Текст книги "Дай пять "

Автор книги: Джанет Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Аксел менял колеса. Ого! В голове заработали шестеренки.

– Фред не казался больным или встревоженным? Он не говорил, что, может, собирался еще куда?

– Он был… расстроен. Сказал, что у него намечается что–то грандиозное.

– Что–нибудь еще он по этому поводу говорил?

– Нет. Но у меня сложилось впечатление, что речь шла о мусорной компании. У него были проблемы с их счетом. Что–то с тем, что компьютер удалил его имя из списка клиентов. И Фред говорил, что у него на них кое–что имеется, улики какие–то, и он с них три шкуры сдерет. В точности так и сказал: «сдеру три шкуры». Полагаю, он так и не дошел до мусорной компании.

– Откуда вы знаете, что он там не был? – спросила я Уинни.

Уинни, кажется, удивилась вопросу:

– Все это знают.

В Бурге секретов нет.

– Еще одно, – добавила я. – Я нашла несколько фотографий в столе дяди Фреда. Он когда–нибудь упоминал вам про какие–нибудь снимки?

– Нет. Не могу припомнить ничего такого. Это семейные фото?

– Снимки мусорного мешка. И на некоторых фотографиях можно видеть содержимое.

– Нет. Я бы такое запомнила.

Я заглянула внутрь маленького чистенького домика поверх ее плеча. Мужа на виду не было.

– Аксел дома?

– Он в парке гуляет с собакой.

Я вернулась в «бьюик» и проехала два квартала до парка. Это был клочок ухоженной травы в два квартала длиной и квартал в ширину. Среди травы находились несколько скамеек, клумб, больших деревьев, а в конце – небольшая детская площадка.

Вычислить Аксела Блэка не составляло труда. Он сидел на скамейке, погруженный в свои думы, рядом сидела собака. Собачонка смахивала на маленькую дворняжку, сидела тут же, вытаращив глаза, и имела большое сходство с хозяином. Отличие состояло в том, что Аксел носил очки, а у собачонки имелись волосы.

Я припарковала машину и подошла к ним. Никто не шевельнулся, даже когда я встала прямо пере ними.

– Аксел Блэк? – спросила я.

Он поднял глаза на меня:

– Да?

Я представилась и дала ему свою карточку.

– Я ищу Фреда Шутца, – сообщила я. – И расспрашиваю некоторых пенсионеров, которые могли бы его знать.

– Готов спорить, что они вам наплели в три короба, – заметил Аксел. – Старина Фред был еще той личностью. Самым большим скупердяем, которые когда–либо топтали землю. Торговался за каждый цент. Никогда ни во что не вкладывал. И воображал себя Ромео. Всегда клеился к каким–то женщинам.

– Не похоже, что вы от него в восторге.

– Бесполезный мужик, – продолжил Аксел. – Не пожелаю ему ничего дурного, но он мне не сильно нравится. По правде сказать, он изворотливая сволочь.

– У вас есть соображения, что с ним случилось?

– Думаю, он мог уделить слишком много внимания не тем женщинам.

Я не могла не подумать, что возможно под «не теми женщинами» он имеет в виду Уинни. А может, он переехал дядю Фреда своим «крайслером», подобрал труп, засунул в багажник и выкинул в реку.

Но это не объясняло наличие фотографий, но, может быть, снимки не имели ничего общего с исчезновением дяди Фреда.

– Ну, если вспомните что–нибудь, дайте мне знать, – сказала я напоследок.

– Уж точно, – заверил Аксел.

Следующими в моем списке значились сыновья дядюшки Фреда, Рональд и Уолтер. Рональд работал мастером на конвейере на колбасной фабрике. Уолтер и его жена владели круглосуточным магазинчиком на Ховард–стрит. Я подумала, что не помешает поговорить с Рональдом и Уолтером. По большей части затем, чтобы было что ответить, когда матушка спросит, что же я предпринимала, чтобы найти дядюшку Фреда.

Уолтер и Джин назвали свой магазин «Покупка за раз». Он находился через дорогу от круглосуточного супермаркета, и их давным–давно вытеснили бы из бизнеса, если бы не факт, что за раз клиенты могли здесь купить мясной хлеб, сыграть в лотерею и поставить двадцать долларов на какие–нибудь предстоящие лошадиные бега.

Уолтер сидел за кассой и читал газету, когда я вошла в магазин. Была первая половина дня, и в магазине было пусто. Уолтер отложил газету и встал.

