Текст книги "Прежняя любовь"

Автор книги: Дороти Кумсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Я по-прежнему совершаю ритуал превращения в Хани. Разве что теперь у меня косметика и шмотки подороже. Я это делаю, чтобы избавить Еву от слез. Я зарабатываю больше денег, у меня более безопасная работа, но эта работа по-прежнему сводится к торговле телом. Мне по-прежнему приходится отрезать от себя тонкие ломтики чего-то бесценного и отдавать их человеку, готовому расстаться с некой суммой. И этого по-прежнему вполне достаточно, чтобы довести меня до слез.

Между прочим, я четыре месяца искала здесь работу в офисе, но так ничего и не нашла. Места делопроизводителей и секретарей доставались выпускникам колледжей или, в крайнем случае, тем, кто окончил среднюю школу и сдал выпускные экзамены. Я всем нравилась. Все считали меня толковой и были уверены, что я вполне подхожу на ту роль, на которую претендую. Но в итоге они не решались взять на работу человека с восемью классами средней школы, имеющего больше опыта уборки офисов, чем собственно офисной работы.

«Я один раз трахнула директора отдела продаж крупной международной компании. Разве это нельзя считать «необходимым опытом работы»?» – чуть не вырвалось у меня, когда мне в очередной раз позвонили, чтобы сообщить, что я им не подхожу. Те, кому я действительно понравилась, всегда перезванивали. В каком-то смысле это было даже хуже. Получать письменное уведомление о том, что ты «второй сорт», было достаточно неприятно, но это не шло ни в какое сравнение с необходимостью произнести, что ты это и сама понимаешь.

И вот я снова оказалась в прежней ситуации. Я была загнана в угол, напугана и закомплексована. И мне пришлось прибегнуть к единственному доступному мне способу зарабатывания денег, который позволял мне чувствовать себя чуть менее ничтожной и избавлял от страха оказаться на улице. Я по-прежнему была закомплексована, но терпеть это было легче, чем голод, и я могла не вздрагивать от звука шагов на лестнице в ожидании появления у моей двери судебных исполнителей.

Я по уши влюбилась в Кемптаун. Отсюда можно пешком дойти до центра Брайтона и до набережной. Здесь множество классных магазинчиков, прекрасных кафешек и модных бутиков. А еще тут много букинистических лавок, подпитывающих мою страсть к чтению, превратившуюся в настоящую зависимость.

Кстати, о зависимости. Недавно я разговаривала с хозяином моей прежней квартиры. Еще на лондонском вокзале, перед тем как сесть в поезд, я на его адрес отправила конверт, в который вложила деньги за квартиру за неделю вперед и записку. Я сообщала ему, что мне пришлось срочно уехать, и извинялась за то, что не смогла предупредить об отъезде заранее. Я попросила его оставить себе мой залог в качестве оплаты за последний месяц и поблагодарила за доброе ко мне отношение. Он и в самом деле всегда был добр ко мне и любезен.

Спустя какое-то время я позвонила ему, чтобы убедиться, что он получил мое послание и не имеет ко мне претензий. По своему обыкновению, я очень переживала из-за того, что подвела его. Кроме того, я предполагала, что мне может потребоваться его рекомендация. Но оказалось, что в Брайтоне люди пренебрегают такими условностями и интересуются только наличием у тебя денег.

Он сказал мне, что ему было жаль потерять такую квартирантку, но что не прошло и недели после моего отъезда, как он уже нашел нового жильца.

– Эллиота? – спросила я.

– Эллиота? – удивленно переспросил он. – Так звать идиот, с которым ты жить? (За прошедшие годы его английский нисколько не улучшился.)

– Да, – ответила я.

– Нет. Я выкинуть его в день, когда получать твое письмо. Любой мужчина, который жить за счет женщина… Я не считать его мужчина. Я знаю, он не платить мне за квартира. Я не терпеть люди, которые не платить, а только обещать. У меня нет времени для обещания. Я взять люди, приходить, брать его за шкирка и выкидывать на улица вместе с его вонючие наркотики и грязные шмотки.

