Текст книги "Человек-Хэллоуин"

Автор книги: Дуглас Клегг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 23
ВЭН

1

– Что это значит? – спросил Дэл, хотя по крови на рубашке Вэна мог бы догадаться сам. И запах шел соответственный. Будто он засунул голову в разверстую рану.

– Я, мать твою, ее убил, – сказал Вэн и захихикал. – Черт, до чего по-дурацки звучит. Я ее убил.

Дэл мотнул головой. Отхлебнул еще глоток пива.

– Хотя это не было похоже на убийство, Дэл. Старик, ты должен мне верить, – сказал Вэн поспешно. – Это было похоже на космическую любовь, словно я трахал что-то, раскрывающееся как цветок. Это было здорово. Я знаю, нельзя было этого делать, это плохо, старик, но это не было похоже на убийство – мне казалось, она шепчет, чтобы я сделал на ней все эти дырочки, а потом она открыла их для меня, для меня, старик, чтобы любить меня, а потом сказала, мол, давай, Вэн, давай, детка, я хочу тебя во всех моих цветках. Она была словно сад…

Они оба помолчали минуту. Дэл слушал, как чайки кричат над головой, как роняют крабов и ракушки на тротуар у них за спиной.

Вэн с шумом открыл пивную банку, глаза его сузились, когда он посмотрел на залитую солнцем воду.

– Я попал, старик.

– Это что, шутка? – спросил Дэл, и тут его осенило – ну разумеется, это же розыгрыш. Старик Вэн вечно выдумывал какие-нибудь хохмы. Однажды он за одну ночь обоссал ступени в шести домах, а еще раз положил какашку на заднее крыльцо Тамары Карри; когда утром она вышла кормить своих кошек, то наступила прямо в дерьмо. Вэн был просто гений по части подобных шуточек и розыгрышей. – Я понял, ты сходил к Рэйлсбеку и попросил Мясника, чтобы он дал тебе разукраситься как зарезанная свинья, изваляться в крови и дерьме. – Дэл отсалютовал пивной банкой. – Отличный костюм для Хэллоуина. Я-то собирался одеться Дракулой, а вот ты, старик, ты, конечно, псих, но я снимаю перед собой шляпу, приятель…

Лицо Вэна вспыхнуло, словно под ним у него просвечивала маска счастья. Словно кто-то сунул ручную гранату ему в пасть и вырвал чеку, но только взрыв произошел под кожей.

– В смысле, ты, конечно, урод, что нацепил этот чертов костюм, но, слушай, сучки из Векетукета перепутаются до усеру, если мы заявимся туда вечером…

Однако когда Дэл произносил эти слова, он ощущал некую пустоту, будто говорил лишь в надежде заткнуть словами ту черную дыру, в которой сидел Вэн.

– Я прикончил ту сучку, которую обрюхатил мой младший братишка, – произнес Вэн.

Губы у него задрожали, словно все ужасы прошедшей ночи только что дошли до сознания. Лицо сморщилось, какой-то миг Вэн выглядел умудренным стариком. Он допил пиво.

Сидеть на солнце было приятно. Дэл смотрел за воду на юг. Отсюда были видны Стонингтон и Мистик и еще несколько траулеров, идущих на восток. Изгиб берега, золотистые кроны деревьев, трепещущие на фоне неба под прохладным ветром, – все это было частью нормального мира, обычной жизни, что хоть немного утешало. Он старался не смотреть на Вэна.

– Ты меня разыгрываешь.

– Нет, старик, не разыгрываю. Я ее действительно убил Знаешь, она шла домой через лес. Как ходила обычно со свиданий с моим братцем. Помнишь, как мы за ними подглядывали?

– Ага, – сказал Дэл, он хотел хихикнуть при этом воспоминании, но будто ледяная рука сжала ему горло. – Ну да, помню. Прошлым летом.

– Ага, он кое-чего добивался от нее, а она, как и положено такой потаскухе, ему не отказала. И сейчас было почти так же, только на этот раз я был с Дианой…

– Эта девка какая-то странная, – перебил Дэл.

– А потом что-то вселилось в меня, старик. Вроде как я проглотил пчелу, внутри меня все кружилось, я слышал голоса…

– Да ты бредишь, парень.

– Заткнись, – рявкнул Вэн. – А потом она вроде бы дала мне разрешение, а у меня был нож, вот этот нож…

Дэл быстро поглядел на Вэна. Вэн вынул из-за пояса большой охотничий нож.

