Текст книги "Карьера"

Автор книги: Дуглас Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Но Баллентайн был не только отличным защитником, но и ярым хищником-индивидуалистом – из тех, кто гонит по скоростному шоссе со скоростью сто пятьдесят миль в час.

За свою десятилетнюю карьеру в составе «Ковбоев» он прославился как типичный персонаж статьи в международном издании «Плейбоя». Один «феррари» за другим. Череда подружек – голливудских актрис.

Несколько обставленных дизайнерами холостяцких лежбищ в Нью-Йорке, Голливуде, Вейле и Далласе.

И талант нарывается на неприятности: драки в барах, зуботычины настырным журналистам и, по слухам, дружба с типами, имена которых широко известны в кругу агентов федерального розыска.

Все прочили Баллентайну такой же конец карьеры, что и другим арихитипическим качкам, чья звезда закатилась после провала в университете и которые, после расставания с НФЛ, спускали львиную долю состояния на белый порошок для чистки носа, на хищных женщин и убыточные инвестиции.

Вопреки ожиданиям, Баллентайн поразил целый мир, когда в семьдесят пятом году перебрался в Нью-Йорк и самочинно приступил к девелоперским проектам.

Циники хохотали, предрекая банкротство в течение года.

Однако Баллентайн проявил себя как изворотливый предприниматель. Начав с небольших покупок недвижимости в других районах, постепенно вышел на манхэттенский рынок, совершив в начале восьмидесятых несколько крупных сделок, позволивших ему вести жизнь мультимиллионера и обеспечивших статус серьезного игрока.

Но Баллентайн не был бы Баллентайном, если бы довольствовался рутинной стезей девелопера-мультимиллионера. Джеку хотелось увидеть себя в качестве Мистера Зодчего, Мистера Высокий Взлет, который на гребне «рейгономики» внес собственную лепту в городской пейзаж Манхэттена.

Крутые сделки. Крутые небоскребы. Два брака, шумно освещавшихся в прессе. Два громких развода. Человек, представший перед общественностью в качестве крупнейшего адепта эпохи предпринимательства: Великий Защитник Капитализма.

Разумеется, ходили слухи, что большая часть империи Баллентайна построена на песке, что владельцу постоянно грозит финансовый крах. Точно так же, как многие говорили о нещепетильности Джека в бизнесе и весьма прозрачных моральных принципах.

И в девяносто первом грянул гром. Сорвалась сделка по казино в Атлантик-Сити. Гигантский девелоперский проект по строительству высотного здания в «Бэттери Парк Сити» в несколько раз превысил отведенный бюджет. Оборотный капитал в корпорации Баллентайна стал иссякать. Джек задолжал двести миллионов. Банкиры, ранее сотрудничавшие с ним, решили, что больше не стоит рисковать, а потому потуже завернули гайки. И строительная империя Баллентайна содрогнулась и рухнула.

Падение освещалось широко. Людям нравилось. Многие испытывали глубокое удовлетворение, созерцая поражение столь высокого колосса, воздвигнутого во имя самолюбования. Мы, американцы, преклоняемся перед успехом, но нас завораживает и неудача. Особенно когда неудачник повинен в непомерном самомнении. В конце концов, падению предшествует гордыня – особенно в Нью-Йорке.

И хотя бизнес захирел, Баллентайн вовсе не переквалифицировался в продавца ручек перед бутиком «Блумингдейлс». Правда, после дела о банкротстве Джек скрылся с глаз публики примерно на три года. Человек, которым прежде интересовалась большая часть нью-йоркских СМИ, попросту исчез. Поползли всевозможные слухи: нервный срыв, отшельническая жизнь в апартаментах Говарда Хью [4]4
  Центральная клиника в Нью-Йорке


[Закрыть]или на уединенном острове в Карибском море…

Оказалось, что Баллентайн воспользовался трехлетним перерывом, чтобы собраться с силами и обдумать следующий ход. Вернувшись в девяносто четвертом под свет прожекторов, Баллентайн скрывал лицо под новой маской. На смену Мистеру Высокий Взлет пришел Великий Вдохновитель, приступивший к планированию лекционных турне: он проводил взбадривающие выступления, похожие на проповеди, в которых распространялся о собственной философии победителя, придавшей ему сил для повторного подъема после падения империи.

