Текст книги "Герой Рима (ЛП)"

Автор книги: Дуглас Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Глава VI

Три часа спустя Юлий пошатываясь вошел в административную палатку когорты и обнаружил Валерия, сидящего в свете лампы за своим складным столом с дощечкой для письма перед собой и стилосом в руке.

– Прошу прощения, трибун, я так понял, что вы остановились в городе. Если бы я знал…

Валерий посмотрел вверх. – Извинений не требуется, Юлий. Это именно то, что я собирался сделать, но я хотел посмотреть, как люди устроились, и я поехал навестить кавалерийскую алу во вспомогательном лагере на юго-востоке. Это фракийцы, которые живут здесь с начала вторжения, и их префект – очень добросовестный молодой человек – Бела, сын одного из их племенных вождей. Его солдаты показали мне несколько трюков на лошадях, от которых волосы встали дыбом. Завтра будет достаточно времени, чтобы подыскать жилье. Сегодня я буду счастлив провести ночь в палатке.

– Фалько…

– Фалько – необычный офицер.

– Хороший офицер. Лучший.

Валерий принял невысказанный упрек. – Мне сказали, что у него под командованием три тысячи человек?

Юлий покачал головой. – Возможно, номинально, но он называет цифру меньше, ближе к двум тысячам. Но две тысячи ветеранов, которые когда-то были сливками легионов. Ополчение Колонии. Они не похожи на настоящих солдат, согласен. Но это не делает их плохими солдатами. Я служил со многими из них. Пока они могут ходить и носить меч, они могут сражаться.

– Если только ты не попросишь их идти далеко.

Юлий рассмеялся. – Да, я не хотел бы пройти с ними больше мили. Но я рискну предположить, что они все еще хороши, и они будут стоять. Вот увидите.

– Я посмотрю?

– Он − Фалько − просит вас осмотреть их. Он устроит им смотр в субботу на старом кавалерийском поле у реки. Вы согласны, командир? – В голосе Юлия был намек на призыв, и Валерий понял, что Фалько ищет шанс проявить себя и своих людей. До субботы оставалось пять дней: достаточно времени, чтобы отполировать доспехи и наточить мечи.

– Конечно. Каким он был… как офицер?

– Полный ублюдок. – Юлий снова рассмеялся. – Но самый крутой, самый стойкий ублюдок во всей римской армии. Он бы вам понравился.

– Думаю, он мне нравится.

– Теперь он виноторговец. Богатый. Он поставляет вина из Фалернии и продает их британским аристократам и легионерам на юге. Хороший человек, с которым приятно иметь дело. – Слова прозвучали немного невнятно, и было ясно, что Юлий попробовал товары своего старого друга, пока они вспоминали старые времена.

– Тебе следует поспать, Юлий. Я хочу, чтобы люди были готовы к полному осмотру на рассвете, как обычно. Потом мы их проверим. Нет причин, по которым мы не должны дать старику Фалько и его ополченцам пищу для размышлений в течение следующих нескольких дней. Им будет приятно увидеть, как потеют настоящие солдаты.

Юлий зевнул. – Вы правы, командир. Возможно, немного перебрал хорошего урожая. – Он повернулся, чтобы уйти. – О, чуть не забыл. Вы приглашены на обед в храм завтра. Судя по всему, совет жаждет встречи с вами.

– Я знаю. Как раз то, что мне нужно: четыре часа скучных провинциальных сплетен и больная голова на следующее утро. Я бы предпочел штурм еще одной крепости на холме.

Центурион улыбнулся. – На этот раз я рад, что у меня нет ваших социальных преимуществ. Доброй ночи, командир.

***

Валерий встал перед рассветом. Он уловил в воздухе незнакомый холодок, намекавший на нечто большее, чем осень, и вздрогнул, умываясь и одеваясь. К тому времени, как он вышел из палатки, бойцы уже были построены на своих участках на плацу по центуриям. Восемьсот легионеров, пять центурий с двойным составом, а не шесть обычных, потому что это была Первая когорта, по сто шестьдесят человек в каждой центурии, элита легиона; ударные отряды, которые шли туда, где опасность была наибольшей, а бои – самыми жаркими.