К лезвию прилипло несколько прядей темных волос.

– Она вроде как дала мне разрешение, вроде бы эта сучка Лурдес разрешила мне ткнуть в нее, но нож вроде был не нож, а член, и каждый раз, когда я опускал его, будто бы не ударял ее ножом, а… имел ее…

Вэн перевел дух. Дэл не понял, плачет он или смеется, но вдруг Вэн вскинул над головой руку с зажатым в ней ножом.

– Я убью себя, убью себя прямо сейчас, вот сию секунду, старик, мне нужно прикончить себя!

– Твою мать! – ахнул Дэл, он развернулся, чтобы его случайно не задело ножом.

Вэн выронил нож. Оружие упало на настил. Вэн наклонился, дрожа, словно ему не терпелось поднять нож.

– Так ты правда ее убил? – спросил Дэл, соображая, сумеет ли быстро вскочить и убежать от своего друга, который сейчас был похож на набравшегося Чарли Мэнсона. – Ты взаправду ее убил?

– Я столько раз ткнул в нее ножом, приятель, что она была вся скользкая, когда я ее обнял, – прошептал Вэн. Потом в изнеможении взял еще банку пива и опустился на причал. – Что же, черт побери, мне теперь делать?

Дэл, взвесив возможные варианты, пожал плечами.

– А что ты сделал с телом?

Вэн, не успевший проглотить пиво, выплюнул его.

– Твою мать!

2

Алан Фэйрклоф долго поднимался по лестнице. Держа в руке утренний стакан с виски, он выглянул в окно, выходящее на конюшни. Как хорошо быть живым через две тысячи лет после пришествия Бога, как хорошо быть живым, когда вот-вот наступит Эра Духа.

Входя в спальню на втором этаже, он ощутил привычное волнение. Разрастающийся жар в чреслах. Прилив молодой энергии в мышцах. Крауны все эти годы обеспечивали его непрерывным потоком юношей и девиц, что пробудило в Фэйрклофе его минотавра. Ему нравилось боксировать в паре с каким-нибудь атлетическим юношей, молодым человеком, которому казалось, что он в любой миг может выбить дух из престарелою негодяя, пытающегося ударить его.

Но Фэйрклоф от души наслаждался спортом. Он позволял мальчишке ударить себя разок-другой, а потом сам обрушивал на него град тумаков. Сбитый с толку юнец не понимал даже, что происходит, к чему все это ведет. Даже не догадывался, какая сила разрастается в Фэйрклофе, с каким удовольствием его литой кулак превращает лицо партнера в месиво. А девчонки! Как он мучил их, просто прижимая к полу и не делая ничего, только проводя острым лезвием по гладкому лбу.

Убийство было ему неинтересно.

Юнцам платили и отправляли восвояси. Мелким мошенникам и потаскухам платили достаточно за право испытать чувствительное прикосновение Фэйрклофа.

И этот парень, мальчишка, этот Вэн Кроуфорд, который исполнил священный обряд, который пролил невинную кровь агнца…

Который, не сознавая того, начал работу богов…

Он будет восхитителен.

Его боль будет, словно церковное вино.

«Чтобы познать свет Бога, нужно сначала познать тьму».

Алан Фэйрклоф открыл дверь в спальню и увидел пропитанные кровью простыни там, где Вэн пролежал ночь, и кровавые следы, ведущие к окну.

За окном он заметил алые пятна, тянущиеся по мощеной дорожке.

– Проклятие!

Фэйрклоф поставил стакан на подоконник.

– Он вернется, – сказала Диана, когда через минуту фэйрклоф слетел по лестнице, изрыгая проклятия. – Он слишком сильно нуждается во мне. Ему необходимо то, что у нас есть. Я знаю его уже вдоль и поперек. Он снова захочет меня.

3

И ее слова подтвердились всего через несколько минут.

Подняв глаза, Диана увидела в окне то, что сначала показалось ей каким-то чокнутым клоуном: волосы всклокочены, лицо белое с обведенными красным глазами и носом. Вэн. Он плакал. Он сгорал дотла от нестерпимого желания. Он жаждал. То, что он получал от нее, было похоже на наркотик, и теперь ему требовалась доза.

Она перегнулась над раковиной, чтобы немного приоткрыта окно.

– Прошу тебя, – взмолился Вэн. – Нам необходимо поговорить. Впусти меня.

