Текст книги "Преисподняя"

Автор книги: Джефф Лонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

Чтобы все спустить, потребовалось пять часов. Маленькая флотилия перевезла груз к берегу. Если не считать одного плота и брошенных на произвол судьбы носильщиков, экспедиция была в целости. Все гордились тем, как взяли речной рубеж. Общество Жюля Верна чувствовало себя сильным и здоровым, способным справиться с любой задачей, которую поставит перед ними преисподняя.

Али в ту ночь приснились носильщики. Их лица исчезали во тьме.

15
Послание в бутылке

…И лучших сыновей на тяжкий труд пошлите за тридевять морей на службу к покоренным угрюмым племенам, на службу к полудетям, а может быть – чертям.

Редьярд Киплинг.

Бремя белых[20]20
  Перевод М. Фромана.


[Закрыть]

База Литтл

Америка, Антарктида

Дженьюэри ожидала увидеть настоящий белый ад – пургу, лачуги из гофрированного железа. Однако посадочная полоса оказалась чистой, полосатый ветроуказатель обвис. Чтобы попасть сюда, сенатору пришлось подергать за многие веревочки, а она даже не знала, для чего летит. Бранч сообщил лишь, что дело касается экспедиции «Гелиоса». Назревали события, которые могли повлиять на дальнейшую судьбу всего подземного мира.

Самолет мягко приземлился. Дженьюэри и Томас вышли из «боинга» на грузовой перрон, прошли мимо погрузчиков и толпы военных.

– Вас ждут, – сказал им сопровождающий.

Они вошли в лифт. Дженьюэри надеялась попасть на верхний этаж, откуда открывается хороший вид. Она мечтала посмотреть на эту бескрайнюю землю и бессмертное солнце. Но лифт пошел вниз. Спустившись на десять этажей, он остановился, и двери открылись.

Коридор привел гостей в зал для заседаний, тихий и темный. Дженьюэри решила, что в зале никого нет. Но чей-то голос произнес:

– Включаю свет!

Это прозвучало как предупреждение. Когда стало светло, оказалось, что зал полон… монстров.

Сенатор сначала подумала, что это хейдлы – они прикрывали руками глаза. Но все до единого были офицерами армии США. Прямо перед ней сидел капитан – короткая стрижка не скрывала бугров и борозд на черепе, размером и формой напоминающем шлемы американских футболистов.

В качестве члена конгресса Дженьюэри председательствовала в подкомиссии, изучающей воздействие на организм продолжительного пребывания под землей. Теперь, в окружении офицеров своей армии, она лично убедилась, что такое «костные деформации» и остеодистрофия – вот они, изгои среди своих товарищей. Дженьюэри вспомнила название – болезнь Паже. Начинается самопроизвольный рост или дегенерация костной ткани. Черепная полость при этом не затрагивается, двигательные функции не страдают, но возникают ужасные уродства. Дженьюэри поискала глазами Бранча: он впервые не выделялся из толпы.

– Приветствую наших почетных гостей – сенатора Дженьюэри и отца Томаса!

На возвышении стоял генерал Сэндвелл, известный Дженьюэри как чрезвычайно энергичный интриган. А вот его репутация как боевого командира была не слишком хорошей. Сейчас он, по сути, предупредил своих подчиненных, что среди них поп и политиканша и нужно поостеречься.

– Итак, начинаем.

Свет погас. Присутствующие испытали явное облегчение – многие расслабленно откинулись на спинки кресел. Глаза Дженьюэри привыкли к темноте. На стене засветился голубоватый экран. На нем возникли карты, поверхность океанского дна, затем трехмерное изображение Тихого океана. План увеличился.

– Подведем итоги, – начал Сэндвелл. – События произошли в нашем западном секторе Тихого океана, на пограничной станции номер тысяча четыреста девяносто два. Здесь присутствуют командиры баз, расположенных под Тихоокеанским регионом. Они собрались, чтобы узнать последнюю поступившую информацию и получить от меня приказы.

Дженьюэри видела: это говорится для нее. Генерал демонстрировал, что у него свой план действий. Но ее это не задело. Если понадобится, она сможет изменить ход событий. Уже само ее и Томаса присутствие в зале многое говорило о ее возможностях.

– Один из наших патрулей пропал без вести, и мы решили, что он подвергся нападению. Мы послали отряд быстрого реагирования для обнаружения и помощи. Однако отряд быстрого реагирования также пропал. А потом мы получили последнее сообщение от патруля.

