Текст книги "Карьера"

Автор книги: Дуглас Кеннеди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Глава вторая

Офис я покинул вечером, в семь тридцать по ньюйоркскому времени. По дороге позвонил на мобильный Дейву Мадуро, внештатному агенту по продажам в Массачусетсе. Тот находился где-то в районе шоссе Ай-290, к югу от Ворсестера.

– Сам хозяин позвонил, – пошутил Мадуро, едва заслышав мой голос.

– Только потому, что ты мне не отзвонился, Дейв, – спокойно парировал я.

– Вы же знаете, что я целый день просидел в «Инфо-Коме» с Джеком Дребблом.

– И как успехи? Последовал долгий вздох.

– Пока ничего.

– В чем загвоздка?

– Джек так и не дал добро на многостраничную вкладку в июньском номере.

И тут я понял, почему переживал Дейв. Многостраничная вкладка – особый рекламный раздел на шесть страниц, который мы стараемся пристроить в каждый номер.

Поскольку максимальная стоимость шести страниц составляет двести десять тысяч, продажа рекламы в таком объеме котируется выше всего, а Дейв обхаживал «Инфо-Ком» месяцами.

– Что не устраивает Деббла?

– Не хочет платить больше ста восьмидесяти….

– Ничего, переживем…

– …А еще требует четырехцветную полихромную печать – на каждой странице.

– Дейв, ТЕБЕ ПОМОЧЬ?

Долгое, упрямое молчание. Наконец, Дейв отвечает: – Да.

– Давай прямой телефонный номер Деббла, – приказываю я. Пообещав Мадуро связаться с ним завтра утром, сразу же набираю номер Джека.

Телефон прозвонил четырежды. Я не собирался разговаривать с самим Джеком Дребблом и надеялся, что тот уже отправился домой. Расчет оказался верным: звонок перешел в режим голосовой почты:

– Джек, говорит Нед Аллен из «Компу-Уорлда». Не виделись с октябрьского семинара «Эм-Ком», и у меня есть отличные новости. В общем, сто восемьдесят одна тысяча – нормально, ты и сам понимаешь, что сэкономишь тридцать штук от стандартного прайса. Но четырехцветная полихромная печать на всех страницах? Нереально. Получится в убыток. Хотя можно сделать полихромку на первой и последней странице твоего вкладыша, парням из «Грин-Эпа» мы ничего подобного не предлагали. К тому же вам достанется рекламная площадь, на которую стремится «Грин-Эп». Да, кстати, насчет мероприятии для клиентов на этот год. Джек, как раз намечается программа в Вейле. В феврале, с тринадцатого по шестнадцатое. Мы оплачиваем, ты катаешься на горных лыжах, жена тоже приглашена. А ответ по предложению мне нужен к девяти утра, завтра. Увидимся на лыжне, Джек!

Когда я дошел до Парк-авеню, повалил густой снег. Проведя добрую часть юности в северных районах Новой Англии, вновь жизнерадостно топаю через завесу снежинок. Мне нравится тишина, которую наносит снегопад на привычную манхэттенскую суматоху, нравятся чудесным образом опустевшие улицы и чувство одиночества, похожее на то, что возникает при охоте в лесных чащах Мэна.

Пошел дальше, по Пятьдесят пятой, заглянул в «Сейнт-Реджис Хоутел» и пересек помпезно украшенное фойе. Протянул гардеробщику пальто и направился в туалет, где пожилой сгорбленный служитель включил звук, пока я опорожнял мочевой пузырь. Закончив тереть руки под краном, принял церемонно протянутое полотенце.

Пожилой служитель, итальянский иммигрант с вечно воспаленными глазами и крошечной, как у черепахи, головкой, выглядывавшей между плеч, предложил расческу и платяную щетку.

Протягиваю служащему десять баков – согласен, немаленькие чаевые… но вы только представьте: каково работать в туалете? Всегда испытываю вину перед каждым, кто занимает низшую должность. Может быть, оттого, что в глубине души и сам побаиваюсь утратить высокое положение, особенно после того, как во время учебы в университете два лета провел на зоне, замаскированной под ресторан быстрого питания, вкалывая на одуряющей работе, целый день талдыча: «Картофель-фри с коктейлем?»

