Текст книги "Герой Рима (ЛП)"

Автор книги: Дуглас Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Готовы? – спросил Лунарис.

– На три. Один два три.

Тело Креспо приземлилось лицом вниз среди лошадиного и ослиного дерьма и, насколько мог судить Валерий, содержимого выгребной ямы владельца.

– Отлично. Он среди друзей, – рассмеялся Лунарис.

– Подожди. – Валерий подобрал палку, прислоненную к двери конюшни, и начал тыкать навоз у лица Креспо, пока у него не появилось место для дыхания. – Нет смысла убивать его.

Лунарис фыркнул. – Я бы не был так в этом уверен.

Глава XVI

«Валерий, дражайший сын и отцовская гордость, приветствую тебя. Ливий сообщает, что ты в добром здравии и исполняешь свой долг. Не беспокойся за отца своего; его суставы могут скрипеть в эти дни, но он процветает, как оливковые деревья на южном склоне за рекой, с каждым годом все более корявый, но по-своему все еще продуктивный. Гранта и Кронос тоже шлют привет».

Письмо пришло к нему из Глевума и, должно быть, было написано двумя месяцами раньше. Валерий улыбнулся, снова прочитав начало. Типичное послание отца сыну; изобилует семейными любезностями, но содержит упрек в каждой строчке. Тот факт, что Ливий сообщил о его состоянии, должен был сказать ему, что он этого не делал не. Скрип суставов был намеком на то, что его отец чувствует себя покинутым. Гранта и Кронос были двумя вольноотпущенниками, управлявшими поместьем. Он изо всех сил пытался найти скрытый смысл в их включении, но не сомневался, что оно было где-то там. Он читал дальше. «Я все еще жду ответа от Императора в связи с моей просьбой о встрече. Я знаю, что прошло уже несколько месяцев, но я сохраняю некоторую надежду на продвижение по службе и возрождение благосостояния нашей семьи. Император прекрасный молодой человек, у которого много обязанностей, но я предпринял шаги для того, чтобы мое прошение было передано ему.»

Валерий почувствовал, как его сердце упало, когда он прочитал последнее предложение. Даже в далекой Британии было ясно, что заниматься политикой в Риме при императоре Нероне может быть так же опасно, как идти в ночной патруль в силурских болотах. Его отец процветал благодаря дружбе с императором Тиберием, но это было давно. Он пережил Калигулу, только потому что, вернулся в поместье и решительно игнорировал уговоры каждой конкурирующей фракции. При Клавдии наступило короткое возрождение, которое закончилось каким-то неосторожным поступком, который его отец никогда бы не стал обсуждать, и который оставил в нем стойкую ненависть к вольноотпущеннику старого императора, Нарциссу. Сейчас было не время возвращаться в политику. Проблема была в том, что Луций считал, что у него есть друзья при дворе.

«Буквально на днях у меня была очень приятная встреча с твоим старым учителем Сенекой, и он ввел меня в курс событий в Риме и в сенате.» Валерий застонал. Мальчиком он учился у великого человека, и теперь философ владел поместьем в долине, соседней с его отцом. Сенека, которому чуть за шестьдесят, мог быть замечательным собеседником за обедом, веселым и эрудированным, придумывая аргументы, которые могли вывернуть человека наизнанку и заставить его спорить с самим собой. Он также был безрассуден и опасен, для знакомства. Одно слишком умное замечание лишило его покровительства Калигулы и легко могло стоить ему жизни. Однако как раз в тот момент, когда его звезда снова взошла, вопиющая связь с сестрой ныне покойного императора, Юлией Ливиллой, привела к тому, что он был отправлен в изгнание ее дядей, преемником Калигулы, Клавдием. Жена Клавдия Агриппина спасла его от безвестности на Корсике, чтобы обучать ее сына, и теперь тот же самый сын правил империей, а Сенека сидел рядом с ним. «Сенека советует тебе немедленно подумать о том, чтобы покинуть Британию – по его словам это можно устроить, – и возобновить свою юридическую карьеру. Похоже, наша островная провинция не оправдала ожиданий Императора. Он видит только огромные траты без ощутимого результата, и только его уважение к достижениям покойного отчима поддерживает его интерес. Мой друг опасается, что проценты не могут быть бесконечными. Он намекнул, что, если бы у меня были инвестиции в Британии, было бы разумно отозвать их и направить в другое место. Но мое единственное вложение – это ты, сын мой.» Валерию представилось, что он видит пятно на письме там, где упала случайная слеза. «И мысль о том, что это вложение окончит свои дни на острие копья какого-нибудь дикаря, несомненно, сокращает срок пребывания в должности, и без того печально сокращенной явными тяготами, жизни...»