4

Вэн жаждал ее невыносимо. Вдали от Дианы он чувствовал себя слабым и разбитым, а рядом с ней… когда дышал тем же воздухом…

Было такое чувство, будто его мозг воюет сам с собой. Кровь капала с головы, застилая глаза, когда он вошел в прихожую. Дом, как всегда, стоял полутемным, будто Крауны не хотели, чтобы в их убежище было слишком светло.

Вэн стер кровь со лба. Он ощущал, что горит лихорадочным огнем.

«Паршивая сука! Надо же, что она со мной сделала! Она отправила меня в ад! Чертова потаскуха! О господи, что же она со мной сотворила!»

Он посмотрел на свои ладони. Кровь бурлила и лавой выплескивалась из ран, текла по ладоням, капала с пальцев. Фонтаны, хлещущие из стигматов. Вэн обеими руками держался за зеркало. А там отражалось не лицо, а маска. Маска, расползающаяся, как бумага, а под ней живой желтый жир. Что-то непрестанно болтающее и плюющееся, словно существо, состоящее сплошь из сплетенных нервов.

«Это же я!

Это же, мать твою, я сам!»

Он закричал и заколотил кулаками по стене.

– Нет! Ты не имеешь права так со мной поступать, сука долбаная!

Диана вышла в прихожую. Протянула руку, зажгла свет – и утренние тени исчезли.

Он ожидал, что при свете дня увидит вместо нее чудовище.

Но она не была чудовищем. Она и сейчас была прекрасна, слишком хороша, слишком порочно прелестна: распущенные волосы падают на плечи, глаза лучатся солнечным светом. На ней было красивое снежно-белое платье, подчеркивающее линию бедер. Разве она не понимает, что сделала с ним? Наверное, она даже не ложилась Спать, но выглядит все равно потрясающе.

– Ты даже не попрощался, Вэн Гробфорд, – произнесла она.

Разве она не видит того ада, в котором он сгорает? Разве она не ощущает боли, которая обволакивает его аурой?

– Я чуть было не позвонила в полицию, – добавила она.

– Ха! – засмеялся он, хлопая в окровавленные ладоши. – Вот здорово-то!

– Посмотри на себя, – продолжала она, понизив голос, – врываешься в дом, явно не в себе, весь в крови, от тебя разит сырым мясом.

Она сделала шаг вперед, и он увидел то, что видел в темноте прошедшей ночью, то, что каким-то образом поработило его разум, то, что казалось ему неуместным, потому что когда он смотрел на нее, он видел уже не женщину по имени Диана Краун, а некое темное существо с золотистыми, горящими огнем глазами…

И тут он вспомнил все, что видел, все, что начисто стерлось из его мозга за последний месяц, с того момента, когда он впервые увидел ее, все то, что каким-то образом таилось в его разуме, слишком страшное, чтобы осознать это…

– Ах ты паршивая сатанистка! – заорал он. – Это ты заставила меня прошлой ночью! Что у тебя в часовне? Тварь из самого ада? О господи, я отправлюсь из-за тебя в ад! Это ты обрекла меня на адские муки!

Вэну показалось, что он слышит у себя за спиной быстрые шаги, но когда он обернулся, чтобы посмотреть, кто-то как следует врезал ему по челюсти.

«Твою мать, это правда! Ты в самом деле видишь звездочки…» – промелькнуло у него «В голове.

Высокий тощий старик нависал над ним, сжимая лодочное весло.

– Ты, мелкий паршивец. Теперь настало время и мне немного повеселиться!

Вэн пытался оттолкнуть его, но не смог.

– Вот, что я особенно люблю, – человек говорил с ярко выраженным британским акцентом, – какого-нибудь деревенского мальчишку, способного долго выносить боль. Ах, то, что я сделаю с вами, мистер Кроуфорд, откроет вам такие перспективы, которые вы и вообразить не могли. Когда боль становится слишком сильной, от нее, как и от огня, теряешь чувствительность. Вообще перестаешь чувствовать что-либо. Но я не собираюсь доводить до такого. Я хочу лишь вплотную подобраться к этому моменту, мистер Кроуфорд. Почти к самому краю. Ровно так, чтобы все твои нервные окончания вопили как можно дольше. Но не бойся, я никогда не убиваю мальчишек, пока они сами меня не попросят.

Человек выпустил весло. Оно с грохотом упало на мрамор. Старик присел на корточки рядом с Вэном, развернул его лицом к себе.

