Текст книги "Преисподняя"

Автор книги: Джефф Лонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

17
Плоть

Ацтеки сказали, что… пока будет жив хоть один из них, он умрет, сражаясь, и что нам не достанется ничего, потому что они все сожгут или бросят в воду.

Эрнан Кортес.

Третье донесение королю Испании Карлу Пятому

К западу от Клиппертонского разлома

После смерти Молли люди пустились дальше по реке: им не терпелось вновь обрести чувство уверенности. Берега сужались, течение ускорялось. Поскольку плоты двигались быстрее, у экспедиции оставалось в запасе больше времени – им предстояло достичь следующей шахты в начале сентября. Ученые стали исследовать прилегающие к реке участки, оставаясь иногда на одном месте до двух-трех дней.

Когда-то здесь процветала жизнь. Однажды в течение одного дня люди обнаружили тридцать новых растений, в том числе траву, которая росла из кварца, и дерево, словно прямиком из сказок Доктора Сьюза – вытягивая корнями газы из почвы, оно синтезировало из них металлоцеллюлозу. Новый вид подземных орхидей назвали Молли. Нашли также кристаллизовавшиеся останки животных. Энтомологи поймали сверчка-монстра длиной двадцать семь дюймов. Геологи обнаружили золотую жилу в палец толщиной.

Каждый вечер, как представитель «Гелиоса», запатентовавшего возможные открытия, Шоут записывал все отчеты на диск. Если открытие имело особую ценность, как, например, золото, он выдавал расписку на дополнительные премиальные. У геологов их набралось столько, что ими пользовались как ходовой валютой, покупали на них еду, запасные батарейки.

Для Али самой большой наградой были свидетельства о цивилизации хейдлов. Здесь обнаружилась сложная система вырезанных в скальной породе акведуков для доставки воды в верхний грот на расстояние нескольких миль. На каменном выступе лежала чашка для питья, сделанная из черепа неандертальца. А где-то еще лежал, наверное, огромный скелет – быть может, изуродованный – в ржавых кандалах. Этан Трой, судебный антрополог, считал, что геометрические узоры на черепе гиганта были вырезаны не меньше чем за год до смерти. Судя по отметинам на кости, с пленника сняли скальп и держали его в качестве живого доказательства своего художественного мастерства.

Ученые собрались вокруг плиты, расписанной охрой и покрытой отпечатками ладоней. В центре были изображения солнца и луны. Это всех озадачило.

– Они что же – поклонялись солнцу и луне? На глубине пять тысяч шестьсот фатомов?

– Не нужно спешить с выводами, – сказала Али.

Но разве может быть другое объяснение? Какая восхитительная ересь – дети тьмы поклоняются солнцу.

Али сделала только один снимок солнца и один луны. Когда сработала вспышка, вся стена побледнела и изображения – и рисунки, и отпечатки – пропали. Произведение искусства возрастом десять тысяч лет превратилось в черный камень.

Когда изображения солнца и луны и отпечатки ладоней исчезли, все увидели, что на поверхности выгравированы знаки.

Вырезанные в базальте буквы составляли строку длиной два фута. В полутьме насечки казались темными линиями на темном камне. Люди подходили к стене неуверенно, словно боялись, что исчезнет и эта надпись.

Али провела по стене пальцами.

– Возможно, знаки вырезали для того, чтобы читать на ощупь. Как азбуку Брайля.

– Вот эту надпись?

– Слово. Тут одно слово. Посмотрите на эту букву. – Али показала на значок с хвостиком, как у буквы «у», потом на оборотное «е». – И вот еще. Здесь нет надстрочных знаков. Но посмотрите на сами линии. Они такие, как в санскрите и древнееврейском. Думаю, палеоеврейский шрифт. Или более древний. Финикийский.

– Еврейский и финикийский? Выходит, мы имеем дело с пропавшими коленами Израиля?

– Наши предки научили хейдлов письменности?

