Текст книги "Сломанная жизнь (ЛП)"
Автор книги: Дж. П. Барнаби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Собрав всю оставшуюся силу, он подавил самоненависть и мысли о суициде, возвращая их туда, где держал под замком. Он не мог позволить своей матери увидеть это; ей хватало переживаний. Так что, обнажив свою душу насколько смог, он мог встать с этого пустого клочка травы, наконец готовый уйти. Медленно вставая, он отряхнул траву с колен, внезапно чувствуя вину за новые пятна, оставшиеся на джинсах. Аарон медленно огляделся, замечая, что звук газонокосилки исчез, и наклонился поправить цветы на могиле Джульетты.
– С днём рождения, Джульетта, – тихо произнёс он, а затем развернулся, чтобы уйти.
***
Листая первые несколько глав своей новой книги по программированию, Спенсер вздохнул. Большую часть он выучил в школе, а остальное выяснил сам. Больше всего ему нужен был вызов, что-то, чтобы не думать о других происшествиях жизни. Он был в восторге от начала учёбы, но его беспокоило пьянство отца. Папа был единственным человеком в его жизни, на которого он действительно мог рассчитывать. В восемнадцать лет он не мог нести вес колледжа и ухудшающегося алкоголизма отца. На какое-то время стало лучше, пока один из партнёров его отца не ввязался в судебный процесс, который испортил всю их психиатрическую практику. Вместо того, чтобы открыть новое дело, он ушёл в отставку в сорок пять лет, чтобы изучить другие варианты. Единственный другой вариант он нашёл в бутылке.
ПАПА: «Мне сегодня не хочется готовить. Ты хочешь пиццу или китайскую еду?»
Спенсер ожидал сообщения. Его отец не вставал с кровати до двух часов дня, и даже тогда выглядел ужасно. Он думал сам предложить приготовить, но тоже не особо хотел. Тот парень в колледже чертовски его напугал. В одну минуту он постучал парня по плечу, а в следующую с ужасом наблюдал, как парень вышел из себя и упал на землю. Спенсер не хотел так его напугать. Он просто хотел до понедельника найти все свои классы. Достаточно плохо было иметь дело с сурдопереводчиком, которого приставил к нему колледж; он не хотел заблудиться и спрашивать дорогу.
СПЕНСЕР: «Китайскую».
ПАПА: «Оранжевая курица или жареный рис?»
Спенсеру казалось нелепым переписываться, сидя в одном доме, так что он отметил страницу в учебнике, встал с дивана и пошёл искать отца. Кухня, со спартанским декором, была пустой, за исключением одинокого кувшина с ледяным чаем, который Спенсер не так давно приготовил и оставил на стойке для завтраков. Плоская панель с диагональю в пятьдесят дюймов в гостиной не горела, и комната казалась такой же пустой. Ему понадобилось несколько минут и ещё несколько комнат, но он наконец увидел своего отца в кабинете. Тихая комната была заставлена книгами, богатая на тёмное дерево и искусственную кожу. Его отец сидел на кожаном диване, который занимал большую часть задней стены. Стол, идеально вырезанный из орешника, с модными бронзовыми ручками и чёрной кожаной подстилкой для бумаг, за ненадобностью стоял вдоль западной стены. Из-за всех попыток, которые его отец вложил в управление своей жизнью в последние несколько месяцев, на столе могло быть пару сантиметров пыли.
– Меню? – спросил Спенсер, и его отец поднял взгляд от книги в своих руках. Он был не против разговаривать при отце, потому что делал это всю свою жизнь. Отец научил его говорить вместе с тётей Нелли. На это ушла вечность, особенно потому, что ни у кого из них не было опыта общения с глухими детьми. Но каким-то образом они втроём справились. Однако, это было много лет назад, пока отец ещё был полностью сосредоточен на нём. Чем старше и самостоятельнее он становился, тем глубже его отец погружался в депрессию, которая обрушилась после его вынужденного увольнения.
