Текст книги "Ночь и город"

Автор книги: Джералд Фрэнк Керш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 11

Клуб «Серебристая лиса» закрывался в пять утра. Адам уже поднимался вверх по лестнице, когда его окликнула Ви.

– Эй, Адам! Спокойной ночи!

– Спокойной ночи.

– Ты куда?

– Завтракать.

– Погоди, мы с тобой. – И с этими словами Ви взбежала вверх по лестнице. За ней поспевала Хелен. В дверях они остановились, зябко поеживаясь на пронизывающем утреннем ветру.

– Фу, кого-то только что вырвало, – проговорила Ви, наморщив нос.

– Фабиана, – ответил Адам и, указав на тротуар, добавил: – Здесь по меньшей мере тридцать фунтов, а то и все сорок. Одному Богу известно, откуда у этого идиота взялось столько денег, но, как бы то ни было, вот во что они превратились. Идем.

И они зашагали в сторону Пикадилли.

– Ты ведь сегодня в первый раз? – спросила Ви.

Адам кивнул.

– Я тоже, – сказала Хелен.

– Ну и как, понравилось? – спросил Адам.

– О да, очень. Не так плохо, как я думала.

– Да?

– А тебе что, не понравилось?

– Это – грязная игра.

– Ну, не знаю, – проговорила Хелен, – ты просто танцуешь, и тебе платят за твое время. Что в этом грязного?

– Когда начинаешь думать о пяти или шести пройдохах, облепивших одного глупого доверчивого парня, который слишком пьян, чтобы соображать, что делает, а они в это время липнут к нему, клянчат у него деньги, обдирают как липку и весело потирают руки, подмигивая друг другу, словом паразитируют, и все ради того, чтобы вытянуть у него пару шиллингов… Тьфу! А потом они говорят: «У тебя больше не осталось денег? Пошел вон!»

– Да у него денег куры не клюют, – заметила Ви, – он же композитор.

– Ага, так я и поверил.

– Но это правда! Он американец.

– Ну да, как же! Ты что, не можешь распознать настоящий американский акцент? Или ты не слышала, как он, уже прилично набравшись, начал говорить как самый настоящий кокни? Американец! Да он просто делает вид, что американец. Так поступают все дураки, когда хотят пустить пыль в глаза. Это потому, что в течение последних пятнадцати лет все важные темы модно обсуждать с американским акцентом. Такая дурацкая традиция. И вот люди вроде этого малыша Фабиана, начитавшись всякой дряни про янки, гангстеров, финансовые махинации и тому подобное, пытаются говорить как Пат О’Брайен… Композитор! Да он в жизни не написал ни одной ноты.

– Но у него наверняка много денег, – сказала Хелен.

– С чего ты взяла? Его костюму цена пять фунтов в базарный день. Рубашка за десять шиллингов – дешевая имитация ярлычка «Бэрримор Ролл». Богатые американцы так не одеваются, особенно если хотят произвести впечатление. Не стоит попадаться на эту удочку. Он не американец, не композитор и никакой не богач. Скорее всего, он обычный карманник.

– Кто дал тебе право так о нем говорить? – спросила Хелен.

– Ну, может, и не карманник. Может, он просто альфонс. Да, скорее всего, так оно и есть.

– И все равно я что-то не заметила, чтобы ты отказывался от его денег.

– Ну ладно, ладно… Можешь обвинить меня в этом, пожалуйста. Но не защищай его только потому, что они были у него в кармане.

– Если у тебя такое настроение, зачем тогда ты вообще пришел в клуб?

– Потому что мне нужны деньги – прямо сейчас, во что бы то ни стало.

– Мне кажется, что у Фабиана схожая ситуация, – заметила Хелен.

– Между нами существенная разница. Фабиан – ничтожество. Для чего ему деньги? Чтобы купить себе сотню костюмов? Тысячу шелковых сорочек? А я… ладно, не имеет значения. Давайте зайдем вон туда и поедим.