Кроме того, Баллентайн принялся стряпать книжки о том, как увеличить собственный потенциал. На сегодняшний день вышло уже три. Каждая – национальный бестселлер. Названия – вроде «Зоны успеха» или «Победи себя сам». Тексты кишат регбистскими метафорами, демонстрируя всему свету позицию Джека: конечно, искусный тактик способен пробраться в глубь поля, но тач-даун засчитают лишь тому, чей удар сильнее.

Баллентайна сопровождали двое в черных костюмах. Один, с дипломатом, походил на личного помощника Великого Вдохновителя. Второй (явно из костоломов-охранников) внимательно осмотрел каждый обеденный столик в ресторане.

Баллентайн ненадолго задержался у столика Эдгара Бронфмана; наследник «Сиграма» встал и поприветствовал подошедшего Вдохновителя, обхватив его руку двумя.

– Видите парня с дипломатом? – спросил Ай-ан. – Готов поспорить, Баллентайн заставит беднягу бегать от столика к столику и торговать кассетами с записью его мотивирующих речей.

– Тише, Айан, – шепнула Джина.

– А что он сделает? Подойдет и перекроит мне лицо?

Точно услыхав подначку, человек в черном приблизился к нашему столику. Айан побелел, как мел. Но подошедшего не интересовал Айан – он смотрел прямо на меня:

– Нед Аллен?

Я нехотя кивнул. Тип был моим ровесником, с квадратной, точно вытесанной долотом, челюстью. Определенно где-то раньше его видел. Человек в черном протянул руку:

– Джерри Шуберт. Брунсуикский универ, выпуск восемьдесят третьего.

– Господи. – Я встал и сжал протянутую ладонь. – Господи боже мой, не может быть…

– Мир тесен. Давно в Нью-Йорке?

– С тех самых пор, как закончил университет. А ты?

– Тоже. Последние три года работаю личным ассистентом мистера Баллентайна.

– Молодец.

Заметив, что рука Лиззи оглаживает мой затылок, Джерри одобрительно кивает:

– Ты тоже.

– Прости, забыл представить. Лиззи – моя жена.

Лиззи натянуто улыбается.

– А это Айан и Джина Дин.

– Вы ведете рубрику в «Ньюс»?

Айан слегка нервничает:

– Да, я.

– Мистер Баллентайн весьма благодарен за то, как вы упомянули о нем на прошлой неделе.

Айан избегает смотреть в серьезные глаза Джерри.

– Просто пошутил.

– У вас весьма своеобразное чувство юмора, господин Дин, – лицо Джерри подобрело, – но мистер Баллентайн умеет ценить шутки.

Ассистент оглянулся на босса. Баллентайн как раз вставал из-за столика Бронфмана, и телохранитель-костолом дергал маленькой головкой, давая понять, что Джерри требовалось срочно подойти, шнеллер-шнеллер…

– Ну извини, пора. – Джерри протянул вытащенную из нагрудного кармана визитку. – Было бы неплохо пересечься. Поговорить, как с земляком из Мэна.

– Еще играешь в хоккей? – поинтересовался я, протягивая старому знакомому свою визитку.

– Только в мечтах. – Джерри мельком взглянул на полученную карточку, – Региональный директор по продажам… Впечатляет. Ну ладно, был рад знакомству со всеми – даже с вами, мистер Дин. Ты звони, ладно?

– Ладно.

– Я серьезно.

Как только Джерри скрылся из пределов слышимости, Джина заметила:

– Да, меня он впечатлил…

– Что такого ты насочинял про Баллентайна в свой рубрике? – обратился я к Айану.

– Просто немного пошутил. Типа в новой книжке Баллентайна много полезных советов: как обанкротиться, но не лишиться при этом яхты.

– Мой муж – он такой, по шутке в минуту выдает, – добавила Джина.

– Слушайте, но я же правду написал! – обиделся Айан.

– Бизнес Баллентайна развалился, как Римская империя, а он всё равно жирует, будто Крез. И это его воскрешение… Непотопляем настолько, что Распутин по сравнению с ним – болезненный хлюпик.

– А ты хорошо знал этого Джерри в университете? – полюбопытствовала Джина.

– Жили в одной комнате в общежитии. На втором курсе доводилось вместе тусоваться, но потом Джерри превратился в звезду хоккейной команды, так что от прочих качков и не отличишь.

