Текст книги "Любить всем сердцем (ЛП)"
Автор книги: Дж. Б. Солсбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Джесси не разговаривал со мной всю дорогу до своей встречи. Он делал это и раньше, и обычно я не принимала это на свой счет, но после того, как я с ним обошлась, я знаю, что его молчание на этот раз было личным.
Высаживаю Эллиот у её школы и мчусь через полгорода, чтобы забрать подарок-извинение. Слава Богу, что «Лексус» очень быстрый. За пять минут до назначенного времени возвращаюсь в церковь, чтобы забрать Джесси. Мой желудок скручивается в узел. Мое предложение мира казалось хорошей идеей, но теперь, когда Джесси мог выйти из этих дверей в любую минуту, я подумываю о том, чтобы мчаться к ближайшему мусорному баку.
Мне действительно нужно извиниться? Несомненно. Я неправильно его поняла и восприняла слова, как крайне неуместный комментарий, в присутствии ребенка, но словесных извинений было бы вполне достаточно. Вот дерьмо, что я делаю? Как только он увидит, что я для него приготовила, воспользуется этим, чтобы унизить меня и сыграть на моей доброте.
Замечаю ближайший мусорный бак. Прямо у входных дверей. Если я побегу, то успею его выбросить.
Распахиваю дверь, проверяю, не смотрит ли кто-нибудь, и бегу к мусорному баку. Я нахожусь примерно в четырех футах от него, когда дверь в церковь распахивается. Мои кеды скрипят по бетонному входу, когда я останавливаюсь.
Джесси замирает, когда видит меня.
– Что ты делаешь?
Прячу подарок за спину.
– Ничего.
Он смотрит на меня из-под бейсболки, и тень от козырька делает его лицо еще более зловещим, чем обычно.
– Что у тебя за спиной?
Я выдыхаю и принимаю свое поражение, протягивая ему подарок.
– Для тебя.
Изучает его.
– Это что...?
– Капуста, шпинат, петрушка, зеленое яблоко, лимон и еще какое-то странное слово на букву «А» или... – Я качаю головой и протягиваю ему стакан. – Не помню.
Джесси медленно берет стакан.
– Откуда ты знаешь мой рецепт приготовления смузи?
Ого, я знала, что это будет неловко.
– Знаешь, нам, наверное, лучше сесть в машину, пока тебя никто не узнал. – Разворачиваюсь и бегу к машине, моля Бога, чтобы мое лицо вернулось к своему нормальному цвету.
К сожалению, сегодня Бог, кажется, не отвечает на мои молитвы.
Джесси забирается внутрь, и мои щеки все еще ощущаются, как будто их обдувают паяльной лампой. Надеюсь, что он заметит и отвернется, давая мне немного уединения, чтобы немного успокоиться, но у него нет никаких светских манер. Поворачивается ко мне и смотрит, ожидая ответа.
Зная, что водить машину, когда у меня трясутся руки, небезопасно, я кладу их на колени.
– Прости меня, ладно? Вот. Я просто... я чувствовала себя ужасно из-за нашего недопонимания…
– Твоего недопонимания.
– Верно. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что наговорила тебе, и поэтому принесла тебе предложение мира.
Джесси смотрит на стакан, делает глоток и снова смотрит на меня.
– В самую точку. Откуда ты узнала?
– Погуглила. Ты будешь удивлен, если узнаешь, что можно нарыть в интернете.
– Ты преследовала меня по интернету?
– Нет! – Мой желудок немного скручивает, но я сдерживаю свои нервы, потому что отказываюсь завершить эту вечеринку-унижений блевотой. – Ты дал интервью какому-то мужскому фитнес-журналу и поделился информацией.
Джесси снова отпивает из своего стакана.
– Что еще ты узнала обо мне?
– Ничего. Я не копала глубоко. – Я знаю, что его любимая рыба – морской окунь, он ненавидит фундук, и ест только говядину под названием Вагю, что бы это ни было.
Нажимаю кнопку запуска двигателя и отъезжаю от церкви.
– Лгунья.
Наконец-то он отводит от меня взгляд, я немного расслабляюсь. Между нами повисает молчание, и, хотя это неловкое молчание, все равно благодарна за него.
Когда мы въезжаем на подъездную дорожку, он говорит:
– Извинения приняты. – Джесси распахивает дверцу и вылезает, а потом наклоняется, опираясь татуированной рукой о крышу машины. – О, и я, возможно, спровоцировал твое недопонимание.
