Текст книги "Тамерлан. Завоеватель мира"

Автор книги: Джастин Мароцци

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Хроника Язди нашпигована неприкрытой лестью. Нет никаких оснований считать его описание достоверным вариантом событий, точно так же, как не следует верить откровенно враждебным запискам Арабшаха. Не следует сомневаться, что отношения между Тимуром и Баязидом были серьезно испорчены. Но примерно так же складывались отношения Тимура со всеми его прежними противниками, хотя он никогда не стремился унизить побежденного. Наоборот, чаще всего Тимур старался превратить бывшего врага в своего вассала, восстановив его на троне. Именно так Тимур поступил с сыном Баязида принцем Сулейманом Челеби, который получил европейские владения своего отца и столицу в Адрианополе. Самым разумным предположением кажется то, рассказ Арабшаха был неправильно истолкован. Он утверждал, что Баязида содержали за решеткой, однако турецкое слово kafes,использованное в хронике, может означить либо носилки, либо клетку. Поэтому вполне вероятно, что Баязида после битвы принесли к Тимуру на носилках, что было совершенно привычным для султана.

Есть и другие основания сомневаться в версии Арабшаха. Клавихо даже не упоминает о клетке. Шильтбергер, который был взят турками в плен в 1396 году под Никополем тоже помалкивает об этом. Последнее слово в этом вопросе сказал Джон Бьюкен Тельфер, переводчик баварских хроник: «История о железной клетке даже не заслуживает упоминания. Если бы в ней был хоть намек на правду, Шильтбергер обязательно заметил бы его. Ведь это означало унизительное обращение с могущественным монархом, которому он так долго служил».

На залитых кровью полях Анкары Никополь превратился в далекое воспоминание. Дни славы Баязида прошли. В клетке или нет, но молния сверкнула в последний раз.

* * *

Пока гонцы скакали по дорогам обширной империи Тимура с известиями о блестящей победе, император думал, как наиболее полно использовать ее. После окончания самого тяжелого сражения земли Баязида лежали перец ним совершенно беззащитные, как незапертый дворец. На западе лежала Бруса, основа Оттоманской империи и процветающий центр караванных путей Малой Азии. Мухам-мед-Султану была поручена важная задача как можно быстрее захватить город и его сокровища, хотя принц Сулейман Челеби, едва не попавший в плен под Анкарой, успел увезти многие самые ценные вещи. Но среди тех, что остались, были бронзовые, богато украшенные эмалью, золотом и бирюзой ворота, на которых были изображены Святой Петр и Святой Павел. Позднее они были подарены великой императрице Сарай-Мульк-ханум, когда Тимур вернулся в Самарканд. Когда все представлявшее хоть какую-то ценность, было вывезено, город предали огню.

Когда татарские орды помчались на запад, преследуя беглецов, Мраморное море, преддверие Европы, почернело от лодок. Отказавшись от своего первоначального соглашения с Тимуром, генуэзские и венецианские торговцы, которые контролировали восточное побережье моря, перевозили турок на безопасный европейский берег. Однако для турок эта переправа стала не такой простой, как может показаться. Согласно одной из хроник некоторые не слишком щепетильные христиане убивали мусульман и выбрасывали трупы за борт в отместку за те страдания, которые им причиняли войска Баязида во время осад Константинополя.

Беззащитные провинции Малой Азии стали легкой добычей завоевателя. Жадные орды прокатились по окраинам Оттоманской империи. Серебряные монеты, драгоценные камни, жемчуга, посуда и утварь из золота и серебра – все отправлялось императору. Все мало-мальски ценное грузилось на верблюдов и лошадей, и длинные караваны тянулись на восток. Войска Тимура грабили один город за другим. Арабшах утверждает, что это была непрерывная оргия жестокостей.

«Они рубили головы, резали горло, ломали руки, вырезали лопатки, жгли кишки, опаляли лица, выкалывали глаза, разрезали животы, лишали зрения, вырывали языки, забивали уши, разрывали рты, ломали грудь, переламывали позвоночник, ломали ребра, протыкали пупок, вырезали сердца, резали сухожилия, выпускали кровь, отрывали деликатные части тела. Они оскверняли души и убивали людей, вряд ли третья или четвертая часть населения Рума избежала уничтожения, которое они сеяли, но большинство из них было либо задушено, либо растоптано, либо разорвано, либо истекло кровью, либо сожрано дикими зверями».