На обратном пути Лиззи сказала:

– Знаешь, мне очень хочется, чтобы ты прекратил постоянно соперничать с Айаном.

– Просто дружеские подначки.

– Сколько раз я тебе говорила, Нед: совсем не обязательно соревноваться с каждым, доказывая собственную успешность. Ты и так многого добился.

– Я ничего не хочу доказать.

Наша квартира находилась на Двадцатой стрит, между Пятой и Шестой авеню, в так называемом «округе Флэтриона», более известном, если верить всему, что печатают в журналах, как «новый Сохо». Новые квартиры под ключ. Новые рестораны и бары. Модные магазины. И невероятно высокие арендные ставки. Нагла квартира с одной спальней, расположенная на чердаке, обходится в две тысячи долларов ежемесячно. К тому же хозяин угрожает повысить квартплату в феврале, когда закончится строк действия старого договора.

На автоответчике мигают лампочки приема сообщений. Нажав кнопку «воспроизведение», слышу голос Айвана Долински.

– Привет, босс, это Айван. С разворотом для «Джи-Би-Эс» – всё отлично, просто круто, лучше не бывает. Завтра с утра закрою сделку – и буду чувствовать себя, прямо как крутейший ковбой на всем Западе. Но вот из-за чего решил побеспокоить вас дома… тут прошла молва, будто Чак Занусси произвел незапланированную остановку в «большом Че»…

«Интересно, откуда он знает?»

– Так что, босс, если не сложно, отзвонитесь мне, пожалуйста, побыстрее вечером, чтобы удалось нормально выспаться и не болела голова о том, не откалибруют ли мне задницу заново. Звоните в любое время. Просто свяжитесь со мной, пожалуйста, и помогите справиться с беспокойством.

Великолепно. Просто отлично. Боже мой, общение с Айваном Долински, некогда – дипломированным шаманом, стало похоже на сто первую серию «Психо». «Отзвонитесь мне, пожалуйста, побыстрее вечером, чтобы удалось нормально выспаться»… Бедолаге не спится вот уже два года, с тех самых пор, как его единственная дочь, Нэнси, умерла от менингита. Девочке было только три, вся жизнь Айвана оказалась сосредоточена на ней. Тем более, что ребенка зачали в пробирке после пятилетних безрезультатных попыток обычного деторождения. Айван называл дочку чудом.

То, что отцу при рождении Нэнси (первого ребенка, рожденного после двух лет безуспешных попыток) исполнилось сорок шесть, придавало дополнительную радость… и причинило невообразимую боль от потери. Через несколько месяцев после утраты брак его распался. Айвану всё трудней было собраться с силами. Он стал пропускать встречи. И перестал закрывать сделки.

Чак хотел уволить Долински еще год назад, когда из-за четырех сорванных Айваном встреч пропал заказ от «Тек-Уорлда» на многостраничную вкладку. Но мне удалось упросить Чака, выторговать для Айвана шанс, затем я заставил подчиненного ходить к психотерапевту и принялся поручать Долински простые заказы, чтобы в безутешном отце постепенно вновь проснулся продавец.

Направившись к настольному компьютеру, установленном в алькове домашнего офиса, впритык к кухне, отправляю краткий успокоительный мейл.

Айван! Не нужно терятъ сон из-за всякой ерунды. Лично я – спокоен. Ничего (повторяю, НИЧЕГО) неприятного не предвидится. Ни пуха ни пера на завтрашних переговорах с «Джи-Би-Эс». И, пожалуйста, успокойся – тебе же будет лучше.

Нед

Перечитав сообщение, думаю: «Боже, как бы хотелось и самому верить в написанную хрень!» Затем нажимаю кнопку «Отправить немедленно» и иду спать.

Лиззи уже пристроилась на своей половине кровати, перечитывает старый журнал. Сажусь в кровати рядом с женой. Я прижал ее к себе, но жена тотчас же отпрянула.

– Нед… не надо.

Повисает неловкое молчание.

– Уже почти три недели, – тихо замечаю я.

– Это правда, – едва слышно шепчет Лиззи. – Но доктор сказал, что может пройти больше двадцати одного дня, прежде чем…

– Хорошо, я не собираюсь тебя заставлять….

