Текст книги "Детектив США. Книга 8"

Автор книги: Дональд Эдвин Уэстлейк

Соавторы: Грегори Макдональд,Хью Пентикост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Глава 24

– Клара Сноу – бестолковая идиотка. Она ничего не понимает в журналистике. И не способна ничему научиться.

Френк Джефф, главный редактор «Ньюс трибюн», бывал трезвым лишь несколько минут в день. И уж во всяком случае не в два часа пополудни. В девять утра он сидел набычившись, с налитыми кровью глазами. К одиннадцати начинал соображать, что к чему, но уже нервничал: каждый, кто входил в кабинет, являлся помехой на пути к первому «мартини». В одиннадцать тридцать он покидал редакцию. От двух до половины четвертого он еще мог соображать. После пяти его нетерпение достигало предела. Вечерняя выпивка начиналась с шести. К девяти часам Френк напивался как сапожник. По вечерам он часто звонил в редакцию, выкрикивая распоряжения, которые никто не мог разобрать. Немалую часть следующего дня он отменял эти распоряжения. Кроме него их никто не помнил и, соответственно, не выполнял. Из кабинета главного редактора выплескивался целый поток «разъяснений», которые только нервировали сотрудников.

Флетч даже удивлялся, как Френку хватало сил на Клару Сноу.

– Что? – взгляд Френка остановился на Флетче.

– Клара Сноу – бестолковая идиотка. Она не понимает, как готовятся статьи. Она так глупа, что не может этому научиться.

– Она – твой начальник.

– Она бестолковая идиотка. Из-за нее меня чуть не убили. Возможно, еще и убьют.

– Что она сделала?

– Я пишу статью о распространении наркотиков…

– И, надо сказать, чертовски долго.

– Клара Сноу сообщила начальнику полиции, что я провожу расследование и кое-что нащупал.

– И что тут плохого? Тебе может понадобиться защита полиции.

– Я уверен, что наркотики попадают на побережье через начальника тамошней полиции.

– Ты шутишь.

– Отнюдь.

– Через Грэхема Каммингса? Я знаю его десять лет. Пятнадцать. Это прекрасный человек.

– Наркотики идут через него.

– Как бы не так.

– Именно так.

Френк не любил смотреть в глаза собеседнику.

– Флетчер, я думаю, тебя пора снимать с этой статьи.

– Черта с два.

– Ты угробил столько времени и все впустую. Ты просто загорал на пляже.

– Если вы снимете меня с этой статьи, Френк, я отнесу ее в «Кроникл газетт» и опубликую с примечанием, что вы отказались принять ее у меня.

– В последнее время ты что-то ополчился на полицию.

– Наркотики на побережье привозит Грэхем Каммингс.

– У тебя есть доказательства.

– Я все напишу.

– Доказательств у тебя нет.

– Кроме того, он выбросил меня из города. Если бы утром я честно признался, что у меня есть доказательства, он бы меня убил. Если он о чем-то пронюхал, он меня убьет. Я просил Клару Сноу не звонить в полицию.

– А Клара обратилась ко мне. Я ей разрешил.

– Это же глупо, Френк. Если б мне требовалось полицейское прикрытие, я бы сам нашел Каммингса. А так вы и Клара, не выходя из кабинета, подставили меня под удар.

– Ты сказал Кларе, что подозреваешь Каммингса?

– Нет. Когда я говорил с ней в прошлую пятницу, я его еще не подозревал.

– Так что ты хочешь сказать?

Френк походил на печальную жабу, сидящую на дороге. По мере того как до него доходил смысл слов Флетча, грудь его расширялась, щеки надувались, глаза вылезали из орбит. Лицо Френка багровело.

На вращающемся кресле он развернулся вполоборота к столу. В таком положении он мог не смотреть на Флетча.

– А теперь выслушай меня, Флетчер. Клара говорит, что ты – отвратительный тип. Одеваешься, как бродяга, ходишь по редакции босиком, никогда не берешь телефонную трубку. Она понятия не имеет, работаешь ты или бездельничаешь. Ты не признаешь редакторской правки, грубишь, не выполняешь ее указания.

– Стоит ли тогда удивляться, что она подставила меня под пулю.

– Опять ты грубишь. Клара даже не подозревала, к чему может привести ее звонок в полицию, да и меня ты еще не убедил. Грэхем Каммингс – честный человек.

