Текст книги "Преисподняя"

Автор книги: Джефф Лонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

Он говорил твердо. И говорил «нам».

– Айк… – начала она и замолчала.

Поститься ей уже приходилось, и она чувствовала, что на этот раз ослабла слишком быстро. Но одновременно Али испытала какое-то странное удовлетворение.

– Мы можем отсюда выбраться, – убеждал Айк.

– Ты вел нас столько, сколько мог. Ты все для нас делал. Мы совершили наши открытия, узнали, что тут когда-то существовала великая империя. Теперь все кончено.

– Пойдем со мной, Али.

– У нас нет еды.

Взгляд Айка слегка метнулся в сторону, едва заметно. Он ничего не сказал, но что-то в его молчании было не так. Он знает, где взять еду? Али была неприятно удивлена. Мелькнула мысль, что Айк слишком скрытен. Словно он сказал: «Я – не вы». Затем его взгляд стал прямым, и сам он снова стал одним из них.

Али закончила:

– Я очень благодарна за то, что ты для нас сделал. А теперь нам нужно просто принять неизбежное. Нужно смириться. А тебе незачем тут оставаться и дальше. Ты должен идти.

Ну вот, подумала она. Выпила свою чашу благородства. Теперь его очередь. Он будет великодушно спорить. На то он и Айк.

– Что ж, пойду, – сказал он.

Али невольно нахмурилась.

– Пойдешь? – пролепетала она и тут же пожалела.

Неужели он их бросает? И ее?

– Я думал – остаться или нет, – сказал Айк. – Представил себе, как это будет романтично. Найдут нас лет через десять. Тебя и меня.

Али моргнула. По правде говоря, она представляла то же самое.

– Тебя найдут в моих объятиях, – продолжал Айк. – Потому что, как только ты умрешь, я тебя обниму. И ты навсегда останешься моей.

– Айк, – сказала Али и снова замолчала.

Она вдруг почувствовала, что не в силах вымолвить ни слова.

– Думаю, это не преступление. Ведь после смерти ты уже не будешь Христовой невестой, так ведь? Он получит твою душу, а я – остальное.

Вроде бы все правильно, но Али стало не по себе.

– Если тебе нужно мое разрешение, я говорю – да, – сказала она.

Да, он обнимет ее. Правда, в ее воображении все было наоборот. Айк умрет первым, а она будет его обнимать. Но суть та же.

– Так вот, – продолжал Айк, – я подумал и решил, что по отношению ко мне это было бы, грубо говоря, несправедливо.

Взгляд Али блуждал по светлой комнате.

– Я бы тебя получил, – пояснил он, – слишком поздно.

«Прощай, Айк», – подумала Али. Оставалось только произнести это вслух.

– Все не так просто, – сказал он.

– Я понимаю.

«Ступай с богом».

– Нет, не понимаешь.

– Все нормально.

– Нет, не нормально. У меня бы сердце разорвалось. – Он облизал губы и словно бросился в воду. – Я прождал тебя слишком долго.

Али уставилась на него.

Ее удивление его встревожило.

– Я же должен был решиться сказать тебе все, раз я собираюсь остаться, – оправдывался он. – Хоть на это я имею право?

– Что сказать, Айк? – Али слышала свой голос словно издалека.

– Я уже сказал.

– Я чувствую то же самое.

«То же самое? И это все, что я могу ему дать?»

– Знаю, – отозвался Айк. – Ты меня тоже любишь. Как любую Божью тварь. – И он насмешливо перекрестился.

– Перестань, – попросила Али.

– Ладно, забудь, – сказал он, и глаза на изможденном лице закрылись.

Теперь была очередь Али. Хватит с нее призраков. Хватит фантазий, хватит мертвых возлюбленных. Ее Христос, его Кора.

Али протянула руку, словно глядя на себя издалека. Пальцы двигались, как чужие. Она прикоснулась к его волосам.

Айк отпрянул. Али поняла: он уверен, что она его жалеет. Наверное, много лет назад, когда он был молод, это не имело бы для него значения. Сейчас Айк насторожен и противен сам себе. Конечно, он не верит в ее искренность.