– Знаю, что не собираешься. И я хочу, скоро я буду… Но просто не…

– Ну хорошо, хорошо, – я глажу волосы Лиззи. – Не нужно спешить. Но ты готова… гм…

– Да. – холодно произносит она.

Очередной момент напряженной тишины, которую нам не так-то просто нарушить. В последнее время моменты неловкого молчания слишком участились. И причина в том одна: выкидыш, случившийся у Лиззи три недели тому назад.

Беременность оказалась чистейшей случайностью, «технической неполадкой», к которой, как впоследствии выяснилось, предрасполагал микроскопический разрыв в диафрагме Лиззи. Известие о том, что нам предстоит стать родителями, подействовало подобно разряду в две тысячи вольт. Пережив первоначальное потрясение, Лиззи пришла в восторг. Но когда в экспресс-тесте на беременность показалась нежно-розовая полоска, я побелел.

«Успокойся, милый, – отреагировала любимая. – Мы так и так когда-нибудь собирались завести ребенка. Так что природа сама распорядилась ускорить воплощение замыслов».

«Природа здесь ни при чем», – мрачно произнес я.

«Ты что, не рад ребенку?» – Жена машинально прикрыла живот.

«Конечно же, я хочу детей, – солгал я. – Просто… ну, в общем, сейчас же не самый подходящий период, верно? Особенно при таком стрессе на работе, которому мы с тобой подвержены».

««Подходящее время» так и не настанет. Обязательно будут крайние сроки принятия решений, намеченные сделки. Такова жизнь. Согласна, малыш может немного усложнить существование, но лучше ребенка у нас ничего не будет!»

«Конечно же, ты права».

Лиззи убрала ладонь и заботливо взглянула на меня:

«Мне было бы приятней, если бы ты обрадовался…»

«Мне тоже было бы приятней».

Примерно восемь недель после этого я убеждал себя: необходимо успокоиться, принять ситуацию. Лиззи права: ребенок – лучшее в нашей жизни. Ведь в конечном итоге жена – лучшее в моей.

Но однажды в офис позвонили. Джина. Ее интонации меня напугали.

«Нед, ты только успокойся…» – начала подруга жены.

И я тотчас же заволновался:

«Что случилось с Лиззи?»

«С ней всё будет замечательно. Но ее необходимо срочно переправить в городскую больницу, началось сильное кровотечение…»

Я нервно сглотнул:

«Что с ребенком?»

«Нед, мне тяжело тебе говорить…»

Через пятнадцать минут я уже был в городской больнице Нью-Йорка. Дежурный травматолог сообщил: тотчас после выкидыша Лиззи отправили в хирургическое отделение для срочной дилатации и кюретажа.

«После операции она будет очень слаба, к тому же – подавлена, отчасти из-за потери ребенка. Но, насколько я могу судить, выкидыш произошел довольно быстро, так что не вижу причин, способных воспрепятствовать повторному деторождению».

Прежде чем разрешили увидеться с женой, прошло более трех часов. Лиззи лежала пристегнутой к больничной койке, под капельницей, с пепельно-серым от потери крови лицом.

Поразил взгляд. Обращенный внутрь, потрясенный.

Я сел рядом, крепко сжал ладонь любимой.

«Надеюсь, тебе стало легче», – тихо произнесла жена.

Меня будто ударили по лицу: «Ты же знаешь, что это – неправда».

Внезапно Лиззи приникла ко мне, уткнулась подмышку, затряслась от безудержных рыданий. Пока не утихли слезы, держал ее в объятиях.

«В следующий раз всё будет хорошо», – успокаивал я.

«Не хочу говорить об этом», – ответила Лиззи.

Простит ли она меня хоть когда-нибудь?

Глава четвертая

Сегодня утром шеф назначил мне встречу, на которую я опоздал, потому что сначала играл в теннис, а потом попал в жуткую пробку.

Чак Занусси сидит за столиком в углу, откуда открывается вид на нишу в стене. Любой, заглянув в «Пикок Эллей Ресторан», немедленно заметил бы Чакки. Потому что при росте в шесть футов три дюйма и весе в двести семьдесят килограммов, с тройным подбородком, двумя медвежьими лапищами вместо рук и пузом, как у сумоиста, парень привлекает внимание, точно горный массив на равнине.

Подойдя к столику, замечаю стоящую перед Чаком тарелку, на которой возвышается горка дымящихся блинчиков. Еда плавает в лужице кленового сиропа.

