Текст книги "Карьера"

Автор книги: Дуглас Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Глава седьмая

– Скорее всего, блеф, – произнесла Лиззи.

– Он не стал бы блефовать, – возразил я.

– Тед – из любителей покомандовать, верно?

– Жить без власти не может. Нуждается в ней, как наркоман в ширеве.

– Ну, значит, хотел таким образом тебе показать, кто круче.

– Если журнал навсегда потеряет заказы от «Джи-Би-Эс», а я окажусь крайним…

– «Джи-Би-Эс» не уйдет от вас так просто. Твой журнал необходим для рекламы их товаров. Так же, как и…

– Лиззи, мы же говорим о злопамятном сукином сыне!

– Ты заставил человека поступить по справедливости, – вскидывает Лиззи в мою честь руку с бокалом. – Ты победил. Радуйся. Выпей еще мартини.

– Отличная идея, – подзываю официанта взмахом руки.

Мы находимся в «Чиркос» – до нелепости экзотичном, недавно появившемся итальянском заведении на Западной Пятьдесят Пятой.

– Хорошо хоть, Чак Занусси обрадовался, – заметила Лиззи.

– Сегодня Чак показал истинное лицо.

– Так всегда бывает в стрессовых ситуациях. Занусси перепугался, и из тебя получился подходящий громоотвод.

– Чак жаждал крови.

Не только моей, но и Айвана Долински. Прочитав факс от «Джи-Би-Эс», сразу же позвонил ко мне в кабинет.

– Ты создал серьезные проблемы, но сделка прошла. Поздравляю. Доволен?

– Так значит, я еще работаю здесь?

– Боже мой, ну конечно же! Забудем про прежнюю хрень. Ты по-прежнему мой лучший друг.

«А я собираюсь воткнуть тебе нож в спину».

– Послушай, – обратился я к Занусси, – раз уж ситуация с «Джи-Би-Эс» разрешилась, правильно ли я понял, что Айван Долински останется на работе?

– Вчерашние слова остаются в силе: Айвана – вон.

– Дай человеку последний шанс…

– Нед, Долински едва не стоил нам всем работы. Ответ отрицательный. Даже спорить больше не о чем. И кстати, я же выдам ему весьма щедрое выходное пособие! Заработок за полгода, а страховка остается на год! О большем и просить нельзя.

– Знаешь что, – начал я, – говорят, Айван поедет в Мичиган, повидаться на Рождество с родственниками. Парень все еще настолько раним, что если уволить его до праздников, просто слетит с катушек. Так что подпиши приказ об увольнении, когда он выйдет на работу – пятого января.

– Второго ты вернешься из отпуска. Сам и увольняй.

– Чак, только не в первый рабочий день! Понимаешь, не хотелось бы портить Новый год остальным новостью об увольнении. Айван уйдет в понедельник, пятого января… заметано?

Чак долго ворчал насчет того, в какую сумму компании обойдется трехнедельная отсрочка в исполнении приговора.

Так что я предпринял другую тактику, подчеркнув, как понизится моральный дух персонала, если Айвана уволят до Рождества.

– Ты действительно считаешь, что от Айвана придется избавиться, как только он вернется из отпуска? – спрашивает Лиззи.

– Надеюсь, отсрочка окажется на руку Айвану, – сообщаю Лиззи. – А если он еще сможет закрыть и пару крупных сделок до начала января, то может быть даже удастся выпросить для Долински помилование. Но, честное слово, до второго января не желаю даже думать о том, как развернутся события.

Креплин со своей шоблой оказались воплощением деловой эффективности и любезности. А в последнюю перед Рождеством пятницу, когда выдавали первую партию бонусовых чеков, даже организовал корпоративную вечеринку.

