Текст книги "Черные псы пустыни"

Автор книги: Джастин Аллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава 7
Долги плоти

А вот и грифы. Не так много, как под Кан-Пурамом, но больше, чем хотелось бы. Они кружат над орошенным кровью холмом, подхватывают куски мертвой плоти и снова взмывают в небо. Но сегодня большинство из них останутся голодными.

Ячмень сидит на камушке неподалеку от гребня холма, наблюдает, как жрецы Каллы готовятся предать огню тела павших. Нифилимы уже изрядно опустошили запасы дерева в Акшуре, так что пришлось разобрать несколько строений, использовать мебель, пустить в ход даже покрытые кровью шесты барьера.

Собрать тела тоже оказалось не так просто. Иной раз обнаруживали, что кто-то еще дышит. К раненому спешили жрецы, которые пытались спасти его перевязками, примочками, прижиганиями – но всякий раз бесполезно. Слишком коварными оказались повреждения от деревянных пик, слишком обильными вызванные ими кровотечения. С ранеными нифилимами дело обстояло проще. Этих никто не мучил попытками спасти. Прирезав на месте без лишних церемоний, их волокли к костру.

Ближе к вечеру погребальный костер подготовлен. Армия собирается в долине: все храмы, все секты. Особенно удивился Ячменное Зерно, когда увидел, что даже Кадеш вывел на поле последователей Мардука. Сейчас боевое братство значило для всех больше, чем расхождения в религиозных воззрениях.

К сожалению, в мирное время такое вряд ли возможно. Отсутствовали только люди Андера. Но к этому все привыкли. Отряд Андера уже давно жил своей собственной жизнью.

Ячменное Зерно следит за приготовлениями и вспоминает первые похороны, на которых ему довелось присутствовать. И тогда в небе кружили грифы. На земле Шинара и мышь не умрет без их ведома.

Тогда по Кан-Пураму прокатилась волна черной лихорадки, унесшая его деда. Ячмешке исполнилось шесть лет, и он, конечно, не обратил внимания на все тонкости обряда. Не помнит даже, как жрец взмахнул церемониальным факелом, но грифы в небе навсегда врезались в его память. Он дернул за руку мать.

– Грифов всегда приглашают на похороны, – прошептала она. – Это первые существа, в которых Создатель вдохнул жизнь.

Ячменное Зерно удивился выбору бога. Почему он решил начать с таких гадких тварей! Мать заметила его недоумение и пояснила:

– Они сотворены из песков пустыни и приставлены следить за всем на свете: и за живым, и за мертвым.

– А почему они кружатся?

– Потому что помнят дни, когда вихри кружили их над барханами.

Еще врезались в память маленького Ячменного Зернышка столб черного дыма и вытянутая рука деда с обуглившимися белыми волосками. Через долгие годы он усвоил, что все живое со временем обращается в прах. А тогда ему бросилось в глаза сходство черного столба дыма со смерчем в пустыни. «Создатель почему-то очень внимателен к покойникам», – подумал он.

– Мама, а меня тоже сожгут, когда я умру?

– Нет, – прошептала мать.

– Почему?

– Потому что ты верный Молоха.

– Молох не хочет, чтобы мы горели?

– Нет, радость моя. Верные Молоха горят при жизни. После смерти они гниют.

Ячменное Зерно еще вспоминал, как мать объясняла ему особенности загробной жизни, когда услышал звук шагов. Сзади подошел Андер и присел на соседний камень. Плащ и рубаха Андера были забрызганы кровью, капюшон надвинут на лоб.

– Почему на Совете не был? – спросил Андер.

– Посты выставлял.

– Все сам?

– Так надежнее.

Андер мотнул головой в сторону костра.

– И туда не пошел.

– Одиноко мне с людьми, – пояснил Ячменное Зерно. – А я не люблю одиночества.

Андер кивнул. Эта жизненная позиция была ему понятна.

– Допросили пленных, – сообщил он.

– Пытали, стало быть, – поправил Ячменное Зерно.

– Жалеешь? Посмотрел бы ты, как они пытают…

– Я не пленных жалею.

