Текст книги "Здесь ради торта (ЛП)"

Автор книги: Дженнифер Милликин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 28

Клейн

«Пляжный клуб» – это ресторан высшего класса, примыкающий к отелю «Наутилус», в котором состоится свадьба Шейна и Сиенны. Белые скатерти накинуты на столы, а зеркальный бар отражает океан позади нас.

Пейсли ведет за собой, пробираясь через весь обеденный зал. За столиком в дальнем углу, возле стеклянного окна без единого пятнышка, сидит мужчина, повернувшись к нам спиной.

Если бы я ждал людей, то сел бы так, чтобы их видеть.

– Папа, – приветствует Пейсли голосом, которого я никогда раньше не слышал. Добрый, но сдержанный. Вежливый. Искусственный.

Услышав ее, он встает и кладет свою льняную салфетку на свободное место.

– Пейсли, – говорит он, крепко обнимая ее.

Разница между тем, как он обнимает свою дочь, и тем, как моя мать обнимает свою дочь, разительна.

– Папа, это Клейн. Клейн, это мой отец, Эндрю.

Мы пожимаем друг другу руки.

– Приятно познакомиться, сэр.

– Взаимно, Клейн. Интересное имя.

Я киваю, но молчу. Мало что можно сказать мне о моем имени, чего я еще не слышал. Шуток про нижнее белье[xlix] в школе было в изобилии. Дети могут быть жестокими, и когда дело касалось меня, у них было более чем достаточно материала. Я был бы счастлив, если бы мое имя было единственным, над чем они могли посмеяться, но это был не мой жизненный путь.

Мы рассаживаемся по своим местам: Пейсли рядом с отцом за квадратным столом, а я напротив него. Я представлял ее отца исполином, индустриальным магнатом, но он обычный парень, Джо[l].

Судить о книге по обложке, конечно, не принято, но я не думаю, что многие люди, взглянув на этого мужчину средней комплекции с редеющей линией роста волос, сочтут его измену Робин правдоподобной.

Эндрю заказывает бутылку каберне на стол, не спрашивая, устраивает ли это кого-то еще.

– Итак, папа, – говорит Пейсли после того, как мы заказали закуски и ужин. – Как поживаешь?

– Работаю не покладая рук.

Образный язык, конечно. Руки «белых воротничков» остаются целыми и невредимыми.

Пейсли откидывается на спинку кресла и потягивает вино.

– Как Перри?

– У нее все хорошо.

Пейсли объясняет мне:

– Перри – административный помощник моего отца. Она работает на него уже двадцать лет.

– Это… мило.

Неубедительно, но что еще я должен был сказать? Перри заслуживает повышения, независимо от размера ее нынешней зарплаты?

– Клейн, чем ты занимаешься?

Удивительно, что мы так долго добирались до этой точки разговора. Начинаем. Прежде чем я успеваю что-то сказать, Пейсли отвечает.

– Клейн – автор.

Я знаю, что Пейсли пытается уберечь меня от еще одного опыта, подобного тому, что я пережил с ее матерью в ночь нашего знакомства, но все в порядке. Она не обязана лгать ради меня.

– Начинающий писатель, – поправляю я.

– Ненадолго, – отвечает Пейсли. Она смотрит на отца. – Моя фирма недавно запустила цифровую маркетинговую кампанию, сосредоточенную на работе Клейна, с целью создать и укрепить его онлайн-охваты, чтобы привлечь заинтересованного издателя.

Приносят закуски, и я сжимаю руку Пейсли, лежащую на столе.

– Ничего не имею против твоей книги, Клейн, но, Пейсли, если бы ты работала на меня, ты бы не стала выдавать чересчур затейливые фразы о том, что ты что-то выдумала и выложила это.

Пейсли опускает глаза к своей тарелке с дыней, обернутой прошутто.

– Это не то, чем я занимаюсь.

– А чем же вы занимаетесь, Эндрю? – я меняю тему ради блага всех сидящих за этим столом. Если мне придется еще хоть раз выслушать, как он принижает свою дочь, ему не понравится то, что я скажу.

– Я владею фирмой по управлению активами, – из его голоса сочится гордость. – Помните пузырь на рынке жилья? Я предвидел его появление и провел шорт[li].