– Откуда вы знаете, что он жил за мой счет? – спросила я.

– Евочка, птичка моя, я знаю, кем ты работать. У меня есть друзья. Они говорить, все мне рассказывать. Я знаю, что ты делать, чтобы платить за квартира. Мне жаль, но аренда квартира есть бизнес. И я знать, что мужчина, который позволять своя дама делать такое и брать у нее деньги, – это не мужчина.

В своей особой извращенной манере он дал мне понять, что я ему не безразлична. Этого явно было недостаточно для того, чтобы не повышать арендную плату или не предлагать мне трахнуться в качестве оплаты жилья. Но, в конце концов, все мы не идеальны, разве не так?

Я очень переживала, когда поняла, что мне действительно безразлична судьба Эллиота. Когда-то я его любила и очень долго его поддерживала. Но со временем это чувство полностью исчезло. Однако у меня сохранилось – правда, смутное – воспоминание о том, какими сказочными были наши отношения в самом начале.

Я снова начала писать матери. Я рассказываю ей о Брайтоне и о том, как это здорово – жить возле моря. Я рассказываю ей о зданиях прекрасной архитектуры, соленом воздухе, звуке перекатываемой волнами и шуршащей под ногами гальки, непередаваемых, резких криках чаек, повествующих друг другу о своих недавних приключениях.

Ответа по-прежнему нет. Но это меня не останавливает. Я все равно буду ей писать.

Вот так обстоят мои дела. Я вернулась к тому, от чего бежала. Но я не жалуюсь. Я не несчастна, и мне кажется, что это самое главное.

Я

7 декабря 1995 года

Сегодня произошло нечто совершенно неожиданное.

Я явилась в назначенное место встречи в один из брайтонских отелей раньше условленного времени и увидела, что там в разгаре частная вечеринка. На носу Рождество, и, похоже, все его уже празднуют. У меня нет коллег, с которыми я могла бы отмечать праздники, если вы понимаете, что я имею в виду. У меня вполне респектабельный вид, и при виде меня консьерж даже глазом не повел. Поэтому я решила проскользнуть в зал и посмотреть, что там происходит.

Огромный бальный зал был украшен серебристыми звездами и искусственным снегом. Здесь стояла самая огромная ель, какую я когда-либо видела. Центр зала был отведен для танцев, а вдоль стен стояли столики и стулья. Все присутствующие были нарядно одеты и либо уже пьяны, либо на пути к этому состоянию. Они танцевали, смеялись, болтали – одним словом, отлично проводили время. Я часто сопровождала клиентов на подобные вечеринки. Но это была моя работа, и я не могла позволить себе получать удовольствие от подобного времяпровождения. Я остановилась у двери и прислонилась к стене, стараясь никому не попадаться на глаза, чтобы меня не выгнали прежде, чем я успею хоть немного насладиться настоящим рождественским настроением, каким бы мимолетным оно ни было.

– А вы, похоже, не отсюда, – были его первые обращенные ко мне слова.

Я тут же выпрямилась, испугавшись, что сейчас меня под руки выведут из зала. Со мной это нередко случалось в отелях Лондона. Хотя некоторые консьержи были терпимее других и закрывали глаза на мое присутствие в баре отеля.

– Ой, простите. Я услышала, что тут веселятся, и мне захотелось взглянуть. Простите, я сейчас уйду. Я никому не хотела помешать.

Я поспешно сунула сумочку-клатч под мышку и сделала шаг к двери.

– Нет, нет, нет! – торопливо воскликнул он. – Я имел в виду совсем другое. Просто я тут знаю почти всех, а вас вижу впервые.

– Это потому, что я здесь посторонняя, – ответила я, произнеся последнее слово почти шепотом.

– Я тоже, – улыбнулся он.

Я растерялась. На нем был смокинг, и он отлично вписывался в обстановку. Впрочем, так же, как и я в своем черном вечернем платье и сверкающих черных туфлях на высоком каблуке.

– Правда? – вырвалось у меня.

