Текст книги "Черные псы пустыни"
Автор книги: Джастин Аллен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Джастин Аллен
«Черные псы пустыни»
Книга первая
Ход времен
Испокон веков судьба людей, обитавших на берегах Тигра и Ибекса, зависела от прихоти этих могучих рек. Каждый год, когда в пустыне царил нестерпимый летний зной, небеса над горами Карун разражались ливнями и грозами и низвергали на землю потоки воды. Чем жарче лето, тем сильнее дожди. Так было всегда.
Горы жадно впитывают в себя благословенную влагу. После долгих засушливых месяцев растения и животные наконец забывают о жажде. Природа расцветает за считанные дни. Но щедрость богов сменяется проклятием.
Вода прибывает. Жалкие ручейки превращаются в беснующиеся потоки. Озера переполняются. Реки выходят из берегов, выворачивают с корнями деревья и, словно взбунтовавшиеся дикари, сметают все живое и неживое на своем пути, смывают почву и увлекают за собой камни. Ничто не может устоять перед стихией.
Горы не в силах более сдерживать натиск воды, и она устремляется через Иссохшие Холмы в долину.
Пустеют поля. Тонут стада. Целые дома несутся по бурным волнам к далекому морю.
Обычно паводки застают людей врасплох. Вода смывает ребятишек, и их искалеченные тела находят на скалах ниже по течению. Гибнут родители, оставляя детей на произвол судьбы. Бесследно исчезают целые семьи и даже деревни.
Наконец вода отступает. Тигр и Ибекс возвращаются в свои привычные русла, а уцелевшие люди налаживают свой быт заново.
Это не так уж трудно. Боги требуют жертв, но они же осыпают смертных щедрыми дарами. Вода оставляет после себя плодородный слой наносной почвы. Лишь брось в нее зерно – и вскоре готов урожай. Пышным цветом расцветает новая жизнь. Созрел ячмень, отяжелели финиковые пальмы, разжиревшие от сочной травы козы приносят потомство и пищу: молоко и мясо. Приступают к работе прядильщики, ткачи, кожевенники, пивовары. Чем неистовее разгул стихии, тем богаче урожай, тем больше прибыль крестьян, ремесленников, купцов. Тем щедрее их жертвы богам. Проходит лето, и народ устремляется к храмам. Одни несут плоды земли, другие – украшения, слитки металла. И все люди, даже пришедшие с пустыми руками, воздевают ладони к небесам в мольбе о божественном благословении.
Неужели они молятся о следующем наводнении? Кто знает… Бог дал, бог взял. Так испокон веков было в Шинаре. И пребудет вовеки.
Глава 1
Охотник
Урук один в пустыне.
Пустыня простирается во все стороны до самого горизонта. Громадные барханы вздымаются оплывающими волнами, сверкают мельчайшими кристалликами песка. Пустыня вьется в воздухе пыльными тучами, сливается с небом, набивается в рот, в ноздри, скрипит на зубах, отравляет пищу и воду. Урук отрывает куски ткани от одежды, обматывает ими голову и ноги, но, несмотря на все его старания, песок проникает повсюду.
Уже неделю он упрямо продвигается на восток. Он уверен, что не сбился с пути. И время считать легче легкого, нужно только не забывать, сколько прошло дней. Далеко зашел Урук. По весу бурдюка с водой, висящего через плечо, он понимает, что возвращение невозможно. Уже три дня, как невозможно. Каждый новый подъем – новая надежда. Где-то впереди его ожидают несметные сокровища города Ура.
В пространстве Урук ориентируется превосходно, а вот чтение карт… Карты дороже золота. Да он и видел-то их всего несколько раз, эти карты, изображающие ущелья, ручьи, пересохшие русла, места, где можно выжить и где остается лишь умереть. Перед тем как покинуть побережье, Урук сумел взглянуть на схему местности между Бенарским заливом и Уром. Тогда ему показалось, что его путешествие не займет больше четырех дней.
Расстояние он измерил большим пальцем. Три вершка между Уром и прибрежными городами. От них до Бенарского залива столько же. Недалеко. Не раз он проделывал этот путь, когда опустошал сокровищницу владыки Бенара. Когда торопился, тратил на весь переход два с половиной дня.