– Или хейдлы научили их, – сказала Али, не в силах оторваться от букв. – Вы понимаете, – прошептала она, – человек говорит не меньше ста тысяч лет. Но наша письменность ведет начало от верхнего неолита, не раньше. Хеттские иероглифы, искусство австралийских аборигенов. Семь, самое большее восемь тысяч лет. А этой надписи не меньше пятнадцати, а то и двадцати тысяч. Она в два или три раза старше любой человеческой письменности. Настоящее лингвистическое ископаемое. Адам и Ева всех языков. Предок человеческой речи. Первое слово!

Али была в восторге. Но, оглядевшись, она поняла, что другим ее восторг непонятен. А ведь это величайшее открытие! Сделанная людьми или кем-то другим, надпись означает, что временная шкала разума в два, если не три раза длиннее, чем принято считать. А ей не с кем поделиться радостью. «Успокойся», – сказала она себе.

Куда бы Али ни ездила, ее мир всегда оставался миром лингвистов и епископов, миром библиотечных залов и записных книжек. В нем не было места шумным празднествам. А теперь ей так хотелось – хотя бы один раз, – чтобы хлопнула пробка от шампанского, вспенилась струя и кто-нибудь уговорил ее сделать глоточек.

– Сестра, подержите рядом карандаш, – попросил фотограф, – чтобы было видно, какого они размера.

– Интересно, что означает надпись, – сказал кто-то.

– Кто знает, – ответила Али. – Если Айк прав и это мертвый язык, тогда даже хейдлы не знают. Они замазали надпись – она для них, видимо, ничего не значит.

Когда Али возвращалась к плотам, имя почему-то снова всплыло в памяти. Айк, ее партнер по медленному танцу.

* * *

Пятого сентября люди впервые увидели мертвых хейдлов. Подойдя к берегу, они выгрузились из плотов, отнесли вещи повыше и начали готовиться к ночевке. И тогда один солдат заметил под наплывами кальцита очертания каких-то фигур. Посветив туда под определенным углом, они увидели настоящие Помпеи – груды тел, покрытых слоем прозрачного камня – от нескольких дюймов до нескольких футов. Мертвецы были в тех же позах, в которых умерли, кто свернувшись, кто вытянувшись. Ученые и солдаты разбрелись по бледно-янтарному берегу, то и дело оскальзываясь на гладкой поверхности.

Из ран погибших все еще выступали обломки кремневых наконечников. Некоторые были задушены собственными кишками или обезглавлены. Над трупами немало потрудились звери – у некоторых не хватало руки или ноги, животы и грудные клетки вспороты. Ясно, что здесь погибло целое племя или поселение.

В свете фонаря белая кожа поблескивала, словно кристаллы кварца.

Несмотря на тяжелые надбровные дуги и скулы, несмотря на ужасную кончину, существа казались удивительно изящными.

Homo hadalis – по крайней мере, эта разновидность – слегка походили на обезьян, но тела были почти безволосые. Широкие негроидные носы и полные губы напоминали австралийских аборигенов, однако постоянная тьма отбелила им кожу до состояния альбиносов. У некоторых росли небольшие бороды наподобие эспаньолок. Большинство выглядело не старше тридцати. Много было детей.

Тела изрыты шрамами, но явно не от спортивных травм или хирургического вмешательства – никаких рубцов от удаления аппендикса, ни аккуратных шрамиков вокруг колен или плеч. Такие, как у них, отметины получают в драке, в бою или на охоте. Сломанные кости сращены кое-как. Пальцы отрублены. Груди у женщин обвисшие, дряблые, длинные и некрасивые – просто орудия, как и их заточенные ногти и зубы, и широкие плоские ступни, и далеко отстоящие пальцы на ногах.

Али пыталась мысленно объединить хейдлов с семейством современного человека. Рога, кальциевые отложения и шишки, деформирующие череп, не очень-то этому помогали. Али даже упрекнула себя в нетерпимости. Что-то мешало ей почувствовать с ними родство – их мутации или болезнь, а может, странный поворот эволюции. Ей было тяжело по ним ходить, но успокаивало, что они заключены в камень. И вообще то, что с ними сделали, они сами вполне могли бы сделать с ней.

Ночью зашел разговор о лежащих под лагерем телах. Тайну разгадал Этан Трой. Ему удалось взять пробы – в основном у детей, – и он показал их остальным.