– Да, нашли выживших местных жителей. Женщины были заперты в сарае за коптильней, чуть с голоду не померли. В коптильне мясо портится, а они рядом голодают.

– Выживут?

– Должны.

Возле погребального костра тем временем собрался небольшой оркестр. Дудки, тростниковые флейты, один шофар из рога горного козла. Здесь не возникло межрелигиозных трений, все жрецы провожали своих покойников под музыку.

– Что они будут играть?

Ячменное Зерно пожал плечами.

– Моя мать пела за прялкой. У нее был чудесный голос.

– У тебя же не было родителей. – Ячменное Зерно вдруг ощутил приступ правдолюбия. И жестокости.

В ответ Андер хмуро уставился на свои руки, бледные, как выгоревшая трава. Сейчас он напоминал Яшману шакала, угодившего лапой в капкан и готового отгрызть бесполезную плоть, чтобы обрести свободу.

– Извини, – пробормотал Ячменное Зерно. Злопамятностью он никогда не отличался.

– Нет-нет, ты прав. У меня и вправду ни отца, ни матери.

Андер сжал руки в кулаки и втянул их под плащ.

Ячменное Зерно собирался рассказать, что его мать умерла, когда он был еще мальчиком, но Андер зашипел на него:

– Тише… Играют.

Высокий протяжный звук одинокой дудочки. Мало-помалу вступают остальные инструменты. Мелодия незатейлива, никаких вариаций – печальные протяжные стоны стайки тоскующих птиц.

– Неплохо у них получается, – заметил Андер.

– Они подбадривают души мертвецов, – пояснил Ячменное Зерно. – Напоминают, что предки ждут их с распростертыми объятиями.

– А это кто? – прищурился Андер на человека, стоявшего к ним спиной. Человек поспешно раздевался.

– Похоже, Изин. У него что-то на шее.

– Да, амулет богини.

Изин содрал с себя всю одежду, остался в набедренной повязке, узкой и небрежно обмотанной вокруг чресл. Другой жрец вручил ему глиняный кувшин. Изин поднес емкость к губам, а затем бросил ее в костер.

– А зачем ты здесь сидишь? – вдруг спросил Андер.

– Смотрю.

– Но почему?

– Потому что я его убил.

– Кого?

– Дорана.

Андер побледнел, хотя заметить это было довольно сложно.

– И меня тоже считаешь виноватым? Я его пальцем не тронул.

– Доран хотел, чтобы люди его уважали, и поэтому возглавил атаку. Моя идея.

– И ты себя винишь за это. Понятно.

Ячменное Зерно мог сказать, что, в отличие от нифилимов или от Андера, он действительно чувствует ответственность за гибель других людей. Но недавнее замечание о родителях Андера полностью опустошило Яшмана, и он молчал.

– Вот и Изин тоже переживает, – продолжил Андер. – Он винит себя за то, что оставил Дорана одного.

– Доран был не один.

– Да, верно. – Андер помолчал. – Но знаешь истинную причину его гибели?

Ячменное Зерно не очень интересовало, что имеет в виду Андер, но он все же кивнул.

– Он был жрецом, а не воином. Война – дело воинов, а не служителей культа. – В глазах Андера промелькнула тень печали.

– Я больше не могу, – произнес Ячменное Зерно. – Все.

– Что значит «все»?

– Хватит. Накомандовался.

– А кто же поведет твоих людей?

– Мне все равно. Пусть Изин руководит ими. В моем отряде больше людей Каллы, чем верных Молоха.

– Изин не командир. Командую я.

Ячменное Зерно почувствовал укол под ложечкой.

– Да, Доран это понял, – проговорил он наконец. – Он видел, как ты захватываешь власть.

– Значит, ты передумал?

– Нет. – Ячменное Зерно сгреб в горсть сухую пыль из-под ног и медленно просеивал ее между пальцев. – Поступай, как знаешь. Да ты и так делаешь, что хочешь.

– В твоих словах нет смысла, но что ж поделаешь… Тогда выбирай: или возвращайся в Кан-Пурам с обозом раненых, или отправляйся в разведку.