– Что? Почему?
Он пожимает плечами и с улыбкой отходит от машины.
– Ты забавная, когда злишься. – И хлопает дверью, подчеркивая свои слова.
Мудак!
Я выезжаю с подъездной дорожки и мчусь с визгом шин, все еще слыша его смех через открытое окно.
ДЖЕССИ
День двадцать первый.
Одна неделя до моего двадцати восьмидневного рубежа.
Должен сказать, до сих пор это было проще простого. Все, что мне нужно делать, это игнорировать все, что мне не нравится, спать столько, сколько могу, и убивать время всеми возможными способами.
Упершись локтями в колени, я смотрю на свою гитару, прислоненную к стене у шкафа. Лучшие музыканты в мире были на вершине своей игры, будучи пьяными и под кайфом. Курт Кобейн, Джимми Хендрикс, Дэвид Боуи. Отрезвите этих парней, и они никогда не смогут творить ту магию, которую творили, когда были пьяны. Я должен просто взять её, но что, если у меня больше нет того, что нужно для создания музыкальной магии?
Обескураженный, роняю голову на руки и стону.
Поверх эластичного пояса моих штанов свисает кусок плоти, которого не было там несколько недель назад. Что это за хрень такая?
Вскакиваю с кровати и направляюсь в гостиную, где Бен растянулся на диване со своим ребенком, свернувшимся калачиком, и смотрит какой-то мультфильм.
– Эй…
– Ш-ш-ш... – говорит малышка, не отрывая глаз от экрана. – Это самая лучшая часть.
Я закатываю глаза и смотрю, как какая-то поющая блондинка делает ледник с помощью магии, которая брызжет из ее рук. Когда мне кажется, что песня еще долго не кончится, я опускаюсь на стул и жду. Ого… белокурая цыпочка распустила волосы и стала чертовски сексуальной. Стоп, нет, я не вожделею чертову мультяшку. Откидываю голову назад и жду, когда закончится пение.
– Эй, Бен.
Он отворачивается от телевизора, но ребенок хватает его за подбородок и поворачивает обратно.
– Продолжай смотреть, папочка.
– Хорошо, принцесса. В чем дело, Джесайя?
Я хватаюсь за подлокотник кресла. Почему он так меня называет?
– Мне нужно позвонить Дэйву.
– Ладно. Я тебя не останавливаю.
– Я не знаю его номера.
– Ты не знаешь номера телефона своего менеджера?
– Я не собираюсь это обсуждать. – Встаю, приготовившись звонить Дэйву.
– Что тебе нужно?
– Тренажерный зал. – Я хлопаю себя по животу. – Мне нужно двигаться, сжечь всю эту переработанную пищу, которой ты меня кормишь.
Бен целует голову своего ребенка и соскальзывает с дивана. Я иду за ним на кухню, где он наливает себе стакан воды.
– Ну?
Он задумчиво смотрит на меня, и мне хочется свернуться калачиком, поэтому я выпячиваю грудь, чтобы доказать свою правоту.
Ты больше не запугиваешь меня, старший брат.
– Ты можешь заниматься в моем спортзале. – Он пожимает плечами.
– Нет, не могу, если пойду в общественный спортзал и меня узнают…
– Это не общественное место. Это в церкви. Можешь использовать его, когда захочешь. Там занимаются йогой и силовыми упражнениями несколько дней в неделю, но ты можешь заниматься самостоятельно.
– Погоди, у тебя в церкви есть спортзал?
– Физическая подготовка идет рука об руку с духовным благополучием.
Это объясняет, почему он стал таким накаченным с тех пор, как я видел его в последний раз.
– Когда я смогу начать?
– Думаю, тебе придется поговорить с Бетани и узнать, когда она сможет тебя отвозить.
Запускаю руки в волосы. Дерьмо. Как, черт возьми, это сделать? Я не привык просить об одолжении. Я говорю о своих потребностях, и они удовлетворяются.
Это неизведанная территория.
Ненавижу это, черт возьми.
Глава 9.
ДЖЕССИ
– Спасибо, что прислал одежду, – говорю я Дэйву, разбирая коробку с тренировочной одеждой, которую он оставил. Иду в ванную, и старый телефон 70-х годов падает с комода на пол. – Есть ли шанс, что в ближайшее время я получу сотовый телефон?