Он посмотрел на них долгим взглядом. Они называли себя «мулы Мария». Худощавые и выносливые: в основном мужчины среднего роста, но крепкие и выносливые. При необходимости они могли пройти двадцать миль в день, неся шестьдесят фунтов своего снаряжения, пайков и оружия, и быть готовыми к бою в течение часа.

Но при ближайшем рассмотрении Первая оказалась не совсем идеальной боевой машиной. Он шел вдоль рядов с Юлием рядом с ним, дергая за ремни, чтобы убедиться, что доспехи плотно прилегают, и указывая на случайные дефекты оружия или снаряжения. Не то, чтобы было на что указать. Как обычно, явка была образцовой. Он знал, как трудно поддерживать блеск доспехов во влажном британском воздухе, и какое постоянное внимание требуется, чтобы кожа не гнила. Нет, это сами легионеры были не в форме. Глаза, смотревшие сквозь него, пока он шел по линиям, были покрасневшими и глубоко зарыты, как камешки из рогатки, выпущенные в илистую отмель. В ноздри ударил резкий запах дешевого вина. Он услышал звук рвоты у одной из задних центурий, но решил не замечать этого.

– Твое имя и звание, солдат? – рявкнул он на экземпляр с затуманенными глазами, который выделялся тем, что был выше любого человека в своем отряде.

– Децим Лунарис, дупликарий, первый контуберний, вторая центурия, господин. – Ответ был таким же быстрым. Дупликарий был человеком с двойной оплатой, старшим легионером с ремеслом.

– Итак, Лунарис. Мною было приказано вернуться в лагерь до захода солнца. Был ли выполнен этот приказ?

– Господин!

– Был, командир. Я сам их сосчитал, – услужливо сказал Юлий. Валерий уставился на него, но Юлий был настолько полезен, насколько собирался.

– Ты не похож на человека, который вернулся в лагерь до наступления темноты, Лунарис. Ты очень похож на человека, который всю ночь пил. Как ты это объяснишь?

Лунарис открыл рот, но помедлил.

– Говори свободно, легионер. Ты здесь среди друзей, – спокойно сказал Валерий, позволяя нотке сочувствия проникнуть в свой голос. Лунарис ухмыльнулся. Он был здесь среди офицеров, и он знал приглашение попасть в ловушку, когда слышал такое.

– Я похож на человека, который всю ночь выпивал, господин.

Валерий поднял бровь.

– Вы указали время, господин, но не объем. Вторая центурия любит вызовы, господин.

Валерий подавил смешок. – Шесть баллов за предприимчивость второй центурии, центурион. – Он наблюдал, как Юлий записывает награду на своей табличке. – Значит, Лунарис, вторая центурия любит вызовы? – Легионер настороженно посмотрел на него. – Я хочу, чтобы вторая центурия была готов в полном боевом порядке через пять минут; скутум и пара пилумов, как ты думаешь, Юлий? Затем вторая центурия проведет когорту три полных круга в обход внешних стен… в двойном темпе. – Он посмотрел на небо, которое теперь было темно-синим безоблачным. – До полудня этого должно быть достаточно.

***

Лунарис едва завершил половину круга во главе отряда, когда Валерий догнал его, пот уже стекал по лицу дупликария.

– Должно быть, это почти чистое вино. Тебе не стоит тратить его впустую. – Лунарис удивленно оглянулся. Большинство трибунов не были готовы страдать вместе со своими людьми. Но потом он услышал, что этот не похож на большинство трибунов. Валерий носил свои полные доспехи и нес щит на левой руке и пару тяжелых пилумов в правой руке. Обычно легионер в походе носил свой щит в кожаном чехле на спине, и, если не было непосредственной опасности, мул перевозил большую часть копий центурии. Щит был большим и тяжелым, и его нужно было постоянно поправлять, чтобы он не мешал своему носителю, а два копья имели привычку скрещиваться, так что свинцовые грузила, которые придавали им точность и силу, стремились разлететься в разные стороны. Вдобавок к трудностям бега по неровной поверхности с большой кастрюлей на голове и приготовлению пищи в железной скорлупе это было интересным упражнением.