Но в такой пустыне невозможно торопиться. Попробуй ускорить шаг – и песок сразу начнет отчаянно сопротивляться, выскальзывать из-под ног. Поднимаясь на бархан, будто топчешься на месте. Пустыня не принимает человека. И все же Урук прошел вдвое больше, чем расстояние до Бенара.
Еще подъем – и он на вершине очередной песчаной гряды. Впереди лишь песок, никаких признаков города. Урук закашлялся и протер глаза. Ветер хлещет по лицу, ноги начали кровоточить. Ему необходимы питье и отдых! Солнце почти над головой. Полдень. Урук уронил с плеча мех с водой, уселся спиной к ветру. Болят колени, ноет спина, в ушах ритмично стучит кровь. Но он не сломлен.
Он сорвал с ног тряпки. Густая и липкая кровь выступает из трещинок между пальцами. Пустыня иссушает его, высасывает жизненные соки из его тела. Стянув повязку со рта, Урук попытался сплюнуть. Нечем. Свистнуть – тоже невозможно.
Урук оторвал еще два лоскута от рубахи и обмотал ступни. Его внимание привлек несущийся над барханами песчаный вихрь. Вот демон пустыни стремительно приближается, но неожиданно наталкивается на встречный воздушный поток и рассыпается на множество мелких дьяволят, так и не достигнув убежища Урука.
В последнем бурдюке осталось совсем мало воды. Надо быть экономным. Невозможно. Трясущимися руками путник подносит мех ко рту, вливает в себя теплую, отдающую кожей жидкость, ощущает, как она продвигается к желудку. Жажда не отпускает. С большим трудом он заставляет себя оторваться от сосуда. Думать о чем угодно, кроме воды! Он посмотрел назад – его следы на песке уже исчезли. Пустыня поглотила их. Так же она проглотит и его тело. И умереть не успеешь. Сколько ему осталось: день или два? Урук застонал – но не услышал стона. Стремление выжить постепенно угасает, исчезает вместе с последними силами. Чуть-чуть отдохнуть, совсем немного… Дать свернуться крови. Потом – снова в путь.
Урук уже собрался растянуться на песке, как вдруг задел ладонью рукоять меча. Бронза обожгла кожу, но он не отдернул руку, а сжал оружие изо всех сил. Ум трезвеет, мысли обретают ясность. «Может, это конец мира?» Еще малышом он слышал от взрослых, что за северными равнинами мир заканчивается. Он вырос и узнал, что это неправда. За равнинами начинались леса, которые с одной стороны граничили с пустыней, а с другой – выходили к морю. Урук перестал верить в то, что существует край света. Даже море вовсе не конец земли, просто очередная преграда. Урук посмотрел на обожженную раскаленным мечом руку. «У мира нет конца. А центр есть», – подумал он.
Джунгли. Мягкие, влажные, живые. За долгие годы, проведенные в джунглях, он так и не смог привыкнуть к этой роскоши, к бесчисленным оттенкам зелени, к ритмичному биению жизни этого могучего мира. Он вспомнил, как погружал пальцы в мягкую почву и вдыхал ее ароматы. Животных и растений там так много, что в языке его народа не для всех есть названия. Дождь идет каждый день, и никто не знает, что такое жажда.
Что бы сказала Нума, если бы увидела его сидящим на песчаной дюне посреди пустыни? Он попытался представить ее рядом, с мечом на бедре и с бурдюком через плечо. «Нет, это не для нее. Это не ее мир». Урук закрыл глаза, и перед его мысленным взором предстала Нума.
– Многого по ладони не скажешь, – произнесла Нума. Она носит только набедренную повязку, как и другие взрослые соплеменники Урука. Нума сильная и красивая. Сильнее и красивее других девушек и женщин племени. Ее гладкая черная кожа блестит от пота.
Урук придвинулся к ней ближе.
– Что ты видишь?
Он коснулся ее плечом, и все внутри напряглось и замерло. Ему всего семнадцать лет, природу не обманешь.
– Старухи болтают, что читают по линиям руки, сколько у человека будет детей и возлюбленных, но я им не верю. Я ничего не вижу.
Нума погладила шрам на его ладони. Однажды Урук помогал другу снимать шкуру с зебры и поранился. Обычно он об этом и не вспоминал, но прикосновение Нумы заставило его вздрогнуть.
