Текст книги "Опасный миллиардер (ЛП)"
Автор книги: Джеки Эшенден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
– Эй, красотка, – сказал Салливан, его голос был глубоким и темным, как ночь вокруг них.
И вдруг на нее обрушились воспоминания.
Ему было семнадцать, его черные лохматые волосы, мускулы, и карие глаза, цвет которых был где-то между коричневым, таким светлым, что казался почти золотым, и зеленым, как отблески воды на пруду в глухом лесу. Он научил ее ездить на первом пони, поднимая ее на седло своими большими руками, так терпеливо, что она хотела сделать все возможное, чтобы произвести на него впечатление.
Нет, он никогда не был для нее братом, хоть и был намного старше. Он был больше похож на учителя, которого она боготворила, или на отца, отдаленную, внушающую благоговение фигуру, входящую в ее жизнь на короткие мгновения, а затем снова уходящую. Он научил ее ездить верхом; как ухаживать за лошадью и убирать мусор из конюшни; как кормить своего любимого пони яблоком, держа ее руку так, чтобы большие мягкие губы животного могли взять его с ладони.
– Красотка…
В тот день, когда он уходил на флот, он присел рядом с ней и взъерошил ее волосы.
– Пока, красотка. Еще встретимся.
А потом он ушел, забрав с собой свое тепло, и она почувствовала, что зима пришла слишком рано.
Она боготворил его однажды. Ну и что? Он не приезжал сюда восемь лет, а теперь владеет ранчо, и вернуть его – вот что важно.
В ее животе было странное напряжение, но она проигнорировала его, сосредоточившись на своем гневе.
– Привет, – сказала она тем бодрым тоном, каким давала указания работникам ранчо. – Я так понимаю, тебе нужно было срочно меня видеть.
– Да, – он долго молчал, и у нее было ощущение, что он изучает ее так же, как она изучала его. – Ты в порядке?
Странный вопрос.
– Да, конечно.
Она стояла прямо, не обращая внимания на странное напряжение между лопатками. Если бы она была дома, она могла бы объяснить это тем, что за ней наблюдает пума. За исключением того, что в Нью-Йорке не было пум.
Но есть хищники. И он один из них.
Дрожь, которая не имела ничего общего с дождем, прошла по ее телу.
Нет, это было глупо. Салливан не был хищником и не был опасен. Она вела себя как идиотка.
Наступило неловкое молчание, которое он не спешил нарушить.
Значит, ее ответ был не таким, как он ожидал? Что еще он имел в виду под «Ты в порядке?».
Хлоя вздернула подбородок.
– Ты ожидал, что я не буду в порядке?
Он не двигался, казался непроницаемым для ветра и дождя.
– Я не был уверен,– свет погас и его лицо снова погрузилось в тень. – У меня не было возможности поговорить с тобой на похоронах.
Печаль, которую она пыталась оттолкнуть, крепко сжала что-то в районе груди, но она проигнорировала и это. Она не собиралась говорить об этом сейчас, не здесь, под дождем, с человеком, которого не видела восемь лет, с человеком, который теперь обладал единственным, что было для нее важным.
– Ну, со мной все в порядке.
Она изо всех сил старалась, чтобы это звучало именно так.
Снова тишина, он наклонил голову, словно изучая ее.
Хлоя раздраженно вздохнула.
– Полагаю, ты хочешь обсудить завещание. Я имею в виду, это единственная причина, по которой я здесь, верно?
– Да, – сказал он через мгновение. – Но сначала давай вытащим тебя из-под дождя, – он резко отвернулся и протянул руку, открывая дверь машины. – Тебе лучше сесть в машину. Я принесу твои чемоданы.
Хлоя пожала плечом, через которое была перекинута сумка.
– Это все, что я взяла с собой.
Он сделал паузу.
– Серьезно? Одна сумка?
– Мне не нужно много.
Она никогда не была помешанной на одежде, ей никогда не нужно было быть такой живя на ранчо. Пара пар нижнего белья, джинсы, свитер или два, зубная щетка и расческа, и она была готова. Что еще ей нужно?
