Текст книги "Любить всем сердцем (ЛП)"
Автор книги: Дж. Б. Солсбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Убежденный, я открываю дверь и выскакиваю наружу. Горячий воздух бьет мне прямо в лицо и делает мою кожу влажной. Либо так, либо я страдаю от ломки. В любом случае, ничего такого, что не исправит холодный напиток.
– Мистер Ли.
Твою ж мать. Водитель лимузина стоит, прислонившись к капоту, с сигаретой между пальцами. Сужает глаза, как будто он может прочитать мои намерения. Не то, чтобы для этого требовались сверхъестественные способности – даже я чувствую безумие в своих глазах.
Поэтому стараюсь как можно меньше напрягать плечи и почесываю щетину, отросшую за несколько дней.
– Да, чувак.
– Все порядке?
– Все отлично. – Я засовываю трясущиеся руки в карманы джинсов. – Где мы? А где Дэйв?
Перевод: сколько времени у меня есть, чтобы достать выпивку?
Он мотает головой в сторону маленького домика с покосившейся крышей и рождественской гирляндой вокруг двери.
– Сигарету?
Водитель протягивает пачку, и я беру одну, затем прикуриваю от предложенной зажигалки.
Серьезно, что мы здесь делаем? Где бы это ни было. На подъездной дорожке стоит старый потрепанный микроавтобус, в доме горит свет, но все дешевые пластиковые мини-жалюзи закрыты. Если бы я не знал лучше, то подумал бы, что Дэйв покупает какую-то травку у бедного торговца кокаином посреди пустыни, что было бы чертовски круто.
Выкуриваю сигарету до фильтра в четыре затяжки, а потом стреляю еще одну у водителя. Я знаю его, он возил меня много раз, но никак не могу вспомнить его имя.
– Спасибо за сигареты.
Он хмыкает и кивает.
– Эй, эм... ты фанат моей музыки?
Водитель хихикает и делает длинную затяжку.
– А кто нет? – говорит он сквозь струйку дыма, выходящую из носа.
– Круто. – Я делаю еще одну затяжку. – Я достану тебе билеты на наше шоу в Лос-Анджелесе на следующий тур, если ты позволишь мне воспользоваться твоим телефоном.
Он приподнимает одну густую черную бровь, очевидно обдумывая это, затем пожимает плечами.
– Конечно.
Парень протягивает мне свой телефон, и я тороплюсь позвонить своему дилеру, прежде чем покажется Дэйв. Смотрю на цифровую клавиатуру, быстро понимая, что не знаю его номера телефона. На самом деле я не знаю ни одного номера телефона.
Как я могу не знать никаких телефонных номеров? Ни одного?
9-1-1. Это все, что я помню.
Черт бы его побрал!
Возвращаю телефон водителю, и он хихикает.
– Очень смешно.
Делаю последнюю затяжку и бросаю окурок в чей-то двор. Гадаю, была ли это не очень умная идея, учитывая, что мы находимся посреди очень сухой, очень огнеопасной пустыни. Или это гениально? Немного выжженной земли – верный способ вытащить меня отсюда к чертовой матери.
Дверь дерьмового домика открывается со звуком ржавого металла, трущегося о ржавый металл. Водитель лимузина и я оживляемся, когда выходят двое мужчин.
Одинокая рождественская гирлянда отбрасывает на них странный оранжевый свет, но я могу различить фигуру Дэйва и походку где-угодно – среднего роста, ходит так, словно ему в задницу засунули огромную палку. Парень рядом ростом выше меня. Что-то в нем знакомое, но я не слишком зацикливаюсь на этом, поскольку отвлекаюсь, ища в его руках большой гребаный мешок марихуаны. У меня практически слюнки текут.
– Ты проснулся. – Доносится из темноты голос Дэйва.
– Да.
А где травка?
– Хорошо. – Его лицо появляется в поле зрения, и когда он отступает в сторону, я смотрю на руки его друга. Пусто.
Стону и смотрю на своего менеджера.
– Какого хрена мы здесь делаем? – Мой пульс бьется сильнее, чем обычно, и заставляет меня нервничать. Мне нужна еще одна сигарета, если я не могу достать что-нибудь, чтобы они перестали трястись…
– Прошло много времени, Джесайя.
Мое дыхание застывает в легких.
Вы, должно быть, издеваетесь надо мной.
Все. Кончено.
