Текст книги "Детектив США. Книга 8"

Автор книги: Дональд Эдвин Уэстлейк

Соавторы: Грегори Макдональд,Хью Пентикост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

– Вы знаете, с какой максимальной скоростью разрешается ехать на этом участке, Дан? – спросил я.

– Пятьдесят миль, – ответил он.

– Ас какой скоростью ехали вы?

– Кажется, около пятидесяти пяти, – выпученными глазами он напоминал мне рыбу.

– Кем вы работаете, Дан?

– Я юрист.

Юрист. Он даже не сказал «адвокат». Во мне все кипело. Я вернулся к патрульной машине и сел за руль, держа в руке права и техпаспорт Моссмана.

Пауль улыбнулся и потер большим пальцем по указательному.

– С добычей?

Я покачал головой.

– Нет. Он получит повестку о вызове в управление.

Глава 2

Они пригласили соседей на шашлык. За день до этого прошел дождь, и, хотя к утру лужок уже полностью высох, жара спала. Пришли четыре супружеские пары с детьми. Никто из мужчин не служил в полиции, и только один из них работал в Нью-Йорке. Около мангала они устроили импровизированный бар с джином, водкой, виски и лимонадом для детей.

Когда пиршество было в самом разгаре, Том, перекладывавший прозрачные кубики льда в стеклянное ведерко, неожиданно обратился к Джо:

– Послушай, помнишь, ты говорил мне как-то о винной лавке?

Джо усмехнулся.

– Конечно.

Том посмотрел на гостей, столпившихся на другом конце дворика.

– Больше ты не повторял эту операцию?

Джо нахмурился и внутренне напрягся.

– Нет. А что?

– Но думал об этом?

Джо отвел взгляд.

– Пару раз. Не хотелось искушать судьбу.

– Понимаю, понимаю… – кивнул Том.

Подошедший Джордж Хендрикс, управляющий местным универсамом, по обыкновению уже крепко выпивший, прервал начатый разговор.

– Пора наполнить бокалы, – воскликнул он с пьяной улыбкой.

Раньше Хендрике заведовал магазином в Бруклине, а теперь стал местным патриотом. Пьяницы всегда раздражали Джо, даже в свободное от службы время.

Том протянул Джорджу полный стакан.

– Держи.

Джордж взял стакан, но пить не стал, а продолжал говорить:

– Не понимаю, парни, как вам удастся выносить Нью-Йорк. Это же типичный город проходимцев. Каждый гонится за лишним долларом. И все нищие!

Джо пожал плечами.

– Так уж устроен мир, Джордж, – ответил за него Том.

– И полицейские там почти все из проходимцев, – продолжал Хендрикс.

– Ты уверен? – холодно спросил Джо.

– На все сто! Знаю я нью-йоркских полицейских.

– Другие города ничуть не лучше, – возразил Том. За долгие годы работы в полиции он к подобным высказываниям привык и не обижался. – Ты думаешь, местные полицейские симпатичнее?

Джордж рассмеялся.

– Именно об этом я и говорю. Нью-Йорк разлагает вас. Вы боретесь с преступностью, рискуете жизнью, а у самих порой ничего нет!

Джо надоело выслушивать нравоучения пьяницы.

– Ты не прав, Джордж, – заметил он. – На нашей работе мы можем получить все, чего ни пожелаем. Но дело в том, что мы сдерживаем себя.

Джордж снова рассмеялся, а Том удивленно взглянул на Джо, который не сводил глаз с Хендрикса, – вот уж кого, наверное, он с удовольствием бы оштрафовал!

ТОМ

Если хочешь вытащить кого-то из компании друзей, делать это надо очень быстро. На Макдугэл-стрит в Грин-Виллидж есть кафетерий, где собираются студенты, туристы, хиппи. В час ночи с субботы на воскресенье там всегда полно народу, причем мало кто из присутствующих благоволит к полиции.

Эд остался на тротуаре, чтобы Ламберт, выскочив на улицу, угодил прямо в его объятия.

Он сидел за столиком посреди зала вместе с двумя мужчинами и двумя женщинами и держал в руке клетчатый платок, то и дело вытирая им нос. Или он простудился, или чего-то нанюхался. Рано или поздно большинство из них пробует свой товар, благо что он достается им даром.

Я подошел сзади и наклонился над ним.

– Ламберт?

Он оглянулся. Его глаза слезились. Может, от простуды, но скорее всего от героина.

– Да?

Вопреки тому, что утверждают кинофильмы, детектива в штатском не сразу принимают за полицейского.

– Полиция, – тихо сказал я. – Пойдем со мной.

Он усмехнулся.

– Я не в настроении, приятель, – и повернулся к своим друзьям.

Он был в кожаной жилетке. Я дернул ее вверх и закрутил вокруг плеч Ламберта, как смирительную рубашку, а ногой вышиб из-под него стул.