Увидев десять баксов, служитель ошарашенно моргнул.

Затем, засовывая банкноту в нагрудный карман, заметил:

– Вероятно, вам предстоит потрясающая ночь, сэр.

Вхожу в бар, облицованный черным мрамором, с гигантскими серебряными зеркалами, с длинной, изогнутой стойкой из цинка и вызывающе-роскошными сидениями в декоративном стиле.

Бар просто кишит деловыми костюмами, в основном их обладатели – мужчины в возрасте тридцати-сорока лет, представители делового сословия ведущих переговоры менеджеров, все – идеально ухоженные, и каждый тыкает в воздух сигарой, дабы подчеркнуть довод.

Едва я сел за тихий столик в углу и заказал мартини для аперитива, как зазвонил телефон.

– Это я, – голос Лиззи еле пробивается сквозь шум на линии.

– Идешь? – взгляд на часы подсказал: жена опаздывает.

– Я еще на встрече в «Рояльтоне».

– С кем?

– С потенциальным клиентом. «Миллер, Бидл и Смарт». Брокерская контора средней руки с Уоллстрит, хотят пробиться в крутые.

– Звучит заманчиво.

– Только если тебе нравится вести дела со взрослеющей золотой молодежью.

– Если хочешь, могу встретить тебя у выхода. Всего то каких-то… хм, десять кварталов.

– Спасибо, я закончу примерно через полчаса. А потом…

– Да?

– В общем, есть важные новости, – произнесла она притворно-трагическим тоном.

– Насколько важные? – подыграл я.

– Космической важности. Мировая сенсация.

– Умираю от нетерпения.

– Я заказала для нас столик в «Пейтруне».

– Кажется, что-то вроде притона-забегаловки? Где подают огромные чизбургеры?

– Если верить всему, что пишут, там теперь – новый водопой для влиятельнейших манхэттенских брокеров.

– Никогда не верил ни слову из напечатанного в «Нью-Йорке». А Джина – верит. Это она предложила?

– Пятерка за сообразительность.

Конечно, по словам Джины, Айану тоже не терпелось отужинать в «Пейтруне». Джина работает вместе с Лиззи в «Мосмане и Китинге», пиаровской фирме средней руки. Ее муж, Айан, ведет в «Дейли Ньюз» рубрику «Экскурсия по городу». Кроме того, и муж, и жена пишут для нью-йоркской новостной «бегущей строки» и, к нашему немалому и обоюдному удовольствию, не упускают удобного случая похвастаться своими мерцающими творениями.

– Они встретят нас в «Пейтруне» – после того, как заглянут в галерею Сохо на открытие потрясающего шоу потрясающего художника-индейца, рисующего пальцем…

– Готов поспорить, в галерее будет полно потрясающих людей. Придет сам Лу Рид, верно?

– Точно. А вместе с ним – Тим Роббинс и Сьюзен Сейрадон. Гор Видаль тоже обещал заглянуть.

– Не говоря о Джоне Эф. Кеннеди-младшем…

– …Шерон Стоун…

– И завсегдатае, потрясающем далай-ламе. Мы засмеялись.

– В общем. Джина – в полном восторге. Дело в том, что «Пайтрун» непреклонно стоял на том, что очередь на столики у них расписана на пять недель вперед… но мне удалось миновать очередь. Полчаса назад.

– Смею ли я спросить, каким образом?

– Просто я – умнейшая женщина Нью-Йорка.

– Трудно поспорить.

– Слушай, мне нужно пулей лететь обратно на переговоры. Приходи в «Пейтрон» – Восточная Сорок Шестая авеню, дом сто шестьдесят. Столик заказан на девять пятнадцать. Пока.

И Лиззи отсоединилась.

Да, никто лучше Лиззи не сможет раздобыть места за столиком в популярнейшем в городе ресторане. К тому же стоит Лиззи чего-нибудь захотеть, и она обязательно добивается результатов. Потому что для жены, как и для меня, результат – главное.

Она тоже, как говорится, «от сохи да дохи». Слышали о поселке Утика в штате Нью-Йорк? В самом центре снегового пояса. Место, где полгода буквально белым-бело, а самая популярная достопримечательность – уходящая из города дорога. Тесть служил сержантом в местном полицейском управлении и имел склонность к депрессии, переходившей в мировую скорбь, которую старательно топил в дешевом пиве «Утика Клаб». Теща была эдакой домашней труженицей, золушкой с вечной улыбкой на лице, постоянно пребывавшей в тысячах хлопот по дому, но вечно запивавшей валиум виски, «Айриш Кримом» от Бейли.