Кроме того, его долгое молчание, указывающее на его удивление, так же заставило ее щеки запылать от смущения. Хотя почему она должна чувствовать себя неловко из-за отсутствия багажа, она понятия не имела. Итак, это был первый раз, когда она была за пределами своего родного штата, но что с того? Она была занята на ранчо. У нее не было времени на путешествия.
– Я все равно не задержусь здесь надолго, – сказала она, не понимая, почему ей нужно оправдываться и раздражаясь, что она это делает. – Я только хочу обсудить завещание и вернуться домой. Кроме того, ты не сказал, как долго…
– Все в порядке, – перебил он, понизив голос. – Давай, садись в машину. Ты промокла.
Внутри нее зашевелилось раздражение, хотя это было правдой – она промокла. Прошло много времени с тех пор, как кто-то говорил ей, что делать, и она не желала вновь к этому возвращаться. Боже милостивый, ей уже не десять лет.
– Мне плевать на дождь, – сказала она с кислым видом. – Если только ты сам не промок.
Огни самолета позади нее снова замерцали, освещая его лицо, заставляя непонятное ей чувство снова ударить в грудь.
Ей было тогда шестнадцать, и Вульф – последний из ее приемных братьев – уехал с ранчо уже как три года. На ранчо было тихо. С тех пор как она повзрослела, отец лишь изредка навещал ее, прилетая из своего нью-йоркского штаба. Так что, когда Салливан приехал на недельный отпуск, она была в восторге.
Потом она увидела его у конюшни, он присел на корточки рядом с одной из лошадей, держа переднее копыто одной из своих огромных рук, вычищая что-то из подков. На нем не было рубашки, и лучи солнца переливались на его загорелой коже, очерчивая мускулистые линии его спины и плеч. Затем он выпрямился, одной рукой рассеянно погладил шею лошади и одним плавным движением вскочил в седло.
Она не могла отвести глаз. От того, как двигались его мышцы. Темных очертаний татуировки орла и трезубца на груди. Была еще одна татуировка, обвивающая его правую руку, что-то похожее на скелет лягушки в середине чего-то там.
Это зрелище заставило ее почувствовать себя неловко и горячо, и ей потребовалось добрых полторы недели, чтобы понять, что это за чувство.
Жажда.
Она не хотела чувствовать это снова.
Глаза Салливана заблестели, когда свет сова ударил в них, показывая больше золота, чем зеленого, и один уголок его рта приподнялся, тем самым расслабив жесткие черты его лица.
– Нет, – сказал он, но она не поняла тон его голоса. – Я знаю и помню.
Она уставилась на него. Черт, он говорил об этом конкретном воспоминании? Боже, она надеялась, что нет. Она очень старалась скрыть от него свою влюбленность, и даже сейчас мысль о том, что он знает, смущала ее.
– Помнишь? – осторожно спросила она. – Помнишь что?
– День, когда я впервые посадил тебя на лошадь. Шел дождь, и я сказал тебе, что мы можем сделать это в другой день, если хочешь.
Облегчение растеклось внутри нее.
– Эм... нет.
– И ты сказала, что тебе плевать на дождь. Ты просто хотела покататься на пони.
Как странно. Она действительно не помнила этого.
Должно быть, он это понял, потому что тихо рассмеялся, глубоким и хриплым смехом, что заставило то чувство в ее груди снова ударить, безо всякой причины, которую она могла для себя понять.
– Не обращай внимание. Это было много лет назад. Давай, отвезем тебя домой.
* * *
Хлоя ничего не сказала, когда Вэн подъехал к обочине на безликом черном седане, который, по-видимому, предпочитал их отец. Она откинула голову, глядя на величественное историческое здание, у которого они только что припарковались, ее глаза на мгновение расширились от удивления.
Затем, как будто она осознала, что он смотрит на нее, выражение ее лица резко изменилось, став похожим на непроницаемую маску.
Почти такое же выражение лица было на ней в тот момент, когда она сошла с самолета, и продолжала его сохранять всю дорогу от частного аэродрома, где он ее встретил.
Вэн выключил двигатель и откинулся на спинку сиденья, глядя на нее.