– Ты нашла его?

– Нет. Простите.

Он перевел дух:

– Боже. Я подумал, что ты пришла сообщить, что он умер.

– Думаете, он мертв?

– Не знаю, что и думать. Вначале я посчитал, что он просто где–то заблудился. Получил еще один удар или вроде того. Но сейчас я так не думаю. Ничего из этого не имеет смысла.

– Вы знаете что–нибудь о проблемах, которые были у дяди Фреда с компанией по уборке мусора?

– У отца со всеми были проблемы, – заметил Уолтер.

Я попрощалась с Уолтером, завела «бьюик» и поехала через центр к колбасной фабрике. Там припарковалась на стоянке для посетителей, вошла в здание и попросила женщину за стойкой передать записку Рональду.

Рональд вышел несколько минут спустя.

– Полагаю, ты насчет отца, – сказал он. – Как мило с твоей стороны помогать нам его искать. Не могу поверить, что он до сих пор не объявился.

– У вас есть какие–нибудь версии?

– Нет таких, чтобы мне хотелось говорить о них вслух.

– Женщины в его жизни?

Рональд помотал головой.

– Он еще тот фрукт. Недостойно, что они появляются, и никогда он не мог удержать член в штанах. Я не знаю, работает ли у него «зажигание» в старом движке, но он все еще шляется по бабам. Боже, ему же семьдесят два.

– Вы знаете что–нибудь о разногласиях с мусорной компанией?

– Нет, но он с год уже судится со своей страховой компанией.

Глава 3

Я покинула стоянку колбасной фабрики и поехала через центр. Было почти пять часов, и государственные служащие заполонили дороги. Это одна из замечательных вещей в Трентоне. Если тебе нужно попрактиковаться в итальянских выразительных жестах, здесь нет нехватки достойных этого чинуш.

Я сделала короткую остановку в квартире, чтобы навести на себя напоследок кое–какой лоск. Добавила еще слой туши, взбила волосы и отчалила.

Когда я добралась до заведения Пино, Морелли торчал в баре. Сидел он спиной ко мне, погруженный в свои мысли, поставив локти на стойку и склонив голову над пивом. На нем были джинсы, кроссовки и зеленая клетчатая фланелевая рубашка поверх футболки с логотипом гимнастического зала Голда. Женщина в противоположном конце бара наблюдала за ним в зеркало на задней стенке. Сейчас женщины так поступают. Наблюдают и испытывают любопытство. Когда он был моложе, и черты его нежнее, женщины больше, чем наблюдали. Когда он был моложе, мамаши в масштабе штата предостерегали своих дочек насчет Морелли. И когда он был моложе, дочки в масштабах штата плевали на то, что говорили им мамаши. Сейчас черты Морелли стали более угловатыми. Глаза менее приветливыми при виде незнакомцев. Включая женщин. Поэтому женщины наблюдали, и им было любопытно, каково это связаться с Морелли.

Конечно, я–то знала, каково это с Морелли. Морелли просто кудесник.

Я поставила рядом с ним стул и просигналила бармену «будь добр, пива».

Морелли кинул на меня оценивающий взгляд, в тусклом свете бара чернели широкие зрачки.

– Деловой костюм и каблуки, – заметил он. – Что означает: либо поминки, либо ищешь работу и идешь на собеседование, либо пытаешься надуть какую–нибудь добрую старушку, выуживая у нее сведения помимо ее воли.

– Пункт номер три.

– Дай догадаюсь… это имеет отношение к твоему дядюшке Фреду.

– Бинго.

– И как, удачно?

– Трудно сказать. Ты знал, что дядя Фред изменял жене? У него была подружка.

Морелли оскалил зубы:

– Фред Шутц? Черт возьми, это вдохновляет.

Я закатила глаза.

Он взял наши стаканы с пивом и пошел к столикам.

– На месте Мейбл, я бы был счастлив, что Фред болтается где–то еще, – произнес он. – Не думаю, что с Фредом очень весело живется.

– Особенно с тех пор, как у него завелась привычка коллекционировать фотографии расчлененных тел.

– Я отдал снимки Арни. Он не выглядел счастливым. Полагаю, он надеялся, что Фреда нашли бы, путешествующим автостопом до Клокнер Бульвар.

– Арни собирается с этим что–нибудь делать?

