Текст книги "Ковен Полуночи (ЛП)"

Автор книги: Дж. С. Андрижески

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Он упал на одно колено.

Тот же придурок снова ударил его прутом, уже сильнее.

Ник остался на коленях. Стиснул зубы.

Он не пытался подняться.

Он не позволил себе шевелиться.

Ник не знал, то ли они считали, что удерживали его на коленях с помощью прута, то ли что. Это не так, но Ник не пытался продемонстрировать данный факт. Как и советовал Морли, Ник ни черта не сделал.

Он мог бы в любой момент подняться на ноги. Проклятье, да он мог бы зубами разодрать их глотки ещё до того, как кто-либо из них дотянулся бы до пистолетов в кобурах.

Ник оставался на коленях, потому что альтернатива была намного хуже. Разряд электричества был недостаточно сильным, чтобы остановить его физически… но достаточно сильным, чтобы в каждой клетке тела Ника пробудился хищник.

Его клыки удлинились.

Кровь прилила к горлу и лицу.

Он подавил рычание, зарождавшееся в горле.

Каждый мускул в его теле сжался.

Ник стоял на коленях не для того, чтобы казаться более покладистым. Он стоял на коленях, чтобы подавить свою вампирскую часть, которая орала, что надо поубивать их всех. Нику пришлось призвать всю свою силу воли, каждую частицу своего существа, чтобы не убить их. Он гадал, знают ли эти придурки, насколько они близки к гибели.

Прошло чертовски много времени с тех пор, как кто-либо до такой степени разъярял его вампирскую натуру.

Честно говоря, Морли, скорее всего, спас их жизни.

Он, скорее всего, спас и жизнь Ника тоже.

Во всяком случае, он спас его в долгосрочной перспективе, поскольку на Ника охотились бы как на бешеное животное, если бы он поддался порыву защитить себя.

По той же причине Ник отказывался реагировать.

Он отказывался шевелиться, даже изменять выражение лица.

Он отказывался говорить.

Он даже не пытался подняться с коленей, если они этого не потребуют.

Он старался сохранять спокойствие, хотя по помутившемуся зрению понимал, что глаза сделались полностью алыми. Каждый инстинкт в его теле говорил оторвать этим придуркам башки и поиграть в футбол их черепами, но эти голоса он тоже проигнорировал.

Ничто из того, что они сделали дальше, не заставило это чувство уйти.

Пока он был на коленях, второй из двух ведущих копов – единственных, что не были в синей униформе полиции Нью-Йорка – зашёл за его спину и начал надевать органические оковы. Всё это время первый тип, которого Ник посчитал ведущим детективом на месте – хипстерский засранец с рыжевато-каштановыми ретро-усами, подкрученными вверх, и гигантскими бакенбардами – продолжал прижимать металлический прут прямо к центру груди Ника.

Похоже, ему казалось уморительным активировать электрический прут без предупреждения.

У него не было повода постоянно бить Ника этим разрядом.

Он делал это просто потому, что мог.

Ник терпел. Он не издавал ни звука.

Он заставил себя молча стоять на коленях, стискивая зубы, чтобы не обматерить этот кусок дерьма. Ну, хотя бы он почти подавил желание убить их.

Теперь всё сводилось к тому, чтобы не быть «чёртовым остряком», как выразился бы Морли.

Он стискивал зубы, чтобы промолчать.

Он говорил себе, что это помогало терпеть боль, но нет.

Не особо.

Но эта чёртова штука и правда причиняла боль. Против вампиров использовался такой разряд, который не применяли даже к домашнему скоту. Не в этом мире и определённо не в том, из которого пришёл Ник. Когда Ник был копом-человеком, такое поведение могло привести к отстранению от службы.

Это могло привести даже к аресту, если об этом станет известно.

Это посчитали бы жестоким обращением с животными.

А если бы Ник применил разряд такой мощности к человеку, его бы посадили в тюрьму за попытку убийства.

Как минимум за пытки. Нападение с применением потенциально смертоносного оружия.

Но Ник не был на одном уровне с людьми или животными.

Пока он стоял коленями на оранжево-сине-золотом коврике в прихожей Уинтер, боль пронзала его конечности. Его мышцы непроизвольно сокращались. Перед глазами всё расплывалось. Голова пульсировала так сильно, что казалось, будто череп может взорваться. Всё это убедило Ника в двух вещах.