– Извини, чуть-чуть опоздал, – завожу я, – гребаное движение на магистрали просто….

Чак многозначительно откашливается и смущенно указывает кивком на другую сторону столика, где в глубине алькова сидит мужчина примерно тридцати лет. Высокий, тощий, как рельса, с прилизанными угольно-черными волосами, одетый в ладно скроенный матово-серый костюм, белую, с широким воротом, рубаху и скромный галстук в горошек. Явный «еврик».

– Извините-извините, – всё так же запыхавшись, произношу я, – не знал, что…

Европарень с отсутствующим видом пожимает плечами, затем одаривает приторной улыбкой. Чак говорит:

– Познакомься с Клаусом Креплином.

– Весьма наслышан о вас, – произносит Клаус на чудовищно правильном английском.

– В самом деле? – недоуменно спрашиваю я, покосившись в сторону босса; в молниеносном взгляде читается вопрос: «А это что еще за козырной?»

– Разумеется, я наслышан о Неде Аллене. – Жестом Креплин предлагает сесть. – Спросите любого в «Компу-Уорлде», кто здесь лидер продаж по региону, как зовут чародея рекламы – и назовут ваше имя.

– Э-э… хм… приятно слышать. – Проскальзываю в кресло и вновь недоуменно гляжу на Чака. Но тот, не отрываясь, рассматривает тарелку с блинчиками. А Креплин продолжает:

– Естественно, наша компания всегда готова поддержать дарование…

При словах «наша компания» сердечко заколотилось.

– И мы уверены: высшие… о, простите, я плохо говорю по-английски, я имел в виду, «лучшие», должны быть вознаграждены. Например, Вы.

Следующий вопрос задаю Чаку Занусси:

– Он что, купил журнал?

Креплин натянуто смеется:

– Нет-нет, «Компу-Уорлд» приобретен вовсе не мной, хотя подобная перспектива, конечно же, представляется весьма привлекательной. Ваш: журнал выкуплен нашей компанией.

– Как и все остальные издания, выпускаемые «Гетц-Браун Труп», – добавляет Чак. – Клаус представляет «Клауса-Зандерлинга».

– Вы слышали о нас? – осведомляется Креплин. Эта компания – единственный в своем роде международный холдинг, крупнейший в Европе и наиболее влиятельный на растущем азиатском и южноамериканском рынках.

– А кому не известна ваша фирма? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Клаус Креплин вновь приторно улыбается:

– С некоторых пор мы подыскивали плацдарм для выхода на североамериканский рынок, – поясняет Креплин. – Фирма «Гетц-Браун» представлялась идеальной для обустройства по эту сторону Атлантики.

– И какова же ваша роль среди нового антуража? – осведомляюсь я.

– Клаус – новый директор, – поясняет Чак.

– Нет-нет-нет, – возражает иностранец, – повторюсь, Чак, вы – по-прежнему директор «Компу-Уорлда». Я – всего лишь юбер-редактор всех изданий «Гетца-Брауна», посвященных аудио– и компьютерной технике. Тем не менее, – теперь европеец обращается непосредственно ко мне, – позвольте заверить: мы уважаем суверенитет каждого журнала. Я так и сказал Чаку, когда вчера вечером мы летели обратно из Чикаго.

– И ты мне позвонил, – обращаюсь я к Занусси, но вновь встревает Креплин:

– И я попросил Чака позвонить Вам и договориться о встрече. Нед, я хотел встретиться с вами незамедлительно, поскольку вера «Клауса-Зандерлинга» в упорядоченную преемственность необычайно велика. Мы имеем немалый опыт подобных переходных этапов в корпоративной истории и гордимся минимальным вмешательством в текущие дела столь ценного издания, как ваше.

– Вы хотите сказать, я могу заверить всех членов своей команды, что им не о чем беспокоиться? – уточнил я.

– Безусловно. Кстати, я восхищен руководителем, защищающим своих подчиненных.

– Мистер Креплин, мои люди – не подчиненные.

По голени стукнул чужой ботинок. Занусси подсказывал: «сбавь обороты».

– Конечно, конечно же. Снова меня подвел английский. Коллеги, верно?

– Точно. Лучшие продавцы во всем бизнесе.