Казалось, Али никогда этого не делала. Она боялась показаться неуклюжей или неискренней. Если бы она готовилась заранее, хотя бы мысленно, у нее ничего бы не получилось. И все же нельзя сказать, что руки ее не дрожали, когда она расстегнула пуговицы и обнажила плечи. Одежда упала на пол.

Обнаженное тело чувствовало тепло светильников. Краешком глаза Али заметила, что этот свет, которому двадцать тысяч лет, превратил ее тело в золото.

Когда они прижались друг к другу, Али подумала, что есть хотя бы один голод, который теперь нетрудно утолить.

* * *

Их разбудил крик Челси. У нее вошло в привычку мыть по утрам голову на берегу озера.

– А мы здесь, оказывается, не одни, – пробормотала Али.

Ей приснился апельсиновый сок и печальное уханье горлицы. И запах дубового дыма в горном воздухе.

Айк так и не выпустил ее из объятий. Так обидно, когда утро нового дня испорчено ложной тревогой.

Потом в башню долетели и другие крики. Айк вскочил и высунулся из окна; спина его пестрела насечками, шрамами, буквами – свидетельствами старых мучений.

– Что-то случилось, – бросил он, хватая одежду и нож.

Али спустилась вслед за ним, и они – самые последние – присоединились к остальным на берегу. Все дрожали. Было не холоднее, чем обычно, но люди слишком исхудали.

– Вот и Айк, – сказал кто-то, и все расступились.

В озере плавал труп. Он лежал у самого берега, спокойный, как вода.

– Это не хейдл, – пробормотал Сперриер.

– Здоровенный был, – заметил Руис. – Может, кто-то из людей Уокера?

– Уокера? Откуда? – удивился Твиггс.

– Например, упал с плота и утонул. И его прибило сюда.

Тело принесло к берегу, словно покинутый корабль; оно лежало головой вперед, кверху мертвенно-бледным, отбеленным лицом, на воде покачивались обмякшие руки. Глаз не было.

– Я думала, что там плавает бревно, и хотела его вытащить, – рассказывала Челси. – Потом увидела.

Айк зашел в воду и нагнулся над телом, стоя спиной к берегу. Али показалось, что блеснул нож. Через минуту Айк повернулся к остальным, таща за собой труп.

– Точно, солдат.

– Совпадение, – предположил Руис. – Должно же было его прибить где-нибудь к берегу.

– Почему именно сюда? Он вообще мог затонуть или разложиться. Или его могли съесть.

– Его сберегли нарочно, – сказал Айк.

Али заметила то, чего другие, кажется, не видели, – насечку на бедре – там, где Айк ткнул ножом.

– То есть что-то такое в воде? – спросила Пиа.

– Нет, – ответил Айк. – Это сделано иначе.

– Хейдлы? – уточнил Руис.

– Да.

– Течение. Вероятность…

– Его сюда нарочно притащили.

Спутникам Айка потребовалось несколько минут, чтобы переварить сообщение.

– А зачем? – спросил Трой.

– Наверное, в качестве предупреждения, – предположил Твиггс.

– Хотят прогнать нас домой? – засмеялся Руис.

– Вы не поняли, – спокойно возразил Айк. – Это подарок.

– Приносят нам жертву?

– Я как раз думал – поймете вы или нет. Они могли его сами съесть.

Наступило молчание.

– Нам предлагают в пищу мертвеца? – прохныкала Пиа. – Для еды?

– Вопрос – почему вдруг? – сказал Айк, глядя на темное озеро.

Твиггс был оскорблен:

– Они считают нас каннибалами?

– Просто думают, что мы хотим выжить.

И Айк сделал страшную вещь. Он не оттолкнул труп от берега, а стал ждать.

– Чего ты ждешь? – возмутился Твиггс. – Убери его.

Айк молча ждал.

Искушение было отвратительное. Наконец Руис сказал:

– Ты о нас плохо думаешь, Айк.

– Не смей нас оскорблять, – потребовал Твиггс.

