Текст книги "Прежняя любовь"

Автор книги: Дороти Кумсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

1. Никаких визитов или свиданий в течение дня, независимо от его состояния или желания.

2. Никаких визитов без предварительной договоренности, причем не позже, чем за два часа до встречи.

3. Никаких ночевок. Не позже трех часов ночи он должен покинуть мою квартиру.

4. Никаких проявлений ревности относительно моего поведения в мое свободное время.

5. Никаких разговоров о любви и тому подобных чувствах.

6. Никакого секса (если мы к этому все же придем) во время месячных.

7. Контрацепция обязательна.

8. Никаких возражений, если мне понадобятся дополнительные суммы на платья или что-либо, имеющее отношение к встречам с ним.

Он без малейших колебаний принял все эти условия, тем самым загнав меня в угол. Какие еще у меня могли быть основания для отказа? У меня будет время для того, чтобы перестать быть Евой, – так же, как и сейчас, – и мне предстоит секс только с одним мужчиной. Наверное, в этом кроется опасность того, что я могу к нему привязаться, но подобные глупости совершают только обычные девушки, но никак не проститутки. Все шлюхи знают, что увлечься клиентом гораздо опаснее, чем работать на улице без прикрытия. Ни одному клиенту нельзя доверять свое сердце, каким бы добрым, порядочным, щедрым, любящим и страдающим он ни казался. Он НИКОГДА не забудет, кто ты и чем ты занималась. Никогда.

Я не скажу ему, как меня зовут на самом деле. Для меня это важнее всего остального. Я нуждаюсь в напоминании, что для него, как и для всех остальных, кто платит мне за секс, я – Хани. Я пойду с ним в банк и возьму распечатку баланса своего счета. Я в любой момент смогу убедиться, что деньги все еще там.

Кажется, я ничего не упустила, и через три месяца мои денежные проблемы останутся в прошлом. Я смогу быть уборщицей, располагающей мешком денег. Я смогу навсегда попрощаться с Хани. Я снова начну жить своей собственной жизнью. Возможно, я даже смогу отдохнуть и навещу мать. Она мне так и не написала, но она не сможет меня проигнорировать, когда я окажусь на пороге ее дома.

Похоже, я готова на это пойти. Как ты считаешь?

Это действительно не отличается от того, что я делаю сейчас. Почему же меня не оставляет чувство – малюсенькое, но упорное чувство, – что мне придется об этом пожалеть? Но это всего лишь крошечная заноза. Я уверена, что забуду о ней, как только приступлю к осуществлению своего плана.

Я

7 июня 1996 года

Я ничего здесь не писала, потому что рассказывать было не о чем. Прошло уже два месяца с тех пор, как мы заключили наше соглашение. Представьте себе, мы еще ни разу не трахнулись.

Мы лежим рядом на кровати. Иногда он просит меня раздеться до белья, но я не заметила, чтобы он с интересом наблюдал за тем, как я раздеваюсь. Он просто любит, когда на мне нет ничего, кроме бюстгальтера и трусиков. Еще он любит ко мне прикасаться, но дальше этого дело не заходит. Просто ему, похоже, необходимо ощущать меня рядом. Он тесно прижимается ко мне и шепотом делится своими проблемами и переживаниями. Он расслабляется, когда я обнимаю его и глажу по волосам. Но это никогда не заканчивается сексом.

Я не знаю, боится ли он того, что у него ничего не получится, или что получится, но кончится слишком быстро, или он просто ничего не хочет. Но он возбуждается. Я это ощущаю даже через одежду.

Он начал брать меня с собой на вечерние деловые встречи, потому что, по его словам, ему нравится появляться на людях с такой девушкой, как я. Большинство его деловых партнеров приходят с такими же «подругами» (мы определяем, кто есть кто, с первого взгляда), хотя некоторых сопровождают жены.