– Я же сказал: я больше никому не командир.

– Ничего, подумай. Ведешь свой разведывательный отряд, и меня до конца войны, почитай, совсем не видишь.

Ячменное Зерно уже собрался заявить, что лучше вернется в Кан-Пурам, но тут к ним подбежал Ламех. Штаны грязные, рукав в крови. Но хуже всего глаза. Выражением лица парень стал похож на самого Андера.

– Меня послал Глазок, – выпалил Ламех.

– Зарыли трупы?

– Да. Пришлось зарыть и того, кого ты велел оставить в живых.

– Что случилось? – вскинулся Андер.

– Вор… Пролаза. Идиот. Она не поняла ни слова из того, что он спрашивал.

– Понятно. И он ее прикончил. Тупая тварь.

– Никто не успел вмешаться. Глазок пытался ее спасти, но…

Ламех опустил глаза, снова поднял их и встретился взглядом с Ячменным Зерном.

– Устал, парень?

– Да нет, в полном порядке!

– Выглядишь усталым.

– Мало спал.

– Понимаю.

– Скажи Глазку, я сейчас вернусь, – перебил их Андер.

– И еще одно, – вспомнил Ламех. – Некоторые женщины в сарае больны.

– Что с ними?

– Сыпь какая-то на руках и теле. Болезненная.

– Ерунда. Вши. Переодеть. Удалить все волосы. Все волосы, не только на головах. Понял?

– Понял.

Ламех уже повернулся, но задержался и указал на костер, над которым уже вилась струйка дыма.

– А почему костер внизу?

– Здесь трава сухая, – объяснил Ячменное Зерно. – Пожар можно устроить.

Ламех бросил еще один взгляд на костер и понесся прочь.

Когда он отбежал подальше, Андер повернулся к бывшему командующему.

– Я позабочусь, чтобы в твоем обозе вшивых не было.

– Согласен повести разведку, – заявил Ячменное Зерно.

Андер улыбнулся.

– Отлично! Только главная твоя цель – не разведка.

– А что?

– Нам нужно будет отвлечь внимание противника от направления главного удара.

– Как?

– Действиями с тыла. – Андер указал на запад, через Иссохшие Холмы. – Пройдешь насквозь, как можно ближе к горам. Карту я тебе нарисую.

– Когда отправляемся?

– Перед восходом. Продвигаться, к сожалению, придется в темное время. Из соображений секретности. Мы выйдем открыто, по равнине, как только покончим с Акшуром.

Ячменное Зерно бросил взгляд на мирно дремлющие строения.

– Значит, Акшур придется разрушить?

– Да. Слишком удобная база для любого врага.

Ячменное Зерно вздохнул.

– Сколько народу идет со мной?

– Сотня. У меня осталось пятьдесят. Берешь их и еще кого хочешь. Можешь отобрать лучших.

– Я только одного выберу, остальных – кого дашь.

– Кого?

– Этого мальчишку. Ламеха.

Андер усмехнулся.

– Помнится, тебе не терпелось сбыть его с рук. Или мне показалось?

– Да нет, не спорю. Я был не прав. Не место ему возле тебя. Парень он неплохой.

Андер рассмеялся.

– Как скажешь. Забирай Ламеха.

Книга четвертая
Наступает тьма

Сорок столетий жизнь била ключом в Шинаре, но ни одной самки не знала эта земля. Разные виды самцов Шинар населяли. Гривы и бороды, гребни – а женщины только среди богов обитали. Эту эпоху прозвали Первым Временем. Легендарное время.

Жизнь протекала в борьбе, люди не знали покоя. Лучшие земли для лучших плодов, богатые рыбой потоки… За все это люди дрались жестоко. Дрались и по вечерам, отдых свой проводили в борьбе и в кулачных забавах. Уединялись с закатом в хижинах скромных и спали спокойно до первого солнца.

Но среди них один выделялся, с густой бородою, покоя не знал никогда. Сам он был хил, надел его мал, ручей его мелок. И никого одолеть ему не довелось в кулачной забаве за все его дни. Звали его Адамат.

