Текст книги "Муссолини"

Автор книги: Джаспер Ридли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Рабочие вывесили на фабриках красные флаги и организовали красную гвардию для защиты от попыток хозяев вернуть свое имущество. В Турине красная гвардия заподозрила шедших мимо фабрики тюремного надзирателя и студента-националиста. Они были убиты на месте. Было ли это революцией или беспомощной возней вроде «красной недели» 1914 года?

Рабочие удерживали фабрики в своих руках почти весь сентябрь. Владельцы призывали премьер-министра Джолитти послать для их освобождения войска. Но Джолитти ничего предпринимать не стал. Муссолини вел себя так же. Ему не хотелось вызывать рабочих на битву, которую, как он знал, ему не выиграть. В течение пяти недель, когда рабочие оставались на захваченных фабриках, хозяева и представители профсоюзов встречались с ним в Риме. Он уговаривал предпринимателей согласиться на более высокие зарплаты, которые требовали профсоюзы, и заплатить рабочим за забастовочные дни, а также обсудить с профсоюзами пути участия рабочих в управлении производством. Кроме того, он просил их не преследовать забастовщиков. Владельцы после публичного протеста против подобного принуждения согласились на эти условия.

Это было победой социалистических профсоюзов. По мере того как падали на бирже котировки акций и цена итальянской лиры на мировом рынке, в стране заговорили о неминуемой большевистской революции в Италии. В Москве Анжелика Балабанова рассказала Ленину о замечательных новостях из Италии. Однако Ленин не разделил ее энтузиазма. По его мнению, британские и французские империалисты никогда не допустят, чтобы в Италии произошла социалистическая революция. Они раздавят ее, как раздавили венгерскую. Анжелика напомнила ему о том, что британским и французским империалистам не удалось подавить большевистскую революцию в России. Но он возразил, что Россия – совсем другое дело. Большевики смогли здесь удержаться, потому что пространства России огромны, а русские люди «терпеливы и привычны к лишениям». Они готовы были терпеть тяготы союзнической блокады, которые пролетариат западных стран вынести бы не смог.

Ветеран, лидер анархистов Малатеста, вернувшийся в Италию, был настроен так же пессимистически, как Ленин. «Если мы упустим этот благоприятный момент, – заявил он, когда рабочие заняли фабрики, – мы расплатимся потом кровавыми слезами за тот страх, который сейчас внушили буржуазии».

Когда для красных настал час расплаты, Муссолини был тут как тут.

Глава 12
КАСТОРКА И ПОДЖОГИ

Захват фабрик рабочими, а также неспособность и нежелание Джолитти применить силу для их изгнания потрясли высший и средний классы Италии. Через шесть недель после того, как рабочие металлообрабатывающей промышленности вернулись на рабочие места, средний класс начал смыкаться с фашистами. На фашистских митингах ораторы поносили большевиков, сенат, папство и короля. Многие консерваторы, принадлежавшие к среднему классу, не одобряли этих проклятий в адрес папы и сената и были шокированы критикой короля. Землевладельцы, особенно те, кто был связан с офицерским корпусом регулярной армии, были преданы королевскому Савойскому дому со времен Виктора Эммануила II и Рисорджименто. Многие из них испытывали личную симпатию к Виктору Эммануилу III. Король, несмотря на свой маленький рост, обладал величественным достоинством и обаянием, а во время Первой мировой войны делал все, что от него требовалось. Но самые ярые роялисты готовы были многое простить фашистам, даже их оппозицию монархии, при условии что фашистские отряды станут на пути социалистов и покончат с угрозой большевизма.

На выборах в ноябре 1919 года социалисты победили с подавляющим большинством в Болонье и Ферраре. Состоящие из социалистов городские советы убрали с ратуш национальные трехцветные флаги и водрузили на их место алые. В Ферраре они заменили еженедельный день отдыха, передвинув его с воскресенья на понедельник. Они советовали давать новорожденным детям не привычные христианские имена католических святых, а подходящие социалистические имена: Спартак, Ленин или Рибеллионе, то есть Мятежник.

