, ботинки на толстой подошве. Но в самой середине его темного галстука торчал маленький, однако невероятно изысканный бриллиант. Мистер Кларк имел весьма отрешенный вид. Как он жил? Его компаньоны ни за что не сказали бы, а полиция, которой тоже было кое-что известно, не имела достаточных доказательств. В полицейских отчетах его имя фигурировало в связи с торговлей «белыми рабынями» и наркотиками. Ходили слухи о его причастности к кражам драгоценностей и других не менее фантастических вещах. У него был кабинет неподалеку от Грейт-Мальборо-стрит. На медной табличке было написано: Артур Майо Кларк, комиссионер.Полки были забиты книгами по юриспруденции. В его приемной толпился самый разный народ: иногда жестоко избитые, но всегда непотопляемые парижские проститутки; иногда – неуклюжие деревенские девицы, непременно со здоровым цветом лица, в обнимку с огромными картонными чемоданами; или мрачные итальянцы с руками в карманах; или господа космополитической наружности в американских пальто, немецких шляпах, бельгийских перчатках, французских туфлях и австрийских галстуках, сжимающие в руках элегантные чемоданы из воловьей кожи, пестрящие наклейками из отелей со всего мира; или чистенькие пожилые господа, чей вид излучал безупречную респектабельность; или мальчики из церковного хора с явным излишком пудры на щеках; или узколобые киприоты с двойными подбородками; или какие-то человекоподобные существа с жуткими лицами, на которых были написаны все людские пороки. С чем они приходили к мистеру Кларку и о чем говорили, оставалось тайной. Каждый вечер ровно в семь он покидал свой кабинет. Из щелей выползали мыши и принимались подозрительно обнюхивать окурки сигар и сигарет, рассыпанные на полу приемной, – всем знакомые «Плейерз», заморские «Житан», «Тоскани», «Македония», «Кэмел» и «Лаки Страйк». На улице мистер Кларк смешивался с толпой и, прежде чем отправиться спать, улаживал кое-какие дела в самых неожиданных местах.

– Да, конечно, – проговорил Гарри Фабиан, которому в его присутствии становилось очень непросто управлять своим упрямым левым глазом, – конечно, конечно. Нам не нужно никаких фортелей. А насчет того ирландского парня – я просто подумал, вам не мешало бы знать, вот и все.

– Знаю, – отвечал мистер Кларк, раздвинув губы в едва заметной улыбке и показав два безупречных зуба, – и я вам очень обязан. Что будете пить?

– Немного виски.

– Анна! Большую порцию «Хейга» мистеру Фабиану, а мне – маленькую пива.

– Послушайте, мистер Кларк, – проговорил Фабиан с серьезным видом, – я хотел поговорить с вами об одном предложении. Вы не могли бы одолжить мне сотню фунтов? Через два месяца я верну вам сто пятьдесят. Я…

– Просто одолжить тебе сотню фунтов… мм?

– Да, но я верну вам сто пять…

Мистер Кларк покачал головой.

– Не можете? – спросил Фабиан.

– Не могу. Приведи мне завтра сорок неженатых мужчин, а послезавтра я дам тебе двадцать банкнот по пять фунтов, – сказал мистер Кларк.

– Сорок! Черт! Я что, брачное агентство, что ли? Клянусь Богом, мистер Кларк, у меня тут горящее предложение.

– А что, Зои не может раздобыть тебе денег?

Фабиан пожал плечами.

– Может, еще выпьешь, Фабиан?

– Нет.

– Даже по маленькой?

– Нет.

– Так что там у тебя за предложение?

– Вольная борьба. Борцовский клуб. Дело верняк…

– Да, но боюсь, это не по моей части. Но я желаю тебе всяческих успехов. – Мистер Кларк вежливо кивнул, отхлебнул пива и отставил стакан. – Уже половина одиннадцатого. С тобой время летит незаметно! Прошу меня извинить. Спокойной ночи.