Моя легенда, если кто-нибудь (не только жены) поинтересуется тем, кто я такая, следующая: я заканчиваю университет и собираюсь стать юристом, и мне подвернулась потрясающая возможность понаблюдать за всеми аспектами деятельности Цезаря. Но никто не задает мне подобных вопросов. Моя особа никого не интересует. Время от времени кто-нибудь спрашивает, каково мое мнение о еде или вине, но по большей части они увлечены собой и своим бизнесом.

Вчера вечером мы обедали в отеле, в котором я познакомилась с Джеком Бритчемом. Мое сердце колотилось, как сумасшедшее, и меня раздирали противоречивые чувства. Я хотела его увидеть (разумеется, я понимала, что вряд ли он там окажется еще раз, но мое сердце этого понимать не желало) и боялась этого, потому что была с другим мужчиной. Я хотела иметь возможность сказать ему: «Я свободна!» Но это, увы, не так.

В ресторане я увидела как минимум трех мужчин, которых я когда-либо сопровождала. Они не были участниками нашей встречи, а просто находились в отеле. Меня ничуть не задело то, что они сделали вид, будто не замечают меня. Но на месте Евы я обязательно задалась бы вопросом, как могут они быть такими черствыми и двуличными. Они вступали со мной в интимные отношения, раздевались передо мной донага, рассказывали мне о своих женах (которые, кстати, отнюдь не показались мне «старыми» или «равнодушными к сексу»), ожидали, что я их утешу и приласкаю, а теперь меня попросту игнорируют. Хуже того, они делают вид, что вообще меня не знают.

Я переспала со множеством мужчин, и я их всех помню. Я помню их лица, их имена и какой разновидностью секса мы занимались. Я обязана их помнить не только ради собственной безопасности (попадались клиенты, которые вели себя не вполне адекватно), но также и ради выгоды. Мужчинам льстит, когда ты помнишь подробности встреч с ними, и свою признательность они демонстрируют при помощи бумажника. Как я уже сказала, Ева о таких вещах никогда не думает. Вот почему ей необходима Хани, которая подобные вопросы берет на себя.

Впрочем, я очень довольна тем, что сейчас мне не приходится заниматься сексом. Это оздоравливает. Он использует мое тело, чтобы ощутить тепло и заботу, но для этого ему достаточно прикосновений к моей коже. Я могу потерпеть это еще несколько недель.

Я

27 июня 1996 года

Осталось всего три дня, но все снова переменилось.

Вчера вечером ко мне пришел Цезарь. Он был замкнут, но явно чем-то обеспокоен.

– Ты в порядке? – спросила я.

– Да, – печально кивнул он. – В полном порядке.

– Давай я помогу тебе расслабиться, – предложила я, развязывая его золотистый галстук и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.

– Если не возражаешь, я хотел бы полежать рядом с тобой на кровати, – сказал он.

– Ну конечно, – кивнула я.

Мне стало немного грустно, потому что начинало передаваться его настроение.

– Я помню, какое сегодня число, – произнес он, прижимаясь так тесно, что я бедром ощущала его эрекцию.

Его рука заскользила по моей ноге, пробираясь под подол легкого сарафана, и начала поглаживать меня по бедру.

– Я обманывал себя, пытаясь убедить себя в том, что это никогда не закончится, – прошептал он. – Я буду скучать по тебе, Хани.

– Я тоже буду по тебе скучать, – машинально ответила я, хотя это действительно было так.

Я знала, что буду по нему скучать. Это было приятное и спокойное время. Одеваясь и готовясь к встрече с мужчиной, я совершенно точно знала, кого увижу и что от меня ожидается. Мне нравились такие отношения, не осложненные всевозможными эмоциями.

И тут я осознала, что он меня раздевает, неуклюже расстегивая пуговицы на лифе сарафана. Я была неприятно удивлена, но ужасаться было нечему. В конце концов, это входило в условия нашего договора. Он нашел застежку бюстгальтера (на этой модели она располагается впереди), щелкнул ею, и вот уже его губы весьма неумело заскользили по моей груди. Он уложил меня на спину и взялся за мои трусики. Приподняв бедра, чтобы помочь ему, я поняла, что он хочет сделать это сам. Он намеревался раздеть меня самостоятельно.