Мероприятие проводилось в большом офисном помещении на двадцать девятом этаже «Регал Ю. Эн. Плаза Хоутел». Клаус остался верен себе и заказал экзотическое угощение. «Моэ» и «Шандон» лилось рекой. Искусно оформленные закуски (сырое филе на хлебе из грубой пшеничной муке, мини-суши, тартинки с перепелиными яйцами), а также (очень тонкий ход) – по ручке «Монблан» для каждого из восьмидесяти гостей. Креплин произнес небольшую, даже прочувствованную и человечную речь, приветствуя наше вхождение в «семью» «Клауса-Зандерлинга» и заверил: в следующем году для «Монблана» найдется подходящее применение, ибо ручками будут подписываться контракты, которые преобразуют «Компу-Уорлд» во второе по величине периодическое издание, освещающее американский рынок компьютерной техники.

Последнее заявление было встречено долгими радостными выкриками подвыпивших гостей, поскольку поддерживало столь необходимую каждому уверенность в том, что «Клаус-Зандерлинг» нас не бросит.

– Не нужна мне навороченная ручка, – пожаловалась Дебби Суарес, когда после выступления Креплина я случайно встретился с ней в баре, – мне нужен только бонус. Целиком.

– Всем нам нужна полная премия, Дебби, – согласился я, прикинув, что до начала февраля ссуду в двадцать пять тысяч выплатить целиком не удастся. Хорошо хоть несколькими днями раньше я смог разрешить одну из финансовых проблем Дебби после обещанного разговора с казначеем Фейбер Академи. За спорами и уговорами, надавив на рычаги либерального сострадания, мне всё-таки удалось заставить квакера, пусть и с неохотой, потерпеть в ожидании половины суммы, причитающейся за обучение сына Дебби, до конца января.

– Разумеется, я сочувствую положению миссис Суарес, – произнес казначей, – которая, будучи матерью-одиночкой, содержит к тому же престарелую мать. Однако необходимы некоторые гарантии…

Я сказал:

– Послушайте, наш новый владелец «Клаус-Зандерлинг» – четвертая по величине корпорация в мире…

– Мистер Аллен, я прошу всего лишь письмо на бланке компании, подписанное вами как официальным начальником миссис Суарес. Нужен документ, гарантирующий, что четыре тысячи пятьсот долларов, причитающихся за обучение в Фейбер Академи, выплатят к первому февраля.

– Считайте, оно уже у вас, – заверил я казначея, хотя сразу же, отправив письмо по факсу в школу, понял: до второго января моя должность не дает права на какие-либо гарантии. Но кто, черт подери, узнает о письме?

– Говорила я утром с этим maricon [7]7
  Пассивный педераст (исп.)


[Закрыть], с казначеем, – произнесла Дебби, протягивая очередной бокал шампанского. – Сказал, получил от вас письмо и делает большое одолжение, потому что обычно – или деньги вперед, или школы не видать. Добавил, что именно ваш звонок решил дело: «Ваш босс, мать его, – настоящий торговый агент»…

Я рассмеялся:

– Дебби, я уверен, что слов «мать его» не произносилось.

– Мистер Аллен, я перед вами в огромном долгу.

– Дебби, работа у нас такая…

Девушка прильнула ко мне и взасос поцеловала в губы. Столь внезапное выражение чувств немного смутило, но, по крайней мере, мне хватило ума не раскрывать рта. Дебби смутилась еще сильней. Отпрянув подальше, густо покраснела.

– Ой, – произнесла она.

– Да уж, – согласился я, – ой.

– Мистер Аллен, я такая сволочь…

– Ничего, бывает…

– Перебрала шампанского, – оправдывалась Суарес.

– Распространенное извинение, правда?

Дебби обернулась; за спиной девушки стоял и лучезарно улыбался Клаус Креплин.

– Отлично выступили сегодня, Клаус. – Я старался не терять самообладания.

– Не помешал? – осведомился немец, с невинным видом вскинув брови.

– Отнюдь, – ответил я. – Познакомьтесь, Клаус: Дебби Суарес.

– Ах да, – произнес Креплин, – звезда телефонных продаж, которую вы постоянно мне расхваливаете.

