Текст книги "Дай пять "

Автор книги: Джанет Иванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

* * * * *

Я развернулась в неположенном месте на Гамильтон и припарковалась прямо перед конторой Винни, поставив «бьюик» на причал позади шестисотого «мерседеса», принадлежавшего, по моему предположению, Рейнджеру. Рейнджер менял машины, как иные мужчины меняют носки. Единственная общая преобладающая черта всех машин Рейнджера в том, что они всегда очень дорогие и, как правило, черные.

Конни подняла на меня взгляд, когда я вкатилась в дверь:

– Что, Бриггс действительно только три фута ростом?

– Трехфутовый и несговорчивый. Мне следовало прочесть физическое описание, прилагаемое к его обязательству явиться в суд, прежде чем постучать в его дверь. Наверно, ничего больше не поступило еще?

– Прости, – подтвердила Конни. – Ничего.

– Что за дурацкий день сегодня. Пропал мой дядюшка Фред. Поехал по поручениям в пятницу, и с тех пор его никто не видел. Нашли его машину на стоянке у «Грэнд юнион».

Про расчлененку не было нужды упоминать.

– С моим дядей однажды приключилось подобное, – вмешалась Лула. – Он прошел пешком весь путь до Перт–Амбоя, прежде чем кто–то его нашел. На стариков такое находит.

Дверь во внутренний кабинет была закрыта, и Рейнджера нигде не наблюдалось, поэтому я догадалась, что он говорит с Винни. Я глазами указала на дверь:

– Рейнджер там?

– Ага, – подтвердила Конни. – Он делал кое–какую работу для Винни.

– Работу?

– Не спрашивай, – произнесла Конни.

– Не по части охотничьей ерунды.

– Даже близко не стояло.

Я покинула контору и подождала снаружи. Спустя пять минут появился Рейнджер. Вообще–то Рейнджер американец кубинского происхождения. Черты у него «Англо», глаза «Латино», кожа цвета кофе латте, а тело – воплощение всего того, каким должно быть тело. Свои черные волосы он завязал в конский хвост. На нем была надета черная футболка, которая сидела на нем, как татуировка, и черные спецназовские брюки, заправленные в черные высокие ботинки.

– Йо, – поздоровалась я.

Рейнджер взглянул на меня поверх очков:

– И тебе «йо».

Я жадно осмотрела его машину:

– Здоровский «мерседес».

– Просто транспорт, – ответствовал Рейнджер. – Ничего примечательного.

В сравнении с чем? С «Бэтмобилем»?

– Конни сказала, что ты беседовал с Винни.

– Деловые переговоры, милашка. Я не беседуюс Винни.

– Нечто подобное я и хотела обсудить с тобой… то есть твои дела. Ты помнишь, что ты в некотором роде мой наставник по охотничьему делу?

– Элиза Дулиттл и Генри Хиггинс сделали Трентон.

– Ага. Ну, правда в том, что охота за головами не очень хорошо складывается.

– Никто не убегает из–под залога.

– И это тоже.

Рейнджер прислонился к машине и сложил руки на груди:

– И?

– И я подумала, может мне стоит внести разнообразие.

– И?

– И я подумала, что ты мог бы мне помочь.

– Ты говоришь о ценных бумагах? Инвестировании денег?

– Нет. Я говорю о зарабатыванииденег

Рейнджер запрокинул назад голову и тихо засмеялся:

– Милашка, ты не захочешь такого рода разнообразия.

Я сощурила глаза.

– Ладно, – пошел он на попятную. – Так что у тебя на уме?

– Что–нибудь законное.

– На свете имеются все виды законного.

– Хочу что–нибудь совсем законное.

Рейнджер наклонился ко мне и понизил голос:

– Позволь тебе растолковать мою рабочую этику. Я не делаю того, что вызывает во мне чувство моральной несправедливости. Но иногда мой моральный кодекс отбивается от нормы. Временами мой моральный кодекс несовместим с законом. Большую часть того, что я делаю, пребывает в переходной зоне, только за пределами полностью законного.

– Тогда ладно, как насчет того, чтобы направить меня на что–нибудь по большей части легальное и уж точно морально правильное?

– Ты уверена?

– Да.

Нет. Не очень.

Рейнджер сделал замкнутое лицо:

– Я подумаю над этим.

Он сел в машину, мотор завелся, и Рейнджер укатил прочь.