Чудовище прыгает за моими ребрами, словно его током пробудил к жизни голос моего старшего брата, произносящего имя, которое не слышал с семнадцати лет.
Я не смотрю на него. Не могу. Вместо этого смотрю на Дэйва, когда когти монстра впиваются мне в грудь, подталкивая выбить дерьмо из этого самонадеянного, назойливого мудака.
– Это что, какая-то шутка?
– Такова цена сделки. – В голосе Дэйва нет и намека на страх, который он должен был бы испытывать. – Бери или уходи.
Мой измученный мозг изо всех сил пытается понять, что он мне говорит. Сделка. Не реабилитация. Я все еще не могу смотреть на своего брата.
– Он и есть сделка?
Лицо Дэйва остается невозмутимым, но вспышка жалости в его глазах только выводит меня из себя.
– После всего, что я для тебя сделал. – Толкаю его в грудь сильнее, чем думал был способен в моем состоянии. Он отшатывается, но быстро восстанавливает равновесие, оказываясь нос к носу со мной. – Если бы не я, ты бы отсасывал уличным артистам за возможность представлять их интересы. – Снова толкаю Дейва. – Слышишь меня, ублюдок? Ты был бы никем! Никем, твою мать!
– Джесайя…
Поворачиваюсь к брату, впервые глядя ему в глаза. Прищуриваюсь, вызывая его произнести мое имя еще один гребаный раз. Я не видел его много лет, и, если не считать аккуратной стрижки и застегнутой на все пуговицы рубашки, он выглядит точно так же. Темные волосы, загорелая кожа, которую он унаследовал от итальянской стороны нашей мамы, и волевые черты лица, которые достались от нашего отца.
Всегда пацифист, он поднимает руки в знак капитуляции.
– У тебя есть выбор. – Голос Дэйва притягивает мое внимание обратно. Он выглядит немного бледным. – Ты можешь уехать отсюда, вернуться со мной в Лос-Анджелес и попрощаться со своей карьерой. Или…
Ему не нужно заканчивать эту мысль.
– Иисус.
Мой брат съеживается.
Я провожу языком по зубам, во рту сухо, кожа зудит, кровь вибрирует.
– Это чушь собачья.
Распахиваю дверцу лимузина и заползаю внутрь.
– Дерьмо, – бормочет Дэйв.
Я хочу назвать его засранцем за то, что он не знает меня так хорошо, как следовало бы.
Хватаю три пачки сигарет из лимузина и «Зиппо» Дэйва, который он оставил в подстаканнике, и выползаю обратно. Дэйв вздыхает с облегчением, и мой брат торжественно кивает.
Я смотрю на человека, который поощрял меня заниматься музыкой, когда все остальные говорили заняться чем-то более приемлемым. Человека, который сказал, что я могу изменить мир одной песней. Человека, который никогда, ни разу не отказывался от меня. Но в итоге отказался.
Киваю в сторону его дома.
– Ладно, давай, блядь, сделаем это, Бенджамин.
Глава 2.
БЕТАНИ
Есть что-то такое особенное в воскресном утре, да?
Последний день недели. День, когда я смогу смыть ошибки предыдущих семи дней и начать все заново. Именно этим я и занимаюсь каждое воскресенье. Знаю, что не могу рассчитывать на совершенство – в конце концов, я всего лишь человек – но действительно, насколько сложно прожить одну неделю, семь жалких дней, не потерпев полное моральное фиаско? Насколько сложно?
Я расправляю шнурок и удостоверяюсь, что мой бейджик с именем направлен наружу, прежде чем нацепить улыбку. (Это правило номер один из класса подготовки для встречающих в церкви.) Большая, широкая улыбка. Если я притворяюсь, что сосредоточена, безмятежна, мила, то это первый шаг к тому, чтобы быть сосредоточенной, безмятежной, милой. Притворяйся, пока не добьешься своего!
– Доброе утро, Мистер Джентри. Миссис Джентри. – Второе правило: важно поддерживать зрительный контакт, когда вручаешь каждому из них бюллетень. – Добро пожаловать в церковь.
Миссис Джентри щурится сквозь бифокальные очки на мой бейджик.
– Спасибо, Бетани.
– Всегда пожалуйста.
Миссис Диего машет веером так сильно, что сдувает со лба седую кудрявую челку.
– Доброе утро.
– Добро пожаловать в церковь, Миссис Диего. – Правило номер три: использование имен людей заставляет их чувствовать себя важными и значимыми.