Теперь покраснел я. Хотите усугубить неловкую ситуацию до кошмара – положитесь на Креплина. Немец взял руку девушки, поднес к губам и поцеловал.

– Очарован, – проворковал Клаус. Судя по выражению лица Дебби, на котором читалось «что за на фиг?», вряд ли ей прежде целовали руки.

– Да, и… э-э… типа, я тоже, – Суарес еле подбирала слова. – Парни, извините меня, ладно?

И унеслась прочь, на другой конец комнаты.

– Очаровательная юная леди, – заметил Клаус, – полагаю, вы не станете отрицать.

– Только один поцелуй. И ничего больше.

– Ах да, я совершенно забыл, вы же сама добродетель…

Я натянуто улыбнулся.

– Но нас всех подстерегают соблазны, не так ли? – осведомился Креплин.

– Вся жизнь – вечный соблазн.

– О, а вы еще и мыслитель… Но надеюсь, как философ, вы способны оценить, сколь ценно молчание.

– Никому ни слова, если вы о нашем разговоре. Я подчиняюсь приказам.

– Эдвард, да? – Креплин дружески хлопнул меня по плечу. – Уверен, мы с вами отлично сработаемся.

Клаус достал из нагрудного кармана пиджака визитку и запихал в мой карман.

– Завтра вечером возвращаюсь в Гамбург, в головной офис. Здесь мой рабочий, домашний и мобильный телефоны. Звоните при малейшем осложнении.

– Проблем не будет. Я на работе в понедельник и вторник, а потом двадцать шестого мы с Лиззи вылетаем на Невис.

Если понадоблюсь, то мы остановились в отеле «Фор Сизонс». Или же… – я протянул руку. – до встречи в Нью-Йорке, второго января.

– Я вернусь к этой дате, герр редактор, – прошептал Креплин.

Несколько следующих дней, пытаясь настроиться на рождественскую атмосферу, будущий «герр редактор» развлекался и тратил. Сорил деньгами.

Я с полным правом забронировал для себя и Лиззи двадцать шестого перелет более высоким классом «Американ Эйрлайнс» на Сент-Китс и Невис.

– Ты спятил? – поинтересовалась Лиззи, когда я провел ее к стойке регистрации первого класса в аэропорту имени Дж. Эф. Кеннеди. – Часы и так произвели достаточно сильное впечатление…

Жена просто потеряла дар речи, когда прошлым утром открыла элегантно упакованную подарочную коробочку и обнаружила в ней заветные часы от «Жегер-Ле-Кутр».

– Сдурел, совсем с ума сошел… – повторяла Лиззи без тени радости.

– Это же просто часы, – оправдывался я.

– Ну да… а «Конкорд» – всего лишь самолет.

– Так тебе понравилось?

– Подарок… просто замечательный. Слов нет. Но я переживаю. Потому что мы не можем себе позволить такое…

Целую жену:

– Не бойся, я не ограбил банк.

Весь перелет до Сан-Хуана пили шампанское. Затем пересели в крохотный шестиместный самолетик и за сорок пять минут перенеслись на Сент-Китс. На последнем броске путешествия Лиззи задремала минут на десять.

И я решаю выложить всё начистоту, как только войдем в номер.

Самолет приземляется на Сент-Китсе, ртуть в термометре взлетает за девяносто, в воздухе – дурманящий, бьющий в нос аромат дешевого рома. Автобус сети отелей «Фор Сизонс» забирает нас в аэропорту и везет мимо выбеленных домиков к катеру, который помчится ко внутренним островам архипелага. Двигатели набирают скорость, мы плавно огибаем гавань, и тут капитан приказывает дать полный вперед, мы проносимся через узкий пролив, отделяющий Сент-Китс от Невиса.