– Почти, потому что меня, вообще-то, сюда пригласили. Просто эти люди – не совсем моя компания.

Он улыбнулся, и от его улыбки у меня в груди как будто что-то взорвалось.

– Вы кажетесь здесь своим, – небрежно заметила я.

– А-а, внешность обманчива, – снова улыбнулся он.

От второй улыбки мое сердце прекратило свое беспорядочное биение и исполнило небольшой пируэт. Не успело оно угомониться, как бабочки у меня в животе вспорхнули и повторили этот радостный трюк.

– Тут вы правы, – кивнула я. Я протянула руку и коснулась его лица в том месте, где прядь волос свернулась в завиток над самым ухом. – Глядя на вас, можно предположить, что вы возились с белой краской.

Я просто должна была его потрогать. Он был слишком хорош, чтобы я могла отказать себе в этом. Кончики моих пальцев коснулись его кожи, и от этого мимолетного касания я ощутила удивительное тепло. Я и не подозревала, какой холод царил внутри меня все эти годы. Чтобы осознать это, мне потребовалось дотронуться до нормального человека. Мне пришло в голову, что я не встречала нормальных людей – людей, которые не знали, чем я занимаюсь, – с того самого дня, когда я купила свое платье и поговорила с официанткой в кафе неподалеку от магазина. Его нормальность обрушилась на меня, обогрев каждую клеточку моего тела.

– Люди, одетые, как вы, обычно не бывают испачканы белой краской. Поэтому вынуждена с вами согласиться: внешность действительно нередко обманчива.

На его лице отразилось удивление. Он поднял руку и коснулся того места, которое потрогала я.

– О боже, неужели я что-то упустил? – Он потер висок. – Ну как, все?

– Все, – подтвердила я.

– Эх-х, – вздохнул он, – издержки ремонта дома собственными руками.

– Дома? У вас есть дом? Свой собственный? – не удержалась я.

– Ага. Правда, он до сих пор не рассыпался только благодаря обоям и толстому слою пыли, но я его обожаю. Вас это не шокирует? То, что я обожаю дом?

– Вовсе нет. Прекрасно, когда у человека есть то, что он любит. Это дает ему точку опоры, помогает осознавать, что ему есть что терять.

– Я никогда не думал о своем доме с такой точки зрения.

– Хорошо, когда есть любимый человек. Но если у вас нет никого, кому вы могли бы всецело отдать свое сердце, дом или любой другой значимый предмет может послужить очень неплохой заменой.

– Что служит заменой для вас?

– С чего вы взяли, что мне нужна замена?

– Потому что эту теорию не мог придумать человек, у которого есть кто-то, кому можно отдать свое сердце. – Он снова улыбнулся. – И я скорее надеюсь, чем предполагаю, что отсутствие на вашей руке обручального кольца означает, что вы еще действительно никому не отдали свое сердце, а значит, у меня есть шанс.

В другой жизни и в другой реальности я обрадовалась бы тому, как ухнуло куда-то вниз мое сердце и как что-то перевернулось у меня в животе. Но в моей жизни я на все это не имела права.

– Пусть это останется моей тайной, – ответила я. – Думаю, мне лучше уйти, пока на меня не стали показывать пальцем и кричать: «Кто эта женщина и что она здесь делает?»

Его улыбка немного потускнела, и мне стало не по себе.

– Можно мне немного вас проводить? – спросил он.

– Я буду очень рада, – ответила я.

У выхода из зала он сунул руку в карман и извлек оттуда визитку.

– Позвоните мне, если вам захочется ответить на мой вопрос, – произнес он.

Я взяла визитку и взглянула на имя.

– Джек Бритчем, – осторожно произнесла я.

– А вас зовут…

– Ева.

Я чуть было не сказала «Хани». Чуть было. Но я вовремя осознала, что мне незачем лгать этому человеку. Он мне не заплатил. Он не наблюдает за моим танцем. Он просто мил и любезен.

– Просто Ева?

– Просто Ева.

– Хорошо.