Черт, как же неприятно думать, что я заработал этому парню миллионы и умоляю его достать мне мой собственный телефон. Чудовище молчало внутри меня, но теперь я чувствую шевеление.
– Ты уже написал мне песню?
Беру пластиковую подставку для телефона и швыряю ее на комод.
– Вот как это работает, а? Предметы первой необходимости теперь награда?
– Как только ты приложишь усилие и докажешь, что хочешь вернуть свою карьеру, я начну относиться к тебе скорее как к клиенту, а не как к ребенку.
– Я уже почти месяц не пью!
– Ты уже месяц ходишь к доктору Ульриху, а он говорит, что ты все еще отказываешься участвовать в терапии.
– Какого хрена? Разве не существует какого-то дерьма о конфиденциальности клиента? Ему разве разрешено обсуждать то, о чем мы говорим? Я добьюсь, чтобы у него отняли лицензию!
– За что? За то, что не воспринимаешь сеансы всерьез? Удачи тебе с этим. Теперь ты встречаешься с ним дважды в неделю и у тебя заканчиваются возможности получить нужную тебе помощь.
За моими ребрами, там, где живет чудовище, раздается грохот, но вместо ярости он переворачивается и продолжает свою спячку. Киска.
– Что происходит с группой?
– Я же сказал, никакой группы нет.
– Ты опять пытаешься заставить меня пить? Ну же, дай мне хоть какую-то надежду. Если это все равно безнадежное дело, тогда какого хрена я здесь?
Несколько секунд он молчит, потом прочищает горло.
– Ребята ждут, что ты напишешь, прежде чем решить, останутся они или нет.
– Это ведь хорошо, правда? Я напишу несколько топовых песен, и мы вернемся к делу.
– Лейбл не гарантирует твое возвращение. Что бы ты не сочинил, это должно быть достаточно хорошо, чтобы завоевать их.
Мой взгляд устремляется к гитаре, которая начинает собирать пыль.
– Я могу это сделать. А как Нейт?
Дэйв вздыхает.
– Натан ушел навсегда.
Я провожу рукой по волосам.
– Но это же бред. Он любит музыку…
– Он любил Кайлу.
Черт возьми, мне нечего на это сказать? Какой мужчина бросит всю свою карьеру ради цыпочки? Явно не из тех, кто готов умереть за свою музыку, так что нам будет лучше без него.
– В Лас-Вегасе есть барабанщик, за которым я присматриваю. Если ты придумаешь сингл, напоминающий ранние вещи Джесси Ли, посмотрю, смогу ли заполучить его вместо Натана.
– Если? Где твоя вера в меня?
– Честно? Она умерла во время твоего второго пребывания в реабилитационном центре.
– Я трижды был на реабилитации.
– Мне ли не знать. Я должен бежать. Принеси мне эти песни.
Линия обрывается.
Я смотрю на блокнот в кожаном переплете и ручку на прикроватном столике, затем мой взгляд скользит к фотографии Мэгги: руки на раздутом животе и ее глаза светятся радостью, глядя на меня.
– И как мне делать это здесь? Никакого вдохновения.
Решаю, что мне нужно подышать свежим воздухом и выкурить сигарету, поэтому хватаю Мальборо и зажигалку и иду на кухню за кофе.
В девять тридцать утра я ожидаю, что где-нибудь найду няню и ребенка, которые занимают слишком много места и производят слишком много шума, но дом пуст. Хорошо. Может быть, с их уходом я смогу подумать… Что за...?
Я щурюсь сквозь раздвижную стеклянную дверь на задний двор. Там один из тех пластмассовых детских бассейнов, и мелкая с няней сидят в нем.
– Она выглядит нелепо. – Я открываю дверь, и обе пары глаз смотрят на меня. – Тебе не кажется, что ты слишком большая для этого?
– И тебе доброе утро, – говорит няня, покачивая пластиковой рыбкой в воде.
Не знаю, почему это зрелище так расстраивает меня. Может быть, это мой разговор с Дэйвом. Может, просто идиотизм взрослой женщины в детском бассейне. А может, дело в том, что в купальнике на ней меньше одежды, чем я когда-либо видел, и я чертовски возбужден и сварлив, но она продолжает отказывать мне в сексе.
– Мне нужно, чтобы ты отвезла меня в церковный спортзал.