Затем последовал еще один эмоциональный шантаж, прежде чем письмо превратилось в список жалоб, направленных против погоды, рабов, достойных Гранты и Кроноса, которые были единственной причиной, по которой поместье оставалось прибыльным, цены на оливковое масло, которые упали, и цены на корма для скота, которые взмыли вверх.

Валерий отложил письмо, не дочитав его, зная, что оно, несомненно, закончится еще одной мольбой о его возвращении в Рим. Но мысли его были сосредоточены на содержании. Амбиции старика и так беспокоили, но как насчет намеков на большую политику? Мог ли Нерон действительно думать о том, чтобы покинуть Британию? Казалось невероятным, что такие огромные инвестиции в золото и кровь могут быть отброшены так легко. Нет, это было невозможно. Он был здесь, в Колонии, осязаемым доказательством того, что Британия – это Рим. Город с именем императора и храмом бога-императора в его сердце. И предложение Сенеки, чтобы Луций отозвал свои несуществующие вложения: как это согласуется с тем, что он слышал об огромной доле, которую философ имел в провинции? Нет, его отец, должно быть, неправильно понял.

Позже Валерий отправил Лунариса доставить мечи и щиты в арсенал ополчения. – Затем можешь отнести лопаты второй центурии на Вентскую дорогу. Ты должен вернуться к ночи. Хорошо выспись. Мы идем на охоту утром.

Лунарис одарил его взглядом старого солдата. – Охоту?

– Ты сказал, что тебе скучно чинить дороги.

– Это зависит от того, на кого мы будем охотиться.

– Кабан, я думаю.

Легионер просиял. – И мы едим то, что убиваем? Где?

– В поместье Лукулла, бритта, августала храма Клавдия.

Лунарис нахмурился. – Ты уверен, что тебе нужен только кабан?

Теперь настала очередь Валерия выглядеть обеспокоенным. – Почему? Что ты слышал?

Здоровяк пожал плечами. – Просто болтовня в палатке. Вы были там, у бритта, на днях, и квестор Петроний что-то вынюхивал, задавая вопросы.

– Тебе следовало проткнуть этого ублюдка. Какие вопросы?

– Это то, что интересует вас, придурков. Кто ваш отец. Есть ли у вас друзья в высших кругах. Спросите центуриона Криспина. Я узнал это от его писаря.

– С которого спущу кожу, если узнаю, что он имеет к этому какое-то отношение.

Лунарис спрятал улыбку. Он знал, что Валерий был не из тех офицеров, которые приказывают выпороть солдата. Молодой трибун был человеком, которого легко было полюбить, и они сблизились настолько, насколько могут сблизиться люди их очень разных классов на медленном обратном пути из Лондиниума. Валерий привязал свою лошадь к повозке с волами, и большую часть пути они шли вместе. Несмотря на всю свою древнюю родословную и высокое образование, трибун в душе был деревенским парнем. Он указал на животных и знаки животных, которых Лунарис, выросший в гноящихся закоулках в долинах между семью холмами Рима, никогда бы не увидел без его помощи. Гладкая выдра, скользящая по глубине речного пруда с серебристыми пузырьками, струящимися из ее боков, и застенчивая лань, выглядывающая из тени придорожной рощицы. Старая лиса-собака, которая перешла дорогу прямо перед ними с одним из своих детенышей во рту. Лунарис, в свою очередь, рассказывал о том, как выживал благодаря своей смекалке среди детских банд Vicus Bellona в Субуре, ловко воруя яблоки или привлекая внимание пекаря, пока быстроногий сообщник крал буханку, которую они потом делили. К тому времени, когда они прибыли за ворота Колонии, они стали друзьями, что дало Лунарису некоторую свободу действий, когда они были одни. Но он был легионером, а Валерий был офицером легиона, и были пределы, которые оба понимали.