– Не вино… уксус.

Валерий бросил на него озадаченный взгляд.

– Здешние таверны, – проворчал Лунарис. – Вино, которое они продают − это чистый уксус. – Он усмехнулся и постепенно ускорил шаг, но если он думал, что оставит трибуна позади, то вскоре понял, что ошибался. Длинные, сильные ноги Валерия покрывали землю размашистым шагом, который казалось, никогда не сбивался. Его доспехи были подогнаны экспертом и позволяли ему двигаться с большей легкостью и меньше натирали, чем сегментаты, которые носят рядовые. Доспех также был легким, но столь же прочным, потому что оружейник выбрал железо с большим содержанием углерода. На втором круге Лунарис втягивал теплый воздух в протяжных, судорожных вздохах, и Валерий услышал стоны в рядах позади себя. Он незаметно замедлился, позволив благодарному дупликарию отстать вместе с ним. На бегу он изучал стены Колонии и оборонительный ров.

– Что ты думаешь об обороне, солдат?

Лунарис сплюнул. – Какая оборона?

– Полностью разделяю твои чувства, – согласился Валерий. – Думаю, сегодня мы удвоим караул, на всякий случай. Вторая центурия заступит в первую стражу. – Он отодвинулся, чтобы не слышать, как Лунарис ругается себе под нос.

Глава VII

Она была высокой, это было его первое впечатление? Нет, это были ее глаза, решил он; его привлекли ее глаза, большие и любопытные, обрамленные длинными ресницами. Глубокого каштанового цвета они содержали послание, одновременно вызывающее и насмешливое, и, что тревожно, оно заставляло его чувствовать себя совершенно голым. Блестящие волосы до плеч, которые соответствовали им, были зачесаны назад с широкого лба, оставляя пряди, подчеркивающие идеальный овал ее лица. Нос, возможно, слишком тонкий, рот слишком широкий для классической красоты, но в ней они объединились, чтобы создать нечто большее. На ней было темно-красное платье в полный рост, дизайн которого говорил о римском стиле, но что-то в том, как она его носила, говорило об обратном. И все это он приметил за время, необходимое стреле, чтобы покинуть лук или выстрелу из пращи. Когда он посмотрел в ее глаза, они изменили выражение, стали серьезными, и он понял, что отставной центурион Фалько разговаривает с ним.

– … А это Лукулл, наш выдающийся бритт, владыка местного племени триновантов и давний друг Рима.

Невысокий пухлый человек поклонился и заискивающе улыбнулся. Валерий пошел бы дальше – местные бритты его мало интересовали, разве что как потенциальные враги, – но Лукулл стоял на своем и махнул девушке вперед.

– Моя дочь, Мейв, – сказал он.

Мейв?

Валерий повернулся, чтобы поприветствовать ее, но она уже шла к воротам храмового комплекса. Он уставился на стройную удаляющуюся фигуру и был вознагражден ядовитым взглядом, направленным, к счастью, на ее отца. Он почувствовал почти непреодолимое желание последовать за ней, но Фалько взял его за руку и, раздраженно фыркнув, повел вокруг все еще улыбающегося Лукулла.

– Тиберий Петроний Виктор, с которым, как я понимаю, вы уже встречались. – Мысли Валерия по-прежнему были сосредоточены на девушке, но он заметил намек на неодобрение в голосе Фалько. – Он старший судья Колонии, личный представитель прокуратора здесь и один из наших видных граждан. – Командир ополчения коротко улыбнулся. – И он крепко держится за ниточки городского кошелька.