– Скряга, – громко пробормотал Фабиан. Если бы в тот момент кому-нибудь вздумалось читать его мысли, он прочел бы следующее: «Сотня фунтов! О черт, черт, черт! Сотня фунтов. Сотня фунтов. Чер-р-рт! Зои просто обязана их раздобыть. А не то я ей шею сверну. Она должна их раздобыть».

Он втянул нижнюю губу, резко встал, так что его стул отлетел назад, и покинул Международный политический клуб.

Гарри Фабиан шагал теперь, не срезая углов, как человек, четко осознающий цель. Цок-цок-цок – стучали его маленькие твердые каблучки, в то время как он, рассекая ночной туман, направлялся на юг, в сторону своей квартиры на Руперт-стрит.

Фабиан обожал подслушивать и подглядывать через замочную скважину; можно сказать, что соглядатайство было его призванием. Подходя к своей квартире, он старался ступать неслышно. Крадучись, как кот, Фабиан поднялся по лестнице и пересек коридор, а приблизившись к двери, остановился и прислушался. Затем осторожно повернул ключ в замке, бесшумно закрыл за собой дверь и снова прислушался. Убедившись, что он в квартире один, вошел в расположенную рядом со спальней маленькую гостиную и надел пальто, висевшее за дверью. Но, едва он повернулся, чтобы уйти, в коридоре раздался звук приближающихся шагов. Фабиан был в своем роде экспертом по распознаванию шагов: он сразу узнал перестук каблучков кубинских туфелек Зои, заглушавший более тяжелые и медленные шаги незнакомых мужских ног. Он проскользнул обратно в гостиную, запер дверь и потушил свет – как раз за секунду до того, как ключ Зои загремел в замке. Он тихо ждал в темноте. Зои, как обычно, проводила своего гостя прямо в спальню. Фабиан услышал ее голос: «Погоди, я зажгу свет… Входи, дорогуша».

Стены квартиры были тонкими, но недостаточно тонкими для Фабиана, который, обладая пытливым умом, любил быть в курсе всего, что происходит вокруг. С этой целью он тайно проделал в стене три или четыре отверстия, просверлив их в темных участках рисунка обоев, так что Зои не догадывалась об их существовании. Через эти отверстия Фабиан мог незаметно подглядывать и подслушивать то, что не предназначалось для посторонних ушей. Он приложил свой зоркий правый глаз к отверстию и заглянул в спальню.

Маленькая комнатка, оклеенная обоями в китайском стиле, освещалась дешевой стандартной лампой, которая отбрасывала зубчатую желтую тень. На полу лежал желто-синий ковер в псевдокитайском стиле. Широкий двойной диван с ярко-синим покрывалом, украшенным розовыми бутонами; платяной шкаф; туалетный столик, заваленный расческами, сломанными пульверизаторами и дешевыми безделушками – такие, как правило, можно выиграть на рождественской ярмарке; распятие.

Зои стояла у лампы и снимала шляпку.

Это была красивая девушка с пышными до неприличия формами, словно индийская статуя; одна из тех девушек, чьи груди, сформировавшись к пятнадцати годам, под влиянием влажной атмосферы избыточного эротизма быстро обвисают, словно помидоры в теплице. Теперь, в двадцать три года, Зои находилась в зените своего физического развития: мужчины, которые не знали ее по имени, упоминали о ней не как о «девушке с черными вьющимися волосами» или как о «смуглой девушке с родинкой на подбородке», а как о «девушке с бюстом». Никем не видимый Фабиан смотрел ей прямо в глаза. «Какая женщина! – подумал он. – До чего же многого она могла бы достичь, не будь она такой размазней!» И правда: вблизи, в свете лампы, Зои казалась необыкновенно прекрасной, но, когда она повернулась к своему спутнику, у нее обнаружился совершенно безвольный профиль – профиль женщины, у которой менструальный цикл преобладает над разумом.