– Мне лучше уйти, если я должен вернуться к темноте, командир, – предложил он.

Валерий отмахнулся от него и направился к западным воротам. Ювелирная лавка была частью виллы, выходящей на главную улицу, недалеко от особняка Лукулла. С дороги она выглядела не очень, но внешний вид мог быть обманчивым. Такая вилла может занимать целый городской квартал с лабиринтом из десятков смежных комнат и дворов за невзрачным фасадом. Скорее всего, она было менее грандиозной – Корвин не произвел на него впечатление человека, которому нужно выставлять напоказ свое богатство, – но, безусловно, достаточного, чтобы показать, что бывший оружейник мудро вложил свою пенсию и свои таланты. Эта мысль напомнила Лукулла, а от Лукулла – Петрония. Несомненно, у него были свои причины задавать вопросы о скромном заезжем трибуне, но интерес квестора посеял семя беспокойства.

Корвин ждал его в лавке, как они и договаривались. – Надеюсь, ваше дело в Лондиниуме успешно завершено, – вежливо сказал он.

Валерий упомянул о новеньких мечах и щитах, которые он получил от интенданта в городе, и лицо ювелира просветлело. – В мое время тебе бы это не сошло с рук, но, клянусь бородой Марса, я благодарю тебя за это. Это дюжина ржавых шипов, которые называют себя гладиями, которые мне больше никогда не придется затачивать, и дюжина щитов, годных только для тренировочной площадки, которую я могу заменить.

Валерий улыбнулся. – Работа завершена? – спросил он, меняя тему.

– Так и есть, – сказал Корвин. – Он у меня здесь. – Он потянулся к верхнему ряду шкафа с множеством ящиков позади себя и вытащил кожаную сумку, которую положил на стойку между ними. – Надеюсь, это вас удовлетворит. – Он дернул завязки сумки и высыпал содержимое себе на руку. – Я мог бы сделать что-нибудь потоньше – возможно, добавить цепочку – но время…

– сказал он извиняющимся тоном.

– Нет. Это именно то, что я хотел.

Это было идеально. На тонком шнурке из мягкой кожи свисала крошечная фигурка атакующего кабана, выполненная золотом, копия эмблемы, украшавшей щиты Двадцатого. Мастерство было удивительно тонкое, и Валерий едва мог поверить, что оно было создано массивными руками мастера, которые его держали. Подвеска сияла блеском, который противоречил ее размеру, и была предметом невероятной красоты. Это стоило ему месячного жалованья и стоило каждого сестерция, потому что не выглядело бы неуместно на шее королевы. Он надеялся, что к завтрашнему вечеру она будет висеть у Мейв.

– Поздравляю тебя, – сказал Валерий. – Работа самая изысканная, лучшее, что я когда-либо видел. Но как…

Корвин мог оскорбиться, но он только рассмеялся. – Иногда человек всю жизнь кует мечи, но в глубине души знает, что у него есть умение создавать более тонкие вещи.

Валерий заплатил оговоренную сумму, а Корвин аккуратно положил ожерелье обратно в кожаный мешочек. – Вашей даме очень повезло. Скажите ей принести его сюда, и я сделаю для него цепочку. Бесплатно. Я не забыл твоих красивых новых мечей. Но, конечно, она будет в Риме?

Валерий взял мешочек и улыбнулся на прощание. – Нет, – сказал он. – Ее нет в Риме.

Когда он ушел, Корвин обдумал последние слова трибуна и закусил губу. Должен ли был он что-то сказать? Нет, это не его дело.