Я продолжаю работать над правилами с первого по третий, пока у меня не начинают болеть щеки.
– Доброе утро, добро пожаловать в церковь, Мистер и Миссис Томпсон. – Еще больше улыбок. – Доброе утро. Добро пожаловать в церковь, Миссис Кэш.
К сожалению, она не родственница Джонни Кэша. Я спрашивала. Видимо, ее часто спрашивают об этом. Мистер Кэш был продавцом автомобилей и умер в прошлом году от эмфиземы легких.
– Доброе утро, э-э... Мистер... э-э... – ладно, его, похоже, не волновало, что я не знаю его имени, так что двигаемся дальше. – Доброе утро. – Я все продолжаю и продолжаю, пока мне не надоедает слышать собственный фальшиво-веселый голос. – Добро пожаловать в церковь…
– От меня пахнет водкой? – Горячее дыхание, сопровождающее голос моей лучшей подруги Эшли, практически расплавляет мою серьгу.
Все больше людей проходит через двери, и я вручаю каждому по бюллетеню.
– Доброе утро, добро пожаловать в церковь. – Оглядываюсь через плечо и шиплю ей: – Нет. От тебя пахнет текилой.
Она морщит нос и снова наклоняется к моему уху.
– Текила... типа как перегар от текилы или как вкусная «Маргарита»?
Мои глаза вылезают из орбит, когда я натягиваю свою фальшивую улыбку до предела и продолжаю раздавать бюллетени.
– Разве это имеет значение?
– Думаю, да. – Эшли дышит в ладонь, чтобы понюхать свое дыхание.
– Ты в порядке, просто... сядем на заднем ряду.
– Неужели все так плохо? – Когда я не отвечаю, Эшли снова выдыхает мне в лицо.
– Ладно. – Подруга закатывает глаза. – Пойду, займу тебе место.
Она неторопливо уходит в своей леопардовой юбке и красных туфлях на каблуках, которые она сочетает с простой белой рубашкой на пуговицах. Не знаю, как она это делает, но Эшли всегда удается сочетать клубную и церковную одежду таким образом, что это выглядит почти со вкусом.
Смотрю на свой длинный сарафан в цветочек с пуговицами от нижнего края до воротника на шее. Я выгляжу чопорно, как старушка из амишей. Неуверенность ползет по моей коже, заставляя покраснеть от плоских сандалий до кончиков ушей.
– Добро пожаловать в церковь, Миссис Джордж.
Выдыхаю воздух, пытаясь охладить лицо, пока служители не сменяют меня, сообщая, что служба вот-вот начнется. Я нахожу Эш в последних рядах храма, но церковь маленькая, так что мы находимся недалеко от главной платформы.
Играет музыка, когда Эш наклоняется ко мне.
– И?
Когда я смотрю на нее, одна ее идеальная бровь выгибается над шоколадно-карим глазом.
– Что и?
Глупый вопрос. Знаю о чем она. А она знает, что я знаю.
Я благодарна за музыку, потому что Эш не слышит звука умирающего животного, который ползет по моему горлу. Думаю, вполне уместно, учитывая, что это звук моего разбитого сердца.
– Ну?
Я достаю свой телефон и открываю Instagram, убедившись, что устройство низко на коленях, когда вхожу на страницу Уайта.
– Его здесь нет. Хотя странно. Его последний пост был здесь, в городе, так что я предположила, что он вернулся.
– Ага. – Эш кивает и ничего не говорит, что каким-то образом говорит все.
Я жалкая. Мне нужно двигаться дальше. НЕУДАЧНИЦА.
– Я знаю, ясно? – Закрываю Instagram и переворачиваю телефон лицевой стороной вниз на колени. – Я просто...
Я просто не могу его отпустить.
– Понятно. – Она кладет в рот Тик-Так и наклоняется, чтобы перекричать музыку, пока они готовятся отбить такт в «Велика Твоя Вера». – Помнишь, как я отменила Netflix, и это практически убило меня? Продержалась всего три дня, прежде чем вернула его.
– Эм... ладно, но Уайт – не Netflix, и он порвал со мной, а не я с ним.
– И все же это почти одно и то же.
– Нет, это даже близко не одно и то же.