Дженьюэри опять охватило раскаяние. Али – где-то там, внизу, дальше, чем пропавший патрульный отряд. «Соберись!» – приказала она себе и сосредоточилась на речи генерала.

– Мы называем такие сообщения «послание в бутылке», – говорил Сэндвелл. – Кто-нибудь из патрульного отряда, обычно радист, имеет при себе устройство, которое записывает все изображения в цифровом виде. В случае внештатной ситуации его можно активировать, и он начнет автоматическую передачу. Проблема в том, что различные подповерхностные явления замедляют наши частоты по-разному. В этом случае сигнал отразился от верхней мантии и вернулся на поверхность сквозь складчатый базальт. Говоря кратко, передачу мы приняли только через пять недель. Перехватили сигнал на подводных горах Математиков. Из-за тектонических помех было много искажений. Еще две недели мы расшифровывали передачу с помощью компьютеров. В результате с момента происшествия прошло пятьдесят семь дней. За это время мы потеряли еще три отряда быстрого реагирования. Все, что нам известно, – нападения не было. Действовал внутренний враг. Один из наших людей. Видео, прошу.

На экране засветились слова «Отправной пункт – Грин Фэлкон». В правом нижнем углу появились цифры: «Клип-Гал/МЛ1492/7-03/23:04:34».

Дженьюэри шепотом расшифровала Томасу:

– Коридор Клиппертон – Галапагосы, станция тысяча четыреста девяносто два линии Макнамара, третье июля, одиннадцать часов четыре минуты.

Название пропало. На экране возникли люди. Семеро. Они казались развоплощенными тенями.

– Вот они, – сказал Сэндвелл. – Десантники третьей подрывной группы Западно-Тихоокеанского региона. Стандартные действия по обнаружению и уничтожению противника.

Тепловые следы на экране изменились. Ярко-зеленые образы превратились в человеческие фигуры. Когда они проходили вблизи камеры, стали видны даже черты лиц. Среди них было четверо белых, двое темнокожих и один китаец.

– Этот фильм смонтирован на основе записи микрокамеры, которую носил на себе радист. Сейчас они надевают легкое снаряжение. «Линия» совсем близко.

«Линией» назывался периметр автоматического обнаружения; впервые его применили во вьетнамской войне. Своего рода автоматическая линия Мажино, которая должна служить как натянутая невысоко проволока. Здесь, на отдаленных участках подземья, технологии использовались не для войны, а для поддержания мира. За последние три года посягательств почти не было.

Экран засветился светло-голубым светом. Сработали детекторы движения, и в нишах стены загорелась первая цепочка огней – или последняя, в зависимости от того, куда двигаться – внутрь или наружу.

Даже в темных очках десантники поспешили отвернуться. Будь на их месте хейдлы, они бы убежали. Или погибли. Именно таков был замысел.

– Теперь я немного перемотаю, – сказал Сэндвелл. – Нас интересует то, что произошло в конце коридора.

Сэндвелл включил ускоренное воспроизведение, и солдаты побежали быстрее. Когда они входили в очередную зону периметра, огни загорались, а позади них гасли. Мелькали белые и черные полосы – как полоски у зебры.

Тщательно продуманные сочетания световых и других электромагнитных волн слепили глаза и были смертельны для существующих в темноте форм жизни. При укрощении субтерры – для «удержания джинна в бутылке» – в подобных точках подавления применялись комбинированные лучи: инфракрасные, ультрафиолетовые и другие, а также лазеры с сенсорным наведением.

На экране появились свидетельства того, что джинн существует. Сэндвелл включил нормальную скорость. Ярко освещенный проход был усеян костями и телами, как если бы тут произошла жестокая битва. При хорошем освещении – мегаватт электричества – останки хейдлов казались совсем неинтересными. Лишь у некоторых кожа имела какую-то окраску. Волосы бесцветные. Хейдлы были не белыми, а мертвенно-бледными, как сало.

Патруль приблизился к дальнему концу коридора – об этом месте и говорил Сэндвелл. Здесь произошла диверсия. Лампы были разбиты или завалены камнями. Хейдлы-саперы дорого заплатили за свою работу.

Отряд остановился. Впереди, там, где темнел конец коридора, начиналась страшная неизвестность.