Айк не обратил на него внимания. Молча ждал, что скажут остальные. Прошла еще минута. Все смотрели на него. Никто не хотел сказать «да», никто не хотел сказать «нет». А он не собирался решать за всех. Даже Али не отвергла предложение с ходу.

Айк терпеливо ждал. Мертвый солдат покачивался позади него. Он тоже терпеливо ждал.

Али не сомневалась, что все думают об одном и том же – какой у него вкус, и насколько его хватит, и кто этим займется. Наконец она вышла вперед и ответила за всех:

– Ну, допустим, мы бы его съели. А что потом?

Айк вздохнул.

– Вот именно, – подхватила Пиа через несколько секунд.

Руис и Сперриер прикрыли глаза. Трой слегка покачал головой.

– Слава тебе господи, – сказал Твиггс.

* * *

Путники изнывали в крепости, сил едва хватало, чтобы выйти наружу помочиться. По очереди жались на матрацах – не очень-то приятно лежать на собственных костях.

Вот, значит, каково голодать, думала Али. Голод – ожидание окончательного изнеможения. Али всегда гордилась умением преодолеть себя. Однако легко отказаться от мирских соблазнов, когда знаешь, что можешь к ним вернуться. А с настоящим голодом совсем не так. Уход – это тяжкое однообразие.

Пока их силы не иссякли окончательно, Али и Айк провели еще две ночи в освещенной комнате. Тридцатого ноября они спустились к остальным. У Али кружилась голова, и она больше не смогла подняться по лестнице.

Голод сделал людей очень старыми – и совсем молодыми. Твиггс выглядел особенно постаревшим, лицо ввалилось, челюсть отвисла. И в то же время они напоминали детей – спали каждый день все больше и больше, свернувшись калачиком. Кроме Айка, который, как лошадь, боялся ложиться, они спали уже по двадцать часов.

Али пыталась заставить себя работать, соблюдать гигиену, молиться, рисовать карты. Пыталась навести хоть какой-то порядок в этом хаосе Господнем.

Второго декабря утром от озера донеслась какая-то возня.

Те, кто еще мог сидеть, попытались выпрямиться: сбылись их худшие страхи. За ними пришли хейдлы.

Казалось, на берегу собралась стая волков.

Кто-то обрывочно шептал. Трой заковылял на поиски Айка, но его не слушались ноги. Он опять уселся.

– Не могли подождать, – тихо простонал Твиггс. – Так хотелось умереть во сне.

– Заткнись! – прошипел Руис. – И выключи фонарь. Может, они и не знают, что мы здесь. – Он поднялся на ноги и в призрачном свечении камня, пошатываясь, побрел к бойнице, вырубленной рядом с входом. Осторожно, как вор, высунул голову. И скользнул вниз.

– Что там? – прошептал Сперриер.

Но упавший молчал.

Сперриер подполз поближе.

– Руис, эй! Господи, да у него затылка нет!

И тут началась атака.

Внутрь повалили расплывчатые фигуры, какие-то звериные силуэты на фоне светящихся стен.

– О боже мой! – завопил Твиггс.

И если бы не его вопль, их всех скосили бы из пулемета. Воцарилась тишина.

– Не стрелять! – скомандовал кто-то. – Кто сказал «боже мой»?

– Я, – проныл Твиггс. – Дэвид Твиггс.

– Не может быть!

– Наверное, ловушка, – сказал другой голос.

– Да это же мы! – крикнул Сперриер и посветил фонарем себе в лицо.

– Солдаты! – закричала Пиа. – Американцы!

По залу рыскали лучи.

Обросшие солдаты, не разгибаясь, сновали по всем углам, готовые стрелять. Трудно сказать, кто больше удивился – отупевшие от голода ученые или озверевшие остатки команды Уокера.

– Не двигаться! Не двигаться! – орали солдаты.

У них были красные глаза. Они никому и ничему не верили. Дула винтовок так и порхали в поисках противника – словно стайка колибри.

– Несите сюда полковника, – сказал кто-то.