– Наверно, вернется и еще раз побеседует с Мейбл. Прогонит фото через систему, чтобы поглядеть, вдруг что–то всплывет.

– Но ты–то их уже прогнал?

– Ага. Но ничего не нашел.

Заведение Пино не отличалось замысловатостью. В определенное время дня бар наводняли копы, расслаблявшиеся после смены. В другие часы установленные в стороне обеденные столики заполняли семьи Бурга. А между этими периодами времени бар служил прибежищем для нескольких стойких пьянчуг, а кухню захватывали тараканы, огромные, как амбарные коты. Я посещала «У Пино», несмотря на слухи о тараканах, потому что Энтони Пино пек лучшую пиццу в Трентоне. А может быть и во всем Джерси.

Морелли сделал заказ и откинулся на спинку стула.

– Насколько дружественно ты ко мне расположена?

– А что у тебя на уме?

– Свидание.

– Я думала, что этосвидание.

– Нет. Это просто обед, а я спрашиваю тебя о свидании.

Я отхлебнула пиво:

– Должно быть, еще то свидание.

– Речь о свадьбе.

Я выпрямилась на стуле:

– Речь ведь не о моей свадьбе?

– Нет, если в твоей жизни не происходит чего–то, о чем я не знаю.

Я облегченно выдохнула:

– Ой–ей–ей. На минуту я забеспокоилась.

Морелли выглядел раздосадованным:

– Ты хочешь сказать, что если бы я попросил тебя выйти за меня замуж, то получил бы такую реакцию?

– Ну, да.

– Я думал, ты хотела выйти замуж. Я–то считал, что поэтому мы и перестали спать вместе… потому что ты не хотела секса без свадьбы.

Я наклонилась над столом и подняла одну бровь, глядя ему в глаза:

– Ты хочешь жениться?

– Нет. Я не хочу жениться. Мы это уже проходили.

– Тогда моя реакция значения не имеет, так?

– Черт, – сдался Морелли. – Мне нужно еще пива.

– Так что там насчет свадьбы?

– В субботу выходит замуж моя кузина Джули, и мне нужно с кем–нибудь пойти.

– Ты сообщаешь мне за четыре дня до свадьбы? Я не смогу приготовится к свадьбе за четыре дня. Мне нужны новые платье и туфли. Посетить салон красоты. Как я успею все это за четыре дня?

– Ладно, да пошло оно все к черту, мы не пойдем, – разозлился Морелли.

– Полагаю, я смогла бы обойтись без салона красоты, но мне точно нужны новые туфли.

– На каблуках, – добавил Морелли. – Высоченные шпильки.

Я повертела стакан с пивом:

– Я ведь не твой последний шанс, а?

– Ты мой единственный шанс. Если бы мать не напомнила мне сегодня утром, я бы вообще не вспомнил про эту свадьбу. Это дело, которое я веду, оно достало меня.

– Хочешь об этом поговорить?

– Последнее, что хочу сделать.

– Как насчет дяди Фреда, хочешь еще о нем поговорить?

– О плейбое–то?

– Ага. Не понимаю, как он мог вот так взять и исчезнуть.

– Люди все время исчезают, – утешил Морелли. – Они садятся в автобус и начинают жизнь заново. Или прыгают с моста и всплывают с приливом. Иногда другие люди помогают им исчезнуть.

– Это же старикашка семидесяти с лишним лет, который такой скряга, что не раскошелится на автобусный билет и не проедет лишних пару миль, чтобы найти мост. Он оставил белье из химчистки в машине. И исчез в разгар беготни по хозяйственным делам.

Мы оба разом замолчали, когда на стол нам водрузили пиццу.

– Он только что вышел из банка, – продолжил Морелли, когда мы остались одни. – Сам он старик. Легкая мишень. Кто–нибудь мог подъехать к нему и силой усадить в машину.

– Следов борьбы не обнаружено.

– Это не значит, что ее не было.

Я переваривала это утверждение, пока ела пиццу. В результате родились кое–какие мыслишки, и они мне не пришлись по душе.

Я рассказала Морелли о моем разговоре с Уинни Блэк.

– Она знала что–нибудь о снимках?

– Нет.

– Еще одно, – произнес Морелли. – Хотел поговорить с тобой насчет Бенито Рамиреза.