Он, должно быть, полагает, что я знаю, что это значит, но я не знаю. Да и не хочу, поэтому киваю, чтобы он мне не объяснял.

– Это сделало моих клиентов очень богатыми, – продолжает он. – И меня тоже.

– Поздравляю с, эм, шортом.

Пейсли издает искаженный смешок. Эндрю выдавливает натянутую улыбку, первую с момента нашего приезда.

– Пейсли могла бы пойти по моим стопам, но она решила устроить бунт, – вздыхает он, бросив на нее взгляд, который должен был дать ей понять, что он все еще разочарован в ней. – В конце концов, я мог бы дать ей ключи от замка, но она не захотела. Она хотела переехать через всю страну и посещать занятия, которые ни к чему не приведут, – его щеки раскраснелись от вина. – Она говорила тебе, что изучала творческое письмо, Клейн? Неудивительно, что ей это не понравилось, – он указывает на нее своим бокалом с вином. – Как я и говорил.

Я жду, что Пейсли начнет отстаивать свои интересы, но она этого не делает. Она просто сидит и молчит, глядя в окно.

Если она не хочет, то это сделаю я.

– Эндрю, вы когда-нибудь были в P Squared Marketing?

– Что это такое?

Парень не знает названия бизнеса своей дочери? Изо всех сил стараясь не выдать своего и без того низкого, но все еще падающего мнения об отце Пейсли, я отвечаю:

– Название фирмы Пейсли.

Он смотрит на Пейсли поверх ободка своего винного бокала.

– Нет.

– Вам стоит как-нибудь навестить ее и посмотреть на то, что она построила.

– Я жду, когда она одумается и присоединится ко мне в моем бизнесе.

– Я этого не сделаю, – отвечает ему Пейсли, ее голос негромкий, но твердый. – Я люблю то, что делаю. Людей, которым я помогаю.

– Ты можешь помогать людям, управляя их состоянием.

– До Клейна у меня была клиентка, которая владела тремя местными кофейнями и пыталась наладить контакт со своими покупателями, и…

– Это же кофе, – перебивает Эндрю, – насколько сложным может быть этот бизнес? Люди уже пристрастились к вашему продукту.

– Эта женщина видела свой бизнес совсем не таким. Ей нужна была привлекательная атмосфера, место для встреч, дружелюбные лица, сотрудники и посетители, между которыми установилось бы взаимопонимание. Но она не знала, что именно этого хочет, а только понимала, что в ее бизнесе чего-то не хватает. Мы с командой помогли ей понять свое видение и использовать его, чтобы показать людям, что она может предложить.

Наблюдая за тем, как Пейсли говорит, жестикулируя руками, можно понять, что она увлечена своим делом. Я испытываю огромное уважение к этому, к тому, кто любит то, что делает.

– Это прекрасно, милая, – покровительственно обращается к ней Эндрю. Он не сдается, он просто меняет тактику.

В глазах Пейсли загорается огонь, и как только я думаю, что она собирается отчитать отца, огонь угасает.

Кто-то убирает наши закуски, и появляется официант с ужином. Мы едим молча, неловко, пока Эндрю не говорит:

– Твоя мама уже закончила позориться с этим ребенком-мужчиной?

– У него есть имя, – Пейсли нарезает свой стейк с излишней силой.

– Мне плевать на его имя.

Эндрю перешел от покровительственного тона к раздражительному. Думаю, мы знаем, кто на самом деле ребенок-мужчина.

– Мама счастлива, – Пейсли прожевывает свой кусочек.

– Твоя мама не счастлива. Она устраивает самую длинную в мире истерику.

Пейсли откусывает еще кусочек, избегая смотреть ему в глаза.

– Вы развелись.

– Что? – он наклоняет ухо в ее сторону, но я уверен, что он прекрасно ее услышал.

Пейсли откладывает в сторону столовый прибор и переводит взгляд на него.

– Вы развелись.

– И кто в этом виноват?

Моя вилка со звоном падает на тарелку. Под столом Пейсли топает по моей ноге. Предупреждение.

– Это не я была застукана с языком в горле соседки, – прохладно говорит Пейсли. Ноздри Эндрю раздуваются.

– Это твоих рук дело? – он откусывает кусок стейка и направляет вилку на меня. – Вот это все ее отношение?

– Нет, сэр. Я считаю, что это ваших рук дело.

