Текст книги "Человек-Хэллоуин"

Автор книги: Дуглас Клегг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Нет.

– Да. Не таись от меня, Вэн, скажи мне, кто это, скажи…

– Одна сука.

– Кто?

– Та сука, которая хочет лишить Стоуни его свободы.

– Как ее зовут?

– Лурдес-Мария. Испанская сучка из Векетукета – она хочет запустить в него свои когти и погубить его.

– Ты же хочешь убить ее, правда?

– Да! Да, я хочу убить эту проклятую потаскуху до того, как она сделает с ним то, что моя мамаша сделала с отцом!

– Ты хочешь взять свой нож и распороть ей брюхо?

– Да! Я хочу освежевать ее своим ножом, пусть ее кровь брызжет, словно сок! Я хочу вырезать из нее этого ребенка! Я хочу напоить ее собственной кровью! Пусть она страдает, как только может страдать подобная сучка!»

7

Перед ужином Стоуни присел на заднее крыльцо своего дома. Он жалел, что просто не схватил Лурдес в охапку и не забрал с собой, чтобы они могли бежать ночью, чтобы ни у одного из них не было времени передумать.

Он поглядел на загорающиеся звезды.

Закрыл глаза.

Жизнь прекрасна. Да Он любит ее, она любит его. В духовном смысле они уже муж и жена.

«Вот она начинается, – думал он. – Моя жизнь. Моя настоящая жизнь. Мое будущее начинается сегодня.

Я до сих пор был плохим, я делал ужасные вещи, но отныне, Господи, если ты слышишь меня, раз ты послал мне такую прекрасную жену и такое счастливое начало семейной жизни, я никогда больше не совершу ничего дурного. Я не буду лгать, не буду таскать чужое пиво, не стану даже смотреть на других девушек до конца своих дней. Я не буду таким, как мой отец, мой брат и моя мать. Я стану самым лучшим Стоуни Кроуфордом, какой когда-либо рождался.

Если…

Всегда существует это «если». Но ты ведь понимаешь, коль скоро ты действительно Бог и слушаешь меня.

Если только ты обещаешь мне, что нам никогда не придется возвращаться сюда снова, к этим людям, в это место. Обещай мне, что мы окажемся далеко-далеко отсюда – и я, и мой ребенок, и ребенок моего ребенка».

И тут Стоуни почувствовал, что Бог ответил ему. Как будто бы то, что правило Вселенной, действовало созвучно его желаниям. Он ощутил, как что-то внутри его оборвалось и все его существо погрузилось в абсолютный покой.

Когда с моря подул холодный соленый бриз, Стоуни почувствовал в себе силу и все его тревоги развеялись за несколько мгновений.

– Спасибо, – произнес он, понимая, что на большее его воображение не способно. Но ему было все равно. Он утвердился в своем намерении, он знал, что женитьба на Лурдес – это правильно, что он станет хорошим отцом и все будет не просто хорошо, а гораздо лучше.

«Время от времени случается всякое дерьмо.

Но отныне и навсегда будут происходить только чудеса».

Глава 15

Лурдес осторожно пробиралась сквозь путаницу сухих лиан, грязь чавкала под ногами. Она чувствовала, что сглупила, не захватив с собой фонарик. Как всегда. «Какая разница? – утешала она себя. – Ты можешь ходить по этому лесу с завязанными глазами и все равно не заблудишься». Лурдес ходила этими тропками с раннего детства, ибо еще тогда полюбила уединение. В своей семье она задыхалась. Четыре брата все время вертелись рядом, то обижая свою единственную сестру, то пытаясь защищать ее. Отец, с его старомодными взглядами, полагал, что до замужества она не имеет права покидать дом без сопровождающих. Ее мать с подозрением относилась ко всему поселению Стоунхейвен, а особенно к тем кварталам и бензиновым заправкам, рядом с которыми они жили. К семи годам Лурдес научилась выскальзывать из дома и просто бродить. Она могла долгими часами собирать ягоды, прятаться от ос шли искать в тенистых местах светлячков. Она населяла лес разными выдуманными животными, а в каждой луже и каждом прудике у нее жила русалка – или даже две. Она разговаривала с невидимыми духами индейцев, которые – Лурдес верила в это и сейчас, в пятнадцать лет – бродили по густым дубовым и березовым рощам Она ничего здесь не боялась. Здесь не было ничего страшного.