Он ожидал от нее гнева, особенно учитывая, что их отец вычеркнул ее из завещания. Но нет, она просто посмотрела на него немного подозрительно и настороженно.
Она очень отличалась от той восьмилетней девочки, которую он учил ездить верхом. Маленький, узкоплечий ребенок, с длинными черными волосами и большими темными глазами. Который сначала стеснялся его, но потом это стало понятно, так как он не проводил с ней много времени. Он был намного старше ее и был в школе, пока она росла.
Однако постепенно она утратила эту застенчивость, и ее лицо всегда светилось радостью во время его редких визитов на ранчо. У нее была красивая улыбка. Раньше она освещала его, как свеча внутри фонаря, и то, как она протягивала руку, хватая его и утягивая в конюшни, чтобы «показать ему лошадей», не давая ему даже ступить в дом, стало тем, что указывало, что он дома.
Однажды, как раз перед тем, как отправиться на его первое задание, она дала ему камень, «особый», который она нашла на Теневой Вершине, чтобы у него было что-то «домашнее», чтобы взять с собой.
У него все еще был этот проклятый камень, но Хлоя, которую он помнил, страстная, нетерпеливая, все восторгающаяся маленькая девочка, давно ушла. И, возможно, учитывая содержание письма его отца, это было хорошо.
Он наклонил голову, изучая ее.
Он узнал в ней частички того ребенка, которым она когда-то была: длинные черные волосы, выбившиеся из пучка и ее большие темные глаза, густо обрамленные черными как сажа ресницами. Тогда ее лицо казалось слишком маленьким для всех этих волос и глаз, но теперь оно повзрослело. Черты ее лица были тонкими, заостренными, с пухлыми губами и упрямым подбородком. У нее также была самая невероятная кожа, чистая и гладкая, с остатками летнего загара на щеках и шее.
Красавица. Она была прекрасна.
Что-то внутри него сжалось, что-то знакомое. Что-то, о чем он не собирался даже думать или разбираться прямо сейчас. Или вообще когда-нибудь.
Хлоя повернула голову и встретилась с ним взглядом, огни за пределами автомобиля подчеркивали красоту ее черт.
– Это дом отца, да? – ее голос был тихим и слегка хриплым, что ему очень понравилось.
– Да, – ответил он. – Ты никогда не видела его фотографий?
– Да, но..., – она снова повернулась, чтобы посмотреть в окно. – Побывать здесь – это другое.
Вэн снова начал изучать ее, глянув на сумку с вещами на ее коленях и тонкие пальцы, вцепившиеся в нее. На ее коже было несколько старых шрамов, плюс еще несколько свежих царапин, свидетельство ее работы руками. Что было ожидаемо, учитывая, что она работала на ранчо.
Внезапно его поразила мысль, что застенчивая, с широко раскрытыми глазами маленькая девочка, которую он когда-то учил ездить, теперь была этой красивой, самодостаточной молодой женщиной. Которая управляла ранчо Тейтов в одиночку и фактически делала это в течение последних нескольких лет.
Он поерзал на своем месте, по какой-то причине чувствуя беспокойство.
– Папа никогда не привозил тебя в Нью-Йорк?
– Нет, – она откинула голову, снова вглядываясь в здание. – Это мой первый выезд за пределы штата.
Вэн нахмурился.
– Серьезно? Ты никогда не уезжала из Вайоминга?
Она бросила на него короткий раздраженный взгляд из-под густых черных ресниц.
– Разве ты не слышал? Как я уже сказала, это мой первый выезд из штата, а это значит, что нет, я не выезжала из Вайоминга.
В ее голосе была легкая нотка нетерпения, как будто он задал ей самый глупый вопрос. Что, если быть честным, он и сделал.
Может быть, это был шок от того, что увидел ее снова и насколько она изменилась.
– А почему нет? – спросил он прямо, немного раздраженный ее тоном.