«Кажется, меню есть на столе», – показал жестами его отец, положив книгу на диван рядом с собой. Это показало, как сильно испортились их отношения за последние несколько лет. Они оба сидели в доме и читали, в разных комнатах, совершенно не общаясь. Он подошёл к столу и покопался в ящиках, пока не нашёл папку меню. Это напомнило ему о том, каким организованным раньше был его отец. Из верхнего ящика он достал блокнот и ручку.
Просмотрев меню, он написал в блокноте свой заказ и протянул отцу. Ещё одна вещь, которую отцу приходилось делать за него. Когда-нибудь рестораны начнут пользоваться преимуществами онлайн-заказов, и он не мог этого дождаться. Они уже заказывали в интернете доставку продуктов, потому что не хотели утруждать себя походами в магазин. Поспешно просмотрев меню, его отец взял с подлокотника мобильник и позвонил, чтобы сделать заказ. Хоть Спенсер не мог слышать, что он говорит, он мог читать по губам отца и распознать уставший тон его голоса судя по тому, как его тело опиралось на диван.
«Они сказали, что приедут минут через двадцать», – показал его отец, бросив телефон обратно на диван. Отец выглядел старше, чем Спенсер когда-либо видел. Под его глазами, которые когда-то были яркими и полными жизни, висели мешки. Пока Спенсер взрослел, отец всегда был с ним рядом, приглядывал за ним, учил его преодолевать глухоту, но в последнее время этот величайший союзник ускользал всё дальше и дальше.
«У тебя всё готово к учёбе? Я видел, что пришёл счёт на оплату ноутбука».
Его сердце слегка замедлилось от беспокойства на лице отца. Может, он отдалился не так сильно, как представлял Спенсер.
«Да. Я вчера купил книги. Даже начал их читать», – с робкой улыбкой ответил Спенсер. Впервые в своей жизни он чувствовал дисбаланс в их отношениях. Раньше они всегда были командой – только они вдвоём против всего мира, но недавно всё это изменилось, и Спенсер не знал, как это вернуть. Отец поднял отложенную книгу и открыл обратно страницу, на которой остановился.
Их отдалённость нависла над Спенсером, с тяжестью и неловкостью, пока он стоял и смотрел, как читает его отец.
– Моя. Учёба. В колледже. Недавно. Началась. Ярко, – сказал он отцу в отчаянной попытке удержать его внимание. Он хотел поговорить об этом, когда приехал домой, но отец был не в той форме. Они почти не разговаривали последние несколько недель, и Спенсер скучал по тому, как легко им было друг с другом. Его друзья из старшей школы постоянно ругались с родителями, но он редко спорил с отцом. В последнее время его отец закрывался в своём кабинете или в спальне, в мусорной корзине копились пустые бутылки.
«Что ты имеешь в виду?» – жесты его отца были резкими и равнодушными, будто в тот момент он не мог вынести очередных жалоб.
«Я постучал парня по плечу, чтобы спросить дорогу, а у него началась истерика».
Спенсера тревожило одно воспоминание об этом.
«Какая истерика? Он тебе не навредил?» – отец окинул Спенсера быстрым взглядом, и парень уныло улыбнулся и уселся в большое кожаное кресло. Когда бы он ни сидел здесь, в отцовском кресле, он чувствовал себя маленьким ребёнком за столом для взрослых.
«Нет, он мне не навредил. Он упал и закрыл голову руками, умолял меня не прикасаться к нему. Сразу я испугался, но потом мне стало его жаль».
Покрытое шрамами лицо парня преследовало его. Он не мог представить, что случилось, чтобы спровоцировать такую реакцию на простое прикосновение, но знал, каково чувствовать страх и боль. Он знал, каково быть одному.
«Похоже, будто он что-то вспомнил, или отреагировал на какую-то травму. Что с ним случилось?» – его отец выпрямился на диване, очевидно заинтересовавшись. Как клинический психолог, он мог испытывать интерес к человеку, у которого случился приступ во дворе университета.