Это были ее леса.

Здесь она чувствовала себя защищенной, она знала каждое дерево, каждый заросший мхом камень, каждый пруд и каждое болотце, каждый черничный кустик. Она знала даже древнюю каменную стену, в которую сейчас забились на зимовку змеи, знала, когда комары летом кусаются особенно свирепо и как от них спастись.

Сейчас, когда Лурдес шла по узенькой тропинке, скользкой от опавших листьев, словно кожа угря, а грязь засасывала ее кроссовки, единственное, что пугало ее, – это перспектива сбежать от всего этого вместе со Стоуни.

«Детство всегда рано или поздно заканчивается, – так обычно говорила бабушка, когда Лурдес было лет восемь или девять, и она спрашивала, когда же наконец вырастет. – Каждая девочка однажды становится женщиной и часто жалеет об этом дне. Не несись сломя голову навстречу своей судьбе».

«И вот теперь это произойдет, – думала Лурдес. – Завтра утром Он хочет, чтобы мы встретились у Норы и убежали вместе. Словно заключенные из тюрьмы. Я не могу. Но я его люблю. У нас будет ребенок. Мы принесем в мир новую жизнь».

После того как они побывали в церкви Девы Марии, Звезды Морей, некоторые вещи стали казаться Лурдес еще более значимыми, чем до сих пор. У ребенка, растущего в ней, есть семья – отец и мать. Дева Мария благословила ребенка, они со Стоуни связали свои судьбы у алтаря, перед лицом Бога.

Это, конечно, было глупо. Когда Лурдес перешагнула тонкую ниточку ручейка, она ощутила, как в ней зажглась какая-то искра. «Мы одно. Стоуни и я – одно целое. Ничто нас не разлучит. Ни мои родители, ни его, никто».

Она прижала руки к едва заметно выступающему животу.

«Ребенок!»

«Hola, hijito[15]15
  Привет, сынок (исп.).


[Закрыть] твоя мама влюблена в твоего папу!»

Каким он будет? Или она? У него будут глаза Стоуни или ее? Пусть будут ее волосы. Его улыбка. И вдруг Лурдес поразила такая ужасная мысль, что она даже остановилась.

«А что, если этот ребенок будет похож на моего отца? Или на его мать?

Все хорошо, hijito, ты будешь самым прекрасным младенцем, когда-либо рождавшимся на свет. Не переживай!»

Осторожно отодвигая низко нависшие ветки, которые вздрагивали от ее прикосновений, Лурдес рассмеялась. Она представила себе ребенка со всеми физическими и душевными недостатками обоих семейств. С бородавками на шее. С большими ушами. С крючковатым носом. С жесткими волосами. С тупым взглядом. С тонкими губами. Маленького роста, жирного, неуклюжего…

Надо будет рассказать утром Стоуни… «Не переживай, hijito, ты будешь хорошенький, как твоя мамочка!»

Она всегда знала, что однажды выйдет замуж и у нее будут дети. Ее матери было всего семнадцать, когда она вышла за отца, беременная старшим братом Лурдес, Мигелем.

«Всего на два года старше меня. Не такая уж большая разница. Прошу тебя, Пречистая Дева Мария, благослови нас троих, защити своей любовью и чистотой. Не позволь искушению или тьме пасть на нас».

Молиться вот так, среди своего леса, казалось ей так же естественно, как дышать.

Отец Лурдес запретил ей даже думать о браке с huero. Этим словом называли когда-то голубоглазых, светловолосых англосаксов, но теперь оно относилось ко всем нелатиноамериканцам. Тетя Лурдес Елена вышла замуж за huero, а через четыре года они развелись.

«От huero нет никакого проку», – предупреждал отец. Он считал и Стоуни одним из huero, о чем и сообщил дочери. Из-за этого они в первый раз по-настоящему поссорились. Он обзывал ее самыми невообразимыми словами, и она отвечала ему тем же. В конце концов Лурдес расплакалась, а отец, кипя от ярости, выскочил из дома. Только мать утешала ее, говорила, что постепенно отец привыкнет и полюбит этого «белого мальчика».

«А теперь…

Замужество.

Ребенок.

Боже, что же сделает отец?»

В свете луны маленький овальный пруд превратился в текучее золото. Лурдес поискала глазами источник света.