Принесли Уокера – он сидел на винтовке, которую держали в руках двое солдат. Али показалось, что полковник изнурен голодом, но тут же увидела кровь. Сквозь искромсанные штанины торчали вошедшие в мясо и кости осколки обсидиана.

Таким изможденным он выглядел из-за боли. Однако хватки своей полковник не утратил. Уокер окинул зал хищным взглядом.

– Вы что, больны? – осведомился он.

Али увидела себя и своих спутников со стороны – исхудавшие тени, едва способные сидеть. Настоящие пугала.

– Мы просто голодные, – объяснил Сперриер. – У вас есть еда?

Уокер посмотрел на них.

– А где остальные? Насколько я помню, вас было не девять, а побольше.

– Они ушли домой, – сказала Челси, согнувшаяся над своей шахматной доской.

Она смотрела на тело Руиса. Теперь было видно, что пуля вошла ему в глаз.

– Решили вернуться тем же путем, – пояснил Сперриер.

– И врачи тоже? – уточнил Уокер.

На минуту в нем затеплилась надежда.

– Остались только мы, – добавила Пиа. – И вы.

Полковник обвел глазами зал.

– Что это такое? Усыпальница?

– Дорожная станция, – ответила Пиа.

Али надеялась, что тут она и остановится. Ни к чему Уокеру знать о карте и глиняной армии.

– Мы пришли сюда две недели назад, – вмешался Твиггс.

– И так здесь и сидели?

– У нас кончилась еда.

– Похоже, для обороны место подходящее, – сказал Уокер лейтенанту в обгоревшей одежде. – Выставь периметр. Лодки охранять. И давайте сюда наши припасы и гостью. Уберите труп.

Уокера усадили и прислонили к стене. Солдаты действовали осторожно, но когда укладывали его ноги, было видно, что ему очень больно.

Стали подходить остальные, неся припасы и оборудование, присланное «Гелиосом». Солдаты уже не походили на безупречных рыцарей, о чем полковник раньше так заботился! Форма на них превратилась в лохмотья. Некоторые ходили босиком. У многих были раны на голове и ногах. Они пахли порохом и кровью. Бороды, грязные космы – банда рокеров, да и только. Стерся налет благородных крестоносцев, остались уставшие, злые и напуганные бандиты. Их попытка сбежать не удалась.

Через несколько минут Уокер опять обратил внимание на ученых.

– Скажите, – спросил он, – какие у вас потери?

– Ни одной, – ответила Пиа. – До сегодняшнего дня.

Уокер не стал извиняться; труп Руиса за ноги вытащили из зала.

– Впечатляет. Вам удалось пройти сотни миль по незнакомой местности, да еще невооруженным.

– Айк свое дело знает, – сказала Пиа.

– Так Крокетт здесь?

– Он отправился на разведку, – быстро вставил Трой. – Он иногда пропадает. Ищет шахту-пять. Нам нужна еда.

– Зря время теряет. – Уокер повернул голову к чернокожему лейтенанту. – Возьми пятерых солдат и отыщи нашего приятеля. Хватит нам сюрпризов.

Лейтенант ответил:

– Сэр, не нужно за ним гоняться. У нас и так было много неприятностей.

– Нельзя, чтобы Крокетт гулял на свободе.

– А почему? – спросила Али. – Что он вам сделал?

– Вопрос в том, что я ему сделал. Крокетт не из тех, кто забывает и прощает. Он сейчас за нами следит.

– Он ушел. Сказал, что мы сдались. Ему здесь нечего делать.

– А слезы почему?

– Вам незачем его убивать, – тихо сказала Али.

Уокер оживился:

– Пленных не берем, понятно, лейтенант? Первое указание Крокетта.

– Есть, сэр, – выдохнул лейтенант.

Он выбрал себе пять солдат, и отряд отправился в глубину крепости.

Когда они ушли, Уокер прикрыл глаза. Один солдат вынул из сапога нож, вскрыл упаковку с пайками и сделал приглашающий жест. У Троя едва хватило сил раздать товарищам пакеты. Твиггс поцеловал свой пакет и разорвал его зубами.