– Я говорю, что Клара – идиотка, она утверждает, что идиот – я. Знаете, какой напрашивается вывод?

– Какой же?

– Разведите нас. Если вы считаете, что она должна быть редактором, пусть она портит кровь кому-то еще.

– Я этого не сделаю. Придется тебе жить с ней.

– Нет. С ней живете вы.

Френк резко повернулся к Флетчу. Попытался пронзить его взглядом, но вместо этого еще больше побагровел.

– Ты висишь на ниточке, парень.

– Ваша газета держится на моих статьях.

– Если б не твоя «Бронзовая звезда», я бы уволил тебя сию минуту.

– Речь идет о том, Френк, что я готовлю статью о распространении наркотиков на побережье. Я не драматизирую ситуацию, но меня могут убить. Если меня убьют, я хочу, чтобы руководство газеты знало, почему это произошло. Я уверен, что наркотики поступают через начальника полиции Грэхема Каммингса. Своим звонком Клара Сноу предупредила Каммингса, что я иду по его следу. Сегодня утром он вызвал меня к себе, чтобы выяснить, много ли я знаю. Это случилось после того, как воскресной ночью я попытался попасть в тюрьму. Я уложил трех полицейских в присутствии их начальника. Меня стукнули по голове, но не арестовали. В кабинете Каммингса я прикинулся дурачком. Круглым идиотом. Я сказал, что ничего не знаю, за исключением самого очевидного. Он велел мне убираться из города. Отсюда следует, что он мог убить меня, заподозрив, что у меня есть доказательства его вины. Я мог умереть из-за вас и вашей бестолковой Клары Сноу.

– Ты слишком драматизируешь.

– Возможно.

– И что дальше? Ты не хочешь заканчивать эту статью?

– Я ее напишу.

– Когда?

– Очень скоро.

– Я хочу посмотреть ее.

– Вы ее посмотрите.

– И не забудь про вручение «Бронзовой звезды» в пятницу утром.

– Как можно, Френк. Присылайте фотографов и репортеров. Я мечтаю о том, чтобы увидеть свою физиономию в субботнем утреннем выпуске. Тогда меня убьют наверняка.

– Ты получишь эту медаль.

– Обязательно, Френк. В пятницу, в десять утра, из рук командира военно-морской базы.

– Ты получишь медаль, Флетч, или пятница станет твоим последним днем в газете.

– Постараюсь не разочаровать вас, Френк.

– Между прочим, Клара также сказала, что вокруг тебя без конца вьются какие-то скользкие адвокаты. Держи их подальше от редакции.

– Хорошо, Френк.

Флетч встал. Тон его голоса враз переменился.

– Что вы можете сказать об Алане Стэнвике?

– Дерьмо.

– Почему?

– Стэнвик выступал против каждого законопроекта по охране окружающей среды, представленных за последние пять лет.

– И добивался своего?

– Да, добивался.

– Что еще вы о нем знаете?

– Ничего. Дерьмо он, и все. Иди за своей пулей. Может, тогда у нас будет, что печатать.

– Спасибо, Френк.

– Всегда рад помочь.

Глава 25

– Добрый день, сэр, – старший официант узнал его и в костюме. Работая в теннисном павильоне, этот человек зарывал талант в землю. – Вы ищете Андервудов?

– Честно говоря, я ищу Джоан Стэнвик, – ответил Флетч.

– Миссис Стэнвик играет в теннис. На третьем корте. На балконе есть свободный столик. Вы позволите принести вам апельсиновый сок с водкой?

– Благодарю.

Флетч прошел к круглому столику на двоих. Вдоль ограждения балкона стояли корзины цветов. Джоан Стэнвик играла с какой-то женщиной.

– Ваш сок, сэр. Записать его на счет Андервудов?

– Пожалуйста.

Половина третьего корта находилась в тени. Это затрудняло подачу. Флетч подумал, что в Рэкетс-клаб Джоан Стэнвик могла бы играть и на лучшем корте.

В теннисном павильоне еще не все сменили шорты на костюм, хотя время близилось к шести.

Джоан Коллинз Стэнвик играла профессионально, но без той страсти, что отличает чемпионов. Хорошо обученный, опытный игрок. Ее нелегко обмануть, перехитрить, и в то же время она не вкладывала в игру душу. Не было в ней радости и удовольствия, испытываемых начинающими. Она все умела и откровенно скучала.