***

Лунарис не подходил лошади. И лошадь не подходила Лунарису. Это был запасной конь Валерия; галльская кобыла с красивыми чистокровными линиями и игривым характером, сделанным еще более игривым из-за того, что на ней не ездили больше недели.

– Не натягивай поводья. У нее нежный рот, – упрекнул его Валерий, жалея, что вместо этого он не посадил дупликарию на вьючного мула.

– А у меня нежный зад. Если я не буду продолжать дергать поводья, она окажется в стране бригантов, а ты будешь охотиться в одиночестве.

– Мне казалось, ты говорил, что умеешь ездить верхом?

– Я сказал, что ездил верхом, – с достоинством объявил Лунарис. – Я не говорил, что ездил на такой большой лошади.

Валерий попытался представить себе легионера на чем-нибудь меньшем. – Когда это было?

– Когда мне было шесть или семь. Но есть вещи, которые ты никогда не забудешь.

Валерий снова посмотрел на него, низко склонившись над ушами кобылы, словно мог контролировать ее силой воли. – Да, есть вещи, которые никогда не забываешь, – согласился он.

– Мы же не будем охотиться верхом? – обеспокоенно спросил Лунарис.

– Надеюсь нет.

Они прибыли на виллу Лукулла под мелкой серой моросью, которая, как понял Валерий, была стандартным утренним приемом Британии. Лунарис хмыкнул от облегчения, увидев ожидающую пешком охотничью группу, но Валерий подавил проклятие, увидев, как они одеты. Достоинство римского офицера не позволяло ему предстать перед своим варварским войском ни в чем, кроме полной формы, включая алый плащ. Дюжина ожидавших их мужчин – он заметил, что все они были бриттами – были одеты в однотонную коричневую и зеленую одежду: рубашки из плотной ткани и штаны, способные защитить от самых крупных зарослей ежевики, идеально гармонирующие с ландшафтом и пропитанные ланолином, чтобы сохранить от дождя.

– По крайней мере, мы сможем найти друг друга, – пробормотал Лунарис сбоку.

– Добро пожаловать, друзья мои. – Лукулл, улыбаясь, вышел из дома, и Валерий был рад видеть, что его сопровождает Киран, дворянин иценов. Он посмотрел за двух мужчин, ища Мейв, но ее нигде не было видно. Триновант продолжал – Вы поели, я надеюсь? Хорошо. Мы не будем есть до восьмого часа, но я распорядился, чтобы на охоте нам приносили еду. Видите ли, мы цивилизованные люди.

Валерий увидел, что Киран изучает его с сочувствующей улыбкой. Он подошел к боку лошади и похлопал ее по боку. – Прекрасный зверь. Из Галлии? Хорош для скачек и сражений, но не для охоты. – Он понизил голос. – Как и твоя форма. Если ты и твой товарищ проследуете за мной в дом, думаю, я смогу найти для вас что-нибудь более подходящее.

Двое римлян переглянулись, и красивый кельт узнал их взгляды.

– Не беспокойтесь. Ваше прекрасное оружие и доспехи будут в безопасности под крышей Лукулла. Не все мы воры несмотря на то, что думают ваши люди.

Валерий почувствовал жар смущения на своем лице. – Мне жаль. Мы не хотели производить такое впечатление. Но мы солдаты, и эти вещи нам дороги.

– Как и они для нас, – любезно сказал ицен. – Я положу твой меч рядом со своим, а твой шлем с моими браслетами и торком.

Он привел их в комнату, где они могли переодеться, и показал им, куда положить доспехи и оружие. Лунарис закончил одеваться первым, кряхтя и втискиваясь в пару клетчатых шерстяных штанов, которые с трудом налезали на его солидный зад.

– Я сажаю тебя на половинный паек на месяц, – пошутил Валерий. – Иди туда и узнай, что происходит. Я присоединюсь к вам через минуту.