Во-первых, ему надо вытащить себя и своих близких отсюда. Не из Нью-Йорка. И даже не с территории бывших Соединённых Штатов.

Ему надо вытащить их из этого мира.

Этот мир был отстойным.

Это измерение было ужасным.

Конечно, Ник понятия не имел, что стало с его миром, но честно говоря, готов был рискнуть. Его устраивала перспектива пойти на такой риск.

Вторая мысль касалась непосредственно текущего момента.

Морли был прав.

Ник не понял всего посыла своего босса, пока Морли говорил с ним по сети, но теперь слышал всё ясно и чётко. Ник слишком расслабился в этом мире. Он слишком расслабился благодаря комфортным отношениям с «Архангелом» и самим Морли. Старший детектив поступил правильно, предупредив его, напомнив сохранять спокойствие, не сопротивляться и играть по правилам.

Морли напомнил Нику, кем он был.

Он напомнил, что в глазах большинства копов Ник не был известным бойцом на ринге.

Он был всего лишь очередным бл*дским кровососом.

Ник слишком расслабился в статусе знаменитости.

Он слишком расслабился, живя под защитой Лары Сен-Мартен и в некотором роде Брика и Белой Смерти.

Он забыл, каково здесь быть вампиром.

Он забыл бояться того, что они могли с ним сделать. Он почти забыл, что они могли сделать с Уинтер; как легко они могли разрушить его жизнь и жизни всех его близких, если он взбесит не тех людей.

Ему надо вытащить их отсюда нахер.

Он должен забрать их с собой, обратно на другую Землю.

Он должен каким-то образом вытащить их всех туда.

Эта мысль крепла с каждым днём.

Ник не мог вспомнить, когда именно это началось. Он не знал, в какой момент после Сан-Франциско начал активно раздумывать над этим, почти не переставая.

Как только этот резонанс зародился, он уже не мог отпустить эту мысль.

Он не мог допустить, чтобы сейчас всё скатилось псу под хвост.

Он не мог позволить себе оказаться в тюрьме.

Он ещё не пытался найти способ вернуться в тот другой мир. Чёрт, да он даже не думал, будет ли это хоть отдалённо возможным. Он не говорил об этом с Мэлом, или с Тай, или, чёрт возьми, хоть с Бриком. Он даже не просил Кит или Уинтер покопаться в архивах «Архангела» и посмотреть, не удастся ли что-то найти.

Сен-Мартен уже могла знать, возможно ли это.

Она могла знать о видящих, имеющих возможность открывать те двери.

Если Ник позволит им сделать ему лоботомию, или бросить его жену в тюрьму, или просто поджечь его и отрубить ему голову…

То будет слишком поздно.

Для всего этого будет слишком поздно.

Он никогда не выберется. Он никогда не вытащит Уинтер.

Он никогда не вернётся домой… в его настоящий дом.

Пока всё это проносилось в его сознании, Ник понял, что уже принял решение.

Он не обдумывал, стоит ли им уйти.

Он уже намеревался уйти.

Если он сумеет найти способ выбраться отсюда, то уйдёт.

Более того, он знал это ещё до отъезда из Сан-Франциско. Он знал ещё до того, как завершил тот изначальный извращённый разговор с Бриком.

Он просто не признавался в этом самому себе.

Возможно, Ник думал об этом ещё до того, как заставил Брика признать это вслух… с тех самых пор, как сам понял правду: что Ник находился не на той версии Земли, где он родился; и что ушёл он, а не все те видящие, которых он любил.

Ника не бросили в его родном мире.

Это он их оставил.

Он оставил свою семью, всех своих друзей, всех, кого любил.

Он даже не знал, почему это сделал.

Как бы то ни было, стоило ему узнать правду, и мысль о возвращении туда, в его родное измерение, больше не покидала его разум.

Он никогда не переставал думать об этом.

Он не переставал зацикливаться на этом.

Но ведь это невозможно, так?

Бессмысленно думать об этом, раз это невозможно.

Он никогда не вернётся.

Он не волшебник, не путешественник во времени и не создатель порталов.

Вероятность существования другого видящего, умеющего открывать порталы, переносить себя и других в иные измерения и миры… должна быть близка к нулю.

Или примерно один к миллиарду, что по сути то же самое.

Разум Ника твердил, что это невозможно, но он понимал, что и это тоже заблуждение. Правда в том, что он не знал, возможно ли это. Он понятия не имел, как попал сюда, и потому понятия не имел, возможно ли вернуться.