Дженьюэри почувствовала волнение. Сейчас что-то случится.

– Всем видно? – спросил генерал. Никто не ответил. – Они идут прямо туда, – пояснил он. – Именно так, как этого и ждали.

Он снова включил перемотку. Очень быстро солдаты сняли рюкзаки и принялись за ремонтные работы – заменяли разбитые лампы на стенах и потолке, проверяли юстировку лазеров, смазывали подвижные детали приборов. Судя по часам на экране, прошло семь минут.

– Вот тут они его нашли, – сказал Сэндвелл и замедлил воспроизведение.

Солдаты собрались вокруг выступа в скале и что-то с интересом обсуждали. Туда же приблизился и радист, и его мини-камера дала изображение маленького, с мизинец, цилиндра. Он лежал на каменном выступе.

– Вот! – объявил Сэндвелл.

Камера записывала только изображение, звука не было. Солдат потянулся к цилиндру. Другой попытался его остановить. Неожиданно один из семерки опрокинулся на спину. Остальные просто рухнули. Камера сделала оборот, опустилась и остановилась на чьем-то ботинке. Ботинок дернулся – один раз.

– Мы засекли время, – сказал Сэндвелл. – Семь человек погибли меньше чем за две секунды. За одну и восемь десятых, если уж точно. Конечно, тут была самая высокая концентрация. Но несколько недель спустя, в трех милях от этого места, после распыления препарата потребовалось чуть более двух секунд, чтобы убить несколько подразделений быстрого реагирования. Две целых и две десятых. Другими словами, препарат действует почти мгновенно. Со стопроцентным смертельным исходом.

– А что это? – шепотом спросил Томас. – О чем он?

– Понятия не имею, – проговорила Дженьюэри.

– Еще раз, помедленнее.

Кадр за кадром Сэндвелл снова показал все события с момента обнаружения находки. На этот раз маленький металлический цилиндр можно было рассмотреть в подробностях – корпус, стеклянный колпачок, слабое свечение. Увеличенная рука солдата тянется к цилиндру. Свечение меняет цвет. Цилиндр выпускает почти незаметное облачко. Люди медленно, словно утопленники на дно моря, опускаются на землю. Теперь Дженьюэри успела разглядеть результаты биологического воздействия. Один темнокожий парень повернул лицо к камере – он пытался поймать ртом воздух; глаза у него просто выпали. Мелькнула чья-то рука – из-под ногтей сочилась кровь. Опять перед камерой дернулся ботинок, и теперь было видно, как из дырок для шнурков что-то течет.

Газ, догадалась Дженьюэри. Или микроорганизмы? Но так быстро?

Офицеры в зале поняли все с первого раза. Биологические и химические ОБ – отравляющие вещества. Меньше всего им хотелось, чтобы эту часть теоретической подготовки пришлось применить в боевых условиях. Но это случилось.

– Еще раз, – сказал Сэндвелл.

– Невероятно, – произнес кто-то из зрителей. – Хедди даже не приблизились к подобным технологиям. Они живут в каменном веке. У них едва хватает разума управляться с огнем. Освоить оружие они еще могут, но никак не производить. Их предел – копья и примитивные ловушки. Не верю, что хейдлы производят боевые ОБ.

– С того времени, – продолжил Сэндвелл, не обращая внимания на слова офицера, – мы обнаружили еще три такие капсулы. В них имеются детонаторы, которые срабатывают от кодированного радиосигнала. Нейтрализовать их тоже можно только с помощью соответствующего сигнала. Если попытаться ее обезвредить – получится то, что вы видели. И потому мы к ним не приближаемся. Вот видеозапись последней капсулы. Получена пять дней назад.

Теперь на солдатах были костюмы биохимической защиты. Люди передвигались медленно, словно космонавты при нулевой гравитации. Надпись в нижнем углу экрана была другая. «КлипГал/КаП/09-01/07:32:12». Камера показала трещину в стене пещеры. Один из солдат начал вставлять в трещину что-то блестящее. Стоматологическое зеркальце, разглядела Дженьюэри.

Затем изображение сфокусировалось на поверхности зеркала.

– Это обратная сторона капсулы, – пояснил Сэндвелл.

Надпись, хоть и перевернутая вверх ногами, читалась без труда. Обычный штрих-код и какие-то английские буквы. Генерал остановил кадр.