«Нашу семью едва ли можно было назвать очень счастливой, – как-то вскоре после знакомства призналась мне любимая. – С тех пор, как мне исполнилось семнадцать, я только и думала, как бы вырваться оттуда при первом же удобном случае».

Полностью понятные мне чувства, ведь я и сам не возвращался домой с тех самых пор, как осенью восемьдесят седьмого покинул Брансвик. Да и дома, в который можно вернуться, уже не осталось. Отец давно умер, мать успела вновь выйти замуж: за профессионального игрока в гольф и переехать в Аризону, а старший брат Роб во время службы на военно-морской базе Сьюбик-Бей отдал руку и сердце барменше-филиппинке по имени Мейми.

Отец всю жизнь посвятил военному делу: для родившегося в Индианаполисе парня флот представлялся единственным способом выбраться со Среднего Запада, со всех сторон окруженного сушей. Он ушел в моряки в восемнадцать, и до самой смерти, настигшей отца двадцать девять лет спустя, флот останется для него Великим Белым Папой, командующим и решающим все проблемы.

Малость облажавшись на университетском поприще (как любил выражаться сам отец), он научился «дисциплине», «целеустремленности» и «достоинству» на флоте. Вскоре отец дослужился до младшего офицера, а затем два года проходил подготовку на инженера-механика. Проучившись два года в штате Сан-Хосе на деньги Дяди Сэма, повстречал мою мать (изучавшую английский), так что, как он сам не раз любил повторять, флот дал ему еще и жену.

Свадьба состоялась в шестьдесят втором – через неделю после выпуска. Следующим летом родился Роб, я увидел свет в январе шестьдесят пятого. Детство прошло в трейлерах на всевозможных авиационно-морских станциях, раскиданных по стране: Сан-Диего, Кей-Уэст, Пенсакола и, наконец, – одиннадцать лет в Брансуике, штат Мэн, где отец руководил «воздушными операциями».

Эта должность оказалась последней. Отец умер второго января тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Ему было только сорок семь: погубило пристрастие к сигаретам, которое он испытывал всю свою жизнь.

Точно так же, как не помню отца без зажатой в зубах сигареты «Винстон», никак не могу вспомнить, чтобы родители ссорились друг с другом. Дело в том, что отец совершенно серьезно претворял в жизнь план организации жизни «как на корабле». «Играй по правилам и выиграешь» – было одним из его любимых выражений, отражавших веру отца в то, что командного игрока, «своего парня», всегда вознаградят за преданность и верность.

Но отец старался быть не только хорошим офицером – он изо всех сил стремился быть образцовым отцом, добытчиком. Разумеется, вступив в подростковый возраст, я не мог не почувствовать, что брак родителей отдает затхлостью, что мать отнюдь не в восторге от роли вечной домохозяйки, что жизнь на военно-морской базе ее сковывает и что они с отцом разлюбили друг друга, вероятно, годы тому назад. Но «кодекс чести» предписывал старику сохранять семью.

Кроме того, он считал, что нельзя оказывать предпочтения ни одному из сыновей, хотя я прекрасно понимал, что Роб – папин любимчик, и не только оттого, что пошел по стопам отца, избрав по окончании школы военно-морскую карьеру, но и потому, что, в отличие от меня, даже не мечтал об иной жизни, чем размеренное существование на военно-морской базе.

Когда мне было шестнадцать, отец однажды зашел ночью в мою спальню и застал меня в постели за чтением «Эсквайра». «Если нравится «Плейбой» – я оформлю тебе после выпускного подписку. Но «Эсквайр»… Боже, да там же ничего нет, кроме выпендрёжных статей и бизнесюков на понтах». Именно потому я и полюбил журнал. «Эсквайр» олицетворял вожделенный мир метрополии. Я воображал себя живущим Нью-Йорке, обедающим в ресторанах, описанных в «Эсквайре», одевающимся в пятитысячедолларовые костюмы, изъясняющимся на бурлящем жаргоне горожанина, казавшимся мне вторым родным языком корреспондентов журнала. Не то, чтобы я стремился к этому, но именно так я представлял себе составляющие подлинного успеха.