Рубашка и штаны были из более плотной ткани, чем аналогичная римская туника и наручи, но он мог двигаться гораздо свободнее, чем в нагруднике и шлеме. Он оставил свой гладий с доспехами, но сохранил свой пояс и прикрепленный к нему короткий кинжал. На поясе также был небольшой мешочек, и он осторожно поместил кожаный мешочек с амулетом вепря внутрь и убедился, что он надежно закреплен. Он чувствовал себя диковинным в незнакомой кельтской одежде и хотел, чтобы у него было зеркало, чтобы увидеть, как он выглядит, – мысль, которую он немедленно изгнал. Дурак. Ты выглядишь точно так же, как все, только с более короткими волосами и без гноящихся усов.

Он поспешил в коридор и столкнулся с кем-то, спешащим в другую сторону. Его первым ощущением была мягкость, затем сила: тепло, за которым последовал страх. Мейв ахнула, когда ее тело ощутило его прикосновение, и ее глаза расширились от удивления, когда она увидела красивого молодого человека в знакомой кельтской одежде. Ей потребовалось мгновение, чтобы узнать Валерия. Взгляд быстро сменился другим, который исчез прежде, чем он успел решить, что это было. Валерий хотел, чтобы его ноги двигались, но они почему-то не слушались. Его грудь сжалась, и его тело, казалось, покалывало так, как он испытал только один раз, когда его застали на улице во время грозы. Сегодня она носила распущенные волосы, а ее длинное платье было из темно-синей шерсти, с поясом на талии, который подчеркивал тяжесть ее груди и ширину бедер.

Он сделал шаг назад и поклонился. – Мейв.

Она слегка нахмурилась и опустила голову. – Трибун.

Он хотел протянуть руку и поднять ее подбородок, чтобы она смотрела ему в глаза, и сказать ей, что его зовут Валерий, но сказал только – Ты присоединишься к нам сегодня на охоте?

Кремовая кожа на ее лбу слегка сморщилась, и он понял, что она улыбается. – Не все британки – могущественные амазонки ваших тайн, господин. Мы готовим и ткем, но мы не охотимся и не сражаемся.

– Я прошу прощения. – Казалось, они целую вечность извиняются друг перед другом. – Вы, должно быть, считаете меня некультурным.

Она подняла голову и уставилась на него. – Нет, я так не думаю.

Он потянулся к сумке на поясе, но она почувствовала его намерение и положила свою руку на его. Тепло ее прикосновения было похоже на клеймо. – Вы должны поторопиться. Они ждут.

– Смогу ли я…

– Если на то будет воля богов. Вспомни сову.

Крик с порога позвал его. Он посмотрел на нее и кивнул. Потом он исчез.

Она смотрела ему вслед, пытаясь угадать противоречивые чувства, бушевавшие в ней; зная, что это самые опасные человеческие эмоции, но не зная, какая из них выиграет бой.

 Глава XVII

Лукулл шел впереди по грязным, усеянным колючками тропам, пересекавшим поля его поместья. Большинство загонов предназначалось для разведения овец или свиней, хотя в некоторых пасутся тощие, серо-коричневые коровы. Сельскую местность усеивали небольшие фермы, каждая с амбаром и загоном для скота, а вокруг них в настоящее время бесплодные пространства, которые весной будут засеяны зерном.

Валерий и Лунарис шли вместе, и Валерий хотел, чтобы Киран присоединился к ним. Римская охота будет регулировалась традициями, насчитывающими сотни лет, и он почти не сомневался, что охота бриттов будет такой же. Но ицены шли вперед со своим хозяином, и казалось маловероятным, что их более близкие товарищи смогут их просветить. Бритты почти не обращали внимания на двух римлян, если не считать случайных насмешливых взглядов, они шли, возбужденно болтая на своем родном языке. За охотниками шли слуги и рабы, у каждого было длинное копье.

– Что произошло, пока я был на вилле? – спросил он Лунариса.

– В основном они интересовались, что вас удерживает, – сказал дупликарий. – Что тебя удерживало?

– Должно быть что-то было. – Валерий позволил своему нетерпению проявиться.

Лунарис пожал плечами. – Маленький вождь, толстый, распределил всех по парам. Ты с ним, а я с высоким дружелюбным. После этого он произнес речь под этот их гомон, и они приветствовали его. – Он огляделся. – Они – странная компания. То они послушны, как овцы, то рычат, как волки. Я жалею, что у меня нет с собой меча.