– О, круто! Ты занимаешься «Святой Йогой»? Или «Силой и Душой»? Кажется, они начинают урок зумбы. Держу пари, у тебя будет хорошо получаться. – Она смеется и слегка фыркает, что чертовски раздражает.
– После встречи я пойду в спортзал, так что забери меня через час.
– Не могу, мне нужно быть на работе в два часа, кроме каждой второй пятницы…
– Не подходит. Измени время.
Она сердито смотрит на меня.
– Если тебе не нравится, езжай сам. Моя работа – доставлять тебя на встречи.
Боже, эта женщина невероятно упряма. Я опускаюсь на стул в нескольких футах от бассейна и закуриваю сигарету.
– Здесь курить нельзя. – Взгляд ее больших карих глаз устремляется на малышку, которая, кажется, совершенно не замечает, что я курю.
– На улице это никому не повредит.
– Ты подаешь плохой пример.
– Говорит женщина в детском бассейне. – Прищурившись смотрю на ее грудь. – Это что, единорог у тебя на купальнике?
– Это Пегас.
Я делаю длинную затяжку и выдыхаю дым в ее сторону.
С рычанием девушка поднимается из воды, и я на мгновение застигнут врасплох ее телом. Ее купальник далек от сексуальности, он полностью закрывает все ее скромные изгибы, но что-то в нем заставляет меня отчаянно хотеть снять его и узнать, что под ним. Она невысокая, но ее рост компенсируется длинными стройными ногами, а бедра мягкие и округлые. Она хорошо скрывала это под одеждой.
Няня выхватывает сигарету из моей руки, и вода с ее тела капает мне на колени.
– Я возьму это.
Разворачивается, и я смотрю, как она, качая бедрами идет назад к бассейну, где макает мою сигарету в воду, а затем бросает её в куст. Явно удовлетворенная, она хлопает в ладоши и плюхается обратно в воду.
– Тебе не стоит курить. Удивительно, что люди все еще курят, учитывая все связанные с курением смерти каждый год. Это словно табачные компании говорят: вот пистолет с пулей в нем. Дай мне денег, а я позволю тебе приложить его к своей голове.
– О, а это нормально – говорить подобное в присутствии ребенка?
Няня хмурится, затем смотрит на маленькую девочку, которая, кажется, полностью игнорирует нас в любом случае.
– Эллиот, никогда не кури. Это плохо для тебя.
– Знаю, – говорит она и начинает барахтаться, обливая меня водой. – Я русалка!
Летающие лошади, русалки… В детстве я воображал себя огнедышащим драконом. Мир полон нормальными людьми, которые мечтают о жизни в мифах и легендах. Простой снаружи и огнедышащий внутри. Суперзвезда рок-н-ролла не исключение. Я стал тем, кем они хотели меня видеть.
Ни аргументов. Ни борьбы. Никакого сопротивления с моей стороны…
Мой пульс колотится в горле.
– Ох, черт…
– Джесси! – ругается няня. – В чем твоя проблема?
Я моргаю, глядя на нее.
– Мне пора идти.
Кажется, я только что написал песню.
БЕТАНИ
Джесси вскакивает с шезлонга и бросается внутрь, забыв закрыть дверь.
Я вздыхаю и выхожу из бассейна, чтобы закрыть её. Пока встала, иду на кухню, одним глазом присматривая за Эллиот, хотя она умеет плавать, а воды всего пара футов, и достаю из морозилки два фруктовых мороженых. Мой взгляд устремляется дальше по коридору. Дверь Джесси закрыта. Интересно, с ним все в порядке? Смотрю на часы и вижу, что у нас есть еще пара часов до отъезда, поэтому возвращаюсь к Эллиот.
Мы болтаемся в бассейне, пока наши плечи не розовеют, а руки не становятся морщинистыми. Затем выливаю воду из бассейна и сажаю ее в ванну. Одеваю Эллиот для школы и оставляю ее с Барби, пока сама быстро принимаю душ.
Закончив и одевшись, я понимаю, что у нас есть десять минут до того, как мы должны отвезти Джесси на его встречу. Собираю наши вещи, надеясь, что Джесси не заснул или типа того, и не дождавшись, иду стучать в его дверь.
– Мы должны идти!
Он распахивает дверь, а на нем все еще спальные шорты.
– Я не могу, я пишу.
– Что? Нет. Ты должен идти. Ты не можешь пропустить встречу.