Низовое отделение фашистской партии открылось в Ферраре в октябре 1920 года. Его члены встречались каждый день в кафе «Модзи» за Соборной площадью. В течение месяца туда влилось более трехсот новых членов. Одним из молодых феррарцев, вступивших в него, был Итало Бальбо. Он родился в 1896 году в деревне под Феррарой. Подростком он етрастно увлекся идеями Мадзини, был ярым его поклонником и вступил в республиканскую партию, горячо поддерживая интервенционистскую кампанию 1914–1915 годов. В армию он пошел сразу, как только Италия вступила в войну. Он отважно сражался, был отмечен наградами и страшно возмущался, слыша, что, пока он воюет за родину, социалисты проводят в Ферраре антивоенные демонстрации. В одном из писем домой Бальбо с отвращением писал об «этих негодяях местного нейтралитета», являющихся позором Феррары, и предлагал их публично высечь. Он говорил друзьям, что после войны, покончив с австрийцами, вернется в Феррару и разберется на месте с этими «иными австрияками».

В последнюю неделю войны в боях за Витторио-Венето он заслужил военный орден. После демобилизации он учился во Флоренции в университете. Вернувшись в Феррару в ноябре 1920 года, он сразу же вступил в местную фашистскую организацию. Их республиканство его не смущало. Он рвался драться «с предателями и ниспровергателями великой победы».

Бальбо и его друзья начали с того, что сорвали с ратуши и других общественных зданий красные флаги и восстановили национальный триколор. Они также избивали социалистов и коммунистов. Несколько коммунистов подкараулили группуфашистов, когда те направлялись в кафе «Модзи», и убили троих. На их похороны 20 декабря пришло 14 тысяч человек. Средний класс Феррары активно присоединялся к фашистам. Количество членов в местном отделении фашистов возросло с трехсот в ноябре до почти трех тысяч в декабре.

То же самое, хотя и в несколько меньшем масштабе, происходило и в красных твердынях, Болонье и Милане. Там тоже фашисты содрали красные флаги с общественных зданий. В Лукке, где большинство в городском совете принадлежало представителям Католической народной партии (пополари), на ратуше был вывешен белый партийный флаг. Фашисты его сорвали и водрузили национальный трехцветный.

В сельской местности, по всей долине реки По, у крупных землевладельцев возникали трудности из-за социалистов, требовавших, чтобы обширные земельные угодья были отняты у их владельцев и отданы для обработки крестьянским кооперативам. Эти социалистические кооперативы, или коллективы, были особенно активны и агрессивны в провинции Феррара, где 60 % посевных земель принадлежало примерно 20 крупным помещикам, называемым «аграриями». Самые богатые из них, такие, как Джованни Гросоли, Джу-зеппе Висентини и Вико Мантовани, являлись также директорами или крупными акционерами банков. Часть более мелких землевладельцев, а также арендаторы Мантовани и других аграриев, не хотели входить в кооперативы, предпочитая самостоятельно хозяйствовать на земле. Однако они боялись социалистов, возглавлявших сельскохозяйственные коллективы, не меньше, чем крупных помещиков. Они присоединялись к этим коллективам, но тайком сообщали аграриям, что их вынудили это сделать против воли.

Примерно к Рождеству 1920 года аграрии обратились за помощью к фашистам, а Мантовани стал личным другом Муссолини. Аграрии попросили фашистов прислать свои отряды для защиты крестьян от социалистов, укрепившихся в коллективах. Самым активным из фашистских лидеров, отправившихся с этим заданием в сельскую местность, был граф Дино Гранд и из Морено, в провинции Эмилия. Закончив юридический факультет Феррарского университета, он отслужил в армии во время войны и в двадцать пять лет присоединился к фашистам.