Новость об апокалипсисе перелетела Эгейское море, и Европа задрожала от страха перед вторжением Тимура. Баязид рухнул под напором этой ужасной силы. Христианство лежало беззащитным перед Хромым Завоевателем. Его армии не могли соперничать с дикими ордами степняков, закаленными годами побед. Если знаменитый малиновый штандарт императора с лошадиным хвостом, развевающимся под золотым полумесяцем, появится на европейском континенте, то дни христианства будут сочтены.

* * *

Среди иностранных посланников при дворе Тимура, видевших его потрясающую победу над Баязидом, были два известных испанских рыцаря – Пабло де Сотомайор и Эрнан Санчес де Паласуэлос. Их прислал дальновидный ко-356 роль Энрике III Кастильский, который желал узнать новости из Леванта. Испанский король рассылал своих послов по всему миру, как к христианским королям, так и к мавританским султанам. Он требовал, чтобы эти послы сообщали ему о нравах и обычаях страны, об армиях и о намерениях правителей. После долгого, полного приключений путешествия рыцари были благосклонно приняты Тимуром в его лагере под Анкарой. Пока хозяева-татары старались выказать свое гостеприимство и доброе отношение, испанцы внимательно следили за событиями, разворачивающимися на поле боя, со смешанным чувством восхищения и ужаса. То, что Тимур Хромец является могучим азиатским монархом, они знали и раньше. Но у них на глазах была сокрушена армия Баязида, который совсем недавно разгромил крестоносцев, и это было неожиданностью. Послы страдали от всех типичных европейских предрассудков того времени. Они представляли себе Азию – которую могли даже не считать континентом – территорией, населенной племенами грубых дикарей. Они не могли себе представить, что из Азии выйдет грозный исламский воитель, способный разгромить самого опасного врага христианства.

Наконец испанцев отпустили, и они двинулись в обратный путь вместе с послом Тимура Мухаммедом аль-Кази. Они везли богатые подарки королю Энрике, в том числе драгоценные камни и женщин. (Именно в ответ на это посольство был отправлен Клавихо, который намеревался застать Тимура на зимних пастбищах в Грузии, но из-за задержек ему пришлось отправиться на восток в Самарканд.) Среди женщин-христианок, которых Тимур освободил из гарема Баязида, была Ангелина, дочь графа Иоанна Венгерского, несравненная красавица, воспетая поэтами [102]102
  Сотомайор и Паласуэлос искренне наслаждались обратным путешествием в компании этих женщин. Сотомайор по дороге влюбился в гречанку по имени Мария и, прибыв в Испанию, женился на ней. Позднее у них родился сын. Ангелина вышла замуж за Диего Гонсалеса до Контрераса, знатного испанца и магистрата Севильи. Прим. авт.


[Закрыть].

В течение нескольких недель после битзы у Анкары европейские монархи с растущим беспокойством следили за событиями, пока новости о победе Тимура катились по христианским землям. Их реакция оказалась самой противоречивой. С одной стороны, победитель Баязида оказал им огромную услугу, одним ударом уничтожив самого сильного противника. Но с другой стороны, теперь они со страхом ожидали, что загадочный восточный деспот, примчавшийся из неведомых азиатских далей, двинется дальше на запад и переправится через Эгейское море.

Из лагеря Тимура были отправлены письма. Архиепископ Султании Иоанн отбыл ко двору французского короля Карла VI с императорским посланием, возвещающим о триумфе завоевателя. В нем же говорилось о необходимости наладить беспрепятственную торговлю между двумя континентами [103]103
  Судя по всему, Тимур был первым сторонником принципа свободной торговли. Прим. авт.


[Закрыть]. В Англии король Генрих IV получил аналогичное послание. Так как континент был разделен на множество государств, которыми правили враждующие принцы, вряд ли Тимур встретил бы серьезное сопротивление. Поражение при Никополе подорвало силы Европы, ее денежные сундуки опустели, и она хорошо запомнила болезненный урок. Вместо этого христианский мир начал лихорадочную дипломатическую деятельность, ведь ничего иного просто не оставалось. Поток заискивающих писем устремился на восток.