Они зашли в ночной гриль-бар на Ковентри-стрит.

– Жаркое-ассорти, [25]25
  Блюдо из бифштекса, почек или печенки, ломтиков бекона, сосисок; в качестве гарнира – помидоры, грибы, картофель.


[Закрыть]– сказал Адам, – и желательно большие порции. Я умираю с голоду.

– А где ты живешь? – спросила Ви.

– Нигде. Я как раз подыскиваю себе квартиру. Посижу здесь до девяти и пойду искать жилье.

– В нашем доме есть несколько свободных комнат, – сказала Ви.

– А они приличные?

– Вполне, – ответила Хелен.

– В таком случае, если вы дадите мне адрес, я приду посмотреть… Боже правый, вы только посмотрите, кто пришел!

Это был Фабиан – бледный нездоровой, желтоватой бледностью, мигая воспаленными глазами, он с несчастным видом тяжело опирался на руку Зои. Он был похож на жалкого воробышка, вывалявшегося в грязной луже. Его шляпа была по-прежнему надета задом наперед. Мягкое чувственное лицо Зои в гневе казалось еще более мягким и безвольным. Она усадила Фабиана за столик и принялась счищать грязь с лацканов его пиджака скомканным носовым платком.

– Заткнись, – бубнил Фабиан, – отвяжись от меня наконец! Устроила тут сцену…

– Нет, ты только погляди на себя! Погляди на себя! Погляди, на кого ты похож!..

– Может, подождешь, пока мы вернемся домой, а там уж и начнешь орать?

– Пять с половиной гиней отдала за костюм, а теперь ты только глянь на него!

– Ох, да заткнись ты ради бога! Ты что, не видишь, я умираю? О-ох, как живот болит!..

– Все как положено, мой маленький пьянчужка, – проговорила Зои. – Эй, официант, принеси-ка ему чашку крепкого черного кофе… Я тебя повсюду искала. Ночи напролет! Кого ты из себя корчишь? И сними шляпу, когда сидишь за столом с леди. Ты…

– 3-заткнись… Я буду делать то, что хочу, – пробубнил Фабиан.

– А, ну как же! Ты будешь делать то, что хочешь. А на чьи деньги ты…

– Заткнись! – угрожающе прошипел Фабиан, чувствительно надавив ей под столом на ногу каблуком своего ботинка. Осторожность слегка рассеяла винные пары. Он втянул верхнюю губу и угрожающе уставился на нее своим неподвижным правым глазом. – Попридержи язык, Зои!

– Но, Гарри, это все-таки несправедливо. Как только у тебя появляются лишние деньги, ты бросаешь меня одну и бежишь шляться по пабам.

– Бегу шляться по пабам? Я? Я шляюсь по пабам? Слушай. Я занимался делом, серьезным делом. Я тут с ног сбился, отказался от ужина ради того, чтобы позволить себе пропустить один маленький стаканчик, от которого чуть не загнулся, – короче говоря, надрывался как проклятый, и все ради того, чтобы у нас в скором времени появились деньжата, а ты тут меня оскорблять вздумала. Шляюсь по пабам! Да уж, конечно, я шлялся по пабам. Само собой. Я не занимался «Чемпионами Фабиана». Шлялся по пабам!.. Меня от тебя тошнит.

– «Чемпионы Фабиана»! Что это за бред? Ха! А помнишь, как ты поставил на собачьих бегах? Еще одна великая идея. А что в итоге? Ты потерял тридцать фунтов. А теперь вот «Чемпионы Фабиана»! Ха-ха!

– Кто это потерял тридцать фунтов?

– Ты, а то кто же. Ну да, конечно, ты купил мне «Роллс-Ройс», и норковое манто, и бриллиантовое колье – все, что ты наобещал мне… Так сколько «Роллс-Ройсов» ты купил? Пять? Шесть? И что? Сначала ты выиграл шестьдесят фунтов, а потом прибежал ко мне рыдая: «Ах, Зои, этот негодяй Йош удрал с нашими деньгами!» Тьфу!