– Зубная эмаль толком не сформировалась и разрушилась. У всех детей – рахит, пороки развития конечностей. И посмотрите, какие у них вздутые животы. Недоедание. Настоящий голод. Я как-то видел подобное в Эфиопии, в лагере беженцев. Такое не забудешь.

– Думаешь, это беженцы? – спросил кто-то. – От кого же они бегут?

– От нас, – сказал Трой.

– То есть их поубивали люди?

– Да, хоть и не напрямую. Пищевая цепь нарушена, потому что они бежали. От нас.

– Дурь! – хмыкнул Гитнер, лежа на спине. – Может, ты не заметил – из них торчали всякие неолитические штуки. Люди тут ни при чем. Их убили такие же хейдлы.

– Не по существу, – заметил Трой. – Путники голодали и были истощены. Легкая добыча.

– Верно, – сказал Айк.

Он не часто вмешивался в разговоры, но сейчас слушал внимательно.

– Они сейчас переселяются. Все их население. Эти тоже мигрировали. Они перепуганы. Уходят вглубь, убегают от нас подальше.

– Так что? – спросил Гитнер.

– То, что они голодали. Причем страшно.

– Они умерли давным-давно. Древняя история.

– Почему ты так решил?

– По натечному камню. Как минимум пятьсот лет, а скорее всего – пять тысяч. Я еще не делал подсчетов.

Айк подошел ближе:

– Можно одолжить твою кирку?

Гитнер сунул ему кирку. Он был сыт по горло. За последние дни бесконечные разговоры о родстве людей и хейдлов лишили петролога даже того немногого чувства юмора, что у него было.

– Надеюсь, я ее назад получу?

– Это ненадолго, – сказал Айк. – Пока мы спим.

Он отошел в сторону и прислонил кирку к стене.

Утром Гитнеру пришлось тоже одалживать кирку – чтобы очистить свою. За ночь на ней нарос слой прозрачного кальцита толщиной в одну шестнадцатую дюйма. Теперь дело было за простым подсчетом. Беженцев убили не больше пяти месяцев назад. Экспедиция идет по их почти свежему следу.

* * *

От Айка, от его безошибочного чутья зависели даже охранники. Каким-то образом к ним просочились сведения, что он был альпинистом, и его прозвали Эль-Капитан – в честь горы в Йосемитской долине. Такое свидетельство уважения несло в себе опасность и раздражало Айка даже больше, чем полковника. Айк в уважении солдат не нуждался и старался их избегать. Все дольше бывал вне лагеря. Но Али видела, что это ни к чему не ведет. Некоторые парни, подражая Айку, сделали себе на руках и лице татуировки. Другие стали ходить босиком и закидывать винтовки за спину. Полковник, как мог, старался искоренить такие беспорядки. Когда одного из вояк застукали за молитвой в позе лотоса, Уокер вкатил ему недельную вахту.

Айк вернулся к своей привычке держаться день или два впереди экспедиции, и Али скучала по его чудаковатым манерам. Она по-прежнему вставала рано, но теперь ей не удавалось увидеть, как уходит в темноту коридоров байдарка. У Али не было причин думать, что он отдалился от всех – или от нее. И все же в его отсутствие она нервничала, особенно когда укладывалась ночью спать. Похоже, Айк пробил брешь в ее обороне.

Девятого сентября экспедиция приняла сигнал от шахты-2. Люди, сами того не зная, пересекли демаркационную линию времени.

Они дошли до места, но цилиндров не обнаружили. Вместо них на полу лежала сфера размером с баскетбольный мяч из толстолистовой стали. К ней был прикреплен кабель, свисающий с потолка высотой около сотни футов.

– Эй, Шоут, – спросил кто-то, – а где же наша еда?

– Думаю, сейчас все узнаем, – сказал Шоут, явно сбитый с толку.

Выкрутили болты, шар открыли. Внутри лежала небольшая клавиатура, упакованная в пенопласт, и записка.

«Экспедиции «Гелиоса».