Итак, у меня имелся пропавший дядюшка, который вполне возможно расчленил женщину и запихал ее части в мусорный мешок. Но у меня также была просрочена плата за квартиру. Как–нибудь мне придется урегулировать обе проблемы.

Глава 2

Я вернулась к «Клаверлиф Эпатментс» и припарковалась на стоянке. Потом взяла с заднего сиденья черный нейлоновый пояс с отделениями для всяческой амуниции, пристегнула его, начинив электрошокером, перцовым балончиком и наручниками. Затем отправилась на поиски управляющего здания. Десять минут спустя я стояла перед квартирой Бриггса, и в руках у меня был ключ от двери. Дважды постучала и провопила:

– Залоговое правоприменение.

Ответа не было. Тогда я открыла дверь ключом и вошла. Бриггса дома не оказалось.

Терпение – необходимая добродетель охотника за головами, и мне ее всегда недоставало. Я нашла стул, поставила его лицом к двери и уселась, выжидая. Я себе твердила, что буду сидеть столько, сколько потребуется, но понимала, что сама себе вру. Начать с того, что сидеть вот так в его квартире было чуточку незаконно. И потом нужно иметь в виду, что на самом деле я очень боялась. Ладно, допустим, в нем три фута росту… но это не значит, что он не может выстрелить. И не значит, что у него не имеются какие–нибудь чокнутые дружки ростом футов шесть с четырьмя дюймами в придачу.

Я уже сидела час с лишним, когда раздался стук, и я увидела, как под дверь просунули листок бумаги.

«Дорогая Неудачница, я знаю, что ты там, и не собираюсь появляться дома, пока ты не уберешься», – гласила записка.

Великолепно.

* * * * *

Облик моего дома несет в себе поразительное сходство с «Клаверлиф». То же самое сооружение из кирпичей, то же самое минималистское внимание к качеству. Большинство жителей в моем доме старики, разбавленные клмпанией нескольких латиноамериканцев, которые вносили интересное разнообразие в наше общество. Покинув квартиру Бриггса, я отправилась прямо домой. Проходя по холлу, забрала почту. Желания вскрыть на ходу конверты, чтобы узнать содержимое, у меня не возникло. Счета, счета, счета. Я открыла дверь ключом, кинула почту на кухонную стойку и проверила автоответчик. Ничего. Мой хомяк Рекс спал в клетке в банке из–под супа.

– Эй, Рекс, – позвала я. – Я дома.

Раздался легкий шорох сосновых стружек, но это все. Рекс явно не был настроен чуточку поболтать. Я подошла к холодильнику, чтобы достать ему виноградину, и обнаружила пришпиленную к дверце записку. «Я принесу обед. Увидимся в шесть». Записка была без подписи, но по тому, как затвердели мои соски, я поняла, что она от Морелли.

Я выкинула обрывок бумаги в мусорную корзину и опустила виноградину в клетку Рекса. В стружках произошел значительный переворот. Сначала показался задик Рекса, потом Рекс запихнул виноградину за щеку, замигав черными сияющими глазками, повел на меня усиками и шмыгнул обратно в банку.

Я приняла душ, с помощью геля и фена произвела манипуляции с волосами, надела джинсы и хлопковую блузку, шлепнулась на кровать вниз животом, чтобы поразмыслить. Обычно я предаюсь философским размышлениям, лежа на спине, но я не хотела до прихода Морелли смять прическу.

Первая мысль, пришедшая мне в голову, была посвящена Рэнди Бриггсу, и как было бы здорово протащить его за маленькую ногу по лестнице из его квартиры, чтобы его глупая, как дыня, башка подскакивала на ступеньках, бум, бум, бум.

Потом я подумала о дядюшке Фреде, и в левой глазнице ощутила резкую боль.

– Почему я? – вопрошала я, но, как водится, ответа не дождалась.

По правде сказать, дядюшка Фред вовсе не был Индианой Джонсом, и мне на ум не приходило ничего путного, кроме приступа болезни Альцгеймера, несмотря на те чудовищные снимки. Я попыталась вспомнить все, что о нем знаю, но этого оказалось очень немного. Когда он улыбался, это была радушная и фальшивая улыбка, а его вставные челюсти при этом клацали. А ходил он, разведя ступни в сторону… как утка. Вот и все. Все воспоминания о дядюшке Фреде.