Я оторвала взгляд от пиццы. Бенито Рамирез был профессиональным боксером–тяжеловесом из Трентона. Его любимым занятием значилось наказывать людей, и тут он не ограничивался пределами ринга. Особенно любил поколачивать женский пол. Нравилось ему слушать, как женщины умоляют, пока он ставил на них свое личное клеймо болезненных мук. На поверку некоторые из этих страданий кончались смертью, но всегда существовал лагерь поклонников, готовых выдать посмертное доверие худшим из преступлений Рамиреза. С ним я столкнулась, когда занималась своим первым делом в качестве охотника за головами и поспособствовала в том, что его упрятали за решетку. Для Лулы его посадили недостаточно быстро. Рамирез успел почти прикончить ее. Он изнасиловал ее, избил и порезал. А потом оставил голую истекать кровью на моей пожарной лестнице мне в назидание.

– Что насчет Рамиреза? – спросила я Морелли.

– Его выпустили.

– Выпустили откуда?

– Из тюряги.

– Что? Ты хочешь сказать, что он вышел из тюрьмы? Он почти убил Лулу. И участвовал в куче других убийств.

Не говоря уже о том, что он преследовал и угрожал мне.

– Его освободили досрочно, назначив общественные работы и психиатрическую консультацию. – Морелли сделал перерыв на еще один кусок пиццы. – У него очень хороший адвокат.

Морелли сообщил это, как свершившийся факт, но я знала, что он не чувствовал смирение перед этим свершившимся фактом. Он надел свою полицейскую личину. Ту, которая скрывает все эмоции. При которой вот этот жесткий непроницаемый взгляд.

Я изобразила, что увлечена едой. Словно новости меня не слишком обеспокоили. Когда фактически из желудка к горлу поднималась тошнота.

– Когда это произошло? – спросила я Морелли.

– Вчера.

– И он в городе?

– Как всегда. Работает в гимнастическом зале на Старк.

Большой мужчина, сказала миссис Бестлер. Афроамериканец. Вежливый. Шатался по моему холлу. Боже милосердный, это мог быть Рамирез.

– Если ты заподозришь, что он болтается где–то рядом с тобой, я хочу об этом знать, – заявил Морелли.

Я запихала в рот еще кусок пиццы, но с трудом могла проглотить.

– Конечно.

Мы прикончили пиццу и попивали не спеша кофе.

– Может, тебе стоит провести эту ночь со мной, – предложил Морелли. – Просто на случай, если Рамирез решит заглянуть.

Я знала, что помимо моей безопасности, у Морелли на уме еще кое–что. Предложение звучало заманчиво. Но я уже прокатилась на этом автобусе, и, кажется, этот маршрут ведет в никуда.

– Не могу, – сказала я. – Сегодня ночью я работаю.

– Я думал, у вас застой.

– Это не для Винни. Я работаю на Рейнджера.

Морелли чуть скривился:

– Боюсь даже спрашивать.

– Ничего незаконного. Это работа в охране.

– Как всегда, – заметил Морелли. – Рейнджер вечно на страже. Рейнджер охраняет все маленькие страны третьего мира.

– Это не имеет ничего общего с торговлей оружием. Здесь все законно. Мы обеспечивает охрану на входе в квартирный дом на Слоун.

– Слоун? Ты с ума сошла? Слоун – это же прифронтовая зона.

– Вот потому там и требуется полицейская охрана.

– Здорово. Так пусть Рейнджер привлечет кого–нибудь еще. Поверь мне, ты не захочешь искать парковку на Слоун посреди ночи.

– Я не собираюсь искать парковку. Меня подбросит Танк.

– Ты работаешь с парнем по кличке Танк?

– Он огромный.

– Черт, – выругался Морелли. – Мне пришлось влюбиться в женщину, которая работает на пару с парнем по кличке Танк.

– Ты любишь меня?

– Конечно, я люблю тебя. Просто я не хочу на тебе жениться.

* * * * *

Я вышла из лифта и увидела его, сидящего в холле рядом с моей дверью. И узнала в нем парня, навещавшего Мейбл. Я сунула руку в сумку и поискала газовый баллончик. На всякий случай. Минуту или две я рылась в сумке, натыкаясь на губные помады, бигуди, электрошокер. Газового баллончика как не бывало.

– Или ты ищешь ключи или газовый баллончик, – заметил парень, поднимаясь с пола. – Давай, помогу. Вот.

Он полез в карман, достал баллончик и кинул мне.