Вскоре он стал высвобождать из брюк свой эрегированный член. Я потянулась к тумбочке за презервативами, для чего повернулась на бок. Не успела я выдвинуть ящик, как он уже был во мне. Его глаза были плотно закрыты, а лицо искажала гримаса агонии и наслаждения, нараставшего с каждым толчком. Спустя несколько минут его тело стало содрогаться от мощного оргазма. За все это время я даже не шелохнулась. Как опытная проститутка, я знала, что в большинстве случаев клиентам достаточно моего тела, а все остальное им не требуется.

– Прости, что не надел презерватив, – пробормотал он, откатываясь в сторону. – Я должен был ощутить тебя всю, целиком.

Я промолчала, потому что не могла ответить: «Ничего, все в порядке». Все было отнюдь не в порядке. К счастью, я принимала противозачаточные средства, но не знала, где и с кем он бывает. Однако после трех оплаченных им месяцев, в течение которых от меня ни разу не потребовался секс, возмущаться этим было неудобно. Я решила, что больше этого не допущу, а пока раньше положенного срока сдам анализы на ВИЧ.

– Ну как? Тебе было хорошо? – неуверенно поинтересовался он.

Если то, что он мне говорил, было правдой и у него уже много лет не было секса с женой, то в его неуверенности не было ничего странного.

Я задумалась над тем, что произошло. Его поведение было довольно неуклюжим. Мне показалось, что он вообще не знает, как следует себя вести. Он не только выглядел неуверенным, но и вел себя, как совершенно неопытный любовник, чего очень трудно было ожидать от такого человека, как он. Он производил впечатление сильной личности, светского мужчины, переспавшего с множеством женщин (в том числе и с проститутками) и, следовательно, имевшего богатый сексуальный опыт. Мне стало стыдно за себя. «Возможно, – думала я, – он говорил мне правду. Возможно, его жена действительно является любовью всей его жизни, но отношения с этой женщиной, отрицающей секс, не желающей его обнимать и ласкать, чтобы это не привело к очередной неудачной попытке соблазнения, являются для него источником немыслимых страданий? Быть может, он и в самом деле всего лишь жаждет тепла и заботы, но ненароком переступил со мной эту невидимую черту, предчувствуя близость потери всего того, что я ему давала?»

– Мне было очень хорошо, – ответила я.

К моему ужасу, он начал плакать.

Он только что ушел. После того как он выплакался и успокоился, мы долго лежали, обнявшись. Потом он встал, оделся и ушел.

Один Бог ведает, что все это означает!

Я встревожена: а что, если он не сделает того, что обещал, и не отпустит меня через три дня? Вдруг он скажет, что влюблен в меня или что-нибудь в этом роде? Тогда мне конец! Я ведь не смогу заставить его отдать мне деньги. А если честно, не нужна мне его любовь. Любит его жена или нет, он все равно ей изменяет. Я не могу иметь дело с таким человеком. Даже если бы я смогла его полюбить. И я ни за что не соглашусь быть его содержанкой.

Единственное, что позволяет мне держаться на плаву, это то, что я сама зарабатываю себе на жизнь. Я всегда должна полагаться только на себя.

Фу! Зачем он это сделал? Я могу ошибаться, но мне кажется, что теперь все изменилось не в лучшую сторону. Что ж, последующие несколько дней должны все прояснить.

Полная Дура

29 июня 1996 года

Он предложил мне еще сорок пять тысяч за следующие три месяца. Такого поворота событий я не ожидала.

С одной стороны, очень заманчиво принять это предложение, потому что предыдущие три месяца были не так уж неприятны. С другой стороны, мне не хочется его обнадеживать и причинять ему боль. Я ему так и сказала.