Луна, огромная, круглая, заслоняла собой весь клочок неба, какой можно было разглядеть за густыми деревьями. Она была оранжевого оттенка, словно закатное солнце. Лурдес закрыла глаза.

«Полная луна. Господи, помоги мне сделать правильный выбор. Пожалуйста, помоги мне и Стоуни».

Лурдес не сразу осознала, что начала молиться вслух в лесном храме:

– Прошу тебя, пусть наш ребенок родится здоровым, пусть поможет нам помириться с моей семьей, разрешить все проблемы, которые у нас еще будут. Матерь Божья, ты, которая помогает всем младенцам и матерям, благослови меня, пусть мы будем счастливы вместе!

Лурдес снова открыла глаза, взглянула на огромную луну и задрожала Воздух похолодел. Она явственно чувствовала разницу между тем, что было секунду назад, и теперь. Запах болота и сырых листьев сделался почти осязаемым. Она посмотрела на собственное темное отражение в залитой лунным светом воде.

– Двое в одном, – прошептала она, дотрагиваясь до живота – Будь здоров, hijo!

«Hijito, давай утром меня не будет тошнить, как это было вчера», – мысленно попросила она, и в этот момент ее ослепил луч от фонарика.

Она подняла руку, прикрывая лицо от света.

– Кто здесь? Стоуни?

Все, что она увидела, – это силуэт человека и белый луч света.

– Виктор? Мигель? – Но братья не стали бы ее искать. Не сейчас. Может быть, позже, вечером, но не теперь, ведь еще только часов шесть. Даже не настало время ужина.

Потом луч света опустился ниже, под подбородок того парня, который держал фонарик.

Призрачный свет искажал черты лица, но Лурдес его узнала.

– О, Вэн, это ты! – выдохнула она. – Ты так меня напугал.

Вэн ухмыльнулся. Его улыбка, широкая и щербатая, напомнила ей о фонаре-тыкве, который делают на Хэллоуин.

– Ага! – Голос Вэна звучал низко, превращаясь едва ли не в рычание. – Вот та сучка, которая хочет испортить жизнь моему младшему братишке. Я тебя ищу весь день. Я знаю одну игру, и мы в нее сейчас поиграем. Ты и я.

Свет фонарика погас.

– Давай поиграем в игру «Вспори брюхо суке», – сказал Вэн.

ИНТЕРЛЮДИЯ:
РАССВЕТ
НЕСКОЛЬКО ЛЕТ СПУСТЯ

Глава 16
МУЖЧИНА, МАЛЬЧИК И ДОРОГА ДОМОЙ

1

Казалось, это было вчера. Слезы струились у Стоуни из глаз, он чувствовал себя стариком. И еще ощущал в себе нечто ужасное, то, что ему удавалось усмирять, то жуткое, что предвещало в ближайшем будущем одни лишь несчастья.

Он не мог остановить поток слез – хотя плакала его душа, мокрым было лицо.

Мальчик рассказал ему все, гораздо больше, чем он помнил сам.

«Но голос Норы, исходящий из мальчика…»

Каждый миг его прошлой жизни словно был прожит заново. Откуда этот ребенок может знать? Он был там? Кажется, будто своими детскими пальцами он взъерошил волосы на голове у памяти Стоуни. И вот теперь он, двадцатисемилетний мужчина, едет и машине по дороге номер девяносто пять, ведущей чуда, к городу, в котором он родился. Пока длился этот рассказ, время остановилось. Стоуни поглядел в зеркало на мальчика. Тот крепко спал. Он не рассказывал Стоуни о его прошлом, о тех событиях, свидетелем которых Стоуни не мог быть, но каким-то образом был и видел. Он видел все это словно издалека, наблюдал со стороны, какая-то часть его наблюдала, а сам он даже не подозревал, что перед ним разворачивалась тогда полная картина.

Знак впереди сообщал, что скоро будет поворот туда, где некогда находился Стоунхейвен, однако название на табличке отсутствовало.

На знаке было написано просто:

«Маяк мыса Лэндс-Энд».

Стоуни свернул с шоссе. Заря разливалась по деревьям вдоль ухабистой дороги. Призрачный свет просачивался сквозь ветки и тонкую завесу тумана. Когда машину подкинуло на одной из многочисленных колдобин, мальчик по имени Стив, которого прозвали Пророком, застонал на заднем сиденье.

– Ты там в порядке? – спросил Стоуни.