Фашисты прибегали не только к силе, но и к пропаганде. Они объясняли аграриям, что только ругать коллективы недостаточно. Необходимо постараться завоевать поддержку крестьян. Основным положением аграрной политики фашистов было следующее: земля должна принадлежать тем, кто на ней трудится, но никому не будет выгодно и совсем губительно для национальной экономики, если крупные поместья будут поделены на части. Они считали, что аграрии должны отдавать землю в аренду крестьянам за разумную плату. Фашисты убедили аграриев, что это лучшее, на что они могут надеяться, и аграрии были удовлетворены таким предложением.

Отряды Гранди избивали социалистов в коллективах. Точно так же как социалисты вынудили многих крестьян вступить в кооперативы, так и фашисты Гранди заставляли крестьян покидать их кооперативы. Гранди и его команде потребовалось совсем немного времени, чтобы крестьяне стали бояться фашистов больше, чем социалистов. К весне 1921 года сельскохозяйственные коллективы были уничтожены.

Сквадристов Гранди и Бальбо объединяло чувство товарищества, в большинстве случаев «окопное братство». Руководителей отрядов они выбирали, но не формальным голосованием, а после всеобщего одобрения. Они пели зажигательные песни вроде «К оружию, к оружию, фашисты!», в которых говорилось о том, как дерутся они с большевиками. Их главной песней стала «Джовинецца» («Юность»). Написанная еще до Первой мировой войны, она была тогда песней молодежных походов. В войну ее пели в окопах. Фашисты присвоили ее себе, переделав слова. Теперь в ней были такие слова: «В фашизме спасение нашей свободы».

23 января 1921 года Бальбо впервые вывел фашистов города Феррары в рейд по окрестностям. За этим последовало множество более мелких рейдов в феврале и в марте. Онимаршировали по деревням в радиусе двадцати пяти миль от Феррары, избивая, а иногда и убивая социалистов, сжигая редакции их газет, помещения, где они собирались, и штабы низовых отделений Социалистической партии. Иногда они только тревожили социалистов, выкрикивая им вслед непристойные оскорбления, проносясь мимо них на мотоциклах.

Иногда фашисты заставляли социалистов и коммунистов пить касторку, вызывая страшнейший понос. Бывшие фронтовики прекрасно знали ее действие по армии, где медики регулярно ею пользовались. Широко распространено мнение, что идея применять касторку принадлежала Бальбо, но доказательств этому нет. Касторка привлекла всеобщее внимание из-за неожиданности и зверской грубости такого воздействия. Вместе с тем апологеты фашизма, начиная с Маргериты Сарфатти в 1925 году и кончая итальянскими и британскими комментаторами событий тех лет в 1997 году, восхваляли это средство в отличие от более жестоких мер, применявшихся большевиками в России и нацистами в Германии. Они игнорируют тот факт, что у фашистов касторка была не основным методом. Главным их оружием были поджоги. С января по март они провели пятьдесят семь рейдов и сожгли дотла двадцать пять зданий, убили 12 социалистов, при этом несколько фашистов было также убито. Власти почти ничего не делали для того, чтобы их остановить. Множество полицейских сочувствовали им из-за ненависти к большевизму.

В феврале 1921 года в Палате депутатов социалисты и коммунисты подняли вопрос о полицейском потворстве фашистам. Социалисты предложили резолюцию, в которой выражалось сожаление, что правительство и местные власти ничего не предпринимали, чтобы остановить организованное насилие в Эмилии, которое ведет к гражданской войне, и защитить жертвы террора. Резолюцию выдвинул депутат-социалист Джакомо Маттеотти, вечно раздражавший оппонентов вызывающей дерзостью своих выражений. Несколько депутатов-консерваторов выступили в поддержку фашистов. Правда, один оратор признал, что некоторые фашисты зашли слишком далеко, но назвал их патриотами, которые дрались за свою страну и теперь «полны решимости защитить плоды своей победы от большевизма». Им просто приходится действовать, так как премьер-министр Джолитти оказался не способным предотвратить социалистическое насилие и захват фабрик в сентябре 1920 года.