– Гораздо больше можно узнать о человеке по его шрамам. Например, этот говорит о том, что ты неосторожен.
Урук сжал ее пальцы. Нума улыбнулась и высвободила руку.
– Но я все же попытаюсь заглянуть в твою судьбу.
Она отошла к стене своей крохотной хижины и начала рыться в куче пустых тыкв.
Нума стала колдуньей их племени в пятнадцать лет. Старшие говорят, что она видит сквозь время и предсказывает будущее. В хижине у нее хранятся маски и тыквы, предназначение которых известно ей одной. И даже сама хозяйка не сразу находит то, что ей нужно. На стене висят маски и барабаны, используемые во время молитв. Нума не брезгует ни перьями птиц, ни живыми гусеницами, ни мочой гепарда. А вдруг она ищет соленый батат, «духовную пищу», как она его называет? Она угощала им Урука и раньше, и хотя он не чувствовал приближения богов, но вкус ему нравился. Возле двери наготове два копья. Уж повар ты, нянька или колдун, а все равно охотник. Все взрослые племени – охотники.
– Батат ищешь?
– Тебя, кажется, интересовала твоя судьба?
– Конечно.
Наверное, нет у нее больше батата. Был бы – угостила бы.
– Вот, нашла.
Нума вытащила из угла длинную и тонкую тыкву, выкрашенную в черный цвет, положила ее на стол.
Эту тыкву Урук видел впервые. Он поднял ее и потряс. Что-то зашуршало внутри. Он хотел вытащить затычку, но Нума отняла сосуд.
– Не трогай.
– Прости меня.
– Так-то лучше. – Нума вернула тыкву на стол. – Сначала ответь, чего ты ждешь от жизни?
– Славы. Почестей, – задумчиво ответил Урук.
Нума засмеялась.
– А еще? – Она заглянула в его глаза.
– Еще… не знаю.
Нума покачала головой.
– Всмотрись в свои звезды, и увидишь будущее. – Она указала вверх, и Урук послушно уставился в указанном направлении, хотя знал, что сейчас день и над головой у них потолок, а не звездное небо.
– Я вижу почет и удачную охоту, но не знаю, чего от меня требует судьба.
– О, судьба! Судьба решает. – Нума взяла тыкву и вручила ее Уруку. – Держи ровно, не тряси.
Урук прижал сосуд к животу. Под его внимательным взглядом Нума сняла со стены маску. К удивлению Урука, это оказалась маска самой Маны. Она изображала лицо молодой женщины, похожей на Нуму, с тонкими полосками шкуры окапи вместо волос. Окапи дает силу предвидения. Сильная маска.
– Не люблю я твоих масок, – буркнул Урук.
Нума отобрала у него тыкву и покачала ее в руках, будто убаюкивая.
– Судьба решает, – повторила она. – От нее не уйдешь. Помни. Ты никогда не сможешь забыть мои слова.
Глаза Нумы сверлили Урука сквозь прорези маски.
– Иногда знать судьбу – тяжкое бремя. Ты уверен, что хочешь этого?
– Да.
Нума вытащила затычку и перевернула тыкву над столом. Большой, очень старый скарабей вывалился из отверстия и замер. Дохлый? Однако через некоторое время навозник вдруг ожил и понесся к Уруку. Нума перехватила скарабея у самого края стола и вернула на середину. Он сразу же ринулся в другую сторону под внимательным взглядом молодой колдуньи. Снова побег не удался, еще рывок – и опять неудача. Наконец жук затих.
– Странно, – сказала Нума.
Урук хотел спросить, что она имеет в виду, но передумал.
Они ждали долго, но жук так и не сдвинулся с места, даже когда Нума постучала по столу рядом с ним и жутко зашипела. Тогда Нума схватила насекомое, вышвырнула его за дверь и повернулась к Уруку.
– Как ты думаешь, Урук, ты будешь счастлив?
Она сняла маску.
Урук молчал. Он не умел читать по звездам. Ему казалось, они обещают ему славу.
– Нет, не о том я тебя спрашиваю, – покачала головой Нума.
– Меня ждет страшная участь?
– Бывает и хуже. Но и не из лучших. Во имя Маны, ты действительно хочешь знать? Подумай.