Ему надо поговорить с Бриком.

Ему надо поговорить с Мэлом и Уинтер. И, возможно, с Кит.

Конечно, это если он доживёт до следующего рассвета.

Есть и плюс – они не убили его в доме Уинтер.

Они решили не делать этого прямо на месте.

И всё же Ник испытал укол страха, когда они начали выпаливать вопросы.

– Здесь ещё кто-то есть?

– Вы один в доме?

– Чей это дом?

– Почему вы за пределами отведённого вам жилого квартала?

– Как долго вы здесь находитесь?

– Почему вы проводите отпуск здесь?

– Кто ещё живёт здесь с вами?

К счастью, у Ника имелись ответы на большинство вопросов.

– Здесь больше никого нет.

– Я присматриваю за домом в период отъезда друга.

– Мой куратор в М.Р.Д. сказал мне взять больничный после получения травмы при исполнении, которая вынудила меня временно прекратить исполнять свои обязанности… Меня отправили сюда. Куратор и мой промоутер боёв, Дэвид Фарлуччи…

Упомянув последнее, он понял, что совершил ошибку.

Он попытался замять это другими словами.

– Я пробыл здесь шесть… почти семь недель. Завтра у меня запланирован медосмотр, чтобы подтвердить физическую пригодность к работе.

Когда усатый презрительно процедил про его статус «знаменитости», Ник сохранял спокойствие.

– Да, все три моих работодателя, одобренные М.Р.Д., разрешили мне оставаться в Северо-Восточной Охраняемой Зоне. Полиция Нью-Йорка и «Архангел». Да, и бои тоже.

Когда они стали задавать больше вопросов, Ник сохранял вежливый тон.

– Да, Фарлуччи предложил, чтобы я приехал сюда и провёл какое-то время подальше от города…

– Да, мой начальник, старший детектив Джеймс Морли, одобрил это согласно иерархии подчинения в полиции Нью-Йорка…

– Я пробыл здесь шесть недель. Шесть с половиной. Почти семь, – сказал он, когда они повторно задали этот вопрос. Когда они начали настаивать, Ник лишь покачал головой: – Нет, я не выезжал. Я даже не покидал этот дом.

В ответ на это они открыто фыркнули.

Но не перестали допрашивать.

Это длилось. И длилось.

И длилось.

У них были вопросы касаемо его ответов.

Не все вопросы были особенно вежливыми.

– Травма? – процедил усатый коп. – С каких это пор немёртвый мудак вроде тебя может получить «травму» при исполнении? Ты слишком долго оставался на солнышке, гонясь за пешеходом, перешедшим дорогу в неположенном месте? Обнял распятие во время облавы в церкви Сан-Франциско?

Сопровождавший его темноволосый детектив загоготал.

– Съел несколько головок чеснока, пока преследовал итальянца-бакалейника?

– Или ты просто перекусил итальянцем-бакалейником? – спросил усатый мудак.

Они оба, похоже, находили это уморительным.

Тот, что пониже и с тёмными волосами, небрежно опёрся рукой на широкое плечо усатого. Вопреки его улыбке, в его голосе Ник не слышал ничего, что напоминало бы юмор. Отвращение. Ненависть. Ярость. Презрение. Может, капелька мелочного самодовольства.

Но не веселье.

Он выглядел лет на десять моложе копа с абсурдным количеством волос на лице.

– …А может, ты выпил святой воды из купели, кровосос? Подумал, что это питьевой фонтанчик? Так, что ли?

Усач рядом с ним рассмеялся.

Коп помоложе, с почти чёрными волосами, уложенными идеальной зализанной волной, усмехнулся.

Парень, должно быть, был католиком.

Как бы там ни было, он явно считал себя ужасно остроумным и смешнее кролика на льду.

Ник сделал так, как ему было сказано. Он послушался совета Морли.

Он не позволял себе подняться.

Он сохранял речь и выражение лица вежливыми.

Он даже не использовал своё отсутствие реакции как возможность подколоть их (во всяком случае, очевидно) или дать им знать, какими абсолютными бл*дскими идиотами он их считал.

Единственный раз, когда он среагировал по-настоящему – это когда один из них увидел виртуальное изображение Уинтер на низеньком развлекательном центре в старомодном стиле, стоявшем у стены. Изображение в рамке располагалось прямо под монитором во всю стену гостиной.