– Справа, наверху, – подсказал он.

За обозначением «SP-9» шли буквы «USDoD». Министерство обороны США!

– Выходит, это наши? – спросил кто-то.

– «SP» означает «синтетический прион». Девятка – номер поколения препарата.

– Так новость хорошая или плохая? – спросили из зала. – Хейдлы не производят препаратов, способных нас убить. А мы – производим.

– Прион девятого поколения включает особый ускоритель. При контакте с кожей вещество действует почти мгновенно. Как сказал руководитель лаборатории, это настоящая «сверхзвуковая чума». – Сэндвелл сделал паузу. – Прион-девять разрабатывали на тот случай, если события в субтерре выйдут из-под контроля. Но когда разработку закончили, было принято решение, что ни при каких, даже самых неблагоприятных обстоятельствах применять его не следует. Говоря попросту, прион слишком опасен. Поскольку препарат репродуцируется, даже малое количество может заполнить целую среду обитания. В данном случае речь идет обо всей субтерре.

Томас сжал локоть Дженьюэри с силой капкана. Она почувствовала его хватку буквально костью. Он тут же убрал руку и прошептал:

– Прости, пожалуйста.

Дженьюэри знала, что прерывать выступающего не положено. Однако она это сделала:

– А что случится, когда прион заполнит всю нишу и захочет попасть в следующую? Что будет с нашим миром?

– Отличный вопрос, сенатор. Есть и хорошая новость. Прион-девять разработали для применения исключительно в подземье. Он живет – и убивает – только в темноте. На солнечном свету препарат разрушается.

– Иными словами, из своей ниши он не выйдет. Это теория? – Сенатор была настроена скептически.

Сэндвелл добавил:

– Еще одно. Синтетический прион испытали на живых хейдлах. Они погибают в два раза быстрее, чем люди.

– Тогда у нас есть фора – девять десятых секунды! – проворчал кто-то.

«Пленные хейдлы? Испытания?» О таком Дженьюэри слышала впервые.

– И наконец, – произнес Сэндвелл, – все оставшиеся запасы препарата этого поколения уничтожены.

– А других поколений?

– Этот вопрос сейчас решается. Прион-девять все равно собирались уничтожить. Приказ пришел через несколько дней после кражи. Кроме похищенных капсул, приона-девять не существует.

Из темноты зала раздался вопрос:

– Генерал, как же секретный препарат попал в лапы хейдлов?

– В коридоре Клиппертон – Галапагосы его разместили вовсе не хейдлы, – отрывисто говорил Сэндвелл. – Теперь у нас есть доказательства. Это сделал один из нас.

Экран снова засветился. Дженьюэри думала, что генерал заново показывает то, что они уже видели. Тот же самый темный коридор изверг из своих недр такие же бесплотные тени. Потом ярко-зеленое пятно превратилось в человеческий силуэт. Сенатор прочла надпись внизу экрана. Это действительно была станция тысяча четыреста девяносто два, но дата – другая. Восемнадцатое июля. Запись сделали за две недели до гибели патрульного отряда.

– Кто это такие? – спросили из зала.

Тепловые образы приняли более ясные очертания. Вереница примерно из двадцати человек. Не солдаты. Но из-за очков ночного видения было трудно понять, кто они. Сработала первая линия периметра. Фигуры на экране неожиданно оживились и начали сдергивать очки. Они вели себя как обычные люди, когда им очень весело.

Их одежда с логотипами «Гелиоса» была грязной, но целой и не очень поношенной. Дженьюэри быстро подсчитала, что с начала экспедиции прошло два месяца.

– Смотри! – прошептала она Томасу.

На экране появилась Али. Али несла рюкзак; выглядела она здоровой, хоть и похудевшей, да и вообще была в лучшей форме, чем кое-кто из мужчин. Ее улыбка радовала взор. Она прошла мимо камеры, не замечая, что ее снимают.

Не поворачивая головы, Дженьюэри заметила, что военные вокруг замерли. Каким-то образом улыбка Али взывала к их благородству.

– Экспедиция «Гелиоса», – пояснил Сэндвелл для тех, кто не знал.

На экране появлялись все новые и новые люди. Сэндвелл дал своим офицерам время рассмотреть всех. Один офицер спросил:

– Вы хотите сказать, что капсулы подложил кто-то из ученых?