Джолитти вмешался в дебаты. Он доказывал, что, если бы прибег к силе во время захвата фабрик, это привело бы к многочисленным жертвам. Однако он ничего не сказал о насилиях фашистов в Эмилии, кроме невнятных заверений, что все совершенные преступления будут расследованы в судебном порядке. Все партии, за исключением социалистов и коммунистов, проголосовали против предложенной резолюции, которая и была провалена большинством в 159 голосов.

В статье, озаглавленной «Ложь», в газете «Иль пополо д' Италия» Муссолини защищал действия фашистских отрядов и ругал речь Маттеотти, назвав его не «достопочтенный Маттеотти», как обычно обращались друг к другу члены Палаты депутатов, а «малопочтенный Маттеотти». Впрочем, в дальнейшем тексте статьи он называл его, как полагается. Муссолини писал далее, что в Ферраре было убито четверо фашистов, в Болонье – двое, в Модене – один и еще много было ранено в других городах и районах Италии.

Три недели спустя он разъяснил позицию фашистов в отношении насилия. Для фашистов насилие – не каприз, а хирургическая необходимость, возможно, печальная. Насилие является жизненной реальностью, но, как и все другие аспекты жизни, должно удерживаться в определенных рамках. Оно должно быть исключением, а не правилом, не вызывающим, а рыцарственным, в отличие от трусливого насилия социалистов, когда тысячи нападают на одного человека. Оно должно быть тонким и разумным, а не грубым и свирепым. Оно должно быть насилием воинов, а не хулиганов. Фашисты прибегают к насилию не ради личного мщения, но ради защиты нации.

Малатеста и ряд других анархистов были арестованы за призывы к насилию во время захвата фабрик. Несколькоанархистских групп решили отплатить фашистам и буржуазии за арест своих лидеров и фашистские атаки на пролетариат. 21 марта 1921 года молодой анархист Бьяджо Мази явился в дом Муссолини на Форо Буонапарте в Милане с намерением его застрелить. Муссолини не было дома, так что Мази пришел на следующий день и заговорил с Муссолини. Но Муссолини был окружен товарищами, и Мази счел момент для покушения неподходящим. Он покинул Милан и отправился в Триест, где рассказал приятелю о своей неудачной попытке убийства Муссолини. Приятель сообщил об этом триестской полиции, и Мази был арестован.

Однако к тому времени, как сообщение о провалившейся попытке было опубликовано на страницах «Иль пополо д'Италия», за дело взялись другие, более решительные, анархисты. Небольшая группа, действовавшая независимо от Малатесты, спрятала бомбы в разных зданиях Милана, в том числе на электростанции и в театре «Диана». Бомба в театре взорвалась во время представления, было убито 18 зрителей и много ранено. Миланцы были страшно возмущены. Муссолини осветил и умело использовал этот взрыв на страницах «Иль пополо д'Италия». «Кровь, пролившаяся прошлым вечером, кровь людей, не имевших никакого отношения к политическим баталиям, кровь маленьких людей, кровь пролетариата, кровь женщин и детей вопиет о мщении. Мы выражаем глубокое сердечное соболезнование убитым и раненым и ждем отклика народной справедливости». Фашистские отряды напали на редакцию газеты Малатесты «Уманита нуова» («Новое человечество») и разгромили ее. Угрозы возможного уничтожения типографии привели к тому, что выпуск этой газеты был прекращен.