– Угу, – неуверенно пробормотал Стив. – Мы уже приехали?

– Почти. Осталось семь миль.

– Хорошо, – сказал мальчик, – А то я проголодался.

– Там у тебя еще остались пончики. Вода в термосе.

Стоуни протянул руку, взял термос и передал его ребенку.

– Мне нужно выйти, – сообщил Пророк. Он взял термос и миг спустя Стоуни услышал, как он шумно глотает воду.

– Ладно, я приторможу.

Стоуни остановил машину.

– Ты мне веришь?

– Что тебе нужно выйти? Верю, конечно.

– Нет, что я не сбегу от тебя.

– Но ты же до сих пор не сбежал.

Стив вышел из машины, углубился в лесок. Стоуни открыл бардачок и убедился, что механизм с таймером до сих пор на месте. Он не проверял его с Техаса, в основном из боязни, что вытащит этот маленький шарик, выбросит его и забудет о своем плане. Забудет, ради чего везет мальчика в это место. Почему решил защитить мир от того, что вырвалось на свободу, когда ему было пятнадцать.

На самом деле это была не настоящая бомба, а то, что случайно попало ему в руки, когда аризонские федералы приехали из феникса в маленький провинциальный городок, чтобы повязать одного старого пердуна, собиравшего в своем доме взрывные устройства Стоуни тоже привлекли к этому делу – на местном уровне. Старого пердуна звали Гаспар Свинк, добрую половину своей жизни он занимался изготовлением небольших бомб, которые рассылал в подарочной упаковке маленьким старушкам из Феникса и Тусона от имени компании «Небесное веселье». Маленькие старушки осторожно развязывали ленту, затем разворачивали золотую бумагу и страшно изумлялись, когда первое, что они видели, оказывалось небольшим будильником и привязанным к нему механизмом Си-6. Свинк идеально настраивал свои устройства. Он обожал математику и логику и точно рассчитывал, сколько времени старушки будут распаковывать свои подарки, когда приблизительно откроют коробку.

– Сначала им нужно посмотреть на карточку, – объяснял он Стоуни, сидя на заднем сиденье патрульной машины. – Они смотрят на карточку, потому что хотят знать, кого же благодарить. Они надеются, что это от сына, дочери или старого любовника, о котором они давно забыли. Потом они с минуту рассматривают золотую бумагу, будто она может выдать им имя отправителя. Еще две минуты они разворачивают подарок, чтобы не повредить ни бумагу, ни ленту. Когда они видят таймер, то либо понимают, что это такое, и выбрасывают, либо с любопытством глядят на него в течение тех шестидесяти секунд погрешности, которую я учитываю. А затем, мой друг, ба-бах! Ба-бах – и маленькая старушка разлетается во все стороны, как конфетти!

Ба-бах!

Стоуни припрятал одну из миниатюрных бомб. Едва увидев устройство, он понял, для чего оно ему нужно. Еще много месяцев тому назад он знал, что придется сделать, когда удастся найти мальчика.

Его не беспокоило, что устройство хранится в бардачке. По словам Свинка, сам он постоянно держал штук; шесть в багажнике своего «шевроле».

– Эти Си-6 можно хранить лет двадцать, их можно бросать, можно бить по ним молотком. Ничего не будет. До тех пор, пока не подсоединен детонатор. Искра – единственное, что им нужно. Их можно даже нагревать до адской температуры, но пока нет искры, у тебя в руке просто кусок дерьма.

– А какой силы получится взрыв? – спросил тогда Стоуни.

Свинк удивленно заморгал.

– А какой силы взрыв вам нужен?

2

Мальчик открыл переднюю дверцу.

– А можно я поеду здесь, с тобой?

Стоуни захлопнул бардачок.

– Конечно.

– Класс!

Стив скользнул на сиденье, протянул руку к ремню безопасности.

– У тебя ремень не работает.

– Машина паршивая. Я купил ее почти за бесценок.

– Ага, я заметил, что это сущая развалюха, только не говорил из вежливости.

– На самом деле ты говорил об этом несколько раз.

– Ой, да, наверное. – Стив улыбнулся. – Мне кажется, тебе это можно сказать. Машина твоя кусок дерьма, а сам ты чокнутый мерзавец. – Он захихикал. – Это шутка. На самом деле я так не думаю.