– Ты не причинишь мне страданий, Хани, – убежденно произнес он. – В ту ночь я был немного… расстроен из-за жены. Она сказала то же самое после нашей первой близости. Это был первый раз для нас обоих, и твои слова вызвали в моей памяти то чудесное время. Хани, мне приятно твое общество. Нет слов, которые могли бы передать, что ты для меня сделала. Ты возродила меня к жизни. Но я осознал, что все чувства, которые я испытываю, находясь с тобой, обращены на мою жену. Меня печалит то, что мы больше не бываем физически близки. Наверное, поэтому я и хочу продлить наш договор. Ты напоминаешь мне о том, какими изначально были наши с женой отношения. Ты меня понимаешь?

Я кивнула и немного успокоилась. И все же…

Я не знаю, почему все это пишу. Как будто решение еще не принято. Мы с Цезарем беседовали, и беседовали, и беседовали, и в конце концов я согласилась. Завтра он даст мне подтверждение, что деньги лежат на моем банковском счете, и наша сделка продлится еще на три месяца.

Может, я сошла с ума, но если последующие три месяца будут такими же, как и предыдущие, то для меня это будет совсем не трудно.

13 июля 1996 года

На моей могиле, наверное, будет установлен камень с надписью: «Ева Квеннокс, Самая Безмозглая Женщина на Земле». Или что-то покороче и поязвительнее. Незачем тратить столько усилий на такую дуру.

Это то, что принято называть черным юмором.

Но вчера вечером мне было не до смеха. Я должна хоть как-то это осознать и объяснить для себя. Иначе я пойду в кухню, возьму нож и воткну его себе в грудь. Или начну скрести свою кожу, пока то дерьмо, из которого сделано мое тело, станет неузнаваемым.

Вчера вечером Цезарь пришел ко мне с другом, которого я несколько раз видела на деловых встречах. Мы не обменялись и несколькими словами, но он произвел на меня приятное впечатление. Немного суетлив, несколько глуповат, но в целом ничего. Я удивилась, потому что, позвонив мне, он не предупредил, что будет не один. Я провела их в гостиную, где они расположились на диване, а сама начала изображать из себя радушную хозяйку, подавая им напитки и предлагая поесть. Потом я села в кресло, ожидая указаний Цезаря относительно своих дальнейших действий.

Как и во время всех предыдущих деловых встреч, они курили сигары, обсуждали какие-то проблемы, пили виски, который я держала для Цезаря, и не обращали на меня внимания. Потом Арнольд поднялся, спросил, где находится ванная комната, и вышел, оставив меня наедине с Цезарем. Цезарь сидел в кресле, держа в одной руке сигару, в другой – низкий стакан с виски, и как будто не замечал меня. Я видела, что передо мной совсем не тот человек, которого я успела узнать за несколько последних месяцев, и мне стало не по себе.

– Будь хорошей девочкой, присядь на диван, – неожиданно произнес он, обращаясь не ко мне, а к столу в центре комнаты.

Я сделала то, что он просил, но гнетущее чувство продолжало усиливаться. Его голос показался мне таким холодным и отчужденным, что я его едва узнавала. Я не понимала, почему он так держится, чем именно недоволен. Разве я не была рада его приходу? Или я его чем-то обидела?

Когда Арнольд вернулся из ванной, он тоже сел на диван, причем так близко ко мне, что наши бедра соприкасались. Я обернулась к Цезарю, чтобы увидеть его реакцию и понять, заметил ли он, что тут происходит. Цезарь сидел в кресле и наблюдал за мной. За нами. За тем, как Арнольд положил руку мне на колено с таким видом, как будто это был случайно оказавшийся рядом предмет мебели, а не колено живого человека.

Я перевела взгляд на руку Арнольда, на его короткие пухлые пальцы с пожелтевшими от никотина кончиками. Его влажная ладонь прилипла к моей коже. Я снова подняла глаза на Цезаря, ожидая от него хоть какой-то реакции. Ничего. Он откинулся на спинку кресла, поднес к губам бокал и холодно смотрел на меня.