Джоан выиграла сет, подошла к сетке, обменялась рукопожатием с соперницей и улыбнулась. Точно такая же улыбка появилась бы на ее лице и при проигрыше. Обе подхватили со скамейки свитера и пошли к павильону.

Флетч развернулся к входной двери.

Она здоровалась со многими, тем же рукопожатием и улыбкой, что и у сетки. Прошло какое-то время, прежде чем ее взгляд нашел Флетча.

Тот встал.

Она извинилась и тут же подошла к нему.

– О, Джон. Я думала, вы в Милуоки.

– В Монтане, – поправил ее Флетч.

– Да, конечно. В Монтане, – она села за столик.

– Я как раз собирался в аэропорт, когда позвонил мой шеф и попросил задержаться еще на несколько дней. Появились новые клиенты.

– Почему вы не позвонили мне?

– Я был занят с клиентами, – Флетч отпил из бокала. – Кроме того, я подумал, что мне лучше зайти во вторник.

– Почему во вторник?

– Потому что вы говорили, что по вторникам ваш муж приходит домой довольно рано.

Несмотря на загар, она заметно покраснела.

– Понятно.

– Разве вы не говорили, что вторники ваш муж оставляет для вас?

– Мне кажется, вы смеетесь надо мной, не так ли, Джон?

– Пытаюсь.

Джоан Стэнвик, не отрывая от него глаз, рассмеялась:

– Ну…

– Извините, я не могу предложить вам «мартини».

– Вы задали гораздо больше вопросов, чем я могла бы ожидать от вас, Джон. И, более того, вы внимательно выслушали все ответы. Должно быть, вы мастер своего дела.

– А что я делаю?

– Продаете мебель, естественно. Вы сами говорили об этом.

– В действительности я специалист по кроватям.

– Не хотите ли оценить мою? – спросила Джоан.

Кровать стояла посреди просторной комнаты с окнами на бассейн. Джоан называла ее «раздевалкой», но это была настоящая спальня с большим шкафом, забитым теннисной амуницией, юбками, свитерами, вечерними туалетами и обувью.

Джоан объяснила, как пройти к ней.

Когда Флетч пришел, она успела принять душ и завернуться в огромное полотенце.

Любовные ласки нравились Джоан Коллинз Стэнвик несколько больше, чем теннис. И здесь она была обучена и умела, но вновь без чемпионской страсти. И игривой радости новичка.

– Это удивительно, Джон.

– Правда?

– Я имею в виду другое.

– Что именно?

– Твою фигуру.

– По-моему, она неплохая. Мне, во всяком случае, нравится.

– Но ты ничего не заметил?

– А что я должен был заметить?

– В душе в Техасе?

– Я уже давно не мылся в техасском душе.

– Фигура Алана.

– Фигура Алана? А при чем тут она?

– Она не отличается от твоей.

– То есть?

– Я хочу сказать, что ширина твоих плеч, длина спины, руки, бедра, ноги такие же, как у Алана.

– Твоего мужа?

– Да. Разве ты этого не замечал? Вы же мылись с ним в душе в Техасе. Форма черепа, все.

– Неужели?

– Вы абсолютно не похожи. Ты – блондин, он – брюнет. Но фигуры у вас, как две капли воды.

Она перекатилась на локти, пристально глядя на рот Флетча.

– У тебя отличные зубы. Прямо как у Алана.

– Тебе нравится?

– Держу пари, у тебя нет ни одной пломбы.

– Нет.

– И у него тоже.

– Как интересно.

– Теперь я могу поспорить, что ты обиделся.

– Ничуть.

– Наверное, невежливо сравнивать тебя с моим мужем.

– Мне представляется, это интересно.

– Ты говоришь себе: «Эта дама увлеклась мной только потому, что у меня такая же фигура, как у ее мужа». Я права?

– Да. Я оскорблен до глубины души.

– Я не хотела обижать тебя.

– Я сейчас расплачусь.

– Пожалуйста, не плачь.

– Я умираю от разбитого сердца.

– О, не умирай. Только не здесь.

– Почему?

– Потому что придется вывозить твое тело. А я никогда не смогу выговорить твою фамилию. Меня это раздражает.