«Женщина, кажется, это была его мама, пришла и помогла ему. Я бы не оставил его одного. Это было действительно ужасно. Я понятия не имел, что делать. Наверное, поэтому я не увлёкся психологией», – Спенсер пожал плечами. Внутри всё похолодело при мысли о том, каким напуганным выглядел тот парень.
«Невозможно привыкнуть видеть, как кому-то больно. По крайней мере, я так и не привык».
У Спенсера в кармане завибрировал телефон. Оторвав взгляд от отца, он проверил экран и увидел, что кто-то позвонил в дверь. Казалось, что двадцати минут ещё не прошло, но Спенсер не смотрел на время, когда отец звонил. Он взял деньги, которые протянул отец, и пошёл вниз, чтобы расплатиться с курьером.
Они сидели в тишине за обеденным столом и ели второсортную китайскую еду, внимание отца Спенсера потерялось между соевым соусом и печеньем с предсказаниями.
Лёжа позже в своей кровати, Спенсер смотрел в потолок и пытался найти сон среди текстуры его поверхности. Нервы выходили из-под контроля. В старшей школе большую часть времени он уворачивался от задир, которым нравилось толкать его в шкафчики, ставить ему подножки в столовой или плеваться в него отвратительными снарядами. Его сердце колотилось в груди, пока он думал, может ли в колледже быть то же самое, или в его карьере после колледжа. Ему всегда придётся так сильно бороться, просто чтобы быть как все?
В его мыслях само по себе появилось лицо того парня, и его охватил сон.
***
От солнца у Спенсера болели глаза, когда открылись сквозь склеившую их корку всего через пару часов после того, как он наконец заснул. Глухая боль в основании шеи предупредила о надвигающейся мигрени, и он со стоном перевернулся на бок. Поискав телефон под подушкой, куда положил его, чтобы проснуться от вибрации, он нажал на кнопку и посмотрел время. Понедельник, десять минут до поставленного будильника. Он бросил телефон на тумбочку, перекатился на живот и уткнулся лицом в подушку. Растяжка спины и рук помогла ослабить напряжение, формирующее головную боль, но он знал, что придётся что-нибудь принять, как только встанет с кровати.
Его отец всё ещё будет в кровати, когда он уйдёт. Это был первый день учёбы в колледже, а его отец всё пропустит, леча похмелье. Боль медленно прокрадывалась к его вискам, угрожая заблокировать солнце своей силой. Его живот крутило от боли, и он скинул одеяло. Пол под его ногами был холодным, пока он тихо шёл в ванную. Лекарства от мигрени стояли в аптечке, как и всегда, но он ненавидел, что приходится принимать их сейчас. Они делали его медлительным и вялым, не лучший выбор для первого дня. Однако, без них режущая боль за его глазами станет только хуже.
Его горло сжалось вокруг таблетки, даже когда он запил её водой из-под крана. Зажмурив глаза от пульсации в голове, он намочил полотенце и прижал холодную ткань ко лбу. Последнее, что ему было нужно, так это выйти из строя из-за головной боли. Забравшись обратно в кровать, он решил подождать пятнадцать минут, пока не подействуют лекарства, прежде чем пытаться принять душ. Спенсер переставил свой будильник и закрыл глаза под холодным давлением ткани. «Пожалуйста, пусть это просто уйдёт».
К тому времени, как под его подушкой зазвенел будильник, пронзительная боль ослабла до непрекращающейся пульсации. Напряжённые мышцы его плеч сжались, когда он перевернулся на бок и проверил время на телефоне. Спенсеру нужно было в тот же момент пойти в душ, чтобы приехать в колледж вовремя и познакомиться со своим переводчиком. Ему потребовались все силы, чтобы дойти до ванной, и ещё больше, чтобы включить душ. Втирать шампунь в волосы было намного приятнее ощущения, будто ему в глаз тычет иголка.