Али попробовала готовые спагетти – восхитительный вкус! Она старалась откусывать понемножку и запивала водой.

Твиггса вырвало, но он тут же продолжил трапезу.

Зал начал наполняться. Принесли раненых. Двое солдат установили у окна пулемет. Всего, вместе с собой и своими спутниками, Али насчитала двадцать пять человек. Столько осталось от ста пятидесяти, вышедших в экспедицию.

Уокер открыл налитые кровью глаза.

– Несите все внутрь, – приказал он. – И плоты тоже. Их легко испортить, к тому же они выдают наше присутствие.

– Но их там двенадцать штук!

«На пятнадцать меньше, чем было вначале, – подсчитала Али. – Что же у них случилось?»

– Несите сюда, – повторил Уокер. – Несколько дней мы продержимся. Крепость – ответ на наши молитвы: хоть какая-то опора в этом гнусном месте.

Поросячьи глазки солдата выражали несогласие. Он небрежно отсалютовал. Уокер явно терял власть.

– Как вы нас нашли? – спросила Пиа.

– По вашему свету, – ответил полковник.

– По какому свету?

Лампы Айка, поняла Али. Вот так тайна для двоих. Маяк в ночи.

– Вы нашли шахту-пять, – констатировал Сперриер.

– Половина досталась хейдлам.

– Дьявол не дремлет, – раздался новый голос, и в комнату вошел Монтгомери Шоут.

– Вы? До сих пор живы? – удивилась Али.

Она не могла скрыть отвращения. Одно дело – их бросили солдаты, но Шоут был свой, член экспедиции; он знал о грязных планах полковника и молчал. Его предательство гораздо хуже.

– Мы просто совершили небольшую экскурсию, – заявил Шоут. У него был старый синяк на щеке и свежий под глазом – его, очевидно, били. – В последнее время хедди нас что-то невзлюбили. Ребятам пришлось трудиться по две смены подряд – они и меня не забывали. Начинаю думать, что наша грандиозная экспедиция может потерпеть неудачу.

Но Уокер, видно, был не в настроении пререкаться с придворным шутом.

– Здешнее побережье населено?

– Я видела только троих, – ответила Али.

– Троих или три? Три населенных пункта?

– Троих хейдлов.

– И все? Никаких поселков? – Заросшие черными космами губы полковника расползлись в улыбке. – Тогда, слава богу, мы от них оторвались. По воде они нас не выследят. Мы спасены. Еды у нас на два месяца, и еще есть устройство Шоута.

Шоут погрозил пальцем:

– Эй-эй! Не сейчас. Мы же договорились – еще три дня на запад. Потом будем говорить о возвращении.

– А девушка где? – поинтересовалась Али. Когда входили солдаты, она заметила, что у многих на поясе и на ремнях рюкзаков болтаются отрезанные пальцы с когтями, уши, куски женских и мужских гениталий. В памяти ее всплыли строки Йетса:

 
Все распадается, безвластье в мире;
Невинности обычай сокрушен
Кровавыми потоками…
 

– Я ее недооценил, – проскрежетал полковник.

Ему требовался морфий. Али подозревала, что солдаты тоже им пользуются.

– Вы ее убили!

– Стоило бы. От нее никакого проку.

Он махнул рукой. Двое солдат втащили девушку и привязали к стене.

Первое, что Али заметила, был ее запах. От девушки пахло потом, калом, еще чем-то резким. Волосы пропитались дымом. По скотчу, которым был заклеен рот, текла кровь и слюна.

– Что вы сделали с девочкой?

– Мои ребята не смогли устоять, – пояснил Уокер.

– И вы им позволили?..

Уокер уставился на Али.

– Вся такая правильная? Ты-то не лучше других. Всем от нее что-то нужно. Давай составляй свой словарь, сестра! Только без разрешения отсюда не выходить!

Трой встал и накинул свою куртку девушке на плечи. Его галантность заставила пленницу отпрянуть; затем она раздвинула ноги, насколько позволяла веревка, и подставила себя. Трой шарахнулся назад.