– Я не прибегал к тебе рыдая!

– Ну да, как же! А помнишь, что ты собирался сделать с Йошем? О-о-о… Ты, по-моему, ноги хотел ему отрезать, сердце вырвать, глаза выколоть, в порошок стереть, изжарить заживо, оторвать ему руки и завязать на шее бантиком, вогнать ему зубы в глотку, и чтобы он еще спасибо тебе за это сказал! А когда ты встретил его на улице, то что? Ты сказал: «Ой, Йош, приветик. Давай зайдем в молочный бар, выпьем по стаканчику абрикосового коктейля». Надо же, экая важная птица! Да ты…

– Я не говорил: «Зайдем, выпьем абрикосового коктейля».

– Ладно, кока-колы. Просто потому, что ты увидел, как Уоллес Бири пьет эту штуку на рекламном плакате. Ты!.. Ха-ха!

– И все-таки, говорю тебе, у меня наклевывается крупное дело. У меня есть финансовая поддержка.

– А как же. Я. Я – единственная финансовая поддержка, которая у тебя когда-либо была.

– Да-а? Ты уверена?

– А то!

– Ладно-ладно. Еще увидишь.

– Хм!.. Ну скажи мне, какая у тебя там финансовая поддержка?

– Один известный ученый-химик вкладывает свои бабки в мой проект «Чемпионы Фабиана». Это будет первоклассный борцовский клуб.

– Пей лучше кофе. Ты бредишь.

– Ты можешь помолчать минуту и выслушать меня?

– Все это я уже сто раз слышала.

Фабиан заскрежетал зубами и пробормотал:

– Говорю тебе, я могу прямо сейчас выйти отсюда, а через полчаса вернуться с пятьюдесятью фунтами в кармане.

– Пятьюдесятью фунтами чего?

– Ладно. Я докажу тебе.

– Все это я уже сто раз слышала, – сказала Зои. Потом, осененная какой-то новой мыслью, поспешно добавила: – Послушай, Гарри, только не вздумай ввязываться в какую-нибудь историю.

– Слушай, детка, – начал Фабиан, – ты думаешь, что можешь меня унижать, обзывать по-всякому только потому, что время от времени подбрасываешь мне пару шиллингов?..

– Пару шиллингов! Да я на тебя работаю. Я тебя содержу. Я даю тебе пятнадцать фунтов в неделю. Я хожу разутая-раздетая…

– Да плевать я хотел на твои деньги, даже если ты начнешь давать мне пятнадцать тысяч в неделю! Когда у меня пойдут дела, ты пожалеешь о своих словах. Не надо меня учить. Я свое дело знаю.

– Да-а?

– Да! – рявкнул Фабиан и цепко ухватил Зои за запястье. – Послушай-ка меня. Я бы мог порассказать тебе такое, что у тебя глаза бы на лоб полезли. Я работаю неспешно, зато копаю глубоко, поняла? На мелочи не размениваюсь. Усекла? А когда у меня пойдут дела, то…

– То что? Купишь себе «Роллс-Ройс»?

– Да! Именно «Роллс-Ройс»! Еще раз повторяю: «Роллс-Ройс»! Если бы я сказал «Форд», ты бы мне поверила, не так ли? Так вот, ты меня плохо знаешь. Я умею ждать. У меня есть амбиции. Я на мелочи не размениваюсь. Я…

– Ладно тебе, Гарри, – сказала Зои.

– Если я не в состоянии купить себе «Роллс-Ройс», я предпочитаю ходить пешком. Ясно? Если я не могу купить бриллианты, я ничего не покупаю. Поняла? Если у меня не хватает денег на норковое манто, ты напяливаешь своего паршивого дешевого кролика. Понятно? А ты тут говоришь…

– Да я просто пошутила, Гарри.