Пока я бродила по тропинкам своей памяти, на меня напала сонливость, и тут вдруг я очнулась от дремоты с тревожным чувством. Я услышала, как со щелчком открылась входная дверь, и сердце стало выпрыгивать из груди. Когда я пришла домой, то закрыла дверь на замок. А сейчас кто–то ее открыл. И этот кто–то был в моей квартире. Я задержала дыхание. Пожалуйста, Боже, пусть это будет Морелли. Мне не очень по душе был образ шныряющего по моему дому Морелли, но это гораздо приятней, чем столкнуться лицом к лицу с уродливым тупым парнем, которому захочется схватить меня за горло и сжимать, пока мой лиловый язык не вывалится наружу.

Я вскарабкалась на ноги и поискала оружие, остановившись на розовых туфлях–лодочках на высоких шпильках, оставшихся со времен, когда я была подружкой невесты на свадьбе Мегеры Шарлотты. Я прокралась из спальни в гостиную и заглянула в кухню.

Это был Рейнджер. И он выгружал содержимое большого пластикового контейнера в чашку.

– Иисусе, – произнесла я, – ты чертовски меня испугал. Почему бы тебе в следующий раз не постучать?

– Я оставил тебе записку. Думал, ты меня будешь ждать.

– Ты не подписал свою записку. И как ты рассчитывал, что я узнаю, кто ее написал?

Он повернулся и посмотрел на меня:

– А что, были другие предположения?

– Морелли.

– Ты что, снова с ним снюхалась?

Хороший вопрос. Я воззрилась на пищу. Салат.

– Морелли бы принес бутерброды с сосисками.

– Эта фигня убьет тебя, Милашка.

Мы охотники за головами. Люди в нас стреляют время от времени. А Рейнджер беспокоится о транспортировке жиров и нитратов.

– Не уверена, что это все как–то способствует увеличению средней продолжительности жизни.

Кухня у меня крошечная, и, казалось, Рейнджер занял ее почти всю, стоя ко мне очень близко. Он потянулся поверх моей головы и выхватил из шкафчика две миски для салата.

– Дело не в продолжительности жизни, – пояснил он. – А в ее качестве. Цель – обеспечить чистоту ума и тела.

– Так у тебя чистый ум и тело?

Рейнджер остановил на мне взгляд:

– Сейчас не очень.

Хмм.

Он наполнил миску салатом и вручил мне.

– Тебе нужны деньги.

– Да.

– Есть много способов делать деньги.

Я уставилась в миску, накручивая зелень на вилку:

– Точно.

Рейнджер подождал, пока я подниму на него взгляд, потом сказал:

– Ты уверена, что хочешь этим заняться?

– Нет. Не уверена. Я даже не знаю, о чем мы говорим. Я в общем–то не знаю, чем ты сам занимаешься. Я просто ищу дополнительную профессию, чтобы иметь какой–нибудь приработок.

– Какие ограничения или предпочтения?

– Никаких наркотиков или нелегальной торговли оружием.

– Думаешь, я толкаю наркоту?

– Нет. Ляпнула необдуманно.

Он занялся салатом.

– То, чем я сейчас занимаюсь, можно назвать восстановительными работами.

Звучало привлекательно.

– Ты имеешь в виду, типа внутренней отделки дома?

– Ага. Полагаю, ты могла бы это назвать внутренней отделкой.

Я попробовала салат. В общем, неплохо, но чего–то не хватает. Гренок, обжаренных на масле. Больших кусков жирного сыра. И пива. Я безнадежно сунула нос в другой пакет. Потом проверила холодильник. Ни там, ни здесь пива не было.

– Вот как это работает, – начал Рейнджер. – Я посылаю команду на восстановление, а потом оставляю одного–двух человечков в здании позаботиться о долгосрочной поддержке. – Рейнджер оторвал взгляд от еды. – Ты ведь держишь себя в форме? Бегаешь?

– Конечно. Все время бегаю.

Я вообщене бегаю. Мои упражнения сводятся к тому, чтобы время от времени пробежаться по магазинам.

Рейнджер подарил мне мрачный взгляд:

– Ты врешь.

– Ну, я подумываюо пробежках.

Он доел салат и положил миску в посудомоечную машину.

– Заберу тебя завтра в пять утра.