Урук уверенно кивнул. Когда он шел к Нуме, он трепетал от сладкого предвкушения времени, которое ему предстоит провести с молодой жрицей. Теперь же его волновали грядущие невзгоды. Смерть – пусть смерть. Не было страха в душе охотника.
– Слава ждет тебя, но счастья ты не найдешь. Ты будешь одинок…
– Это невозможно, пока я здесь, с моим народом. Одиночества нет, пока у меня есть ты.
– Ты прав, – вздохнула Нума, нервно перебирая пальцами полоски кожи на маске.
– Тебе открылось что-то еще, – догадался Урук.
Нума кивнула.
– Мана говорит, что ты погибнешь ради друга. Ради лучшего друга. К несчастью, он тоже погибнет. Но ты примешь бой. Твое имя переживет века.
– А если мне удастся избежать схватки? Тогда друг уцелеет?
– Могу только повторить: от судьбы не уйдешь.
– Но как мне спасти друга?
– От судьбы не уйдешь.
Не надо было приходить. Нума права, знание будущего – тяжкая ноша. Теперь ему придется всегда думать о том, кто из его друзей в опасности. Кого он не сможет спасти. Урук обречен скитаться, сторонясь людей. Он вскинул глаза на Нуму и с отчаянием, с дрожью в голосе воскликнул:
– Ты – мой лучший друг!
– Сейчас – да, – улыбнулась Нума. – Но судьба еще не исполнилась.
– И ты… Скажи!
– У меня своя участь. – Она приблизилась к Уруку. – Всего я не вижу. Это никому не под силу. Знаю только, что ты поймешь, кто твой лучший друг, когда судьба исполнится.
– Когда я умру! – простонал Урук. – Нет, не понимаю.
– От судьбы не уйдешь. Все предопределено в этом мире.
Молодая жрица обхватила его шею обеими руками. Грудь ее коснулась его груди. Урук обнял Нуму и крепко прижал к себе.
Урук скрипнул зубами. Нума ошиблась. Судьба его оказалась еще хуже, чем предсказала колдунья. Он одинок, верно. Но это еще не самое страшное.
С годами представление Урука о жизни изменилось. В судьбу он по-прежнему верил, но считал, что на нее можно влиять. Его выбор определял будущее. Урук убедил себя в этом, чтобы легче было жить.
Отца Урука, здоровенного лентяя, любившего валяться перед костром, загрызла львица, когда Урук был еще мальчиком. Значит, таков был его жребий? Нума стала жрицей в совсем юном возрасте. Это, стало быть, ее судьба.
Урук видел в событиях здоровую логику. Судьба всегда перед тобой. Ты определяешь ее своими поступками. Ленивый и слабый, отец был плохим охотником – и он погиб в схватке со зверем. Нума мудра, умеет читать по звездам, знает людей, искусно выслеживает дичь в джунглях – и она возвысилась. Их жизнь – следствие их поступков.
После Войны Трех Племен Урук покинул свой народ. Он ковал новую судьбу, свободную от страданий тех, кого он любил. Он усвоил навыки боевого вора, овладел несколькими языками и искусством сражения на мечах. Он узнал ценность золота и силу бронзы. Он видел то, о чем его соплеменники, живущие в лесных хижинах и вооруженные деревянными копьями с обожженными концами, даже не догадывались.
Возможно, ему удастся зайти так далеко, что его звезды забудут о нем? Может быть, он скроется от Маны и от своей судьбы? Тогда он прекратит свои скитания и будет ночевать под одной крышей много лет подряд. Но это время еще не пришло.
Урук снова положил руку на меч. Бронза жгла ладонь, как раскаленная головня, уничтожая воспоминания о прикосновениях Нумы. Нужно освободить память от призраков прошлого.
Урук заставил себя подняться. Еще глоток из меха, и он зашагал вниз по песчаному склону. Длинная тень вытянулась перед ним. Нума посмеялась бы над его стараниями. «От судьбы не уйдешь», – снова повторила бы она. Он увидел ее глаза, услышал шепот: «Упрямец!» Стиснул зубы, ускорил шаг.
Перед ним ни цели, ни тропы. Только песок и небо. Но этого достаточно. Где-то впереди Ур, ворота Шинара. Там судьба. Она ждет его действий.
Глава 2
Сердце Дагонора
Жизнь в Дагоноре бьет ключом.