– Достаточно близко. – Она подмигивает. – Почему бы тебе просто не позвонить ему и не сказать, что ты скучаешь вместо того, чтобы преследовать его и его новую подружку в церкви? Вот этого я и не понимаю. У тебя буквально слюнки текут от шанса увидеть, как он входит, —она делает легкое движение пальцами в сторону прохода,– и выходит.
– Я пытаюсь быть великодушной.
– Выслеживая его.
– Это и моя церковь тоже. Кроме того…
– Ш-ш-ш! Это моя любимая часть. – Она наклоняется в сторону, чтобы разглядеть платформу через большую копну уложенных седых волос. – Вау, на нем зеленая рубашка. Боже мой, он такой горячий в зеленом…
– Эшли, пожалуйста, помни, что ты не в ночном клубе.
Она щелкает пальцами у меня перед носом.
– Полегче с выводами. У тебя свои причины ходить в церковь, у меня – свои. – Ее глаза вспыхивают, когда взгляд останавливается на предмете ее похоти.
– Уверена, что в аду есть особое место для девушек, у которых грязные фантазии о своих пасторах.
– Мне все равно. – Она облизывает губы. – Я хочу только один кусочек.
Смотрю на Пастора Лэнгли и все понимаю – высокий, темноволосый, с идеально пропорциональными чертами лица и соблазнительной улыбкой, которая не имеет никакого отношения к мужчине в его положении. Он всегда одевается соответствующим образом, но его рубашка подчеркивает его мускулы так, что ни одна женщина не могла бы пропустить. Понятия не имеет, какое искушение выставляет напоказ женщинам своей паствы. Пастор Лэнгли горяч, надо отдать Эшли должное, но он не идет ни в какое сравнение с моим Уайтом.
Мой Уайт. Прошло уже два месяца с тех пор, как он порвал со мной, а я все еще не могу перестать думать о нем как о своем.
Сердце глухо стучит в груди. Я очень надеялась, что увижу его сегодня. Возможно, его и Сюзетту – да, Сюзетта, дурацкое имя. Они появились в церкви вместе вскоре после того, как мы расстались. Что за шлюха охотится за мужчиной, который только что расстался с любимой женщиной?
Закрываю глаза и быстро молюсь, чтобы Бог простил мою стервозность.
О, и пожалуйста, Господи, прости мне мое сквернословие. Ух ты, отличное начало недели, Бетани. Грехи уже выстраиваются в очередь.
Если бы только я могла вернуться в прошлое, в тот уик-энд, когда возила его в Седону на тот причудливый маленький курорт. Именно тогда он впервые сказал, что любит меня. Уик-энд для многих первых – мы занимались любовью в ту ночь. Я действительно думала, что в итоге мы будем вместе навсегда. Есть еще шанс, что мы это сделаем. Мы можем снова оказаться там, в той постели. Может быть, мы проведем там наш медовый месяц.
Я добавляю фантазии о парне другой девушки к моему быстро растущему списку грехов на сегодня.
Затем быстро оправдываю это, потому что он был моим.
– Это моя любимая часть, – пищит Эшли и хлопает в ладоши, как будто мы в мужском стриптиз-клубе. Не то, чтобы я когда-нибудь была в одном из них, но Эшли заставила меня посмотреть «Супер-Майка».
Пастор Лэнгли занимает свое место за кафедрой.
– Ни у одного мужчины нет такой шикарной задницы, как у него. – Она стонет и получает сердитый взгляд от пожилой пары перед нами. – Что? Вы знаете, ЧТО ЭТО ПРАВДА.
Женщина шикает на Эш, а потом в раздражении отворачивается.
– Она знает, что это правда, – шепчет мне на ухо Эшли.
Я ухмыляюсь и качаю головой, хотя она абсолютно права.
Пастор Лэнгли проповедует о терпении, о том, чтобы полагаться на божье время, а не на наше собственное, и я изо всех сил стараюсь сосредоточиться, поскольку мой взгляд продолжает сканировать комнату. Может быть, Уайт опоздал. Вошел через другую дверь?
– Во сколько ты должна быть на работе завтра? – спрашивает Эшли, не сводя с него голодных глаз.
– Прекрати, ты не пойдешь со мной.
– Да ладно тебе! Держу пари, что он выглядит потрясающе в спортивных штанах. В чем он спит? Я высажу тебя и провожу до дома…
– Эшли, я не могу рисковать потерять свою работу только для того, чтобы ты могла поближе познакомиться с моим боссом. Если хочешь сделать это, тебе придется сделать это самостоятельно.