Пламенеет солнце, вода – гладкая, как стекло, а прямо перед нами (даже не верю собственным глазам), посреди Атлантического океана, возвышается пресловутая пустынная гора. Вершина покрыта тонкой белой пылью, отчего пик кажется припорошенным снегом. Подобравшись ближе, замечаем террасы склонов, скрытые густой тропической растительностью. Заросли простираются с юга к северу примерно на десять миль, их рассекает единственная мощеная дорога. Внизу, под этой, точно созданной для Тарзана, средой обитания – нетронутая белизна песчаной полосы, опоясывающей весь остров.

– Невис? – уточняю я у одного из членов команды.

– Единственный и неповторимый, уважаемый!

Лиззи обращает ко мне лучащееся улыбкой лицо:

– Прощаю. Здесь – настоящий рай. Комната – в самой глубине пансионата, вдали от шумного центра. Окна выходят на пляж, открывая перед нами полную панораму Атлантического океана.

Мы стоим на верандочке, нависающей над водой, и Лиззи тихо спрашивает:

– Кстати, уж не потому ли мы наслаждаемся роскошным видом на океан, что пришлось переплатить за неделю лишнюю тысячу баксов?

– Я хотел тебя порадовать.

– А бутылка «Дон Периньона» – твой очередной сюрприз? – уточняет жена, показывая на шампанское в ведерке со льдом, дожидавшееся нас в номере.

– Родная, сейчас же Рождество! – оправдываюсь я, вскидывая бутылку и вынимая пробку.

– А ты шикуешь, точно Дональд Трамп. И что дальше, Нед? Мне интересно.

Открываю пробку, наполняю два фужера, один протягиваю жене. И отвечаю:

– Второго января я стану новым редактором «Компу-Уорлда».

Лиззи вздрогнула, точно получила пощечину. Не такой реакции я ожидал…

– Хотел тебе рассказать…

– И давно ты это знаешь? – перебивает любимая. – Несколько дней? Недель?

– Ну, некоторое время, – беспомощно отвечаю я. – Просто боялся сглазить…

– Так значит, ты знал с самого начала!

– Клаус Крешгин взял с меня клятву, что я никому не расскажу!

Сказал – и тотчас же пожалел. Лиззи леденеет.

– Никому? Даже собственной жене? – возмущается она.

– Успокойся…

– Ни за что! Ты всегда так поступаешь!

– Как?

– Врешь!

– Лиззи, молчание вряд ли можно назвать обманом. Согласен, поступил неправильно, нужно было тебе сообщить…

– Как ты мог не поверить, что я сохраню информацию в секрете!

– Дорогая, я доверяю тебе…

– Нет, ты мне не доверяешь! Даже не считаешь нужным делиться со мной важными новостями о собственной жизни!

– Ты же знаешь, что это не так…

– Да пошел ты! – взрывается Лиззи, швыряет бокал с шампанским на терракотовые плитки пола и пулей вылетает из номера, на пляж.

«Вот кретин, урод, козел… так ничему и не научился?»

Лиззи сидит у кромки воды, отрешенно созерцая глубокий синий залив. Подхожу и присаживаюсь рядом. Жена не замечает моего присутствия. Взгляд всё так же неотрывно направлен на горизонт.

– Выпьешь? – И протягиваю Лиззи бутылку. Жена молчит. Наполняю бокалы, один ставлю на песок перед любимой.

– С Рождеством! – Я поднимаю бокал.

– Не шути, Нед.

– Извини.

– А тебе вообще-то нужен наш брак? – неожиданно спрашивает жена.

– Ну конечно же! Ты для меня – всё…

– Не знаю, Нед, насколько ты искренен. Ты никогда не бываешь открытым. Оплачиваешь безумные счета, а мне велишь успокоиться. Скрываешь от меня важную информацию, и я вынуждена подозревать, что ты не доверяешь мне настолько, чтобы поделиться секретом.

Беру Лиззи за руку. Жена не вырывается.

– Милая, мне не хочется тебя терять…

Лиззи поднимает стоящий на песке бокал с шампанским и залпом его выпивает.