Солнце ползет к западу. Скоро на долину опустится ночь. Повсюду копошатся рабы. В кузнице правят и ремонтируют инструменты. Служанки вывешивают на просушку выстиранные вещи, метут дворы. Повара, покончив с ужином, скребут котлы. Воины и надсмотрщики – нифилимы равнодушно, но внимательно следят за рабами. Их не нужно подгонять, они и без понуждения торопятся. В конце рабочего дня их ждет отдых. А сон для них слаще еды.
Кадим тяжело вздохнул. После ужина предстоит очередной поход к скале. Четырнадцать часов они таскали тяжеленные корзины, но начальник работ решил, что этого мало. Если повезет, в забой придется сходить только один раз. Уже трижды за эту неделю они трудятся после ужина. Выспаться бы!
Кадим швырнул пустую миску в кучу возле кухонного сарая. Хоть посуду мыть не надо… Направился к складу, выбрал корзину. Подошел с нею к цепочке рабов. Самое время, он последний. Впрочем, в шахте не разберешь, первый ты, последний или средний… или вообще один-одинешенек – ничего не видно.
Надсмотрщик – рабы прозвали его Тонк – стоит впереди. Рядом с ним начальник. Оба высокие, светловолосые, мускулистые, как и все нифилимы. Их бледная кожа порозовела от солнца. Главный старше, чем Тонк, хотя и не намного.
Кадим успел занять свое место, прежде чем Тонк двинулся вдоль цепочки рабов, пересчитывая их.
– Все на месте, – доложил он. – Уводить?
– А там кто валяется? – Начальник указал на человека, прилегшего в тени кухонного навеса.
Тонк снова заверил, что все его рабы на месте.
Главный подскочил к спящему. Свистнула плеть, раб под навесом взвизгнул. Кадим вздрогнул.
– Ты что тут делаешь? – гаркнул главный.
– Работаю! – выкрикнул наказанный раб, мгновенно вскочив. «Андер», – догадался Кадим.
Снова свистнула плеть.
– Корзину – и в строй, живо!
Подгоняемый плетью, Андер понесся к куче корзин и скоро оказался рядом с Кадимом. Но тот не повернул головы. Андера не любили даже другие рабы. Он бледнокожий, как все нифилимы, его черные волосы свешиваются до плеч длинными спутанными прядями. Он ленив и почти все время молчит. Охранники считали, что он дурак, а Кадим не знал, что и думать. Времени на размышления у него все равно не было.
Начальник огляделся, отлынивающих более не обнаружил и махнул плетью надзирателю.
Тонк двинул свое стадо сквозь Дагонор. Храм и кузница, дома и хижины, открытое поле. Перед храмом на кольях торчат отрубленные головы пойманных беглецов. Среди них одна женская, но теперь уже и не разберешь которая.
Насыпная дорога проходит через поле и поднимается к распахнутой пасти пещеры. Когда-то Кадим с тоской заглядывался на Иссохшие Холмы, обычно серые, поросшие чахлыми кустами. На закате, в последних лучах солнца, холмы вспыхивали розовым светом. Кадим родился в маленьком городке у их подножия, далеко на востоке. Акшур, так назывался его город.
– Не так уж и далеко, – прошептал сзади Андер.
Кадим промолчал. Тонк уже находился у входа в пещеру, там же ожидал рабов еще один страж. Лучше помалкивать, не привлекать внимания. Скорее освободиться – и спать.
Но Андер не унимался.
– Главное – не терять надежды. Однажды…
– Бежавшему – смерть, – прошипел Кадим. Это были первые слова языка племени Нифилим, которые узнавал каждый новый невольник.
– А это разве жизнь? – возразил Андер.
Тонк ввел рабов в каменоломни.
Через узкий тоннель они прошли в обширную пещеру. Здесь первый пост. Трое нифилимов, двое мужчин и женщина. Идти легко, через каждые десять-двенадцать шагов горят факелы на длинных шестах. Ориентируясь на их свет, невозможно заблудиться. Лишь одно препятствие на пути: обширный холм, чуть не на всю пещеру. Так его и называли: «холм». Его склоны были усеяны обломками породы, тропа змеилась между ними, и каждый ее изгиб освещался факелом. Четверть часа – и процессия достигла вершины.