Контейнеры с грузом будут спущены по вашему сигналу. Вам следует набрать первые пять цифр числа пи в обратном порядке и значок «решетка».

По-видимому, эти предосторожности принимались, чтобы не допустить разграбления контейнеров хейдлами.

Шоут потребовал, чтобы ему сообщили нужные цифры, и стал их набирать. Потом нажал «решетку», и на клавиатуре загорелся сначала красный, потом зеленый индикатор.

– Думаю, нам нужно подождать, – изрек Шоут.

Они разбили лагерь на берегу и, дежуря по очереди, светили фонарями в отверстие шахты. Вскоре после полуночи крикнул часовой. Али услышала скрежет металла. Все собрались под шахтой и светили вверх: оттуда опускался на блестящем канате серебристый цилиндр. Казалось, приземляется космическая ракета. Зрители зааплодировали.

Коснувшись воды, контейнер зашипел, потом медленно опустился набок. Сверху петлями лег канат. Корпус цилиндра покрывали голубые царапины. Люди бросились вперед, только затем, чтобы тут же отпрянуть от жара.

Контейнеры, спущенные через шахту-1, так не нагревались. Значит, они прошли через какую-то вулканическую зону, возможно подводной горы Магеллана. Али почувствовала, что поверхность металла пахнет дымящейся серой.

– Наши припасы, – простонал кто-то. – Они там горят!

Все выстроились цепочкой и стали передавать друг другу пластиковые бутылки с водой и поливать корпус. От металла шел пар, корпус, остывая, менял цвет. Постепенно цилиндр охладился, и можно было вывинтить болты. С помощью ножей ученые пытались подцепить и открыть крышку люка.

– Господи, ну и вонь!

– Мясо. Нам что, мяса прислали?

– Оно, наверное, загорелось.

Нутро контейнера пронзили лучи. Али заглядывала через плечи других, но из-за дыма и пара почти ничего не видела.

– Боже, что они нам прислали?

– Это – люди? – спросила Али.

– Больше на хейдлов похожи.

– А ты можешь отличить? Они так сильно обгорели…

Вперед протолкался Уокер, за ним Айк и Шоут.

– Что такое, Шоут? – сурово осведомился Уокер. – Что затевает «Гелиос»?

Шоут был в замешательстве.

– Понятия не имею, – признался он.

На этот раз Али ему поверила.

Внутри контейнера в импровизированных люльках из нейлоновой сетки были подвешены три тела. Когда контейнер спускался вертикально, они висели друг над другом, словно парашютисты на стропах.

– На них форма, – разглядел кто-то. – Смотрите – «Армия США».

– И что делать? Все погибли.

– Нужно их отстегнуть и вынуть.

– Застежки-то все расплавились. Просто вырежем. Давайте еще немного охладим.

– Что они там делали? – спросил у Али один из врачей.

Обгорелые конечности солдат обвисли. Один из них прикусил язык, и кончик остался у него на подбородке.

Неожиданно раздался стон. Он шел изнутри, оттуда, где находился самый нижний обгоревший и куда нельзя было дотянуться.

Не говоря ни слова, Айк ринулся в дымящееся нутро контейнера. Перебираясь через тела, он кромсал остатки сетки, стараясь добраться до нижнего солдата. Забравшись поглубже, освободил тело и подтащил к люку, где его сразу подхватили десятки рук.

Али и кто-то еще занялись мертвыми, прикрыли их лица кусками обгоревшей одежды. Самый верхний, который загорелся первым, выстрелил себе в рот. Средний задушился ремнем – ремень буквально вплавился ему в горло. Одежда сгорела, и на них оставались только ремни и оружие. У каждого был пистолет, винтовка и нож.

– Взгляните – какая оптика. – Геолог смотрел на реку сквозь прицел винтовки. – Эти штуки для ночных снайперов. И на что они собрались охотиться?

– Я их заберу, – сказал Уокер, и его солдат собрал все остальное оружие.

Али помогла уложить обгоревшего на землю и отступила. Легкие и глотка у него были обожжены, терморегуляция нарушилась. Он кашлял, выделяя серозную жидкость. Солдат умирал. Айк встал рядом с ним на колени вместе с врачами, Уокером и Шоутом. Все смотрели на солдата. Уокер оторвал лоскут обгоревшей ткани.