Татуировки на теле Пророка были похожи на извивающихся угрей. Наверное, это просто зыбкий утренний свет играет со зрением.

Чувствуя, что у него по шее катятся капли пота, Стоуни поглядел на дорогу впереди, потом снова завел машину и тронулся с места.

Несколько минут они ехали молча. Потом мальчик спросил:

– А зачем мы вообще туда едем?

– Завершить то, что следовало завершить еще много лет назад, – ответил Стоуни, стараясь не думать о бомбе в бардачке.

– О-о-о, – протянул мальчик. – Все то, о чем ты мне рассказывал вчера.

– Я тебе рассказывал? – У Стоуни сжалось горло.

– Ну да, я имею в виду все эти истории о городе, твоей девушке и прочем.

– Забавно… – начал Стоуни, но остановился.

«Надо же, – мелькнуло у него в голове. – А я-то был уверен, что это он мне рассказывает».

– Ты знаешь этого человека, – сказал мальчик.

– Которого?

– Того, кто увез меня в Техас, еще в первое поселение. Мы должны были называть его Великим Отцом, но все это было сплошной мурой. Если честно, я почти не помню его. Мне тогда было года три, ну, может, четыре.

Они проезжали мимо разрушающихся ферм и заброшенных полей за рядом деревьев, похожих на часовых, выставленных по периметру города. Точнее, деревни. Они уже подъезжают. Подъезжают… Он не был здесь с пятнадцати лет. Физически он не был в этом городе все эти годы. Воспоминания были начисто выметены из сознания, но от них остались зияющие раны. На перекрестке знак поворота на Векетукет – там жила Лурдес. Указатель в противоположную сторону – на городской колледж.

Небольшой грузовик обогнал их почти впритирку.

– У тебя фары не горят, – заметил мальчик.

– Проклятие!

Стоуни включил фары.

– Он должен был тебя увидеть, но пока еще несколько темновато.

– Да, несколько. Через десять минут взойдет солнце.

– Думаешь?

Мальчик посмотрел в правое окно. Они проезжали мимо большого амбара возле пруда. От вольт поднимался легкий парок.

– Совсем не похоже на Техас, – сказал он.

– Как ты думаешь, почему он увез тебя в Техас? – спросил Стоуни.

– Ну, сначала мы жили в Мексике. У него там был дом. Хороший. Большой старый дом. Я плохо помню подробности, помню только одну горничную, которая была очень добра ко мне. Иногда мы даже играли с ней в шарики. Она любила детей. У нее самой было двое детей – где-то на Юге. Так она мне говорила.

Неизвестно откуда на Стоуни нахлынуло воспоминание, которого у него не могло быть.

Низенькая мексиканка, мир почти безмятежное, волосы собраны в узел на затылке, пухлое тело затянуто в синее платье.

Кто-то взял иголку с ниткой и зашил ей рот.

Когда она открыла глаза, он увидел вместо одного из них шарик из «кошачьего глаза».

Реальность вернулась. Впереди простиралась дорога. Подъезжая к бухте, Стоуни сбросил скорость.

– Вот здесь я рос, – произнес он, прогоняя мерзкое видение, возникшее улитом раньше.

Бухта словно застыла в тишине. Кусты разрослись ввысь и вширь и теперь умирали вместе с летом. Это было мертвое место. Ни один лебедь не скользил по водной глади. Ни одна чайка не кричала над головой.

Мальчик бегло оглядел бухту, но голова его была занята другим.

– Я помню, как мы приехали в Эль-Пасо, потому что день был ужасно жаркий. Мы очень долго простояли на таможне. Стояла такая жара, что я едва дышал.

– Ага, там обычно очень жарко, – согласился Стоуни. Он высматривал в бухте лебедей, но не увидел ни одного.

– Угу, особенно в багажнике.

Стоуни засмеялся.

– Но ты же не в багажнике ехал?

– Именно. Меня засунули в багажник. Он сказал, никто не должен знать, что я жив. Уж не знаю, почему. Но он связал меня и положил в багажник. Там было жарко, как в аду. И я провел там девять часов.

– Господи!

– Ага. А потом они все-таки открыли багажник.

– Таможенники?

– Да.

Другое видение.

Человек в коричневой форме поднимает крышку багажника, и лицо его приобретает восковой оттенок, а потом губы тают и оплывают, как горящая свеча.

Потом его глаза вскипают пузырями от жары.