– Тебя раздражает пребывание в одной постели с мужчиной, фамилию которого ты не можешь выговорить?

– Допустим, ты умрешь и тебя придется увезти. Что я скажу людям? Его зовут Джон, давний друг нашей семьи, только не спрашивайте, как его фамилия. Повтори ее мне, Джон.

– Заманауинкералески.

– О Боже, ну и фамилия. Заманауинк… повтори ее снова.

– Заманауинкералески.

– И с такой фамилией ты смог жениться?

– Да. Теперь по земле бегают трое маленьких Заманауинкералески.

– А как ее девичья фамилия? Твоей жены?

– Флетчер.

– Какая милая фамилия. Ну почему она стала Заманабанги…

– Заманауинкералески. Куда экстравагантнее, чем Флетчер.

– Настолько экстравагантно, что никто не может выговорить такую фамилию. Она что, польская?

– Румынская.

– Не понимаю, в чем разница.

– Это знают только поляки и румыны.

– Так в чем же?

– Тебя интересует, чем отличаются поляки от румын? Они по-разному любят женщин.

– О?

– Польский стиль мы уже попробовали. Теперь я покажу тебе румынский.

– Любовь по-польски мне понравилась.

– Но ты еще не знаешь, что такое любовь по-румынски.

– А почему мы начали не с нее?

– Я думал, ты еще не готова.

– Теперь я готова.

Часы показывали половину девятого. Через сорок восемь часов Флетчер должен был убить ее мужа.

Глава 26

Среда. Утро. Главное для Флетчера – не попасться на глаза полицейским. Каммингс наверняка приказал им задержать журналиста, появись тот в городе. Похоже, начальник полиции боится расследования. Но он может осложнить Флетчу жизнь. В его комнате найдены героин и марихуана. Он ударил трех полицейских. Поэтому Флетч очень и очень осторожен.

В джинсах, без рубашки и босиком он начал поиски Гамми сразу же после восхода солнца.

Без четверти девять Джули сказала ему, что видела Гамми в микроавтобусе марки «фольксваген», припаркованном на Главной улице.

Флетч нашел расписанный цветами микроавтобус и притаился в ближайшем подъезде.

Гамми появился без двадцати десять. Дожидаясь его, Флетч насчитал пять патрульных машин, проследовавших по Главной улице.

Флетч подошел, когда Гамми уже открыл дверцу.

– Поедем ко мне, Гамми. Мне надо поговорить с тобой.

Прыщавое лицо Гамми перекосила гримаса.

– Поедем, Гамми. Нам надо поговорить. О Бобби.

– Бобби умерла, Гамми, – сказал Флетч, когда они вошли в комнату.

– О, – выдохнул Гамми.

Флетч ударил его кулаком в лицо. Голова Гамми откинулась назад, дернулись длинные волосы. Но он не упал. Его глаза наполнились слезами. Похоже, раньше его никогда не били.

– Я сказал, Бобби умерла, Гамми, и одного «о» недостаточно. Ее убил ты. И ты это знаешь.

Гамми шагнул к двери.

– У меня плохие новости, Гамми. Смерть Бобби означает расследование. Толстяк Сэм согласился стать свидетелем обвинения.

– Ерунда.

– Он дал мне письменные показания и признал, что наркотики поступают к нему от начальника полиции Грэхема Каммингса. В его показаниях есть все, включая твою гавайскую рубашку. Он написал, что наркотики продаешь ты. А он лишь хранит их у себя.

Подросток остановился, не дойдя до двери. Его глаза широко раскрылись.

– Я никогда не торговал наркотиками. Я лишь приносил их.

– Обмен наркотиков на деньги шел через тебя.

В уголке рта Гамми виднелась кровь.

– Я никогда ничего не продавал.

– Толстяк Сэм утверждает совсем иное.

– Мерзавец.

– И он подписал показания своим настоящим именем, которое я уже успел забыть.

– Чарльз Уитерспун.

– Как?

– Чарльз Уитерспун.

– Именно так он и расписался.

– Где его показания?

– У меня дома. Неужели ты думаешь, что я привезу их сюда. Он подписал их, как Чарльз Уитерспун.

– Дерьмо.

– Я могу помочь тебе, Гамми, – Флетч снял футляр с пишущей машинки, вложил в каретку три листа, проложенные копиркой. – Тебе нужна помощь.