Конечно, отец все понимал. Как, впрочем, и догадывался о попытках матери вдохновить меня на продвижение по жизни Брансуика и ВМС США.

«Учись на моем примере, – говорила мать, пока я старательно заполнял заявку на обучение в колледже, – в целом мире есть только один человек, способный помешать тебе достичь поставленной цели, и это – ты сам».

А потому амбиции мои были велики, я подал заявку в Боудойн – элитный колледж изящных искусств, расположенный всего лишь в миле по дороге от воздушно-морской базы. Парню, выросшему в Брансуике, Боудойн грезился обителью избранных, в которую я старался попасть – впрочем, безуспешно.

«Список очередников», – пояснил я, показывая отцу циркуляр с перечнем фамилий допущенных к занятиям, пришедший из Боудойна весной восемьдесят третьего года.

Отец расслышал явное разочарование в моем голосе: «Список очередников на поступление в Боудойн – не так уж и плохо, верно?»

«Папа, это всё равно не то же самое, что прием в колледж. К тому же мистер Чалленор говорил…»

«Кто такой мистер Чалленор?»

«Мой консультант по выбору колледжа. В общем, он сказал, что без финансовой поддержки вряд ли удастся поступить».

Я тут же пожалел о бездумно сказанных словах. Отец посмотрел так, будто я случайно пнул его в мошонку.

Девиз отца звучал: «Дисциплина, целеустремленность, гордость». Я неосознанно нанес удар по его ценностям, по его вере в себя, а заодно – задел чувство отцовского долга.

«Сколько стоит год в Боудойне?» – тихо спросил отец.

«Папа, это не важно».

«Сколько?»

«Около семнадцати тысяч, включая питание и проживание…»

Отец тихо присвистнул и опустил взгляд, рассматривая пожелтевший линолеум на кухонном полу.

«Нехилые бабки», – сказал он после долгой паузы, прикуривая очередную сигарету.

«Знаю, папа».

«Но не в деньгах счастье, сынок. Понимаешь?»

«Конечно, – соврал я. – Я же сказал: ерунда».

«Не пори херню, сынок, – возразил отец, и на его лице проступило выражение проигравшего. – Именно в них счастье. Ты знаешь, и я знаю. Настоящее счастье».

Вот так и началась моя студенческая стезя во вполне доступном, крайне второсортном филиале Университета штата Мэн на Преск-Иле, где в целом кампусе я оказался едва ли не единственным студентом, не специализировавшимся в агрономии. Разумеется, ожидание в никому не известном городе, в окружении людей, пишущих дипломную работу о брюссельской капусте, бесило: можете даже не сомневаться, после Преск-Иля даже Брансуик казался прямо-таки космополитичным.

Однако при встрече с отцом я ни разу не выказал, насколько мне отвратителен сельский университет, скрывая сожаления о преграде, вставшей между мной и Боудойном из-за нехватки денег… отделившей от меня воплощенный в колледже большой мир.

Принесли мартини. Поднимаю бокал, подношу заледенелую кромку к губам, обжигающий напиток стекает по пищеводу.

Вновь звонит телефон – как раз когда голосовые связки онемели от выпитого.

– Нед Аллен.

– Ты когда-нибудь отдыхаешь? – спрашивает голос в трубке.

– Джек Дреббл?

– Возможно.

– Как говорил отец, хочешь обед – добейся побед. Джек, ты еще в офисе?

– Да. Только-только вышел из-за стола, и тут позвонил ты.

– Уже восемь пятнадцать. Ты – ценный кадр для «Инфо-Кома».

– А ты пытаешься облизать мой анальный сфинктер.

– Незачем, приятель. Сейчас я в баре «Сейнт Реджиса», попиваю сухой мартини, вот-вот встречу красавицу-жену, и мы отправимся ужинать, а «Грин-Эп» готов ухватиться за многостраничную вставку уже в девять ноль пять завтра утром, если только у нас не получится любви раньше. Так что, Джек, ты уж не обижайся, но кого интересует твой сфинктер при такой сладкой жизни?

– Сто семьдесят одна тысяча.