Мышцы на его щеках напрягаются.

Пейсли продолжает.

– Я знаю, что тебе грустно. Я знаю, что ты одинок, и все, что ты делаешь, – это работа. Но ты только вредишь себе, ведя себя так, – тон Пейсли мягкий, но твердый. Уважительный, но не терпящий возражений. – Из трех твоих детей я единственная, кто пришел сюда сегодня. Подумай об этом. Сиенна и Спенсер не заняты. Они просто не предлагают себя в качестве груши для битья, как это делаю я. Но даже я в конце концов перестану это делать.

Я так горжусь ею, что могу поаплодировать. Может быть, встать из-за стола, медленно похлопать, устроить шоу. Я не осмелюсь, потому что Пейсли будет смущена, но я хочу показать ей, какое это достижение.

Пейсли поднимается на ноги и хватает свою сумочку. Я следую за ней.

Своему отцу она говорит:

– Папа, я люблю тебя, но ты мне не нравишься. Уже давно не нравишься. Тебе предстоит выяснить, почему.

Пейсли отходит от стола. От гнева кончики ушей Эндрю становятся красными, но я готов поспорить, что к этому цвету добавляется еще одна эмоция. Стыд.

Это хорошо. Стыд – это нормально, когда ты совершил что-то постыдное. Это также означает, что он не совсем не осознает последствий своего поведения.

Я догоняю Пейсли у стойки хостес. Она протягивает ей свою кредитную карту и просит ее попросить менеджера пробить карту. Озадаченная администраторша спешит прочь, а Пейсли поворачивается ко мне, постукивая рукой по боку своей ноги.

– В тот момент мне было хорошо, но теперь я начинаю бояться.

Скользнув руками по ее талии, я притягиваю ее к себе и целую в лоб.

– Если это поможет, я чертовски горжусь тобой.

Набравшись смелости, я говорю:

– Если бы у меня была возможность посмотреть отцу в глаза и высказать ему все, я бы это сделал. В одно мгновение.

Глаза Пейсли расширяются.

– Ты никогда не говоришь о своем отце.

– Я знаю.

– Мисс Ройс? – мужчина в отглаженной белой рубашке протягивает Пейсли кредитную карту.

Она вырывается из моих рук, забирает у него карту и кладет ее на место в кошелек.

– Спасибо.

Его брови хмурятся.

– Все в порядке?

– Да, – отвечает она, беря ручку из стаканчика на стойке хостес, чтобы подписать чек. – Обслуживание было прекрасным. Еда была восхитительной. Вид был потрясающий.

Он наклоняет голову, пытаясь понять.

– В чем была проблема?

– В компании, – отвечает Пейсли, отбрасывая ручку. – Приятного вечера.

Пейсли выходит наружу навстречу теплому вечеру. Мы уже почти добрались до гольф-кара, когда кто-то окликает ее по имени.

Она оборачивается, ища источник голоса на освещенной площадке, уставленной гольф-карами.

Женщина подходит ближе, ее песочно-каштановые волосы собраны в пучок. Она выглядит знакомой, хотя я уверен, что никогда ее не встречал. Я замечаю, как Тег вылезает из кара, и все складывается воедино. Это мама Шейна и Тега.

– Так приятно снова видеть вас, Ребекка, – говорит Пейсли, распахивая руки для объятий. Она отстраняется и произносит:

– Это Клейн. Мой парень.

Мы пожимаем друг другу руки, и я вижу, от кого у Шейна глаза и нос. У Тега тоже. Я машу ему рукой, когда он идет за мамой, и он делает то же самое.

– Рада тебя видеть, Пейсли. Ты мне всегда нравилась, – она подносит вертикально раскрытую ладонь ко рту, словно раскрывает секрет. – Немного странно, что Шейн женится на твоей сестре.

Пейсли смеется.

– Согласна.

– Мама, – вздыхает Тег. – Ты обещала, что не будешь говорить такие вещи.

– Я обещала не говорить ничего подобного Шейну.

Тег извиняюще смотрит на Пейсли.

– Мне придется переделать формулировку этого обещания.

Ребекка пожимает плечами.

– Очень жаль. Никаких обновлений к старым договорам.

Тег качает головой.

– Мы пропустим нашу бронь, если не зайдем туда. Мне пришлось пожертвовать почкой, чтобы получить вид на океан.