– Пользуйся на здоровье, – сказал он. И толчком открыл передо мной дверь.

– Как ты это сделал? Дверь же была заперта.

– Талант от бога, – пояснил он. – Решил, что сэкономлю время, если обыщу перед твоим приходом квартиру.

Я потрясла спрей, чтобы удостовериться в его рабочем состоянии.

– Эй, только не лезь в бутылку, – предупредил он. – Я ничего не разбил. Хотя, должен признаться, мне доставило удовольствие порыться в твоем нижнем белье.

Чутье подсказывало, что он развлекается на мой счет. В душе я не сомневалась, что он прошерстил мою квартиру, а вот насчет его длительного копания в моем белье сомнения у меня присутствовали. Дело в том, что у меня его немного, а что имеется, не отличается особой экзотичностью. Но все равно я почувствовала себя оскверненной и пшикнула бы ему в физиономию струю, доверяй я спрею, который держала в руке. В конце концов, это был его баллончик.

Он поразился.

– Что, ты не хочешь меня спросить о чем–нибудь? Типа узнать, как меня зовут? Или поинтересоваться, зачем я здесь?

– Ну так скажи.

– Не здесь, – произнес он. – Давай зайдем и присядем. У меня был трудный день.

– Забудь об этом. Рассказывай тут.

– Не выйдет. Я хочу зайти. Это куда цивилизованней. Словно мы друзья.

– Никакие мы не друзья. И если ты не скажешь мне прямо сейчас, я на тебя пшикну газом.

Он был примерно моего роста, пять футов семь дюймов, и скроен, как пожарный кран. Возраст определить трудно. Может, ближе к сорока. Каштановые волосы с залысинами. Брови, будто перекормленные стероидами. Одет в потрепанные кроссовки, черные джинсы «левайз» и хлопчатобумажную трикотажную рубашку темно–серого цвета.

Он с великим сожалением вздохнул и вытащил из–под рубашки тридцать восьмой калибр.

– Применять газовый баллончик плохая идея, потому что тогда мне придется тебя пристрелить, – сообщил он.

Желудок провалился, а сердечко стало колотиться в грудную клетку. Я подумала о фотографиях, и как кто–то напросился на убийство и расчлененку. И к этому как–то причастен дядя Фред. А сейчас и я тоже. И существовала обоснованная вероятность, что меня держал на мушке парень, который имел прямое отношение к сфотографированному мусорному мешку.

– Если ты застрелишь меня, мои соседи с тебя не слезут, – предупредила я.

– Прекрасно. Тогда я их тоже застрелю.

Идея, что он кого–нибудь застрелит, особенно меня, мне не пришлась по вкусу, поэтому мы вошли в квартиру.

– Вот так–то лучше, – произнес он, направился в кухню, открыл холодильник и достал пиво.

– Откуда здесь взялось пиво?

– Откуда, откуда… От меня. Где, по–твоему, тут пивная фея? Леди, тебе нужно купить продуктов. Так жить – вредно для здоровья.

– Кто ты такой?

Он сунул пистолет за пояс джинсов и протянул руку:

– Торчок.

– Что это за имя такое – Торчок?

– Да в детстве у меня вечно высовывалось нижнее белье.

Тьфу.

– А настоящее имя у тебя есть?

– Ага, только тебе его ни к чему знать. Все зовут меня Торчок.

Сейчас, когда на меня не был наставлен пистолет, я чувствовала себя гораздо лучше. Настолько, что почувствовала любопытство.

– Так что за деловая сделка у вас с дядюшкой Фредом?

– Ну, дело в том, что Фред должен мне кое–какие деньги.

– Как же.

– И я хочу вернуть долг.

– Удачи.

Он отхлебнул полбутылки пива.

– Сейчас, полагаю, ситуация не ахти.

– Как получилось, что дядя Фред задолжал тебе?

– Фред любит время от времени поиграть в лошадки.

– Ты хочешь сказать, что ты букмекер дяди Фреда?

– Ага, именно это я и хочу сказать.

– Я тебе не верю. Дядя Фред сроду не был игроком.

– Откуда тебе знать?

– Кроме того, ты не похож на букмекера, – выразила я сомнение.

– Как выглядят букмекеры?

– По–другому.

Более респектабельно.

– Я так соображаю: ты ищешь Фреда и я ищу Фреда. Может, мы могли бы поискать его вместе.

– Конечно.