Усач посмотрел на изображение жены Ника в платье с запахом и глубоким вырезом; она улыбалась в камеру, в её волосы были вплетены цветы. Этот снимок сделал Ник. Тай вплела цветы в её волосы, пока они ходили в поход среди ближайших холмов. Ник взял один из вампирских зонтиков, защищавших от солнца, и потому смог пройти с ними хотя бы часть пути.

И всё же его не было с ними, когда Тай собирала цветы.

Солнце опустилось слишком низко и заставило его вернуться обратно.

Ник подождал их на крытом крыльце на заднем дворе дома Уинтер. Он сделал это фото, когда они вернулись из похода вдвоём. Он сфотографировал их с крыльца ступеней, пока она стояла на газоне снаружи.

Это был первый за несколько месяцев раз, когда Ник отправился вместе с ними на одну из их вылазок. Отчасти потому, что он, во-первых, только недавно купил нормальный зонт для таких ситуаций, а во-вторых, всё ещё был слаб после случившегося в Сан-Франциско.

Она выглядела такой чертовски очаровательной, когда они обе вприпрыжку бежали по дорожке от полей. Тай тоже в кои-то веки выглядела обычным ребёнком.

Детектив с рыжевато-каштановыми волосами смотрел на фото так, будто пытался прожечь в нём дырку.

– Это тот «друг», с которым ты живёшь? – юмор усача испарился.

Ник ответил без раздумий.

– Нет.

– Тогда что это за горячая щёлка, бл*дь?

Ник надеялся, что на его лице не напрягся ни один мускул.

– Не знаю. Кажется, сестра? Или подруга?

– Ну, кем бы она ни была, тебе лучше держаться от неё подальше, кровосос.

Человек наградил Ника взглядом, от которого у него пошли невольные мурашки.

Ник видел в этих глазах убийцу, и не только убийцу вампиров. Даже если не учитывать того, кем Уинтер приходилась ему, Ник не посчитал бы безопасным оставить её одну с типом, который смотрел на неё так или говорил так о ней. Он бы не позволил кому-то из своих знакомых женщин быть наедине с этим типом. Что касается самой Уинтер, Ник не позволил бы этому гондону быть в одной комнате с его женой, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Вообще-то, жизнь Ника правда зависела от этого.

– Думаю, она живёт в Калифорнии, – прокомментировал Ник таким же безразличным тоном. – Если так подумать, она может приходиться племянницей. Не помню.

Ник увидел, как мужчина немедленно потерял интерес.

Калифорния была слишком, слишком далеко для этих тупиц.

Слишком далеко, чтобы этот насильник, шовинист и убийца подумывал злоупотребить своим положением и принудить её к сексу.

После этого Ник был более чем рад убраться отсюда нахер.

И всё же он как можно громче подумал в адрес Уинтер и Тай.

«УИНТЕР НЕ МОЖЕТ ВЕРНУТЬСЯ СЮДА, – послал он мысленным криком. – НИ В КАКОЕ ВРЕМЯ СЕГОДНЯ ИЛИ ДАЖЕ НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ. ВОЗМОЖНО, ВООБЩЕ В БЛИЖАЙШЕМ БУДУЩЕМ. ПОКА ЭТА СИТУАЦИЯ НЕ РАЗРЕШИТСЯ. ОНА СОВЕРШЕННО ТОЧНО НЕ МОЖЕТ ВЕРНУТЬСЯ СЮДА. ПО КАКОЙ БЫ ТО НИ БЫЛО ПРИЧИНЕ».

Он силился вспомнить, когда в последний момент кормился от Уинтер.

Он толком не чувствовал её, когда они говорили ранее.

С тех пор прошло уже два часа.

Возможно, три.

Обычно для неё связь длилась дольше, чем для Ника (возможно, из-за её крови видящей), но он не мог вспомнить, достаточно ли много времени прошло. Он вынужден был полагать, что да, достаточно. Он вынужден был полагать, что она его не слышит.

Но бл*дь, невозможность знать точно сводила с ума.

Его разум всё ещё напоминал месиво; он вообще не помнил, в какой момент ночи один из них или оба заснули.

У него не было фотографической памяти видящих.

Он знал, что прошло слишком много времени.

Он знал это отчасти потому, что был пи**ец каким голодным. Он также знал это потому, что пи**ец как возбуждался при мысли о кормлении от Уинтер. Ему хотелось трахаться и кормиться, пока он не придёт в себя. Честно говоря, к этому моменту нехватка крови Уинтер в его организме вызывала более сильный стресс, чем электрический прут.