– В этом никогда не было необходимости. В любом случае, я не могла позволить себе слишком долго отсутствовать на ранчо. Кроме того, были обычные проблемы с безопасностью, и я не хотела иметь дело с телохранителями и все такое, – ее взгляд снова вернулся к виду из окна. – Он рассказывал мне о Нью-Йорке, присылал открытки и все такое. Это звучало довольно круто..., – она замолчала, сжимая пальцами сумку, и он не пропустил легкую нотку боли в ее голосе.
Конечно. Должно быть, она скорбит. Смерть Ноя произошла всего три недели назад, совсем недавно.
Ей также не понравится и то, что он собирался ей сказать.
Да, определенно так и будет. Ей это совсем не понравится.
Волна гнев пронзила его, и была направленна прямо на человека, который стал причиной всего этого дерьма, с которым теперь приходилось ему разбираться.
Вражда со старым другом превратила в заклятых врагов Ноя и Чезаре Де Сантиса, миллиардера-производителя оружия и большой угрозы, которая висела над семьей Тейтов на протяжении большей части их жизни.
Теперь, когда Ной мертв, угроза может стать еще больше.
Это была одна из причин, по которой Вэн вызвал Хлою в Нью-Йорк, и у него была еще одна новость, о которой он понятия не имел, как собирался ей рассказать.
Только не сейчас, не в машине, когда она только приехала.
Вэн сузил глаза, ища на ее лице признаки печали, что он услышал в ее голосе. Но ничего не нашел. Тем не менее, он задавался вопросом, должен ли он предложить ей несколько слов утешения, хотя он никогда не был силен в этом. Моральная поддержка, конечно, но утешение определенно было не его. С другой стороны, он не видел ее восемь лет. Что он знал о том, что ей нужно?
– Уверена, что все в порядке? – это все на что он был способен.
Она напряглась, но не обернулась.
– Да, все хорошо.
То, как она произнесла это, было достаточным признаком того, что она ни о чем не хотела говорить. Ладно, он не собирался давить. Он тоже не особо хотел говорить о смерти Ноя.
Вэн потянулся к ключам и вытащил их из замка зажигания.
– Давай. Пойдем внутрь, я тебе все покажу.
Выйдя из машины, он подошел к пассажирской стороне и открыл ей дверь. Она вышла на тротуар, сжимая в руках сумку, и ее настороженный взгляд на мгновение упал на старое известняковое здание начала прошлого века.
Дождь шел не такой, как на аэродроме, но воздух был довольно холодным, и он видел влагу на ее потрепанной кожаной куртке. Одна мокрая длинная черная прядь волос прилипла к ее щеке, и хоть ее это, казалось, не беспокоило, она, должно быть, начала замерзать.
Она была очень маленькой, очень стройной. Словно ветер посильнее сдует ее.
Старая привычка защищать зашевелилась в его груди, что чертовски раздражало, так как защита уязвимых женщин не было тем, в чем он нуждался прямо сейчас. Тем не менее, прошли годы после Колумбии. И было очень холодно. И помимо всего прочего, у него для нее была одна дерьмовая новость, которая ей определенно не понравится, особенно после всего этого дерьма.
Ей нужно зайти внутрь и, возможно, съесть чего-нибудь. Он не знал, как она отнесется к тому, что он ей скажет, но иногда с этим было проще справиться, когда в животе была еда.
В любом случае, торчать снаружи было плохой идеей. Особенно учитывая причину, по которой он попросил ее приехать в Нью-Йорк как можно скорее.
– Хлоя, – он понизил голос – погода слишком дерьмовая, чтобы стоять здесь, на тротуаре. Нам нужно попасть внутрь.
Посмотрев вниз по улице, он по привычке осмотрел периметр, чтобы убедиться в безопасности. К счастью, все было чисто.
Она моргнула, решительно кивнув.
– Конечно.
Вэн отогнал свой комплекс защитника, поднялся по ступенькам к входной двери и открыл ее. Охрана в особняке Тейта была довольно хорошей, но, очевидно, теперь, когда Хлоя здесь, ему придется ее обновить.
Письмо Ноя было очень ясным: опасность для нее была реальной и неминуемой, и каковы бы ни были личные чувства Вэна по поводу его опеки над кем-либо, была угроза, и он должен был отнестись к этому серьезно.