– Видишь, все не так уж сложно.

– Сейчас ты уйдешь?

– Если ты не хочешь, чтобы я остался и посмотрел телевизор.

– Нет.

– В любом случае, лучшее кино я уже посмотрел, – сказал он.

* * * * *

В 12:30 я уже была внизу и ждала Танка. Меня уже одолевали дремота и отчасти тревога. Я переоделась в черные джинсы, черную футболку, натянула бейсболку «морского котика» Рейнджера и черную куртку с надписью ОХРАНА. По требованию Рейнджера пристегнула к ремню оружие, а в сумке лежали другие предметы первой необходимости – электрошокер, газовый баллончик, фонарик и наручники.

В это время ночи парковка производила зловещее впечатление. Машины пенсионеров крепко спали, а капоты и крыши отражали галогеновый свет. Асфальтовое покрытие отливало ртутью. В одноэтажных домиках за моим зданием было тихо и темно. На Сент–Джеймс изредка слышался шум проезжающего транспорта. На углу вспыхнули фары, и на мою стоянку свернул автомобиль. На мгновение у меня свело живот от панической мысли, что это мог быть Бенито Рамирез, а не Танк. Я приготовилась к атаке, помня об оружии на бедре, уговаривая себя, что я крутая, плохая и опасная женщина, с которой не стоит связываться. Давай, только сунься, гад, подумала я. Ага, точно. Если обернется так, что это окажется Рамирез, я наверняка намочу трусы и с воплями убегу в дом.

Машина была черной и сияющей. Какой–то внедорожник. Он развернулся и остановился передо мной, со стороны водителя опустилось стекло.

Выглянул Танк:

– Готова к рок–н–роллу?

Я села на сиденье рядом с ним и пристегнула ремень.

– А что, ждешь сегодня какой–то большой рок–н–ролл?

– Да ничего не жду. Работать в эту смену – все равно, что наблюдать, как растет трава.

Какое облегчение. Я и так по этому поводу слишком много ломала голову, и мне не особенно хотелось наблюдать Танка в деле. Даже больше: я не хотела наблюдать в деле себя.

– Не думаю, что ты знаешь букмекера по имени Торчок. Я права?

– Торчок? Нет. Никогда о таком не слышал. Он местный?

– В общем–то, я не уверена.

Поездка через город прошла спокойно. Перед многоквартирным зданием на Слоун–стрит у тротуара стоял лишь один автомобиль. Это был еще один новенький черный внедорожник. Танк припарковался за ним. За пределами этого здания вдоль бордюра по обе стороны улицы выстроились машины.

– Одна из причин, по которой нам нравится приводить в исполнение закон, это запрет стоянки машин перед зданием, – поделился Танк. – Всегда четко и ясно. Жители паркуются позади дома. А здесь у входа разрешается стоянка только служебного транспорта.

– А если кто–нибудь захочет тут встать?

– Мы это не одобряем.

Мягко сказано.

В вестибюле торчали двое мужчин. Они были облачены с ног до головы в черное с надписью ОХРАНА на куртках. Один вышел вперед, когда мы появились, и открыл дверь.

Танк вошел и огляделся:

– Что–нибудь случилось?

– Ничего. Всю ночь тишина.

– Когда последний раз делал обход?

– В двенадцать.

Танк кивнул.

Мужики собрали свои пожитки: большой переносной холодильник, книгу и спортивную сумку, и вышли в дверь. С минуту они постояли на улице, оценивая обстановку, потом забрались в свой внедорожник и уехали.

У дальней стены располагались маленький столик и два раскладных стула, так, чтобы охрана видела одновременно дверь и лестницы. На столике лежали два переговорных устройства.

Танк закрыл дверь, взял одну из раций и пристегнул к поясу.

– Я пройдусь. Ты оставайся здесь и смотри в оба. Звони мне, если кто–нибудь приблизится к дверям.

Я ему отсалютовала.

– А ты находчивая, – сказал он. – Мне нравится.

Я сидела на складном стуле и наблюдала за дверью. Никто не подходил. Я смотрела за лестницами. Там тоже никого не было. Потом проверила маникюр. Посмотрела на часы. Прошло две минуты – еще 478 минут, и я могу отправляться домой.

Танк легко сбежал по лестнице и сел на стул.

– Все спокойно.

– Что сейчас?

– Сейчас подождем.

– Чего?

– Да ничего.