Он выглядит немного ошеломленным, как будто только что проснулся от самого лучшего сна на свете и хочет снова заснуть, чтобы продолжить с того места, где остановился.
– Нет, позвони им, скажи, что я заболел.
– Ты не можешь. Дэйв сказал…
– Мне нужно написать песню, и я нахожусь на чем-то удивительном, так что просто позвони им и скажи, что я болен. – Джесси оборачивается, и я прослеживаю за его взглядом, и вижу блокнот на полу, слова и музыкальные ноты, нацарапанные по всей открытой странице. – Пожалуйста, Бетани. – Он никогда раньше не называл меня по имени. – Ты мне нужна.
Не знаю, почему я киваю, но это так.
– Я…
– Большое спасибо. Я твой должник.
Джесси закрывает дверь перед моим носом, и я стою там несколько секунд, задаваясь вопросом, как я собираюсь отмазать от его собрания анонимных алкоголиков, не навлекая на нас неприятности.
– Ты сказала им, что у меня понос! – Глаза Джесси широко раскрыты, когда он смотрит на меня из глубины коридора.
Не знаю, почему он выглядит таким расстроенным. Я сделала то, что он просил, и отмазала от собрания анонимных алкоголиков. Прячу свою улыбку.
– Ты велел сказать им, что заболел.
– Да, сказала бы – лихорадка или конъюнктивит, но не понос!
– Эллиот, поторопись! – Мы уже собирались идти в школу, когда она вдруг вспомнила, что забыла кое-что захватить для «покажи и расскажи». Вот тут-то Мистер рок-Бог и решил спросить меня, какую болезнь я ему придумала. Застегиваю молнию на рюкзаке Эллиота с «Моим маленьким пони» и смотрю на разъяренную суперзвезду. – Немного благодарности было бы очень кстати.
Его яростный взгляд – все, что я получаю в благодарность. Неблагодарная, избалованная знаменитость!
– Диарея – это лучшее, что я могла придумать. Кроме того, никто никогда не сомневается в диарее.
Джесси проводит руками по волосам, и хотя на нем наконец-то надета рубашка, когда он вот так поднимает руки, обнажается та потрясающая часть его живота, которая сужается и исчезает под его...
– Ты смотришь на мой член, няня?
Я смотрю ему в глаза, и вижу в них веселье.
– Нет, ты отвратительный извращенец. – Я наклоняюсь и кричу в коридор: – Эллиот! Ну же, поторопись!
– Я все еще ищу своего щенка бигля!
Обхожу Джесси и иду по коридору, чтобы помочь найти мягкую игрушку.
– Ты заглядывала под кровать?
– Ты, должно быть, шутишь, – громыхает Джесси с порога.
Я оборачиваюсь и вижу, что он смотрит на плакат на стене Эллиот.
– Имеешь что-то против Джастина Тимберлейка?
Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, челюсть отвисла.
– Ты когда-нибудь смотришь развлекательные новости? В прошлом году он выиграл у меня музыкальную премию MTV.
Я с обожанием смотрю на изображение Джастина в черной кожаной куртке и джинсах, которые ему очень идут.
– Он потрясающий. Просто быть номинированным вместе с ним – это большая честь.
– Нет. Даже близко нет.
Эллиот высовывает голову из-за кровати.
– Он хорошо танцует. Ты умеешь танцевать?
– Я не танцую, малышка.
Она пожимает плечами.
– Хм, наверное, поэтому ты и проиграл. – Эллиот снова ныряет вниз, чтобы найти свою плюшевую игрушку.
У Джесси отвисает челюсть, и он свирепо смотрит на меня.
– Ей промыли мозги. Не могу поверить, что у ребенка моего брата нет ни одного плаката со мной на стене. – Он тычет пальцем в сторону плаката. – Я же ее долбаный дядя!
Тишина заполняет комнату, и Джесси выглядит ошеломленным, очевидно, обдумывая то, что только что сказал. Хмурит брови и качает головой, пятясь из комнаты.
– Я нашла его! – Эллиот выскакивает с плюшевым животным в руке.
– Пошли, а то опоздаем. – Я провожу ее мимо растерянного Джесси. – Ты совершенно прав. – Сжимаю его плечо, выводя из временного оцепенения. – Ты ее долбаный дядя. – Так веди себя соответственно. – Удачи тебе с песней, а в аптечке есть «Пепто» (прим. Pepto – лекарство от диареи).