– А теперь ты хочешь меня обидеть, выставить дураком. Мы же договаривались на сто восемьдесят тысяч… и реклама пойдет двухцветная, по льготной цене.

– И уикенд в Вейле, да?

«Попался!»

– Только за сто восемьдесят.

– А пять штук не сбавишь?

– Считай, сюда входит разница между тем, чтобы щуриться на солнце в Колорадо – или протиранием штанов в прекрасном деловом центре Ворсестера, штат Массачусетс. Сто восемьдесят, без вариантов.

– Завтра перезвоню.

– Так мы не договоримся. Сегодня позвонил – сегодня и покупай. Сто восемьдесят.

«Давай, давай же…»

– Хорошо-хорошо, согласен.

– Умный ход, Джек. – Делаю большой глоток мартини.

Ставя бокал на стол, думаю: «Ты прав, отец. Для меня счастье – в деньгах».

И, боже мой, как же мне нравится продавать!

Глава третья

– Слушай, а там сидит случайно не Ральф Лорен? – спросила Лиззи.

– Верно подметила, – отозвалась Джина.

– А видите тех двоих парней в углу? – подал голос Айан.

Мы с женой и друзьями, молодой супружеской парой, ужинали в модном ресторане, где полным-полно знаменитостей.

– Неужели Эдгар Бронфан-младший? – удивилась Лиззи.

– Ты всех знаешь, – заметила Джина.

– Лиззи – умница, – согласился я. Жена подернула плечами:

– Просто читаю раздел сплетен, как все.

Я улыбнулся: только Лиззи способна подать такую реплику.

Хотя жена старательно играет в любимую игру Манхэттена, «кого-я-знаю», но ее вовсе не увлекает сам процесс. Это занятие никогда не имело для нее первостепенного значения, любимая считала его лишь основной частью работы. Ведь информация – основная валюта, в которой ведет торговлю жена.

Вскоре после знакомства Лиззи объяснила мне суть своего бизнеса: «В пиаре только два факта имеют значение: кого ты знаешь… и с кем ты знаком».

«А тебе не случалось проводить сделки?»

Лиззи запустила пальцы в волосы на моей макушке и лукаво улыбнулась: «Ты – закрываешь, я – влияю…»

Вот вам и построенный на соблазне довод в пользу покупки… Не удивительно, что я тотчас же оказался околдован. И остаюсь очарован и по сей день, с тех самых пор, как впервые повстречал Лиззи (весной девяносто третьего), когда мне в Нью-Йорке наконец-то улыбнулась удача.

Прежде я едва зарабатывал на прокорм, трудясь «менеджером отдела по подбору персонала» в крупном агентстве по трудоустройству, расположенном в центре города. Просто очередная тупиковая работа из серии тех, что пришлось сменить с той поры, как впервые перебрался в город шесть лет тому назад.

Сперва казалось, что даже возможность зацепиться в Нью-Йорке – уже победа. На Семьдесят Пятой, между Фёрст и Йорк-стрит, снял похожую на железнодорожное купе паршивую однокомнатную квартиру за восемьсот пятьдесят долларов в месяц (вся свойственная дешевым квартирам низкосортность проявлялась в одной детали: ванна стояла на кухне). Затем уцепился за первую же подвернувшуюся работу – ассистент по телефонным продажам в компании «Брукс Брозерс», то есть стал одним из парней, которые принимают у вас по телефону заказы на хлопчатобумажный твил.

Я не очень-то четко определил цели и задачи собственного карьерного роста. И не вполне представлял, кем хочу стать, когда вырасту.

Хотя я изо всех сил стремился найти «менеджерскую» работу, удавалось лишь перескакивать с одного низкоуровневого места на другое, всё время надеясь, что в конце концов очередной переход принесет повышение. И даже сидя на телефоне, принимая заказы для «Брукс Брозерс», я надеялся подняться до уровня руководителя, пока мне не объяснили: при том занюханном статусе, с которым я пришел на службу, придется проработать несколько лет, прежде чем серьезно встанет вопрос о повышении.

А потому я плыл дальше по течению, меняя одну отупляющую работу на другую, включая одуряющую работу в отделе печати при «Сакс – Пятая авеню». Проведя семь скучных месяцев за составлением описаний женского нижнего белья и постельных принадлежностей, ушел оттуда и стал «ответственным за трудоустройство» в фирме по подбору персонала, расположенной в центре города.