Отчасти это могло исходить из желания защитить её.

Особенно после того, что этот усатый мудак сказал про неё, желание покормиться могло быть беспокойством об её безопасности. Это беспокойство как минимум усиливало жажду кормления и превращало это желание в отчаянную потребность связи, чтобы он убедился в её сохранности.

Но Ник не думал, что дело только в этом.

Он чувствовал, как сильно скучает по ней.

В последнее время она была занята работой. Не считая сегодняшнего дня, эта работа вращалась вокруг «Архангела». Она теперь трудилась на них почти на полную ставку.

Обычно Ник не спрашивал, но он знал, что Сен-Мартен всё сильнее и сильнее внедряла Уинтер в команду армейской разведки «Архангела». Уинтер по сути работала как шпионка-видящая. С командой других обученных видящих она проводила разведывательную работу для «Архангел Индастриз».

Большую часть слежки она осуществляла через экстрасенсорную плоскость.

Честно говоря, это заставляло Ника нервничать.

Но не только работа мешала их времени наедине.

Ребёнок тоже был здесь, и это здорово, но это означало, что им приходилось хотя бы немножко скрывать свою интимную жизнь. Ни Ник, ни Уинтер не считали комфортным заниматься этим как обычно, когда ребёнок спал на диване внизу.

Особенно учитывая, что Тай могла читать их мысли.

Но главным образом Ник скучал по её присутствию. Он хотел покормиться от неё, потому что так интенсивнее всего ощущал это присутствие. Ник знал, что наверняка именно в этом заключается настоящая причина его голода.

Часть его скучала по ней.

Та же часть его хотела стереть разделяющее их пустое пространство.

Желание манило его как наркотик.

Ник к этому моменту уже понимал, что полностью зависел от своей связи с ней.

Он испытывал тревожность, если хоть несколько дней не кормился от неё. Обычная ситуация, где видящие и люди становились зависимыми от укусов вампира, в данном случае оказалась обратной. Ник становился практически отчаянным, если они разлучались слишком надолго.

И сейчас он чувствовал себя слегка отчаянным. Если бы он кормился от неё хоть несколько часов назад, он бы не чувствовал себя так, даже с учётом добавочного стресса из-за этих придурков.

Он также смог бы слышать её.

Он сосредоточился на ребёнке.

«СКАЖИ УИНТЕР, ЧТО НАМ НАДО ПОГОВОРИТЬ ПЕРЕД ТЕМ, КАК КТО-ЛИБО ИЗ ВАС ВЕРНЁТСЯ СЮДА, – он проецировал мысли вовне, думая ещё громче, чем прежде. – ОНИ КОПАЮТ ПОД МЕНЯ, РЕБЁНОК. ЭТО ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ОНИ МОГУТ КОПНУТЬ ПОД ВСЕХ НАС. МЫ НЕ МОЖЕМ ДОПУСТИТЬ, ЧТОБЫ ОНИ ПРИБЛИЗИЛИСЬ К ТЕБЕ… ИЛИ К МЭЛУ… ИЛИ К МИСС ДЖЕЙМС… ИЛИ К КИТ. ТЕБЕ НАДО ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА ПОСЛЕ ТОГО, КАК Я УЙДУ, И ОТПРАВИТЬСЯ ПРЯМИКОМ К УИНТЕР… ИЛИ К ТВОЕМУ БРАТУ, ЕСЛИ ТЫ НЕ СУМЕЕШЬ ПОПАСТЬ К УИНТЕР. ВАМ ОБЕИМ НАДО ПОЖИТЬ В ДРУГОМ МЕСТЕ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ. ЖЕЛАТЕЛЬНО В ДРУГОЙ ОХРАНЯЕМОЙ ЗОНЕ. МИСС ДЖЕЙМС ТАКЖЕ СТОИТ ВЗЯТЬ ОТПУСК ОТ РАБОТЫ В ШКОЛЕ».

Он не почувствовал никакого ответа.

С другой стороны, это естественно.

Он же вампир.

Он не мог читать мысли, как видящий.

Он вообще не мог слышать мысли без живой связи крови.

И всё же он знал, что Тай совершенно точно должна это услышать.

Чёрт, да если бы он слышал её ответные мысли, она наверняка ворчала бы, что он орёт ей в ухо. Она наверняка хмурилась бы и через его гарнитуру напоминала, что прекрасно слышит его и на нормальной громкости.