– В пять утра! Чтобы приступить к восстановительным работам?

– Я предпочитаю работать так.

Тревожный сигнал вспыхнул в моей голове:

– Может быть мне стоит узнать больше….

– Это рутина. Ничего особенного. – Он посмотрел на часы. – Мне нужно идти. Деловая встреча.

Я не хотела вдаваться в природу его деловых встреч.

* * * * *

Я поторчала у телевизора, но не смогла найти ничего интересного. Никакого хоккея. Никаких комедий. Тогда я взяла сумку и вытащила большой конверт. Неизвестно, почему, но я сделала цветные копии фотографий перед встречей с Морелли. Получилось шесть фото на страницу, и таких страниц было четыре. Я разложила копии на обеденном столе.

Не очень приятное зрелище.

Когда фотографии улеглись рядом, то некоторые детали стали проясняться. Я совершенно уверена, что там было только одно тело, и тело это не пожилой личности. Никаких седых волос. Кожа гладкая. Трудно было сказать, кто это – молодой мужчина или женщина. Некоторые фотографии были сняты с близкого расстояния. Другие с дальнего ракурса. Не было похоже, что части тела перекладывали. Но на некоторых снимках край мешка был сильнее отогнут, чтобы лучше было видно.

Ладно, Стефани, встань на место фотографа. Зачем тебе сдались эти снимки? Трофейные фото? Я так не думала, потому что ни на одном не было видно лица. Фотографий было двадцать четыре, значит, целая пленка. Если бы мне хотелось сохранить память об этом скверном деянии, то я бы захотела иметь снимок лица. Копию для доказательства, что работа сделана. Подтверждение убийства требует снимок физиономии. Что остается? Тот, кто сделал эти визуальные записи, не хотел повредить улики. Так, может, дядюшке Фреду повезло наткнуться на мешок с частями тела, выскочить и сделать моментальную фотосъемку. И тогда что? Он положил фотографии в стол и исчез, пока бегал по домашним делам.

Это лучшее, что пришло мне в голову, как бы неубедительно это ни было. Правда, фотографии могли быть сделаны пять лет назад. Кто–то мог дать их Фреду на хранение или в качестве мрачной шутки.

Я сунула снимки обратно в конверт и схватила сумку. Я считала, что искать что–либо по соседству с «Грэнд юньон» напрасная трата времени, но чувствовала, что нужно что–то делать.

Я доехала до жилого района позади торгового пассажа и припарковалась на улице. Потом взяла фонарик и отправилась пешком исследовать улицы и переулки, заглядывая за кусты и мусорные баки, окликая дядюшку Фреда по имени. Когда я была маленькой, у меня была кошка, которую звали Катерина. Однажды она появилась на нашем крыльце и отказалась его покинуть. Мы стали ее кормить, а потом каким–то образом она протоптала дорожку на кухню. По ночам она скиталась по окрестностям, а днем спала на моей кровати, свернувшись в клубок. Однажды Катерина вышла погулять и не вернулась. Целыми днями я ходила по улицам, ища ее за кустами и мусорными баками, зовя по имени, в точности, как сейчас дядюшку Фреда. Матушка сказала, что коты иногда так исчезают, когда приходит их время умирать. Я думала, это все большая чушь.

* * * * *

Выбравшись из кровати, я, пошатываясь и спотыкаясь, побрела в ванную и там стояла под душем, пока не открылись глаза. Лишь когда кожа сморщилась, я поняла, что дело сделано. Потом вытерла волосы полотенцем и потрясла головой, таков был мой способ сделать прическу. Я не знала, что нужно надеть для работ по внутренней отделке, поэтому надела, что всегда… джинсы и футболку. А затем, чтобы было поофициальней на тот случай, если дело обернется так, что это действительно будет внутренняя отделка, я добавила ремень и жакет.

Рейнджер ждал на парковке, когда я отворила заднюю дверь. Он водил сияющий черный «рейдж роувер» с тонированными боковыми стеклами. Машины Рейнджера всегда дорогие, и их происхождение, как правило, нелегко объяснить. Трое мужчин занимали заднее сиденье. Двое были черными, один – неопределенного происхождения. Все трое подстрижены, как морпехи. На всех черные спецназовские брюки и черные футболки. Все мускулистые парни. Ни одной унции жира. И никто из них не выглядел, как отделочник.