Только что усевшийся на английский трон Генрих очень хотел, чтобы его права признал столь могущественный владыка. Он послал самые теплые поздравления полководцу, которого никогда не видел. От Карла VI из Франции отправилось письмо «победоносному и величественному принцу Тимуру» с благодарностями за хорошее обращение татар с христианскими торговцами, путешествующими в их землях. От византийского императора Мануила II прибыли послы, нагруженные бесценными камнями и золотыми флоринами. Император, который призывал Тимура на помощь в борьбе против турок, подтвердил свой вассалитет и предлагал дань за защиту и в будущем. Регент Константинополя присоединил свой голос к хору, восхваляющему Тимура, а к нему тут же примазались прагматичные венецианцы. Генуэзская колония в Пере продемонстрировала извечное чутье всех торговцев, моментально уловив изменение баланса сил, и ее послы примчались засвидетельствовать свою покорность, а знамя Тимура было торжественно поднято над Босфором.

Старые противники внезапно осознали, как грубо они ошибались до сих пор. В ответ на приказ Тимура султан Египта и Сирии Фарадж быстро изъявил покорность. Посол Тимура Атыльмыш был возвращен к своему господину с богатыми дарами – золотом и серебром, драгоценными камнями и лошадьми в роскошных попонах. Теперь в пятничных молитвах поминали титулы завоевателя, от его имени чеканились монеты, как это делалось в покоренных странах. Фарадж поспешил сообщить, что схватил двух старых врагов Тимура – багдадского султана Ахмеда и Кара-Юсуфа, принца туркменского племени Черных Шапок. Фарадж сообщил, что он сделает с ними то, что пожелает Тимур.

* * *

Тимур всегда понимал символическую важность исторических хроник и традиций. Они составляли важную часть того обличья, в котором он желал предстать перед своими подданными и врагами. Большинство его обращений к истории должно было послужить самому Тимуру. Прекрасно зная, какое место он занимает в длинной череде завоевателей, Тимур желал оставить будущим поколениям официальные свидетельства своих свершений. Поэтому он требовал детально описывать все свои военные походы.

То, что Тимур очень серьезно интересовался историей, не может отрицать никто. Он очень любил диспуты, даже ненавидящий его Арабшах упоминает об этом. Для украшения своего двора Тимур собрал настоящее созвездие великолепных ученых. Например, он несколько раз принимал у себя знаменитого арабского историка Ибн Халдуна, пока в 1401 году в течение месяца стоял под стенами Дамаска.

С традициями он считался настолько, насколько это было выгодно. Пока традиции укрепляли его власть, они соблюдались, но ими можно было манипулировать. В частности, он поднял знамя ислама и заявил об отходе от шаманизма монголов. При этом объявление джихада давало религиозную основу его завоеваниям и приносило определенный престиж.

С 1370 года, когда Тимур впервые прорвался к власти в улусе Джагатая, он всегда имел под рукой марионеточного хана, так как по законам монголов править могли только прямые потомки Чингис-хана. Хотя все знали, кому принадлежит настоящая власть, Тимур довольствовался скромным титулом амира. Поступая так, он выказывал, пусть и с тайным умыслом, свое уважение к обычаям степи.

Почти двести лет монголы признавали ясу, свод традиционных законов Чингиса. Тимур также насаждал его в своем государстве, так как хотел придать законное основание построенной им империи, подчинив своей воле правителей племен и улусов, и создать стройную систему власти, когда государство и армия подчиняются одному человеку. На поле боя его армия строилась привычным для монголов XIII века образом – правое крыло, левое крыло, авангард и центр.

В 1370 году он женился на вдове Хусейна Сарай-Мульк-ханум, чтобы еще больше поднять свой авторитет правителя, так как она была дочерью последнего хана улуса Джагатая, который правил Марвераннахром, и принцессой из рода Чингиса. Эта женитьба позволила ему называть себя Тимур Гураган, зять Великого Хана. Этот титул он постоянно использовал во время официальных церемоний, он поминался в пятничных молитвах и даже на монетах, которые чеканились от его имени.