Спуск прямой, без единого поворота. С приближением цели идти стало легче. Уже показались фигуры охранников, развалившихся на валунах. Над их головами три факела. Вверх ведет новая лестница. Рядом еще одна дверь.
Тонк приказал остановиться. Он обменялся несколькими словами со стражей, а Кадим покосился на дверь. Прочная деревянная дверь, укрепленная полосами железа. Здесь запирали новых рабов. Невольников избивали, подвергали унижениям, ломали их волю, уничтожали способность к сопротивлению. Прошли годы, но Кадим помнил время, проведенное в проклятом застенке, лучше, чем дни детства и лица родителей.
– Пошел, – приказал Тонк первому. Строй рабов пришел в движение. Подняться несложно. Всего одна корзина. А потом спать.
Наверху очередной охранник подтолкнул Кадима к тесной каменной норе. Здесь уже поджидали рабы-забойщики с тяжелыми молотами. Кадим опустился на четвереньки, приблизился к одному из них. Это был сильный мужчина по имени Енок, Кадим давно знал его.
– Живей! – раздался окрик надзирателя.
Рабы-корзинщики подползли к молотобойцам, те взмахнули своими орудиями, и вниз посыпались куски породы. Кадим спешно подбирал темные камни, не оставляя даже самых мелких, и бросал в корзину. Дно быстро скрылось под слоем руды. Если так пойдет дальше, через полчаса корзина наполнится.
Внезапно камнепад прекратился. Кадим поднял глаза. Молот Енока изо всех сил долбил стену, но безрезультатно.
Снизу Кадим заметил трещину в стене и хотел показать ее Еноку, но тут плечо его обжег удар плети.
– Сгинь! – орал надсмотрщик. – Ты не даешь ему размахнуться! Куда смотришь, скотина?
Кадим отполз от стены, сжался, ожидая новых ударов. Но надсмотрщик уже удалился. Енок все так же тщетно лупил по стене молотом.
Андер тронул Енока за плечо и указал на трещину в породе. «Несдобровать им, если заметят», – мелькнуло в голове у Кадима. Но Енок уже ударил молотом в новом месте, вызвав обвал камней величиною с кулак. Андер тут же кинулся их сгребать. Кадим, видя, что руды хватит на двоих, присоединился к напарнику.
– Быстрей, быстрей! – шепотом торопил Андер. Но Кадим и без понуканий работал изо всех сил.
Заполнив корзину, Андер вскочил и заорал:
– Готово!
Надсмотрщик удивленно уставился на него.
– Мы готовы, – повторил Андер.
– М-мы? – промычал тугодум-нифилим.
– Я и Кадим! Вот, – он указал на полные корзины. – Нести в дробильню?
Кадим осторожно поднялся на ноги. Сердце его бешено колотилось. Рабы на ближайших рабочих местах прекратили работу и наблюдали за развитием событий.
– Какие прыткие, – протянул надзиратель, недоверчиво переводя взгляд с одной корзины на другую.
– Можно идти? – напирал Андер.
Нифилим уставился на Андера. «Убьет», – решил Кадим. Но страж лишь пожал плечами.
– Проваливайте. Оба.
Вниз по лестнице с тяжелой корзиной… Привычный труд. Навык отработан годами. Движения рук и коленей согласованы. Нужно только правильно использовать вес руды…
Внизу Тонк смерил Андера равнодушным взглядом.
– У нас полные корзины, – доложил раб, и Тонк слегка пожал плечами, отпуская их.
Кадим торопливо шагал первым. В детстве отец водил всю семью к Тигру. Кадим любил плавать. Он нырял так глубоко, что, казалось, уши и легкие не выдержат давления воды и лопнут. Обращая взгляд к поверхности, мальчик видел высоко над собой солнце. Его охватывала паника: воздух казался таким далеким! Нечто похожее он чувствовал здесь, в пещере. Хотелось поскорее выбраться наружу. Ноги привычно несли его по знакомой дороге.
Они уже перевалили через вершину холма и начали спуск, когда раздался голос Андера:
– У следующего факела мне надо сменить плечо.
Кадим не хотел останавливаться. Извилистая тропинка, потом ровный тоннель – и они окажутся на воздухе. Но он понимал Андера. Слишком долгая нагрузка на одно плечо – и не миновать спазмов и прострела. Неспособность невольника работать приводит к неминуемой смерти.