– А потом я из кожи вон лезу, чтобы купить тебе что-то особенное, чего ни у кого больше нет.

– Что?

– О, ничего, ничего… Не важно.

– Нет, Гарри, скажи мне. Ну давай же, говори.

– Я тут подумал: «Я люблю Зои. Она меня не понимает, но я все равно ее люблю. Я хочу купить ей что-нибудь необычное, но это должно быть что-то, чего больше ни у кого нет», – говорю я себе. И пускаюсь во все тяжкие, чтобы раздобыть тебе это… Ну ладно, не важно.

– О Гарри, ну пожалуйста, скажи мне…

В журнале «Голливуд» Фабиан вычитал, что у Лупе Велеса было несколько собачек породы чихуахуа. Он сказал:

– Маленькую собачку.

– Нет, правда? А какую?

– Малюсенькую собачку. Такую маленькую, что она уместится у тебя на ладони. У нее такие тоненькие ушки, что аж просвечивают.

– Шутишь?

– Я не шучу. Она называется чихуахуа. Помнишь, я говорил тебе о химике, который собирается меня финансировать? Так вот, он женат, и его жена больна, ясно? Ее брат привез из Мексики одну такую собачку, и у нее родились щенки. Смекаешь?

– Ты хотел сказать, он привез пару таких собачек, да?

– Нет, одну. Одну чихуахуа, сучку. Ясно? Белая такая сучка. Ну вот, они обратились к одному собаководу, у которого был кобель той же породы. Понятно? Ну и вот, мой приятель, этот самый химик, заплатил ему двадцать пять фунтов за случку. И у этой суки родились черно-белые щенки. Понимаешь? Это самая маленькая собачка в мире. А щеночков ее, всех четверых, – клянусь Богом! – можно спокойно усадить в сахарницу.

– Честно-честно?

– Чтоб мне провалиться!

– А когда я смогу его забрать?

– Ну, я говорил с этим парнем около двух часов назад, и он сказал мне, что надо подождать неделю или около того, пока щенки не окрепнут.

– О Гарри!

«Всегда можно сказать, что они подхватили воспаление легких и околели», – подумал Фабиан. И проговорил уязвленным тоном:

– Ой, отстань от меня. Я ведь неисправимый лжец…

– Нет, Гарри, это неправда.

– Нет, это так.

– Нет, не так.

– Ой, только не продолжай. Я уже и так знаю, что ты скажешь. Ну давай же, говори!

– Но Гарри! Я так волновалась!

– А когда я сказал тебе, что у меня наклевывается серьезное дело…

– Я вышла из себя, Гарри.

– Тебе следует держать себя в руках. Ты когда-нибудь видела, чтобы я выходил из себя?

– Но, Гарри, у меня был тяжелый день. Мы с Дорой встретили шестерых ребят из Шанхая и…

– Ну и каков результат?

– Шесть фунтов, но мне нужно демисезонное пальто.

– Дай мне четыре фунта.

– Но я не могу, Гарри, милый… Я…

– Ладно-ладно… Я тут с ног сбился, добывая ей эту несчастную чихуахуа… – Он увидел, как Зои открывает сумочку, и прошептал: – Не здесь. Выйдем на улицу…

Фабиан оплатил счет. Они поднялись из-за стола.

– Как, ты сказал, называется эта собачка? – спросила Зои.

– Чихуахуа, – ответил Фабиан. Проходя мимо столика, за которым сидел Адам, он вдруг вскрикнул, да так громко, что Зои вздрогнула:

– Черт! Вот неплохая идея для румбы! – и замурлыкал на мотив «Кукарачи»: – О чихуахуа, о чихуахуа, забренчит твоя гитара…

– Видели его девушку? – громко прошептала Ви. – Правда она толстуха?

– А мне нравятся толстухи, – сказал Адам.

– Шутишь? – удивилась Хелен.