На мгновение мне показалось, что он хочет наклониться и поцеловать меня в щеку. Но, видимо, его остановила мысль, что нельзя без разрешения вторгаться в личное пространство другого человека. Мне хотелось дотронуться до него еще раз, снова ощутить его тепло. Но я не решилась. Я испугалась, что если это сделаю, то уже не смогу отнять руку.

Мне нетрудно было представить себе, как Джек Бритчем превращается для меня в наркотик.

– Пока, Джек Бритчем, – произнесла я.

При мысли о том, что я его больше никогда не увижу, у меня на сердце стало тяжело.

– До свидания, Ева.

Я пошла вдоль улицы и завернула за угол. Выждав несколько минут, чтобы дать ему время вернуться в зал, я снова направилась к отелю. Его нигде не было видно, и я вошла внутрь и быстрым шагом направилась к лифтам.

Я постучала в дверь триста первого номера. Отворивший мне мужчина подошел к столу и расположился в кресле. Я вошла.

– Привет, я Хани, – улыбнувшись, представилась я.

Кивком он указал на лежащий на кровати белый конверт с вытисненной на нем эмблемой отеля. Я взяла конверт и, убедившись, что в нем лежит оговоренная сумма, сунула его в клатч.

Потом обернулась к нему и снова улыбнулась. Хотя единственным источником света в комнате служила настольная лампа у него за спиной, не считая яркой полосы, падающей из приотворенной двери в ванную, и его лицо оставалось в полумраке, я заметила, что он немолод и вид у него весьма благородный. Впрочем, так выглядят большинство мужчин, которых не отпугивают расценки моего агентства.

– Сними с себя все, кроме туфель, сядь на кровать и раздвинь ноги, – хрипло произнес он.

– Хорошо, – улыбаясь, ответила я.

– Сначала я хочу с тобой поговорить.

– Как вам будет угодно, – отозвалась я.

Ева уже покинула мое тело, предоставив Хани полную свободу действий.

Когда все закончилось, я вошла в ванную и позволила себе снова стать Евой. Я думала о Джеке Бритчеме. Я сама с собой затеяла из-за него спор. Я хотела ему позвонить. Но как я могла ему позвонить, если я была не только Евой, женщиной, с которой он познакомился, но и шлюхой Хани? Как я могла, рассказав ему это, на что-то рассчитывать?

У некоторых из девушек, с которыми я познакомилась, вращаясь в этой среде, были парни. Более того, не все эти парни были их сутенерами. Кое-кто утверждал, что их парни ничего не имеют против их занятия, что они любят их, несмотря на то, что они занимаются сексом с другими мужчинами за деньги. Другие говорили, что их парни ничего не знают и это их не касается. Ни один из этих вариантов не казался мне привлекательным. Я не могла уважать Эллиота за то, что он нисколько не возражает против моей работы, позволяющей нам иметь крышу над головой. И я не понимала, как можно лгать любимому человеку.

Я сочла бы, что обязана объяснить ему, чем я занимаюсь ради того, чтобы не оказаться на улице.

Но, господи, боже мой, мне очень трудно думать о Джеке, вспоминать его улыбку и глаза и не хотеть ему позвонить. Я сохранила его визитку, но только потому, что она теперь значит для меня то же, что и платье, четки, сумка и фотография родителей. Это еще один предмет в том огромном мире, который принадлежит Еве, еще один предмет, помогающий мне нащупывать почву под ногами. Это еще одно напоминание о том, что, несмотря на свое занятие, я продолжаю оставаться реальным человеком.

Ева (в честь Джека Бритчема, напомнившего мне об этом)

14 февраля 1996 года

Я знаю, что это глупо, но, куда бы я ни посмотрела, мне чудится, что я вижу Джека Бритчема.