Два часа спустя Танк удобно устроился на стуле, сложив руки, от глаз остались одни щелочки, но они бдительно наблюдали за дверью. Он уподобился рептилии. Грудь не двигалась в такт дыханию. Никакого сдвига в положении – двести пятьдесят фунтов гарантии безопасности в приостановленной анимации.

С другой стороны я перестала пытаться удержаться от падения со стула и растянулась на полу, где могла вздремнуть без угрозы убить себя.

Я услышала, как заскрипел стул под Танком. Услышала, как он наклонился вперед. И открыла один глаз:

– Что, время обхода?

Танк был на ногах.

– Кто–то у дверей.

Я села, чтобы посмотреть и БАХ! Кто–то громко разрядил пистолет, а затем раздался звон разбитого стекла. Танк резко отклонился назад, ударился о столик и обрушился на пол.

Стрелок ворвался в вестибюль, все еще держа в руке пистолет. Это был тот мужик, которого Танк выбросил в окно, обитатель квартиры 3С. Глаза бешеные, лицо бледное.

– Бросай оружие, – заорал он на меня. – Бросай гребаное оружие.

Я посмотрела вниз – и действительно, я держала пистолет.

– Вы ведь не собираетесь меня застрелить, а? – спросила я замогильным голосом.

На нем был надет длинный плащ. Он распахнул его и продемонстрировал опоясывающую его связку пакетов.

– Ты это видишь? Тут взрывчатка. Не станешь делать, что я скажу, и мы взлетим на воздух.

Я услышала глухой звук удара и поняла, что пистолет выскользнул у меня из пальцев и упал на пол.

– Мне нужно в мою квартиру, – скомандовал он. – Нужно попасть туда прямо сейчас.

– Она закрыта.

– Так добудь ключ.

– Нету меня ключа.

– Черт, тогда вышиби проклятую дверь, – посоветовал он.

– Я?

– А ты видишь тут кого–нибудь еще?

Я посмотрела на Танка. Он не двигался.

Парень в плаще махнул пистолетом в сторону лестницы:

– Вперед.

Я бочком обошла его и поднялась по лестнице на третий этаж. Там встала перед дверь в квартиру 3С и потрогала ручку. Разумеется, закрыто.

– Пни ее, – приказал парень в плаще.

Я пнула.

– Черт! Что это за пинок. Ты совсем ничего не умеешь? Телевизор что ли не смотришь?

Я отошла на пару шагов и с размаху врезалась в дверь. Ударилась боком и отскочила рикошетом. С дверью ничего не случилось.

– Когда Рейнджер так делал, у него срабатывало, – пожаловалась я.

Парень в плаще вспотел, и пистолет затрясся в его руке. Он повернулся к двери, взялся за оружие двумя руками, прицелился и нажал дважды на курок. Дерево расщепилось, и раздался лязг металла о металл. Парень пнул дверь на уровне замка, и та с треском отворилась. Он бросился внутрь, включил свет и огляделся:

– Что случилось с моим барахлом?

– Мы очистили квартиру.

Он пробежался по спальне и ванной и вернулся на кухню.

– Вы не имели права, – завопил он на меня. – Вы не имели право забирать мое барахло.

– Да тут его не очень–то много и было.

– Тут было целое состояние! Ты знаешь, что у меня тут было? Хорошая дрянь. Чистейшая. Черт, ты знаешь, как мне сейчас требуется вмазать?

– Послушайте, как насчет того, чтобы отвезти вас в лечебницу? Там вам помогут.

– Не хочу я в лечебницу. Мне нужна моя заначка.

Дверь открыла жительница квартиры 3А:

– Что происходит?

– Возвращайтесь в квартиру и закройте дверь, – посоветовала я ей. – У нас тут маленькая проблема.

Дверь с шумом захлопнулась, и щелкнул замок.

Парень в плаще снова забегал по квартире.

– Черт, – приговаривал он.– Черт, черт.

В холле появилась еще одна женщина. Она была сгорбленной и хрупкой, как тростинка. Возраст ее приближался годам к ста. Короткие седые космы торчали пучками на голове. На ней были надеты розовая фланелевая ночная рубашка и большие пушистые шлепанцы.

– От всего этого шума я не могу спать, – заявила она. – Живу в этом доме сорок три года и никогда не видела такого беспорядка. У нас тут всегда был хороший район.