Гамми стоял в темной комнате, засунув руки в карманы.

– Между прочим, Гамми, я – И. М. Флетчер из «Ньюс трибюн».

– Репортер?

– Да.

– Я узнал о тебе кое-что интересное. На прошлой неделе я видел тебя в сером «ягуаре». Кажется, в прошлый четверг.

– Ты говорил кому-нибудь, что видел меня?

– Нет.

Гамми сел на пол. Прижался спиной к стене.

– Если я дам показания, то не попаду в тюрьму?

– Не попадешь, если станешь свидетелем обвинения.

– Что это значит?

– Ты должен дать показания и подписать их. Ты честно признаешься, какова твоя роль в распространении наркотиков на побережье.

– Я приносил наркотики от начальника полиции Толстяку Сэму.

Флетч, скрестив ноги, уже сидел перед пишущей машинкой.

– Этого мало. Расскажи мне все. Я запишу твои слова. А ты под ними распишешься.

– Зачем тебе мои показания?

– Я отдам их моему другу, который работает у окружного прокурора. Мы вместе служили во флоте. Он знает, как с ними поступить.

– Меня убьют. Каммингс очень жесток.

– Я обеспечу тебе защиту полиции.

– Защиту полиции? Забавно.

– Я говорю не о местной полиции. Я согласен с тобой, Каммингс опасный человек.

– Тогда какой же? Полиции штата?

– Возможно, придется привлечь Федеральное бюро по борьбе с наркотиками. Или обратиться к самому окружному прокурору. Не знаю. Но о тебе позаботятся. Я хочу, чтобы ты припер Каммингса к стенке.

– Хорошо, – Гамми заметно побледнел. – Наркотики поступали на побережье через Каммингса.

– Все наркотики?

– Да. Все.

– Где он их брал?

– Точно не знаю. Но каждые несколько недель он ездит в Мексику и обратно. Он говорит людям, что хочет купить там дом или поместье, где собирается жить, выйдя на пенсию. С собой он привозит наркотики. Таможенники ни о чем не спрашивают начальника полиции.

– Откуда таможенникам известно, что он – начальник полиции?

– Неужели ты не видел его машину? Собственную машину. На номерных табличках написано: начальник полиции. На крыше установлен маячок. В приборную доску вмонтировано полицейское радио. У него там даже специальная подставка для «винчестера».

– Я видел ее. На этой машине он проезжает через границу?

– Да.

– Он едет в форме?

– Не знаю. Я никогда не ездил с ним. С такой машиной ему не нужна форма.

– В Мексику он ездит с женой?

– Да. И с дочерью.

– Откуда тебе это известно?

– Я видел, как они уезжали. Тогда я уже знал, куда они едут.

– Хорошо, Гамми. А теперь скажи мне, как ты получаешь наркотики от Каммингса?

– Каждую неделю или десять дней они арестовывают меня и привозят в полицейский участок для допроса.

– Кто тебя забирает?

– Местные фараоны. Двое, если я на улице один. Если я на пляже, их приходит больше. Как в воскресенье. Все одеты, как на разгон демонстрации. Они опасаются, что кто-нибудь может прыгнуть на них. Как ты воскресной ночью. Кстати, Флетч, зачем ты это сделал?

– Я хотел, чтобы они забрали и меня. Я хотел попасть в полицейский участок вместе с тобой и самому увидеть, что там происходит.

– Они, должно быть, проломили тебе голову. Словно раздался выстрел.

– Мне тоже так показалось. Каммингс всегда приходит с полицейскими, которые арестовывают тебя?

– Нет. Но они всегда говорят, что шеф хочет меня допросить. Они глупы, как пробки.

– Что происходит в полицейском участке.

– Меня отводят в кабинет шефа. Затем приходит он и запирает дверь. Он притворяется, будто допрашивает меня. Я даю ему деньги, он мне – наркотики. Все очень просто. Иногда меня держат в камере всю ночь. Получается правдоподобнее.

– Как Каммингс узнает, что тебя пора арестовывать… что ты принес ему деньги.

– Я ставлю микроавтобус в определенном месте, чтобы он увидел его из окна кабинета.

– Сколько денег ты приносишь ему каждый раз? В среднем.

– Примерно двадцать тысяч долларов.