Я уселась рядом с Рейнджером.

– Это бригада отделочников на заднем сиденье?

Рейнджер просто улыбнулся в предрассветную тьму и выехал со стоянки.

– Я одета не так, как все, – заметила я.

Рейнджер остановился на светофоре на Гамильтон:

– Я захватил куртку и жилет для тебя в багажнике.

– Разве это не внутренняя отделка?

– Все виды отделочных работ, Милашка.

– Насчет жилета…

– «Кевлар».

«Кевлар» означало, что жилет пуленепробиваемый.

– Черт, – выругалась я. – Ненавижу стрельбу. Ты же знаешь, как я ненавижу стрельбу

– Просто предосторожность, – успокоил Рейнджер. – Наверно, стрелять никто и не будет.

Наверно?

Мы ехали в молчании через центр города. Рейнджер был в своей стихии. Погрузился в размышления. Парни на заднем сидении выглядели так, словно у них совсем не было мыслей – и сроду не бывало. И я, спорившая с собой, не выскочить ли мне на следующем светофоре и не бежать ли, как черт от ладана, назад до самой квартиры. И в то же самое время, как бы нелепо это не звучало, я во все глаза выискивала дядюшку Фреда. Он засел у меня в мозгах. Так же было с моей кошкой Катериной. Уже пятнадцать лет, как она сбежала, а я всегда лишний раз оборачиваюсь, когда где–нибудь мелькает черная кошка. Незаконченное дело, полагаю.

– Куда мы направляемся? – наконец поинтересовалась я.

– Многоквартирное здание на Слоун. Требуется кое–какая домовая чистка.

Слоун–стрит бежала параллельно Старк в двух кварталах от нее. Старк – самая худшая улица в городе, скопище наркоты, отчаяния и прибежище всяких тварей. Гетто облагораживается в виде кварталов, марширующих с юга, и большая часть Слоун представляет собой демаркационную линию, разделяющую беззаконность и законопослушание. Велась вечная борьба, чтобы удержать эту линию и не подпускать толкачей и уличных проституток к Слоун. Хотя по слухам в последнее время Слоун битву проигрывает.

Рейнджер проехал три квартала по Слоун и остановил машину. Он кивнул в сторону здания из желтого кирпича через улицу, с двумя дверями.

– Вот наше здание. Нам нужно на третий этаж.

Здание было четырехэтажное, и я предположила, что на каждом этаже имелись две или три маленькие квартиры. Цокольный уровень был покрыт бандитскими граффити. В окнах темно. На улице не было транспорта. Гонимый ветром мусор кучами валялся у тротуаров и собирался у дверей.

Я перевела взгляд со здания на Рейнджера:

– Ты уверен, что это законно?

– Узаконено домовладельцем, – ответил Рейнджер.

– А эта домоочистка включает людей или просто… вещи?

Рейнджер воззрился на меня.

– Ведь существует легальный процесс вышвыривания людей и их имущества из квартир, – напомнила я. – Нужно представить уведомление о выселении и…

– Легальный процесс обычно двигается черепашьим шагом, – заметил Рейнджер. – А между тем, детишки в этом здании страдают от людишек, которые ходят ширяться в 3С.

– Считай, что это работа во благо обществу, – сказал один из парней с заднего сиденья.

Двое других закивали.

– Ага, – поддержали они. – Общественная работа.

Я похрустела костяшками и пожевала нижнюю губу.

Рейнджер вылез из машины, обошел сзади «рейндж ровер» и открыл дверь. Раздал всем бронежилеты, вручил каждому черную ветровку, которая имела надпись на спине большими белыми буквами – ОХРАНА.

Я застегнула жилет и понаблюдала, как все облачаются в черные нейлоновые ремни, и каждый цепляет кобуру с оружием.

– Дай–ка выскажу дикую догадку, – произнес Рейнджер, обхватив рукой меня за плечо. – Ты забыла взять с собой пистолет.

– Отделочники не пользуются оружием.

– В этом районе еще как пользуются.

Мужчины выстроились передо мной.

– Джентльмены, это мисс Плам, – представил Рейнджер.

Парень неопределенного происхождения протянул руку:

– Лестер Сантос.

Стоящий рядом в очереди проделал то же самое:

– Бобби Браун.

Последнего парня звали Танк. Легко было догадаться, как он приобрел это имя.