Не могу удержаться от смеха, услышав его ответное рычание.
Делает ли меня ужасным человеком то, что я получила безумное удовлетворение, рассказав организатору анонимных алкоголиков, Полу, что у Джесси, ужасный случай диареи? Ничего не могу поделать с тем, что хочу, чтобы этот парень хоть на секунду стал обычным человеком. Неестественно быть все время красивым и безупречным.
Наверное, поэтому я и вызвала у него вымышленный понос.
Но выражение его лица, когда я сказала ему... Я усмехаюсь. Почему быть плохой так приятно?
Глава 10.
ДЖЕССИ
– Джесайя, у тебя есть минутка?
Я смотрю на дверь из своего положения на полу, спиной к кровати, с гитарой в руке и карандашом между зубами.
– Или сейчас неподходящее время..?
Я вынимаю карандаш изо рта.
– Входи.
Бен открывает дверь с тарелкой еды в руке. Он не сразу замечает, что я сижу на полу, но когда замечает, то кажется удивленным.
– Эй.
– Эй.
Он подходит к маленькому столику рядом с тем чертовым стулом, который я отодвинул в угол, и ставит еду.
– Я не был уверен, хочешь ли ты сделать перерыв, чтобы поесть. – Щелкает выключателем торшера.
В этот момент я моргаю, фокусируя зрение. Уже почти восемь часов. В комнате стало темнее, и я даже не заметил этого.
Бен стоит напротив меня, засунув руки в карманы джинсов.
– Я слышал кое-что из того, что ты играл. Звучит хорошо.
Чувствуя себя уязвимым и встревоженным, закрываю блокнот и кладу гитару на кровать.
– Пока сыро, но все получится.
Напряженное молчание тянется между нами, и я задаюсь вопросом, сколько времени ещё пройдет, прежде чем он избавит нас обоих от страданий и уйдет. Бен оглядывает комнату. Его взгляд останавливается на фотографии Мэгги с тоской и печалью в глазах. Интересно, скучает ли он по ее фотографиям по ночам теперь, когда я занимаю его комнату?
Я замечаю еду, которую он мне принес. Бифштекс, картошка, какие-то овощи. У меня в груди все сжимается.
– Ты можешь вернуться в свою комнату. Я лягу на диван.
Бен переводит взгляд на меня.
– Нет. Думаю, у тебя должно быть свое собственное пространство, и я все равно встаю рано. И Эллиот тоже. Так мы тебя не разбудим. – Он возвращается к фотографии. – Я могу убрать эти фотографии отсюда…
– Ты не обязан этого делать.
– Они доставляют тебе неудобства, я понимаю…
– Нет.
Он выглядит смущенным.
Я встаю.
– Все нормально. Я не обращаю на них внимания. Но если ты настаиваешь на том, чтобы остаться на диване, то должен взять несколько туда.
Бен грустно улыбается и хватает ближайшую фотографию своей мертвой жены. Он не прижимает рамку к груди и не целует ее, хотя по выражению его лица я верил в это. Вместо этого он просто держит её в руке. У меня такое чувство, что он не хочет, чтобы я знал, как много это для него значит.
– Ладно... я, пожалуй, пойду приму душ и лягу спать.
– Бен.
Он останавливается в дверях и оборачивается.
– Ты скучаешь по этому? По игре? – Я дергаю подбородком в сторону его пыльной гитары. – Песням?
– Да, есть немного.
– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы вернуться?
Пожимает плечами, и я не упускаю из виду, как он крепче прижимает к себе фоторамку.
– Не совсем.
– Плохо. – Я хватаю еду со стола и сажусь на пол, чтобы поесть. – У тебя хорошо получалось.
Бен опускает подбородок, вздыхает, затем смотрит на меня.
– Тебе удобно на полу?
Я смотрю на антикварный стул так долго, как только могу – всего две секунды.
– Ты же не думаешь, что я сяду на эту чертову штуку.
В тот момент, когда до него доходит смысл моих слов, лицо Бена заливается краской.
– Спокойной ночи.
Его взгляд метнулся к стулу, затем обратно ко мне, но он не встречается со мной взглядом. Кивает и выходит из комнаты с тихим:
– Спокойной ночи.