– Каждые две или три недели?

– Каждые десять дней или около этого.

– Как ты несешь деньги?

– Ты же говорил, что Толстяк Сэм уже все рассказал.

– Я хочу услышать об этом от тебя.

– В денежном поясе. Под гавайской рубашкой.

– И точно так же ты доставляешь наркотики Толстяку Сэму?

– Да. Я приношу их в том же поясе.

– Как ты передаешь их Толстяку Сэму?

– Ему я ничего не передаю. Я просто отхожу в дальний угол лачуги и бросаю пояс на пол. Потом Толстяк Сэм подбирает его. А сам встаю в очередь и притворяюсь, что покупаю очередную порцию.

– Это я видел. С поясом ты обвел меня вокруг пальца. И что ты с этого имеешь?

– Бесплатные наркотики. Сколько хочу.

– Но не деньги?

– Нет. Никогда.

– Как ты платишь налог за микроавтобус?

– Он принадлежит Толстяку Сэму. Разве ты этого не знаешь? Он не сказал тебе?

– Нет. Я никогда не видел его за рулем.

– Он не уходит с пляжа.

– А почему?

– Боится, что кто-нибудь попытается ограбить его. Все уверены, что он набит деньгами или наркотиками. На самом деле у него ничего нет. И то и другое ношу я.

– Как он отдает тебе деньги?

– В денежном поясе. Я вроде бы покупаю у него наркотики через каждые несколько дней. Когда я вижу лежащий на полу денежный пояс, я сажусь рядом и надеваю его под гавайскую рубашку.

– Хорошо, Гамми. Из тебя выйдет отличный рассказчик.

– Наверное.

– Когда Каммингс забирает деньги и дает тебе наркотики, в кабинете кроме вас двоих никого нет?

– Нет. И дверь заперта.

– И ни один полицейский или кто-то еще не помогали тебе передавать деньги или наркотики?

– Никогда.

– Как ты думаешь, кому-нибудь из сотрудников полиции известно, что наркотики попадают на побережье через их начальника?

– Они же тупицы. Никто ничего не знает. Даже не подозревает.

– Разве им не кажется странным, что каждые неделю или десять дней он допрашивает тебя и только тебя?

– Мой отец – директор школ округа. Поэтому, думают они, Каммингс так возится со мной. Возможно, они считают меня доносчиком, полагая, что я шпионю для Каммингса.

– Как долго все это продолжается?

– Сколько лет?

– Да. Сколько лет?

– Примерно четыре года.

– А сколько лет тебе, Гамми?

– Семнадцать.

– Значит, вначале ты не мог использовать микроавтобус, чтобы привлечь внимание Каммингса. Как ты выходил из положения?

– С помощью велосипеда. Я ставил его на стоянке. Каммингс видел его через окно. На моем велосипеде было лиловое сиденье и большое зеркало заднего обзора.

– Как ты стал передаточным звеном?

– Я пристрастился к наркотикам в школе. Тогда наркотики носил старшеклассник по имени Джефф. Он застрелился. Я узнал, что он носил наркотики, только после его смерти.

– Тебя подключил Толстяк Сэм?

– Нет. Через день после смерти Джеффа я почувствовал себя плохо. Организм требовал очередной дозы. Только тогда, собственно, до меня дошло, что я стал наркоманом. Но Джефф застрелился, и поступление наркотиков прекратилось. А потом двое полицейских задержали меня на велосипедной стоянке у школы и отвезли в участок. Я насмерть перепугался. Меня провели к Каммингсу, он запер дверь кабинета, и состоялся наш первый разговор. Мы обо всем договорились.

– То есть к распространению наркотиков тебя привлек начальник полиции?

– Да.

– А впервые ты получил наркотики у Толстяка Сэма?

– Нет. У Джеффа. Прямо в школе. Бесплатно. У него был излишек. Он дал их мне. Так как я был сыном директора, они решили, что, затянув меня, обеспечат себе дополнительное прикрытие. Во всяком случае, в школе. Несколько месяцев спустя Джефф отказал мне и послал к Толстяку Сэму. Он сказал, что я требую слишком многого. Некоторое время, пока Джефф не застрелился, мне приходилось платить за наркотики.

– Где ты брал деньги?

– Я трижды грабил родителей.

– Собственный дом?