– Ты самый худший друг на свете.
Я фыркаю-смеюсь, зарабатывая еще один взгляд от женщины перед нами.
– Простите.
– Обещай мне сфотографировать его, если увидишь в спортивных штанах. И мне нужен вид спереди. – Эшли подмигивает и смотрит вперед, слегка наклонив голову, когда пастор Лэнгли идет по платформе, оживленно говоря о Боге. – Только один кусочек. Разочек лизнуть.
– О Боже, пожалуйста, успокойтесь! – Женщина перед нами грозит Эш пальцем.
Мы с ней опускаемся на скамье, хихикая до боли в животе.
Нам удается держать себя в руках до конца службы, и я вскакиваю, чтобы открыть двери, когда в часовне раздается последнее «Аминь». Я прощаюсь с людьми, пока ищу голову вьющихся светлых волос Уайта. Когда дверь закрывается за последними прихожанами, я понимаю, что Уайта здесь нет.
Интересно, не заболел ли он? Может, мне стоит позвонить ему и проверить? Я могла бы принести ему немного супа с лапшой и…
– Что мы будем есть на обед? – Эшли протягивает мне сумочку. – У меня все еще похмелье. Я бы не отказалась от бургера.
– Без разницы, – грустно выдыхаю я.
– Воу. – Она косится на меня, когда я снимаю шнурок с бейджем, и мы идем к парковке. – За прекрасное настроение, в котором ты сейчас находишься, я обязана твоему ублюдку-бывшему?
– Мы же в церкви. Полегче с ругательствами.
– Мы на стоянке. Кроме того, Иисусу все равно.
Теперь я косо смотрю на нее.
– Я почти уверена, что нет.
Эш пожимает плечами.
– Останемся при своем.
У меня пиликает телефон. Я почти ломаю звуковой барьер, выхватывая его из сумочки.
– О. Это пастор Лэнгли.
– Не надо так разочаровываться. Чего он хочет?
Открываю сообщение.
«Планы на завтра немного изменились.»
Я отвечаю эсэмэской:
«Все в порядке?»
Пузырьки текста появляются и исчезают, а затем телефон звонит.
Я подпрыгиваю от неожиданности, а Эш визжит, когда видит, его имя на моем экране.
– Спроси его, не хочет ли он встретиться с нами за ланчем! Спроси его…
Я заставляю ее замолчать, прижав ладонь ко рту, и отвечаю на звонок.
– Эй, пастор Лэнгли, что случилось?
– Бетани, я за рулем, поэтому не могу писать.
Солнце палит мне в голову, платье прилипает к ногам, и я жестом показываю, чтобы мы шли к машине Эшли.
– Окей.
– Насчет завтрашнего дня.
– Да, Эллиот заболела?
– Нет, с ней все в порядке. Эти выходные были сумасшедшими, иначе я бы связался с тобой раньше, но... мне нужно кое-что с тобой обсудить. Не могла бы ты прийти завтра пораньше?
– В котором часу?
– Где-то около семи или восьми? Если это нормально?
– Конечно.
– Отлично. Тогда увидимся. Спасибо.
Линия отключается, и Эшли смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
– Он хочет, чтобы ты пришла пораньше? Ты ему нравишься. Ты шлюшка!
Открываю пассажирскую дверь и забираюсь внутрь.
– Он же пастор! Он дал клятву или подписал контракт или... не знаю, как это работает, но я няня его дочери, а он не какой-то похотливый парень из братства.
– Он холостяк, а я знаю одиноких мужчин. Они все хотят секса.
– Тебе следует уделять больше внимания в церкви.
– Да ну тебя. Так если он не хочет, чтобы ты пришла пораньше ради секса, тогда зачем?
– Знаю, что это может показаться тебе неожиданным, но у подавляющего большинства населения есть целая жизнь вне секса. И приятно знать, что ты подслушиваешь мои телефонные звонки. Шпионка.
Она пропускает все это мимо ушей и заводит двигатель.
– О! Может, он трахает какую-то цыпочку в церкви и хочет поговорить с тобой о том, как ему вести себя с паствой или что-то в этом роде.
– Ты что не слышала ни единого моего слова?
Эш хлопает ладонями по рулю.
– Кто бы она ни была, ей чертовски повезло!
– Полегче, Мисс Догадка.
– Он трахает Анну-Луизу. Я бы поспорила на свой сберегательный счет.