В данном случае, он воспринял это очень серьезно.
– Так. Папино завещание, – Хлоя тихо подошла к нему, когда он толкнул дверь. – Нам нужно обсудить, что мы будем с этим делать.
– Угу, – Вэн жестом пригласил ее войти.
Но она осталась на пороге, глядя на него с напряженным выражением в темных глазах.
– Ранчо принадлежит мне, Салливан.
Отлично. Он действительно не хотел обсуждать это прямо сейчас. Потому что он привел ее сюда не для того, чтобы говорить о завещании или ранчо, хотя у него было, что сказать по обоим пунктам. Он привез ее сюда, потому что Вайоминг не был для нее безопасным. Не то чтобы Нью-Йорк был менее безопасным, но, по крайней мере, он был в Нью-Йорке. А также Лукас и Вульф.
И тут возникал еще один вопрос. Он ничего не слышал ни от одного из своих братьев с тех пор, как они сидели «У Лео» пять дней назад. Ни один из них не вернулся в особняк, и Вэн понятия не имел, куда они делись. Что бы ни было в их письмах, очевидно, было чертовски серьезно, и это его беспокоило. Он отправил им несколько сообщений, плюс оставил сообщения на их голосовых почтах, но все, что он получил – это тишина.
Засранцы.
Если они не позвонят в ближайшее время, ему придется пойти и найти их, что очень разозлит его. Тем более что через пару дней они должны были встретиться с советом директоров в «Tate Oil and Gas», чтобы сообщить радостную новость остальной компании о том, что братья Тейт захватили власть и всех уволили.
Да, это было последним, чего он желал.
– Иди посиди в гостиной, – приказал он, указывая на дверь справа, и раздражение на братьев отразилось в его голосе. – Мне нужно с тобой кое-что обсудить.
Хлоя ощетинилась, а ее тонкие черные брови нахмурились.
– Эй, следи за своим тоном. Я не чертова собака.
Вэн привык брать ситуацию под контроль – в конце концов, он был морским котиком, и он привык командовать своей командой. Он также привык к беспрекословному подчинению, и исключал любое неподчинение.
Он уже открыл было рот, чтобы сказать ей, что именно думает о ее тоне, но в последний момент остановился. Вымещать на ней свое раздражение на братьев было плохой идеей, к тому же она не была одной из его людей. Она не была солдатом. Она также не была той маленькой девочкой, которая улыбалась, когда он возвращался на ранчо, и которая была так рада его видеть. И уж точно – не чертовой собакой.
Нет, теперь она была женщиной, скорбящей о потере отца, которой дали горькую пилюлю в виде отказа на владение ранчо.
Ранчо, которое он не может просто так отдать. Что не сделает ее счастливее.
– Иди сядь, пожалуйста. Тебе нужно согреться, и, вероятно, также поесть.
У него была лишь одна из совершенно бесполезных сотрудниц, которую нанял еще отец для ведения домашнего хозяйства, и это была Линда, экономка. Он не хотел держать ее – он мог привести себя в порядок и организовать себе еду сам, большое спасибо – но, учитывая, что у него просто не было времени, чтобы содержать такой большой дом, он решил, что она могла бы остаться. С условием, что она уходит в пять и не будет приходить в выходные.
Сама Линда была более чем довольна этим соглашением – особенно учитывая, что он платил ей точно так же – и весело уходила домой в пять часов вечера. Это означало, что, если он хочет покормить Хлою, ему придется добыть еду самому.
Она не двинулась в сторону гостиной, все еще сердито глядя на него.
– Мне не нужна никакая еда. Я поела в самолете.
– Тебе не обязательно есть.
– Тогда какой в этом смысл?
Он стиснул зубы. Отлично, спор о еде был именно тем, в чем он сейчас нуждался.
– Потому что я гостеприимный хозяин, вот почему.
– Мне все равно, какой ты хозяин. Я здесь только для того, чтобы разобраться с этим дерьмом, а потом ухожу.
В ее глазах появился вызывающий блеск, который без видимой на то причины послал небольшой электрический разряд по его позвоночнику.
Дерьмо. Откуда это взялось?