Потом со всех сторон слышатся крики.

– Почему Техас?

– Спроси что-нибудь полегче. – Мальчик пожал плечами, – Он питал какие-то особые надежды по поводу Дикого Запада или что-то в этом роде. Когда мне было шесть, он сказал, что там живут какие-то люди, они верующие. Вот и все, что я помню. А через некоторое время он уехал. Наверное, в Мексику. Люди, у которых я жил, эти Восторженные, я слышал, говорили, что этот старик извращенец, он принимает наркотики и вообще занимается чем-то нехорошим. Они говорили, что он старый и от него нет пользы. Некоторые из них мне намекали, что, может быть, его поглотил Свет Азраила, но, между нами, я всегда считал это полной чушью. Скорее всего, он живет себе где-нибудь в Чиуауа. Я был не особенно привязан к нему.

– Алан Фэйрклоф!

Лицо Алана Фэйрклофа, кожа в оспинах, бледная, блестящая, глаза, похожие на зеркала.

Алан Фэйрклоф стоит за всем этим.

– Может быть, – сказал мальчик. – Вероятно. Я всегда называл его Великим Отцом С тех пор как себя помню… Эй! – предостерегающе крикнул он.

Стоуни резко вдавил педаль тормоза.

– Что такое?

– Ты бы сейчас его сбил!

Мальчик указал на дорогу.

Из леса выскочил олень, метнулся на другую сторону. В свете фар и тумане он показался серо-голубым сияющим призраком, увенчанным ветвистыми рогами.

– Господи, – ахнул Стоуни.

Стив вдруг присвистнул.

– Эй, ты читать умеешь?

На табличке у старого моста, ведущего в город, было написано:

«Частная собственность. Заходить на территорию запрещено. Нарушители будут наказаны. Охотиться запрещено. Рыбачить запрещено».

Внизу кто-то приписал краской из баллончика:

«Запрещать запрещено».

– Ничего, забавно, – сказал мальчик. – Неплохая шутка.

– Сейчас не время для шуток, – проворчал Стоуни.

За мостом его смятение усилилось. От этого места веяло чем-то скверным. Ощущение было такое, что никто не заходил на эту территорию. И никогда уже не зайдет, если он постарается.

«Дурак, что затеял все это.

Больше, чем дурак.

Ты самое отвратительное создание, какое когда-либо существовало. Ты пугало, а этот мальчик невинен, несмотря ни на что. Ты мерзость, ходящая по земле, тебе не спрятаться за образом того, кого видят вместо тебя другие.

Ты сам дьявол, и даже ад не хочет принять тебя обратно.

Ты сделаешь что-нибудь чудовищное с этим мальчиком».

– А я все-таки расскажу один анекдот. Можно? Значит, едет в поезде парень, настоящий панк. Волосы оранжевые и торчат дыбом, весь в татуировках, в носу кольцо, бровь проколота, в ладонях гвозди торчат – в общем, все как полагается. На него смотрит пожилой человек. Таращится во все глаза. И панк возмущается: что ты, дескать, уставился на меня, старикан? Неужели ты в молодости был паинькой? А старик ему отвечает: «Вот именно, не был. Когда я служил в армии, мы стояли в Сингапуре. Как-то я напился и трахнул попугая. Так вот я и думаю: может, ты мой сын?»

И мальчишка зашелся от смеха.

Стоуни улыбнулся.

– Гадкий анекдот.

Мальчик продолжал хохотать.

– Только если воспринимать его буквально. А ты подумай. – Смех у него был заразительный. – Наверное, если бы кто-нибудь попробовал по-настоящему изнасиловать попугая, попугай бы умер. Или откусил бы придурку член! – Он засмеялся еще громче, хватаясь руками за живот. – О господи, это просто отличный анекдот!

– Судя по всему, дети теперь совсем другие. В детстве я ни за что не осмелился бы так разговаривать со старшими.

– Дети сейчас другие, – согласился Стив. – Я-то уж точно другой.

Он перестал смеяться, быстро опустил стекло и глубоко вдохнул.

– Ух ты, я дышу воздухом настоящего океана! Какой он свежий! Потрясающе! – закричал он и высунул руки в окно, словно хотел схватить ветер. – А ты чувствуешь?

Стоуни кивнул.

– Пахнет хорошо.

– Пахнет всем сразу. Я чувствую запах крабов, рыбы и чистейшей чистоты. – Он засмеялся собственным словам. – Чистота океанистости.