Петроний рассмеялся так же лишенным юмора смехом. Очевидно, что между двумя мужчинами было мало любви. – У каждого из нас есть свои приоритеты, Квинт. Я должен убедиться, что мы создадим Колонию, достойную имени Императора, которого она носит. У нас есть настоящие солдаты, такие как трибун, которые охраняют нас в наших постелях. Почему мы должны тратить королевский выкуп, на то, чтобы ваша маленькая армия могла расхаживать по улицам, как павлины?

Валерий ожидал, что оскорбление спровоцирует бурную реакцию, но оказалось, что это был настолько хорошо отрепетированный аргумент, что он потерял свою способность воспламеняться.

– Приходите. – Фалько увел его от квестора. – Я познакомлю вас с главой ордо, нашего совета ста видных граждан. – Когда они оказались вне пределов слышимости Петрония, он объяснил. – Он имеет в виду, почему у нас должны быть щиты, которые не раскалываются при первом же ударе, и почему мы должны жаловаться, когда носим те же самые ржавые мечи, которые несли с собой весь путь от Рейна до вторжения много лет назад.

– У каждой армии есть проблемы со снабжением… даже у маленьких армий, – сказал Валерий. Он узнал разочарование пожилого человека. Нехватка ресурсов была частью жизни в легионах. Солдат, даже римский воин, должен был сражаться за все, что мог.

Фалько пристально посмотрел на него, задаваясь вопросом, не высмеивают ли его.

Валерий улыбнулся. – Возможно, пока мы здесь, мы потеряем несколько щитов и несколько копий. Мои люди иногда бывают беспечны. В армии, участвующей в кампании губернатора против Моны, недостатка не будет, это точно, и в любом случае он вернется в Рим до того, как квартирмейстер легиона разберется, что произошло.

Командир ополчения хлопнул его по плечу. – Теперь я понимаю, почему вы нравитесь Юлию. Приходите, мы разделим немного вина. Вы должны были быть с нами на Тамезис: воины катувеллаунов семи футов ростом, которые получили дюжину ран и все еще не падали. Мне они до сих пор снятся в кошмарах…

Продолжая говорить, он провел его в длинную узкую комнату с узорчатым мозаичным полом и стенами, расписанными реалистичными сценами императора, который, должно быть, был Клавдием, исполняющим свои обязанности над раболепствующими придворными. Две картины сразу привлекли внимание Валерия. В первом император был изображен сидящим высоко на спине облаченного в золото церемониального слона, а перед ним склонилась дюжина великолепных фигур варваров. Он понял, что это, должно быть, капитуляция Британии, которая произошла недалеко от этого самого места. Вторая занимала всю торцевую стену и изображал Клавдия, гордо стоящего на холме над широкой рекой, наблюдающего за переправой своих легионов и туманным сражением за ним.

– Тамезис, – прошептал Фалько. – Клавдия даже не было. Приехал только на следующий день. Он был мошенником, старый Клавдий, но мы не стали от этого любить его меньше.

Валерий огляделся, проверяя, не подслушивает ли кто. Критиковать императоров, даже давно умерших императоров, было нелегко. Но Фалько только подмигнул.

– Если бы он собирался сразить меня, он бы уже давно это сделал, парень. Я потел и истекал кровью ради него, и теперь он заботится обо мне в старости. Но он все еще старый мошенник.

Комната была рассчитана на двадцать четыре человека, с ложами вдоль стен и позолоченным столом в центре. Валерий оказался между Фалько и Петронием и напротив бритта Лукулла, который приказал принести вина.