И открылось ему однажды, что смог бы он победить соседей, будь у него помощник. Прослышал он, что к мольбам и молитвам склоняет слух Баал, повелительница дождей, дарительница плодов.

И взмолился Адамат к Баал. Сорок дней и сорок ночей он провел в молитве. Склонила слух к нему Баал наконец, снизошла к его мольбам.

– Чего тебе надобно, Адамат, из двуногих скромнейший?

–  О Баал, прекраснейшая из богинь, мне нужен помощник, чтобы сокрушить врагов моих и друзей моих.

– Нет тебе нужды в этом. Плоды на земле твои, и рыба в ручье твоя. Вы все получили, что для жизни потребно. Пребывай в довольстве.

–  Я не могу, – возразил Адамат богине. – Слаб я. Зерна мне земля дает мало. Поток обезрыбел. Все соседи меня сильнее. Жизнь опостылела мне. Без подмоги вечно я жалок пребуду.

– Глуп ты безмерно, Адамат. Не смеешь ты жаловаться. Ты человек. Боги тебе дали все, в чем нужда есть. Почему я должна снисходить к твоим просьбам? Но будь по-твоему. Исполню я желание твоего сердца. Ступай в горы. Разыщешь пещеру. Глубоко в пещере этой найдешь ты, что ищешь, в молочном пруду.

Вознес Адамат богине хвалу и тотчас отправься в горы. Там и пещеру нашел, а в пещере, в молочной лужице, плавал ребенок. Не видел Адамат детей ранее, но не испугался. Взял ребенка, вынес с собою, при солнечном свете заметил, что дитя это похоже на него. Два только различия нашел Адамат. Не было у ребенка бороды. Не было и иной части, свойственной всем мужчинам, коею мужчины безмерно гордятся, в бою берегут. Адамат опечалился, возжелал избавиться от ребенка, отнести его обратно в лужу молочную, но входа в пещеру более не нашел. Вернулся Адамат в свою хижину и рассказал о находке соседям. Те подивились и сразу спросили, что он с ребенком сделать собрался.

– Выращу это дитя я сильным и смелым, – изрек Адамат. – Будет мне подмога. Мы вместе осилим большие угодья земли, могучий поток. Мы вместе будем спать в хижине. Никто меня тронуть не посмеет, ибо мой питомец защитит меня.

И разошлись другие мужчины. Но поняли они, что Адамат верно сказал. И возжелали себе помощников. Искали, но не нашли. Один из них, Аллум, решился, вошел к Адамату, чтобы забрать у него дитя. Адамат отказался отдать, и тогда Аллум пронзил Адамата копьем.

Так в Шинар впервые пришла смерть.

Глава 1
И возведу глаза мои к вершинам

Урук проследил, как последняя группа рабов оставила в сарае молоты, сложила корзины в аккуратные штабели возле дверей и направилась в свой барак на ночлег. Впустив последнего, страж задвинул на двери тяжелый засов.

Напарник стражника уже был на пути к своему собственному ночлегу, ничуть не более роскошному, чем сарай, отведенный рабам. Сам стражник уселся у двери и привалился к ней спиной. До смены часа четыре, ночь как ночь, служба как служба, ничего нового.

Урук потрепал загривок пса.

– Сиди здесь! – приказал он. – Скоро вернусь.

Уши пса недовольно шевельнулись, но он послушно остался на месте, следя, как хозяин выскользнул из укрытия и начал спуск.

Склон крутой, спуск сложный. Одно неверное движение – и камнепад мертвого разбудит.

Почти спустившись и уже готовясь к последнему броску через открытое пространство, отделявшее его от склада, Урук обернулся. Вздохнул, покачал головой. Пес за кустом, не далее, чем в нескольких дюжинах шагов, сверкает глазами. Хорошо, хоть спрятаться догадался. Урук не обиделся на зверя. Даже приятно, что есть на свете существо, не желающее терять его из виду.