Валерий улыбнулся, вспомнив аналогичный комментарий Каста. – Мы в достаточной безопасности с Лукуллом. Во всяком случае, я охотился на волков в имении моего отца.

– Только не на этих волков! Будь осторожен, когда будешь в высокой траве. Мы будем выглядеть глупо, если в конце концов какой-нибудь друид будет тыкать нам в печень, чтобы узнать, будет ли завтра дождь.

К этому времени они приблизились к широкой полосе леса, которую время от времени охраняли небольшие группы людей, каждая из которых держала пару рычащих гончих. Валерий услышал, как Лукулл выкрикнул его имя, и проводник повел их вперед.

Он изучал животных, вспоминая рассказы о бойцовских собаках бриттов, которых дрессировали перегрызть горло человеку. Лукулл заметил его интерес. – Мои гончие, – гордо сказал человечек. – Я сам их разводил. Они выслеживали нашу добычу с рассвета. Я проинструктировал своих лесничих, что интерес представляют только самые крупные звери – в вашу честь, конечно.

Валерий поклонился в знак благодарности, но были и другие почести, которые он предпочел бы получить.

– Кажется, они загнали кабана в этот лес. Несколько собак было потеряно, и он, без сомнения, будет изрядно потрепан, но он все равно послужит нам хорошей забавой. Кажется, я уже охотился на этого кабана раньше, но он всегда побеждал меня. Весной он вырвал зеленые побеги, а совсем недавно уничтожил колосья ячменя. Он был дорогим гостем.

– Значит, мы подождем, пока собаки как следует его загонят в угол, а затем окружим?

– О нет, – серьезно сказал Лукулл. – Это не одна из ваших арен. Это было бы слишком просто и в этом было бы мало чести. Вепрь должен иметь свою возможность, как и мы. Вы отличаетесь от нас, видите ли; мы уважаем птиц и зверей, на которых охотимся, ибо у каждого из них есть душа, как у каждого человека есть душа, и боги наблюдают за ними, как и за нами. – Он грустно улыбнулся. – Будем надеяться, что боги – оба наших бога – сегодня с нами.

Мужчины разделились на пары, и Лукулл принял упряжку гончих от одного из лесничих. Валерий нашел Кирана рядом с собой. – Ты возьмешь кабана первым как почетный гость, – тихо сказал он. Он отошел в сторону, когда слуга протянул Валерию копье семи футов в длину, твердое и тяжелое, с широким листовидным лезвием и деревянной крестовиной на трети длины древка. – Крестовина нужна для того, чтобы кабан не смог достать до тебя своими клыками, – объяснил он. – Лукулл будет держать собак на поводке до последнего момента. Кабан будет зализывать свои раны глубоко в зарослях, а лесничий поставит вас туда, где он, скорее всего, появится. Когда собаки найдут его, он убежит. Они останутся с ним, но, когда он увидит вас, он придет именно за вами. Видите ли, он знает своего врага. Когда он придет, его голова будет опущена. Значит, ты тоже должен быть низко, ибо копье должно попасть ему в грудь, чтобы убить его. Удар в любое место на голове, и острие соскользнет с его черепа, похожего на железо. На флангах это только больше разозлит его. Помни, только в грудь.

– Мы готовы, – объявил Лукулл. Валерий поднял копье и сбалансировал его между руками, инстинктивно найдя наиболее эффективный хват, чтобы в нужный момент без колебаний и размышлений направить острие туда, где это было необходимо. Он не чувствовал страха, только подавленное возбуждение от охоты. Его сердце забилось быстрее в груди, ударяясь о грудную клетку, и он заставил себя контролировать его, потому что знал, что страсть была его врагом. Он должен очистить свой разум и сосредоточить все свои чувства на своей добыче. Медленно он последовал за Лукуллом к коричнево-золотому склона, две собаки натянули поводок, попеременно рыча и лая, когда легкий ветерок доносил до них запах их добычи.