Ребекка снова обнимает Пейсли.

– Не хотелось бы, чтобы пожертвования пропали даром. Рада снова видеть тебя, Пейсли. Приятно познакомиться, Клейн.

Они заходят внутрь, и Пейсли передает мне ключи от кара.

– Вернемся домой, но я не хочу заходить. Я хочу посидеть на пляже и успокоиться, прежде чем встретиться с кем-то.

Мы возвращаемся, но я прошу Пейсли подождать меня, пока я сбегаю внутрь и кое-что возьму. Через пять минут я возвращаюсь со стеклянным контейнером известной марки, двумя вилками и бутылкой вина.

Пейсли хлопает в ладоши.

– Это ковбойские спагетти?

Использовав ужасный акцент, я говорю:

– Ну конечно, дорогуша.

Пейсли целует меня в щеку.

– Все, что тебе нужно, – это сапоги и шляпа. Клейн-ковбой.

Она берет пляжное покрывало из второго ряда гольф-кара, и мы идем с нашей добычей на пляж.

– Еще один день прошел, – расстелив покрывало, Пейсли опускается на него.

Я раскладываю еду и напитки, а она смотрит на клочок солнца, виднеющийся на горизонте. Она берет вилку и снимает крышку с емкости, наклоняя голову, чтобы вдохнуть.

– Пахнет так, как я помню, – она наматывает спагетти на вилку. Пейсли счастливо вздыхает, жуя, и завершает свой огромный кусок словами: «И вкус тоже такой, как я помню».

Она делает еще несколько укусов и передает контейнер и вилку мне.

Пока я ем, она говорит:

– Я бы хотела, чтобы они все оставили в покое мое счастливое место. Зачем моему отцу понадобилось приезжать сюда и поднимать все это? Настоящая жизнь остается на материке. Этот остров – для хорошей жизни, и только для хорошей жизни. Моя сестра не должна выходить здесь замуж.

Я проглатываю еду.

– Может, это и ее счастливое место?

– На чьей ты стороне?

– Всегда на твоей. Но я был бы не слишком хорошим другом, если бы не предлагал взглянуть на что-то по-другому.

Пейсли толкает меня плечом.

– Что у тебя с отцом?

Я знал, что это произойдет. Мне удавалось избегать этого так долго только потому, что Пейсли уважительно относилась к моим границам, осторожно отступая, когда чувствовала, что подошла слишком близко.

Я откладываю почти пустой контейнер со спагетти. Начинаем.

– В детстве у меня была тяжелая дислексия.

Пейсли удивленно моргает. Она молчит, ожидая, что я продолжу.

– Я знаю, ты бы так не подумала, учитывая, сколько времени я провожу рядом с книгами. Я много работал, чтобы преодолеть это, – я смотрю на темную воду, легко представляя лицо отца, чувствуя его присутствие, когда он стоит надо мной за столом. – Преодолеть это было проще простого. Мучительным было время, предшествующее постановке диагноза. Его обнаружили поздновато, во втором классе. Я слушал окружающих и запоминал, что они говорят о той или иной книге. Я придумывал способы справиться с тем, что, когда я смотрел на слово, буквы путались. Но потом это стало проявляться в математике, потому что у нас были текстовые задачи. Мои оценки были очень плохими, и я помню, как мой отец стоял надо мной, когда я делал домашнее задание. Он смотрел, как я решаю задачки, и от этого становилось еще хуже, – мысленно я вижу, как дрожат мои маленькие пальцы, зажимающие желтый карандаш. – Он был жестоким. Он спрашивал меня, не идиот ли я. Не слепой ли я. Однажды он спросил мою маму, почему она родила ему сына-дурака.

Пейсли резко вдыхает, прикрывая рот ладонью.

– Я знаю. Это ужасно. То, что он сказал. Как он себя вел. Вскоре после этого он ушел. Мне казалось, что это моя вина, но мама сказала, что он сделал нам всем одолжение. В любом случае, она настоящий чемпион в этой печальной истории. Она прошла через весь процесс, чтобы добиться для меня индивидуальной образовательной программы. Благодаря ей меня приняли в школу, специально предназначенную для детей с дислексией. Но это было дорого, и даже с помощью государства было почти невозможно оплатить оставшуюся часть обучения. Но она справилась. Я не знаю как. Когда я думаю о том, чего ей, должно быть, не хватало, – жжение появляется в глубине моих глаз, – зная, как она жертвовала собой? Мне хочется найти отца, посмотреть ему в глаза и сказать, что он не победил. Он неудачник во всем этом.