Рассуждая логически, я понимаю, что на самом деле это не так, потому что он не может быть повсюду: в автобусе, в проезжающем мимо такси, у выхода из кафе, на набережной. Я вижу его черты даже в лицах клиентов, которых мне приходится «обслуживать». Но всякий раз, когда передо мной мелькают золотисто-белокурые волосы или характерное очертание его носа, когда я вижу мужчину одного с ним роста или сложения, у меня внутри все обрывается, а сердце исполняет характерный пируэт, исполненный им, когда я впервые увидела Джека Бритчема. Это очень приятное чувство. Наверное, лучшее из всего, что мне приходилось ощущать. Это похоже на то, как если бы меня каждый день моей жизни осыпали звездной пылью. Думая о нем, я всегда улыбаюсь, а при виде его двойников выворачиваю шею, чтобы получше их рассмотреть, а затем снова расплываюсь в безмятежной улыбке, отдаваясь охватывающему меня чувству радости.

Неужели возможно влюбиться в человека, с которым ты общался всего минут пять, не больше?

Мне кажется, что он стал частью моей жизни, и к концу дня я испытываю разочарование от того, что он мне ни разу нигде не почудился. Если за целый день мне не случается увидеть кого-нибудь, отдаленно напоминающего Джека Бритчема, я ощущаю, что меня как будто накрывает пелена уныния. Единственным подтверждением является его визитка. Я беру ее в руки и долго разглядываю. Я перечитываю его имя и номер телефона, запоминаю их наизусть и спрашиваю себя, смогу ли я когда-нибудь стать Евой Бритчем.

Да, я знаю, что ты скажешь: «Держи карман шире!» – верно? Любой на твоем месте сказал бы то же самое. Я и сама понимаю, что это полное безумие, но мне очень трудно о нем не думать. Потому что эти мысли, эта игра, в которую я сама с собой играю, представляя себе, что повсюду его вижу, – все это меня как будто делает свободной. Это каждый день помогает мне дожить до вечера. И это напоминает, что мне уже двадцать четыре года.

Мне хотелось бы его поцеловать. За всю свою жизнь я целовала только двух мужчин – Питера и Эллиота. Мне также хотелось бы его ласкать. Мы часто занимались этим с Питером – даже после того, как начали спать вместе. Иногда мы просто обнимались, целовались и ласкались. И больше ничего. Наши отношения с Эллиотом были более «взрослыми». Мы целовались при встрече и прощании и в качестве прелюдии к сексу. Но у нас никогда не было поцелуев ради поцелуев. Во всяком случае, после того, как мы окончательно стали парой.

Я очень хочу заняться петтингом с Джеком Бритчемом. Мне хочется вдохнуть его аромат, насладиться запахом его одеколона, позволить всему этому вскружить мне голову. Ну и, конечно же, нет ничего дурного в том, чтобы просто на него смотреть. Мне хочется провести руками по его телу, прижать к его груди ладони и попробовать впитать его в себя через кончики пальцев, позволить ему просочиться в мою кровь и заструиться по моим жилам. Я хочу ощутить его вкус, убедиться в том, что на вкус он так же хорош, как и на вид.

Я не знаю, почему я так с ним сроднилась, но это факт. И в этом нет ничего плохого. По крайней мере, я не вижу в этом ничего плохого. Благодаря ему у меня появился хоть какой-то смысл в жизни.

Влюбленная дура

15 марта 1996 года

Сегодня встречалась с одним из своих постоянных клиентов. Его зовут Цезарь. Это его настоящее имя: я видела кредитку, которой он расплачивается, и на ней написано: «Цезарь Холдинге». Под этим же именем его знают в агентстве.

В этом не было бы ничего особенного, необычного или заслуживающего упоминания, если бы не то, что произошло за ужином.

Я обслуживаю его уже три или четыре месяца, и он всегда любил поговорить. Самое большее, что я делала, – это раздевалась до белья и, обняв его, лежала рядом с ним на кровати. Он один из тех, чьи жены не хотят секса, поэтому больше всего в жизни он жаждет внимания и прикосновений другого человеческого существа. Я ничего не имею против таких мужчин, как он. Более того, мне приятно с ними беседовать, отвечать на их вопросы и делиться с ними своим мнением, которое как будто даже представляет для них какой-то интерес. А больше всего мне нравится зарабатывать деньги, не обнажаясь при этом. Трудность заключается в том, что мне приходится быть начеку, чтобы не позволить границе, которую я провожу между Хани и Евой, расплыться и стать неразличимой. Это очень легко – расслабиться и стать Евой, когда мне не приходится заниматься сексом. Но суть моей работы заключается в том, что, независимо от того, одета я или раздета, трахаюсь или нет, я все равно получаю деньги за то, что нахожусь там, куда в противном случае я ни за что не явилась бы. Независимо ни от чего отношения с клиентом представляют собой деловую сделку.