Проведя на столь зажигательной должности около трех месяцев, познакомился с Чаком Занусси.

Чак обратился в фирму с просьбой подыскать нового секретаря, вопрос поручили мне, и целую неделю мы с ним разговаривали по телефону, пока Занусси тщательно просеивал предложенных кандидатов.

Должно быть, я произвел на Чака благоприятное впечатление настроенностью на результат, поскольку во время последнего телефонного разговора он спросил:

«А что такой умный парень делает на такой бесперспективной работе?»

«Ищет способ найти занятие получше. И поскорей».

«Как думаешь, сумеешь продавать?»

«Можете не сомневаться, – соврал я, – еще как сумею».

«Тогда приходи, обговорим».

Однако, проработав в «Компу-Уорлде» около недели, я понял, что вызывающе самоуверенное утверждение оказалось верным. Совершив первую сделку (продав одну восьмую страницы компании под названием «Лок-Ит-Ап», занимавшейся обеспечением безопасности программного обеспечения), я понял: вот оно, призвание! Оказалось, что каждая продажа – небольшая победа, достижение (не говоря уже о лишней паре долларов, переходившей в карман). Чем больше площадей удавалось продать, тем больше я узнавал о тонкостях искусства продаж: как убалтывать клиентов, как заговаривать им зубы, как расставлять ловушки.

Вскоре после устройства на работу в «Компу-Уорлд» Чак Занусси посоветовал: «Каждый раз, когда продаешь, представляй себе, что соблазняешь. Цель – затащить клиента в постель, но так, чтобы он не догадался, что с него сдирают одежду. Станешь лапать, слюнявить шею – получишь по рукам. И помни: секрет соблазна – в привлекательности».

Две недели спустя, идя по конгресс-центру «Джевитс», я вспомнил совет. Я приехал на свою первую промышленную выставку, «СОФТУС», национальный болтафон в сфере продаж компьютерных программ. Блуждая среди тысячи (или около того) стендов, расставленных в главном выставочном зале, заметил рекламу компании под названием «Микро-Менидж» – весьма высоко котировавшейся среди фирм, перечень которых Чак Занусси вручил мне вскоре после начала работы в «Компу-Уорлде».

«У парней из «Микро-Мениджа» есть отличный продукт, называется «Диск Либерейтор», – говорил Чак. – Но рекламировать новинку нашими силами «Микро-Менидж» не спешит. Прочитай о новом продукте всё, что найдешь, и договорись с гадами».

До сих пор «Микро-Мениджу» удавалось избегать моих звонков. Вот почему я с такой радостью наткнулся на их выставочный стенд и обнаружил, что от вида представителя компании просто захватывает дух.

За двадцать. Длинные ноги, высокие скулы. Угольно-черные волосы подстрижены коротко, по моде. Роскошный темный деловой костюм. Полная поглощенность телефонным разговором при моем приближении.

«Пока, – попрощалась незнакомка с собеседником и протянула руку. – Я – Лиззи Говард, чем могу помочь?»

Крепкое, деловое рукопожатие, защитный слой утонченности и легкий акцент жительницы штата Нью-Йорк.

«Нед Аллен, «Компу-Уорлд», – представился я. – Вам знаком наш журнал?»

«Возможно», – сказала девушка, и в ее глазах пробежали задорные искорки.

«Если работаете на рынке программного обеспечения, то вы наверняка знакомы с нами. Мы – один из лучших компьютерных журналов в Америке».

«Третий по величине», – уточнила она.

«Так значит, мы вам знакомы?»

И снова – тонкая, игривая улыбка.

«Возможно».

«Ну я-то точно знаю о вас всё».

«Вот как?»

«Конечно, – я старался игнорировать проскальзывающий в её голосе сарказм, – компания «Микро-Менидж» – создатель «Диск Либерайтора». Легкий способ избавить жесткий диск он лишних файлов.

«Впечатляет», – заметила Лиззи.

«Собственно, – продолжал я, – «Диск Либерейтор» гораздо безопасней, чем любая другая программа, содействующая расчистке «Виндоуз». Гораздо эффективней, чем любой из собственных антиустановщиков приложения. И быстрее, чем…»

«Так значит, вы и вправду ознакомились с нашей рекламой?»