После разгрома Баязида и капитуляции Фараджа две величайшие империи мусульманского мира склонились перед ним. Тимур безрадельно правил миром ислама. Как государственный деятель, он прекрасно осознавал силу традиций и влияние религии, поэтому вполне естественно, что он обратил свой взор на небольшую крепость на побережье Эгейского моря. Смирна оставалась последним христианским оазисом в Руме, символически противостоя новому владыке Азии. Еще одной причиной уничтожить Смирну был тот факт, что это пытались сделать оттоманский султан Мурад и его сын Баязид, но не сумели. Молниеносный провел там семь лет, пытаясь вырвать Смирну у рыцарей-госпитальеров ордена Святого Иоанна, который был основан в Иерусалиме в XI веке. Понятно, что Тимур хотел преуспеть там, где все остальные потерпели громкие неудачи.

Рыцари не могли рассчитывать на его снисхождение после того, как отказались сдаться. Хотя они не думали всерьез, что сумеют выдержать натиск непобедимого Тимура, их уверенность была понятной. Эта крепость стояла на высокой скале, выступающей в море, и казалась неприступной. Чтобы захватить ее, требовалось вести штурм одновременно с моря и суши, а эта задача казалась невозможной при тогдашнем уровне развития осадной техники. Но такие трудности лишь будили воображение и изобретательность Тимура.

Его амиры приказали воинам строить платформы на сваях, вбитых в дно моря, чтобы отрезать цитадель от берега. Затем к основанию стен подтащили осадные машины и подготовили штурмовые лестницы. Долгое время татары поливали струями греческого огня сердце Смирны, с удовлетворением следя за клубами черного дыма, поднимающегося в небо из-за стен осажденного города. Под стенами было подожжено огромное количество дерева, однако сильные декабрьские дожди погасили огонь, и стены устояли. В течение двух недель противники смотрели друг на друга, осажденные мужественно отбивали приступы татарских полчищ. Но постепенно неослабевающее давление начало приносить результаты. В стенах стали появляться проломы, через которые врывались воины Тимура, ведь, как говорится, капля воды камень точит. Рыцари-госпитальеры продолжали отчаянно сопротивляться, однако их просто раздавили числом. Татары жаждали устроить побоище, и Тимур в очередной раз разрешил массовое избиение сопротивлявшихся, тем более легко, что. это были упрямые неверные.

Падение Смирны завершилось еще одним мрачным эпизодом. Был замечен отряд галер, на которых находилось подкрепление осажденным рыцарям. Христиане не знали, что прибыли слишком поздно. Когда галеры подошли к берегу, Тимур приказал забросить на корабли несколько сотен отрубленных голов защитников Смирны. Этот ужасный груз был уложен на катапульты, и вскоре в небо взлетели окровавленные головы, падающие под ноги потрясенным морякам на кораблях. Чудовищный план Тимура сработал, как ему хотелось. Рыцари пришли в ужас от бомбардировки головами, они пали духом, поняв, что гарнизон беспощадно вырезан, и потому сразу повернули назад и уплыли.

Это было еще одно завоевание во имя аллаха, джихад в действии. Пал последний оплот христианства, который несколько лет отражал все попытки оттоманов захватить его. Смирна лежала в руинах. Две пирамиды отрубленных голов погибших рыцарей увековечили память о новой победе Тимура. Вслед за армией Баязида сокрушительное поражение потерпели неверные.

Долгие годы Багдад, Каир и Дамаск, а также Оттоманская империя полагали, что расстояния надежно защищают их от Самарканда. Они высокомерно презирали Тимура, с усмешкой говоря, что он не мусульманин, а дикий варвар. Все они не обращали внимания на предупреждения, что их также разобьют, и вот теперь все они умолкли. Заявление Тимура, что он станет верховным Мечом Ислама, теперь уже не выглядело пустой похвальбой. Напротив, оно стало сухой констатацией факта.

* * *

Для ненасытного Тимура один вопрос всегда стоял на первом месте: а что дальше? Единственный владыка исламского мира теперь старался рассмотреть, что творится за его пределами, чтобы найти цель последующих завоеваний.