Кишар рылся в картах, разложенных на столе. Вот он нашел одну, с листочком, нарисованным в правом верхнем углу. Он сам начертил эту карту. Поля к северу от Кан-Пурама, роща, расположение лагеря. Сам город лишь грубо очерчен контуром. Кишар вспомнил свой интерес к городу. Вот бы составить карту этого монстра! Такой соблазн… Не один месяц потребуется на это, целые годы. Но он справился бы с этой работой…

– Нашла карту восточных холмов?

– Нет пока.

Лагассар сидела возле очага с мешком Симхи на коленях и рылась в его содержимом.

– Может, она тоже на столе?

– Нет ее здесь, – отрезал Кишар.

Перебравшись в помещения Симхи, он почти ничего здесь не изменил. Лишь свою постель прихватил да деревянные козлы для хранения карт. Эта конструкция раньше служила рабам для сушки их лохмотьев. Кишар решил развешивать на ней карты. От постоянного использования они ветшали, трескались, рисунок разрушался. Но и теперь приходилось складывать их втрое, чтобы уместить на деревянных прутьях.

Наконец Лагассар обнаружила искомое на самом дне мешка.

– Гора в углу нарисована, – сообщила она.

– Да, да, та самая, давай сюда!

Кишар развернул карту. Он уселся на стул, подивившись его необычайной жесткости и неудобству.

– Надо бы еще факел в стенку вделать, – проворчал он. – Темно, ничего не разобрать.

– Симха пыталась, – напомнила Лагассар. – Дыма много. Анта-Кане приказал убрать.

Кишар повернул карту, пытаясь поймать как можно больше света.

– Иди сюда, – подозвал он Лагассар.

Стул у стола лишь один, поэтому Лагассар присела на корточки. Кишар подумал, что надо бы еще пару стульев принести. Симха предпочитала, чтобы с ней разговаривали стоя. Так проще оценить состояние подчиненного.

– Я разработал новый порядок обороны Дагонора.

Лагассар покосилась на карту.

– Вот главная дорога через холмы, – показал Кишар на узкую ложбину, отходящую от храма к югу.

– Думаешь, они отсюда атакуют?

– Вероятнее всего.

– Враг должен миновать холмы, – Лагассар ткнула пальцем в мелкую штриховку, обозначавшую травы. – Мы можем выстроиться для защиты здесь.

– На равнине?

Лагассар кивнула.

– А если атакующие прорвутся сквозь нашу линию обороны? – Кишар скользнул по ложбине пальцем. – Наши силы будут отрезаны от Дагонора. – Он прижал палец к прямоугольнику, обозначающему храм. – Тогда ничто не помешает им осквернить и сжечь дом нашего бога.

– Маловероятно.

Лагассар не допускала возможности прорыва их строя армией черноголовых. Точно так же, как и все нифилимы. Кишар сталкивался с этой самоуверенностью каждый божий день. Сама Симха грешила этим и заплатила за свою ошибку жизнью. Нифилимы воображали себя какой-то природной стихийной силой, вроде песчаной бури в пустыне или горной лавины. Даже последние неудачи они рассматривали как предварительный шаг к победе, как затишье перед решающим ударом.

– Значит, не рассматриваешь такой вариант?

Лагассар пожала плечами.

– Нашу армию не сломить.

– Но если канпурамцы проникнут через холмы? – Кишар указал на русло Тигра и протянул линию до Дагонора. – Там ни пикетов, ни разведки. Нас могут застать врасплох.

Лагассар всмотрелась в путь, обозначенный пальцем Кишара.

– Не пробраться им там, – неуверенно проворчала она.

– Я был на холмах. Не столь они непроходимы, как мы воображаем. Ночной маршбросок – и враг уже у храма.

– Что предлагаешь?

– Посты здесь, – Кишар указал плато, граничащее с рекой, и ряд крупных холмов от Карунских гор до равнинных лугов.

Лагассар прищурилась и кивнула.

– Даже если и проку от них не будет, то вреда и подавно.

– Назначь быстроногих.

– С рассветом вышлю.