Злодеяние в театре «Диана» заклеймила практически вся итальянская печать. Однако туринская коммунистическая газета «Ордине нуово» («Новый порядок»), в свою очередь, заклеймила лицемерие тех, кто, возмущаясь смертями в театре «Диана», не выразил никакого сожаления по поводу убийств фашистами крестьян близ Болоньи, Феррары и в других местах. Муссолини ответил, что нет никакого сравнения междусхватками под Болоньей и Феррарой, где фашисты и социалисты убивают друг друга в честной борьбе, и преступным убийством в театре «Диана». Он не станет винить отца пятилетней девочки, убитой взрывом бомбы в театре, если тот отправится в Турин, чтобы отомстить апологетам убийства своей дочери. Когда депутат-социалист Каньони занял ту же позицию по поводу взрыва в театре «Диана», что и коммунистическая «Ордине нуово», Муссолини заявил, что лицо Каньони должно стать «национальной плевательницей». Он обвинил Итальянскую коммунистическую партию в симпатиях к террористам. «Фашисты ответят на эту коммунистическую провокацию огнем и свинцом, и 18 невинных жертв, погибших в «Диане», будут сражаться рядом с ними».

* * *

В апреле 1921 года Джолитти, измученный постоянной критикой и политическими маневрами всех партий в Палате, решил просить короля о роспуске парламента и проведении всеобщих выборов. Впоследствии его сторонники и противники сочли это грубейшей политической ошибкой с его стороны, приведшей к ужасающим последствиям для Италии. Муссолини выставил фашистских кандидатов по всей стране. Сам он выдвигался в Милане. Крупнейший землевладелец и банкир Мантовани также шел на выборы как кандидат от фашистов.

Муссолини открыл фашистскую избирательную кампанию 3 апреля в «Гранд-театре» Болоньи. В своей речи он говорил о депутате-коммунисте Франческо Мизиано, который во время войны был дезертиром, так как не хотел сражаться в империалистической войне, но тем не менее потом, в ноябре 1919 года, возглавил список победивших на выборах и в Турине, и в Неаполе. Когда он упомянул имя дезертира Мизиано, аудитория взревела: «Смерть Мизиано!»

За время шестинедельной избирательной кампании Муссолини почти каждый день выступал на митингах по всей Северной Италии. Он апеллировал к страху большевизма в среднем классе и патриотизму, точнее национализму, рабочих. Он говорил о Данте, Галилее, Верди, Мадзини, Гарибальди, Д'Аннунцио, о победе под Витторио-Венето. Он заявлял, что не верит, будто пролетариат благородной итальянской нации станет поддерживать тех, кто кричал «Добро пожаловать, немцы!» и «Да здравствует Австрия!». Какой интернационализм им предлагают? Амстердамский, московский или венский? (Имелся в виду Второй Интернационал, провозглашенный в Амстердаме, Третий Интернационал – в Москве и «двухсполовинный» – в Вене). Он гордо называл количество морских и армейских офицеров, ставших фашистскими кандидатами. Муссолини четко заявлял, что он республиканец. В страшные первые 10 месяцев после окончания войны многие кричали «Да здравствует Ленин! Долой короля!», но фашисты кричали «Да здравствует Италия!». Сегодня фашисты вновь кричат не «Да здравствует король!», а «Да здравствует Италия!». Он говорил, что итальянский фашизм верит в социализм национальный.

Во время избирательной кампании насилие вспыхнуло с новой силой. Муссолини в речах сообщал, что убито 40 фашистов, рассказывал о некоторых подобных случаях, в том числе о молодом человеке, убитом на глазах у матери в Новаре. Социалисты, со своей стороны, жаловались на насилия фашистов и утверждали, что многие рабочие боятся голосовать за социалистов из-за фашистских угроз.