«Входит в мои обязанности. Кроме того, я должен добиться того, чтобы вы заключили рекламное соглашение с «Компу-Уорлдом».

«Но лидер на рынке – «Пи-Си Глоуб», и мы уже договорились с ними».

«Видите ли, Лиззи, основной недостаток лидеров – в том, что они убеждены, будто у них нет конкурентов, и поэтому совершенно не обязательно уважать клиентов…»

«А вы готовы предложить нам только уважение?»

«И, конечно же, скидки».

«В каком объеме?»

«Ну, скажем так: стандартные расценки на полную страницу в середине журнала – тридцать пять тысяч. Но для нового клиента, наподобие «Микро-Менидж», мы смогли бы предложить рекламу по цене…»

«.. Тридцать тысяч», – прервала меня собеседница.

«Я бы с радостью, но не могу скинуть целых двенадцать процентов от…»

«Тридцать одна тысяча пятьсот».

«И в этом случае остается десятипроцентная скидка – слишком много. Вместе с тем тридцать две пятьсот…»

«Продано».

«Что?» – в замешательстве переспросил я.

«Продано», – повторила Лиззи.

«Что… э-э… продано?» – слова подыскивались с трудом.

«Реклама для компании «Микро-Менидж». Целая страница. Хотелось бы в июльском выпуске…»

«Я лично прослежу, чтобы реклама вышла именно в июле».

«Отлично. Да, на всякий случай: нам, конечно, не нужно самое лучшее место, но если заставите нас ютиться на последней странице, то больше никогда о нас не услышите…»

«Вы получите достойное размещение».

«Рада слышать».

«Просто… э-э… было бы здорово встретиться снова».

«Правда?» – Девушка, избегая моего взгляда, принялась перекладывать брошюры.

«Да. Очень здорово. Если вы… э-э… заинтересованы…»

«Возможно», – И, прежде чем вернуться за стенд, она протянула мне свою визитку.

««Мосман энд Китинг Паблик Рилейшенз», – прочитал я вслух название фирмы. – А какое отношение вы имеете к «Майкро-Менедж»?»

«Я работаю у них представителем по связям с общественностью».

«Но кто занимается рекламой?»

«Брюс Халперн из «Оджилви энд Мейзер». Но Брюс обычно соглашается на любую рекомендацию по рекламе, которую я даю. Конечно, если вы намерены переговорить с ним лично…»

«Нет-нет, я не имел в виду….»

«Я хочу сказать, если Вы не хотите общаться с каким-то пресс-секретарем…»

«Простите, я Вас, кажется, оскорбил?»

Лиззи пожала плечами:

«Ничего, переживу».

«Простите».

«Извинения приняты. Вы – новичок в продажах, да?»

«Это так очевидно?»

«Правило номер один: никогда не допускай перебора. Особенно если другой игрок дает понять, что знает прикуп».

«Так значит, мы еще поговорим?»

Брови девушки еле заметно приподнялись:

«Возможно».

На следующей неделе я трижды звонил ей в офис. Каждый раз она оказывалась «на встрече». В четвертый раз удостоила ответом.

«А вы, оказывается, из упорных?» – спросила она, сняв трубку.

«А вам отлично удается изображать недоступность».

«Ну конечно. Если женщина не спешит отзвониться после первого раза, то, значит, хочет пофлиртовать. И ответственная, нервная работа здесь совершенно ни при чем».

«Я так полагаю, о совместном ужине сегодня не может быть и речи?»

«Думаю, я смогла бы потратить вечер, выслушивая ваши аргументы в пользу покупки».

Тогда мы впервые поужинали вместе. Было уже поздно, тарелки давно опустошены, мы выпили по мартини и бутылку зинфанделя, и как раз заказали еще по бокалу вина, чтобы не отпускать пьянящее ощущение. Может быть, во всем виноват был излишек алкоголя, а может – чувство уюта, из-за которого девушка казалась еще более светоносной, чем во время первой встречи. А может быть, дело в том, что за два часа, проведенных вместе, разговор не прерывался ни на наносекунду. Чувствовалось: между нами пробежала искра. Уже не помню почему я внезапно посмотрел ей прямо в глаза и выпалил: «А знаешь, я на тебе женюсь».