Ее спутник, напротив, принадлежал к числу тех мужчин, глядя на которых едва ли придет в голову мысль о сексе, – робких джентльменов, чья врожденная респектабельность заменяет им мужественность. Войдя в спальню, он снял шляпу. Фабиан мог хорошо разглядеть его лицо – очень бледное, костлявое, которое вдобавок удлиняла лысина на макушке. Остатки волос на его голове были какого-то неопределенного цвета, равно как и тоненькие брови и аккуратно подстриженные усики. У него было абсолютно неприметное лицо – в Сити за время десятиминутной прогулки можно встретить сотню таких лиц, встретить и тут же позабыть, но в лице этого господина было что-то особенное, могущее заставить вас обернуться ему вслед. Его лицо выражало крайнюю степень несчастья, безысходную, унылую, смиренную скорбь. Казалось, будто бесконечные потоки слез проточили глубокие черные тени под его глазами. Вода камень точит – что уж там говорить о несчастном маленьком человеке! «Этот тип выглядит так, словно потерял пятерку, а нашел пенни» – такое определение дал ему Фабиан, глядя в дырочку в стене.

Фабиан без особого интереса разглядывал простое серое пальто, фетровый котелок и тугой воротничок. Он уже встречал людей подобного типа в этой спальне – мужчина из пригорода, которому хорошо за сорок, скрытный, осторожный, напуганный чем-то до смерти, кормилец семьи, зарабатывающий около четырехсот фунтов в год, женатый вот уже двадцать пять лет, уставший от равнодушия жены, охваченный любовным жаром столь непреодолимым, как внезапное желание покончить с собой, и вследствие этого оказавшийся в спальне наедине с проституткой. Фабиан в темноте скорчил презрительную гримасу: он прекрасно знал, что сейчас произойдет. Маленький человек ляжет и обнимет Зои трясущимися руками, а потом вспомнит ужасные истории, которые он слышал о шанкре и параличе, окажется ни на что не способным, начнет извиняться, скажется усталым, положит на стол деньги и сбежит…

Зои включила радио. Из-за стены донесся голос солиста танцевального ансамбля: «Я от счастья сам не свой, словно я богач какой…» Зои пританцовывала по комнате, стаскивая платье. Наконец она осталась в одних черных кружевных панталонах. Фабиан одобрительно кивнул. Но гость, не снимая пальто, сидел на краю дивана.

– Знаешь, – сказала Зои, – ты мне, пожалуй, нравишься. У тебя хорошее лицо. Потанцуем?

– Нет, спасибо, – ответил гость. – Я… на самом деле я пришел сюда вовсе не за… Не за этим. Я не хотел… ничего делать. Мне просто было одиноко. Ты ведь не обидишься, правда? Ты… Ты мне понравилась, и я… я подумал, что ты не будешь возражать… если мы полчасика побудем вместе – просто тихонько посидим.

– Вот так фокус! – удивленно проговорил Фабиан.

– Ох бедняжка! – Зои сочувственно покачала головой. – Еще бы я стала возражать. Мне очень жаль, что тебе одиноко, дорогуша. Так ты хочешь, чтобы мы просто посидели и поговорили? Выключить приемник?

– А ты не против?

Раздался щелчок, и певец замолчал.

– Ты неважно выглядишь, – сказала Зои. – Что с тобой стряслось?

– Ничего – я просто не спал.

– Почему?

– Не знаю.

– Так недолго и заболеть. Разве можно не спать? Слушай, я вот что придумала – забирайся-ка в постель и поспи полчасика, а я лягу рядом и буду с тобой разговаривать. Ну что?

– Это очень мило с твоей стороны, но я лучше посижу, спасибо.

– Хочешь, я тебе чаю приготовлю?

– Нет, спасибо. Но с твоей стороны было очень мило мне это предложить. Я очень тронут.

Зои не нашлась что ответить, и на минуту в комнате повисло неловкое молчание. Наконец маленький человек спросил:

– Ты здесь давно?

– Два года.

– Ну и как у тебя… идут дела?

– Неплохо.

Гость показал на фотографию Фабиана на каминной полке и спросил:

– А это кто?

– Один мой друг. Он пишет музыку.

– Правда? Мм… А ты давно этим занимаешься?