– Хорошо. – Кишар посмотрел на руки Лагассар. Костяшки левого кулака разбиты, на правой кисти – свежий шрам. Ногти изгрызены до основания. – Еще одна возможность. Они могут разделить силы, половину направить через холмы, половину в долину.

– Даже черноголовые не настолько глупы.

– То есть?

– Разделить армию? Да они и часа не выстоят.

– Ты думаешь? Но наши силы тоже разделены.

Лагассар нахмурилась. Она смотрела на карту так, как будто по пергаменту шагали крохотные, как муравьи, воины.

– Ну… Можно атаковать с двух сторон.

– Но у них численный перевес.

– А что ты предлагаешь?

– Уничтожить преимущество перевеса.

Кишар указал на место, где высокие холмы стояли по обе стороны сужающейся к Дагонору долины. Здесь нифилимы часто проводили учения.

Лагассар смотрела на карту с сомнением.

– Слишком близко к храму.

– Да, риск есть, – признал Кишар. – Но и преимущества очевидны.

– Тогда расположим боевые группы здесь и здесь, – Лагассар указала пальцем на окраины холмов, – и атаковать будем с двух направлений. Если действовать быстро, черноголовые даже не успеют сообразить, в чем дело, как мы расколем их строй.

Кишар удивился и обрадовался сообразительности собеседницы. Лагассар в еще большей степени воин, чем сама Симха. Выносливый боец, она, как оказалось, способна быстро продумывать хитрые тактические ходы. Конечно, она предпочитала видеть врага в открытом поле, но приходилось учитывать сложившуюся ситуацию.

– Рад, что ты согласна. Значит, организуешь оборону в соответствии с планом.

– А что будем делать, если часть войска пройдет через холмы?

Кишар ухмыльнулся:

– Раз уж мы в долине, то людей будет достаточно при любом развитии событий.

Оба помолчали. Изображение местности часто подсказывало Кишару хитроумные идеи, но сейчас карты безмолвствовали. Если и можно было еще что-то из них почерпнуть, то Кишар этого не видел.

Они еще смотрели в пергамент, когда дверь из святилища Анта-Кане со скрипом приоткрылась, и оттуда вышла девушка с длинными черными волосами. В руках поднос, на запястье висит ведро. На щеке след пощечины. Закрыв за собой дверь, она заглянула в ведро для отходов в углу, проверяя, не следует ли вынести и его. Потом направилась к выходу. К счастью для нее, Кишар, как ранее Симха, выходил справлять нужду на воздух.

– Погоди, – приказала Лагассар.

Девушка замерла перед дверью.

– Подойди.

Лагассар повернула рабыню к огню. Кишар заметил, что руки ее дрожат, но, скорее, от страха, чем от тяжелой ноши. Сложения девушка была весьма приятного.

– Это что у тебя, на щеке? – спросила Лагассар.

– Большой… гневается. – Она покосилась на дверь в святилище.

– Чем ты его рассердила?

– Рассердила?

– За что он ударил тебя?

– Я смотрела. – Рабыня покраснела так, что след пощечины потерялся на фоне румянца.

– Смотрела… Куда? – Лагассар ткнула пальцем в след пощечины. Девушка вздрогнула, но не отшатнулась. Кишару ее поведение понравилось.

– Он… – Она колебалась, подыскивая верное слово, чтобы не разозлить эту белую госпожу еще больше. – Большой мылся, – выпалила она.

Кишар усмехнулся. Девушка как раз в том возрасте, когда молодежь присматривается друг к другу во время мытья. Все юноши и девушки, нифилимы тоже. Ничего в этом страшного нет, разумеется, если объект интереса не Анта-Кане.

Лагассар хмурилась.

– Сколько лет она здесь, а языка высших так и не усвоила. – Она сгребла в горсть черные волосы девушки. – Как сажа. И кожа… – Лагассар передернула плечами. – Она больше похожа на животное, чем на человека.

– Оставь ее в покое, – спокойно произнес Кишар. – У нее свои дела.

Лагассар выпустила волосы рабыни и отвернулась.

Девушка не двигалась. Она перевела взгляд с Лагассар на Кишара, очевидно, ожидая новых распоряжений.