– Я бы в такую не влюбился, – захохотал Уокер. – Зверюга. По-настоящему дикая.

Али и Трой попытались покормить девушку.

– Что это вы делаете? – возмутился солдат.

– Отрываю скотч, – ответила Али. – Как же она будет есть?

Солдат сорвал скотч и быстро убрал руку. Девушка едва не перекрутилась на проволоке, рванувшись к нему. Али отшатнулась. Зал загремел хохотом.

– К вашим услугам, – сказал солдат.

Кормить пришлось с осторожностью. Али тихонько заговорила с девушкой, назвала свое и Троя имя, попыталась ее успокоить. Человеческая пища была ей вредна, но девушка ела. Один раз она выплюнула яблочный сок и пробормотала что-то жалобное – слова прозвучали неожиданно мягко. Дело было не столько в тихом голосе, сколько в интонации. Несмотря на свирепость, у девушки стал почти благочестивый вид. Казалось, она обращается к пище или читает молитву. Нрав у нее был не простой, но и не свирепый.

Когда с кормежкой закончили, пленница улеглась на каменный пол и закрыла глаза. Между едой и сном не было никакой паузы. Она просто пользовалась, чем могла.

Прошло два дня. Айк не показывался. Али чувствовала, что он где-то рядом, но найти его не смогли.

Надеясь выпытать код устройства, солдаты избили Шоута до бесчувствия. Его упрямство привело их в ярость, и они остановились только тогда, когда Али загородила его собой.

– Убьете его – и кода не узнаете, – сказала она.

Теперь к ее заботам добавился Шоут, а ведь Али уже ухаживала за полковником и некоторыми солдатами. Кто-то же должен это делать. Все-таки Божьи твари.

Уокер время от времени впадал в лихорадку. Он ругался на разных языках. Солдаты злобно переглядывались. Али все больше волновалась. Одно утешение – Айка так и не удалось найти.

На вторую ночь Трой попытался не дать солдатам уволочь девушку наружу – там уже ждали их товарищи.

Солдаты начали бить его пистолетом и не остановились бы, но девушка стала хихикать, и они потеряли к антропологу интерес. Ее вернули не скоро, всю потную, с заклеенным ртом. Все еще истекая кровью, Трой помог Али помыть ее водой из бутылки.

– Она уже рожала, – вполголоса сказал он. – Ты заметила?

– Ты ошибаешься, – возразила Али.

Однако среди татуировок и полос грязи она разглядела следы растяжек. Ареолы сосков были темные. Просто раньше она не обратила внимания.

На третью ночь солдаты снова пришли за девушкой. Несколько часов спустя ее привели обратно, почти без сознания. Когда Али и Трой мыли ее, Али начала тихонько напевать мелодию, сама того не замечая, пока Трой не окликнул:

– Али, смотри!

Али подняла глаза от кровоподтеков на бедрах и увидела, что девочка уставилась на нее, а по щекам у нее катятся слезы.

Али запела снова:

 
Прошел немало я скорбей,
Невзгод и черных дней,
Но благодать всегда со мной,
Ведет меня домой.
 

Девушка зарыдала. Али совершила ошибку – попыталась ее обнять. Ее жалость вызвала настоящую бурю – девушка начала пинаться и толкаться. Али постигло ужасное озарение: у несчастной когда-то была мать, которая пела этот гимн.

Ночь Али провела, наблюдая за пленницей. В свои четырнадцать лет девочка была больше женщиной, чем Али в тридцать четыре. Она была замужем или, во всяком случае, у нее был мужчина. И даже, оказывается, был ребенок. И теперь, когда ее так жестоко насиловали, ей удалось сохранить рассудок. Удивительная сила духа.

Утром Твиггсу – впервые после того, как он перестал голодать, – потребовалось выйти в туалет. Поскольку Твиггс – это Твиггс, он и не подумал попросить разрешения. И один из охранников его застрелил.

Относительной свободе ученых пришел конец. Уокер приказал всех связать и отвести в глубину крепости. Али не удивилась. Она уже давно поняла, что с ними так или иначе расправятся.