– У тебя на сберегательном счете меньше пятидесяти баксов.
Она поднимает бровь в мою сторону.
– Ну, и кто из нас шпионит?
Глава 3.
ДЖЕССИ
В моей жизни пару раз были моменты, когда я хотел умереть.
Однажды я заболел гриппом, у меня был жар, но все равно я собирался выйти на сцену перед аншлаговой ареной в Сиднее. Дэйв отговаривал, говорил, что мы должны все отменить, но я не мог подвести своих поклонников из-за дурацкого микроскопического вируса и планировал умереть на сцене. Вместо этого я подчинил этот вирус и устроил одно из лучших шоу в своей жизни. В итоге упал в обморок перед последней песней и был срочно доставлен в больницу, но, черт возьми, мы отожгли по полной.
Было еще время, когда я хотел умереть, но отказываюсь думать о том, что случилось до того, как я стал Джесси Ли, так что к черту это.
Скажу так, даже после тех времен, лежа вот здесь, на каком-то дерьмовом пружинном матрасе, покрытом дешевыми, зудящими простынями в крошечной захламленной комнате, обставленной фотографиями в рамке с одним и тем же улыбающимся лицом... да, я готов встретиться со своим создателем. Мое тело не перестает трястись, кожа постоянно влажная, и меня мучает жажда, но каждый раз, когда пытаюсь пить воду, мой желудок отвергает жидкость. Должно быть, именно поэтому к моей руке прикреплена капельница.
Свернувшись в клубок на боку, я стону, когда внутренности сжимает словно в кулак. Все болит – от головы до кончиков пальцев. Болят даже ногти на ногах, будто их прибили молотком.
Мне нужна бутылка, или доза, или гребаный гроб.
Делаю глубокий вдох и стону. Задерживаю дыхание и надеюсь потерять сознание и умереть. Переворачиваюсь на спину. Нет, так еще хуже. Перекатываюсь на другой бок, утыкаюсь лицом в подушку и хочу закричать, но боюсь, что стоит мне с усилием открыть рот, как меня тут же накроет судорогой в мышцах.
Со стороны доносится глухое бормотание, и когда открываю веки, чтобы найти источник звука, мне кажется, что мои глазные яблоки облили кислотой.
О, я должен был догадаться.
Мой брат сидит в кресле у самой двери, на коленях у него раскрытая Библия. Его взгляд скользит по словам, а губы едва шевелятся. Молится. Почему я не удивлен?
– Сделай что-нибудь... стоящее... принеси мне выпить, – говорю я между конвульсиями.
Он вздергивает подбородок. Ненавижу, что он выглядит обеспокоенным. Мы не могли находиться в одной комнате без ссоры с той самой ночи, когда я схватил гитару и сел в автобус до Лос-Анджелеса.
– Ты проснулся. – Закрывает Библию и кладет на стол рядом с собой. – Я все думал, что за лекарство они тебе дали, чтобы ты так долго спал.
– Бензокаин. – Меня так сильно трясет, что стучат зубы. – Скажи медсестре, чтобы не скупилась на препараты.
– Хочешь, чтобы я позвал Пита?
Левую ногу сводит судорога.
– Кто такой Пит, черт возьми?
Мрачный, осуждающий взгляд появляется на его лице, и чудовище внутри меня с вызовом хлопает своим чешуйчатым хвостом.
– Мне нравится, что ты сделал с этой комнатой, Бенджамин. – Я, как могу, обвожу рукой по всем фотографиям.
Выражение его лица становится еще более напряженным, и я ловлю вспышку предупреждения в глазах.
– Здесь как в чертовом храме Мэгги.
Мои слова попадают в цель, он встает со стула, делает два шага в мою сторону. Я хихикаю, отчасти потому, что приятно видеть, что в добром пасторе все еще горит огонь, а ещё потому, что если продолжу в том же духе, то вполне могу заставить его задушить меня подушкой и принести мне сладкое гребаное облегчение смерти.
– Она бы гордилась, что ты так хорошо справляешься без нее. Держу пари... – Напрягаюсь, чтобы побороть волну тошноты, и прочищаю горло. – Держу пари, у тебя до сих пор сохранилась вся ее одежда. Может, твоя следующая жена будет её носить, и ты сможешь притвориться, что она…
– Достаточно.
– Неа. – Я хихикаю. – Я еще даже не разогрелся.