Но прежде чем решить этот вопрос, следовало разобраться с обломками Оттоманской империи. Мелкие правители, которых изгнал Баязид, снова превратились в вассальных принцев. Принц Сулейман Челеби подтвердил свою покорность победителю отца, за что получил европейские земли империи. Другой его брат, Иса Челеби, был награжден владениями на северо-западе Анатолии. Таким образом Тимур намеревался держать под контролем оттоманских принцев, используя классическую политику «разделяй и властвуй», как он сделал позднее, разгромив Тохтамыша и Золотую Орду. Император Мануил, который бесполезно околачивал пороги европейских дворцов, получил приказ вернуться на трон. Константинополь можно было захватить прямо сейчас, но Тимур даровал ему передышку в 50 лет.

Впрочем, христианские королевства все равно не осмеливались даже вздохнуть. Ужасные слухи долетали с востока. Варвар-завоеватель собирает корабли, чтобы переправить свои орды в Европу Он ведет свои армии вокруг Черного моря. Он намерен силой меча обратить весь континент в ислам. Уже прямо сейчас его авангарды переправились в Европу и движутся на запад. В ближайшие дни он осадит Рим.

Такие ужасные видения маячили перед глазами европейцев, не желавших понимать простых вещей. Самой надежной защитой от вторжения была бедность Европы. От Эгейского моря до Атлантики мало что могло соблазнить Тимура, поэтому не следовало ожидать, что он начнет священную войну. Убивать или обращать неверных было, конечно, делом богоугодным, но Тимур не обращал внимания на такие рассуждения, он смотрел на вещи более прагматично. Сундуки и закрома Европы были пусты. А раз нет золота, нет и джихада.

Стареющий император давно знал, что ангел Азраил вскоре унесет его на небо. В раю его ждут семьдесят две прекрасные девы, и их ожидание не слишком затянется. Он не собирался тратить драгоценное время, отпущенное ему, на завоевание бесполезной Европы.

Но пока что он еще был жив и мог двигаться, а значит, мог провести еще один поход. Тимур готовил его несколько лет. Эти приготовления шли на самой дальней границе его империи. Его последний поход принесет Тимуру наибольшую славу. Еще раз он объявит джихад. На сей раз он даст бой и разгромит последнюю державу, которая еще способна противостоять ему. От берегов Европы Тимур повел свою армию на восток. Христиане испустили общий вздох облегчения. Тимур намеревался объявить войну китайскому императору династии Мин.

Глава 10
ПОДНЕБЕСНАЯ ИМПЕРИЯ
1403–1404 годы

Бог даровал нам столь необычную удачу; что мы завоевали Азию и низвергли величайших королей земли. Лишь несколько владык прошлого обладали столь же обширными владениями или приобрели такую же огромную власть, или имели столь же многочисленные армии. И все эти великие завоевания не могли быть совершены без некоторых жестокостей, которые привели к уничтожению огромного числа божьих созданий. Поэтому я решил совершить доброе дело, которое искупит преступления моей прошлой жизни. И для этого я сделаю то, что еще не удавалось никому, объявлю войну неверным и уничтожу идолопоклонников в Китае.

Речь Тимура перед принцами и амирами, 1404 год.

Шараф ад-дин Али Язди, «Зафарнама»

Китай пребывал в состоянии хаоса. В начале XIII века Чингис-хан бросил на него свои орды ив 1215 году разграбил Пекин. Завоевание Китая продолжил его сын Угедэй, который захватил еще большую территорию, а завершил покорение Китая внук Чингиса Хубилай-хан. В 1264 году он стал великим каганом, разгромив в битве за трон своего брата Ари-Буку. Хубилай покинул Каракорум, традиционную столицу Монгольской империи, и перебрался на юг. Свою зимнюю ставку он устроил в прекрасном городе Пекине, который также называли Та-Ту, или Ханбалык – город ханов. Его знаменитая летняя столица Шенду вдохновила английского поэта Сэмюэла Тэйлора Колриджа описать волшебный город Ксанаду в знаменитой поэме «Кубла-хан», хотя поэту во многом помогли пары опиума.