К тому времени, как он оделся, у Спенсера как раз осталось достаточно времени, чтобы быстро съесть миску хлопьев на кухне перед выходом. Пока он спускался по лестнице, от запаха блинов и сосисок его рот наполнился слюной. Он с открытым ртом смотрел, как его отец стоит на кухне и готовит завтрак для них обоих. Отец развернулся, с тарелкой в руке, и улыбнулся, увидев в дверном проёме Спенсера. Тарелку он поставил на стол.
«Я не мог в первый день отправить тебя в колледж без хорошего завтрака», – прожестикулировал он и развернулся обратно к плите. Спенсер замер в дверях ещё на мгновение. Его отец был таким внимательным. Достав из холодильника молоко, Спенсер налил два стакана, хоть его и не просили, и сел за стол, чувствуя внутри тепло.
Он больше не переживал, что опоздает.
«В этом семестре я буду изучать психологию», – прожестикулировал Спенсер после того, как они оба сели за стол со стопками блинов и горками сосисок на тарелках. Такие завтраки он всегда любил, с детства. Всё в мире можно было излечить либо блинчиками, либо мороженым – даже нервозность из-за колледжа.
«По крайней мере, я на что-нибудь сгожусь», – ответил его отец, пожав плечами, и полил сиропом свои пышные, смазанные маслом блины. Спенсер ненавидел депрессию и грусть, которые видел в глазах отца.
– Ты. Сгодишься. На. Много. Других. Вещей. Ты. Ещё. Мог. Бы. Практиковать. Если. Бы. Захотел, – парировал Спенсер, но его отец просто кивнул, без комментариев. Они превратили момент в неловкую тишину.
Вскоре Спенсер поехал в колледж, чувствуя себя более одиноким, чем когда—либо за долгое время.
Глава 6
Аарон не хотел открывать глаза на следующее утро, когда мама через дверь сказал ему, что пора вставать. Прошли годы с тех пор, как он использовал будильник; от злого звонка его сердце подскакивало до горла. Даже когда была настроена музыка, это ошеломляло его так сильно, что он до конца дня был на грани. Так что его будила мама, и её голос скорее успокаивал, чем пугал его. Это была ещё одна вещь, которой она помогала ему справиться с тем фактом, что он едва функционирует. Иногда, пока лежал и смотрел на пустой потолок над головой, он думал, может, мать делает для него слишком много. Она потакала ему, не подталкивая и не заставляя поддерживать статус-кво. Даже после двух лет он всё ещё чувствовал себя ребёнком или каким-то инвалидом, потому что не добился никакого прогресса. Он всё ещё был тем слабым, напуганным маленьким мальчиком, которого нашли еле живым на запятнанном бензином полу.
Сейчас у него не было времени лежать и разгадывать проблему своего ненормального психоза. В этот момент ему нужно было открыть глаза и пойти в душ, чтобы начать свой день – первый день в колледже. Сделав глубокий вдох, он открыл глаза и увидел идеально синее, безоблачное небо. Может, день будет хороший.
Он поспешно принял душ и проделал остальную утреннюю рутину, а затем взял свою сумку с ноутбуком и пошёл вниз. Ему было плохо от того, что он заставлял свою мать переживать после визита к Джульетте в субботу. Когда они приехали домой, он был очень тихим и замкнутым. Его действительно поразил вид её имени, вырезанного на надгробном камне. Это был не просто какой-то ужасный кошмар. Она не уехала отдыхать с семьёй. Джульетта была изнасилована и убита менее чем в десяти шагах от него. Прежде чем его проткнули ножом, прежде чем ему изрезали лицо и руки в попытках убить, они заставили его наблюдать, как перерезают ей горло. Они заставили его наблюдать, зная, что то же самое произойдёт и с ним, как только они закончат с ней. Он до сих пор чувствовал холод бетона, к которому прижимался своим по большей части обнажённым телом, слышал вонючий запах пота и бензина, когда ботинок вжимался в его щеку, пока мужчина держал его на месте. Пока нож с малым сопротивлением скользил по её мягкой коже, из неё вытекала кровь, пропитывая её разорванный свитер и в конце концов собираясь в лужу на грязном полу.