Оставляя влажный след, рука Цезаря двинулась вдоль моего бедра под подол платья, где начала раздвигать мне ноги. Передо мной вспыхнуло воспоминание о том, как приставал ко мне сожитель матери. Его рука казалась мне такой же отвратительной, как и рука Арнольда, хотя за последние несколько лет меня трогало там множество мужчин.

Арнольд начал двигать взад-вперед большим пальцем, но это была пародия на ласку. Он склонился ко мне и прошептал, обдавая меня кислым дыханием, в котором давний перегар смешался с запахом только что выпитого виски и сигарного дыма:

– Я мечтал о близости с тобой с того самого вечера, когда ты вошла в ресторан.

Я пристально смотрела в глаза Цезарю, но его взгляд по-прежнему был холоден, даже неумолим, а лицо превратилось в жесткую и ничего не выражающую маску. Это отсутствие реакции лучше всяких слов сообщило мне, чего он от меня ожидает.

В нашем соглашении я ни о чем подобном не упоминала, верно? Я не говорила, что он не имеет права приводить кого угодно и когда угодно, чтобы они могли развлечься со мной.

– Ты ведь тоже этого хотела, не так ли?

Арнольд буквально впился пальцами в мое бедро. Я подумала, что от ногтя его большого пальца у меня на коже останутся царапины.

Я резко сглотнула поднявшуюся к горлу тошноту и справилась с сотрясавшим мое тело омерзением. Я вынудила себя сосредоточиться на сидящем рядом со мной мужчине. Я заставила свою руку подняться и потянуться к пуговицам его рубашки. Я исказила свое лицо улыбкой. Я запретила своему телу сжиматься и сопротивляться тому, что от него требовалось. Я приказала своему сердцу не плакать.

– Ты хочешь, чтобы я тебе засадил, признавайся! – продолжал бормотать Арнольд, стараясь, чтобы его голос звучал приглушенно и соблазнительно.

Его бормотание показалось мне жалким. Как и он сам. Как и я – из-за того, что соглашаюсь на все это.

«Прекрати думать, – приказала я себе. – Прекрати что-либо чувствовать, превратись в Хани, в женщину, которая на это способна».

– Я думаю, в спальне нам будет гораздо удобнее, – произнесла я голосом Хани.

На мне был ее макияж и ее одежда. Просто я забыла перевоплотиться. Я почувствовала, как улыбка на моем лице становится все шире. Я неторопливо поднялась с дивана и потянулась, давая ему возможность меня разглядеть. Я взяла Арнольда за руку и, не обращая ни малейшего внимания на мужчину, также вставшего с кресла, чтобы последовать за нами, повела его по коридору к спальне. Продолжая держать в одной руке сигару, а в другой – виски, Цезарь остановился на пороге, глядя на происходящее, как на экран телевизора.

– Снимай одежду и ложись на кровать, – произнесла я хрипловато-сексуалъным голосом Хани. – Я присоединюсь к тебе буквально через несколько мгновений.

Пьяный и возбужденный Арнольд начал срывать с себя одежду. Я хорошо знала таких, как он. Они громко хвастали тем, что молоденькие девчонки буквально умоляли трахнуть их, но никогда не были ни с кем, кроме собственной жены. В лучшем случае у него был опыт приставания к секретаршам, что давало ему основание считать себя половым гигантом.

Я на мгновение отвернулась от него, положила руку на ручку двери и посмотрела в лицо человеку, заслонившему собой дверной проем. Он не имел к этому никакого отношения.

Я решительным движением захлопнула дверь и повернула ключ в замке.

Затем я посмотрела на распластавшегося на кровати голого Арнольда, на его пухлое, рыхлое, матово-бледное тело, в настоящий момент показавшееся мне неестественно массивным и неподвижным. Впрочем, его лицо горело желанием, а эрегированный пенис был наготове.

На его ногах я увидела черные носки. Судя по тому, что они доходили до середины голени, он подтянул их перед тем, как лечь на кровать.

Пустяковое дело для Хани.