Эта новая империя, в которую вошли Китай и Монголия, совершенно затмила три государства улуса Чагатая в Средней Азии, державу Хулагу в Персии и Иране и Золотую Орду Джучи, хотя власть кагана над ними была чисто номинальной. Истории о ее величии долетели до Европы, благодаря полуфантастическим рассказам венецианского путешественника Марко Поло, который почти двадцать лет служил великому кагану. Долгие годы Китай был разделен на север и юг. Однако в конце концов войска Хубилая двинулись на юг от Янцзы, в 1279 году династия Сунь была разгромлена, и Китай был объединен. Династия Юань, которую основал Хубилай, просуществовала до 1368 года. Его правление стало временем расцвета торговли и налаживания связей между Востоком и Западом. Каждый год по Янцзы шли двести тысяч джонок, перевозящих шелк, рис, сахар, жемчуг и драгоценные камни между крупнейшими городами Срединного Царства. Китайские торговцы хлынули на рынки Персии и Индии, Явы, Малайи и Цейлона. Начали бурно развиваться драма, литература, живопись.

Однако после смерти Хубилая в 1294 году его империя покатилась вниз по наклонной плоскости. Частично в этом был повинен и сам хан. Захватив китайский трон, он распростился с монгольским обычаем выбирать правителей на общем собрании принцев. Хубилай заменил его обычный принцип наследования, одним ударом подорвав власть монгольской знати. И если он жестоко подавлял любые волнения, его преемникам это уже не удавалось. Великие Ханы, которые сменили Хубилая, были склонны к лени и пьянству, они занимались дворцовыми интригами и затевали какие-то заговоры. После убийства в 1323 году императора династии Юань Ин Цзуна [104]104
  Он же монгол Судхибаяа Гэгэн. Прим. пер.


[Закрыть]Китай развалился на части, и его начала раздирать кровопролитная гражданская война. Эпидемии – возможно, чума– и природные бедствия опустошили некогда процветающую империю.

Последний монгольский император Шун Ди [105]105
  Тоган-Тимур. Прим. пер.


[Закрыть]был известен своей жестокостью, похотливостью и глупостью. Вместо того, чтобы попытаться как-то смягчить последствия голода, терзавшего страну, он интересовался только постельными делами. Его наложницы изощрялись в разнообразных эротических забавах, вроде «Танца небесного дьявола», чтобы только доставить удовольствие императору. Налоги росли с безумной скоростью, так как требовалось оплачивать императорские развлечения, поэтому не удивительно, что в долинах рек Янцзы и Хуанхэ полыхнули сразу несколько восстаний китайцев против монгольского владычества, которые сразу начали шириться. В 1350-х годах во главе одного из таких восстаний встал крестьянский лидер Чжу Юан-чжан, который подчинил себе поочередно всех соперников. Часть его армии была отправлена на север, «чтобы избавить страдающих людей от огня, который жжет, и от воды, которая топит их», так они называли тираническое правительство монголов. Двигаясь на Пекин, крестьянская армия сокрушала любое сопротивление, какое только встречала, но это сопротивление было очень слабым. Люди совсем не желали сражаться за своего распутного и трусливого императора Шун Ди, а его приближение поняло, что господству монголов в Китае приходит конец. Армия мятежников росла с каждым днем и к 1368 году превратилась в неодолимую силу, захватила Пекин и вышвырнула монголов из северного Китая. Шун Ди умер в изгнании.

В том же году, когда пала столица империи, простой крестьянин Чжу Юан-чжан, опираясь на свою армию, провозгласил себя императором и сменил имя на Тай Цзу, став основателем династии Мин. В течение тридцати лет он правил самодержавно, но все-таки относительно мягко, восстановив порядок в клокочущей империи. Новый император поощрял развитие сельского хозяйства, не забывая казнить всех, кто противился его реформам. Китайская система управления, подорванная монголами, была восстановлена, хотя и видоизменилась, чтобы отвечать нуждам нового императора. Члены императорской семьи получили в управление самые богатые, наиболее важные стратегически города, где построили для себя дворцы, собрали собственные армии и, как неизбежное следствие, начали вынашивать свои честолюбивые планы.