Одного за другим его представляли людям, управлявшим Колонией; вежливые меркантильные лица, которые его мозг отказывался принять, когда-то были опытными солдатами лучших легионов Рима. Несколько имен застряли в его памяти: Корвин, ювелир, широкоплечий, смуглый и невероятно красивый, который превратил свое ремесло оружейника Двадцатого в более прибыльный бизнес; Дидий, высокий и худощавый, с бегающими глазами, что слишком хорошо соответствовало его профессии одного из крупнейших ростовщиков Колонии; и Беллатор, который казался неуместным, потому что его экзотическое имя и относительная молодость указывали на то, что он был вольноотпущенником, и который теперь процветал, получая часть арендной платы с инсул, которыми он управлял для своего бывшего хозяина. У всех было одно общее. Они были богаты. Они должны были быть, потому что членство в ордо не было дешевым, как объяснил Фалько своим сухим монотонным голосом.

– У этого есть свои плюсы: престиж, который мало что значит, если вы не принадлежите к определенному типу людей; доступ и покровительство, что имеет большее значение, особенно когда это покровительство исходит от Сената. Мы имеем право голоса в отношении того, кто получает какой контракт, какие здания должны быть снесены, а какие должны остаться; мы разрешаем земельные и водные споры, все, из которых могут быть прибыльными и создают банк услуг, которые однажды будут возвращены. Но стоимость…

– И все же это не так обременительно, как избрание в августалы, – вмешался Петроний слева от Валерия.

– Тебе легко говорить, поскольку квестор выше таких скромных назначений, – фыркнул Фалько. – Никаких платежей в казну или общественных пожертвований от тебя, а, Петроний?

– Августалы? – спросил Валерий. Название было новым для него. Раб принес вино в серебряной чаше, и он принял его, пообещав сделать только глоток, с водой или без. Спелый, фруктовый аромат достиг его ноздрей. Здесь уксуса не было. Это было так же вкусно, как и все, что подавалось к столу его отца.

– Жрецы храма, те, кто совершает ежегодные церемонии, занимающие центральное место в культе Божественного Клавдия, – беззаботно продолжил Петроний, делая большой глоток из своего кубка. – Это большая честь… если ты принадлежишь к определенному типу людей. – Валерий заметил повторение меткой фразы Фалько, сказанной несколькими мгновениями ранее. – Однако это также несет большую ответственность.

Валерий знал, что в Риме избрание в жрецы одного из великих храмов – Юпитера Капитолийского или Марса Ультора – давало значительную власть и что такое назначение было открыто только для всаднических сословий. – Тем не менее, даже за такую цену члены вашего совета должны пользоваться большим спросом, – сказал он.

Петроний рассмеялся, но Валерий почувствовал, как Фалько беспокойно поерзал у него за спиной. – Ни один римский гражданин не был бы настолько глуп, чтобы принять это. Мы оставляем эту честь британцам. – Фалько перевел дух, и разговор в комнате стих. Валерий увидел, как улыбка застыла на лице Лукулла, но Петроний продолжал, как будто ничего не изменилось. – Для них это самое близкое к тому, чтобы стать римлянином. Ах, наконец. Еда.

Валерий смотрел, как тарелки ставятся на стол. В Риме такой банкет был бы возможностью продемонстрировать любовь к экзотике; павлины все еще в своих ливреях, искусно выставленные лебеди кажутся почти живыми. Но это была здоровая деревенская еда. Обжигающие куски говядины, оленины и поросенка. Утки, голуби и куропатки, а еще птицы помельче, похожие на особенно пухлых воробьев. Огромная рыба, вероятно, из реки внизу, а также устрицы и крабы с побережья, которое, как он знал, было всего в нескольких милях ниже по течению. Он взялся за дело. Армейские пайки всегда можно было дополнить, но почему-то они все равно оставались армейскими пайками. Прошло уже много месяцев с тех пор, как он садился за такой стол. Его спутники тоже ели с жадностью; все, кроме Лукулла, который жевал еду, все еще сохраняя свою застывшую улыбку.

Петроний театрально поднял чашу. – Ваше здоровье, господин. Если бы мы ужинали так каждый день. К этому вину не нужно тостов. —Комментарий вызвал взрыв смеха. Поджаренный хлеб часто крошили в некачественные вина, чтобы скрыть горький вкус.