Тай его услышит.

Тай услышит, даже если Уинтер это не удастся.

Она передаст сообщение.

Она также сделает, как ей сказано, и уйдёт.

И всё же отсутствие ответа нервировало.

Слышать лишь тишину в его разуме чертовски нервировало.

Не зная наверняка, что хоть кто-то из них услышал и понял грозящую им опасность, Ник стискивал зубы, и его клыки до боли удлинились. Это порождало в нём агрессию, но и это не было настоящей реакцией. Настоящей реакцией был страх.

Честно говоря, это до чёртиков пугало его.

Подумав об этом, Ник поколебался, затем продолжил

«РЕБЁНОК, ТЕБЕ ЛУЧШЕ ПОДКЛЮЧИТЬ К ЭТОМУ ЛАРУ… СЕН-МАРТЕН, – эту часть он озвучил неохотно, но чувствовал верность такого решения. Он продолжил более медленно, осторожно формулируя слова. – МОЖЕТ, УЗНАТЬ, НЕ СУМЕЕТ ЛИ ОНА ИЗМЕНИТЬ ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ НА ДОМ. ХОТЯ БЫ НА БУМАГЕ. ХОТЯ БЫ ВРЕМЕННО. ИЛИ ХОТЯ БЫ ПУСТЬ ИЗМЕНИТ ФОТО УИНТЕР В ДОКУМЕНТАХ. БУДЕТ ЛУЧШЕ, ЕСЛИ НИКТО НЕ УЗНАЕТ ОБ УИНТЕР. ЕСЛИ ОНИ НЕ БУДУТ ИНТЕРЕСОВАТЬСЯ ТЕМ, ЧТО Я ЗДЕСЬ ДЕЛАЮ. ЛАРА МОЖЕТ ЭТО ОРГАНИЗОВАТЬ. ЭТО ПРАКТИЧЕСКИ ЕЁ КОРОННЫЙ НОМЕР…».

Теперь они выталкивали его за дверь.

К тому моменту, когда он подумал последние слова, он уже находился в прихожей.

По той же причине Ник заставил свой разум опустеть.

Он лишь надеялся, что все его слова дошли до малышки-видящей.

Он надеялся, что она не станет тянуть резину и передаст это Уинтер.

Он надеялся, что одна из них поговорит с Сен-Мартен.

Больше всего Ник чертовски надеялся, что Тай и Уинтер обе понимают, как плохо всё может закончиться.

Глава 6. Причина, почему

– Это полная чушь, – прорычал Ник. – Ты же это понимаешь, верно? Меня вообще не было в районе Верхнего Ист-Сайда прошлой ночью. Я находился вообще в другой охраняемой зоне! Дорога в один конец занимает два часа, мать вашу…

Морли поднял руку.

– Успокойся.

– Не буду я успокаиваться! Вы обвиняете меня в бл*дском убийстве, и я хочу знать, почему! Это вообще невозможно! Почему моё имя всплыло поверх этой горы дерьма?

– В твоём доме нет камер наблюдения, – напомнил ему Морли.

Ник открыл рот, затем закрыл обратно.

Подумав над словами детектива, он поморщился.

Ну конечно.

Та самая штука, которая в любой другой ситуации создавала лишь проблемы, теперь была единственным, что могло бы его спасти.

У него не было неопровержимых доказательств того, где он жил и с кем.

Неопровержимых – то есть, подкреплённых записями с камер данных, где он спал и что делал в те или иные часы прошлой ночи.

Даже если «Архангел» имел какие-то камеры в доме Уинтер, доступ к которым был только у Кит, Ник не мог это использовать. Его наверняка упекут за решётку просто за то, что он спал с Уинтер. Он не регистрировал отношения. Он не запрашивал никакого особого разрешения.

Что более важно, по документам Уинтер была гибридом.

Если они проанализируют её биоматериал и узнают, что её кровь ближе к чистокровной видящей, то им обоим светит кое-что похуже нескольких месяцев перепрограммирования. Нику наверняка вынесут смертный приговор. Уинтер окажется в какой-нибудь правительственной лаборатории, скорее всего, до конца своих дней.

Что будет хуже.

Наверняка намного хуже.

– Что насчёт поезда? – выпалил Ник. – Как, бл*дь, они объяснят, что меня не было ни на каком из поездов? И что меня не засняли камеры на нью-йоркских станциях?