– Ты знаешь, что я получу от этого? Нет, конечно, не знаешь. Что ж, я открою тебе мой маленький секрет. Я стану ближе к Богу, мистер Кроуфорд. Подойду ближе к тайне творения. Это один из ритуалов, необходимых мне, чтобы почувствовать хоть что-то. Он дает мне то, что ты назвал бы словом «кураж». Позволь мне представиться. Я Алан Фэйрклоф, а сейчас наступает, друг мой, твой звездный час.

Старик поднял кулак и опустил его Вэну на лицо, но это было только начало.

5

Все закончилось.

Потом человек по фамилии Фэйрклоф, которого Вэн начал называть Богом, прекратил сечь его, бить, молотить и пинать ногами.

Потом Вэн лежал обессиленный, не понимая даже, сколько он так пролежал и жив ли еще.

Последние слова, которые он услышал от Фэйрклофа, которые старик по-змеиному прошипел ему в ухо, были:

– Что ж, Вэн, ты оказался более чем удовлетворителен. Благодарю тебя. Если ты выживешь, советую тебе как можно скорее убраться из этого дома, пока мой аппетит снова не разгорелся. Если ты слишком измотан, чтобы уйти, извини, но ты же знаешь, иногда одной крови бывает достаточно, даже без всякого проникновения, чтобы войти в раж Должно быть, именно это ты чувствовал, втыкая в нее нож, – верно? Сто шесть раз, да, именно столько – сто шесть раз. Знай, Вэн, что это тоже было частью ритуала, частью, открывающей то, что Бог послал нам, и я благодарю тебя.

Прошел, наверное, час или два, прежде чем воля к жизни затеплилась в душе Вэна Кроуфорда. Все, что еще оставалось в нем, жаждало исправить содеянное, просто вернуть прежнюю жизнь.

Глава 24
БОГ, СТОУНИ
И ДЖОННИ МИРАКА

1

– Вы сказали, что я похож на мать. – Лицо Стоуни Кроуфорда пылало, глаза дикие, волосы упали на лицо, словно растрепанные ветром.

Священник поднял взгляд от стола.

– Стоуни…

Отец Дким Лафлинг закрыл журнал, который только что читал. Взял четки и тронул первую бусинку.

– Вы сказали, что я похож на мать, – повторил Стоуни. – Что вы имели в виду?

– Я… – начал отец Дким. – Присядь.

– Просто ответьте мне.

Священник кивнул и прикрыл глаза.

– Все, что я хотел сказать…

– Речь идет не об Энджи Кроуфорд. Я уже знаю. Я знаю, что Джонни Миракл – мой отец. Кто моя мать?

– Когда я был помоложе… – начал священник.

Стоуни перебил.

– Послушайте, я не хочу выслушивать историю вашей жизни, святой отец. Я только хочу знать, кто моя мать.

– Я не могу сказать тебе.

– А кто может? – спросил Стоуни.

2

Джонни Миракл слез с дерева, когда увидел идущего к нему Бога в сопровождении мальчика. Бог всегда улыбался ему, Бог всегда заботился о нем и приносил еду.

Джонни побежал через площадь и приветствовал Бога могучим медвежьим объятием, от которого Бог даже чуть застонал. Потом Бог сказал:

– Джонни, хочу познакомить тебя кое с кем Наверное, ты видел, как он рос рядом с тобой…

Джонни посмотрел на мальчика, высокого нескладного подростка, которого столько раз видел носящимся на велосипеде по улицам. Джонни кивнул мальчику, лицо которого застыло каменной маской.

Потом Бог произнес:

– Джонни, это твой сын.

Джонни Мираклу показалось, что у него остановилось дыхание, что все его тело рассыпалось на куски, что Бог дернул за веревочку, на которой держалось его сердце. Слезы хлынули у него из глаз, хотя он не понимал почему. Он прикусил нижнюю губу, чтобы не закричать.

– Мой сын? – выдохнул он. – Мой сын!

3

Стоуни не ощущал ничего, кроме боли в голове. Ему казалось, что он каким-то образом превратился в привидение и больше не существует в реальном мире.

– Все, что я хочу знать… – начал он, но не успел сказать ни слова больше.

Джонни Миракл сграбастал его и принялся душить в объятиях. Стоуни отступил назад, но хватка Джонни оказалась сильнее, чем он ожидал. Можно было подумать, что его обнимает гризли.