На ближайшем освещенном участке Кадим опустил корзину на землю. Андер нагнал его и сделал то же самое. Они немного постояли, растирая затекшие поясницы. Кадим тяжело перевел дух. Андер почему-то дышал спокойно.
– Посмотри, что у меня есть. У кузнецов добыл. – Андер вытащил из-под рубахи какой-то предмет.
Молоток. На длинной рукоятке, крохотный, толщиной пальца в два, не более.
– Что это?
– Кузнецы обрабатывают ими острия мечей. Ремонтируют обломавшиеся края. – Андер ухмыльнулся.
– Тебя убьют.
– Пока что не убили.
Андер спрятал молоток в рукав.
Кадим нагнулся к корзине, но Андер остановил его.
– Здесь за нами никто не следит. А ты и не знаешь.
– За нами всегда следят.
Кадим опасливо огляделся, ожидая увидеть поблизости бледное лицо под копной светлых волос.
– А вот полюбуйся, – усмехнулся Андер. Он вырвал из земли шест с факелом и принялся размахивать им в разные стороны. Факел затрещал, чуть не погас, затем вспыхнул ярче. Испуганный Кадим отступил на шаг. Но ничего страшного не произошло. Никто не прибежал, не заорал, не замахнулся на них плетью.
– Теперь видишь?
Андер швырнул факел на булыжники. Сноп искр – и свет погас.
Следующий факел Андер вытащил и погасил, а третьим запустил во тьму, словно копьем. Вокруг по-прежнему стояла тишина.
– Никто не догадается, – утешил Андер Кадима.
– Ладно, понял, – пробормотал Кадим, вовсе не убежденный, что это хулиганство останется безнаказанным. – Но больше не надо. Остальным будет трудно выбраться отсюда. И Тонк…
– Чтоб этого Тонка крысы живьем сожрали, – фыркнул Андер.
Они молча пошли дальше.
Выход охраняли те же трое нифилимов. Андер еще издали дал знак, что корзины их полны, но женщина все же приказала остановиться. Как и у большинства местных женщин, ее голова из-за короткой стрижки напоминала колючего ежа.
– Посмотрим, – буркнула она и толкнула ногой бок корзины Кадима. Многие нифилимы брезговали прикасаться к невольникам и их инструментам. – Полная. А у тебя? – повернулась она к Андеру. Тот усиленно закивал головой.
Ретивая стражница отпустила рабов, и они зашагали по тоннелю.
Кадим мог пройти этот путь с закрытыми глазами. Везде в подземелье царила тьма, лишь кое-где светились огоньки факелов. Здесь был совсем иной мир. Кадим часто-часто заморгал. Чистая тьма резала глаза так же, как и яркий свет. Это ощущение быстро исчезло, но на мгновение Кадим лишился не только зрения, но даже слуха и обоняния.
Проход был так узок, что два человека едва могли разойтись, не коснувшись друг друга. Когда-то Кадим то и дело натыкался на стены. Но это в прошлом. Двадцать два шага от оставленной позади пещеры до первого поворота. Поворот с левой ноги. При каждом шаге ступни опускаются на привычное место. Он уже забыл, когда ему случалось задеть стену.
Последний поворот – и впереди показалось небо. Обычно оно ослепляло, но только не сегодня. Солнце уже село, наступила ночь. Небо быстро покрывалось звездами.
Навстречу выступил страж. Кадим опустил свою ношу. Почему-то здесь всегда проверяли корзины. Кадим отступил назад, чтобы не мешать охраннику и держаться от него подальше. Но его место тут же занял Андер.
Нифилим удивленно вскинул голову и потянулся к плети.
– Почему вы вместе?
– Вместе? – удивленно переспросил Андер.
Мужчина нахмурился и вернулся к корзине Кадима. Обычно проверка здесь сводилась к мельком брошенному взгляду и кивку в сторону дробильни. Но сейчас контролер запустил в корзину обе руки. Куски руды посыпались через край. Кадим вздохнул. Все, вплоть до мелких осколков, придется подбирать.
Обе руки стража были погружены в россыпь породы. И тут Андер уронил свою корзину. Охранник резко обернулся и успел лишь заметить, как взметнулся крохотный молот. Еще и еще удар; жуткий, глухой стук. Стражник с разбитой головой падает на землю. На руках Андера липкая густая кровь.