– То есть я хотел сказать, мне не нравятся худые девушки. Мне нравится, когда человек ладно скроен: крепкие кости и мускулы, упругая здоровая плоть.

– Как Венера? – спросила Хелен.

– Венера Медичи, – ответил Адам, зевая.

– Ты любишь искусство? – спросила Хелен.

– О да… Конечно…

– Я тоже.

– Правда? – пробормотал Адам, борясь со сном.

– И я, – встряла Ви.

– А ты увлекаешься психологией? – спросила Хелен.

– Да…

– А какая у тебя любимая книжка?

– А Бог его знает…

– А тебе нравится Беверли Николс? – спросила Ви.

– Я просто без ума от него. Боже, как я устал!

– А я знаю одного художника, – сказала Ви.

– Прекрасно. Который час?

– Половина седьмого.

– Дайте мне ваш адрес. Если у вашей домовладелицы найдутся свободные комнаты, буду снимать у вас. Я приду в восемь часов. А теперь, девочки, вам лучше пойти вздремнуть.

– Если ты устал, – проговорила Ви, глядя на него сверху вниз сквозь свои накладные ресницы, похожие на спицы зонта, – пойдем с нами, вздремнешь у меня в комнате, на стуле.

– Будьте умницами, отправляйтесь спать.

Когда они ушли, Адам заказал еще кофе, но от усталости не мог пить его. Он сидел неподвижно, глядя прямо перед собой. В зале все еще царил ночной полумрак: последние тени ускользающей ночи из последних сил цеплялись за стены. Изможденные официанты слонялись между столиками в сонном оцепенении. Адам поднял взгляд на настенные часы, сосредоточив внимание на большой стрелке.

Тик-так, тик-так, тик-так…

«Я пленник этих часов, – думал Адам, – всякий раз их тиканье уводит меня все дальше в прошлое… Что я делаю? Сижу здесь, а жизнь проходит…»

Его взгляд скользнул вниз по гладкой мраморной поверхности стены.

«Столько гладкого камня в ожидании резца…»

Он увидел себя, сжимающего в руке резец и деревянный молоток: вот он шагнул к стене, ударил по ней, от стены откололся большой кусок… Осколки мрамора осыпались, как снежные хлопья. Сбившиеся в угол официанты закрывали руками глаза, защищаясь от летящих обломков. Мало-помалу стена стала преображаться: появилась голова, затем рука, плечо. Из-под резца летели искры. Стена принимала форму исполинской статуи – колосса с грубо высеченными рельефными мускулами и искаженным лицом. Он силился освободиться от чего-то бесформенного, вцепившегося в его поясницу. Крак! Крак! – раздавались удары молотка по резцу. Казалось, что с каждым ударом молотка камень преображался, наполняясь дыханием жизни… «Вон! Вон! – выкрикивал Адам, колотя по камню что было сил. Пот струился по его лицу, падая на лоб каменного гиганта. – Вон! Вон!»

А потом вдруг из тумана бесконечных сумерек возникла завершенная статуя – получеловек-полуобезьяна, в стремлении вырваться из вязкого ила разрывающая себя на куски… А потом хлынул дождь, сверкающий золотой дождь, и звонко звенели капли, ударяясь о землю; они превращались в золотые монеты и исчезали без следа. Завидев это, верхняя часть статуи единым могучим усилием оторвала себя от нижней, высоко подскочила и низверглась в грязь, хватая исчезающие монеты.

– …Убираться! – раздался над его ухом чей-то голос. И словно на прокручиваемой назад кинопленке осколки мрамора понеслись назад, встав точно на свои места. Каменный исполин растаял как дым. Мрамор снова обратился в стену.

– Нам пора убираться, – сказал ему официант.

– Я, должно быть, задремал, – сонно пробормотал Адам. Часы показывали половину восьмого. Он с усилием поднялся и пошел умываться.