– И вновь позвольте заверить: ваша команда останется вашей. И, пожалуйста, называйте меня Клаус, хорошо?

– Легко, – согласился я.

Креплин сверился с часами, после чего вытащил из кейса миниатюрный мобильник.

– Необходимо позвонить в Гамбург, в головной офис. Простите, если отлучусь на минуту?

Мы с Чаком кивнули, иностранец направился в фойе.

Повисла долгая тишина, Чак возился в лагуне сиропа. Когда Креплин скрылся из пределов видимости, Занусси знаками предложил мне подвинуться поближе и спросил:

– С какой стати ты вел себя, как агрессивный балда?

– Кто балда? Я балда? – рассерженно прошипел я в ответ. – Чакки, ты сам круглый болван. Заманил меня без малейшего предупреждения.

– Не наседай на меня так сильно, ладно? Хотел бы я знать, говорит ли Креплин с нами начистоту или хитрит?

– Думаешь, мы обречены?

– Ну, скажем так: я перепуган… но не до усрачки.

– Великолепно.

– Ты общался с ним на грани сарказма, а сейчас, скорее всего, такая манера – не самая лучшая. Тем более нам обоим ясно: новый «юбер-директор» способен вышвырнуть нас на улицу в мгновение ока.

Резонно. Пожимаю плечами, выражая неохотное согласие.

– Послушай, Недди, ты же и сам знаешь: лучше тебя в продажах никого нет. Можешь очаровать хоть Саддама Хуссейна. Всего-то и требуется, что понравиться Креплину. Я к тому, что Клаус слышал о тебе в фирме хорошие отзывы. И думаю, у немца хватит мозгов сообразить: «Компу-Уорлд» – маленькая, прибыльная организация, так что зачем устанавливать новый порядок, если и старое руководство неплохо? Просто продай себя немецкому болвану, ладно?

– Хорошо, хорошо, – согласился я, – пускаем в ход тяжелую артиллерию обаяния.

Поднимаю взгляд. Вернувшийся за столик Клаус Креплин просто сияет от удовольствия, услышав мою оговорку.

Стараюсь изобразить раскаяние:

– Искренне сожалею, мистер Креплин…

– Прошу вас, называйте меня Клаус.

– Клаус, я не хотел вас обидеть.

– Я вовсе не обиделся, Нед.

– Но поймите же…

– Знаю-знаю, думаете, что вам грозит опасность. Новое руководство, новые корпоративные правила. И, конечно же, волнуетесь: уж не уволят ли нас в полном составе, ja?

Мне стоило большого труда не ответить «да» («Нед, только без сарказма!») и ограничиться простым кивком.

– Вполне объяснимое волнение, – продолжил Креплин, – уважаю подобные чувства. Ведь ваше беспокойство свидетельствует, что вас беспокоит будущее тех, кто работает вместе с вами. Но могу вас заверить: до тех пор, пока ваше подразделение поддерживает высокую продуктивность, никаких увольнении не предвидится.

– Весьма признателен, – произнес я.

– Что же касается рождественского бонуса… каждый получит ровно столько, сколько начислено. Но проблема – вернее, даже не проблема, а незначительная бухгалтерская формальность – сводится к тому, что отчетный год в «Клаус-Зандерлинге» заканчивается тридцать первого января, и мы никогда не выплачиваем премий ранее указанной даты. Однако, уважая сложившуюся в Америке традицию выплачивать премиальные до Рождества, вношу следующее предложение: пятьдесят процентов причитающейся суммы – в последнюю пятницу перед Рождеством, а остальную половину – тридцать первого января. Хорошее решение, правда?

Плохое. Особенно для задолжавших такие крупные суммы, как я. Или для Дебби Суарес, рассчитывавшей на полную сумму перед Новым годом, чтобы оплатить образование сына. Для Дейва Мадуро – он еле-еле выплачивает двойные алименты. Да и для всех сотрудников северо-западного отдела продаж, о которых я смог вспомнить: все они без исключения – просто образец финансового раздолбайства (а вы покажите мне продавца, живущего по средствам!). Так что простите, герр Креплин, но решение ваше – абсолютно говенное.

Я украдкой взглянул на Чака. Во взгляде Занусси читалось: «Не спорь с уродом. Мы ничего не добьемся».

Выдавливаю приличествующую подчиненному улыбку:

– Думаю, разумный компромисс.