– С девятнадцати, около четырех лет.

– А тебе это нравится?

– Ну, не знаю… Это не так уж плохо. А знаешь, я тебя здесь видела много раз в последнее время и все думала, кто ты такой, – сказала Зои, – одна моя подруга решила, что ты детектив, но я-то знала, что ты никакой не детектив. Но я подумала: забавно, что такой, как ты, ошивается ночью по таким паршивым местам. Скажи мне, что случилось? Дома неладно или что?

– Да нет. Просто одиночество. Забавная история.

– Расскажи.

– Я бы тебе рассказал, но…

– Ну, если это секрет, можешь не рассказывать. Просто ляг и отдохни. О Боже! Похоже, тебе это и впрямь нужно.

– Знаешь, а ты очень добрая. Я чувствую, что могу тебе доверять.

– Конечно можешь. Я буду молчать как рыба.

– Ну, видишь ли, дело вот в чем… Я женат.

– Но твоя жена тебя не понимает.

– Ничего подобного. Я женат уже больше двадцати лет и очень счастлив. Но некоторое время назад моя жена заболела.

– А что с ней?

– У нее рак.

– Такого и врагу не пожелаешь, – проговорила Зои.

– Видишь ли, я бактериолог.

– Чего?

– В общем, я работал на одну компанию, которая производила дрожжи. Это была ночная работа – ферментация и тому подобные вещи…

– Должно быть, это интересно.

– Да… Но, вскоре после того как жена заболела, моя компания слилась с другой, и я потерял работу. А в моем возрасте, учитывая специфику моей деятельности, найти другую работу не так-то просто.

«Господи Иисусе! Неужели этот червяк хочет сказать, что у него нет денег?» – подумал Фабиан.

– И что же ты сделал? – спросила Зои.

– Моя жена сейчас в частной лечебнице. Ей немного осталось. Она всегда была такая мнительная. Какая-нибудь неприятность могла на неделю выбить ее из колеи. Мне не хотелось отравлять последние месяцы ее жизни, и я не сказал ей, что потерял работу. Я продолжал делать вид, что каждый вечер ухожу на работу, а по утрам возвращаюсь домой. Потом к нам переехала ее сестра, чтобы следить за домом, и я был вынужден продолжать эту игру.

– А сестре ты не мог сказать правду?

– Она бы все разболтала. Так что каждый вечер я ухожу на работу, а каждое утро возвращаюсь домой и раз в неделю приношу домой конверт с зарплатой. Я беру эти деньги из своих сбережений.

– А разве тебе не назначили пенсию?

– Нет, мне только выплатили годовую зарплату в качестве компенсации. К тому же мне удалось кое-что скопить. Мы с женой никогда не были расточительными. Мы всегда жили в достатке, но не сорили деньгами. Кино раз или два в неделю. Раз или два в год, например на годовщину нашей свадьбы, мы надевали вечерние туалеты и отправлялись в театр, а потом ужинали в каком-нибудь ресторане, заказывали бутылку вина и слушали джаз-оркестр. Никакой роскоши. Нам было очень хорошо. Знаешь, когда жену называют твоей половиной, в этом что-то есть. Если двое людей долгое время счастливо живут вместе, они и в самом деле становятся одним целым. И если попытаться разъединить их…

– Ах ты бедняжка! – вздохнула Зои. Ее глаза наполнились слезами. От нахлынувших чувств она взмахнула ресницами, и слезинка упала прямо на ее голую правую ляжку.

– Вся беда в том, – сказал маленький человек, – что мне нужно как-то убить время. Я никому не могу доверять.

– А у тебя есть друзья?

– Таких, с кем я мог бы поговорить по душам, нет. Я всегда держался особняком. Я вынужден проводить время среди незнакомцев – среди тех, кто ведет ночной образ жизни. Я не смею пойти в места, где может оказаться кто-то из моих соседей. Так что я вынужден ходить туда, где ты меня видела.

– А почему бы тебе не снять где-нибудь комнату?