– С Рождеством, господин редактор! – безрадостно поздравляет она.

К вечеру между нами устанавливается напряженное перемирие. За ужином рассказываю жене о предложенном повышении, уверяя, что ничего против Чака не замышлял: всё придумал Креплин. Кажется, Лиззи не вполне верит моим словам. Беспокоится, как Чак отнесется к переменам, не сочтут ли меня в компании подлецом-заговорщиком, готовым ударить в спину. Называю предполагаемый оклад – и жена в радостном предвкушении, хотя и волнуется.

– Безумные деньги, – комментирует Лиззи.

– Разбогатеем.

– Жить станет проще.

– Гораздо. К тому же, как говорится, деньги дают свободу.

Солнечная безмятежность Невиса в конце концов вынуждает нас расслабиться, заставляет проводить остаток недели в праздности, просыпаясь не раньше десяти, завтракая на веранде, устраивать долгие прогулки вдоль побережья, поздними вечерами валяясь в кровати, избегая общества соотечественников, ужиная в одной из вонючих забегаловок (примитивных шалашей) на побережье, в которых подают омаров. Встречу Нового года отметили бутылкой шампанского и пьяным походом на пляж, где упали, запнувшись о песок, позволяя теплой воде залива омыть наши тела. Одежда промокла. Наплевать. Мы легли на спины, любуясь световыми спецэффектами ночного неба. После долгого молчания Лиззи произнесла:

– Вот если бы не возвращаться…

– Ну да…

– Нет, я серьезно. Предположим, мы послали бы прежнюю жизнь куда подальше. К черту карьеру, стрессы, бесконечный подхалимаж, бессонные от волнения ночи, коллекционирование лишнего барахла…

– И что предлагаешь взамен? Поселиться на острове вроде Невиса, переехать в тростниковую хижину?

– Красивая мечта, правда?

– В мечтах все очень привлекательно, но…

– Знаю. Нужно возвращаться к действительности.

– Именно. К действительности.

И ранним утром следующего дня мы вернулись, сменив солнечное марево Вест-Индии на пепельно-серое манхэттенское небо.

Почти всю новогоднюю ночь не мог заснуть. С рассветом развалился на диване, вглядываясь в яснеющий небосвод.

Принял душ. Побрился. Надел темно-серый двубортный костюм и вернулся в спальню: Лиззи заворочалась в кровати.

– Выглядишь, как начальник, – похвалила она и легко поцеловала в щеку. – Удачи!

Вхожу в здание. Поднимаюсь на лифте на одиннадцатый этаж. Дверь открывается, и… И появляется Дебби Суарес. В полном отчаянии. Красные, опухшие глаза – точно девушка проплакала несколько часов. Рядом – Хильди Хайман. Вместо лица – застывшая, потрясенная маска. Обе несут коробки с бумагами, между ними – большая, мускулистая баба с лицом, напоминающим ломоть тюремного хлеба, одетая в темно-синюю форму, в похожей на полицейскую фуражку, на которой, чуть пониже кокарды, – логотип: «КОРПОРАТИВНАЯ ОХРАНА».

– Дебби, Хильди… Что стряслось? – уточняю я.

Суарес разрыдалась:

– Гады… поганые сволочи…

Охранница мягко подталкивает женщин к лифту.

– Нас предали, мистер Аллен, – поясняет Хильди. – Я так и знала: немецкие выродки…

Кабина закрывается, и сотрудницы пропадают.

Оборачиваюсь. Передо мной, на подступах к дверям в офис «Компу-Уорлда», – два охранника. За стойкой приема посетителей – охранница. Сквозь стеклянные окна, ограждающие пространство, где сидит женщина, вижу, как нескольких подчиненных из отдела телефонных продаж ведут по коридору еще несколько тяжеловесов из секьюрити. Я потрясен. Онемел. Прирос к месту.

А охранница за стеклом спрашивает:

– Чем могу помочь?