Аарон не хотел говорить ни о чём из этого, особенно со своей матерью. Она уже так много для него сделала, он ни за что не станет вселять эти изображения ей в голову. Эти картинки и другие, которые были для него такими же страшными, останутся запертыми внутри него. Ни в какое время он не мог представить, что обременит кого-то другого своими кошмарами.
По пути на кухню Аарон пообещал себе, что поест, что бы ни поставила перед ним мать. Это было меньшее, что он мог для неё сделать, не доставляя ей больше беспокойств, чем было необходимо. Он уже натворил достаточно. Когда Аарон устроился на кухонном стуле, Аллен прошёл мимо него на пути в школу. Так как Аллен был достаточно взрослым, чтобы возить себя и Антони в школу на дряхлом Форде Мустанг, который для них купили родители, он мог позволить себе выходить из дома чуть позже. Дорога длиной в три километра до объединённых средней и старшей школ занимала намного меньше времени на их ярко-оранжевой развалюхе.
– Надеюсь, твой первый день пройдёт отлично, приятель, – сказал Аллен, а затем целиком засунул в рот батончик мюсли и взял свою сумку.
– Спасибо, – ответил Аарон, в то время как мать поставила перед ним тарелку блинов с черникой. Аллен произнёс что-то несвязное, так как мюсли занимали большую часть его рта, и побежал к входной двери.
– Если бы ты слез с кровати раньше, чем за пять минут до выхода, я бы и тебе их приготовила, – рассмеялась его мать вслед Аллену. Аарон поднял на неё взгляд, его желудок начала поедать вина, когда он заметил тёмные круги под её глазами. Очевидно, прошлой ночью ей тоже плохо спалось. Должно быть, он очень её напугал.
– Мам, ты занята? – спросил Аарон, слова слетели с его языка раньше, чем он решил заговорить.
– Для моих мальчиков я никогда не бываю слишком занята, – с улыбкой сказала его мать и села на пустое место напротив него. Странно довольный тем, что она принесла блины и для себя, он подумал, что будет очень мило просто посидеть за столом и поесть наедине с мамой.
– Прости, что я был таким… тихим. Я знаю, что ты переживала из—за этого. Я просто… Я не могу… – начал Аарон, но понятия не имел, как закончить.
Я не могу рассказать тебе обо всех ужасах, которые вижу в голове.
Я не могу ясно объяснить, каково внутренне умереть.
Я не могу описать, каково хотеть кричать каждую минуту каждого дня.
Он понятия не имел, какого чёрта должен был ей сказать. Даже во время сотен потерянных часов бесполезной терапии, он никогда не говорил об этом. Унижение и стыд были только верхушкой психиатрического айсберга. Так что мозгоправы накачивали его таблетками и переключались на того, кому могли помочь.
– Не нужно извиняться, Аарон. Я знала, что тебе будет тяжело. По правде говоря, я переживала бы больше, если бы ты не расстроился, и я очень горжусь тем, что ты туда сходил. Ты прошёл один по траве и справился. Аарон, которого мы привезли домой два года назад, не смог бы этого сделать. Надеюсь, ты видишь, как далеко зашёл. Всё медленно налаживается, милый.
Это был такой прекрасный сентимент, что Аарон не смог ей перечить, так что промолчал. Вскоре после того, как они закончили завтракать, мать отвезла его в колледж.
Стоя у стены рядом с компьютерным классом, где должен был пройти его самый первый урок в колледже, он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить бесконтрольную панику в груди. Капля пота скатилась по его виску, и он сосредоточился на одной плитке на полу. Когда снова смог дышать, Аарон развернулся и открыл дверь. Как он и надеялся, никаких других студентов в кабинете ещё не было. Пройдя к последнему ряду компьютеров, он занял самый крайний. Усевшись на уродливый стул, обитый тканью, он подкатился к столу и включил компьютер, запуская бесплатный игровой сайт.