В 1399 году Тай Цзу умер, оставив своего 16-летнего внука и наследника Чжу Ди бороться за власть [106]106
  Сайт посольства КНР дает несколько иные сведения о китайских императорах династии Мин.
  1402-21.08.1424-Чжу Ди
  1399 – 25.07.1402 – Чжу Юн-вэнь
  1368 – 1.07.1398 – Чжу Юан-чжан
  Прим. пер.


[Закрыть]. Тимур узнал об этом вскоре после возвращения из Индии, но тогда он уже решил двинуться на запад, в Сирию и Египет, и начать войну с Баязидом. Через свою сеть шпионов, дипломатов и торговцев он постоянно получал информацию о состоянии дел в Китае и знал, насколько плохи эти дела. Новый молодой правитель был вынужден бороться с собственным дядей, принцем Пекина, так как он не мог оторвать глаза завидущие от императорского трона, да еще и его армия была самой сильной в стране. Заявив, что он остается верным слугой престола, принц повел свою армию на юг «для умиротворения неспокойных». Под предлогом борьбы с придворными министрами, которые якобы возмущали народ, принц начал борьбу за власть. Война продолжалась четыре года. Когда Пекин и другие провинции увязли в междоусобицах, Тимур начал подбираться к цели. Поднебесная империя была готова рухнуть перед завоевателем.

Китай представлял собой заманчивую цель для человека, который еще ни разу не был побежден в бою. Прекрасно зная о приближающейся смерти, сутулый, полуслепой император желал достойного окончания своей военной биографии. Поход в Китай был оправдан и соображениями религии, и денежными мотивами, вопросами чести, монгольскими традициями. Неслыханные богатства ожидали того полководца, который захватит Пекин, столицу государства, в котором, если верить хроникам, в последние годы мусульман казнили десятками тысяч и жестоко подавляли все попытки распространить ислам. Здесь, как и в других городах, завоевателей ожидали слава и добыча. Язди, в одном из редких припадков откровенности заявивший, что от гнева Меча Ислама правоверные страдали гораздо больше, чем неверные, написал, что Тимур после победы над Китаем ожидал, что «сумеет исправить ошибки прежних войн, когда пролил столько крови правоверных». Завоевание Китая означало бы, что Тимур выполнил свое жизненное предназначение и объединил под своей рукой все четыре монгольских королевства [107]107
  Конечно же улусы. Прим. пер.


[Закрыть], которыми правили сыновья Чингис-хана. Первым его признал дом Джагатая, потом наследники Джучи и Хулагу. Единственным, кто еще не подчинился Тимуру, оставалось государство Хубилая, единственное монгольское государство, не принявшее ислам. Истинная вера не только не сумела закрепиться там, более того, ее приверженцев подвергали жестоким гонениям. Но что было уже подлинным кощунством – религия неверных закрепилась даже среди монголов. «Говорят, что новый император Китая, который от рождения был идолопоклонником, недавно обратился в христианство», – пишет испанский посол Клавихо.

Тимур тщательно готовился к войне с самым грозным противником. Как обычно, его разведка добыла массу ценных сведений. Люди, которые водили караваны по всей Азии, регулярно доставляли ему сообщения об ухудшении политического положения Поднебесной империи. Известия о том, что мусульманских торговцев изгоняют из Китая, стали нестерпимым оскорблением для Тимура, он чувствовал себя просто обязанным отомстить. Прибыв в 1398 году в Ташкент вместе с возвратившимся послом Тимура, китайский посол Ан Чжи-тао был задержан, а потом отправлен в путешествие по татарским землям под строгой охраной. Его совершенно неожиданная и вынужденная поездка занесла его далеко на запад, в Тавриз, Шираз, Исфаган и Герат. Путешествие продолжалось шесть лет. Когда оно закончилось, то стало одним из самых длинных в истории дипломатических вояжей. Посол вернулся в Пекин через двенадцать лет после того, как император отправил его к Тимуру [108]108
  Наверное, было бы честнее признать, что посол Ам, в отличие от захватившего его Тимура, не слишком сожалел о потерянном времени. Как и многие люди того времени, пережившие необычные приключения, он написал книгу о своем путешествии. Однако если он надеялся, что книга станет бестселлером, то напрасно. Книга «Любопытные вещи, виденные во время путешествия на запад» не была издана при жизни Ана. Она вышла только в XVII столетии. Прим. авт.