– Лучше мне не ввязываться во все это, – сказала я Рейнджеру. – Если меня арестуют, вот будет неприятность. Ненавижу аресты.

Сантос хмыкнул:

– Мужик, тебе не нравиться стрелять. Ты не любишь аресты. Так ты совсем ничего не смыслишь в веселье.

Рейнджер натянул куртку и отправился через улицу с бандой веселеньких парней, сомкнувших ряды позади него.

Мы вошли в здание и поднялись на два лестничных пролета. Рейнджер позвонил в квартиру 3С и прислушался к двери. Остальные прижались к стене. Все молчали. Рейнджер и Сантос держали в руках оружие. Браун и Танк светили фонариками.

Я собрала себя в кулак, ожидая, что Рейнджер сейчас вышибет пинком дверь, но вместо этого он достал из кармана ключ и вставил в замок. Дверь открылась, но держалась на цепочке. Рейнджер отступил на два шага, бросился на дверь, вышибив ее плечом с цепочки. Дверь с треском распахнулась, и первым вошел Рейнджер. Следом все, кроме меня. Зажегся свет. Рейнджер прокричал: «Охрана!» И наступил хаос. С матрасов на полу повскакивали полураздетые люди. Женщины визжали. Мужчины сыпали проклятиями.

Рейнджер проходил комнату за комнатой, надевая на людей наручники, выстраивая их вдоль стены в гостиной. В общей сложности оказалось шесть человек.

Один из типов обезумел, махал руками, не давая надеть наручники.

– Не имеете права, вы, ублюдки, – вопил он. – Это моя квартира. Это частная собственность. Кто–нибудь вызовите гребаную полицию.

Он вытащил из кармана штанов нож и щелкнул лезвием.

Танк сгреб мужика сзади за рубашку, приподнял и выкинул в окно.

Все оцепенели, онемело уставившись на разбитое стекло. Я раскрыла рот от удивления, а сердце замерло в груди.

Рейнджер и бровью не повел.

– Придется заменить это стекло, – заметил он.

Я услышала стон и какие–то скребущие звуки. Пересекла комнату и выглянула в окно. Парень с ножом распластался на пожарной лестнице, делая слабые попытки прийти в себя.

Я прижала руку к сердцу, с облегчением обнаружив, что оно вновь забилось.

– Он на пожарной лестнице! Боже, минуту назад я думала, что вы сбросили его с третьего этажа.

Танк выглянул в окно рядом со мной.

– Ты права. Он на пожарной лестнице. Вот же ублюдок.

Квартирка была маленькой. Одна крошечная спальня, одна маленькая ванная, кухонка и небольшая гостиная. Кухонные стойки были завалены упаковками и пакетами из–под фаст–фуда, пустыми банками от газировки, покрытыми налетом пищи тарелками и дешевыми помятыми кастрюлями. Пластик носил на себе прожженные следы от сигарет и трещины от посуды. Использованные шприцы, недоеденные рогалики, противные посудные полотенца и неопределенный мусор, забивший раковину. Два грязных и порванных матраса подпирали стену в гостиной. Ни ламп, ни столов, ни стульев, ничего такого, чем заполняет всякий цивилизованный человек свое жилище. Просто грязь и беспорядок. То, что не досталось канавам снаружи, осело внутри комнат квартиры 3C. В спертом воздухе воняло мочой, «травкой», немытыми телами и и еще чем–то мерзким.

Сантос и Браун вывели стадо грязных обитателей в холл и повели вниз по лестнице.

– Что с ними будет теперь? – спросила я у Рейнджера.

– Бобби отвезет их клинику для наркоманов и оставит там. Оттуда они уж своим ходом.

– Никаких арестов?

– Мы не занимаемся арестами. Если только это не НЯС.

Танк вернулся в машину с картонной коробкой, полной барахла, предназначенного украсить быт, в данном конкретном случае это были одноразовые перчатки, мешки для мусора и банка из–под кофе с одноразовыми шприцами.

– Входит в сделку, – пояснил мне Рейнджер. – Мы отчищаем квартиру ото всего, что не прикреплено гвоздями. Завтра домовладелец пришлет кого–нибудь вымыть и сделать ремонт.

– Что удерживает жителей, чтобы не вернуться?

Рейнджер просто посмотрел на меня.

– Правильно, – сказала я. – Глупый вопрос.