– Первый воздушно-десантный, – прочел он и посмотрел на Айка. – Это ведь ваши. Зачем они посылают сюда рейнджеров?

– Понятия не имею.

– Ты его знаешь?

– Нет.

Врачи прикрыли солдата спальным мешком и дали воды. Он открыл единственный глаз и проскрипел:

– Крокетт?

– А он тебя, похоже, знает, – сказал Уокер.

Все затаили дыхание.

– Зачем вас послали? – спросил Айк.

Солдат попытался что-то выговорить. Он шарил внизу рукой. Айк дал ему еще воды.

– Ближе, – попросил солдат.

Айк наклонился и внимательно прислушался.

– Иуда! – прошипел раненый.

И ударил ножом прямо сквозь мешок.

То ли от слабости, то ли ткань была слишком плотная, но убийца промахнулся. Лезвие скользнуло по ребрам, но вглубь не проникло. Солдату еще хватило сил полоснуть Айка по спине, однако Айк схватил его за руку.

Уокер, Шоут и доктора отскочили, а один охранник успел дать три выстрела в грудь обожженному. С каждым выстрелом тело подпрыгивало.

– Прекратить огонь! – завопил Уокер.

Но все уже кончилось. В наступившей тишине журчала вода.

Люди замерли. Никто не двигался. Все слышали, что прошептал солдат, и видели, что он пытался сделать.

Айк, ошеломленный, стоял посреди них на коленях. Он все еще держал запястье убийцы; из его раны на ребрах потекла кровь. Он изумленно переводил взгляд с одного лица на другое. И вдруг издал страшный пронзительный крик.

Али такого не ожидала.

– Айк! – позвала она из толпы.

Никто не смел к нему приблизиться.

Али вышла вперед и подошла к Айку.

– Перестань, – попросила она.

Люди так привыкли полагаться на его силу, что его слабость ставит под угрозу и остальных. А он потерял самообладание на глазах у всех.

Айк взглянул на Али, вскочил и убежал.

– Что же это такое? – пробормотал кто-то.

* * *

Лопат не было, поэтому тела просто опустили в реку. Много часов спустя через шахту доставили еще два контейнера с грузом. Люди поели. «Гелиос» устроил настоящий пир на сто персон: копченая радужная форель, баранина в коньяке, сырное фондю, десятки сортов хлеба, колбас, разные мучные блюда, фрукты.

Свежий латук в салате исторг у пирующих слезы радости. Все это, говорилось в записке, в честь дня рождения К. К. Купера. Но Али подозревала, что тут кроется другое. Главное было – убить Айка, а банкет – на десерт.

Покушение на жизнь Айка было совершенно несправедливым и бессмысленным. Больше всего разгневало людей то, что выбрали самого незаменимого члена экспедиции. Так считали даже охранники. С таким разведчиком все чувствовали себя словно избранный народ, ведомый из пустыни своим татуированным Моисеем. А его вдруг заклеймили именем предателя и непонятно почему приговорили к смерти.

Кабель связи расплавился в зоне магмы, и членам экспедиции оставалось либо строить догадки, либо слепо верить «Гелиосу». Все чувствовали себя как под прицелом, потому что по опыту знали: Айк самый честный человек, а его собираются наказать за какие-то неведомые грехи. Над всеми словно разразилась буря. Внешне люди выказали некоторое беспокойство, потом повозмущались и наконец попытались напустить на себя храбрость.

– Вопрос времени, – говорил Сперриер. – Рано или поздно Крокетт себя показал бы. Сразу было видно. Я удивляюсь, как он еще столько продержался.

– И какое это имеет отношение к чему бы то ни было? – оборвала его Али.

– Я не говорю, что он сам того хотел. Но парень явно мучается. У него за душой покойников больше, чем на кладбище.

– Что же нужно натворить, чтобы тобой армия занялась? – удивлялся Куигли, психиатр. – Их же послали на смерть. А ведь людьми просто так не бросаются.