Но Сэндвелл снова их осадил:

– Повторяю: это – один из нас. – Он помедлил. – Не из них, а из вас.

Дженьюэри не могла оторвать глаз от Али. Молодая женщина стояла на коленях перед рюкзаком. Вот она развернула на камнях тонкую подстилку, угостила соседку конфетой. Даже в ее необщительности было свое обаяние.

Али закончила приготовления, уселась на подстилку и открыла пакет с влажными салфетками. Протерла шею и лицо. Потом сложила руки и удовлетворенно вздохнула. День прошел, и Али была им довольна. Она была счастлива.

Али подняла голову. Дженьюэри сначала показалось, что она молится, но Али просто смотрела на лампы на потолке. Почти с поклонением. Дженьюэри это растрогало и одновременно опечалило. Али всегда любила солнце и свет. Все так просто – она его любит, и она от него отказалась. Ради чего? «Ради меня», – подумала Дженьюэри.

– Я помню этого сукина сына, – заявил какой-то командир.

В центре экрана худощавый военный отдавал приказы троим солдатам.

– Его зовут Уокер, – продолжал офицер. – Служил в ВВС. Летал на истребителях F-шестнадцать, потом подался в частный бизнес. У него как-то раз перебили в колониях толпу баптистов, а те, кто выжил, судились с ним за нарушение контракта. Потом он ненадолго попал в мое поле зрения. Я слышал, что «Гелиос» набирает здоровых ребят. Ну и нажили они себе геморрой.

Сэндвелл прокрутил запись снова, уже без комментариев.

Потом сказал:

– Уокер капсулу не подбрасывал, – и остановил кадр. – Вот кто это сделал.

Томас вздрогнул, чуть-чуть. Дженьюэри поняла, что он узнал и потрясен. Она вопросительно повернулась к Томасу – иезуит тоже смотрел ей в глаза. Потом отрицательно покачал головой. Ошибка. Сенатор повернулась к экрану, напрягая память. Но этого человека с изуродованным лицом она не помнила.

– Вы ошибаетесь, – спокойно заметил один из военных. Дженьюэри узнала голос.

– Майор Бранч? – спросил Сэндвелл. – Элиас?

Бранч поднялся и загородил часть экрана. Его фигура была крупной, корявой и какой-то первобытной.

– У вас неверная информация, генерал.

– Значит, вы его узнали?

Человек на экране был повернут в три четверти. На лице – татуировки, волосы обрезаны клочьями. Дженьюэри опять почувствовала волнение Томаса. Он стиснул зубы и перевел дыхание. Иезуит смотрел на экран.

– Вы его знаете? – шепотом спросила Дженьюэри.

Томас поднял палец: не сейчас!

– Вы ошибаетесь, – повторил Бранч.

– Это наша вина, – сказал генерал. – Мы его сами взяли. Армия предоставила ему убежище. Мы думали, он с нами. Но он, видимо, так и не перестал отделять себя от хейдлов, у которых был в плену. Все вы слышали о Стокгольмском синдроме.

Бранч усмехнулся, хотя перед ним стоял старший по званию.

– Вы говорите, что он теперь работает на дьявола?

– Я говорю, что он моральный отщепенец. Крокетт застрял посередине – не принадлежит ни к какому виду и враждует с обоими. Я смотрю на это именно так. Он убивает моих людей. И нацелился на всю субтерру.

– Вот кто, – выдохнула Дженьюэри. Теперь настала ее очередь испытать шок. – Томас, о нем писала Али перед тем, как выйти из Z-три. Разведчик «Гелиоса».

– Кто? – спросил Томас.

Дженьюэри напряглась, пытаясь извлечь из памяти имя.

– Айк Крокетт, – прошептала она. – Его отбили у хейдлов. Он был у них в плену.

Али писала, что надеется расспросить его, узнать о них, изучить их знания. «Во что же я ее втянула?!»

– Насколько я могу судить, – продолжал Сэндвелл, – Крокетт пытается затянуть петлю эпидемии на всей экваториальной субтерре. Одним сигналом он может вызвать цепную реакцию, которая истребит под землей все живое, будь то люди, хейдлы или что-то другое.

– У вас есть доказательства? – упрямо настаивал Бранч. – Покажите мне видео, где Айк размещает капсулы.

У Дженьюэри забилось сердце – он заступается! Значит, Бранч как-то связан с человеком на экране.