Когда они подошли к укрытию деревьев, Валерий увидел, что лес гораздо менее густой, чем кажется снаружи, и, когда они углубились, он понял, что, то, что он считал диким лесом, тщательно обрабатывалось на протяжении поколений. Промежутки между деревьями показывали, где были заготовлены разные виды древесины. Дуб для сруба домов и изготовления щитов; ясень, собранный для изготовления длинных копий, которыми так эффективно владели бритты; граб, тис и конский каштан. У всего было свое применение. Каждая поляна быстро заполнялась колючим кустарником и колючками, которые служили идеальным укрытием для куропаток и вальдшнепов, оленей и диких быков. И для гигантского кабана, который совершил набег на поля Лукулла.

К этому времени собаки постоянно шли по следу и бросались с поводков, почти задыхаясь в своем рвении добраться до своей добычи. Лукулл, должно быть, был сильнее, чем казался, иначе он бы никогда не удержал их. Это были массивные звери, черно-подпалые на боках, высотой до человеческого живота, с глубокой, мощной грудью, большими головами и пастью, полной устрашающих зубов. Глаза бритта встретились с глазами Валерия, и он усмехнулся, возбуждение момента было таким же яростным внутри него, как и у римлянина.

Лесничий двинулся впереди них, и они замерли, когда он остановился перед большим колючим кустарником, раскинувшимся широким полумесяцем перед ними. Валерий готов был поклясться, что человек понюхал воздух и показал пальцем, как одна из его собак, прежде чем помахать им и быстро заговорить с Валерием на его родном языке.

– Он говорит, что тебе следует идти туда, – перевел Лукулл и указал на место справа, шагах в пятнадцати от кустов. – Он советует тебе держать копье низко. У тебя будет только один шанс, прежде чем он нападет на тебя. Пусть Таранис поможет тебе, а Меркурий ускорит твою руку.

Валерий кивнул, когда Лукулл и лесничий удалились с собаками, оставив его одного. Он почувствовал трепет в груди. Не страх, подумал он, просто немного нервов, а нервы дают человеку преимущество, если он умеет их контролировать. Это был критический момент в любой охоте. Момент, когда все стало ясно и существовали только охотник и добыча, и ничего между ними. Он низко пригнулся и держал копье перед собой, его левая рука была далеко впереди на ясеневом древке, а правая была прижата к телу, чтобы обеспечить устойчивый, прямой удар. Пока он ждал, он смотрел на кусты перед собой, на сплошную стену опасной зелени. Откуда бы это могло взяться? Конечно, Лукулл уже должен был спустить собак. Он проклинал собственное нетерпение. Жди. Будь готов. Туманный дождь прекратился, но его руки были влажными, и он молился, чтобы его хватка не ослабла в решающий момент. Где были собаки? Он взглянул налево, и в тот же миг тишину разорвала какофония лая, рычания и неземных визгов. Зеленая стена перед ним взорвалась, когда что-то огромное вырвалось из подлеска. Его сердце, казалось, остановилось. Он был огромен – он видел быков поменьше – черная немезида с горящими красными глазами и грозными изогнутыми шестидюймовыми бивнями, уже окровавленный в битве с собаками, которые теперь хватали его за бока. Пока он наблюдал, кабан почти небрежно качнул головой, и одна из гончих была отброшена, воя, с ужасной раной в боку и внутренностями, торчащими наружу. Он узнал момент, когда вепрь осознал его присутствие; тонкое изменение направления. Он летел невероятно быстро, его короткие ноги расплывались, когда он пересекал землю между ними. Низко. Он опустился на одно колено и воткнул острие копья в землю позади себя, держа острие прямо на грудину животного. Но был ли он достаточно низко? Массивная морда была почти на уровне груди, и он был достаточно близко, чтобы разглядеть длинный гребень торчащих, похожих на перья черных волос вдоль хребта и старые шрамы на массивных плечах от прошлых столкновений с собаками. У него не было времени изменить угол копья, он мог только держать и молиться. Его губил размер вепря. Он был настолько огромен, что, когда железный наконечник копья скользнул прямо под подбородок животного, собственная инерция животного толкнула его глубоко в грудную полость, пробив кости и мышцы и нанеся смертельную рану огромному сердцу. Валерий приготовился к удару, но все же сила удара поразила его. Она прошла вдоль копья и почти катапультировала его от древка. Его трясло, как лист в грозу, бросало из стороны в сторону, пока ему не показалось, что у него сломается шея. Инстинкт подсказывал ему, что удар был верным, но вепрь отказывался умирать. Красные глаза все еще горели, пока он дюйм за дюймом продвигался вверх по ясеневому древку, вонзая лезвие все глубже в свое тело, пока оно не остановилось на крестовине. Но даже тогда он продолжал драться, нанося удары направо и налево, так что Валерий боялся, что потеряет хватку. Наконец из разинутой пасти хлынула яркая кровь, и вепрь страшно вздрогнул и замер.