– Иди, – проворчала Лагассар, не поворачивая головы. – Слышала, что сказал капитан?

Кишар проследил, как рабыня проскользнула в дверь, открыв ее локтем.

Оказавшись снаружи, девушка заторопилась к складу. Возле кучи шлака она остановилась и выплеснула туда содержимое ведра Анта-Кане. Ночь темная, но она могла бы найти дорогу с завязанными глазами. Не меньше пяти раз за день, а то и больше, пробегала она туда и обратно. Она обречена метаться по этой тропе всю жизнь, а может быть, и дольше. Ночью, в тесном бараке, зажатая между телами товарищей по несчастью, она представляла, как дух ее носится над Дагонором с ведрами отбросов и испражнений.

Она должна была еще вымыть ведро, поднос и все, что было на подносе, но решила отложить все дела до рассвета. Успеет вымыть до того, как придет пора подавать Анта-Кане его завтрак и снова выносить ведро. Работы много. Если б не возможность вздремнуть в промежутках, она бы сошла с ума.

Девушка заспешила к бараку. Если повезет, ее ждет целых четыре часа сна!

– Готова? – спросил стражник от двери.

Она кивнула.

– Быстро ты, – пробормотал он, медленно поднимаясь, чтобы пропустить ее внутрь.

Он уже протянул руку к засову, но тут из-за угла к нему метнулась какая-то громадная черная тень.

Девушка замерла. Только когда огромная черная рука перекрыла дыхание белому стражу, она поняла, что перед ней человек.

Она не видела черных людей, хотя слышала, что они существуют. Лицо… Круглое, с глубоко посаженными глазами и сочными губами. Такое симпатичное, что она даже не подумала заорать от страха. Нифилимы, впрочем, не любили шумных рабов.

Страж затрепыхался, разинул рот, тщетно пытаясь поймать хоть глоток воздуха. Лицо его оросилось потом, глаза выпучились… Но вот тело его обмякло, и он рухнул у ног черного гиганта.

Урук усадил стража на ступеньки, придав ему вид часового, решившего вздремнуть на посту.

Девушка широко раскрытыми глазами следила за незнакомым негром.

– Не бойся, он жив, – успокоил ее Урук. Сначала ему показалось, что она не поняла. – Ты говорить умеешь?

Она кивнула.

– И то дело.

Урук схватил ее за руки и перебросил через плечо. Она ахнула.

– Тихо! – приказал он. И понесся в гору.

Урук поднимался бегом. Он прыгал с уступа на уступ, карабкался по узким карнизам. Девушка на его плече дрожала от страха, вцепившись в него обеими руками. Наконец, добравшись до чахлых кустов, он остановился перевести дух.

– Дальше сама пойдешь, – сказал Урук. Девушка послушно кивнула. – Туда, – махнул он рукой и добавил: – Попытаешься удрать, верну к нифилимам. – И полез вверх первым.

Девушка изо всех сил старалась не отставать. И вот уже ее обнюхивает пес.

– Садись, – указал Урук на траву. Она тут же исполнила очередное приказание.

– Пса не бойся. Он женщин терпеть не может, но не укусит, если я не прикажу.

Ее это мало утешило.

– Тебе надо научиться отвечать, когда я спрашиваю. – Урук вылез из закутка и нагнулся. Уставился в сторону западных построек Дагонора.

– Я схожу обратно. Слишком мы наследили. Как тебя зовут?

– Анта-Кане зовет меня черноголовой. Или «Эй!»

– И мне тебя так называть?

– Ада. Меня звали Ада.

– Красивое имя. Я Урук. А он Пес. Он будет за старшего, пока меня нет. Будешь шуметь или дергаться, он тебя накажет. Поняла?

Ада молча кивнула.

– Поняла? – еще раз спросил Урук.

– Да.

– Хорошо. – Урук повернулся к псу. – Следи за ней.

Пес грозно зарычал.

– Я никуда не уйду, – прошептала Ада.

Урук улыбнулся.

– Конечно, не уйдешь.