Один за одним, студенты начали заполнять большие, в стиле аудитории, ряды столов и компьютеров. Аарон начал нервничать, когда люди сели на ряд прямо перед ним. Класс будет заполнен почти целиком. Его практически успокаивало, что пустые ряды могли служить барьером между ним и остальными людьми в кабинете. Ещё несколько студентов, и кто-нибудь может сесть прямо рядом с ним. Сможет ли он с этим справиться? Придётся ли ему поменять пары? Придётся ли ему бросить учёбу? Аарон всё равно не видел смысла ходить в колледж. Он ведь никогда не сможет справиться с работой. Он знал, что до конца своей жизни будет бременем для своих родителей, а затем для братьев, но надеялся, что надолго это не затянется.
Он заметил пустое место рядом с собой, которое было помечено как «зарезервированное». Он задумался, сделал ли это его преподаватель, доктор Майер, чтобы дать ему шанс сидеть одному. Паника в его груди начала слабеть, когда преподаватель вошёл в кабинет и бросил поношенный кожаный рюкзак на стол впереди. Он был молодым парнем, может, около тридцати лет, с взъерошенными каштановыми волосами и в очках. Он выглядел вполне непринуждённо в своих брюках и синей рубашке-поло. Это был обычный, школьный внешний вид. Несколько минут он возился впереди, доставая вещи из рюкзака. Казалось, он ждал, пока студенты усядутся, чтобы начать урок. Доктор Майер как раз включил план лекции на проекторе, когда дверь в аудиторию открылась, и вошёл подросток в компании пожилой женщины. Его длинные каштановые кудри раздулись ветром, пока он поднимался по ступенькам, идя прямо к Аарону, который молча молился, чтобы они заняли места через проход от него.
Парень, которого заметил Аарон, обладал крепким телосложением и, возможно, дневной щетиной. Он сел прямо рядом с Аароном, снимая табличку резервирования с монитора. Он посмотрел на Аарона незабываемо глубокими карими глазами, робко улыбнулся, а затем повернулся посмотреть на женщину, сидящую рядом с ним. Аарон задумался, почему он обращает больше внимания на женщину, чем на преподавателя, пока она не начала двигать руками. Парень снял с плеча ярко-голубую сумку, не отрывая глаз от женщины, пока она продолжала использовать язык жестов для общения с ним.
Он был глухим.
Его чёрная футболка плотно растянулась на плечах, когда он скрестил руки, по-прежнему наблюдая за женщиной, пока она передавала содержание лекции. С каждой законченной фразой плана или объявления, которые делал доктор Майер, женщина повторяла всё контролируемыми, отрепетированными жестами. Для Аарона стало очевидно, почему этого парня посадили назад. Возможно, с первого ряда он мог читать по губам, но жесты его сопровождающей могли отвлекать остальных студентов в кабинете. Отсадив его назад, они хотя бы минимизировали это.
Первый урок касался разных планов, ожиданий и так далее, и Аарон сидел молча, по большей части слушая. Он всё больше отвлекался на парня слева от себя, пока тот слушал лекцию с помощью рук женщины. Ощущение знакомства или схожести заставило Аарона притормозить, потому что он очень хорошо понимал, каково полагаться на других, чтобы выжить. Не в силах представить, каково быть глухим, и через какие трудности приходится проходить парню, он почувствовал укол сочувствия, переключая внимание обратно на лекцию.
Как раз когда он понял, что доктор Майер читает из плана, его дыхание застыло в лёгких. Четверть его оценки будет зависеть от партнёрского проекта. Он не мог заниматься партнёрским проектом. Одна мысль о такой близости с кем-то и о том, сколько времени займёт это закончить, пока на него будут смотреть с ужасом и отвращением, заставила его полностью замкнуться в себе. Он чувствовал, как стучит в висках пульс, когда паника взяла верх, и кабинет начал становиться меньше.
Ему потребовались все силы, чтобы держать себя под контролем, пока не приехала его мать.