Не желая разбираться с этими ощущениями прямо сейчас, Вэн оттолкнул их, повернувшись к кухне.
– Садись, – прорычал он через плечо, не заботясь о том, как это прозвучит на этот раз. – Я собираюсь поесть. И тогда мы поговорим.
Глава Третья
Хлоя смотрела в след Салливану. Он всегда был таким властным ублюдком? Она не могла этого вспомнить. Возможно, он просто сердился. Или, может, он не хотел, чтобы она была здесь. Как бы то ни было, он был тем, кто потребовал ее присутствия, так что было странно, что он злился из-за этого теперь, когда она была уже здесь.
Может быть, припираться с ним не лучшая идея?
Возможно, и нет. Но с другой стороны, она привыкла управлять всем сама, и приказы какого-то парня, даже если он и старше и был каким-то супер солдатом – никогда не было тем, с чем она должна была мириться.
Очевидно, он думал, что ей все еще десять лет.
И что? Надо показать ему, что это не так.
Да, наверное, ему не помешал бы урок. Потому что одно было точно. Она не собиралась позволить ему заставить ее принять все как должное, когда дело дойдет до ранчо.
Подавив эту мысль, Хлоя осмотрелась вокруг.
Значит, она была здесь. Наконец. В Нью Йорке. В доме ее отца.
Он много рассказывал о городе, когда бывал на ранчо, рассказывал ей о возвышающихся зданиях и сверкающих огнях. Зеленых парках и толпах людей.
В тот день, когда Салливан ушел на флот, она спросила отца, сможет ли она когда-нибудь тоже уехать, отвезет ли он ее в Нью-Йорк так же, как он сделал это с ее приемными братьями. В то время он уверял ее, что сделает это, когда она станет старше. Но когда она стала старше, все изменилось. Он продолжал обещать, что возьмет ее с собой, но почему-то всегда была причина этого не делать. Главная причина заключалась в том, что вражда с Чезаре де Сантисом, его старым врагом, стала еще более ожесточенной, и существовал реальный риск, что Де Сантис нацелится на нее, как на единственную живую плоть и кровь Ноя.
Она совсем не обрадовалась этому. Она хотела все, что было у ее братьев – поездки в Нью-Йорк, шанс увидеть мир, школу-интернат, колледж. Но ее отец отклонил все предложения.
– Твое место на ранчо, – сказал он ей. – У мальчиков есть свои обязанности. А ранчо принадлежит тебе.
Возможно, ее должно было разозлить то, что ей отказали во всем этом. Но она давно решила, что легче принять роль, которую ей дал отец, чем бороться с ним, особенно когда это делало его счастливым. И делать его счастливым, заставить его гордиться ею, было важно для нее. В любом случае, это не было большой жертвой, когда земля и лошади доставляли ей столько радости.
Но теперь, когда она была здесь, в Нью-Йорке, ей стало любопытно.
Сделав пару шагов по длинной галерее, она оглядела окружающее ее великолепие.
Дом на ранчо в Вайоминге был огромным, но не особо шикарным. Конечно, он не был похож на этот, с блестящим паркетным полом и массивной лестницей с изящно изогнутыми перилами. Огромная картина, с чем-то похожим на Теневую Вершину, занимала одну стену, а на длинной консоли под ней были расставлены различные лампы и несколько ваз с белыми камелиями. Золото поблескивало на различных поверхностях, а светильники, в виде свечей, излучали теплое свечение и смягчали белые стены.
Значит, это был Тейт Хаус. Она должна была признать, что это был потрясающий дом. Даже красивый.
Чувство утраты снова сковало все ее тело при воспоминании об отце, горе, связанное не только с потерей, но и с гневом. Еще одно пустое обещание, которое он дал ей.
Но нет, она не собиралась думать об этом сейчас. Она должна была сосредоточиться на том, что было важно, а это – разговор с Салливаном о ранчо. С остальными чувствами она сможет разобраться позже.
Хлоя проглотила ком в горле и проигнорировала боль в груди, посмотрев направо, туда, куда вела дверь в гостиную.
Ладно, можно пойти и присесть, так как больше нечего было делать.