– Да, это точно, – страстно настаивает Пейсли.

– Я знаю.

– Ты слышал о нем что-нибудь с тех пор, как он уехал?

– То тут, то там. Моя мама была единственным опекуном. Он платил алименты, пока нам не исполнилось восемнадцать.

– Когда ты видел его последний раз?

– Я столкнулся с ним на выставке дорогих автомобилей. Он был там с другом. С женщиной, – теперь я четко вижу, как он выглядел в тот день. Как брошюра о мероприятии торчала из его заднего кармана, вся согнутая, прежде чем он ее спрятал. Я сразу понял, что это он, даже со спины. – Он выглядел несчастным, и все, что я мог подумать, – это то, что он сделал это впустую. Какой смысл ему был сбегать из семьи, если он даже не собирался быть счастливым?

– Ты говорил с ним?

– Нет. Он поднял голову и увидел меня. Он кивнул мне, – я вытаскиваю пробку из бутылки вина и отпиваю из нее. – Он просто кивнул.

По сей день я не могу понять, рад ли я тому, что он оставил меня, или в ужасе.

– Что это, черт возьми, такое? – говорит Пейсли, повышая голос. – Если раньше я думала, что вкладываюсь в твою маркетинговую кампанию, то теперь я удваиваю свои усилия. Мы сделаем тебя опубликованным автором, Клейн, – она ткнула пальцем в землю. – Я найду адрес твоего отца и отправлю ему копию твоей первой книги. С фотографией моего среднего пальца.

Я не могу не улыбнуться ее суровым бровям и пылкому выражению лица.

– Это мило – то, как ты меня защищаешь.

– Никто не имеет права так с тобой обращаться, Клейн. Никто. И я с радостью найду твоего отца и скажу ему, что он упустил.

Полумесяц посылает дугу света на лицо Пейсли. Ее глаза стали как у воина, женщины с внутренней стойкостью и силой, готовой вступить в бой. Я тянусь к ней, заключая ее в свои объятия. Она прижимается ко мне, доверяя мне, пока я укладываю ее обратно на покрывало. Опираясь на одно предплечье, я смотрю на нее сверху вниз, наслаждаясь красотой ее лица и ее души.

– Мне нравится, что ты хочешь заступиться за меня.

Она хмурится.

– Мне не нравится мысль о том, что кто-то был недобр к тебе, даже если это было почти двадцать лет назад.

– Мне не понравилось, как твой отец принизил твою работу сегодня вечером. Помимо всего прочего.

Она кивает, и ее волосы слетают на покрывало.

– Я видела, как трудно тебе было удержаться, чтобы не сказать что-нибудь.

– Ты пнула меня ногой как раз в тот момент, когда я был готов сорваться, – кончиком пальца я убираю волосы с ее лба. – Ты хорошо держалась там.

– Это был первый раз, когда я так противостояла ему, – ее глаза изучают мое лицо. – Это было чертовски приятно.

– Не сомневаюсь.

Пейсли поворачивает голову, и ее взгляд находит океан.

Волны бьются о берег, и это самый успокаивающий звук. Она молчит целую минуту, прежде чем сказать:

– Что думаешь о том, чтобы заняться кайтбордингом завтра утром?

– Кайтбординг?

– Большой воздушный змей тянет тебя над водой, пока ты катаешься на доске.

– Хм… – мне не нравится идея не знать, что находится подо мной, но я быстро привыкаю к улыбке Пейсли, когда она знакомит меня с еще одним из своих любимых островных развлечений.

– Я сделаю это, – подтверждаю я.

– Клейн?

– Да?

– Я уже некоторое время хочу, чтобы ты меня поцеловал. А потом, когда мы будем ложиться спать, даже не думай лечь на надувном матрасе, который, как мы знаем, сдуется.

Сердце трепещет в груди.

– Как пожелаешь.

Я делаю в точности то, о чем она попросила.

Как я мог этого не сделать?

Клейн Мэдиган

@kleinthewriter

Место действия следующего романа: маяк в дождливую погоду.