– У нас нет таких записей, – признал Сэндвелл. – Но мы проследили, откуда этот прион-девять. Его похитили из лаборатории химического оружия в Западной Виргинии. Похищение произошло в ту самую неделю, когда Крокетт прибыл в Вашингтон. Он должен был предстать перед трибуналом – его ждало увольнение с лишением прав, но он скрылся. И потом четыре из пяти капсул обнаруживаются в том самом коридоре, по которому он ведет экспедицию «Гелиоса».

– Но если произойдет заражение, Крокетт тоже погибнет, – заметил Бранч. – Это не Айк. Он не самоубийца. Это скажет всякий, кто его знает. Он слишком любит жизнь.

– Вот тут и есть наша зацепка, – ответил генерал. – Твой Айк сделал себе прививку.

Воцарилась тишина.

– Мы говорили с доктором, который проводил вакцинацию, – продолжал Сэндвелл. – Он помнит о прививке, и не удивительно. Против приона-девять вакцинировали всего одного человека.

Изображение лица на экране сменилось медицинским бланком. Сэндвелл подождал, пока все рассмотрят. В верхнем углу стояло имя и должность врача. А внизу – подпись пациента. Сэндвелл вслух прочел:

– Дуайт Д. Крокетт.

– Черт возьми! – проворчал кто-то.

Но Бранча было не переупрямить.

– Я не считаю это доказательством.

– Тебе нелегко, понимаю, – сказал ему Сэндвелл.

Люди неловко заворочались. Позже Дженьюэри узнала, что Айк многих из них тренировал, а некоторым спас жизнь.

– Этого предателя нужно найти непременно, – говорил Сэндвелл. – Он самый разыскиваемый преступник на земле.

Дженьюэри возвысила голос:

– Объясните, мне, пожалуйста. Единственный человек, имеющий иммунитет, – тот, кто расставляет капсулы?

– Верно, сенатор, – ответил генерал. – Но это ненадолго. Чтобы воспрепятствовать распространению приона, мы закрыли взрывами весь коридор Клиппертон – Галапагосы и эвакуируем всю субтерру в радиусе двухсот миль, включая Наску. Никто не вернется обратно, не получив прививки. И начнем мы с вас, господа. В соседней комнате вас ждет медперсонал. Сенатор, отец Томас, вас тоже прошу.

Прежде чем Дженьюэри успела отказаться, Томас кивнул. И посмотрел на нее:

– На всякий случай.

На экране опять была карта. Изображение увеличилось и сфокусировалось на каком-то подземном коридоре.

– Это предполагаемый путь экспедиции «Гелиоса», – сказал Сэндвелл. – Вероятно, догнать их мы не можем, и значит, придется перехватывать сбоку или спереди. Проблема в том, что нам известно, где они прошли, но неизвестно, куда направляются. «Гелиос» согласился предоставить информацию о запланированном курсе экспедиции. Следующие месяцы мы будем сотрудничать с их картографическим отделом, чтобы определить точное местонахождение. А пока мы сами продолжаем поиск. Мы намерены использовать все возможные ресурсы. Я хочу отправить боевые подразделения. Перекрыть все выходы. Мы его оттуда выкурим. Наставим ловушек. А когда найдем его, пристрелим. Немедленно. Так приказано сверху. Повторяю – сразу стрелять на поражение. Пока он нас не убил.

Сэндвелл вновь обратился к аудитории:

– А теперь хочу спросить: есть ли среди нас люди, которые чувствуют, что не справятся с таким заданием?

Он обращался только к одному человеку. Это поняли все и молча ждали его отказа. Но Бранч не отказался.

Новая Гвинея

В половине четвертого утра Бранча разбудил телефонный звонок. Он все равно не выспался. С того дня, как офицеры вернулись на военные базы и приступили к поискам, прошло два дня. Бранчу дали задание контролировать операцию из штаб-квартиры Южно-Тихоокеанского региона в Новой Гвинее. Это выглядело как благородный жест, но сделано было для того, чтобы его нейтрализовать. Командованию требовался опыт и интуиция Бранча, но убить Айка ему не доверили. И Бранч их не винил.

– Майор Бранч! – услышал он в трубке. – Говорит отец Томас.

После того брифинга Бранч постоянно ждал звонка от Дженьюэри. Обычно он держал связь с ней, а не с ее приятелем-иезуитом.