– Смотри, – произнес Стоуни севшим голосом.

В лучах взошедшего солнца над морем поднималось поселение Стоунхейвен.

Точнее, то, что от него осталось.

Стоуни снова остановил машину.

– Выглядит так, будто Бог раздавил его пяткой, – заметил мальчик.

– Ты веришь в Бога?

Мальчик пожал плечами, разглядывая руины домов.

– Нет, я просто сказал так, потому что ты так подумал. – Неожиданно его начала бить дрожь, – Я не хочу туда Пожалуйста. Только не туда.

3

– Не делай этого со мной, – попросил мальчик.

– Не делать чего?

– Не води меня туда.

– Почему?

– Я чувствую это.

– Что ты чувствуешь?

– Ты, сукин сын! Ты притащил меня сюда, потому что хочешь, чтобы я здесь умер. Хочешь, чтобы я узнал все о том, что ты натворил. Обо всем сотворенном тобой зле. Обо всех гадостях. Ты привез меня сюда, чтобы убить.

– Что ты ощущаешь?

– Мучение.

– Это рисунки у тебя на коже?

Мальчик кивнул Его лицо готово было сморщиться, словно все его слезы, ночные страхи и боль вот-вот потекут из глаз, из носа, изо рта.

– Сними майку. Я хочу посмотреть.

– Оставь меня в покое.

– Просто успокойся. Сними майку. Я хочу взглянуть на картинки. Я не сделаю тебе больно.

Мальчик стащил через голову футболку. Он помрачнел. Не осталось ни следа от того счастливого ребенка, каким он был пять минут назад. Он глядел на Стоуни запавшими глазами. Без футболки он выглядел моложе своего возраста, скорее лет на девять-десять, а не на двенадцать.

– На спине, – сказал мальчик. Он развернулся на сиденье.

Спина у него была тощая, все ребра выпирали, лопатки торчали словно вывихнутые.

Стоуни не вполне уловил, что именно изображали бесконечные картинки. Это были цветные пятна, разбросанные по всей коже, – настоящий витраж с лицами, лошадьми, морем и небесами.

– Какая скотина это с тобой сделала?

– Не знаю. Может, и он. Хотя он всегда утверждал, что я таким родился.

– Твою…

Стоуни задохнулся.

Из сгустка коричневых красок на плечах мальчика, словно из воды, затянутой бензиновой пленкой, начало выплывать лицо.

Этого лица Стоуни не видел двенадцать лет.

– Лурдес, – прошептал он.

Веки отяжелели. Туман в голове заслонял видение. Он чувствовал, что слезы катятся по лицу, застилают глаза, потому что она медленно раскрыла рот в беззвучном крике.

А потом спина мальчика, кажется, начала расти, кожа растянулась, изображение ее лица стало более объемным, четким, увеличилось, и вскоре кожа ребенка сделалась полотном всего мира. Стоуни глядел на Лурдес. Нет, он, кажется, был в чьем-то чужом теле, он грозил в ночи ножом оранжево-желтой луне, нож переливался, сверкал, а потом, со звуком ударяющего по воде кулака, вонзился ей в грудь.

4

Сначала была оранжевая луна.

Из нее вырвался бледный Лунный огонь, вспыхнул и взорвался.

И весь мир, насколько он мог видеть, был залит Лунным огнем.

Кучный огонь.

А в его холодной голубой сердцевине…

Прошлое.

Алан Фэйрклоф стоял перед ним, протягивая руку. «Ну, давай, Стоуни. Пойдем. Там все уже завершилось. Теперь уже пора. Ты все поймешь. Тебе нужно знать, как все обстоит на самом деле».

Потом другая картинка наслоилась на эту.

Лева Мария, Звезда Морей. Он держит Аурдес за руку, цветные витражи в окнах расплываются в радужном сиянии и превращаются в лачугу Норы, мощный ветер сдирает с крыши куски рубероида. Весь Стоунхейвен был здесь, от маяка на мысе Аэндс-Энд до летних особняков на мысе Ажунипер, – все сливалось и обретало новые очертания, другие краски, иные воспоминания о том, что было здесь много лет назад…

А потом он увидел своего брата Вэна, все еще семнадцатилетнего. Весь в крови, он вскинул руки над головой. Охотничий нож блеснул в лунном свете.