21 комментарий. 3к лайков. 8 репостов.

ГЛАВА 29

Пейсли

– Сильно болит?

Мои руки обхватывают талию Клейна, позволяя ему опираться на меня, когда он, прихрамывая, сходит с гольф-кара перед домом.

Клейн вздрагивает, когда переносит вес на правую ногу.

– Больше, чем укус пчелы.

Меня трижды в жизни жалили пчелы, так что я понимаю хотя бы часть того, что он чувствует.

– Я до сих пор не могу поверить, что тебя ужалила медуза. Я всю жизнь плаваю в одних и тех же водах и ни разу не была близка к ним.

После катания на кайтбордах мы с Клейном решили провести некоторое время на пляже. Я осталась на берегу, а он рискнул зайти в воду. На глубине, едва достаточной для того, чтобы коснуться дна, глаза Клейна внезапно вспыхнули, и он откинул голову назад. Прикрыв глаза рукой, чтобы заслонить солнце, я наблюдала, как Клейн направлялся ко мне с гримасой, искажающей его лицо.

– Повезло мне, – произносит он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на свою правую голень. На его коже краснеет и распухает длинная линия, похожая на щупальце.

– Ублюдок, – говорит он.

– Ага, – скандирую я, принимая участие в обзывательствах. – Медуза-засранец, – мы оказываемся у подножия лестницы. – Как ты смотришь на то, чтобы подняться по ней?

Клейн выдыхает.

– У меня нет особого выбора, если только я не планирую спать на улице.

– Я бы спала с тобой на улице. Там может быть прохладно, но мы можем взять пару дополнительных одеял, и все будет в порядке.

– Ты милая, – Клейн наклоняется и целует меня в лоб, и мои внутренности немного тают. – Ты очень волновалась за меня, когда это случилось.

– Ну, да. Сначала я подумала, что это акула.

Клейн бледнеет.

– Акула? Они здесь часто встречаются?

– Эм, нет?

– Ты ужасная лгунья.

– Надеюсь, ты не прав, иначе нам предстоит нелегкая битва до конца недели.

Клейн пытается улыбнуться, но у него получается только гримаса.

– Давай, – мягко подталкиваю я его. – Чем быстрее мы доставим тебя в нашу комнату, тем быстрее я смогу дать тебе обезболивающее и наполнить ванную горячей водой.

Как только я смогла достать телефон из пляжной сумки, я сразу же посмотрела, как лечить укус медузы.

Медленно, но мы добираемся до дома. Сначала мы сталкиваемся с моей мамой, которая говорит нам приложить к укусу уксус. Затем бабушка говорит нам, что оставит за дверью спальни крем гидрокортизона, если он захочет им воспользоваться. Шейн спрашивает, не хочет ли Клейн выпить рюмку текилы, и Клейн бросает на него взгляд. Шейн отступает, а я делаю мысленную пометку поинтересоваться этим обменом позже. Проходя через гостиную, мы обнаруживаем Спенсера, развалившегося на кресле и смотрящего в свой телефон. Телефон все еще находится перед его лицом, Спенсер смотрит на икру Клейна и говорит голосом, лишенным эмоций:

– Хреново, братан.

На самом деле это заставляет Клейна рассмеяться, а значит, и меня. Я качаю головой, пока мы идем по коридору.

– Позже он, наверное, скажет тебе, что медуза, которая тебя ужалила, просто имба.

– Извини, я не говорю на языке крутых пацанов. Что означает слово «имба»?

– Это значит что-то исключительное. Мне пришлось поискать, когда я в последний раз услышала, как он это сказал. Мне всего двадцать шесть, а я уже вынуждена изучать, о чем говорит молодежь.

– В наше время мы быстро стареем, – Клейн морщится, когда его нога задевает дверную раму спальни, когда мы проходим через нее. – Блять, как больно.

– Еще немного, – призываю я, ведя его в ванную комнату и помогая сесть на край ванны.

Я включаю горячую воду и провожу по ней рукой, жду, пока она не становится почти кипятком.

– На медицинском сайте, который я нашла, говорится, что нужно замочить укус на сорок пять минут в воде, которая настолько горячая, насколько можно выдержать. Такая температура подойдет?

Клейн проверяет воду и кивает.