– Мой сын! – кричал Джонни, он плакал, улыбаясь, как хэллоуиновская тыква. – Мой сын!

Наконец Стоуни каким-то образом сумел вырваться из его лап.

– Кто моя мать? – в который уже раз спросил он.

Джонни Миракл, кажется, не услышал. Он воздел руки к небесам и закричал:

– Благодарю тебя!

Затем перевел взгляд на отца Джима.

– О Господи, благодарю Тебя, благодарю Тебя, благодарю Тебя!

Стоуни подождал, пока утихнут восторги.

– Кто моя мать?

– О!

Джонни наклонял голову то в одну, то в другую сторону, словно перекатывая в голове шарики. Когда он заговорил, голос его обрел привычное звучание. То, что мать Стоуни (нет, не его мать, уже не его) называла «блеющим идиотизмом».

– Ах, твоя мама, твоя прелестная мамочка! Она была послана самим Господом, она была ангел, она была сама красота и прелесть, и когда они нас поженили, а тогда собрались все, мой сын, о, когда они нас поженили, можно было подумать, будто ад и рай встретились на земле!

Стоуни посмотрел на отца Джима.

– Кто эти «они»? О ком он рассказывает?

Отец Джим опустил глаза.

– Я не могу сказать тебе, Стоуни. Все, что я могу сказать сейчас, – ты пришел в этот мир и тебе была необходима семья. Тебе нужны были Кроуфорды. Тебе нечего было делать у Краунов…

– Да пошел ты! – рявкнул Стоуни, подавляя желание заехать святому отцу кулаком, ощущая, как все пятнадцать лет его жизни бурлят и клокочут, желая выйти наружу, оставить позади все это дерьмо, с которым так носятся взрослые.

– Не смей так разговаривать с Богом! – закричал Джонни Миракл, его идиотская ухмылка сделалась совсем сумасшедшей. Он поднял кулак, замахнулся на Стоуни и тяжело ударил его в подбородок – Никогда не разговаривай так с Богом! – Он еще раз яростно рубанул по воздуху кулаком, но Стоуни увернулся – Мой сын не смеет так…

Стоуни уже бежал, бежал, понятия не имея куда, бежал мимо сложенных на ступеньках тыкв, мимо чайной «Синяя собака», мимо продуктового магазина, мимо полицейского, который кричал ему что-то… Он бежал по улицам к маяку на Лэндс-Энд, туда, где он мог позабыть все, что узнал за это утро.

«Проснись! Проснись! – кричал он себе. – Это же сон! Это кошмар! Ты опоздаешь на контрольную по математике. Ты вчера у Норы выпил слишком много чая из «кошачьего когтя», и сейчас у тебя галлюцинации. Все это не может происходить на самом деле, не может все перемениться так быстро! Не могли же все они лгать тебе всю твою жизнь!»

Оказавшись среди высокой желтой травы за маяком, он уставился на пролив и закричал во всю мощь своих легких, чтобы освободиться от всего, чтобы дать выход чувствам.

Потом перевел взгляд на мыс Джунипер, на дом Краунов…

Крауны.

Он сел на землю, потом лег, глядя на затянутое дымкой солнце.

«О, Лурдес, где бы ты ни была, надеюсь, ты далеко отсюда, надеюсь, ты сейчас в школе, на уроке химии, сидишь и гадаешь, почему я не пришел. Гадаешь, потому что сама решила никуда не бежать со мной, решила, что все это глупости. Сидишь и думаешь, как теперь объяснить мне, что ты не сумела выскользнуть из дома этим утром, или, может быть, ты рассказала матери о беременности, после чего у нее и у отца случился приступ ярости, и теперь они вообще не позволят тебе разговаривать со мной…

Лурдес-Мария, я знаю, ты все поймешь, весь этот бред. Я знаю, ты поймешь».

А потом что-то щелкнуло внутри – так громко, словно кто-то наступил на сухую ветку под самым его ухом.

Что-то хрустнуло – и мир вокруг почернел.

– Видишь? Я знал, что это сон. Я знал, – пробормотал он, и пятна света и тьмы замелькали у него перед глазами. Боль в голове разрасталась…

Стоуни показалось, что он слышит топот далеких лошадей, скачущих вдоль линии прибоя.

И он провалился в темноту.

В темноте он увидел залив, Аурдес стояла в воде, на ней было платье, которое она обычно надевала в церковь. Она простирала к нему руки, но когда он шагнул в неподвижную воду, та окрасилась в алый цвет. Взлетели лебеди, их невероятно огромные крылья заслонили небо.