Андер наклонился и ударил еще раз. На этот раз рукоять не выдержала, сломалась. Умирающий враг мелко задергал ногами и захрипел.
Андер что-то пробормотал, но Кадим не разобрал слов. Он не сразу понял, что Андер говорит на запрещенном здесь общем языке Шинара, которого Кадим не слышал уже много лет.
– Мы свободны, – повторил Андер.
– Все беглецы погибнут, – произнес Кадим заученную фразу.
– Домой.
– В Акшур?
Андер кивнул.
– Домой, – это слово Кадим произнес на родном наречии. Когда он пользовался им в последний раз? Он облизал сухие губы. – Бежим.
Они покинули шахту. Вдали, над строениями Дагонора, поднимались к небу струйки дыма. Все спокойно. Рабы уже заперты в своих бараках. Одинокий страж скучает во дворе. Нифилимы тоже спят.
Андер схватил Кадима за руку и потащил прочь с насыпи. Они спрятались за валун около выхода из шахты. Пока все шло гладко.
– Ты беги на восток, до берега Тигра, – торопливо объяснял Андер. – По берегу на юг. Там сориентируешься.
– А ты?
– Прямо на юг. На равнине сверну к востоку. Может, у реки встретимся. Или в Акшуре.
Андер сжал ладонь Кадима и, не говоря более ни слова, направился вниз по склону горы, торопливо петляя между камнями и кустами.
Кадим проводил его взглядом. Медлить нельзя. Он развернулся и побежал прочь от лагеря, храма, кузницы, домов и бараков. Взошла луна, полная и необычайно яркая. Тьма отступила.
Симха выбрала меч среди нескольких, лежащих перед очагом. Еще не заточен, но кромки уже наведены, кончик заострен. Тяжелый! Намного тяжелее, чем ее собственное оружие. Кузнецы постарались, но до совершенства еще далеко. Она ударила клинком по полу и поднесла к глазам, выискивая изъяны. Не нашла, улыбнулась. Вернула меч на место, села и задумалась. Должно быть, ошибка связана с процессом литья. Нифилимы разбили кенанитов, но не смогли завладеть всеми секретами кузнецов побежденного племени. Она недовольно прищелкнула языком. Их рабы делают хорошие мечи, но до кенанитских им далеко. Сама она предпочитала трофейное оружие.
Симха склонилась над столом и углубилась в изучение карты, нарисованной на выделанной козьей шкуре. Надо обратить внимание на ночные учения, подумала она. Бел – хороший помощник, но она объясняет воинам только самое необходимое, а надо подготовить их к неожиданностям.
Рядом с картой окрестностей лагеря лежала карта диких земель. На нее даже смотреть не хотелось.
Раздался стук в дверь. В проеме возник худощавый седеющий заместитель Симхи, Кишар.
– Капитан! – приветствовал он ее.
Симха жестом приказала ему подойти. Он заметно приволакивал ногу. «Наверное, натер», – подумала Симха. Глаза Кишара сразу устремились к картам. Он привык размышлять на ходу, взвешивать возможные преимущества и последствия тех или иных маневров.
– Что нового?
– Езидха докладывает, что захватила последнюю большую стаю дикарей возле меловых низин. Собирается послезавтра пригнать сюда.
– Хорошо.
– Потеряла пятерых.
– Что поделаешь…
– Капитан, привлечение дикарей в ходе сражения может внести путаницу в наши действия. Это ведь всего лишь тупое, плохо управляемое стадо, которое можно применять только для устрашения противника.
В общем, Симха разделяла сомнения своего заместителя. Но в данном случае это не имело значения.
– Анта-Кане приказал использовать их. У тебя есть возражения?
Кишар побледнел. Любой побледнеет, услышав это имя. Тем, кто не боится верховного жреца – Симха себя к последним не относила, – доверять нельзя.
– Если хочешь разъяснить свои соображения Его Святейшеству… – она кивнула в сторону двери в покои Анта-Кане. – Прошу, он готов выслушать.
– Спасибо, не стоит, – пробормотал Кишар. – Анта-Кане всегда прав.
– Он сказал, что дикари вызовут ужас в сердцах врагов.