Морли кивнул.

Его тёмно-карие глаза оставались неизменными.

– Некоторые из них считают, что знаменитому вампиру-бойцу не придётся ехать поездом, – ровно ответил седой детектив. – Некоторые считают, что он наверняка может позволить себе добраться до города иным способом… который так легко не отследить.

Ник прикусил язык, подавляя очередной поток ругательств.

Он не хотел, чтобы такое было на записи. Он знал, что даже прошёптанные им слова засечёт М.Р.Д. и все остальные, у кого будет доступ к записям.

Он не хотел создавать впечатление, будто он отказывается сотрудничать.

Он не хотел выглядеть злым или излишне эмоциональным в каком бы то ни было отношении.

Он также не мог вести себя слишком по-свойски с Морли.

– Самолёт – довольно заметная штука, бл*дь, – сказал Ник, усилием воли не повышая голос. – Я так понимаю, ты имеешь в виду самолёт, верно? Значит, должен быть план полёта. Записи в диспетчерских пунктах вылета и посадки. Персонал на борту. Не говоря уж о механиках и наземном персонале, – усилием воли помедлив, Ник стиснул зубы. – Не говоря уж о самом бл*дском самолёте, который я где-то должен спрятать, – отрывисто добавил он. – Что уж говорить про охрану даже на самой маленькой взлётно-посадочной полосе. Я никак не мог миновать все эти места, оставаясь незамеченным. По закону вся взлётно-посадочная зона должна находиться под постоянным видео– и аудио-наблюдением с распознаванием лиц и походки, и это я ещё не упоминаю меры безопасности в терминалах. Они бы всё равно где-нибудь засекли меня.

Морли переплёл свои длинные пальцы.

Выдохнув с едва скрываемым раздражением, он наклонился через металлический стол.

– В том и проблема, Миднайт. Они думают, что засекли тебя на камерах, – лицо Морли сделалось мрачным. – К сожалению, в том месте, где, по их мнению, это случилось, также оказалось дохера мёртвых людей… мёртвых людей, покрытых укусами вампира. Покрытых травмами, которые согласуются с гибелью от рук вампира. Покрытых следами пыток. Покрытых синяками. Тот, кто убил этих людей, не просто кормился… он навредил им, Ник. Сильно.

Ник поморщился.

Подумав о словах Морли, он откинулся на спинку стула.

– То есть, в их версии был самолёт?

– Или лодка.

– В доках охрана ещё строже, – заметил Ник. – Ничто не проходит через купол, не будучи записанным, просканированным, идентифицированным, зарегистрированным…

Морли лишь пожал плечами, сохраняя нейтральное выражение лица.

– Я в курсе.

– Но ты всё равно думаешь, что я это провернул. Каким-то образом?

– Ты катаешься на сёрфе. Ты комфортно чувствуешь себя в воде, Миднайт. Даже за пределами купола. Это задокументировано.

Ник не ответил. Он хмуро смотрел на Морли, но знал, что детектив средних лет тоже должен сыграть свою роль. Если он не выполнит свой долг, его вообще снимут с дела.

Они определённо не позволят ему остаться в этой комнате.

Ник всё это знал.

И всё же сложно было помнить об этом, когда он видел такой отсутствующий взгляд своего друга.

Он хотел знать, где Джордан.

Не то чтобы от этого будет прок.

Джордан тоже не сможет с ним поговорить. Более того, Ник поймал себя на мысли, что, скорее всего, поэтому его и не было здесь с Морли. Зная Деймона Джордана, можно предположить, что он не сумеет играть нужную роль, допрашивая его.

Покачав головой, Ник провёл рукой по своим прямым чёрным волосам.

– Могу я хотя бы увидеть запись? – спросил он наконец.

– Нет.

Ник нахмурился.

– Почему нет? Разве у меня нет права увидеть её, бл*дь?

– Я не могу дать тебе это право. Это юрисдикция М.Р.Д… И вообще, сейчас у меня нет доступа к записи. Да даже если и был бы, я не вправе ей делиться.

И снова Ник услышал посыл в словах своего друга.

Если они смогут оставить это дело в отделе расследования убийств, то хотя бы полиция Нью-Йорка сама займётся расследованием. Если они смогут оставить это в родном участке Ника, возможно, балом будет заправлять Морли. Но Ник знал, насколько мала такая вероятность.