– Да. Я боялся влезть к кому-то еще. Я же был ребенком. Особенно я жалел, что пришлось украсть цветной телевизор.

– Родители не подозревали тебя?

– Нет. Они просто сообщали о краже Каммингсу. И, получив страховку, покупали новые вещи.

– Родители знают, что ты наркоман?

– Да. Наверное, знают.

– Они никогда не говорили с тобой об этом?

– Нет. Отец не хочет поднимать шума. В конце концов, он – директор школ округа.

– Хорошо, Гамми, ты подожди, а я напечатаю все, что ты сказал.

Показания Гамми заняли почти целый лист. Он подписал все три экземпляра: Льюис Монтгомери. У него был почерк девятилетнего. Флетч заверил каждую подпись.

– Бобби действительно умерла?

– Да, – ответил Флетч.

– Приняла слишком большую дозу?

– Да.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже.

– Пора все это прекратить. Правда?

– Да.

– Я часто думал, как это произойдет. Джефф вон застрелился.

– Я знаю.

– Я чувствую себя виноватым в смерти Бобби.

– Я понимаю.

Флетч отделил третий экземпляр, сложил вчетверо и засунул в задний карман. Затем закрыл футляром пишущую машинку.

– Что будет со мной? – спросил Гамми.

– Завтра, в одиннадцать утра, ты должен подойти к пивному ларьку. Там тебя будет ждать Толстяк Сэм. Вас встретят. Возможно, они будут в штатском. А до одиннадцати часов прошу тебя не высовываться.

– Хорошо. А что дальше? Куда меня отвезут?

– Скорее всего, в больницу, и оставят там под вымышленным именем.

– Я вылечусь, а?

– Ты этого хочешь, не так ли?

– Да. Думаю, что да.

Флетч никак не мог понять, почему Гамми не уходит. Подросток так и сидел, спиной к стене, лицом к окну.

В конце концов до Флетча дошло, что Гамми плачет.

Флетч вошел в лачугу с пишущей машинкой в руках. Толстяк Сэм лежал на спине на расстеленном прямо на песке спальнике и читал книгу Маркуса «Эрос и цивилизация». Спальник вонял. Воняло и от Толстяка Сэма.

– Привет, Вэтсьяайна.

В углу возвышалась груда пустых консервных банок. Они тоже воняли.

Флетч протянул Вэтсьяайне показания Гамми.

– И. М. Флетчер из «Ньюс трибюн».

Толстяк Сэм положил книгу на песок.

Пока он читал показания Гамми, Флетч уселся поудобнее и снял футляр с пишущей машинки. Вновь он проложил копиркой три листа бумаги и вставил их в каретку.

Показания Гамми Толстяк Сэм перечел дважды.

Затем от сел.

– И что теперь?

– Твоя очередь.

– Ты даже правильно написал мои имя и фамилию. Чарльз Уитерспун. Я уж и не помню, когда слышал их в последний раз.

– Наверное, Гамми узнал твою фамилию из регистрационного талона на микроавтобус.

– О, да, – Вэтсьяайна оглядел залитый солнцем пляж. – Ты ждешь моих показаний?

– Я хочу добраться до Каммингса.

– Я тебя не виню. Весьма неприятный тип.

– Или ты повесишь его, или будешь висеть вместе с ним.

– О, я его повешу. С удовольствием.

Толстяк Сэм потянулся за книгой Джонатана Эйсена «Век скал». Между страницами лежал сложенный лист бумаги. Толстяк Сэм сдул с него песок и протянул Флетчу. Тот прочел:

«Сэм, Джефф покончил с собой. Его нашли на футбольном поле с пулей в голове. Нам нужен новый связной. Стоит попробовать Монтгомери. Возможно, через день-другой он придет к тебе с денежным поясом. Нам нужен кто-то из местных. Каммингс».

– Это вещественное доказательство, не так ли?

– Да.

– Как видишь, дорогой Флетч, начальник полиции собственноручно написал эти несколько строк и расписался под ними.

– Я вижу. Как она попала к тебе?

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но ее в запечатанном конверте принес полицейский. Я не знал, как с ней поступить, к кому обращаться, раз в полицию путь закрыт. Я забыл о могуществе прессы.

– Ты хотел выдать Каммингса?

– Всегда. Я был его узником, знаешь ли. Я сидел здесь, как в тюрьме.