– А это самое «Иуда»? Я думал, раз трибунал прошел, то все кончено. Тут не просто невезение. Да ему на роду написано быть изгоем!

– Как будто весь свет на него ополчился.

– Ты не беспокойся, Али, – сказала Пиа, к которой любовь пришла в образе Сперриера. – Он вернется.

– А я не уверена, – ответила Али.

Она хотела было обвинить Шоута или Уокера, но они, казалось, и сами совершенно сбиты с толку. Если «Гелиосу» понадобилось убить Айка, почему не прибегнуть к помощи своих агентов? Зачем привлекать армию? И для чего военным связываться с делами «Гелиоса»? Полная бессмыслица.

Пока все спали, Али побрела в сторону от огней лагеря. Айк оставил и байдарку, и обрез, поэтому она пошла пешком, взяв с собой фонарь. Следы Айка вели вдоль полосы прибрежного ила.

Самодовольство остальных рассердило Али. Столько времени они во всем полагались на Айка. Без него они бы давно погибли и заблудились. Айк честно им помогал, а теперь, когда помощь нужна ему, все отвернулись.

Это мы его погубили, поняла вдруг Али. Своей зависимостью. Он был бы отсюда за тысячу миль, если бы не наша слабость, невежество и гордыня. Вот что приковало его к нам. Так и ангелы-хранители скованы собственным состраданием.

Но обвинять всех, призналась себе Али, – не более чем уловка. Потому что именно ее слабость, ее невежество и гордыня связали Айка. Не всех вообще – а ее. Благополучие группы лишь сопутствующее обстоятельство. Неудобная правда заключается в том, что он отдал себя ей.

Шагая вдоль реки, Али продолжала перебирать мысли. Сначала преданность Айка была для нее обузой. Она пыталась замаскировать его к ней отношение своими домыслами, убедить себя, что Айк спустился в подземье по собственным причинам – ради погибшей возлюбленной или ради мести. Раньше, может, так и было, но теперь все изменилось. И Али это понимала. Теперь он здесь ради нее.

Она нашла Айка сидящим в темноте, без оружия. Он застыл в позе лотоса лицом к реке, подставив врагам беззащитную спину. Положился на милость суровой пустыни.

– Айк! – позвала Али.

Лохматая голова осталась неподвижной. От света фонаря его фигура бросала на реку тень, которую вода тут же поглощала. Ну и место, подумала Али. Тьма пожирает тьму.

Она подошла ближе и сняла рюкзак.

– Ты пропустил собственные похороны. Нам устроили пиршество.

Никакой реакции. Даже легкие неподвижны. Он уходил в себя, ускользал от Али.

– Айк, я знаю, что ты меня слышишь.

Одна рука Айка лежала на колене, другой он опирался на землю – всем своим ничтожным весом.

Али почувствовала себя лишней. Но ведь она собирается помешать не медитации, а началу безумия. В одиночку ему не справиться.

Али подошла сбоку. Сзади могло показаться, что он спокоен, однако лицо его исказилось.

– Не понимаю, что происходит, – сказала она.

Айк молча сопротивлялся – своей неподвижностью статуи. Челюсти у него были сжаты.

– Ну, хватит. – Али открыла рюкзак и вынула аптечку. – Промою тебе раны.

Она, не церемонясь, начала промокать рану дезинфицирующей губкой, но тут же прекратила. Ее остановил вид его тела. Она провела пальцами по спине. Тут все поражало – кости, мышцы, рубцы и узоры, мозоли от лямок рюкзака. Это тело раба. Его истязали. Каждая отметина – свидетельство о рабстве. Али была в замешательстве. Ей приходилось встречать проклятых в разных воплощениях – узников, проституток, убийц и прокаженных. Только не рабов. Такого в наши дни быть не может!

Она удивилась – его плечо как раз поместилось в ее руке. Чтобы прийти в себя, Али похлопала по лицу влажной салфеткой.

– Жить будешь, – сказала она Айку.

Потом отошла чуть поодаль и села. Остаток ночи она провела в обнимку с обрезом – охраняла Айка, пока тот не вернулся к жизни.