Текст книги "Здесь ради торта (ЛП)"

Автор книги: Дженнифер Милликин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 33

Клейн

– Дело не в том, что я хочу, чтобы ты перестала так говорить, – объясняю я ей, глядя в ее глаза самого красивого оттенка, который я когда-либо видел. – Я хочу, чтобы ты перестала думать, что когда я говорю что-то, что тебе нравится, это следует привязывать к этому.

Ее щеки заливаются краской.

– Я не осознавала, что именно это я и делаю.

– Это защитный механизм.

Она кивает.

– Да.

– И что же нужно защищать от меня?

Четко и уверенно она говорит:

– Мое сердце.

Тот же самый орган, который находится в моей груди, начинает сжиматься. Хотел бы я, чтобы Пейсли почувствовала, что она делает со мной. Хотел бы я, чтобы она знала, как она повлияла на меня, изменила, как мучает меня наблюдение за ее борьбой с семьей, как сильно я хочу встряхнуть их всех и сказать им, что они причиняют боль лучшему человеку, которого я знаю.

– Пейсли, – я располагаю наши лица так, чтобы в поле нашего зрения не было ничего постороннего. Мне нужно, чтобы она не только услышала мои следующие слова, но и впитала их. – Для твоего сердца нет более безопасного места, чем рядом со мной.

Она стонет, издав крошечный искаженный звук.

– Клейн, я не могу перестать думать о тебе, – ее слова звучат мягко и хрупко, как признание, и, возможно, так оно и есть.

Я крепче прижимаю ее к себе.

– Ты занимаешь все мои мысли, и мои сны тоже.

В ответ бедра Пейсли сжимают меня. Она выгибается, вжимаясь в меня грудью.

– Покажи мне, о чем ты думаешь.

Я захватываю ее рот и веду нас назад к кровати, опуская ее, когда мы оказываемся там. Платье задирается на ногах, открывая мне вид на ее татуировку.

Я провожу рукой по ее бедру, поднимая ткань выше. Кончиком пальца я обвожу слово, написанное прописными буквами.

Attraversiamo.

– Что это значит? – я наклоняюсь и провожу губами по забитой чернилами коже.

Пейсли извивается, ногтями впиваясь в мои волосы.

– По-итальянски это означает «давай перейдем». Это способ описать переход или движение. Я набила ее после первого года создания своего бизнеса, когда поехала на две недели в Италию, – ее ногти покидают мои волосы и опускаются на шею. – Я сама оплатила поездку и гордилась этим. Я чувствовала себя большой, как будто я сделала переход к взрослой жизни. Я сделала это сама, так, как хотела. Я бросила вызов отцу и своей природной склонности угождать, и это было не зря.

Я смотрю на нее сверху вниз, не в силах сдержать восхищение в глазах.

– Ты нечто иное, Пейсли. Что-то чертовски особенное.

Мои губы опускаются к ее бедру, к этому слову. Attraversiamo.

Кончик моего языка прослеживает надпись. Я поднимаю взгляд, мой рот все еще прижат к ее коже. Пейсли смотрит на меня, ресницы трепещут.

– Клейн, – говорит она, но после этого больше ничего не следует. Ни просьбы. Ни вопроса. Только мое имя, потому что она может. Потому что хочет.

Я посасываю ее бедро, татуировку, втягиваю кожу в рот и прикусываю. Она задыхается, и ее рука снова находит мои волосы. Мой рот опускается с ее бедра, скользит вниз по склону, к тому месту, где раньше исследовали мои пальцы. Ее бедра, все еще сомкнутые вместе, образуют букву «V».

Приподнявшись, я смотрю в ее закрытые глаза.

– Пейсли, если ты хочешь меня здесь, тебе придется открыться для меня.

Ее глаза открываются. Она смотрит на меня и делает именно это.

Устроившись между ее коленями, я провожу руками по ее бедрам, наблюдая, как они исчезают под подолом ее платья. Я продвигаюсь все выше, пока ткань не доходит до ее тазовых костей.

Я смотрю вниз на нее, открытую для меня.

– Вот это да, – говорю я, оценив светло-розовое кружево.

Пейсли улыбается.

– Это белье, достойное того, чтобы его снять.

Зацепив пальцами пояс, я стягиваю их с ее тела. Они были красивыми, пока были на ней.

А здесь, прямо, блять, мой рай.

– Такая красивая, – восхищаюсь я, и пунцовый румянец заливает щеки Пейсли.

Устроившись поудобнее, я прижимаюсь ртом туда, куда хочу. Где хочет Пейсли. Раньше мы прятались в кладовке, у нас было мало времени. Теперь она лежит на спине на большой мягкой кровати, и я не тороплюсь. Ее ногти царапают мне кожу головы, пока это не становится слишком сильным, и она закрывает рот рукой, чтобы заглушить стоны. Ее бедра подрагивают, и я прижимаю предплечье к ее животу, чтобы удержать ее на месте.

Одно скользящее движение по ней. Потом еще одно. Ленивое поглаживание, перекат. Медленный круг, от которого мышцы ее бедер напрягаются, а затем я впиваюсь в нее ртом, пока ее тело не отрывается от кровати. Мышцы бедер подрагивают, она молчит, в то время как ее бьющееся тело кричит за нее.

– Хотел бы я, чтобы ты увидела, как прекрасно ты выглядишь, – говорю я, садясь. Ее волосы вьются вокруг головы, а щеки самого прекрасного темно-розового цвета.

– Если это что-то похожее на то, как ты выглядел, когда я отвлекла тебя от боли, то уже знаю.

– И ты называешь меня Мастером Слова.

Она ухмыляется.

– У твоего рта много талантов.

– Для моего следующего действия… – запустив руки в пояс шорт, я быстро стягиваю их вниз.

Глаза Пейсли прикованы к той части меня, которая выпирает вперед.

– У меня нет презервативов. Я не ожидала ничего подобного.

– Я захватил несколько.

Пейсли притворяется удивленной.

– Клейн Мэдиган. Как вы смеете делать такие предположения о леди?

– Меры предосторожности, – уточняю я, хватаясь за шорты. Перед вечеринкой я спрятал один фольгированный пакет в бумажник. – Никаких ожиданий.

Опустившись на колени, я надеваю презерватив на свою длину. Пейсли, опираясь на локти, наблюдает за мной. Слабый свет прикроватной лампы разливает глубокий желтый цвет по кровати и по Пейсли.

Она тянется ко мне, и я устраиваюсь в колыбели ее бедер. Опустив рот, я беру в губы один розовый сосок. Продолжая тему неторопливости, я погружаюсь в работу, обхватывая одну грудь, пока работаю над другой. Пейсли нетерпеливо ерзает подо мной, и я улыбаюсь.

Она издает женственный рык разочарования, и я улыбаюсь еще шире. Это восхитительно.

Пейсли протягивает руку между нами. Она вцепляется в меня, располагая меня прямо там, где мне нужно, и говорит:

– Пожалуйста.

Есть ли что-то, что мне нравится больше, чем слышать это слово, слетающее с губ Пейсли? Сейчас ничего не приходит на ум.

Она задыхается, когда я проникаю внутрь, ее грудь вздымается при вдохе. Провожу поцелуями по ключицам, вверх по шее и, наконец, к ее рту. Я задаю темп, который не быстрый и не медленный, а нечто среднее. Пейсли это нравится. Она складывает ноги так, что они оказываются параллельны нашим телам, ее пальцы пробегают по моей спине и забираются в волосы.

– Посмотри на меня, – говорю я.

Океанская синева вглядывается в лесную зелень.

Здесь есть только она и я.

Ее руки на моей спине, разминающие мышцы.

Крошечные капельки пота, собирающиеся в местах изгибов.

Гладкость наших тел.

– Никогда еще не было так хорошо, – шепчет Пейсли, ее тело поднимается навстречу моему. – Почему мы не занимались этим последние восемь лет?

Мои бедра покачиваются вместе с ее бедрами, ее грудь вздымается от этого движения.

– Потому что мы очень-очень глупые.

Пейсли смеется, и это заставляет ее стенки сжиматься.

Я отстраняюсь и сажусь, подтягивая Пейсли к себе. Она опускается на меня, упираясь коленями по обе стороны.

Мои губы касаются ее шеи.

– Свет включен, так что на этот раз я могу наблюдать за тобой.

Пейсли кивает, направляя мою руку между своих ног. Я молча выполняю ее просьбу, и она устраивает мне шоу. Ее руки на моих плечах, голова откинута назад, соски царапают мою грудь, и, как я уже говорил, я наблюдаю, как ее глаза закатываются назад.

– Прекрасна, – стону я, гладя ее по шее, когда пульсация и дрожь ее мышц стихают.

Она сжимается вокруг меня, приподнимая бедра, а затем опуская их вниз, и прижимается своими губами к моим. Она руководит шоу, ведет меня за собой.

Первобытное, сырое, общее дыхание, и слипшиеся тела. В этом доме больше никого нет. На этом острове. Здесь есть только мы. Мы не целуемся, но ее рот движется по моему в такт с тем, как мы соединяемся.

Мы приближаемся к краю, поднимаясь вверх. Пейсли дергается, сжимая меня, заглушая свои крики. Это подталкивает меня к концу, и теперь она целует меня, а я целую ее в ответ, и я не знаю, что мы сделали, или что мы делаем, или что мы, возможно, начали.

Я знаю только, что Пейсли чувствуется идеально в моих объятиях, идеально в моей груди, и на данный момент этого достаточно.

ГЛАВА 34

Пейсли

Тепло от песка просачивается сквозь полотенце, на котором я лежу. Это идеальный день, целительный, легкий ветерок поднимает мои высушенные солью волосы с плеч. Солнце гордо красуется в центре неба, словно супергерой, демонстрирующий свою униформу.

Клейн лежит рядом со мной.

Ах. Клейн. Все мое тело улыбается, когда я думаю о нем, от кончиков пальцев ног до макушки головы. Прошлая ночь была идеальной. И сегодня утром тоже, когда он прижимал меня к своей груди. Этим утром он был более медленным, ленивым и сонным, почти разрушающим.

Клейн сдвигает солнцезащитные очки на нос, приподнимает брови, спрашивая:

– Тебе нанести заново солнцезащитный крем?

Возможно, еще какое-то время мне не понадобится повторное нанесение, но отказываться от предложения Клейна потереть руками мою спину? Я буду дурой.

– Если ты предлагаешь, то я согласна.

Приподнявшись, я роюсь в своей пляжной сумке и протягиваю ему солнцезащитный крем с ароматом кокоса. Он берет его у меня и выливает необходимое количество на ладонь, пока я спускаю с плеч бретельки бикини.

Его прикосновение сначала холодное, но потом быстро согревает.

– У тебя напряженные мышцы, – замечает он, разминая верхнюю часть моей спины. – Кажется, я знаю, почему.

Кокетливо оглядываясь на него через правое плечо, я отвечаю:

– Кто-то заставил меня попотеть прошлой ночью.

– И сегодня утром, – с гордостью добавляет он. – Надо пить больше воды. День только начинается.

Его комментарий заставляет меня рассмеяться. Он уже почти закончил наносить крем, поэтому я возвращаю лямки на плечи и поворачиваюсь, делая выпад в его сторону. Он падает обратно на полотенце, и я склоняюсь над его грудью, впиваясь поцелуем в его губы.

– Мне нравится твое остроумие.

– Мне нравится твое все.

Его слова вызывают прилив удовольствия по всему телу. Он утверждает, что для моего сердца нет более безопасного места, чем рядом с ним. Я надеюсь, что это правда.

После второго, чуть более продолжительного поцелуя я возвращаюсь в прежнее положение на полотенце.

На небольшом расстоянии от нас проходит игра в пляжный волейбол. Это все свадебные гости с вечеринки, а также моя мама, Бен и бабушка. Мой папа хранит молчание с самого ужина и не участвует в сегодняшнем пляжном веселье. В какой момент он планирует присоединиться к нам? Обычно я бы больше беспокоилась о его отсутствии, или я чувствовала бы себя ответственной за его присутствие.

Клейн был лучшим отвлекающим фактором.

Моя мама кричит, спрашивая, хотим ли мы с Клейном присоединиться к матчу. Он говорит ей, что мы присоединимся к следующему.

Я приоткрываю один глаз. Клейн лежит на спине, глаза прикрыты солнцезащитными очками, в руках у него книга. Она про загадочное убийство, что-то из коллекции моей бабушки. Он видит, что я смотрю, и откладывает книгу. Перевернувшись на бок, он слегка прикасается к моей пояснице.

С выражением лица, которое я могу описать только как обожание, он говорит:

– У тебя на щеках появились веснушки.

– От солнца, – я показываю на огромное светило на небе.

Он кивает, его взгляд блуждает по мне. Его рука исследует мою спину, натыкаясь на завязки топа бикини. Он начинает водить кончиком пальца, петляя и кружась, пересекая и ставя точки.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, опираясь на сложенные руки.

– Сочиняю историю.

Я лениво улыбаюсь.

– Какую историю?

– Историю любви, – он что-то пишет на моей спине, что-то, что я не могу расшифровать.

– Книга, которую ты читаешь, не вдохновила тебя на загадочное убийство?

Он демонстративно смотрит на Шейна.

– Возможно.

– Ахах, – даже мой смех тягучий, как патока, льющаяся из банки. Это из-за солнца. Под его лучами у меня нет быстрой скорости. – Что вдохновляет тебя на эту историю любви?

Он осматривает пляж.

– Атмосфера острова, – смотрит на меня. – И одна определенная женщина.

– Моя бабушка? Это любовный треугольник с Бобом Баркером?

Повествование Клейна прекращается.

– Ты меня раскусила. Я путешествую в прошлое и меряюсь с ним силами, чтобы завоевать расположение юной Лозанны.

– Ты – очевидный выбор, – я переворачиваюсь и приподнимаюсь на локте. Мои пальцы обводят его грудь, грудные мышцы и останавливаются на сердце. – Я бы выбрала тебя.

Он целует мое плечо и задерживается, покусывая теплую кожу.

– Ты испытываешь ко мне чувства, Ас?

Мое сердце бьется с удвоенной скоростью.

– А ты бы этого хотел?

Он отстраняется и смотрит на меня с нежностью.

– Да. Возможно, и хотел бы.

Меня неожиданно захлестывают эмоции. Вопрос Клейна, солнце и песок, райский остров – я чувствую себя ближе всего к совершенству, чем когда-либо.

Я хочу лежать здесь вечно, впитывая солнце и этого мужчину, который второй раз в жизни сбил меня с оси.

Я готовлюсь притянуть Клейна к себе, чтобы приступить к отчасти непристойному пляжному поцелую, но меня останавливает тень, нависшая над нами. Я поднимаю руку, чтобы посмотреть, кому она принадлежит.

Сиенна, одетая в белое бикини (естественно), смотрит на нас сверху вниз.

– Клейн, мне нужно отдохнуть от волейбола. Не мог бы ты заменить меня, пожалуйста?

Он неохотно целует меня в ухо, прежде чем встать.

– Конечно. Без проблем.

Он уходит по горячему песку, а я смотрю ему вслед. Его икры стали мускулистыми, отлично сложенными – результат всех тех еженедельных футбольных матчей. След от укуса медузы все еще красный, но уже не такой агрессивный.

Сиенна лежит рядом со мной на полотенце Клейна. Она наклоняет лицо к солнцу.

– Похоже, вы двое хорошо ладите.

Я смотрю, как Клейн занимает свое место в команде Шейна.

– Так и есть.

– Шейн ревнует к Клейну.

Отчаяние в ее голосе заставляет меня перевернуться на спину, согнуть локоть и опереть голову на руку.

Я в замешательстве. Разве она не сказала мне вчера днем в ванной, что все, что произошло между Шейном и Клейном, было недоразумением? Что произошло или было сказано, чтобы вызвать ревность, которую, по ее словам, испытывает Шейн?

– С чего бы Шейну так себя чувствовать?

Она пожимает плечами, сложив руки на коленях. В ее профиле я вижу ее детскую версию, маленькую девочку, которая любила готовить шоколадный пудинг и ненавидела ждать, пока он застынет.

Я пытаюсь снова.

– Почему, Сиенна?

– Потому что совершенно очевидно, что ты счастлива до невозможности.

Может быть, мои актерские способности лучше, чем я думала. А может, я просто счастлива до невозможности.

– Трудно не быть счастливой с Клейном, – говорю я, стараясь быть прагматичной, хотя на самом деле мне хочется просто поболтать о том, какой он замечательный. – Он хороший человек.

– Я рада за тебя, Пейс, правда.

Я чувствую, что она хочет сказать что-то еще, поэтому молчу.

Сиенна сжимает руки.

– Мне неловко просить тебя об этом, но не могли бы вы с Клейном сбавить обороты с этими вашими телячьими нежностями?

Моя первоначальная реакция, мой коленный рефлекс – немедленно сказать: «Да, конечно, я не хочу причинять сестре горе, особенно во время свадебной недели».

Но.

Я слышу их. Палому и Клейна.

Ты пол.

Если ты будешь продолжать быть тряпкой, что ты будешь делать?

Негодование кипит в моей крови.

– Ты просила своего жениха перестать ревновать? Или ты спрашивала себя, почему твой жених вообще ревнует?

Рот Сиенны приоткрывается.

– Всем будет проще, если ты будешь вести себя по-другому, ведь именно ты создаешь проблему.

Я сжимаю руки.

– Как это я создаю проблему?

– Ты заставляешь Шейна ревновать.

Я закрываю глаза и качаю головой. Это слишком безумно, чтобы быть реальностью, верно?

– Откуда ты это знаешь, Сиенна? Это твое мнение?

Ее осанка твердая.

– Это мнение сложилось после того, как я наблюдала за ним прошлой ночью.

Она не знает, что Шейн сказал мне и Клейну после нашего рандеву в кладовке, так на чем она основывается?

– Он был несносным в своей типичной манере прошлой ночью, Сиенна. Вот и все.

– Это то, что ты видела, – бормочет она. – Он был настоящим засранцем после того, как вы с Клейном ушли.

– Его поведение – это его выбор, ты же знаешь, да?

– Не могу поверить, что ты так не согласна с этим.

На данный момент этот разговор почти смехотворен.

– Я не так это вижу.

Она смотрит на меня.

– Как ты это видишь?

– Я не позволяю собой помыкать.

Она усмехается.

– Потому что до сих пор тобой помыкали?

– Да.

Мне кажется, что этот разговор веду не я. Я плыву где-то на поверхности, устремляясь вниз, как бакланы, и подслушивая.

– Неважно, – резко выдыхает Сиенна. – Я иду в дом, чтобы вздремнуть. Увидимся в шесть на морской прогулке.

Мое сердце замирает, когда я смотрю, как она топает по песку. Фархана зовет ее, и Сиенна поворачивается, крича, что хочет отдохнуть. Она продолжает идти, но в ее походке меньше топанья и больше эксцентричности. Она вспомнила, что у нее есть толпа, и теперь играет роль бойкой, не знающей забот невесты.

Оказывается, не только я веду себя определенным образом, чтобы соответствовать чужим ожиданиям.

ГЛАВА 35

Пейсли

«Поднимайся на борт лодки, чтобы совершить круиз на закате», – говорили они.

«Это будет весело», – говорили они.

Они солгали.

Сиенна забыла упомянуть, что на этой лодке будет мой отец. А моя мама и Бен? Об этом она тоже умолчала.

Ждать на причале прибытия лодки было сущей пыткой: липкий влажный воздух стал еще гуще от жарких объятий моей мамы и Бена. Мой отец держался в стороне, ожидая в двадцати футах от нас с прижатым к уху мобильным телефоном. Я не уверена, был ли его звонок деловым или личным, потому что пока мы ждали, я занимала себя тем, что болтала с мамой Шейна.

Теперь они здесь, делят одно пространство впервые после окончательного развода. Мама и Бен прижались друг к другу в задней части лодки, а мой отец расположился в передней. Он представляет собой интересную фигуру в одиночестве в своих брюках цвета хаки, подкатанных к низу, и морском тканом пуловере с на половину застегнутой молнией, руки засунуты в карманы. Он вынужден столкнуться с последствиями своего неудачного выбора.

Гости сгрудились вокруг стола на вершине лодки. На столе стоит недоеденная тарелка с фруктами и сырами в окружении почти пустых бутылок пива и бокалов вина.

Они спорят, обсуждая достоинства закупоренного вина и обычного. Клейн, сидящий напротив меня, выглядит скучающим до слез.

Когда я ловлю его взгляд, он ободряюще подмигивает мне.