– Прекрасно, – отвечает немец, радуясь возможности завершить неловкое обсуждение. – А теперь, Нед, если ваши планы позволяют, хотелось бы встретиться с вами за ужином. Надеюсь, после этого вы сможете показать мне театры и «Трайбеку», расхваленные немецкой прессой.

Ботинок Чака вновь оказывается на моей ноге.

– Разумеется, Клаус. Вот только позвоню жене и…

– Превосходно. Закажу на половину девятого столики в потрясающем новом ресторане на Лафайетт-стрит, о котором я читал.

– В русском ресторане «Pravda»?

– Ваша осведомленность впечатляет, – отозвался Клаус, – кстати, вы знаете, как название переводится на английский?

– Да, – отвечаю я, – «истина».

Креплин извиняется и уходит к себе в номер, вести трансатлантические телефонные переговоры на верхнем этаже, в «Уолдорф Тауэре». Мы с Чаком возвращаемся в офис.

Там уже все буквально стоят на ушах. Занусси немедленно загнала в угол его секретарша, Луиза. Она была просто в шоке:

– Мистер Занусси, телефон звонит, не переставая. Приняла больше двадцати срочных сообщений на ваше имя. Скажите: я по-прежнему работаю здесь?

– Луиза, вам не о чем, совершенно не о чем волноваться, – ответил Чак, подталкивая секретаршу к дверям кабинета и беззвучно проартикулировав мне «удачи».

Развернувшись, я направился прямо по коридору, к отделу продаж по Северо-западу. Но далеко не ушел: путь преградила разгоряченная Деб-би Суарес.

– Нам не выплатят бонус? – спросила девушка, в голосе ее сквозил неприкрытый страх.

Да, уж кто-кто, а Дебби всегда разузнает свежие новости.

– Послушай…

– Утром мне именно так и сказали.

– Кто?

– Люди.

– Что еще за люди?

– Компетентные. Говорят, нас перекупили какие-то немцы, нас вышвырнут на улицу. И…

– Постой-ка…

– Эти сволочи решили захапать мой бонус!

Теперь в дверях каждого офиса, расположенного по коридору, стояли слушатели. Каждый смотрел с пониманием.

– Дебби, пожалуйста, успокойся…

– Мистер Аллен, мне необходимы деньги!

– Понимаю, – согласился я, подталкивая девушку обратно в кабинку. – Ты получишь заработанное.

Суарес останавливается и внимательно смотрит в глаза:

– Честно?

– Честнее некуда. И можешь не волноваться из-за работы.

– А вы не обещаете деньги только для того, чтобы заткнуть мне рот?

Я натужно рассмеялся:

– Послушай, давай лучше, ты соберешь в моем офисе всю нашу команду и я объясню, что случилось?

– В вашем офисе – мистер Долински.

Бегло осматриваю собственное рабочее пространство за стеклянной стеной. Действительно, Айван Долински стоит у окна, отрешенно глядя на улицу.

– Объяснил, по какому поводу?

– Нет, ничего не сказал – только просил встретиться с вами, шнелль-шнелль. Мистер Аллен, по-моему у него действительно стряслось что-то плохое.

Вероятно, Долински переживал столь же сильное потрясение, как и остальные. По крайней мере, не хотелось бы выяснить, что имеются другие причины. Присутствие Айвана было не более уместным, чем колостомия. А потому я попросил Дебби подать Айвану кофе (с тремя таблетками успокоительного, если найдется) и пообещать: приду через десять минут, когда закончу в конференц-зале с членами отдела телефонных продаж.

В комнате без окон, где «Компу-Уорлд» проводил встречи, собралось восемь перепуганных женщин. Никто не садился.

Стояли полукругом, я примостился на краю стола и приступил к исполнению пьесы «Нам нечего бояться, кроме собственного страха» в театре одного актера. Заверял, что «Клаус-Зандерлинг» – не какая-то шарашкина контора. Новые хозяева захотят продолжить игру с прежней командой. Никаких кадровых перестановок. Останемся всё той же дружной, приносящей прибыль семьей и т. п.

При обсуждении вопроса о бонусах уровень шума в конференц-зале превысил критическую отметку.

– Мистер Аллен, они не имеют права, – возмутилась Дебби.

– Нет, имеют, – возразил я, – теперь компания принадлежит европейцам. Могут вытворять всё, что заблагорассудится.