Он увидел удивленный взгляд Валерия. – О, да. – Он понизил голос, так что молодому трибуну пришлось наклониться к нему, чтобы услышать его следующие слова. – Лукулл, наш британский друг, несет ответственность за все, что вы видите вокруг себя. Еда и питье, ложе, на котором вы лежите, и даже содержание здания. Он молодец. Друг Рима и августал. Он не может быть членом ордо, потому что, хотя он выбрал римское имя, он не является римским гражданином и никогда им не будет. Но как один из жрецов храма он пользуется большим почетом среди некоторых своих людей и даже влиянием в римской общине.

– Он должен быть очень удачливым человеком. – Вопреки на себе, Валерий был впечатлен. Он считал кельтов грубыми соплеменниками. Воинственная раса обитателей хижин. И все же здесь был бритт, который перенял римские обычаи и уже внес свой вклад в новое общество, которым станет римская Британия.

– Повезло? – Петроний тихо рыгнул. – У него есть вилла на его ферме, вон там, на холме, – он махнул рукой в неопределенном направлении реки, – и у него есть собственность в городе. Так что да, я полагаю, его можно назвать богатым. – Он улыбнулся и повернулся к соседу слева, оставив Валерия изучать фигуру за столом.

Прозвище «дородный» могло бы быть придумано для Лукулла, но он держал свое тело таким образом, что говорил вам, что гордился им; что это было в некотором роде мерилом его успеха и положения в жизни. Он был низенький и кругленький, с челкой мышиных волос, обвивавшей его затылок, как неряшливый лавровый венок. Валерий заметил, что он выбрил лицо на римский манер, но это кричало о том, что оно никогда не будет полным без усов, которые обычно носили его соплеменники. Лукулл встретился с ним взглядом и поднял чашу в приветствии. Его улыбка приобрела грустный, почти покорный вид. Валерий уже видел такое выражение лица у клиентов, которых он представлял в мелких судебных делах, у клиентов, которые неизбежно проигрывали. В этот момент естественное презрение, которое он испытывал к триновантам, сменилось чем-то вроде жалости. В ответ он поднял свою чашу и задумался, о чем думает Лукулл. Ему не пришлось долго ждать, чтобы узнать.

– Вы должны приехать и посетить мое поместье, – высокомерно предложил человечек на отрывистой, неестественной латыни с любопытным певучим оттенком. – Охота идет хорошо. Нет? Значит, вы не охотник? Возможно, человек культуры. У меня много прекрасных работ – из самого Рима и даже из Египта. Человек, который покрасил эти стены, покрасил мои собственные. У меня в атриуме есть копия заявления о капитуляции.

Валерий знал, что ему следует отказаться от предложения, но красивое лицо мелькнуло в его голове. Она будет там, и на этот раз она не сможет убежать. – Если мои обязанности позволят, я буду счастлив навестить вас. – Он ощутил изменение в атмосфере, как будто ставни открылись, чтобы впустить солнце. Застывшая улыбка исчезла, и появился другой Лукулл; Лукулл, чьи глаза мерцали от удивления и искреннего удовольствия. – Тогда мой управляющий поместьем все устроит.

До конца трапезы Валерий оказался в центре внимания членов ордо. Правда ли, что его солдаты должны были тратить время на строительство дорог, когда у них было так много дел в Колонии? Как, по его мнению, город по сравнению с Лондиниумом? Какие последние новости из Рима? Ходили слухи, что Бурр возможно впал в немилость. Слышал ли он, что друиды возвращаются? Это было правдой: Корвин получил эти сведения от торговца, который получил их другого от торговца, который в свою очередь получил их от клиента, который получил их от…

Он парировал вопросы вежливыми, безобидными уклончивыми ответами, пока Фалько не завершил обсуждение. Пир закончился, мужчины расходились парами, один или два цеплялись друг за друга в результате действия вина. Валерий был удивлен, увидев, что Лукулл ушел, погруженный в беседу с Петронием.