Глава 12

А Фабиан так и не ложился спать – он буквально не находил себе места. Он сказал Зои:

– Ты меня не понимаешь. Не слышишь, что я говорю. Ты как все. Но если уж я начал дело, то ни за что не отступлюсь. У нас, случайно, не осталось виски? – Он пошарил на кухне и нашел полупустую четвертушку, трясущимися руками вытащил пробку и сделал судорожный глоток. – Я играю по-крупному, ясно? И если я говорю, что раздобуду деньги, значит, так оно и будет. Ничего, есть и умные люди на свете. Некоторые могут оценить настоящий талант. Немногие, конечно. Ты еще меня узнаешь…

– Ложись в постель, Гарри, – сказала Зои.

– Не хочу я ложиться. Ты за кого меня принимаешь? За лежебоку? Нет уж. Я ухожу.

– Нет, ложись в постель, Гарри! Я ждала, когда…

– Ах ты ждала! У меня работа, понимаешь, ра-бо-та! Неужели ты думаешь, что я таким и останусь до конца своих дней? А вдруг… Вдруг кто-нибудь узнает, что ты… помогала мне делать карьеру, одалживала иногда пару фунтов, в то время как я претворял в жизнь свои идеи…

– Да что с тобой, дорогой? Будь умницей, ложись.

Воспоминание о словах Берта неприятным червячком зашевелилось в его груди. Фабиан прикусил костяшки пальцев.

– А вдруг кто-нибудь придет ко мне и скажет: «Гарри, зачем ты позволил Зои идти на панель?» Представляешь, если это скажут мне? Я… Я… Они… Да у них будет полное право дать мне по роже, и я не смогу… Нет уж! Слушай! Слушай меня внимательно! Я сейчас ухожу, а когда вернусь, у меня в кармане будет лежать сто фунтов. Новенькими купюрами! Я это сделаю прямо сейчас!

– Ах, Гарри, ложись в постель и постарайся уснуть. – Зои разделась и стояла обнаженная в тусклом свете газовой горелки. – Ну давай же…

Но уязвленное самолюбие уже распалило воображение Фабиана, успевшего прикончить бутылку виски. От бессилия его вдруг охватил жгучий стыд – стыд человека, находящегося на содержании. Он резким движением подтянул узел галстука и надел пальто – огромное американское пальто, в котором он казался в два раза больше.

– Гар-ри! – проворковала Зои, прижимаясь к нему всем телом.

– Возвращайся в постель.

– Нет, только вместе с тобой.

– Отцепись от меня!

– Не отцеплюсь, пока ты не ляжешь в постель.

– Я ухожу, чтобы раздобыть сто фунтов.

– Не нужны мне сто фунтов, Гарри, – мне нужно, чтобы ты лег со мной в постель.

– Нет, я ухожу.

– Ты знаешь так же хорошо, как и я, что тебе нипочем не раздобыть таких денег…

– Да-а? Да?! Ты так уверена? Мм, ты в этом уверена? Ладно-ладно. Хорошо. Я докажу тебе. Отпусти!

Он оттолкнул Зои и выбежал из комнаты.

– Такси! Такси! Такси! – заорал он. Схватив таксиста за лацканы пиджака, он прокричал прямо ему в лицо: – «Гнездышко», Тернерз-Грин! Дело жизни и смерти! Гони как ошпаренный! Если доедем быстро, дам тебе полфунта! – Он вскочил в такси, захлопнув за собой дверь, и машина резко тронулась с места. Фабиана ерзал на сиденье, кусая губы и постукивая кулаками по коленкам.

Он выскочил из такси, прежде чем машина успела затормозить, и бросил водителю десятишиллинговую бумажку. «Гнездышко» мирно дремало в лучах утреннего солнца. Дрожащей рукой Фабиан схватил дверной молоточек и принялся колотить в дверь что было сил. Удары молоточка эхом прокатились по всему дому. Фабиан стучал и стучал – наконец за дверью послышались тихие слабые шаги. Он подождал, злобно затаившись, пока не почувствовал, как рука Симпсона коснулась замка, потом стукнул еще раз, громче, чем прежде. Дверь отворилась.