– Это говорят наркотики, ты не в себе…
Разражаюсь смехом, потому что он ни хрена не знает обо мне, кто я такой и как себя веду.
– Перестань быть маленькой сучкой и забудь уже о своей мертвой жене.
Бен поворачивается к двери, берется за ручку и бормочет:
– Я буду молиться за тебя, Джесайя.
А потом уходит.
Я улыбаюсь. Это было достаточно просто. Он должен был бы убить меня или вышвырнуть вон. Поднимаю взгляд к фотографии Мэгги на прикроватном столике. В ней нет ничего особенного. Она выглядит как обычная девушка. Я толком и не знал Мэгги. Познакомился с ней, когда был на свадьбе брата, но в итоге ушел рано, потому что папарацци пронюхали и испортили вечеринку.
Меня это устраивало. Выпивка была дешевой, а все подружки невесты были поклонницами Библии. Хотя Мэгги казалась вполне приличной девчонкой. Совершенно скучная и обычная, как и мой брат.
Три года спустя Дэйв вытащил меня из студии звукозаписи, чтобы сообщить, что Мэгги умерла от какого-то странного дерьма, которое случилось при рождении ребенка моего брата. Наверное, мне следовало позвонить ему, но я знал, что был последним человеком, которого он хотел бы услышать, и не было ничего, что мог бы сказать, чтобы заставить его чувствовать себя лучше.
Да. Я не нуждаюсь в нем, и он никогда не нуждался во мне.
Переворачиваю фотографию, чтобы не смотреть на неодобрительное лицо Мэгги.
– Семью так чертовски переоценивают. Ты уже должна это знать, Мэгги.
Мои глаза фокусируются на другом конце комнаты. Я моргаю, чтобы рассеять пелену от лихорадки. Стул. На спинку наброшен плед. Узнаю узор сиденья где угодно. Сколько раз этот гребаный узор впивался мне в ладони?
Почему он у моего брата?
Волна ярости сотрясает мое тело, кашляю и сплевываю через край кровати, молясь о том, чтобы пришла смерть.
БЕТАНИ
Автобус останавливается в квартале от дома пастора Лэнгли на Пало-Верде-Роуд. Середина марта, а уже почти девяносто градусов (прим. примерно 33 градуса по Цельсию) в семь утра. Мое плечо мокрое от пота под ремешком сумочки. Я благодарна легкому ветерку, охлаждающему кожу. Каждый год летом в пустыне жарко, как в аду, но я не собираюсь переезжать.
Из-за Уайта.
Нет, не из-за Уайта!
У меня здесь друзья… Ладно, моя единственная подруга. Здесь моя церковь... девяносто процентов прихожан старше меня на двадцать-тридцать лет. Мои родители живут всего в часе езды отсюда. И к тому же, что может быть лучше, чем Сюрпрайз штат Аризона? Даже название забавное. (прим. Surprise (с англ. Сюрприз) город в округе Марикопа, штат Аризона).
По дороге просматриваю страницу Уайта в IG, нажимая на старые фотографии, чтобы увидеть, есть ли какие-либо новые комментарии, но ничего не нахожу. Может быть, он все еще…
Замечаю темно-синий пикап на подъездной дорожке, рядом с микроавтобусом пастора, припаркованным над огромной радугой, нарисованной мелом на бетоне. Засовываю телефон в карман и дважды стучу в дверь, прежде чем замок открывается. Передо мной предстает мужчина со светлыми волосами, которого я никогда раньше не видела.
– Эй, ты, должно быть, няня.
– Бетани. – Я отвечаю на его добродушную улыбку своей собственной.
– Входи. – Он распахивает дверь, его свободная рука крепко сжимает одну из кофейных кружек пастора, на которой написано «Проповедник». – Кофе свежий.
Мужчина проходит мимо меня на кухню, как будто прожил здесь всю свою жизнь, что действительно странно. Я работаю няней у Эллиот уже два года и ни разу не видела в этом доме ни души.
– Прости, но ты…
– О. – Парень протягивает мне руку для рукопожатия. – Я Пит, медбрат.
– Медбрат? – Теперь я замечаю, что Пит одет в светло-синюю униформу – брюки и рубашку. Мой взгляд устремляется в коридор, ведущий к спальням. – С пастором Лэнгли все в порядке?
– С ним все хорошо. – Пит поворачивается к буфету и берет кружку. —Кофе?