Подойдя к двери, она открыла ее и вошла внутрь.
Гостиная была такой же элегантной, как и галерея снаружи, оформленная в белых и кремовых тонах. Перед камином стоял диван, обитый белой тканью, рядом с ним стояли одинаковые кресла. Над белым мраморным камином висело огромное старинное зеркало, отражающее свет дорогих ламп, освещающих комнату по кругу, а также массивная хрустальная люстра, украшавшая сводчатый, богато украшенный потолок. Стены были покрыты картинами художников, которых Хлоя не знала, а также несколькими вычурными фотографиями. Вдоль одной стены были огромные окна, которые выходили на улицу, но теперь были завешаны толстыми белыми фактурными шторами.
Все это было изящно и элегантно. Тем не менее, на кофейном столике перед диваном были признаки нового жильца Тейт-Хауса – открытая коробка для пиццы с одним холодным ломтиком пиццы в ней, пара банок пива, и, что было совсем не к месту, чем-то похожим на пистолет, который был разобран, все его части были аккуратно разложены на белой ткани.
Не обращая на все это внимания, Хлоя подошла к камину, бросив сумку возле дивана, и ее внимание привлекли фотографии в рамках, стоящие на камине. На всех был изображен ее отец с разными важными людьми, в том числе и с тремя мужчинами в форме.
Ноа Тейт был высоким человеком, и все же даже он был карликом по сравнению со своими тремя приемными сыновьями, все они были по шесть футов и два дюйма, минимум. Вульф, самый высокий, его форма натягивалась на его массивных плечах, а его разноцветные глаза ярко блестели на оливковой коже. Рядом с ним стоял Лукас, его «разбивающие-сердца-женщин» красивые черты лица можно было бы назвать смазливыми, если бы не волевой подбородок и ледяной блеск его серебристо-голубых глаз. И Салливан, примерно такого же роста, как Лукас, но не такой симпатичный. Его темные брови были прямыми, его карие глаза смотрели прямо в камеру с намеком на вызов. Ной стоял рядом с Салливаном, сложив руки перед собой, его резкие черты были как обычно суровыми.
Ком подкатил к горлу Хлои. Он как всегда хорошо выглядел, Ноа, стоя рядом со своими красивыми приемными сыновьями, с седой шевелюрой и носом с горбинкой, доставшегося от какого-то Римского предка. В нем была сила, харизма, которая помогла ему превратиться из бедного фермера в нефтяного магната за тридцать лет.
Он был тем отцом, которого никогда не было. Едва появляясь на ранчо, пока она росла на попечении домработницы ранчо, он проводил все свое время в Нью-Йорке в «Tate Oil and Gas». Но в те редкие моменты, когда он приезжал, он всегда был внимателен, хотя и эмоционально отстранен от нее, и как только она начала управлять ранчо сама, он даже открыто одобрил это.
И было так странно, что он отдал ранчо Салливану.
Ной сказал, что это ее, что это перейдет к ней, и, конечно, он знал, как много это место значило для нее, как сильно она все там любила. И очевидное игнорирование этого не имело смысла.
Ее не волновали его нефтяные миллиарды. Ей было наплевать на его компанию, на его власть, на все, что у него было. Это было ранчо, которое она хотела. Ранчо, которое было для нее всем. И он пообещал его ей…
Но она знала, сколько стоят его обещания.
Хлоя отогнала эту мысль, позволив себе мгновение, прежде чем взглянуть на другие фотографии, стоящие на полке. Люди на остальных фото были ей не знакомы. А потом еще одно неожиданное открытие разлилось волной разочарования, когда она кое-что заметила.
Ее фотографий не было. Не одной. Нигде.
Странно. Разве у него не было ни одной ее фотографий, которая бы ему нравилась? Или он просто не думал о ней, пока был здесь? У него была фотография мальчиков, так почему не было ее?
За ее спиной раздался щелчок двери, и она резко обернулась, обнаружив, что вернулся Салливан. В одной руке он держал тарелку с бутербродом, а в другой – что-то похожее на стакан молока. Захлопнув за собой дверь, он подошел к журнальному столику, склонился над ним, отодвинув коробку с пиццей, и поставил тарелку и стакан. Потом выпрямился и посмотрел на нее.