– Я здесь работаю.

– Вы – сотрудник «Компу-Уорлд Инкорпорейтед»?

– Директор регионального отдела продаж по…

Сотрудница охраны нетерпеливо щелкает пальцами и требует:

– Удостоверение.

Вытаскиваю бумажник, протягиваю ламинированную пластиковую карточку, служащую пропуском в мир «Компу-Уорлда». Женщина кладет удостоверение на стойку и находит мое имя в списке. Затем кивает одному из вооруженных охранников, стоящих перед входом:

– Верно, мистер Аллен… Лоренцо проводит вас в отдел персонала.

Меня бросает в жар. Отдел персонала – расстрельный ряд, отдел, занимающийся оформлением новых сотрудников и увольнением старых.

– Могу я встретиться со своим руководителем, мистером Занусси?

– Мистер Занусси у нас больше не работает.

– А Клаус Креплин?

– Мистер Аллен, если вы пройдете вместе с Лоренцо в отдел персонала…

Мой голос срывается на визг:

– Никуда я не пойду, пока не переговорю с паршивцем-Клаусом!

Лоренцо выступает на шаг вперед и становится напротив. Шесть футов четыре дюйма, накачанный, хмурая мина, на которой читается только два слова: «Не балуй». Охранник говорит так тихо, что еле слышно:

– Сэр, рекомендую проследовать за мной на верхний этаж. – И, похлопав меня по плечу, указывает на лифт.

– А как же удостоверение?

– Разберемся, – отвечает Лоренцо.

Ни слова не говоря, поднимаемся на восемнадцатый этаж.

Лоренцо проводит меня по длинному узкому коридору, усыпанному ледяными дверями мелких офисов. Стучит в какую-то дверь, засовывает внутрь голову, знаками приглашает зайти. Закрывает за мной дверь.

Кабинет крошечный, места хватает только для стального стула, поставленного напротив миниатюрного металлического рабочего стола. Через мгновение дверь распахивается, входит ничем не примечательный человечек лет сорока. Костюм, галстук, очки в роговой оправе, патронташ ручек в нагрудном кармане, волосы песочного цвета с проседью.

– Простите, что заставил ждать, мистер Аллен, – произносит вошедший, усаживаясь за стол напротив. – Билл Фрейндлих, отдел персонала. Присаживайтесь, пожалуйста.

Фрейндлих не протянул мне руки, не смотрит в глаза. Вместо этого открывает большую, толстую папку, принесенную с собой. В верхнем уголке прикреплена моя фотокарточка. Досье.

– Вероятно, вы хотите узнать, что же происходит, – произносит Билл голосом, отработанным настолько, чтобы скрывать малейшие проявления эмоций.

– Меня уволили… вот что происходит!

– Не совсем. Случилось следующее: «Компу-Уорлд Инкорпорейтед» продали…

– Нас продали?! – я срываюсь на крик. Дверь распахивается, внутрь заглядывает Лоренцо.

– Всё в порядке, – успокаивает охранника кадровик, после чего холодно смотрит на меня: – Я прав?

Оседаю в кресло, рассматриваю пол. Билл Фрейндлих продолжает:

– Понимаю ваше потрясение, но прошу… нам обоим станет легче, если вы позволите мне объяснить, каковы грядущие последствия.

Клерк ожидает ответа, но я сохраняю молчание, упрямо уставившись вниз, на обшарпанный линолеум.