Результаты выборов стали триумфом фашистов. Количество голосов, поданных за социалистов, упало на 30 %, но, согласно действовавшей избирательной системе, не сильно отразилось на составе Палаты. Социалисты утратили 34 места из 156, выигранных в 1919 году до их разрыва с коммунистами. В 1921-м они имели 122 места, а коммунисты – 16. Пополари, представлявшие Католическую народную партию, приобрели еще 6 мест, так что их силы увеличились со 101 до 107. Республиканцы, консерваторы, националисты и либералы, а также несколько меньших партий в сумме набрали 252 места. Фашисты, не имевшие депутатов в предыдущем составе Палаты, в 1921 году выиграли 38 мест. Одним из новых депутатов-фашистов был Муссолини. Кроме него, туда вошли Мантовани, Гранди, Чезаре Де Векки из Турина и Роберто Фариначчи из Кремоны. После некоторых раздумий Муссолини решил, что фашистские депутаты должны сидеть в Палате на крайних правых местах. Правее консерваторов.

Дезертир Мизиано вновь был избран в Турине и Неаполе. 15 июня, в день открытия новой Палаты, депутаты-фашисты насильно вывели его из Монтеситорио (здания парламента в Риме). Несколько лет спустя Де Векки гордо описывал, как это было проделано. Де Векки и Сильвио Гай разыскали его в фойе. Мизиано сидел на диване. Гай приказал ему покинуть Монтеситорио. Мизиано ответил, что имеет право находиться здесь, так как законно избран своими избирателями. Гай заколебался, так как понимал, что закон на стороне Мизиано, но Де Векки схватил Мизиано за шиворот и, подняв на ноги, заявил ему, что тот не смеет вызывать тошноту депутатов своим мерзким присутствием. «Плюнув ему в лицо, я потащил его по коридору», – пишет Де Векки. Подошли еще пять или шесть фашистских депутатов во главе с Альфредо Мизури и Франческо Джунта. Они докончили начатое Де Векки: потащили Мизиано за воротник к выходу. Джунта дал ему сильного пинка, от которого тот скатился по ступеням на улицу, где стоял караул королевской гвардии. Гвардейцы помогли Мизиано подняться на ноги и защитили его от дальнейших надругательств. К тому времени другие депутаты-коммунисты начали протестовать в Палате против того, как обошлись с их коллегой. Громче всех протестовал Бомбаччи, бывший в тот момент лидером парламентской фракции коммунистической партии. Он заявил, что Мизиано поступил правильно, став дезертиром в империалистической войне.

Депутаты-коммунисты потребовали, чтобы напавшие на Мизиано были признаны виновными в нарушении статуса депутата и изгнаны из Палаты. Однако католические депутаты (пополари), в том числе вновь избранный Альенде Де Гаспери, а также депутаты всех партий правого крыла отклонили эти требования и провели резолюцию не допускать в Палату Мизиано, пока трибунал в Палермо не решит, можетли он быть признан депутатом. Эту точку зрения рьяно отстаивал в страстной речи депутат от националистов Рафаэле Паолуччи, герой войны. Его костюм украшали многочисленные ордена и медали. Он сказал, что солдаты, три года сражавшиеся за свою родину, вернулись домой после войны, не проходя под триумфальными арками, как они надеялись, а пробираясь тайком по ночам, из-за страха, что их убьют или искалечат социалистические предатели и дезертиры. Все депутаты, за исключением коммунистов и социалистов, проголосовали за удаление Мизиано.

Муссолини не участвовал в нападении на Мизиано. Одной из черт его политики как руководителя было оставаться несколько поодаль, в стороне от своих соратников. Он не братался с другими депутатами и появлялся в Монтеситорио относительно редко – лишь тогда, когда хотел участвовать в дебатах. Однако в статье в «Иль пополо д'Италия», оправдывая изгнание Мизиано, он разъяснял, что депутаты-фашисты прибегли к насилию в отношении Мизиано, так как не могли вместе со всем итальянским народом допустить, чтобы в Палате заседал дезертир. Но, предприняв эти справедливые и необходимые действия, фашистские депутаты больше не станут прибегать к насилию и отныне будут соблюдать все принятые в Палате правила достойного поведения. А Мизиано после того, чему он подвергся, не рискнет вновь появиться в Монтеситорио.