– Рад слышать, что ты пишешь музыку. – Док Ульрих, кажется, искренне взволнован моими новостями и, похоже, так же, как и я, доволен тем, что наши визиты сократились до двух раз в неделю. – Сочинение музыки ничем не отличается от ведения дневника…
– Позволю себе не согласиться, док.
Взмахом ручки он указывает на мою гитару.
– Не хочешь ли поделиться тем, что написал?
– Нет, не могу. Тебе придется ждать выхода сингла, как и всем остальным.
– Вполне справедливо. – Он улыбается и что-то записывает в свой блокнот. – Вчера на собрании были какие-нибудь прорывы?
Выражение моего лица мрачнеет.
– Я пропустил вчерашнюю встречу, потому что плохо себя чувствовал.
Док хорошо притворяется, но я могу сказать, что он настроен скептически.
– Ты заболел?
Я чешу челюсть, когда раздражение ползет вверх по моей шее.
– Да, просто... расстройство желудка.
– Понятно. – Он что-то пишет. Что может быть примечательного в том, что я болен. Ну, понарошку болен? – Тебе нужно показаться врачу?
– Нет, мужик. У меня все в порядке.
– Но ты ведь будешь присутствовать на сегодняшней встрече, верно?
– Да, и я собираюсь начать тренироваться сегодня. Я в восторге от этого.
Док продолжает и продолжает, пытаясь раскопать любую грязь из моего детства, но я только киваю или качаю головой. Если ему так интересно мое воспитание, почему он не спросит Бена? Уверен, что он был бы открытой гребаной книгой для доктора.
Наше время, наконец, заканчивается, и он уходит. Я надеваю спортивные штаны и черную футболку, надеваю кроссовки и отправляюсь на поиски водителя.
Няня на кухне у раковины, моет посуду.
– Где ключи?
Она подпрыгивает и роняет кружку в раковину, где та разлетается на миллион осколков.
– Черт!
– Хм, простите меня, Мисс Благопристойность, но вы только что чертыхнулись?
– Ты меня напугал. – Она пристально смотрит на меня, и вблизи ее глаза кажутся более карамельного цвета. Хм, а я всегда думал, что они просто коричневые. – Нельзя подкрадываться к людям.
Прислоняюсь спиной к стойке рядом с ней.
– Няня, во мне шесть футов один дюйм. Я не могу «подкрасться» ни к кому. Может быть, тебе следует лучше осознавать свое окружение?
– Без разницы. – Она собирает керамические осколки и выбрасывает их в мусорное ведро.
Няня часто бывает здесь и когда я ее вижу, она всегда играет с ребенком или убирает. Что будет делать Бенджамин, если она уйдет? Он будет в полной заднице.
– Эллиот, давай же, мы уходим! – кричит она в сторону коридора.
Маленькая девочка влетает в кухню, большая щербатая улыбка натянута между ее щеками.
Стоя в дверях, натягиваю бейсболку, а няня собирает детские вещи, чтобы мы могли идти. Хватаю с кухонного стола брелок от машины.
– Я за рулем.
Она сидит на корточках, завязывая шнурки на ботинках ребенка, и смотрит на меня.
– Ты не можешь вести машину. Дэйв сказал…
– Дейв не хочет, чтобы я садился за руль, потому что не хочет, чтобы у меня были неприятности. Я не собираюсь попадать в неприятности, поэтому я за рулем.
– Не думаю…
Я щелкаю пальцами.
– Вперед. На выход.
Она смотрит на меня так, что я возбуждаюсь, а потом хмурится, потому что не могу перестать улыбаться.
– Ладно. Церковь находится всего в нескольких милях отсюда. Думаю, ты можешь справиться с этим. – Проходит мимо меня с самодовольной ухмылкой.
Продолжай в том же духе, няня, и к концу недели я раздену тебя догола и разложу на кровати.
Она возится с автокреслом, пока я сажусь за руль, подстраиваю сиденье под свои гораздо более длинные ноги и регулирую зеркала.
Няня забирается на переднее сиденье и пристально смотрит на меня, пристегивая ремень безопасности.
– Разве таких, как ты, не возят повсюду в лимузинах? Когда ты в последний раз садился за руль?
Я задним ходом выезжаю с подъездной дорожки и включаю передачу, выезжаю с визгом шин просто ради удовольствия.
Она напрягается и выпрямляется в кресле.
– Притормози!
Малышка смеется и визжит, чтобы я ехал быстрее.
Я сильнее давлю на газ.