За невероятно глупым признанием последовала долгая тишина, во время которой я искренне желал, чтобы под ногами разверзся пол и поглотил меня. Но Лиззи, судя по всему, ничуть не смутило предложение руки и сердца, сделанное спьяну. Она все так же гладила пальцем тыльную сторону моей ладони, изо всех сил стараясь сдержать смех.

Наконец, одарив меня хмельной улыбкой, заметила:

«А тебе еще и правда предстоит многому научиться в продажах».

«Извини-извини, история не знает более глупого откровения…»

«Заткнись. Лучше поцелуй», – прервала меня Лиззи.

В ту же ночь, гораздо позднее, когда мы лежали в постели в ее крошечной квартирке-ателье на пересечении Девятнадцатой и Второй, она повернулась ко мне лицом и сказала:

«Вот видишь, упорство всегда оказывается вознагражденным».

«Игра в неприступность – тоже».

«Умный». – И Лиззи рассмеялась.

«Стараюсь».

«Хочешь сказать, что похож на меня?»

«Старое ирландское присловье: нас здесь двое».

«Правда?»

Моя рука обвилась вокруг женского тела, я привлек ее к себе:

«Видимо, да».

«Поживем – увидим», – Лиззи прижалась ко мне.

С той первой пьяной ночи, проведенной вместе, прошло четыре с половиной года, а нас все еще двое. Хотя мы и оставались почти что неразлучными с того самого первого ужина (свадьба состоялась в девяносто четвертом), совместная жизнь, как водится, вовсе не была безоблачной: как раз месяц тому назад удалось путем переговоров успешно миновать тяжелый период, который (предоставь мы проблему самой себе) неминуемо засосал бы нас с головой.

Мы не соревнуемся на профессиональной ниве, не трахаем друг другу мозги, отстаивая свое превосходство. Искренне любим друг друга. Если конкретней, то нам всё еще удается удивлять друг друга. А кто из супругов может похвастаться подобным, проведя вместе почти что пять лет?

Но в отличие от меня, жене неведом страх утратить силу убеждения. Не свойственна ей и потребность всякий раз доказывать собственную крутизну, размахивая золотой картой «Амэрикан Экспресс».

– Позвольте нам решить вопрос, – попросил я знакомых, когда принесли счет. Лиззи поджала губы, но промолчала.

– Нед, здесь же целое состояние, – вмешалась Джина, – давайте хотя бы поделим поровну.

Разворачиваю сложенный пополам счет, оставленный официантом. Триста восемнадцать долларов. «Ой…»

– Заплатите в следующий раз, – небрежно швыряю кредитку на поднос, истово молясь, чтобы карту приняли к оплате (в начале недели пришло письмо от компании, грозившее едва ли не серьезными увечьями, если не заплачу остаток по просроченным счетам).

– Взгляните-ка, кто зашел, – заметил Айан.

Мы все, одновременно с остальными посетителями общего зала, на долю секунды поворачиваем шеи в сторону невероятно рослого, крепко сбитого мужчины немногим старше пятидесяти лет. В движениях сквозит легкая непринужденность уверенного в себе человека. При росте в шесть футов четыре дюйма незнакомец возвышается в помещении, точно башня. На рослом теле тренированного атлета не было ни унции лишнего веса. Лицо покрыто несходящим загаром. Пиджак и рубашка сшиты, видимо, у Севайль Роу. Прямой взгляд иссиня-серых глаз выдержать трудно. Но сильнее всего потрясли руки: громадные, как медвежьи лапы. Загребущие лапы ненасытного человека.

– Надо же, сам Великий Вдохновитель пожаловал, – произнес Айан.

«Великий Вдохновитель», он же – Джек Баллентайн. Если вы не выпадали из списка живых и сообщества разумных существ в течение последних двадцати лет, вам наверняка известно всё о Джеке Баллентайне. Открывшийся в университете талант регбиста у сына рабочего-металлурга из Гаррисбурга, штат Пенсильвания; полная стипендия от штата Мичиган; статус известнейшего среди всех университетских команд защитника, мастерство которого даровало «Ковбоям Далласа» троекратную победу на розыгрыше Суперкубка, – такова карьера прославленного Джека.