Мы ужинали в изумительном ресторане в Сифорде. Это совсем рядом с набережной, и вечером там очень тихо и спокойно. Мы уже несколько раз там обедали. На этот раз я заказала утку, хотя Цезарь заметил, что это очень странно – есть птицу в рыбном ресторане. Он откинулся на спинку кресла и позволил себе немного расслабиться. Цезарь значительно старше меня. У него русые волосы и очень свежая кожа, не бледная, но и не покрытая искусственным загаром. У него есть морщины вокруг глаз, на лбу и щеках, но они не просто морщины, без них его лицо показалось бы незаконченным. Такую внешность, как у него, принято называть благородной, потому что он не только привлекателен и элегантно одет, он еще умеет себя вести в обществе. У него прямая спина, и он всегда знает, как правильно поступить. Он знает, как пробовать вино, как пользоваться ножами и вилками, какие чаевые оставить официанту, даже если обслуживание было не на высоте.

– У тебя есть мечта, Хани? – вдруг спросил он, пристально глядя мне в глаза.

Я помедлила, отрезая ломтик утки, а затем улыбнулась ему заученной улыбкой – так, как Хани всегда улыбается своим клиентам. Мне нравится, когда не трахающиеся мужчины назывании меня Хани. Это напоминает мне, что я работаю, а не просто приятно провожу время со своим давним знакомым.

– Да, – ответила я. – Я собираю деньги, чтобы поступить в колледж, а потом в университет.

– И что же ты собираешься изучать?

– Либо английский, либо социологию. Меня очень интересуют законы, движущие обществом. Важнее этого, как мне кажется, нет ничего. А вы как считаете?

Он ничего не ответил, а продолжил пристально меня разглядывать. Я даже забеспокоилась, не зашла ли я слишком далеко. Ведь различие между девушкой, которая развлекает клиента, и девушкой, которая действует ему на нервы чересчур умными разговорами, может незаметно стереться.

– Я тоже хотел изучать английский язык, – наконец произнес он, – но отец решил, что право будет для меня более перспективным направлением деятельности. Позднее я с ним согласился.

Я улыбнулась и кивнула. Мне не хотелось ничего говорить, пока я не пойму, чего он ожидает от сегодняшней встречи. Нередко он просто нуждался в собеседнике, и я всегда готова была удовлетворить эту его потребность. Мы обсуждали различные идеи, подначивали и поддразнивали друг друга. Порой он хотел выговориться, и тогда я слушала, стараясь помалкивать и не перебивать его, независимо от того, насколько я была осведомлена по тому или иному вопросу. Сегодня мне показалось, что меня ждет подобная беседа, но, судя по всему, я ошиблась.

– Я хотел бы сделать тебе предложение, – помолчав, произнес он.

Я улыбнулась, спрашивая себя, что он может мне предложить.

– Я дам тебе тридцать тысяч фунтов – тебе этого хватит и на колледж, и на университет, – если в течение шести месяцев ты будешь сопровождать только меня.

Мне тут же вспомнился фильм «Красотка» с участием Джулии Роберте. Я посмотрела его много лет назад, задолго до того, как стала на эту дорожку, и эта прелестная любовная история привела меня в полный восторг. Теперь, когда я оказалась в том же лагере, что и героиня Джулии Роберте, передо мной все предстало в совершенно ином свете. Даже когда она работала на улице, она выглядела слишком честной и искренней для этого занятия. Что касается ее партнера, то он и вовсе был слизняком, пользующимся услугами проституток. Трудно представить себе менее романтичного героя.