Я достаю из сумки с туалетными принадлежностями две таблетки обезболивающего, пока ванна не наполняется наполовину. Он проглатывает их без воды, и я располагаю его так, чтобы он мог опереться на стеклянный душ, соединенный с ванной. Он опускает больную ногу в воду и втягивает воздух между зубами, когда горячая вода обволакивает его икру. Стоя в стороне, я осматриваю всю картину, чтобы убедиться, что все работает.

– Как думаешь, будет лучше, если ты будешь полностью в ванне?

– Возможно, – соглашается он.

– Я могу помочь тебе раздеться. Или, то есть, я уверена, что ты можешь раздеться, но я могу отвернуться и предоставить тебе уединение, а также просто быть здесь, если тебе понадобится помощь.

Клейн смотрит на меня сквозь ресницы. Он выглядит усталым. Разочарованным. Слегка подавленным.

– Я не беспокоюсь о том, что ты получишь зрелище, если у нас на повестке дня есть веселье.

Я останавливаюсь, удивленная.

– Веселье – веселье? Или больше веселье с кайтбордингом?

– Мне на всю жизнь хватило кайтбординга. Я говорю о развлечении только для двух человек, – он указывает на меня. – Человек один, – его палец возвращается к груди. – Человек два.

Меня пронзает предвкушение. Неужели я получу именно то, о чем просила?

– Полагаю, это означает, что ты либо решил, что хватит быть внимательным джентльменом, либо что это не было бы использованием меня в своих интересах.

– Я решил, что это не является использованием тебя. И я буду внимательным джентльменом только тогда, когда ты этого захочешь.

Ухмылка, расплывающаяся по моему лицу, граничит со смущением. Клянусь, если бы у этого мужчины не было укуса медузы, я бы набросилась на него прямо сейчас.

Я подхожу к бортику ванны.

– Сначала рубашка, Папочка Слова.

Клейн гримасничает.

– Папочка Слова?

– Сесили, – объясняю я, и он кивает.

– В этом есть смысл.

Клейн может снять рубашку сам, так что я здесь только для моральной поддержки. Но мне так хочется прикоснуться к нему, провести руками по прессу, который был выставлен на всеобщее обозрение на пляже, что я навязываю ему свою ненужную помощь. Он смеется, когда я провожу ногтями по его груди. Голова освобождается от рубашки, и я аккуратно складываю вещь на табурете возле ванны, чтобы он мог надеть ее, когда вылезет.

– Дальше шорты, – говорю я и стараюсь вести себя бесстрастно, как будто я медсестра и вижу такое так часто, что у меня к этому иммунитет.

Клейн засовывает большие пальцы в пояс своих шорт, затем делает паузу.

– Это плавки, так что я, наверное, могу просто остаться в них.

Я делаю вид, что ничего страшного не происходит, но если быть честный с самой собой, то я определенно хотела бы получить предварительный просмотр.

– Тебе решать, Мастер Слова.

Он опускается в ванну в шортах.

– Из-за укуса мне, эм, трудно выглядеть так, как я хочу, чтобы ты увидела меня в первый раз.

Я сглатываю твердый комок в горле. Не слишком ли много времени я трачу на то, чтобы представлять себе Клейна, гладкого, длинного, твердого и готового? Если судить по влаге между ног, то ответ положительный.

– Поняла. Это все равно что я впервые разденусь перед тобой и буду в бежевом белье на всю задницу.

Клейн смотрит на меня из ванны. Для человека, испытывающего умеренную боль, он не выглядит слишком подавленным.

– Для протокола, я был бы совершенно счастлив видеть тебя в любом нижнем белье.

– Даже в панталонах?

Его рука вырывается, заставая меня врасплох, и шлепает меня по заднице. Я вскрикиваю и отпрыгиваю за пределы его досягаемости.

– Согласно плану, я должна помочь сестре и команде подружек невесты с подарками для гостей свадьбы. Но я скоро вернусь. Могу я тебе что-нибудь принести?

Его взгляд падает на мою заднюю часть.

– Только свою прекрасную попку.

Я стремительно выбегаю из комнаты, показывая ему шоу по пути.

– Извините за опоздание, – окликаю я, входя в дом ниже по дороге, в котором остановились три подружки невесты.

– Сюда, – зовет Сиенна из задней части дома.

Я следую за голосами, пока не обнаруживаю, что все собрались за белым овальным столом. Я здороваюсь с Фарханой и Марен, которые сидят за столом вместе с моей сестрой. Рен стоит спиной ко мне, склонившись над коробкой и разбирая ее содержимое.

Сестра машет мне рукой со своего места, а когда я сажусь на свободное сиденье рядом с ней, она удивляет меня тем, что притягивает к себе для объятий. После секундной скованности я растворяюсь в ее хватке. Моя сестра по своей природе не любит обниматься. Даже когда она была маленькой, она предпочитала, чтобы ее положили на игровой коврик и оставили играть с игрушками, которые висели над головой.

Сиенна отпускает меня, но смотрит мне в глаза и говорит:

– Я счастлива, что ты здесь, Пейсли.

Я киваю, как болванчик. Я не знаю, что сказать. Моя сестра не может начать быть милой сейчас. Мне нужно, чтобы она была эгоцентричной и самовлюбленной, чтобы я могла быть слегка враждебной и не совсем приятной, но при этом соответствовать ее ожиданиям.

– Я тоже, – отвечаю я. Это не ложь. Я не хочу оставаться в стороне или быть брошенной. И мне нравится, что Клейн здесь, на острове.

– Я обедала с папой как раз перед тем, как приехать сюда. Он рассказал мне, что ты сказала ему вчера вечером.

Я медленно киваю, потирая пересохшие глаза, когда во мне поселяется ужас. К чему все это ведет?

– Он сказал, что гордится тобой, Пейс, – она замечает мое шокированное выражение лица и добавляет:

– А еще он сказал, что все это было бы чертовски проще, если бы ты осталась на том пути, который он для тебя выбрал, – она закатывает глаза. – Он все еще отец. Но, как по мне, может быть, он одумается.

Рен ставит на стол кучу лент и других принадлежностей и спрашивает:

– Кто хочет шампанского?

Мы все поднимаем руки.

Фархана, Марен, Сиенна и я занимаемся тем, что распаковываем составляющие подарков. Мы разделяем их на части, располагая вдоль большого стола и образуя конвейер. Рен делает два захода на кухню и обратно, доставляя шампанское.

Фархана включает Тейлор Свифт, и мы слушаем ее, пока работаем. Марен рассказывает о парне, с которым она встречалась и который утверждает, что он юрист по экологическому праву. Она говорит, что сомневается в его правдивости, потому что он не говорит ей название фирмы, в которой работает. Девочки, за исключением моей сестры, делятся друг с другом историями ужасов онлайн-знакомств, которые заставляют меня радоваться, что я никогда не пользовалась приложением.

Я молчу, слушая их болтовню. Мне нечего добавить, чтобы это не было ложью в той или иной степени.

Сиенна втягивает меня в разговор, когда говорит:

– Клейн кажется очень хорошим парнем, Пейс.

– Так и есть, – киваю я, делая свою работу по завязыванию светло-голубых ленточек вокруг верхушек маленьких стеклянных баночек с конфетами.

Клейн уже должен выйти из ванны. Интересно, как он себя чувствует и нужно ли ему что-нибудь? Кроме моей «прекрасной попки». Эта мысль вызывает на моем лице улыбку.

– О-о-о, посмотрите на эту ухмылку, – говорит Рен, допивая шампанское. Мое уже давно закончилось. Пока они все разговаривали, заняться было нечем. – Это улыбка женщины, полной любви.

Я заканчиваю завязывать следующую ленточку.

– Я не знаю насчет любви. Мы еще не говорили обо всем этом.

– Тебе не нужно об этом говорить. Просто наблюдай за действиями мужчины.

– То, как он смотрит на тебя, – мечтательно произносит Марен. Она прикрепляет именную бирку к маленькой ручке на верхушке баночки с конфетами после того, как я завязываю ленточку.

– Это, – говорит Рен, с одной стороны ее рта проскальзывает улыбка, – и тот факт, что он угрожал кастрировать Шейна.

Я замираю.

– Что?

Справа от меня Сиенна повторяет за мной.

Рен неловко переминается.

– Я полагала, что вы обе знаете, – ее глаза мечутся между нами. – Шейн безвкусно пошутил над Пейсли, и Клейну это не понравилось. Тег стоял рядом с ними и подслушал Клейна.