– Джесси, пожалуйста! – кричит она и костяшки ее пальцев белеют на приборной панели. – О боже!
Неплохо. Я бы не ожидал такой ярой страсти от женщины, которая наносит гигиеническую помаду в качестве блеска для губ. Мне бы очень хотелось услышать те же самые слова из ее уст в более интимной обстановке.
В конце улицы я замедляюсь, и моя челюсть болит от улыбки.
– К твоему сведению, у меня есть действительные водительские права, которые никогда не были аннулированы за вождение в алкогольном или наркотическом опьянении или что-то еще, что твой крошечный умишко придумал обо мне. – Я чувствую жар ее гнева. – Господи, няня-зануда, пойми шутку.
– Мы можем сделать это снова? – спрашивает ребенок и пинает спинку моего сиденья, что чертовски раздражает.
– Нет, – отвечает няня и отворачивается, чтобы посмотреть в окно.
Я слышу, как она всхлипывает. Черт, она что, плачет?
Женщины и их сверхактивные эмоции.
Еще один всхлип, и она вытирает лицо.
Я закатываю глаза и стону.
– Ты что, плачешь?
– Просто забудь об этом, – говорит она, но я слышу слезы в ее голосе.
Дерьмо.
– Успокойся, я просто пошутил.
– Ты не понимаешь, – она снова всхлипывает. – Я была в машине с родителями, когда мой отец вот так шутил и ехал слишком быстро. – Она вытирает нос, все еще глядя в боковое окно, скорее всего, чтобы скрыть свои неловкие слезы. – Он не справился с управлением и... и... они оба погибли.
О черт... я мудак.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но извинения никогда не даются легко.
– Бетани, я...
– Я пролежала в реанимации три недели. – Она показывает на белый шрам размером со скрепку на ноге. – Это постоянное напоминание о том дне.
Останавливаю машину и слепо смотрю в лобовое стекло.
– Я... Послушай, я понятия не имел о твоих родителях. Мне... правда жаль.
Она снова всхлипывает, и ее плечи трясутся.
Я такой придурок.
– Бетани. – Протягиваю руку, чтобы коснуться ее плеча, но она так быстро оборачивается, что я отдергиваю руку.
Она улыбается. Её лицо сухое.
– Ха! – В ее глазах пляшут смешинки. – Ты простофиля!
– Какого хрена..?
Няня разражается смехом, откидывая голову назад, демонстрирует полный рот ровных, белых зубов, и звук истеричного хохота слетает с ее губ.
– Не могу поверить, что ты купился на это!
– Подожди, твои родители не умерли?
– Неа! Они живут в Финиксе! – Теперь она вытирает настоящие слезы – слезы смеха. – Ты такой доверчивый!
– А как насчет шрама на ноге?
– Я поскользнулась во время прогулки три года назад и упала на камень.
– Не могу поверить, что ты солгала о смерти своих родителей, – бормочу я.
– Не могу поверить, что ты подвергаешь опасности жизнь своей четырехлетней племянницы, разъезжая по жилым кварталам, как маньяк. – Она хлопает в ладоши с довольной улыбкой. – Теперь мы квиты.
– Квиты? – Приподнимаю уголок рта в ухмылке. – Сладкая, мы только начали.
Это, кажется, затыкает ей рот и стирает глупую улыбку с лица.
Игра началась, няня.
БЕТАНИ
Когда я сижу в машине, ожидая окончания встречи Джесси, и рассматриваю фотографию Уайта и Сюзетты в Instagram, не могу перестать прокручивать это маленькое слово.
Сладкая.
Меня так уже называли – обычно пожилые люди и однажды повар, которого уволили за то, что он схватил за грудь хозяйку – но на этот раз я чувствую себя по-другому. Почему он так меня назвал?
Уайт никогда не называл меня так. Он называл меня «милая», несколько раз «детка», но никогда «сладкая». Не могу решить, какой это термин – сексуальный или покровительственный.
Кого я обманываю? Исходящий от Джесси Ли и сопровождаемый этой ухмылкой, он определенно был сексуальным. Почему от одной мысли об этом у меня внутри все становится как желе?
На парковке происходит какое-то движение, и я подпрыгиваю, опасаясь, что это Джесси и он может каким-то образом проникнуть в мои мысли. Мои глаза расширяются, когда я понимаю, что это Уайт. Что он делает здесь в четверг?