– Как я уже сказал, сегодняшним утром состоялась продажа «Компу-Уорлд Инкорпорейтед». Тем самым автоматически расторгнуты трудовые соглашения с сотрудниками компании. Однако материнская фирма, «Клаус-Зандерлинг», намерена следовать всем юридическим нормам штата Нью-Иорк, относящимся к расторжению трудовых договоров. За каждый год вашей работы на благо фирмы будет выплачена двухнедельная заработная плата. В течение первого квартала нового года сохраняет действие медицинская страховка. В соответствии с нормами корпоративного трудового права, по истечении указанного периода вам будет предоставлена возможность продлить медицинский полис на полтора года, при условии, что ежемесячные взносы с вашей стороны поступают стабильно. К тому же, как бывший менеджер высшего звена «Компу-Уорлд», вы окажетесь задействованы в двухмесячной программе по повторному трудоустройству для руководителей, что, грубо говоря, поможет вам найти рабочее место, соизмеримое с вашим нынешним корпоративным статусом.

Билл говорит безжизненно, монотонно, без малейшего оттенка дружелюбия. Слова омывают меня, точно потоки грязной водицы. Интересно, не вода ли в венах уродца?

– Далее. Вам, вероятно, будет небезынтересно узнать, что агентство по трудоустройству, за которым вас закрепили, «Джерард Флинн Ассошиейтс», является, как я полагаю, одним из наиболее профессиональных предприятий, занимающихся повторным трудоустройством руководящего состава, ориентированным на результативность, проявляющуюся, выражаясь языком статистики, в максимальных показателях…

Отрываю взгляд от линолеума и перебиваю говорящего:

– А как же наши премии?

Фрейндлих прерывается – пусть и небольшая, но заминка:

– К рассмотрению данного вопроса я перейду после того, как…

– Говорите сейчас!

– Я бы предпочел…

– Тридцать первого января нам обещали выплатить вторую половину бонусов!..

– Вношу поправку: пока журнал находился в собственности компании «Клаус-Зандерлинг», к концу месяца вам полагалось пятьдесят процентов премиальных. Но теперь, поскольку владельцем является «Спенсер-Рудман»…

Не верю своим ушам. Ведь «Спенсер-Рудман» – ТНК, которой принадлежит наш основной конкурент, «Пи-Си Глоуб»…

– Я думал, издание закрыто. Оказывается, нас перепродали «Спенсер-Рудману»?

– Все очень просто, – поясняет Билл Фрейндлих, – «Клаус-Зандерлинг» уступил компанию «Компу-Уорлд Инкорпорейтед» фирме «Спенсер-Рудман», а та, в свою очередь, приняла решение о закрытии издания…

– Шутите!

– Боюсь, мистер Аллен, я весьма серьезен. Однако, пожалуй, будет лучше, если ситуацию вам разъяснит представитель компании «Спенсер-Рудман»…

Фрейндлих набирает трехзначный номер, бормочет:

– Он здесь. – И кладет трубку. – Собственно говоря, упомянутый джентльмен просил вызвать его, как только вы появитесь в моем офисе.

В дверь постучали. И вошел Чак Занусси.

– Ну, здорово, Нед, – холодно произносит мой бывший начальник, а Фрейндлих выскальзывает из кабинета, прикрыв дверь. – Похоже, ты не ожидал встретить меня сегодня утром.

Не могу подыскать слов.

– Ну что, «герр редактор», язык проглотили?

Хочется убежать из комнаты.

– Ну, если даже ты потрясен, то можешь представить, насколько удивился я, когда за день до Рождества мне позвонил друг из компании «Спенсер-Рудман» и сказал, что они готовы выкупить издание «Компу-Уорлд»… похоже, мы на славу поработали, отбивая заказчиков у «Пи-Си Глоуб» – ведь, по словам приятеля, парни из «Спенсера-Рудмана» занервничали, когда мы сели конкурентам на хвост, тем более, что для трех компьютерных изданий «потребительских возможностей рынка» оказалось маловато. Так что нас решили выкупить и потопить. И знаешь, что самое смешное? Похоже, что предложение о продаже пришло «Клаус-Зандерлингу» в середине декабря. Примерно тогда, когда вы с Клаусом Креплином строили планы, как скинуть меня с работы…

Занусси прерывается, чтобы до меня дошли последние слова. Отвечаю:

– Чак, честное слово, я не плел с Креплином никаких заговоров. Немец хотел тебя уволить…

– …И посадить тебя на мое место, так?