[Закрыть].

Это намеренное оскорбление императора Мин было отражением растущей мощи и уверенности Тимура. В течение нескольких лет его взаимоотношения с Пекином изменились от осторожной сдержанности, характерной для более слабого правителя, к растущему упрямству и, в конце концов, открытой враждебности. Клавихо во время своего пребывания при дворе Тимура наблюдал унижения, которым подвергался другой китайский посол, вероятно, присланный потребовать освобождения Ана. При этом его послание было сформулировано так, что правитель татар до недавнего времени считался вассалом императора Мин. «Прибыли к нему посланники от катайского императора сказать, что ведь ему хорошо известно, что эта земля дана ему в управление и за нее он должен платить ежегодную дань», – пишет испанец.

Китайские архивы рассказывают похожую историю. В письме сыну Тимура Шахруху, написанном в 1412 году и адресованном скорее полководцу, чем правителю государства, император Чен Цзу требует, чтобы тот признал себя вассалом Китая. В противном случае он угрожал самыми строгими карами: «Твой отец Тимур Гураган, подчиняясь воле всемогущего бога, признал себя вассалом нашего великого императора. Он продолжал посылать дары и послов, и за это тот даровал мир и счастье людям вашей далекой страны. Ты должен признать нас своим господином со всей почтительностью, не заставляя нас применить к тебе силу». Все пышные титулы, которыми Тимур пользовался в своей империи, – Император Века, Завоеватель Мира – были немыслимы при дворе императора Мин. Для императоров в Пекине владыка татар был просто Фу-ма Тимур Самаркандский [109]109
  «Фу-ма» точно соответствовало титулу который принял сам Тимур, – Гураган, то есть зять Казана, последнего императора Марвераннахра из дома Джагатая. Тимур принял этот титул после женитьбы на Сарай-Мульк-ханум. Прим. авт.


[Закрыть].

Еще в 1394 году Тимур обращался к императору Мин со всей уважительностью.

«Я почтительно обращаюсь к Вашему Величеству, великому императору Мин, которому Небеса вручили власть над Китаем. Слава о вашем милосердии и ваших добродетелях распространилась по всему миру. Великолепие вашего правления сияет подобно небесному зеркалу и освещает королевства, как ближние, так и дальние… Народы, которые доселе никому не подчинялись, признали вашу власть, и даже самые отдаленные королевства, погруженные во тьму, осияны светом… Ваше величество благосклонно даровали торговцам далеких стран разрешение прибыть в Китай и торговать. Иностранные послы получили возможность восхищаться процветанием ваших городов и мощью вашей державы, они словно вышли из темноты и узрели свет небес… Я почтительно получил ваше благосклонное письмо, в котором Ваше Величество соизволили вопросить о моем благополучии. Благодаря вашему попечению повсюду построены караван-сараи, дабы иностранцы могли добраться до Китая, и всем народам отдаленных стран позволено процветать по вашему соизволению. Я почтительно вижу, что сердце Вашего Величества подобно вазе, отражающей все, что происходит в мире… [110]110
  Поэтическая метафора, речь идет о вазе Джамшида, первого короля Персии. Предания говорят, что яшмовая ваза была откопана на руинах Персеполя, города, который он основал. Его имя в переводе с фарси означает «ваза солнца». Прим. авт.


[Закрыть]Мое сердце отрыто и освещено вашим благоволением. Я могу ответить на самые добрые чувства Вашего Величества только молитвами за ваше счастье и долголетие. Пусть они длятся бесконечно, подобно небу и земле».

Столь униженное послание сопровождалось даром – двумя сотнями лошадей [111]111
  Совсем неудивительно, что придворные хроники мало что говорят об этом не слишком славном периоде взаимоотношений Тимура с Пекином. Как в 1910 году отмечал французский историк Эдгар Блоше, официальные историки Тимуридов, вроде Абд эр-Раззака эль-Самарканди, не желали бросать тень на своего повелителя и замалчивали характер отношений Ирана с Поднебесной империей. Прим. авт.


[Закрыть].