– Просто потому, что я не могу быть один. Моя жизнь и без того разбита. Я не могу спать, ничего не могу делать. Я могу только бесцельно бродить.

– А ты не можешь сказать, что тебя перевели на дневную работу?

– Могу. Но это вряд ли что-нибудь изменит. Я не могу спать по ночам. Днем я могу показываться в нашем квартале, и мне не так тяжело. Но ты и представить себе не можешь, как тошно быть одному, особенно сейчас, ночью. Нет, нет, я должен упокоить ее с миром, а потом – будь что будет. Бедная женщина, она и так настрадалась из-за этой болезни.

– Сестра твоей жены, должно быть, порядочная стерва.

– Она очень злая женщина. Это так мило с твоей стороны, что ты все это слушаешь. Я так тебе благодарен, правда…

– Знаешь, я думаю, что ты ужасно милый, – сказала Зои. – Не бойся меня. Расслабься. Знаешь, ты приляг и отдохни немного. Хотя бы четверть часа. Это пойдет тебе на пользу: ты неважно выглядишь.

– Нет, я не могу отдыхать.

– Хочешь, я выйду и куплю тебе что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо: я и так слишком много пью в последнее время. – И с этими словами он благодарно погладил ее по ноге, но, внезапно осознав, что делает, быстро отдернул руку.

По другую сторону стены Фабиан улыбнулся во весь рот.

– Так здорово, что я могу с тобой поговорить, – сказал маленький человек, – прямо на душе полегчало. Может, это и пустяки – совсем не то, что признаться в преступлении, например, но для меня это так много значит. Я просто не осмеливался сказать никому из знакомых. Может, это глупо, но я просто не мог. Спасибо. Я так тебе благодарен. Я тебя больше не потревожу. Через минуту я уйду…

«Господи! Похоже, тут пахнет настоящими деньгами!» – подумал Фабиан, пораженный новой неожиданной идеей. Он сжал кулаки во тьме и гневно взглянул на Зои сквозь просверленное отверстие. Ему хотелось заорать: «Спроси у него адрес, дура!» Он задрожал от азарта.

– Куда ты теперь? – спросила Зои.

– Не знаю. Может, выпью где-нибудь чашку кофе… – Он запустил два пальца в нагрудный карман и достал оттуда три фунтовые банкноты. – Спасибо. Пожалуйста, возьми. Я и так отнял уйму твоего драгоценного времени.

– Нет, не надо, – сказала Зои. Она оттолкнула деньги и, повинуясь внезапному порыву, поцеловала его в лоб.

Фабиан скрежетал зубами во тьме.

– Нет, я настаиваю, – проговорил маленький человек, – это подарок. Не вознаграждение, а подарок. Купи себе шляпку или еще что-нибудь. Ты очень милая девушка. Я снова приду к тебе, если позволишь. Благослови тебя Бог! Спокойной ночи!

«Чер-рт! – Фабиан рвал и метал. – Какой я дурак, что не выскользнул отсюда на пять минут раньше! Я бы уже ждал его снаружи!»

– Подожди, – сказала Зои. – Дай-ка я поправлю тебе галстук. У тебя какой-то пух на пальто – дай-ка я почищу…

Фабиан больше не мог это слушать. Он отпер дверь, выбрался из гостиной и бесшумно отворил входную дверь. Он умел беззвучно закрывать двери: он выскользнул из квартиры, словно тень, и устремился вниз по лестнице.

– Спасибо тебе, Господи! – сказал Фабиан, который был не чужд религиозных убеждений.

На улице лило. Фабиан застыл у парадного, делая вид, что пережидает дождь.

Стена дождя отражалась в желтоватом свете уличных фонарей. Сопровождаемый порывистым восточным ветром, дождь косо обрушивался на землю под углом, словно желая раз и навсегда смыть всех паразитов, ползающих по лицу бьющегося в лихорадке Города, не ведающего ни усталости, ни покоя.

Маленький человек спустился по лестнице и зашагал прочь.

Фабиан поднял воротник пальто и последовал за ним.