Но вот я сама оказалась в сходной ситуации.

– Вы очень щедры, но я не могу принять это предложение, – ответила я.

– Ты даже не подумала! – удивленно воскликнул он, и в его голосе прозвучало нечто похожее на обиду.

Его нетрудно было понять. Разве проститутки занимаются этим не ради денег?

– Подумала. Но мне это не подходит.

– Ты даже не поинтересовалась условиями.

Похоже, на этот раз он всерьез разозлился. Расстраивать такого ценного клиента совершенно не входило в мои планы. Я ведь еще ни разу не занималась с ним сексом. Такие мужчины, как он, были большой редкостью.

– Ну, простите, простите. И каковы же ваши условия?

– Я хочу, чтобы ты сопровождала только меня и не встречалась с другими мужчинами.

– Полгода?

– Полгода.

– Спасибо. Это чудесное и необыкновенно щедрое предложение. Я очень благодарна вам за заботу обо мне, но я и в самом деле не могу им воспользоваться.

– Почему? – холодно спросил он. – Мне казалось, для тебя это великолепная возможность воплотить в жизнь свою мечту.

– Вы правы, это действительно чудесное и щедрое предложение, просто мне оно не подходит.

– Назови мне хоть одну уважительную причину, по которой ты не можешь принять это предложение, и мы закроем эту тему, – сказал он. 

Я видела, что он очень огорчен. Хотя он отчаянно пытался скрыть обиду, его выдавали глаза. Но я все равно не хотела говорить ему, почему я не могу сделать то, о чем он просит.

Я не могла это сделать, потому что не могла двадцать четыре часа в сутки играть роль Хани, сколько бы денег мне за это ни предлагали. Я не хотела утратить Еву и я не хотела отрывать себя от своей подлинной личности и втискиваться в угодную ему роль, как только ему вздумается встретиться с Хани. Мне пришлось бы постоянно быть наготове, независимо от времени суток. Мне пришлось бы работать во время месячных и делать омерзительные вещи, о которых я слышала от Дон. Иными словами, я начала бы торговать теми частями своей личности, которые никогда не предназначались для продажи. Я не хотела ему это говорить, потому что тем самым признала бы, что всякий раз, встречаясь с ним, я играла роль. И он сразу понял бы, что на самом деле я не испытываю ни сочувствия, ни симпатии к своим клиентам. Хани просто отлично притворялась, а на самом деле ей стоило больших усилий не испытывать прямо противоположных эмоций.

– Почему мы не можем просто сойтись на том, что это не для меня? – спросила я.

Я уже начала подозревать, что мне придется вернуть ему конверт с деньгами и больше никогда с ним не встречаться.

– Хани, я буду говорить начистоту. В том, что ты не ухватилась за это предложение, и заключается одна из основных причин, почему я его тебе сделал. Ты не такая, как другие женщины, которых я знаю. Ты делаешь это не только ради денег.

«Только ради денег!» – подумала я.

– Мне кажется, то, чем ты занимаешься, доставляет тебе удовольствие.

«Ничего подобного!»

– Ты вкладываешь в это душу.

«Я ни за что не стала бы это делать. Просто, судя по всему, я очень хорошая актриса».

– Я буду с тобой еще более откровенен, – продолжал он. – Мне неприятно то, что ты видишься с другими мужчинами. Мне неприятно то, что другие мужчины общаются с тобой, а затем вы вступаете в интимную связь. 

– Вы мне очень льстите, – произнесла я, чтобы остановить его и не позволить ему окончательно потерять лицо.

Я о таком никогда не слышала. Я вообще не думала, что такое возможно. Но, похоже, он пытался сказать мне, что испытывает ко мне какие-то чувства. Что, возможно, он начинает в меня влюбляться. Я знала, что Хани не сможет ответить на его чувства. Она вообще не была способна любить. Для нее существовал только секс. Ева была влюблена в мужчину, с которым она поговорила в течение пяти минут несколько месяцев назад. Таким образом, вопрос о любви на повестке дня для меня не стоял.