В проеме показалось испуганное лицо немолодой женщины.

– Что вы хотите? Кто дал вам право так стучать?

Налитые кровью глаза на искаженном злобой лице Гарри Фабиана смотрелись в тени дверного проема весьма угрожающе. Он ответил:

– Мне нужен Арнольд Симпсон, и поскорее.

– Но…

– Никаких «но»! Сейчас же зови его!

– Но…

– Черт бы тебя побрал! – Фабиан оттолкнул женщину и быстрыми шагами прошел в гостиную. Он нервно ходил по ковру, пиная ногами ножки стульев. Вошел маленький человек. На нем был все тот же серый костюм, тот же жесткий воротничок и аккуратный черный галстук. Но, похоже, ему все-таки удалось немного поспать со времени их последней встречи. Его лицо больше не казалось изможденным – напротив, он выглядел вполне отдохнувшим. Острая боль не может длиться вечно, и невыносимые страдания в конечном счете примиряют человека с бедой.

– А ну сядь, – сказал Фабиан.

Маленький человек сел. Фабиан навис над ним, выпятив грудь и заломив шляпу на затылок.

– Ну? – спросил маленький человек.

– Что это значит – «ну»? Разве так можно разговаривать? Я бы на твоем месте был полюбезней, приятель. Я тебя предупреждаю…

– Вы дали мне слово чести, что больше никогда сюда не придете.

– Кто?

– Вы. Слово чести шантажиста. Или вы себя таковым не считаете? Даже самый…

– Заткнись! – крикнул Фабиан. – Нам нужно поговорить.

– Ну так говорите скорей и уходите.

– Слушай, ты, маленький грязный ублюдок, – начал Фабиан, растягивая губы в зловещей улыбке, – слушай, ты, лицемер, маленький вонючий…

– Я слушаю, человек чести. Что вам угодно?

– Не говори со мной о чести. Мне это неинтересно. Засунь свою честь знаешь куда!.. Кто ты такой, чтобы возникать, ты, ничтожество? Охотник за шлюхами! Не смей так со мной разговаривать! Я тебя раздавлю как червяка! Я тебя по стенке размажу, ты, несчастный сукин сын! Я подниму такую бучу, что мало не покажется! Я с тебя шкуру спущу, я тебя в порошок сотру. А теперь слушай…

– Я слушаю.

– Так-то лучше. Я хотел было оставить тебя в покое. Понял? Я хотел обойтись с тобой помягче. Усек? А теперь слушай: поскольку ты мне нахамил, я собираюсь прибить гвоздями к кресту твои чертовы руки-ноги и выпустить тебе кишки. Понял?

– Понял. И что дальше?

– Я собирался позволить тебе отделаться пятьюдесятью фунтами. Теперь я возьму с тебя сотню. Дай мне сто фунтов.

– Дать вам сто фунтов?

– Не тяни волынку, мерзавец. Это тебе не поможет. Повторяю: мне нужно сто фунтов, немедленно, сию же минуту, купюрами по одному фунту, как в прошлый раз.

– А потом?

– Потом я уйду.

– А если я не дам вам денег?

– Я отправлюсь прямо в больницу.

– Но скажите, пожалуйста, какой вам от этого прок?

– Прок? Мне? Никакого. Чтоб тебе в другой раз неповадно было. К тому же никому еще не удавалось надуть меня и выйти сухим из воды. Понял? Никому и никогда! Усек? Клянусь Богом, если кто-нибудь когда-нибудь попытается меня надуть, я сам не пожалею ста фунтов и навсегда отучу его связываться со мной! Так что не тяни кота за хвост и давай-ка поживее.

Маленький человек покачал головой.

– А ну кончай это, быстро собирайся. Не тяни резину. Я пойду в банк вместе с тобой. Надевай пальто. Выписывай чек. Шевелись!