Я стараюсь сделать то же самое, но мой желудок в смятении. Вода сегодня неспокойная – результат сильного ветра. Лодка реагирует на волны так, что мой желудок этого не оценил. Я не знаю особенностей морской болезни, но сейчас я не высокого мнения о ее симптомах.

Встав из-за стола и пытаясь взять под контроль свою дурноту, я отхожу от группы и хватаюсь за перила. Первый помощник, Крю, поднимается с камбуза с новой порцией напитков для всех. Он заканчивает раздавать их, а затем присоединяется ко мне у леерного ограждения.

– Хотите чего-нибудь выпить? – спрашивает он. – Я могу спуститься вниз и принести вам, – он улыбается в ожидании. Он красив, с глубоко загорелой кожей и иссиня-черными волосами. Когда мы только поднялись на борт и познакомились с капитаном и первым помощником, Марен сказала, что экипаж должен быть в рекламном материале круиза на закате.

– Нет, спасибо, – отвечаю я. – Я сейчас не очень хорошо себя чувствую.

– А-а-а, – понимающе кивает он. – Вам нужно приспособиться к морской качке, – он гладит меня по спине, и я слишком близка к рвоте, чтобы отстраниться от его неуместного прикосновения.

Мой желудок бурлит.

– Возможно, мне скоро понадобится ведро.

Он ухмыляется, поглядывая через плечо.

– У меня под рукой есть имбирные леденцы. Они лежат под палубой вместе с моими вещами, не хотите ли вы пойти со мной и взять немного?

Лодка подпрыгивает. Мое тело растягивается, то в одну, то в другую сторону, как ириска. Еще одна волна ударяет по лодке, раскачивая нас.

Постоянная тошнота ослабила меня, и хотя я крепче вцепилась в перила, этого недостаточно, чтобы удержаться на месте.

Я спотыкаюсь, и Крю хватает меня за талию, впиваясь пальцами и удерживая меня в вертикальном положении.

– Держись, – говорит он, сверкая глазами.

– Если хочешь сохранить свои нежные руки, советую убрать их от моей девушки.

Голос проникает глубоко в мой живот, пронизывая меня насквозь. Он мог бы быть рыцарем на белом коне, прибывшим спасти свою прекрасную деву. И, конечно же, угрожать телесными повреждениями своему противнику. Но даже в таком состоянии я могу оценить его властное поведение, его угрожающий тон.

– Клейн, – бормочу я, потянувшись к его плечам.

Я не знаю, ответил ли Крю, я слишком занята тем, что пытаюсь взять это чувство под контроль. Крю отпускает меня, его руки сменяются руками Клейна. Он прижимает меня к своей широкой груди, удерживая на месте, пока лодка раскачивается.

– Кажется, меня сейчас стошнит.

Он ведет меня вниз по лестнице и заводит за угол в тихое место.

Он осторожно собирает мои волосы и убирает их назад, пока я хватаюсь за поручни и наклоняюсь над лодкой. Темная вода плещется и вздымается, обдавая лодку брызгами. Капли бьют меня по лицу, охлаждая кожу. Странно, но от этого мне становится легче.

Проходит минута, пока я жду. Ничего не происходит.

– Ложная тревога, – говорю я, делая шаг назад от перил, когда тошнота проходит. – Извини.

– Не стоит, – бормочет он, отпуская мои волосы, но его рука перемещается на мою поясницу и начинает растирающие круговые движения. – Это случается с лучшими из нас, – он смотрит на меня снизу вверх и улыбается уголком рта. Угасающий свет темнеет в его зеленых глазах, как в морском лесу.

Мой язык высунулся, чтобы смочить губы.

– Почему ты так смотришь на меня?

– Как?

– Как будто ты меня обожаешь.

Должна ли я была выбрать менее значимые слова? Что-то, что дало бы Клейну шанс на менее впечатляющий ответ?

Несколько секунд он смотрит на меня, глаза сосредоточены, мерцающие и задумчивые.

– Скажи мне остановиться, – хрипло произносит он.

– Не останавливайся.

Какая бы болезнь меня ни мучила, она давно прошла. Невероятный прилив чего-то, что раньше казалось чуждым, но теперь ассоциируется с Клейном, исходит откуда-то из глубины меня.

Что происходит со мной? С нами?