– Но я ему сказал…

– Ну да, могу представить: «Чак привел меня в фирму. Научил всему, что знаю о продажах. Он – мой друг»… – Занусси горько, ехидно улыбается. – К счастью, мой друг в «Спенсере-Рудмане» – настоящий. Предложил работу. Сперва – контроль за ликвидацией «Компу-Уорлда», затем – должность главного редактора, курирующего всю периодику «Спенсера-Рудмана», посвященную компьютерной и программной тематике. Даже предложил нанять помощника. Конечно же, я думал о тебе, пока приятель слово в слово не пересказал беседу с Креплином, состоявшуюся пару дней назад, после того, как «Клаус-Зандерлинг» согласился на продажу издания: «Чаку Занусси очень повезло, что вы его наняли. Потому что на следующей неделе его собирались уволить и назначить вместо него Неда Аллена».

Повисла очередная неловкая пауза.

– В общем, Нед, ты наверняка поймешь, что мне было не очень неприятно узнать: ты, выражаясь профессиональным языком, собирался меня подсидеть…

– Чак, выслушай, пожалуйста. Я не хотел…

– И слушать тебя не желаю. Поскольку твои слова теперь не имеют никакого значения. – Занусси встает, нависает над краем стола. – Но знай: будь моя воля – тебе бы больше никогда, ни за что не работать в нашем бизнесе…

Чак идет к двери и на прощание посылает последнюю, убийственную улыбку:

– С Новым годом, Нед!

Дверь закрыта. Обессиленно падаю на стул. Я – в комнате смеха. В зеркальном лабиринте, откуда нет выхода.

Последствия недавних событий (как профессиональные, так и материальные) только что оформляются в голове. Мир сошел с ума, я отупел настолько, что едва заметил появление Билла Фрейндлиха. Кадровик вновь уселся за стол и приступил к прежнему, бесстрастному бормотанию, но к тому времени я настолько ушел в себя, что понимал лишь отдельные фразы: «Ваш итоговый расчетный чек вышлют почтой… «Джеральд Флинн Ассошиейтс» ожидает вас… Искренне сожалеем о внезапности, с которой…»

Затем Фрейндлих встает, а в кабинет заходит Лоренцо, сообщив, что проводит меня в мой бывший кабинет, где мне предоставят пятнадцать минут, чтобы забрать вещи.

Меня так шатает, что на обратном пути к лифту Лоренцо поддерживает меня под левый локоть.

– В порядке? – уточнил охранник, как только сомкнулись створки кабины.

– Нет, – еле выдавил я.

Лифт камнем упал на одиннадцатый этаж. Двери распахнулись. А за ними, прямо лицом ко мне, стоял Клаус Креплин. Сперва фриц удивленно отпрянул. Затем он пожимает плечами с таким видом, точно произносит «се ля ви», вытянув губы в тонкую ухмылочку хорька.

– Ну, что сказать вам, Эдвард? Только одно: таков уж наш биз…

Но он не успевает договорить. Я бью Креплина в рот кулаком, затем со всей силы ударяю в живот. Тот сгибается пополам. Вновь вмазываю кулаком в лицо. Клаус падает на пол, и я срываюсь, пинаю немца в грудь, в голову, в зубы…

Нападение – безумная, пьянящая вспышка, она длится не дольше пяти секунд. Подбегают охранники корпоративной службы безопасности, внезапно Лоренцо сгибает мне левую руку в полузахвате.

Я испытываю какую-то странную отстраненность, точно парю над событиями, наблюдая за происходящим, как посторонний, не вовлеченный в стычку наблюдатель.

Но тут я разжимаю правый кулак, и вверх по руке электрическим разрядом прокатывается волна боли. И вот я снова на земле, завывая от чудовищной боли…

Смотрю вниз. В кровавой луже лежит Клаус Креплин.

И не шевелится.