– Я тебя не понимаю.

– Когда я приехал сюда из Колорадо, у меня был запас наркотиков, спасибо моей старушке-маме, оставившей страховку. Чтобы нормально жить на этом великолепном пляже, мне пришлось кое-что продать. Достопочтенный начальник полиции арестовал меня. С поличным. И предложил мне либо садиться за решетку на долгий срок, либо работать на него. Я выбрал последнее.

– То есть ты не получаешь никакой прибыли?

– Абсолютно. И никогда не получал. Я – его узник.

– Толстяк Сэм, ты же умный, интеллигентный человек. Ты же мог обратиться в вышестоящие инстанции и разоблачить Каммингса.

– Ты сознаешь, Флетч, что я тоже наркоман?

– Да.

– Я стал наркоманом, преподавая музыку в школах Денвера. Я уже подходил к пределу, когда умерла моя мать, оставив мне пятнадцать тысяч долларов.

– Ты мог поставить крест на этом безобразии. Особенно после этой записки.

– Это я понимал. Но у Каммингса были улики против меня, помимо того, что я наркоман. По договору с достопочтенным начальником полиции наркотики я получал бесплатно, как и Гамми. Каммингс расплачивался только товаром. И потом, я всегда надеялся получить хоть какие-то гарантии безопасности, если уж мне придется давать показания. Ты можешь гарантировать мою безопасность, Флетч?

– Да. Завтра в одиннадцать утра тебя вывезут отсюда от пивного ларька. Тебя и Гамми.

– Завидная предусмотрительность. А потом, я полагаю, ты выплеснешь всю эту грязь на страницы своей газеты?

– Статья будет опубликована в завтрашнем дневном выпуске «Ньюс трибюн». Первые экземпляры появятся в киосках в двадцать минут двенадцатого. Если ты не придешь к пивному ларьку в одиннадцать, к трем часам тебя, скорее всего, убьют.

– О, я приду. Должен отметить, ты не теряешь времени даром.

– Я не хочу отдавать материалы в редакцию до самого последнего момента.

– Но тебе нужны фотографии.

– У меня есть несколько отличных снимков. Они лежат у меня в столе и ждут только подписей.

– Ты, я вижу, ничего не упускаешь. Помнится, я как-то сказал, что ты не слишком умен. Я ошибся. Ты – очень хороший актер.

– Я – лжец с блестящей памятью.

– Таким и должен быть актер. Как тебе удалось раскусить нас?

– Тебе трижды приносили товар, прежде чем я понял, что посыльный – Гамми. Натолкнули меня на это его гавайская рубашка и регулярные аресты. Полиция забирала только его. И именно в те дни, когда твои запасы подходили к концу. Кажется, первым отметил это совпадение Кризи. Но до сути он, естественно, не допер. Потом, в ночь на воскресенье, я ввязался в драку с фараонами, но они не забрали меня. Вот тогда я окончательно понял, что Каммингсу нужен только Гамми. И никто больше.

– Еще бы.

– Кроме того, я узнал о частых поездках Каммингса в Мексику. Мне сказал об этом Джон Коллинз.

– Я его не знаю.

– Потому что не играешь в теннис.

– Раньше играл. В Денвере. А как ты получил показания у Гамми?

– Я сказал ему, что ты уже во всем признался, возложив вину на него.

– И он клюнул? Почему Гамми поверил, что я дал показания?

– Потому что Бобби мертва, Толстяк Сэм. Она действительно умерла.

– Понятно. Жаль. Милая девушка. Где ее тело?

– Его скоро найдут.

– И найденное тело вызовет лавину. Полиция хлынет на побережье.

– Выплыть тебе не удастся.

– Что ж, пора с этим кончать.

– То же самое сказал и Гамми.

– Интересно, как я буду жить дальше. Мне тридцать восемь, а я чувствую себя столетним стариком.

– Тебе помогут. А теперь давай запишем твои показания.

– Нет. Уйди от машинки. Я все сделаю сам.

Флетч лег на песок. Толстяк Сэм сел за пишущую машинку.

– Посмотрим, помнит ли Вэтсьяайна, как надо печатать. Посмотрим, помнит ли Толстяк Сэм, как надо печатать. Посмотрим, помнит ли Чарльз Уитерспун, как надо печатать…