Фалько настоял на том, чтобы проводить его обратно в лагерь. – Тогда я провожу тебя в дом, где ты останешься, пока будешь с нами. Он принадлежит Лукуллу и очень удобен, но ордо предоставит рабов. Лучше, чтобы за тобой шпионил римлянин, а? – Он рассмеялся.

– Я думал, ваша хартия запрещает кельтам владеть собственностью в городе?

Фалько искоса посмотрел на него. – Хартия составлялась в другое время. Многое изменилось. Это правда, что технически ни один бритт не должен владеть здесь собственностью, но, если у человека есть деньги, то есть и способы обойти такие формальности. Например, соглашения с третьими сторонами.

– И кто будет третьей стороной в этом случае? – Валерий знал, что расширяет границы их короткого знакомства, но даже небольшое количество выпитого вина развязало ему язык.

Взгляд снова, на этот раз дольше. – Скажем так, Лукуллу не мешало бы опасаться своих деловых партнеров. Командир ополчения рассмеялся. – Конечно, я один из них. Лукулл предоставляет мне транспорт. У него крупнейший фургонный бизнес в провинции.

– Юлий сказал мне, что ты виноторговец.

Губы Фалько скривились, как будто он не был уверен, кто он такой. – Наверное, да. У меня есть монополия снабжать каждую легионерскую столовую и государственные учреждения отсюда до Иски и от Новиомага до Линдума. Корабль с амфорами прибывает из Остии каждые две недели. Как еще простой солдат мог позволить себе преломить хлеб с такими, как Петроний?

У Валерия возникло ощущение, что пожилой мужчина был кем угодно, только не простым солдатом, но рискнул задать еще один вопрос. – Когда Петроний говорил о бриттункулах, у меня сложилось впечатление, что он имел в виду Лукулла.

Фалько кивнул. – Этот термин стал популярным среди определенного типа римлян; термин, который призван принизить кельтов. Что касается меня, я считаю, что мы должны жить и работать с ними, и что оскорблять их только накапливать проблемы на будущее. – Он сделал паузу, и Валерий знал достаточно, чтобы придержать язык. – Когда была основана Колония, были совершены вещи, которые никому из нас не делают чести. Земельная лихорадка, жадность и зависть сыграли свою роль. Наши колонисты хорошие люди. Они сражались за Рим двадцать пять лет и не знали ничего, кроме лишений. Кто мог отрицать, что они заслужили эту землю, подаренную им Императором? Но когда легионер, потея от выкапывания корней деревьев в пересохшей земле, заглянул за свои границы и увидел кельта, собирающего ряды прекрасных овощей, в то время как его скот пил сладкую воду из пруда с росой, что ему оставалось делать? Он был победителем, они были побежденными. Он взял то, что, по его мнению, должно было принадлежать ему. И если кельт погибал, – он пожал плечами, – это не имело большого значения.

– Теперь такие люди, как Петроний, смотрят на Колонию и видят славу Рима; непобедимый и поддерживаемый силой четырех полных легионов. И в его словах есть смысл. У нас было восемь лет мира с тех пор, как Скапула разворошил свое осиное гнездо, пытаясь разоружить племена. Наши фермы и поместья процветают и растут, а вместе с ними процветает и растет город. Местные бритты, такие как Лукулл, которые готовы работать и торговать с нами, тоже преуспели, но… – Он замялся, и его лицо приняло обеспокоенное выражение. – Но я боюсь, что мы пользуемся их добросовестностью.

Это был храм.