Парень в плаще развернулся, наставил пистолет на женщину и выстрелил. Пуля врезалась в стену позади нее.

– Накоси-выкуси, – сказала старушка, вытаскивая никелированный девятимиллиметровый откуда–то из складок ночнушки и целясь двумя руками.

– Нет! – заорала я. – Не стреляйте. Он опутан…

Слишком поздно. Старушка продырявила парня, и звук моего голоса потонул в грохоте взрыва.

* * * * *

Очнулась я, привязанная к каталке. Я находилась в вестибюле здания, и вокруг было полно людей, преимущественно копов. В фокус попало лицо Морелли. Губы его двигались, но не было слышно, что он говорил.

– Что? – заорала я. – Говори громче.

Он помотал головой, замахал руками, и я прочла по его губам: «Несите ее прочь». Парамедики покатили каталку из вестибюля на воздух. Я ощутила, как меня грузят в санитарную машину, ночное небо освещали мигалки.

– Эй, погодите минуту, – воспротивилась я. – Я в порядке. Дайте мне встать. Отвяжите эти ремни.

* * * * *

Был уже разгар утра, когда я освободилась из больницы. Я оделась и мерила шагами палату, когда явился Морелли с документами на выписку.

– Тебе позволили уйти, – сообщил он. – Будь я на их месте, просто перевел бы тебя на другой этаж в психиатрическое отделение.

Как исключительно зрелая личность я показала ему язык. Потом схватила сумку, и мы покинули палату до того, как появилась сестра с обязательной инвалидной коляской.

– У меня множество вопросов, – заявила я Морелли.

Он направлял меня к лифту.

– У меня у самого парочка имеется. Итак, что, черт возьми, произошло?

– Я первая. Мне нужно знать, что с Танком. Никто мне ничего вразумительного сказать не может. Он, э, знаешь ли?..

– Умер? Нет. К сожалению. На нем был бронежилет. Пуля опрокинула его на спину и оглушила. Он ударился башкой, когда падал, и вырубился на время, но сейчас он в порядке. И между прочим, где была ты, когда в него стреляли?

– Я лежала на полу. И только что встала с постели.

Морелли усмехнулся.

– Дай уточню. Тебя не достали пули, потому что ты спала на работе?

– Что–то типа того. У тебя звучит лучше, чем я выразилась. А что насчет парня с бомбой?

– Пока нашли ботинок и пряжку ремня поблизости того, что осталось от квартиры – а осталось, между прочим, не много – и несколько зубов на Старк Стрит.

Открылась дверь лифта, и мы вошли.

– Ты шутишь насчет зубов, верно?

Морелли состроил гримасу и нажал на кнопку.

– Кто–нибудь еще пострадал?

– Нет. Старушка шлепнулась на задницу, в точности как ты. Ты подтвердишь ее историю, что она стреляла в целях самообороны?

– Ага. Наркоман выстрелил первым, прежде чем она его взорвала. На стене должны быть следы… если стена еще сохранилась.

Мы вышли из вестибюля и перешли улицу к пикапу Морелли.

– Куда сейчас? – спросил Морелли. – К тебе? Домой к твоей матушке? Ко мне? Если ты еще не пришла в себя, добро пожаловать: можешь у меня остаться.

– Спасибо, но мне нужно ехать домой. Хочу принять душ и переодеться.

Потом я хотела поехать поискать дядю Фреда. Мне покою не давало желание отследить его шаги. Я хотела постоять на парковке, где он исчез, и попытаться поймать психические вибрации. Не то, чтобы мне когда–нибудь удавалось поймать психические вибрации от чего–то прежде, но… эй, ведь все всегда происходит в первый раз.

– Кстати, ты знаешь букмекера по имени Торчок?

– Нет. А как он выглядит?

– Итальянец среднего роста. Может, около сорока.

– Мне это ничего не говорит. Откуда ты его знаешь?

– Он посетил Мейбл, а потом навестил меня. Клянется, что дядя Фред должен ему деньги.

– Это Фред–то?

– Если дядя Фред хотел играть на скачках, почему бы ему не сделать ставку с сыном?

– Потому что не хотел, чтобы кто–нибудь знал, что он играет.

– Ох, да. Я как–то не подумала об этом.

Точно.

– Я говорил с твоим врачом, – сообщил Морелли. – Он сказал, что тебе полагается пару дней вести спокойный образ жизни. И что звон в ушах у тебя со временем пройдет.