– Нет. А теперь вон отсюда.

– Что?

– Я сказал – нет! Уходите!

– Да ты понимаешь, что это значит?

– Вы, кажется, мне уже объяснили. Уходите.

Сердце Фабиана сжалось. В груди похолодело. Он проговорил примирительным тоном:

– Слушай. Ты не в себе. Ты ведь не позволишь мне пойти и рассказать твоей женушке всю эту историю? Ну же, давай-ка, пошли. Кончай эти глупости. Я помогу тебе. Ладно, дай мне полсотни, и покончим с этим. Иначе я все расскажу твоей жене.

– Вы и вправду все ей расскажете?

– Все расскажу, клянусь Богом! Я сделаю это из принципа.

– Из принципа, – повторил маленький человек. Он взял Фабиана за руку и провел его в соседнюю комнату. Там было очень темно. Все шторы были опущены.

– Вот, смотрите! – сказал маленький человек.

Фабиан посмотрел направо, но ничего не увидел. Посмотрел налево и издал сдавленный звук.

Там, на двух черных козлах, покоился гроб.

– Скажите ей, – сказал маленький человек.

Фабиан молчал.

– Скажите ей!

– Она…

– Она умерла в то самое утро, когда вы приходили. Отныне ни одно ваше слово не сможет больше ранить ни ее, ни меня. А теперь уходите…

Он провел Фабиана по коридору и захлопнул дверь у него перед носом.

– А некоторые еще утверждают, что есть Бог на небесах! – воскликнул Фабиан.

Добравшись до Тависток-Плейс, он позвонил Фиглеру:

– Джо, верни мне мои деньги.

– Ладно, Гарри. Тут ровно пятьдесят фунтов. Но нашей сделке конец.

– Конец? Конец? Но почему?

– Почему? Потому что ты псих. Вспомни, как ты вчера швырял деньги на ветер! Ну уж нет, работать с тобой я не хочу.

– Черт, Фиглер! Я могу достать еще!

– Мне это неинтересно. Я выхожу из игры. Или, если хочешь, отдай эти деньги мне на хранение, и заключим новую сделку – на началах «семьдесят к тридцати».

– Семьдесят к тридцати? Да ты спятил! Я запросто могу раздобыть еще пятьдесят фунтов. Но… Слушай, Джо, а как мое название «Чемпионы Фабиана»? Оно останется?

– Название меня не волнует. Лавры можешь оставить себе, я не возражаю. Но мне нужен полный контроль над расходами.

– Ну…

– Да или нет?

– Ладно! По рукам. Дай мне расписку на пятьдесят фунтов.

– Я снял помещение на Бристоль-сквер. Можем начать прямо сейчас. Твоя задача – продумать программу.

– Это будет лучшая…

– Лучшая в мире программа. Ага. Я знаю. Так давай, вперед, что время даром терять.

– И слушай-ка, Фиглер. Окажи мне одну услугу. Закажи карточки. Только чтобы они были классные, чтоб от них нельзя было глаз оторвать. Сделаешь?

– Так и быть.

– Я тебе доверяю, Джо.

– Это вовсе не обязательно, Гарри. У нас с тобой подписано соглашение.

– Ох… – вздохнул Фабиан. Он вдруг почувствовал себя совершенно раздавленным. Его страшил момент встречи с Зои: «Ну что, важная птица? Где же твои сто фунтов? А где „Роллс-Ройс“? Эх ты!.. Тоже мне, выдумщик!»

Он медленно, волоча ноги, побрел на Руперт-стрит, тихонько прокрался в комнату и бесшумно разделся, с облегчением увидев, что Зои спит беспробудным сном.

Раздевшись, он забрался в постель и лег рядом с ней.

Она глубоко вздохнула и прошептала: «Чихуахуа…»

– О Боже! – выдохнул Фабиан, затаив дыхание.

Обессилев от переживаний, он заснул глубоко, как дитя.