– Шесть лет назад, когда начались работы над храмом, Колония была не тем местом, которое вы видите сейчас. Клавдий щедро предоставил землю на территории вокруг города, и у каждого из нас была своя пенсия, но ферме нужны инвестиции, а городу нужен бизнес, а такие вещи истощили бы ресурсы даже богатого человека. Тем не менее, когда император был объявлен божественным, и мы знали, что это должно было стать центром его культа в Британии, мы были горды. Он был нашим Императором. Но мы не принимали во внимание жрецов. Те, кого они послали из Рима, создали римское учреждение с римскими правилами и римской бюрократией, чтобы управлять по римским образцам и получать римскую прибыль. Но Британия – это не Рим. Колония – это не Рим. Здесь нет старых денег. Не было больших состояний, нажитых за сотни лет труда рабов в великих семейных поместьях. Принять роль августала значило бы погибнуть. Знаете ли вы, что сам Клавдий заплатил восемьдесят тысяч золотых ауреев, когда стал жрецом во времена Калигулы? – Он покачал головой, как будто сумма превышала его самые смелые фантазии. – Только один класс можно было убедить… нет, польстить, принять кандидатуру: британских королей и аристократов, которые поддержали вторжение и, следовательно, больше всего выиграли от того, чтобы стать magis Romanorum quam Romanorum – быть более римлянином, чем римляне. Царь Когидубн, правивший атребатами и регнами, был первым. Ему хватило одного вкуса, но он создал прецедент. За ними последовали другие, и теперь Лукулл, принц триновантов, некогда владевший этими землями.

– Но ведь Лукулл не мог…

– Нет, конечно, Лукулл не мог позволить себе такие суммы. Но в Риме есть те, кто готов их одолжить, даже сам император и члены его двора; например, Сенека. Именно он одолжил Лукуллу деньги, чтобы купить жречество и предоставить обществу театр, который вы видите вон там. Этого должно было быть достаточно, но Лукулл считает себя деловым человеком. Там, где другой мог бы увидеть челюсти капкана, он увидел возможность. Он занял еще больше, чтобы купить свои фургоны, что было хорошей инвестицией. И еще, чтобы купить шесть инсул в Колонии, которые могут быть, а могут и не быть. Он платит комиссионные римскому партнеру, который номинально владеет зданиями, который собирает и передает арендную плату. Как Беллатор, хотя ни один из них не поблагодарил бы меня за сравнение. На первый взгляд, Лукулл – один богатейших людей в Колонии. На самом деле он богат только в долг. Мы пришли.

Особняк стоял на улице рядом с Форумом и недалеко от лагеря легионеров, на котором, как знал Валерий, Фалько, «простой солдат», настаивал бы. Часть его жалела, что он не отказался от предложения спать под прочной крышей в мягкой постели, но отказ был бы воспринят как дурной тон. Он будет жить с чувством вины. В любом случае, мужчинам от этого не стало бы легче.

Двойные двери вели в атриум, который, в свою очередь, вел в открытый внутренний двор, окруженный крытым переходом, из которого дополнительные двери вели в другие жилища, которые, несомненно, делили двор. Он почувствовал тишину в этом месте, которая говорила о безлюдности, что идеально подходило Валерию, но не сулило ничего хорошего для ренты Лукулла. Сам дом оказался достаточно скромным местом, приятно светлым, с некрашеными стенами и удобной, функциональной мебелью, украшенным на римский манер несколькими бюстами знатных людей, которые вряд ли имели отношение к бритту, но, вероятно, были куплены как заказа. Почетное место – как он и подозревал, всегда будет в Колонии – заняло льстивое, мраморное изображение Клавдия.

– Ваша спальня здесь, а уборная – за двором. – Фалько извинился за отсутствие бани, но Валерий сказал, что он был бы рад пользоваться общественной баней. Его вещи уже были доставлены, поэтому, как только командир ополчения ушел, он успокоился и забрал копию «Истории Пелопоннесской войны» Фукидида, которую всегда носил с собой. Греческий писатель служил в армии, это несомненно, но он не был солдатом. Не совсем Гомер, на рассказах о Трое которого был воспитан Валерий, но лучше Геродота, который, на его вкус, был слишком многословен. Позже он заснул, преследуемый женским лицом, которое никак не попадало в фокус, и нежным, мелодичным голосом, которого он никогда раньше не слышал.