– Э-э... конечно.
– Сливки, сахар?
– Да, спасибо.
Эллиот, должно быть, еще спит. Я никогда не была здесь так рано. Обычно, когда я прихожу в девять часов, она уже сидит за столом и ест хлопья.
– Хорошая рубашка. – Пит смотрит на логотип на моей левой груди и задерживает взгляд слишком долго, прежде чем ухмыльнуться мне. – Ты там работаешь?
Нет, тупица, мне просто нравится носить форменную рубашку «Пироги и блины».
– Работаю.
– У меня там есть любимый пирог. – Пит протягивает мне кофе с ухмылкой, которая вызывает румянец на коже. – Французский шелк.
– О, да, – принимаю кофе. – Это один из самых популярных наших пирогов.
Я перехожу в гостиную, чтобы избежать того, что он делает, что ужасно похоже на флирт. Кладу сумочку на диван и замечаю на другом конце подушку и сложенное одеяло. Пит ночует в доме пастора Лэнгли?
Не твое дело, не суй свой нос куда не следует.
Хлопает дверь, и я вздрагиваю, проливая горячий кофе себе на руку. Слизываю его, прежде чем он капает на пол, как раз в тот момент, когда пастор Лэнгли идет по коридору. Его руки в волосах, локти высоко подняты так, что рукава футболки сползают вниз, демонстрируя его внушительные бицепсы. Он смотрит Питу в глаза и хмурится. Какой бы разговор без слов они ни вели, он не кажется позитивным.
Поворачиваюсь к ним спиной, чтобы дать возможность поговорить без свидетелей, но тут слышу чей-то яростный кашель. Резко разворачиваюсь, когда медбрат мчится по коридору. Что, черт возьми, здесь происходит?
– Бетани, привет, – говорит пастор Лэнгли с тяжелым вздохом облегчения.
Ого, он одет в спортивные штаны. Эшли убьет меня, потому что я никак не могу вытащить свой телефон, чтобы сделать снимок.
Пастор опускает руки с головы и указывает на обеденный стол.
– Присядем?
– О, да, конечно. – Торопливо подхожу и не удержавшись, смотрю дальше по коридору.
Пастор берет себе чашку кофе и садится напротив меня. Его коротко подстриженные каштановые волосы в беспорядке, а глаза немного припухли, как будто он отчаянно нуждается в хорошем ночном сне.
– Спасибо, что пришла пораньше. – Он проводит рукой по голове. – Здесь произошли некоторые изменения, и они могут повлиять на твое желание продолжать работать няней Эллиот.
Интересно, имеет ли это какое-то отношение к больному человеку в комнате пастора? Потягиваю кофе, стараясь сохранять спокойствие, хотя это звучит так, будто меня вот-вот уволят. Меня не могут уволить. Мне нужна эта работа.
– Ты слышала о... – Пастор смотрит на меня напряженным взглядом своих зеленых глаз, и мне трудно выдержать его взгляд. – Моем прошлом?
– Гм... не совсем. Я знаю только, что мама Эллиот... – Я позволяю своим словам затихнуть, потому что никому из нас не нужно слышать, как я говорю: «умерла».
– Ясно. – Он хмурится, и я ненавижу его грустный взгляд. – Очень немногие знают, что у меня есть брат, и он... ну, он огромная заноза в заднице.
Я хихикаю, когда пастор говорит: «задница». Серьезно, разве это не круто?
– Мы не особо общались, но несколько дней назад позвонил его менеджер и сказал, что моему младшему брату нужна помощь. Я никак не мог отказать, хотя, между нами говоря, это было заманчиво.
Киваю, боясь сказать что-то не то, но он сказал «менеджер»? Думаю, он имеет в виду не менеджера магазина в синем жилете с золоченым бейджиком. Уверена, что Пит не может быть его братом, они совсем не похожи, а это значит…
– Итак э-э... мой брат остановился у меня. Он живет в моей комнате, потому что очень болен.
Насколько болен? Рак?
– Но... – Пастор морщит лоб, смотря на меня. – Ему становится лучше. С каждым днем он становится все сильнее, и думаю, что пробудет здесь какое-то время. Три месяца, если быть точным.
– Простите, но какое это имеет отношение ко мне?
Пастор тянется к книжной полке слева от себя, и я не замечаю, как напрягаются мышцы его рук. Нет. Нет, совсем не замечаю.