Он поднял взгляд на прекрасных белых птиц и увидел, что из их крыльев вырывается огонь… И вот уже весь мир пылает от их взмахов.

Потом Стоуни Кроуфорд открыл глаза. Голова гудела. Он вытер мокрый нос. Ладонь потемнела от крови.

– Черт возьми, – пробормотал он, садясь.

Он отключился всего на несколько секунд. Но чувствовал себя совершенно разбитым.

– Эй, парень! Стоуни, кажется? – окликнул его полисмен Деннехи, стоявший на ведущей к маяку дорожке. – С тобой все в порядке?

Стоуни выпрямился и тяжело вздохнул.

– Да, вроде бы.

Деннехи сошел с дорожки и направился к Стоуни.

– Давай-ка я тебе помогу, ладно?

Он присел на корточки рядом с ним и подхватил Стоуни под локоть.

Глава 25
ПОЛИСМЕН

1

– Я тебя ищу все утро, – сказал Деннехи. – Хочешь леденцов?

Стоуни помотал головой. Он откинулся на спинку сиденья, глядя сквозь стекло на пролив. Морские чайки качались вверх-вниз на бурных волнах.

– Я все время был в городе.

– Ты здоров? Вид у тебя такой, будто ты не в себе. Запаха алкоголя я не чувствую…

Стоуни ощутил себя великим обманщиком:

– Ну, скажем так, у меня просто было скверное утро.

– Гм-м.

Деннехи склонил голову набок, обдумывая фразу. Он кинул в рот кусок прозрачного твердого леденца, захрустел им. Один из коренных зубов заныл, что, видимо, означало грядущее удаление очередного нерва.

– А зачем вы меня искали?

Деннехи достал фотографию Лурдес.

– Это твоя девушка?

Стоуни кивнул и спросил:

– Что-то случилось?

Деннехи пожал плечами.

– Она исчезла. Не знаешь, где она может быть?

– А вы были у нее дома?

В голосе испуг. Подросток встревожен. Деннехи уже сейчас было ясно, что Стоуни нечего скрывать, но вид у парня был такой, словно он не спал несколько ночей.

Деннехи смерил его ничего не выражающим взглядом.

– Слушай, малыш, у тебя такой вид, будто ты только что вернулся из ада. Что с тобой случилось?

– Вам не обязательно знать.

– Мне обязательно.

– Нет, на самом деле нет.

– Ладно. Тогда расскажи мне о себе и о Лурдес Кастильо.

– Она моя девушка, – ответил Стоуни. – Этим утром мы с ней собирались бежать. Мы хотели пожениться.

– Ого! И что же произошло?

– Она так и не пришла.

– Расскажи о себе.

– Зачем?

– Надо, – ответил Деннехи. – Слушай, малыш, в этом городишке полным-полно упертых типов вроде тебя, настоящая Новая Англия. Выйди уже в большой мир. Я здесь, чтобы помочь. Я здесь, чтобы найти твою девушку. Я тебе не враг.

И тогда Стоуни – и потому что не знал, что еще предпринять, и потому что чувствовал, что вот-вот взорвется, – выложил все, начиная с откровений Норы и заканчивая встречей с Джонни Мираклом и отцом Джимом.

– Ну и дела-а, – озадаченно протянул Деннехи. – Вот так утро у тебя выдалось, малыш.

– Угу, – кивнул Стоуни. – Сегодня Хэллоуин, и я все-таки надеюсь, что это просто жестокий розыгрыш.

Голос его сломался, иссяк.

Деннехи вдруг охватило неожиданное желание отвезти мальчишку подальше от этого чертового поселения, увезти в Мистик, поручить заботам сестры. Ирэн нальет ему миску густой похлебки с моллюсками, сделает сандвич, и пусть сидит там и ждет, пока он, Деннехи, не найдет девушку. Если хотя бы половина рассказанного парнем правда, его девушка выбрала не самое подходящее время, чтобы потеряться.

Деннехи завел патрульную машину. В рации бормотали голоса из диспетчерской, но он отключил звук.

– Стоуни, вот что я предлагаю. Давай заедем к ней домой, может, мы догадаемся, куда она могла уйти. Идет?

Стоуни покачал головой.

– Не стоит. Если ее там нет, я не хочу выслушивать всякие гадости еще и от ее семейства. Нужно найти Лурдес.