– По-вашему, это справедливо? – надрывалась Хильди Хайман, из старожилов «Компу-Уорлда» – шестидесятитрехлетняя старая дева, проживающая вместе с матерью весьма преклонного возраста в ожидании полагающейся всего через два года пенсии.

– Нет, Хильди, конечно же, так нельзя, – согласился я, – но вообще-то эпоха добрых и благородных корпораций закончилась. Если у кого-то хватит наличности, чтобы перекупить компанию, то они имеют на то полное право.

– Ох уж эти немцы! – возмущалась Хильди. – Поговорите-ка с моей матерью. В тридцать втором в Мюнхене сожгли аптеку моего деда…

– Хильди, – пытался я успокоить старушку, – понимаю, что случившееся с вашей матерью ужасно…

– Разорили дело целой семьи. Теперь уничтожают нашу фирму…

– Нет, не уничтожают. Нас не реструктурировали, хотя новые хозяева не обязаны так поступать.

Согласен, хреново ждать лишний месяц вторую половину бонуса, но по крайней мере нам выплатят деньги. Ведь фрицы могли нас и послать куда подальше. Насколько мне известно, они не собираются менять условия медицинской страховки, пересматривать планы продаж или вводить новые правила. Уверен, новые хозяева намерены действовать честно…

– «Честные немцы»? – с презрением переспросила Хильди. – Оксюморон.

– Что это за фигня такая – «оксюморон»? – удивилась Дебби Суарес. [5]5
  Оксюморон (оксиморон) (от греч. oxymoron) – остроумная глупость, заключающаяся в сочетании противоположных по значению слов.


[Закрыть]

В завершение импровизированного митинга удалось снять большинство худших опасений сотрудниц отдела телефонных продаж, хотя вернувшиеся на рабочие места женщины вовсе не выглядели счастливейшими из людей.

На обратном пути в кабинет застал нервно прохаживающуюся по коридору Дебби.

Суарес просто излучала напряженность.

– Послушайте, мистер Аллен, – сказала она, отведя меня в сторону, – хочу сообщить вам кое-что важное. По-прежнему переживаю из-за бонуса. В общем, за обучение Рауля нужно заплатить до первого января. К тому же следует внести залог за целый семестр вперед, деньги не возвращаются до тех пор, пока ребенок не закончит школу или не уйдет. Так что придется раскошелиться на девять тысяч баксов, за три семестра. А если я получу только шесть семьсот, как быть? А потом, нужно еще и сердечные лекарства маме покупать, и дебит по «Мастеркард» выплачивать, и покупки разные к Рождеству… Просто не хватит средств.

– Вот что я сделаю, – успокоил я девушку, – узнаю, как зовут главного по финансовым вопросам в школе Рауля и поговорю с ним. Объясню, что происходит, уболтаю – пусть разрешит тебе заплатить сперва половину суммы, а вторую половину – в январе, когда получишь второй чек.

– Спасибо, мистер Аллен.

Раз Дебби успокоилась, пора перейти к очередному личному кризису. Айван Долински. Войдя в кабинет, застаю его всё так же стоящим у окна – настолько озабочен, что, кажется, даже не заметил, как я вошел.

– А я думал, сегодня утром ты будешь в Стэмп-форде, в «Джи-Би-Эс».

– Встречу перенесли, – отвечает Айван, даже не оборачиваясь.

– На какое время?

– На более поздний срок.

– Айван, с тобой всё в порядке?

И тут он повернулся ко мне лицом. Кожа – цвета бумаги. Глубокие провалы под глазами.

– Похоже, ты уже всё знаешь, – обратился я к нему.

Айван кивает и снова отворачивается к окну.

– Посылая тебе вечером мейл, я и сам не знал, как повернутся события. Не хотелось бы, чтобы ты переживал из-за…

И тут Айван разревелся. Хныканье перешло в сдавленные рыдания, быстро набиравшие обороты. Я захлопнул дверь в кабинет, немедленно задернул жалюзи поверх стеклянной стены, выходившей на кабинки отдела телефонных продаж, и помог Айвану сесть в кресло. Схватил телефон и приказал сидевшей за пультом Лили ни с кем меня не соединять. Затем – уселся напротив Айвана, дожидаясь, когда иссякнут потоки слез.