Практически любой, кто знаком с Ником или знал об его отношениях с Морли, наверняка отдал бы дело кому-то другому. Полиция Нью-Йорка не захочет, чтобы сложилось впечатление, будто они защищают его. Если такое попадёт в новости, начнётся настоящий хаос.

Но, возможно, есть способ привлечь Морли и Джордана к расследованию, не назначая их за главных. Ник сильно подозревал, что этого они и хотят.

Чтобы борцы за права вампиров были довольны.

И чтобы расисты тоже были довольны.

Если всё это отправится в М.Р.Д. или, хуже того, в Человеческое Расовое Управление (Ч.Р.У.), то никак нельзя будет угадать, кого назначат на дело. Что ещё проблематичнее, дело может оказаться вне сферы влияния «Архангела», если сопутствующие факторы превратят это в международное расследование, выходящее за национальные рамки.

Нику не нравились его шансы при таком исходе.

Ему и сейчас совсем не нравились его шансы.

– Когда будет решён вопрос с юрисдикцией? – спросил Ник.

Морли отпил глоток из своей мигающей, ярко светящейся и жуткой уродливой кружки с эмблемой «Янкиз».

Выражение его лица оставалось непроницаемым.

– Когда решат, тогда и решат, Миднайт, – сказал человеческий детектив. – Я знаю, что они прямо сейчас вызывают сюда заинтересованные стороны для обсуждения. Фарлуччи уже в пути, – добавил он, имея в виду промоутера боёв, с которым Ник работал в мире подпольных вампирских рингов. – И Ачарья сейчас встречается с какими-то людьми из «Архангела», – пояснил он.

Ник кивнул.

Джаган «Джаг» Ачарья был начальником всей полиции Нью-Йорка.

Он также сам по себе был небольшой знаменитостью.

Формально Ачарья контролировал контракт Ника с человеческой полицией и обсуждал любые изменения с М.Р.Д. и другими работодателями Ника, то есть, с Фарлуччи и Сен-Мартен. Ник не впервые задался вопросом, сколько же раз Ачарья будет разбираться с «проблемным вампиром-детективом Ником» прежде, чем решит окончательно его уволить.

Честно говоря, Ник был удивлён, что этого ещё не случилось.

– Ты можешь что-нибудь мне сказать? – Ник по привычке выдохнул, на сей раз плохо скрывая своё раздражение. – Неужели правда похоже, что на записи я?

Морли встретился взглядом с Ником.

После паузы, во время которой он как будто взвешивал возможные ответы, он тоже выдохнул.

– Похоже, – признался он. – Но сложно сказать точно.

– Естественно, – прорычал Ник. – Меня там не было.

– Но это очень похоже на тебя, Ник.

– Ну, это не я.

– Есть ещё кое-что, – голос Морли сделался чуточку более предупреждающим. – Все жертвы – члены одной семьи. Не все они жили в одном доме, но все убитые были родственниками.

Ник снова нахмурился.

– И?

– Их было десять, – продолжал Морли. – Пара примерно тридцати лет. Трое детей. Бабушка, гостившая в их доме наверху.

– Это шестеро, – сказал Ник.

Морли наградил его мрачным взглядом.

– Сестра мужчины из этой манхэттенской пары приехала с Лонг-Айленда навестить их на выходные. С ней приехал её муж. А также двое детей, младшему ребёнку было пять. Пары вместе отправились поужинать, оставив пятерых детей и бабушку дома. Пары только-только вернулись. Они зашли в дом, чтобы попить кофе и съесть десерт после ужина. По словам официанта в ресторане, все они выглядели счастливыми. Не было никаких ссор. Все они смеялись. Никто не перебрал с алкоголем и не напился.

Ник поморщился, невольно вздрогнув.

– Другие родственники есть? – спросил он.

Морли кивнул.

– Их сейчас уведомляют. Но дело плохо, Ник, и поэтому люди так реагируют. Судя по всему, это была уважаемая семья – и те, что на Манхэттене, и те, что с Лонг-Айленда. И те, и другие активно участвовали в жизни общества. И как минимум манхэттенская семья убита полностью. Шесть человек. Ещё четверо с той ветви семьи, что поселилась на Лонг-Айленде. И это были нелицеприятные смерти, Миднайт. Особенно у детей. Он сначала расправился с детьми… затем с бабушкой… пока родители ещё ели. Он сидел и ждал, когда вернутся четверо остальных.

– Он ждал? – Ник нахмурился. – Серьёзно?