Деннехи выехал обратно на Хай-стрит, слишком быстро прошел поворот, едва не сбив вальяжную кошку, которая гордо дошла до середины улицы и тут же опрометью метнулась назад, увидев несущуюся на нее машину. Потом, поддавшись импульсу, полицейский предложил:

– Слушай, ты не хочешь перекусить или что еще? В доме моей сестры в Мистике есть свободная комната, а судя по твоему виду, несколько часов сна тебе точно не повредят.

Стоуни пожал плечами, глаза у него слипались.

– Нет, я в полном порядке, честное слово.

– Да уж, – вздохнул Деннехи.

Он выехал из города на шоссе номер один и свернул в сторону Мистика, к старому дому на Гринмэнтл-драйв, где Ирэн, наверное, уже готовила обед.

Подросток на сиденье рядом с ним заснул, не успели они доехать до Векетукета.

2

Стоуни проснулся в темноте.

Пот стекал по шее.

Он услышал доносящиеся из коридора голоса. Под дверь пробивался тоненький, как иголка, луч света. На миг ему показалось, что он маленький мальчик, а родители снова ссорятся, но эти голоса были гораздо спокойнее.

– Прошло всего четыре часа, дай ему еще поспать, – произнес женский голос.

– Да, но ему нужно вернуться, он не может оставаться здесь. – Это был Деннехи. – Кроме того, вдруг девушка тоже его ищет.

– А почему это тебя так волнует?

– Волнует, и все. Ему здорово досталось.

– Ты имеешь в виду эти россказни, – усмехнулась женщина – Он же подросток. Иногда подростки фантазируют. Ты тоже таким был.

– Нет, Ирэн, я знаю, что он рассказал правду. Никто не стал бы сочинять такое. И ты сама слышала рассказы…

– О, только это не хватало, неужели ты в это веришь? Лет двадцать назад кучка фундаменталистов из Векетукета начала сеять слухи о каких-то сатанистах в городе и…

– Это мой участок. Город очень странный. Я там кое-что повидал…

– Но ты же полицейский. И ты хочешь сказать, что веришь, будто в этом городке живет толпа сатанистов? Злобных богачей, которые используют местных жителей в своих садистских черных мессах?

Последовала пауза. Стоуни потянулся, садясь на перине. Он потер заспанные глаза, чувствуя во рту кислый привкус остатков какого-то сна.

– Ты же знаешь, что я в это не верю, – сказал Деннехи. Он откашлялся. – Лично мне кажется, что этому мальчику вообще не стоит туда возвращаться. Ситуация в семье и с его…

– Это не твое дело, – прервала женщина – Помнишь последний раз, когда ты пытался помочь? Как ее звали? Натали?

– Перестань. Я сделал для нее все, что мог.

– Ага, и сейчас она под опекой государства и, вероятно, уже никогда не вернется к прежней жизни.

– Но ведь ее же били. Ее вообще могли убить.

– Может быть. Не исключено. – Голос женщины смягчился. – Но ты ведь не можешь спасти всех, Бен. Просто не можешь. Что бы ни пережил этот мальчик, ты должен отпустить его.

– Да, но дело в том…

– Бен?

– Дело в том… что я был там, Ирэн. Был там в день, когда он родился.

– Этот мальчик?

Снова пауза.

– Я объезжал город, просто патрулировал, услышал крики матери и подъехал… Шел проливной дождь. Такой сильный дождь, что я почти ничего не видел, когда я подъехал, там уже был священник и остальные тоже, были Крауны и полно другого народа – наверное, человек десять-двенадцать. Складывалось впечатление, будто они стоят вокруг матери защитным кордоном, и клянусь, Ирэн, я совершенно точно видел там двух младенцев. Один был весь в крови, а второй чистенький и явно не сию минуту родившийся, и еще…

– Бен?

– Оба они кричали. Оба были живы. Но священник, он…

– Нет! – ахнула женщина, а потом до Стоуни донесся заглушенный вскрик.

– Я не мог поверить своим глазам. Я и не поверил своим глазам. И вот теперь этот мальчик, которому пятнадцать лет, Стоуни Кроуфорд, рассказал мне эту историю… И все встало на свои места.

– Они убили младенца? Ты уверен?