Но в комнате находилась не она, а Ева. Она просто пользовалась голосом и улыбкой Хани. Она подошла к кровати и начала раздеваться, чтобы приступить к работе.

14 июля 1996 года

Не смогла закончить эту писанину вчера, потому что начала все это переживать заново и испугалась, что еще немного – и я с собой что-нибудь сделаю.

Цезарь ушел два часа назад. Он приходил, чтобы поставить меня в известность, что теперь мне предстоит делать это со всеми, на кого он мне укажет, и тогда, когда он этого захочет.

В противном случае денег он больше давать не будет и не внесет арендную плату за следующий месяц. Если я попытаюсь сбежать, он меня выследит и убьет.

– Через полгода – да-да, через полгода! – я пересмотрю ситуацию и решу, освобождать тебя от обязательств по нашему контракту или нет, – закончил он.

В его глазах было нечто такое, что убедило меня в том, что это не пустые угрозы. Его хладнокровие и то, как непринужденно он при этом держался, подтверждали, что он выполнит свое обещание. Он был достаточно богат и влиятелен, чтобы найти подходящий способ меня убить.

Я смотрела на сидящего в моей гостиной человека и видела тень преждевременной смерти, которая ходит по пятам за каждой проституткой, о чем нам всем отлично известно. Я молчала. Что я могла ему сказать? Он не отдал мне сорок пять тысяч за первые три месяца (мы договорились, что я получу все сразу по истечении всего срока), и бежать мне было некуда. Я сомневалась, что полиция воспримет мой рассказ всерьез, а мои сбережения изрядно сократились за те месяцы, которые я посвятила поиску нормальной работы, перед тем как снова приняться за старое.

– Тебе все ясно? – спросил он.

Я смотрела на него. Это означало только одно: «Ты примешь все мои условия».

– Я привык, чтобы на мои вопросы отвечали, – угрожающе произнес он.

– Да, – ответила я.

– Я рад, что ты все поняла. Это в твоих же интересах.

А потом… потом он показал мне, какой он на самом деле. Неуклюжего и неловкого человечка, оплакивающего утраченные отношения с женой, рыдавшего после нашей первой и единственной близости, не существует. Это все ложь.

Между ним и Цезарем нет ничего общего. Настоящий Цезарь оставил на моем теле столько кровоподтеков, что мне теперь трудно двигаться. Он заставил меня почувствовать себя полным ничтожеством. Я даже думать не могу. Настоящий Цезарь – это дьявол во плоти. И я заключила с ним договор.

Мне необходимо уснуть. Быть может, завтра мне будет легче. Я надеюсь, что мое тело восстановится довольно быстро. Но как мне быть с рассудком?

Я

30 июля 1996 года

Они не все такие, как Арнольд, хотя мне и с ним пришлось «увидеться» еще раз.

Большинство из них гораздо хуже Арнольда. Есть еще парочка таких же жалких типов, как и он, но остальные…

Знаешь, самое страшное – это то, что Хани ушла. Ее больше нет. Мне никак не удается ее дозваться. Ее маска соскальзывает с моего лица. Все эти ужасные вещи делаю я сама. Всегда только я. Ева.

Я подолгу сижу под душем. Я плачу, постоянно переодеваюсь и бесконечно меняю совершенно чистое постельное белье. Я больше не сплю в своей спальне. Я сплю в крохотной соседней комнатке, чтобы, когда я просыпаюсь, вокруг меня не вставали стеной воспоминания и почти осязаемые образы, чтобы я вновь не ощущала того, что мне пришлось пережить.

Дон советовала мне бежать от сутенеров, как от чумы.

– Они высосут из тебя всю кровь, заберут у тебя все без остатка, – говорила она, – а потом бросят и найдут другую жертву. Можешь не сомневаться.

Но это не мой случай. У меня не просто сутенер. У меня самый шикарный сутенер во всем городе. И он действительно сосет мою кровь. Вот только вряд ли он подыскивает себе другуюжертву.