– Еда, – объявил он. – Которую тебе не обязательно есть.
Хлоя взглянула на тарелку. Она выглядела... Черт.
– Арахисовое масло и желе? Серьезно? – она снова обратила на него внимание. – Мне уже не восемь, ты же знаешь, правда?
Он стоял по другую сторону кофейного столика, скрестив руки на груди, нахмурив темные брови. С его короткой стрижкой, массивными плечами и в черном пальто, он выглядел как некто смертельно опасный из Матрицы. Ему не хватало только солнечных очков.
– Я знаю, сколько тебе лет.
– Мне уже исполнилось двадцать пять, – напомнила она ему, на случай, если он действительно не помнил.
По какой-то причине это сделало его выражение лица еще более злым.
– Это все, что у меня было в холодильнике. Просто ешь.
Хлоя проигнорировала его.
– Я здесь не для того, чтобы есть бутерброды. Я здесь, чтобы поговорить о ранчо. О том, что отец оставил все тебе.
Он долго молча смотрел на нее, потом повернулся, пожимая плечами, прежде чем небрежно сбросить пальто на спинку дивана. Он был одет в пару поношенных темно-синих джинсов, которые сидели низко на бедрах, а также черную футболку с длинными рукавами, которая плотно облегала его мускулистые плечи.
Опустившись в одно из кресел, он подался вперед, упершись локтями в колени и сложив вместе свои длинные загорелые пальцы. Большой, сильный человек, и кресло, в котором он сидел, казалось маленьким и хрупким по сравнению с ним.
То чувство, которое возникло у нее на аэродроме, снова пнуло ее в грудь, и она не могла оторвать от него взгляд. Встревоженная, она заставила оторваться от него, скрестив руки на груди.
– Ну? – спросила она, когда он не заговорил. – Ты собираешься отдать ранчо мне, не так ли?
– Ты мокрая, – его глубокий голос звучал так, что ей стало не по себе. – Надеюсь, в этой маленькой сумке у тебя больше, чем одна смена одежды.
Раздраженная, Хлоя поднялась на ноги.
– У меня есть еще джинсы, если ты об этом беспокоишься.
– Две пары джинсов? И все?
– Я должна была взять еще? – она уставилась на него. – Ты собираешься продолжать игнорировать меня?
Его челюсть сжалась. Заметно.
Очень плохо. Возможно, он и привык командовать другими людьми, но с ней это не сработает. Она покинула Вайоминг и пролетела полстраны, не для того, чтобы просто сидеть на диване, есть сэндвич и спокойно слушать, когда он говорит ей, что делать, как хорошая девочка. Она была здесь, чтобы вернуть свое ранчо, вот и все.
Она встретила его взгляд, слегка приподняв подбородок, давая ему понять, что она не готова к какой-либо мужской фигне, в то время как он смотрел на нее, нахмурившись и выглядя еще более опасным, чем он был на взлетной полосе.
Странный, электрический ток пульсировал в районе ее спины, а осторожная часть ее сознания шептала, что, возможно, бросать ему вызов было не такой уж и хорошей идеей.
Хлоя проигнорировала этот шепот. Она управляла целым чертовым ранчо и кучей мужчин-рабочих, и она не собиралась позволять своему идиоту-приемному брату взять над ней верх, каким бы опасным он ни казался.
– Ладно, – сказал Салливан после долгой паузы. – Пусть будет по-твоему. Я позвал тебя сюда не для того, чтобы говорить о ранчо.
Она так и застыла от удивления.
– Что? Но я подумала…
– Ты здесь, потому что в опасности.
* * *
Темные глаза Хлои сузились. Она стояла напротив него у камина, сложив руки на груди, вся напряженная и раздраженная.
Опять же, он не мог винить ее. Услышать то, что он хотел сказать, было отстойно, особенно когда он рассказал ей правду о ранчо. Но, черт возьми, у него не было выбора, как и у нее, если она хотела быть в безопасности.