Валерий, тяжело дыша, навалился на копье. Он вознес безмолвную молитву Юпитеру и Минерве и заставил себя перестать дрожать. Возбуждение от убийства придет позже, но сейчас было только знакомое, сухое во рту последствие выживания. Оставшаяся собака спасла его. Он прервался, обнюхивая огромную тушу, и внезапно предостерегающе зарычал.

Второй кабан, почти такой же большой, как первый, выскочил из кустов слева от него, где он, должно быть, молча лежал, пока его брат отгонял собак. Теперь он был здесь, чтобы отомстить за него. Времени, чтобы достать копье, которое было воткнуто на два фута в грудь первого животного, не было. Валерий перекатился вправо, поместив массу мертвой свиньи между собой и направлением атаки. Он сделал это как раз вовремя. Когда он съежился с подветренной стороны от кабана, пытаясь стать частью земли, над боком животного появилась гигантская голова: свирепое видение с зияющим розовым ртом, щелкающими челюстями-ловушками и острыми пожелтевшими клыками, которые были на волосок от того, чтобы выпотрошить его. Он потянулся за своим ножом, зная, что тот едва поцарапает толстую шкуру вепря, но он был зажат под его телом. Сколько времени потребуется зверю, чтобы понять, что ему легче добраться до него сбоку? Мог ли он бежать? Нет. Он видел, с какой скоростью вепрь пересек поляну. Он лихорадочно искал вокруг себя какое-нибудь оружие, но его не было. Он изогнул руку, чтобы дотянуться до пояса, но движение привлекло кабана, и теперь клыки замахнулись на его лицо, огромная пасть, из которой исходило зловонное дыхание, открылась перед его глазами, а зубы резали и скрежетали. Еще дюйм, и он был бы мертв. Он проигнорировал укол боли в плече и сосредоточился на ремне. Наконец его цепкие пальцы нашли застежку, и постепенно он смог обернуть ее вокруг своего тела, пока рукоять ножа не оказалась у него на ладони. Один шанс и только один. Он лежал левым боком под еще теплым брюхом мертвого кабана, прижавшись головой к жестким волоскам его ребер. Его правая рука была вывернута за спину, но, по крайней мере, у него был нож. Он выкрикнул бессмысленный боевой клич и со всей силой, на которую был способен, ударил ножом по сверкающему глазу зверя, моля любого бога, который будет слушать, чтобы его удар был удачным. Кабан взвизгнул от боли и ярости, но он знал, что потерпел неудачу. Острие не попало в цель на целый дюйм, оставив красную борозду на широком лбу свиньи. Удары над ним приобрели еще более дикий, бессмысленный характер, и он знал, что выхода нет. Не будет славного конца на поле битвы для Гая Валерия Верренса, потомка племени, корни которого уходят в самое основание Рима. Он умрет незамеченным в этом сыром лесу, и его ноздри будут наполнены мускусной вонью кабана. Он подумал о золотом амулете в своем мешочке, и это, в свою очередь, заставило его подумать о Мейв. Ее лицо заполнило его разум, и он услышал звук знакомого голоса.