* * * * *

Утро было уже в разгаре, когда мы покончили с метлами. Сантос и Браун устроились на складных стульях внизу в маленьком вестибюле. Они заступили в первую смену в караул. Танк уже отправился своей дорогой на мусорную свалку с матрасами и мешками с мусором. Мы с Рейнджером остались, чтобы закрыть квартиру.

Рейнджер надвинул козырек бейсболки с логотипом «морских котиков», чтобы спрятать глаза.

– Итак, – начал он, – что ты думаешь о работе в охране? Хочешь в команду? Могу поставить тебя в ночную смену с Танком.

– А он не собирается еще выбрасывать людей в окно?

– Трудно сказать, Милашка.

– Не знаю, гожусь ли я для этого.

Рейнджер снял свою бейсболку с «Морскими котиками» и надел на меня. Потом заправил мне волосы за уши, задерживая руки дольше, чем положено.

– Ты должна верить в то, что делаешь.

А вот тут могла быть проблема. Проблемой мог стать и Рейнджер. Меня он слишком привлекал. Рейнджер не значился в разделе потенциальных бойфрендовв моей картотеке. Рейнджер входил в список сумасшедших наемников. Испытывать влечение к Рейнджеру то же самое, что гоняться за оргазмом до Судного дня.

Я выровняла дыхание.

– Полагаю, я могу попробовать отработать смену, – произнесла я. – А там посмотрим, как дело пойдет.

* * * * *

На мне все еще была кепка с «Морскими котиками», когда Рейнджер высадил меня у моего дома. Я сняла ее и протянула хозяину:

– Не забудь свою бейсболку.

Рейнджер посмотрел на меня сквозь темные очки. Глаз не видно. Мысли прочесть невозможно. Зато голос нежный.

– Поноси. На тебе хорошо смотрится.

– Классная кепка.

Он улыбнулся:

– Пользуй на всю катушку.

Я толкнула стеклянные двери в вестибюль. И была уже почти у лестницы, когда открылась дверь лифта, и оттуда высунулась миссис Бестлер.

– Идет наверх, – объявила она. – Пристраивайся в хвост машины.

Миссис Бестлер восемьдесят три года, и у нее квартира на третьем этаже. Когда ей скучно, она играет в лифтера.

– Доброе утро, миссис Бестлер, – поздоровалась я. – Второй этаж.

Она нажала кнопку и вытаращилась на меня:

– Похоже, ты с работы. Поймала каких–нибудь злодеев сегодня?

– Помогала другу очистить квартиру.

Миссис Бестлер улыбнулась.

– Ну что за пай-девочка.

Лифт остановился, и двери открылись.

– Второй этаж, – пропела миссис Бестлер. – Лучшие платья. Нарядные костюмы. Зал для леди.

Я вошла в квартиру и устремилась прямо к автоответчику: на телефоне мигала красная лампочка.

Я получила два сообщения. Первое от Морелли, он приглашал на обед. Мисс Популярность, вот кто я.

– Жду тебя у Пино в шесть, – сказал Морелли.

Приглашения Морелли всегда рождали противоречивые чувства. Сначала при звуках его голоса меня охватывал сексуальный порыв, следом в желудке возникала тошнота, и пока я так и эдак прикидывала его мотивы, тошнота уступала дорогу любопытству и предвкушению встречи. Вечная оптимистка.

Второе сообщение пришло от Мейбл.

– Только что приходил мужчина и спрашивал о Фреде, – сообщала Мейбл. – Что–то насчет какой-то сделки, и ему понадобилось найти немедленно Фреда. Я объяснила, что ничем не могу ему помочь, но сказала, что ты работаешь над этим, так что ему не стоит беспокоиться. Я подумала, что ты захочешь узнать.

Я перезвонила Мейбл и спросила, кто этот мужчина и как он выглядит.

– Примерно моего роста, – описала она. – И у него каштановые волосы.

– Белый?

– Да. И сейчас, когда ты спросила, я поняла, что он не сказал, как его зовут.

– О какой сделке он говорил?

– Не имею понятия. Он не объяснил.

– Ладно, – сдалась я. – Дайте знать, если он снова вас побеспокоит.

Я позвонила в контору проверить, не появились ли новые НЯС, но потерпела неудачу. Потом позвонила своей лучшей подруге Мери Лу, но она не могла говорить, потому что ее младшенький подхватил простуду, ее пес съел носок, и животное стошнило на ковер в гостиной.