Бранч удивился, когда сенатор привезла Томаса на брифинг на антарктической базе, и теперь, услышав его голос, радости не испытал.

– Как вы меня нашли?

– Через Дженьюэри.

– Думаю, телефон – не лучший вариант, – намекнул Бранч.

Томас пропустил это мимо ушей:

– У меня есть информация о вашем солдате – Крокетте.

Бранч молча ждал.

– Кто-то нашего друга подставил.

«Нашего?» – удивился про себя Бранч.

– Я только что вернулся из поездки – разговаривал с врачом, проводившим вакцинацию.

Бранч слушал, сжимая трубку.

– Я показал ему фотографию мистера Крокетта.

Майор буквально вдавил трубку в ухо.

– Внешность у него, как вы, наверное, согласитесь, запоминающаяся. Но тот врач в жизни не видел Айка. Кто-то подделал подпись. Кто-то выдал себя за него.

Бранч ослабил хватку и спросил:

– Уокер? – Это была первая мысль.

– Нет, – ответил Томас. – Уокера я тоже показывал. И всех его солдат. Врач категорически утверждает, что никого из них не видел.

– Тогда – кто?

– Не знаю. Меня многое настораживает. Я пытаюсь достать фотографии всех членов экспедиции и показать врачу. Однако «Гелиос», мягко говоря, содействовать не желает. Более того, представитель «Гелиоса» заявил мне, что официально такой экспедиции не существует.

Бранч уселся на край койки. Сохранять спокойствие ему было нелегко. Что за игру ведет священник? Для чего изображает сыщика? Да еще звонит Бранчу среди ночи и заявляет, что Айк невиновен.

– У меня тоже нет фотографий.

– Мне пришла мысль использовать ту видеозапись, которую показывал Сэндвелл. Там много разных лиц.

Вот, значит, что ему понадобилось.

– И вы хотите, чтобы я ее достал.

– Вероятно, врач сможет опознать нужного человека.

– Тогда попросите Сэндвелла.

– Я просил. От него столько же пользы, сколько от корпорации. Честно говоря, мне кажется, он не совсем тот, за кого себя выдает.

– Я посмотрю, что можно сделать. – Бранч намеренно не сказал, что сам думает о теории Томаса.

– А есть ли хоть малейший шанс свернуть поиски Крокетта или хотя бы приостановить?

– Нет. Поисковые отряды уже укомплектованы. Каждый месяц вниз спускается следующий отряд. До результата.

– Тогда нам нужно поторапливаться. Перешлите видеозапись сенатору.

Повесив трубку, Бранч остался сидеть в темноте. Он чувствовал свой запах – запах пластика, запах своих сомнений. Тут от него нет пользы. Так и было задумано. Он должен спокойно сидеть наверху и ждать, пока другие все сделают. Но больше ждать нельзя.

Наверное, в том, чтобы добыть видеозапись, есть свой резон. Однако это мало что изменит. Даже если доктор ткнет пальцем в преступника, отменить решение Сэндвелла невозможно. Большинство отрядов уже за пределами радиосвязи. И с каждым часом они спускаются все дальше в глубину.

Бранч заставил себя встать. Хватит медлить. У него есть долг, долг перед собой. Перед Айком, который и понятия не имеет, что с ним намерены сделать.

Бранч отшвырнул форму. Для него расстаться с формой – все равно что содрать с себя кожу: снова не наденешь.

Странная штука – жизнь. Ему почти пятьдесят два, он провел в армии больше трех десятков лет. А то, что ему предстоит сделать, еще труднее. Его товарищи по службе, наверное, поймут и простят эту выходку. А может, подумают, что он просто рехнулся. Такова будет плата за свободу.

Раздетый, он подошел к зеркалу – темное пятно на темном стекле. Уродливое тело поблескивало, словно исковерканный опал. Бранч вдруг пожалел, что у него нет ни жены, ни детей. Некому оставить прощальное письмо или позвонить. Зато у него есть его нелепый спутник – разбитая статуя в зеркале.

Он с трудом натянул штатскую одежду и взял винтовку.

На следующее утро никто не стал докладывать наверх о самовольной отлучке Бранча. Правда, до генерала весть в конце концов дошла.

– Бранч состоит в заговоре с Крокеттом, – объявил Сэндвелл. – Они оба предатели. Застрелить их на месте.