– Мам, тебе нужно поговорить с преподавателем. Я не могу делать с кем-то проектом, – стал умолять Аарон свою мать, как только захлопнул дверь машины. Она приехала как раз вовремя и ждала его, когда он выбежал из здания.
– Сделай глубокий вдох и успокойся, Аарон. Что бы это ни было, мы разберёмся. А теперь, расскажи мне, что произошло.
Её спокойствие нервировало его. Как она могла быть такой спокойной, когда он разваливался на части? Он с самого начала не хотел поступать в колледж, но теперь, когда оказался там, у него появилось занятие. Это позволяло ему думать о чём-то другом, сосредоточиться на чём-то другом, кроме несчастной реальности его жизни. Его учёба в колледже закончится раньше, чем даже успела толком начаться.
Он никак не сможет закончить колледж без этого урока, не важно, с кем поговорит его мать. Это было необходимо для следующего курса серии. Он будет стоять на месте, если не сможет справиться с этим. Проблема была в том, что он никак не сможет работать так близко с кем-то другим. Что ему делать? Его руки машинально сжались в кулаки, как и всегда, когда начинался приступ паники. С кем бы его ни поставили в пару, его будут жалеть, пялиться на него, может даже попросят другого партнёра из-за отвращения к нему. О боже.
– Аарон, тебе нужно успокоиться. Я поговорю с твоим преподавателем. Что может быть хуже всего, милый? Подумай об этом. Любо ты бросишь этот урок, либо разделишь работу с кем-нибудь, кого больше никогда не увидишь. Может, я попрошу учителя позволить тебе делать проект самому. Всё будет в порядке.
Аарон посмотрел на обеспокоенное лицо матери и кивнул, делая глубокий вдох. Она была права. Худшее, что могло произойти, это то, что он бросит колледж. Он уже переживал намного худшее. Откинувшись на спинку пассажирского сидения, он закрыл глаза, пытаясь преодолеть свой страх, преодолеть панику. Его мать позаботится об этом; она всегда со всем разбиралась. Он будет в порядке. Ему не обязательно было учиться в колледже. Это не было вопросом жизни и смерти. Он был в порядке.
Через десять минут глубокого дыхания и самоуговоров, он наконец открыл глаза и увидел, что мама ему улыбается.
– Чего ты улыбаешься? – спросил Аарон, искренне заинтересованный. Ему момент не казался особо счастливым или весёлым.
– Ещё полгода назад ты не смог бы сам себя успокоить, если начал паниковать. Тебе пришлось бы выпить Ативан.
Он на минуту задумался над этим. Она была права, но он сразу же оттолкнул эту мысль, потому что не хотел надеяться. Если он начнёт надеяться, что всё наладится, когда это не так, это опустошит его ещё больше, и родители наконец отошлют его. Нет, ему не становилось лучше. Ему придётся продолжать полагаться на свою мать, обходиться без друзей, просто существовать. Находясь под лекарствами, он мог мечтать о нормальной жизни, но когда их действие прекращалось, он вспоминал, что для него это никогда не будет возможно. Так что, когда его мать намекнула, что ему становится лучше, он отложил этот комментарий в сторону, чтобы изучить, когда снова осмелится надеяться. Казалось, его мать всё поняла.
Как только они приехали домой, его мать позвонила в кабинет доктора Майера, чтобы поговорить с ним о проекте, даже предложила, чтобы Аарон поработал над этим один. Однако, так как смыслом проекта было сотрудничество, преподаватель не поддавался. Он говорил, что программистам зачастую приходится работать в командах, чтобы достичь своих целей. Доктор Майер хотел, чтобы они начали работать над тимбилдингом и профессиональными навыками общения. К тому времени, как разговор закончился, и она повесила трубку, Аарона чуть ли не тошнило.
Ладно, двадцать пять процентов оценки. Если он на отлично справится с остальной частью курса, то сможет набрать проходной балл, совсем не делая проект. Это подняло ему настрой. С обновлённым чувством надежды, он пошёл наверх, чтобы начать читать своё первое задание.