Я обозревала банку из–под супа Рекса, заново оценивая его, когда зазвонил телефон.

– Я добыла, – заявила Бабуля. – Я добыла для тебя имя. Сегодня утром делала укладку в салоне красоты, и там же была со своим перманентом Гарриет Шнабль, так она сказала, будто слышала на бинго, что Фред навещал Уинни Блэк. Гарриет не из тех, что высасывает сплетни из пальца.

– Ты знаешь Уинни Блэк?

– Только по клубу пенсионеров. Иногда она совершает путешествия на автобусе в Атлантик–Сити. Она и ее муж Аксел. Думаю, что так Фред и встречает своих милашек по большей части… на сборищах пенсионеров. Большинство этих дамочек готовы дать любому, если ты понимаешь, о чем я. Я даже достала адрес Уинни, – сказала Бабуля. – Я позвонила Иде Лукач. Она председатель клуба. Знает всех.

Я записала адрес и поблагодарила Бабулю.

– Лично я надеюсь, что это инопланетяне постарались, – поделилась Бабуля. – Но тогда я не знаю, на что им такой старый пердун, как Фред.

Я повесила свою новую кепку на банку для печенья с коричневым медвежонком и променяла джинсы на бежевый деловой костюм и туфли на каблуках. Уинни я не знала, поэтому решила, что не помешает выглядеть профессионально. Иногда люди отзываются на костюм лучше, чем на джинсы. Прихватила сумку, закрыла квартиру и присоединилась к миссис Бестлер в лифте.

– Он тебя нашел? – поинтересовалась миссис Бестлер.

А кто должен был найти меня?

– Да тут какой–то мужчина тебя искал. Очень воспитанный. Я высадила его на твоем этаже десять минут назад.

– Ко мне никто не стучался. Я бы его услышала. Я почти все время была на кухне.

– Разве не странно? – Лифт открылся в вестибюль, и миссис Бестлер улыбнулась. – Первый этаж. Дамские сумочки. Прекрасные ювелирные украшения.

– Как тот мужчина выглядел? – спросила я миссис Бестлер.

– О, дорогая, он был большим. Очень большим. И темнокожим. Афромериканцем.

Не тот мужчина, насчет которого только что звонила Мейбл. Тот парень был низкорослым и белым.

– У него были длинные волосы? Может быть, завязанные в конский хвост?

– Нет. У него почти не было волос.

Я быстро осмотрела вестибюль. В углах не отслеживалось никакого большого парня. Я вышла из здания и осмотрела стоянку. Там тоже никого. Мой визитер испарился. Жаль, подумала я. Мне бы не помешала отговорка не ехать к Уинни Блэк. Счетчик переписи населения, продавец пылесосов, религиозный фанатик – все были предпочтительней Уинни Блэк. И так уже паршиво от новости, что крохобор дядюшка Фред имел подружку. Мне действительно не хотелось видетьее. Не испытывала я желания смотреть в физиономию Уинни Блэк и поневоле представлять ее в койке с гуселапчатым дядюшкой Фредом.

* * * * *

Уинни жила в маленьком домике на Лоу–стрит. Обшит белой доской, голубые ставни, красная дверь. Очень патриотично. Я припарковалась, решительно прошла к двери и позвонила. Я не имела понятия, что буду говорить этой женщине. Наверно, что–то типа «Ах, простите, это не вы шатались по кварталу с моим дядюшкой Фредом?

Я уже собиралась звонить второй раз, когда открылась дверь, и на меня уставилась Уинни Блэк.

У нее было приятное круглое лицо и не менее приятные округлые формы, и по ней не скажешь, что она из тех, кто трахается с чьим–то дядей.

Я представилась и вручила ей мою карточку.

– Я ищу Фреда Шутца, – пояснила я. – Он пропал в пятницу, и, надеюсь, вы могли бы мне рассказать что–нибудь.

Приятное выражение застыло на ее лице:

– Я слышала, что он пропал, но не знаю, что могу вам сказать.

– Когда вы видели его в последний раз?

– В тот день, когда он исчез. Он заехал на кофе с тортом. Изредка он заглядывал. Было как раз после ланча. И он оставался здесь на час. Аксел, мой муж, поехал поменять колеса на «крайслере».