– Это-то самое печальное. Я не уверен. Дождь был слишком сильный, я почти ничего толком не разглядел, потом я поспрашивал кое-кого, и Марти Уайт, и эту женщину с кошками, Карри, – они мне заявили, что был только один ребенок. Что мне все привиделось…

– И что ты был пьян, – добавила женщина, голос ее снова смягчился.

– Да, раньше так оно и было. Убийственный завтрак крутого копа – упаковка пива с утра. Так оно и было в те скверные времена.

– О Бен, – произнесла женщина. – О мой бог. Я уверена, все не так. Не может быть все так плохо. Люди не такие ужасные.

Снова тишина.

Потом Деннехи спросил:

– Разве не такие?

Стоуни встал с кровати и подошел к окну. Он поднял «маркизы» и увидел маленький садик, освещенный идущим на закат солнцем. За садиком, по тротуару на противоположной стороне улицы шла ватага играющих в «дайте сладкого, а то напугаем» детишек, их сопровождал чей-то папаша, который нес фонарь-тыкву.

Тихо и осторожно Стоуни поднял оконную раму и ощутил дуновение прохладного вечернего ветра.

3

От Мистика до Стоунхейвена было пять миль по дороге, но Стоуни успел на автобус в шесть пятнадцать, шедший по шоссе номер один, вышел сразу за Стонингтоном, а оставшиеся две мили прошел пешком вдоль темного узкого шоссе, ведущего в поселение. Он подумал, не пойти ли в Векетукет. А вдруг Лурдес вернулась домой? Но потом решил, что, если она вернулась, ему там лучше некоторое время не показываться.

Кровь в нем бурлила, он чувствовал, как гнев волнами проходит через него, ничего подобного никогда не было раньше.

Здесь была ложь на лжи и ложью погоняла. Стоуни исходил яростью на свое семейство и на весь город, все они заботились о нем эти годы только для того, чтобы так; больно ударить, когда он едва вышел из детского возраста.

Как и обычно, в ночь на Хэллоуин в поселении почти не было видно детей, требующих сладкого. Эта ночь почти ничем не отличалась от остальных, если не считать выложенных на ступеньки зрелых плодов. Те детишки, которые все-таки отправлялись на поиски конфет, обычно проходили не больше одного квартала, причем соседи не открывали дверей, а просто выставляли на улицу миски с конфетами, которые дети ссыпали себе в рюкзаки. Стоуни заметил, что поднялся ветер, пока он шел вдоль бухты и через мост в поселение. Температура опустилась на несколько градусов за какие-то минуты. Он накинул капюшон вязаного свитера. Отметил, что от него разит потом, – ничего удивительного, ведь он мылся последний раз больше суток назад, а усталость и гнев, кажется, так и выходили из него через все поры. Когда в итоге он добрался до дому, было почти семь вечера. Дом стоял притихший, пустой. Мать, наверное, до сих пор на дежурстве в больнице на шоссе, а отец, скорее всего, надирается где-нибудь в доках с товарищами по ловле омаров. «Нет, ненастоящие отец и мать, – подумал он. Но подобная мысль слабо утешала. – Да пошли они все подальше».

Он долго стоял под самым горячим душем в своей жизни, ему казалось, будто он соскребает прошлое с кожи, намыливает мылом «Айвори» воспоминания, выполаскивает все скверное, что марает его жизнь.

Он глядел, как грязная вода утекает в сток ванны.

Одевшись, он спустился на первый этаж и попытался позвонить Лурдес. Трубку взяла ее мать.

– Bueno? – сказала она.

– Hola, cenora Castillo, es Lourdes en casa?[17]17
  Здравствуйте, сеньора Кастильо, Лурдес дома? (исп.)


[Закрыть]

– Стоуни? – спросила миссис Кастильо голосом, полным подозрения. – Это ты?

– Да, – ответил он. – А…

Она прервала его.

– Что ты сделал с моей дочерью? Где она? Почему со вчерашней ночи ее не было дома? Что ты…

И тут линия мертво замолчала.

Стоуни уставился на телефонную трубку, пытаясь осмыслить то, что она сказала.

«Со вчерашней ночи?

Лурдес так и не пришла домой вчера вечером?»

Стоуни ощутил чье-то присутствие у себя за спиной – может быть, его насторожил какой-то звук, или дурной запах изо рта…

Он развернулся.

Вэн стоял, держа в руке вырванный из розетки телефонный провод.

– Не надо звонить. Не сейчас, Не сейчас, Стоуни, братишка Я сделал кое-что действительно очень-очень нехорошее.