– Такое ваше отношение для меня большая честь. Учитывая то, что вы сказали, я тем более не могу воспользоваться вашим предложением. Было бы нечестно утешить вас на какое-то время, а затем вновь подвергнуть все тем же переживаниям, если в конце условленного срока я решу вернуться к своей обычной работе. Это единственное, что я могу вам сказать. По отношению к вам это было бы нечестно.

От моих слов он переменился в лице и как будто весь сжался. На моих глазах он из благородного джентльмена превратился в беззащитного, разочарованного и, я бы даже сказала, страдающего мужчину. Он протянул руку через стол и накрыл ладонью мои пальцы. Это прикосновение отличалось от всех предыдущих. Прежде он дотрагивался до меня в поисках заботы и ласки, стремясь пополнить свои истощившиеся запасы человеческого тепла. Сегодня он пытался что-то дать мне, найти способ достучаться до моей души и проявить свои чувства.

Это не было мне неприятно, но не могло изменить моего отношения к его предложению.

– Прошу тебя, Хани, хотя бы подумай об этом. Если ты все хорошенько обдумаешь и все же придешь к выводу, что это тебе не подходит, я признаю свое поражение и больше не вернусь к этой теме. Ты сделаешь это для меня? Пожалуйста!

– Хорошо, я об этом подумаю, – наконец сказала я, чтобы прекратить этот разговор.

И вот я об этом думаю. И меня это слегка возмущает. Хитроумный ход, ты не находишь? Заставить меня согласиться подумать. Потому что сейчас я не только делаю для него что-то совершенно бесплатно. Я это делаю, как Ева. Может, это звучит бездушно, но он оплачивает только время, которое я провожу с ним. Расставаясь с ним, я тут же выбрасываю все это из головы.

И все же тридцать тысяч фунтов есть тридцать тысяч фунтов, не так ли? Как можно отказаться от такой суммы? Он женат, и у него много времени отнимает работа. Вряд ли мне придется встречаться с ним так уж часто. Возможно, я смогу контролировать ситуацию, и тогда я выдвину встречные условия. Например, потребую, чтобы мы встречались только по вечерам и чтобы он предупреждал меня заранее, давая мне время перевоплотиться в Хани.

Мне не придется прилагать много усилий, чтобы лишить мою квартиру следов присутствия в ней Евы, но, возможно, я буду вынуждена назвать ему свое настоящее имя.

Кроме того, есть еще агентство. Вряд ли им понравится, что я берусь за работу тайком от них. Наверное, мне придется от них уйти. Хотя, с другой стороны, имея тридцать тысяч на счету, я смогу снова заняться уборкой помещений, одновременно готовясь к поступлению в колледж.

Если честно, я ума не приложу, как мне быть. Но как насчет поговорки, которая то и дело приходит мне в голову? Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Этот сыр, если и не вполне бесплатный, то уж чересчур дешев. Наверное, будет лучше, если я отвернусь и забуду о его существовании. А ты как думаешь?

Растерянная из Брайтона

3 апреля 1996 года

Сумма выросла до сорока пяти тысяч, а срок сократился до трех месяцев, когда он снова вернулся к этой теме, несмотря на обещание этого не делать. Более того, его решимость только возросла.

Как я могу отказаться от возможности получить сорок пять тысяч за такое короткое время? Эта сумма огромна до неправдоподобности. Да он, вообще, ею располагает? Когда я его об этом спросила, он сказал, что положит деньги на специальный, доступный только мне банковский счет, на котором я смогу проверять их наличие хоть каждый день. Но взять их я смогу только не раньше полуночи последних суток. Тем временем он будет давать мне достаточно денег на оплату квартиры и счетов, на покупку продуктов и другие расходы, которые затем суммирует и вычтет из причитающихся мне сорока пяти тысяч.

Когда я заявила, что моя жизнь не заключается в одной лишь работе, он сказал, что я могу выдвинуть свои условия. И я их выдвинула, хотя мне самой они кажутся возмутительно категоричными. Итак, вот они: