Текст книги "Я прекрасна!"
Автор книги: Дженис Каплан
Соавторы: Линн Шнернбергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Глава двенадцатая
На следующий день я просыпаюсь рано, но Брэдфорда и Скайлы уже нет. Вскоре встает Дилан – сегодня у его второго класса День общественных работ. Предполагается, что дети будут помогать малоимущим. Поскольку в Хэдли-Фармз таких просто нет, в школе решили, что они будут помогать среднему классу – сажать тюльпаны напротив «Уолмарта» в соседнем городе. Я вызвалась поехать вместе с ними, но так же поступили все мамы в классе, которые пытаются доказать своему ребенку и самим себе, что они Лучшие Матери. Я очень старалась, сочиняя эссе на тему «Как я могу помочь в поездке», но моя кандидатура даже не попала в лист ожидания.
В доме пусто, и поэтому я отправляюсь в ванную, чтобы плеснуть воды на опухшее лицо и вспомнить все обстоятельства ссоры с Брэдфордом. Но, взглянув на себя в зеркало, я пугаюсь. Примятые, спутанные, растрепанные – мои волосы цвета «натуральный блондин» выглядят хуже некуда. А из моего небольшого опыта можно сделать вывод, что единственный ответ на вечный вопрос: «Интереснее ли жизнь у натуральных блондинок?» – это твердое «нет».
Звонит Кейт. Пока Оуэн в душе, она рассказывает мне, как потрясающе они провели вместе последние двадцать четыре часа. После того как ее возлюбленный ушел от жены и официально переехал к ней, они принимали ванну с пеной, пять раз занимались любовью и, что лучше всего, вместе в постели смотрели фильм.
– Раньше у нас никогда не было времени, чтобы смотреть телевизор, – хихикает Кейт.
Я вздыхаю. Не знаю, чему я завидую больше – сексу или их милому дружескому общению? Знаю лишь одно: прошлой ночью у меня не было ни того ни другого. Поздравляю Кейт с началом новой жизни и продолжаю:
– А моя новая жизнь, похоже, заканчивается. Так что хотя бы одна из нас должна быть счастлива.
– О нет, что стряслось? – волнуется подруга, всегда готовая прийти мне на помощь.
– Мы с Брэдфордом вчера вечером поссорились.
– Такое бывает. Это тоже часть отношений. – Кейт прожила с Оуэном всего один день, а уже дает мудрые советы.
– Я знаю. Просто на этот раз остался неприятный осадок. Мы даже не пытались понять друг друга. – Я в общих чертах пересказываю события прошлого вечера. Чтобы Кейт поняла, насколько все серьезно, я повторяю фразу Брэдфорда о том, что со светлыми волосами я выгляжу нелепо.
– У тебя светлые волосы? – изумляется Кейт.
– Да, но это не важно. Мне кажется, он собирается бросить меня.
– Ты всегда так думаешь! Но этого не случится. Давай поговорим за ленчем. Оуэну захотелось кухни каджунов. Мы за тобой заедем.
– На Семьдесят шестой улице открылось новое место, – сообщаю я. – Говорят, там неплохо.
– У Оуэна есть идея получше. Он хочет опробовать свой новый самолет и предлагает отправиться в Новый Орлеан. Или как там его называют местные…
– Новый Орлеан? Не слишком ли далеко? – Я несколько потрясена.
– Будет весело, тем более что этого хочет он сам, – уверенно отвечает Кейт. – Он говорит, что нигде джамбалайю не готовят так вкусно, как на Бурбон-стрит.
Кейт произносит «Оуэн говорит» с не меньшим благоговением, чем проповедник Южной баптистской церкви – «Повелевал Господь». И все же необходимость лететь в Новый Орлеан кажется мне весьма странной заповедью.
– Я не могу, – возражаю я. – Я не из тех, кто готов ради ленча отправиться в другой город.
– Это почему же? – интересуется Кейт.
Я начинаю отвечать, но понимаю, что веской причины для отказа у меня нет. Поездка Дилана в «Уолмарт» продлится весь день, потом он сразу же отправится к своему новому другу и останется там на ночь. У меня нет никаких планов, а слоняться в одиночестве по дому мне совсем не хочется. Может быть, стоит измениться и войти в круг тех, кто готов ради ленча слетать в Новый Орлеан?
– Думаю, я могла бы присоединиться к вам, – не очень уверенно говорю я. – Но я побаиваюсь маленьких самолетов.
– Он вовсе не маленький, – протестующе заявляет Кейт. – У Оуэна нет ничего маленького!
Она вешает трубку, а я иду в гардеробную – выбрать себе одежду. Там очень просторно – давно пора заполнить чем-то свободное место рядом с парой дюжин сиротливо висящих вешалок. К тому же на половине из них почти одинаковые брюки из «Банана рипаблик». Сняв одни и пытаясь подобрать под них топ, перебираю яркие джемпера: вишневый, арбузно-зеленый, малиновый… С тех пор как я начала вести кулинарное шоу, еда преследует меня повсюду, даже в шкафу. Останавливаюсь на лимонной водолазке.
Кейт звонит из машины, и вскоре я уже в лимузине Оуэна. Он даже больше, чем тот, который я арендовала для своего студенческого бала, – тогда нас было восемнадцать человек. Не понимаю, для чего Оуэну такая машина, ведь они с Кейт сидят в уголочке, причем моя подруга устроилась на коленях у магната.
Взглянув на мои волосы, Кейт одобрительно кивает. Или ей действительно понравился оттенок, или она радуется, что я хоть что-то сделала для собственной внешности. Мы обмениваемся парой фраз, и она снова поворачивается к любимому, который по-прежнему в центре внимания. Всю дорогу мы восхищаемся его смелостью – на этот раз в бизнесе – и выслушиваем длинный перечень последних сделок, которые он заключил. Я пробую перевести разговор на другую тему: совсем недавно имя Кейт появилось в журнале «Вог» в списке «Десяти лучших врачей-чудотворцев». Она на шестом месте. Сразу за тем парнем, который утверждает, что если есть лосось три раза в день, у вас будет чистая кожа. Если этого не произойдет, то вполне возможно, что у вас вырастут жабры.
– Я не хочу говорить о себе, – останавливает меня Кейт и гладит Оуэна по руке. Она готова и дальше льстить его самолюбию. Судя по всему, она вообще перестала обращать на себя внимание и постоянно стремится угодить ему.
Меня потрясает, как много комплиментов на тему «Дорогой, ты такой замечательный!» может придумать моя подруга. Время пролетает незаметно, и, когда лимузин останавливается, я не могу сказать точно, где мы. И очень удивляюсь, когда оказываюсь на бетонированной площадке аэропорта. Здесь нас уже ждут пилот и два стюарда. Они стоят рядом с самолетом авиакомпании «Гольфстрим», сверкающим под лучами солнца.
– Багаж, мистер Харди? – с широкой улыбкой интересуется один из стюардов.
– Нет, мы на ленч, – бегло роняет Оуэн, взбегая по ступенькам.
Кейт не отстает от него, за ней – после некоторого колебания – поднимаюсь я. На пилоте красивая синяя форма с золотыми «крылышками» – такие стюардессы дарят Дилану, когда мы летаем рейсом «Американ эйрлайнз». Пилот берет меня за руку, помогает подняться по ступенькам и усаживает в кресло.
– Вам удобно?
Уж лучше бы он сидел в своей кабине и изучал план полета, связываясь с авиадиспетчерами, проверяя приборы или читая инструкцию. Нет, последнее вычеркиваем. Надеюсь, он выучил ее наизусть – лет этак несколько назад.
Застегиваю ремень, но, судя по всему, нам не будут показывать протокольный фильм о том, как «превратить подушку сиденья в спасательный плот». Вместо этого второй пилот оборачивается и весело осведомляется: «Все готовы?» Ну хоть стюарды попросят нас поднять спинки сидений и столики? Нет, они всего лишь интересуются, как нам приготовить коктейль «Мимоза» – с мякотью или без.
Похоже, что после взлета Кейт и Оуэн увлечены лишь одним – тем же самым, чем и прежде. Пока мы набираем высоту, они обнимаются, а потом встают и направляются в хвост самолета. Кейт успевает шепнуть мне:
– Там спальня. – И, заметив мой удивленный взгляд, добавляет: – Да-да! С двуспальной кроватью!
Мне всегда хотелось заняться любовью в самолете, на высоте тридцати тысяч футов над землей. В своих аэрофантазиях я оказываюсь с любовником в крошечном туалете, мы зажаты между стеной и алюминиевой раковиной, а в дверь колотит какой-то пассажир, которому невмоготу. Рискованно, неудобно, возможно, даже противозаконно, но это только добавляет остроты! На мой взгляд, Кейт и Оуэн развлекаются в таком благопристойном месте, что никак не могут претендовать на членство в «Майлхай клаб»
И все же я слегка задета. Зачем Кейт пригласила меня? Если она не перестанет целоваться с Оуэном, мы так и не поговорим о Брэдфорде.
Я беспорядочно жму кнопки на своем новом плейере – боюсь, мне никогда его не освоить. Наконец, поправляя бретельку бюстгальтера «Да перла», возвращается Кейт.
– Этот небольшой кайф обошелся Оуэну в пять миллионов долларов, – гордо сообщает она мне.
– Ты так хорошо поработала?
Кейт смеется:
– Я про здание, которое он собирался купить. Говорил, что остановится на двадцати пяти миллионах. Но ему позвонили уточнить цену в тот момент, когда у нас все было в самом разгаре, и я не стала останавливаться. А он внезапно кончил. «О, о, о… О'кей!» Чем выразил согласие на тридцать. – Она продолжает хохотать.
– Как часто вы занимаетесь сексом? – внезапно спрашиваю я.
– Часто, – улыбается Кейт.
– Насколько часто? По сравнению со среднестатистическими американцами? – Сама не знаю, зачем я добиваюсь ответа. Возможно, из вредности. – Я слышала по радио, что в ходе одного опроса выяснилось: треть пар, состоящих в браке, занимаются сексом три раза в неделю, еще треть – трижды в месяц, а еще тридцать процентов – три раза в год.
– Значит, три раза в день может принести мне премию Института Кинзи? – щурит глазки Кейт.
Из спальни выходит Оуэн.
– Это было потрясающе. – Он плюхается рядом с Кейт. Лицо у него очень довольное.
Кейт скромно опускает ресницы:
– Я рада.
– За этот проект бились еще четыре застройщика, но получил его я, – бахвалится ее возлюбленный.
Кейт толкает его локтем:
– И это все, что ты получил?!
Он улыбается, гладит ее по спине и целует.
– Ты права. Мне обломилось и кое-что еще. В том числе одна девушка…
Им удается досидеть в креслах до конца полета. Самолет приземляется, торможение проходит гладко, и мы пересаживаемся в очередной лимузин. И как богатым людям удается не толстеть, если они проходят пешком не больше трех футов?
Я жду, что Оуэн повезет нас в какой-нибудь известный ресторан. Например, в «Кей-Полз» или «Энтониз». Но, услышав эти названия, он морщится: «Это для туристов!» Вот так здорово! А мы кто? Но Оуэн решительно ведет нас в какую-то маленькую – всего на шесть столиков – забегаловку. На небольшой сцене неподражаемо импровизируют три седых джазовых музыканта. Я даже не знаю, что я ем, заказ делал Оуэн, но вкус еды божественный. На десерт нам приносят вязкую массу из белого шоколада и хлебного пудинга со взбитыми сливками и виски. Удивительно, он похож на мой знаменитый десерт, интересуюсь рецептом, и повар, польщенный, записывает его для меня на салфетке.
Мы выходим на улицу и пробираемся сквозь толпу веселых туристов. Такое впечатление, что мы оказались на Таймс-сквер в канун Нового года. Над нашими головами с красивых кованых балконов свешиваются полуодетые и абсолютно пьяные мужчины и женщины. Чтобы привлечь к себе внимание, они бросают на прохожих горсти разноцветных бус. Если это не помогает, женщины используют способ посильнее – демонстрируют обнаженную грудь. Мужчины не столь деликатны, они просто спускают шорты.
Возможно, я выпила недостаточно бурбона, чтобы по-настоящему оценить Бурбон-стрит, потому что все происходящее здесь кажется мне не более сексуальным, чем Национальная конвенция Республиканской партии. Однако похоже, Оуэну это место нравится. Он обнимает Кейт за талию, но его взгляд блуждает по сторонам. Моя подруга решает, что нам нужно по-настоящему окунуться в веселье, и ныряет в лавку, чтобы купить бусы. Я жду ее на тротуаре возле магазина и слышу, как она торгуется – хочет купить три упаковки бус за пять долларов. Оуэн стоит рядом и тоже ведет переговоры.
– Нравится? – спрашивает его крупная девица, задирая коротенькую футболку с надписью «Штат Флорида», обнажающую грудь размера приблизительно 36 Д.
– Как это может не нравиться? – отвечает Оуэн.
Вертихвостка подходит и прижимается соблазнительными бедрами к его плоской заднице. Нашего магната это не обескураживает. Он даже не отстраняется! И когда она берет его руку и кладет на свою обнаженную талию, на лице Оуэна появляется жизнерадостная улыбка.
– Ты классный, – говорит девица.
– Ты тоже, – улыбается он.
Я понимаю, что мы в Новом Орлеане. Здесь все моральные принципы следует оставлять в аэропорту или, как в нашем случае, в салоне частного самолета. Но у меня возникает неприятное ощущение, что Оуэн переходит все границы. Одно дело – наблюдать за подобной сценой, и совсем другое – с энтузиазмом в ней участвовать. Если он влюблен в мою подругу, разве он не должен любоваться ею одной?
Сияя улыбкой и размахивая над головой оранжевыми бусами, из магазина выпархивает Кейт.
– Дорогой… – зовет она. И видит: ее «дорогой» обнимается с дородной молодухой. У Кейт вытягивается лицо.
Оуэн и мисс Штат Флорида так наслаждаются обществом друг друга, что ему требуется целая минута, чтобы освободиться из ее объятий. Она смачно целует его напоследок и уходит. Оуэн провожает ее взглядом.
Кейт занимает освободившееся место.
– Тебе нравится Новый Орлеан? – непринужденно спрашивает она, стараясь, чтобы голос звучал весело.
– Ага, – отвечает он. Похоже, этот скоротечный флирт вовсе не смутил Оуэна. Мужчины никогда не усомнятся в своей непогрешимости! Вот и он даже не догадывается о том, что ему следует устыдиться. И Кейт не собирается стыдить его. Она скорее предпочтет найти оправдание такому вероломству, чем признать, что любимый разочаровал ее.
Мы идем в «Презервэйшн холл» – Оуэн хочет еще послушать джаз. Перед входом натянута лента – ведь сегодня воскресенье, но Оуэн шепчет что-то вышибале на входе, и мы тут же оказываемся внутри. Наше пребывание тут совсем недолгое – Оуэн жаждет сменить обстановку. Имы возвращаемся в лимузин, который везет нас в аэропорт.
Пока самолет набирал высоту, Оуэн успел сделать пять звонков и пролистать три бизнес-отчета. Потом встал и потянулся – ему опять нужна смена деятельности.
– Дорогая, давай немного вздремнем, – произносит он и направляется в спальню. При этом он совсем не выглядит усталым.
Моя подруга идет за Оуэном. Ее рука лежит у него на заднице. Я пытаюсь вспомнить, сколько раз они уже «дремали» сегодня. Что ж, по этому поводу могу сказать лишь одно – Кейт и Оуэн вносят посильный вклад в увеличение среднестатистических показателей сексуальной жизни американцев.
Рассказать Брэдфорду о ленче в Новом Орлеане мне так и не удается, потому что в течение трех последующих дней мы почти не видимся. Он рано уезжает и поздно возвращается, а в один из вечеров, когда мы могли бы побыть вместе, я готовлюсь к очередным съемкам. Я придумала, как преподнести новоорлеанский рецепт, и все вышло очень здорово. Но, судя по всему, на данный момент в нашем доме хороших новостей больше нет.
Брэдфорд снова спит в нашей спальне, но это ничего не меняет. Каждый из нас занимает свое постельное пространство, и в тот единственный раз, когда я нарушила границу и собиралась совершить примирительную вылазку, мой жених спал. Или притворялся, что спит.
В четверг утром я звоню в офис Брэдфорда. Мне кажется, мы могли бы устроить себе романтический ужин и забыть о той ссоре. Но секретарь даже не соединяет меня с ним.
– У босса совещание, – говорит она извиняющимся тоном, – очень важное. Я действительно не могу беспокоить его.
Я вешаю трубку и вдруг чувствую, что не на шутку встревожена. Впервые Брэдфорд распорядился, чтобы его не соединяли ни с кем, даже со мной.
Ладно, к черту его, он сам виноват. Или все же я? Как-то утром я попыталась извиниться перед Брэдфордом. Но когда он спросил: «За что?» – я поняла, что не знаю. Я не могу просить прощения за то, что у меня есть важная работа и бывший муж. Хотя мне очень досадно, что важная работа и бывшая жена есть у Брэдфорда.
После школы я помогаю Дилану приготовить домашнее задание, а потом мы идем в закусочную. Проглотив гамбургер и сыр, он отправляется к автоматам с видеоиграми. На домашнем компьютере у него почти такие же, но ему почему-то гораздо интереснее играть, бросив в автомат монету в двадцать пять центов.
Вернувшись домой, мы смотрим программу о созвездиях по каналу «Дискавери», и Дилан засыпает у меня на коленях. Почему бы нам просто не выйти на улицу и не посмотреть на звезды? Может быть, завтра вечером я вынесу одеяла, мы позовем Брэдфорда и отыщем в небе Большую Медведицу…
Я с трудом перетаскиваю сына в кровать и включаю ночник с картинками из «Гарри Поттера». Такие же на его пижаме и простынях.
Сама я не собираюсь спать и отправляюсь на кухню, чтобы просмотреть гору скопившихся журналов «Нью-йоркер». Но почему-то сегодня даже комиксы Роза Часта не поднимают мне настроение. Я то и дело смотрю на часы. Брэдфорд приходит домой после одиннадцати. Вижу, что он очень устал.
– Поешь что-нибудь? – спрашиваю я, надеясь вернуть наши отношения в прежнее русло.
– Нет, спасибо, я перекусил в офисе, – говорит он. – У меня был длинный день.
– Я заметила. – Надеюсь, что в моем тоне больше сочувствия, чем раздражения.
Брэдфорд снимает пиджак и вешает его на спинку стула. Галстук свободно болтается на шее – это для него необычно, – а белая немнущаяся рубашка «Брукс бразерс» вся в складках.
– У меня новости, – говорит он. – Ты только не расстраивайся. В субботу я улетаю в Гонконг.
– В Гонконг?
– Это деловая поездка. В тамошнем филиале компании важные преобразования.
– На сколько ты едешь? – спрашиваю я, кусая губы. Конечно, лететь туда очень долго, но, я надеюсь, пребывание там будет недолгим.
– На три месяца, – тихо отвечает Брэдфорд. Я сажусь и смотрю в открытый «Нью-йоркер».
Буквы расплываются у меня перед глазами. Я не стану напоминать Брэдфорду, что купила билеты на «Мадам Баттерфляй» на следующую неделю. В любом случае это был плохой выбор. По-моему, как раз в этой опере главную героиню бросает любовник, и она убивает себя.
– Три месяца – это большой срок, – осторожно замечаю я. Я не буду сейчас вспоминать о Джеймсе, просто не буду, и все. И не стану проводить аналогий: все мужчины оставляют меня и уезжают во всякие экзотические места.
– Это бизнес. Хороший шанс для меня. Я довольно долго думал над этим.
– Правда? Ты никогда не упоминал про Гонконг.
– Уже несколько недель мы обсуждаем это на работе, – говорит он, засовывая руки в карманы. – Сначала я отказался. Но потом решил, что, если мы побудем некоторое время порознь, это может пойти нам на пользу.
– Или навредить.
– Я ни в коем случае не рассматриваю это как расставание, – продолжает он.
Я тоже не думала об этом. Пока до меня не дошел смысл его слов.
Замираю на месте. Может быть, если не двигаться, моя картина мира не перевернется вверх ногами.
– Мы всего лишь немного повздорили из-за какой-то глупости, – мягко говорю я. – У многих так бывает. И это не значит, что ты должен скрываться от меня в Гонконге.
Брэдфорд подходит и кладет руки мне на плечи.
– Я не убегаю. И не собираюсь скрываться. – Он пытается улыбнуться. – Гонконг – не Патагония.
– Это почему?
Он убирает руки и вздыхает:
– Сара, пожалуйста, мы снова вернулись к тому, с чего начали. Тебе придется научиться доверять мне.
– Я не почувствовала особого доверия ко мне, когда ты выражал недовольство по поводу Джеймса и Керка, – говорю я, но потом понимаю, что мы снова начинаем прежний спор. Поэтому, смягчившись, добавляю: – Я по-прежнему люблю тебя.
Брэдфорд ничего не отвечает, только нежно целует меня. И когда поцелуй повторяется, я готова раствориться в нем, в его объятиях. Чувствую, как все преграды между нами тают. Брэдфорд лихорадочно расстегивает мне блузку и начинает целовать в шею. Я оказываюсь прижата к кухонному столу… Конечно, это не алюминиевая раковина и мы не на высоте тридцать тысяч футов, но все равно мне очень нравится.
Глава тринадцатая
– Значит, ты занималась с Брэдфордом любовью после того, как он сообщил тебе об отъезде? – удивляется Берни.
Воскресное утро. Я сижу у нее в комнате, и с потолка на меня смотрит солнце.
– После того как он сказал мне, что уезжает в Гонконг, – уточняю я.
– Ты думаешь, он вернется? – спрашивает Берни, автоматически складывая крошечные детские футболки. – Я так поняла, он уехал не навсегда. А как вы расстались?
– Он не разрешил мне отвезти его в аэропорт. – Я начинаю грызть ноготь на большом пальце. – Вызвал такси. – Не знаю почему, но именно это расстроило меня больше всего. Мне казалось, что, если отвезу его в аэропорт я, это будет для него знаком моей любви, доказательством того, что я понимаю – это деловая поездка, а не разрыв отношений. Но он сказал, что мое присутствие придаст всему ненужный драматизм и он вовсе не хочет участвовать в сцене прощания. Мы чувствовали одно и то же, но способы выражения эмоций нам требовались разные.
– Но вы занимались сексом. Значит, у тебя не может быть сомнений, что он любит тебя. – Берни старается успокоить меня.
– Ты думаешь? Все было замечательно, но я не могу понять, хотел ли он таким образом выразить свою любовь или попрощаться навсегда.
– Любой из этих вариантов лучше, чем отношения в стиле «я после родов, потому не тронь меня».
Заставляю себя улыбнуться, хотя мне сегодня совсем не весело. Я постоянно представляю себе Брэдфорда в гонконгском отеле. Вспоминает ли он меня так же часто, как я его? Вряд ли, потому что иначе он не сможет заниматься делами. Он прислал сообщение, что добрался благополучно, но только и всего. Я уже раз пятнадцать собиралась позвонить ему, но так и не смогла. Мы не условились, как будем общаться, и я не собираюсь звонить первой. Перед отъездом Брэдфорд твердил, что его поездка полезна нам обоим, потому что нам нужен небольшой «брейк» – перерыв. Он говорил очень осторожно, но это слово мне совсем не нравится – оно ассоциируется у меня с катастрофой: окнами, вырванными ураганом, ужасной автокатастрофой, после которой оказываешься в больнице, или горой битой посуды.
Я сморкаюсь и убираю салфетку в карман.
– Аллергия, – зачем-то объясняю я Берни. Но ее не проведешь.
– Послушай, я понимаю, твое сердце разбито. Но никаких слез до вторника! У тебя фотосессия! – говорит она, оставляя роль советника по любовным делам и превращаясь в ведущего психологического тренинга. – И постарайся обойтись без соли. На рекламном плакате твои глаза должны выглядеть идеально.
– Хорошо, – соглашаюсь я, думая о том, что потом оторвусь по полной программе: прорыдаю несколько часов, уминая картофельные чипсы. Если Брэдфорд к тому моменту так и не объявится, пожалуй, все закончится тремя пакетами «Лэйз» со вкусом лука и сметаны. Или, возможно, с чесноком, ведь я буду спать одна.
Мы с Берни относим сложенные вещи в детскую, где за малышами сейчас присматривает Дилан. Или, по крайней мере, он так думает. Малыши «номер один» и «номер два» крепко спят в своих колыбельках, а мой сын сидит на стуле и читает им вслух «Про очень голодную гусеницу». Судя по количеству книжек у его ног, я вижу, что Дилан серьезно относится к своей роли и она ему нравится. Он получает удовольствие от того, что он уже не маленький, что может читать книги, все слова в которых ему знакомы.
Берни гладит его по голове.
– Ты лучшая няня из всех, что у меня были, – говорит она.
Дилан сияет:
– Это моя первая работа!
– Я не найду никого лучше. Ты так хорошо читаешь. Моим детям повезло, что ты присматриваешь за ними.
– Спасибо, – говорит мой сын. Его распирает от гордости. Кто знал, что Берни умеет так ладить с детьми? Несомненно, собственные дети открыли для нее новый мир. Я не уверена, что до их появления ее интересовал кто-либо моложе двадцати, за исключением актеров-подростков, играющих в сериалах компании «Уорнер бразерс».
Берни засовывает футболки в ящик комода и достает целую гору крошечных комбинезончиков с вышивкой и вязаных кофточек с ярлыками.
– Дети уже выросли из этого. А все абсолютно новое! Так жаль…
Я перебираю дорогую одежду, которая, должно быть, стоит целое состояние.
– Это все подарки, – объясняет Берни.
– Что ты собираешься с ними делать?
– Я могла бы подарить их кому-нибудь. Кто откажется от такой красоты, если можно хоть раз надеть ее на ребенка? – Она задумчиво перебирает вещи. – Но я кое-что придумала.
– По-моему, вот это тебе прислал Том Круз? – спрашиваю я про замшевый жилетик. Но малышам Берни он был мал уже минут через пятнадцать после рождения – такие они крупные. – Мне он ни к чему, но я бы взяла любой подарок от Тома просто в качестве сувенира.
– Многие бы взяли, – говорит Берни, заворачивая жилетик в тонкую желтую бумагу. – Хочешь, расскажу, что я придумала?
– Еще бы!
– Это серьезно. Хотя, возможно, и глупо. Нет, не могу…
– Давай говори! – Мне становится любопытно. Я впервые вижу Берни в нерешительности.
– Я придумала один проект. Я могла бы заниматься им дома, рядом с детьми. Они смогут видеть меня. А потом, возможно, даже будут мной гордиться.
Я жду, не понимая, куда она клонит. Что еще может сделать Берни, чтобы близнецы гордились своей матерью? Догадываюсь, что речь идет не о моем новом контракте для «Фуд нетуорк». Берни делает глубокий вдох.
– Дело вот в чем, – говорит она. – Моим крошкам повезло, но в мире очень много обездоленных детей. Если я продам все эти шикарные вещи, то на вырученные деньги смогу купить то, что им действительно необходимо.
– Замечательная идея! – Я поражена.
– А потом постараюсь найти еще вещи для продажи. Можно было бы позвонить тем голливудским знаменитостям, с кем я знакома, и предложить им пожертвовать что-то, – с энтузиазмом повествует Берии. – Если я продам пару пинеток, инкрустированных кристаллами, то смогу купить подгузники для трех десятков младенцев. – В качестве доказательства, что она не выдумала этот экстравагантный предмет одежды, Берни открывает ящик и достает оттуда пару блестящих украшениями шелковых синеньких пинеток. Они настолько тяжелые, что ни один ребенок в такой обуви не смог бы сделать первый шаг.
– Если кто-то и может привлечь к этому делу звезд, то только ты, – ободряюще говорю я, взвешивая на ладони шелковое сокровище. Значит, теперь, чтобы заполучить этот жилет от Тома Круза, мне придется заплатить. Ладно, ведь деньги пойдут на благое дело.
– Как ты думаешь, у меня получится? – Берни пристально смотрит на меня, и я понимаю – этот план значит для нее очень многое. Она задумала превратиться из голливудского агента в социального работника.
– Я не сомневаюсь – та женщина, которая сделала из меня телезвезду, сможет изменить мир, – говорю я с улыбкой. – Я не шучу.
Берни улыбается:
– Спасибо.
Она добавляет еще что-то, но ее слова заглушает шум пылесоса – экономка занята уборкой в холле и открывает дверь в детскую. Я отчаянно жестикулирую, чтобы она закрыла дверь: малыши спят и ей следует прийти позже, но Берни машет, чтобы она заходила.
– Не волнуйся, она это делает каждый день, – объясняет мне подруга. – Я подумала, что если малыши привыкнут к этому гудению, то никакой шум их не разбудит. А вот если рядом с ними говорить только шепотом, то они будут просыпаться от звона булавки, упавшей на пол.
Дилан заткнул уши, а близнецы, насколько мне видно, даже не шевельнулись. Возможно, Берни права. У нее сейчас очень много всяких озарений по поводу детей… и собственной жизни. Жаль, что я не могу похвастаться тем же.
Прошла неделя.
– Как твои сексуальные игрушки? – интересуется королева Хэдли-Фармз – Присцилла. Похоже, новость об отъезде Брэдфорда еще не распространилась. Какой смысл жить в маленьком поселке, если никто не собирается о тебе сплетничать?
– Так себе… – отвечаю я, почему-то решив сказать соседке правду. – Брэдфорд уехал в Гонконг.
Вы только посмотрите, я запустила сплетню о себе!
– Правда? Без тебя? О, бедняжка, – сочувственно вздыхает Присцилла. И видимо, ощутив прилив вдохновения, продолжает: – Вы выставляете дом на продажу? Я с удовольствием показывала бы его. Два месяца назад я получила лицензию риелтора и уже стала здесь лучшим специалистом. Но для тебя я уменьшу сумму комиссионных до четырех процентов. Я могу оценить дом сегодня, а завтра с утра уже привести покупателей.
Присцилла с такой головокружительной скоростью объявляет о своих планах, что еще минута – и она начнет заполнять мои документы о разводе, а я ведь еще даже не замужем.
– У Брэдфорда просто деловая поездка, – говорю я, чтобы вернуть ее к реальности, и стараюсь сама поверить в это.
– Как жаль! – Эта женщина никогда не унывает. И, справившись с разочарованием, добавляет: – Я звоню, потому что планирую устроить небольшую вечеринку.
Еще одну? С прошлого раза у меня осталось еще столько крема, что я вполне могу приготовить на его основе шоколадный мусс.
– Эта будет для мальчиков и девочек, – сообщает Присцилла, и я не сразу понимаю, что она говорит не о детях.
– Я приду. – Возможно, эта вечеринка немного поднимет мне настроение. И только положив трубку, понимаю, что если я буду в одиночестве среди семейных пар, то расстроюсь еще сильнее.
Как и настаивала Берни, перед фотосессией я стараюсь особенно не плакать. Все проходит отлично, хотя на этот раз Берни меня не сопровождает. Она с головой ушла в свой новый проект «Одежда детей звезд». Правда, так она называет его сегодня. Вчерашняя версия – «Дизайнерские шмотки». А позавчера это звучало примерно так: «На кой черт тебе дорогое барахло, если можно купить действительно нужные вещи?» Честно говоря, я не верю, что Берни собиралась использовать это название, потому что даже в сокращенном варианте оно не уместилось бы на логотипе. Окончательное решение Берни примет после того, как получит результаты работы фокус-групп и телефонного опроса.
Всю неделю я периодически вспоминаю про вечеринку у Присциллы. Дамы в костюмах от Лили Пулитцер уже удивили меня однажды. Неужели в присутствии мужчин они пустятся в откровенную порнографию? Или, может быть, эффект будет противоположным и помешанные на сексе, страстные дамы Хэдли-Фармз превратятся в добродетельных домохозяек?
Утром того дня, на который намечена вечеринка, Джеймс должен ждать нас с Диланом в Музее естествознания. Но в переживаниях о Брэдфорде я не смогу долго притворяться счастливой. Поэтому впервые с тех пор, как Джеймс снова появился в нашей жизни, я разрешаю ему приехать и самому забрать сына. Они уезжают, и вскоре я уже сожалею, что не поехала с ними, потому, что весь остаток дня провожу в халате. Этот халат Брэдфорда, похоже, единственное, что меня сейчас с ним связывает. Вот уже три дня он не звонит. А в последний раз мы проговорили всего три минуты, потому что он спешил на совещание. Он говорит, что сутками работает, но неужели нельзя найти время всего на один звонок?
Джеймс за этот день звонит мне дважды. Он спрашивает, можно ли Дилану съесть на ленч три гамбургера и четыре порции картофеля фри. А потом – часто ли у сына болит живот. Когда я чуть позже разговариваю с Дилоном, он уже ест мороженое и безмерно счастлив. И разумеется, я не возражаю, чтобы они с Джеймсом вернулись позже, чем запланировано.