На следующий день, на уроке, доктор Майер начал читать лекцию о структуре программ. Аарон наблюдал за ним поверх своего плоского монитора, следя за всем внимательнее, чем когда-либо на каком-либо уроке. В старшей школе, насколько он мог помнить, было легко. Он слушал лекцию, делал домашнее задание, может подучивал что-то для тестов – по большей части в плане истории – и на этом всё. Заканчивать старшую школу, находясь на домашнем обучении, было совсем другим делом. Хоть других учеников не было, и Аарон сидел за собственным кухонным столом, он чувствовал беспокойство и тревогу. Сосредоточиться или запомнить что-то казалось ему проблемой, как никогда не бывало в прошлом. Его матери приходилось тяжело бороться, просто чтобы добиться, чтобы он достиг требований, необходимых для окончания школы. В то время Аарон не видел смысла продолжать своё школьное образование, как и не видел смысла идти в колледж. Окончание старшей школу и поступление в колледж принесли две позитивные вещи – эти жесты словно дали его матери цель в жизни, будто она приносила реальную пользу. Ещё это отвлекало его мысли от ужасных изображений, которые продолжали его мучить.
Когда преподаватель сделал паузу, Аарон проверил свои часы и увидел, что до конца урока осталось ещё почти двадцать минут. Он ждал, но лекция, казалось, закончилась. Женщина через два сидения от него сидела тихо, а парень рядом с ним с любопытством оглядывался вокруг. Так как у них не было лабораторной работы, может, это означало, что их отпустят пораньше. Аарон был в лёгком восторге от этой перспективы.
– Ладно, ребята, на этом я закончу, чтобы дать вам время узнать своего нового партнёра по проекту и, может быть, начать работать над вашим планом, – сказал доктор Майер, беря список класса. Аарон почувствовал, как на его лбу начинает выступать пот, и в комнате вдруг стало намного жарче, ворот рубашки его душил. Преподаватель собирался назначить им партнёров. Он не мог с этим справиться. Он просто не мог посмотреть в лицо какой-нибудь бедной девушке, когда она увидит его в качестве своего партнёра. Сделав глубокий вдох, он попытался заставить себя успокоиться.
– Когда я назову ваше имя, встаньте, чтобы ваш партнёр мог вас найти.
Ладно, забудьте о спокойствии. Когда назвали его имя, и все повернулись посмотреть на него, они просто пялились. Все пялились. Он был отвлекающим уродцем. Схватив с пола свою сумку с ноутбуком, он случайно толкнул парня рядом с собой, не глядя бросая свой блокнот, тетрадь, ручку и диктофон в один из карманов сумки, и чуть не перевернул стул в спешке выбежать из кабинета.
– Мистер Даунинг! – крикнул ему вслед преподаватель, когда он добрался до двери и помчался к парковке, даже не останавливаясь позвонить матери, чтобы сказать ей, что выйдет раньше. Когда она приехала, почти через пятнадцать минут, он сидел на верхней ступеньке у здания лабораторий, скрутившись в маленький комок, обвив руками свою сумку и глядя на свои ботинки.
– Аарон, милый, поехали домой, – перед ним появилось испуганное лицо матери, и Аарон, сидя на бетоне, поднял взгляд на неё. Он задумался, как долго она пыталась привлечь его внимание. Должно быть, прошло немало времени, учитывая, как она была напугана. Может, однажды он просто уйдёт в себя и больше никогда не выйдет. Он медленно встал и пошёл за ней к машине, на онемевших ногах. Он сидел на пассажирском сидении, застыв как камень, пока они не доехали до подъездной дорожки перед своим домом. Его мать вытащила ключ из зажигания, отстегнула ремень безопасности и повернулась к нему. Прежде чем ей выдался шанс спросить, он ответил на её вопрос.
– Доктор Майер сегодня назначал нам партнёров по проекту, – сказал Аарон безжизненным голосом.
– Тебе не нравится твой партнёр? – спросила мать.
– Я и не узнал, кто он.