Тело всегда реагирует автоматически. Упади он на пол, мне бы не удалось вывести его из кафетерия. Дружки Ламберта позаботились бы об этом. Однако ноги, как я и предполагал, спружинили, и в то же мгновение мне удалось развернуть его и быстро погнать к двери.

Он вскрикивал и пытался вырваться, но я держал крепко. Дверь оказалась закрытой, и ему пришлось открыть ее головой. Мы выскочили на улицу так быстро, что никто не успел моргнуть глазом.

Ламберт все еще пытался сопротивляться. Наш «форд» стоял у тротуара, и я, не останавливаясь, шарахнул Ламберта о борт машины. Чтобы он окончательно успокоился, я оттащил его на шаг или два и повторил ту же процедуру. Он сразу обмяк и перестал дергаться.

Эд держал наготове наручники. Я отпустил жилетку, завел руки Ламберта назад, и железные браслеты сомкнулись на запястьях. Открыв дверцу, я впихнул его на заднее сиденье.

В этот миг меня схватили за рукав.

– Уважаемый, – произнес женский голос.

Я выпрямился. Передо мной стояла женщина средних лет, в красно-белом цветастом платье, с большой соломенной сумкой. Что-то очень рассердило ее.

– Вы совершенно уверены, что необходимо прибегать к такому насилию?

Друзья Ламберта могли появиться каждую секунду.

– О чем это вы, мадам? – сухо спросил я. – Полиция всегда стремится обойтись без насилия.

Я влез на заднее сиденье рядом с Ламбертом, Эд захлопнул дверцу, сел за руль, и наш «форд» рванул с места еще до того, как открылась дверь бара и на улицу повалил народ.

Скрюченный Ламберт напоминал побитую собаку.

– Том, – позвал Эд.

– Да?

– Похоже, к твоему личному делу подошьют еще одно письмо. – Он смотрел в зеркало заднего обзора. – Она записывает наш номер.

– Я свалю вину на тебя.

Эд довольно хмыкнул.

– У меня болят руки, – неожиданно сказал Ламберт, когда мы проехали пару кварталов.

Я взглянул на него. Судя по всему, он полностью очухался. Как известно, простуда так быстро не проходит.

– А ты поменьше коли их иголками, – посоветовал я.

– Наручники давят, – пожаловался он.

– Очень жаль.

– Может, снимете?

– Только в участке.

– Я могу дать честное слово…

Мы рассмеялись. Ламберт тяжело вздохнул.

– Да, к сожалению, все давно забыли о том, что такое честь.

– Полностью с тобой согласен.

Ламберт устроился поудобнее, насколько позволяли наручники, и отвернулся к окну. Минуты три он разглядывал проплывающие мимо дома, а потом снова заговорил:

– Пора мне мотать из этого города.

Я засмеялся.

– Твое желание исполнится. В следующий раз ты увидишь Нью-Йорк не раньше, чем через десять лет.

– Я понимаю, – кивнул он. – Прошу тебя, ответь на один вопрос.

– Если смогу.

– Что, по-твоему, является большим наказанием: жить в Нью-Йорке или уехать из него?

– Зачем же ты болтался здесь до тех пор, пока не влип в такой переплет?

Ламберт пожал плечами.

– А ты почему остаешься в городе?

– Я не торгую наркотиками.

– Наркотиками – нет. Но стараешься доказать всем, что ты – мужчина.

Волна наркомании захлестнула университеты, и продавцы ядовитого зелья стали куда более грамотными.

– Никто из нас не родился таким, – продолжал он. – Мы все появились на свет чистыми и невинными младенцами.

Я хмуро взглянул на него.

– Один парень, такой же болтливый, как ты, показал мне фотографию матери. А пока я разглядывал ее, попытался вытащить пистолет из моей кобуры.

Ламберт широко улыбнулся.

– Оставайся в Нью-Йорке. Тебе понравится то, что сделает с тобой этот город.

ДЖО

По лестнице негритянка спускалась почти нормально. На правой ее руке зиял длинный кровоточащий порез. Лицо, кисти рук и одежда тоже были сплошь залиты кровью – ее собственной и мужа, – и, наверное, она еще не оправилась после случившегося. Но когда мы вышли из передней двери и женщина увидела пялящуюся на нее толпу, она сорвалась, стала орать и вырываться, и мы еле выволокли ее на тротуар: от крови кожа ее сделалась скользкой, не ухватиться.

Все это мне совершенно не нравилось: два полицейских в форме тащили окровавленную негритянку прямо в толпу чернокожих жителей Гарлема. Судя по выражению лица Пауля, ему тоже было не по себе.

– Пустите меня! – орала женщина. – Он первый меня пырнул! Пустите! У меня есть права!

Наконец в перерывах между воплями я услышал приближающийся вой сирены. Это ехала «скорая». Слава богу!

Мы добрались до тротуара, когда она притормозила у бордюра. Женщина извивалась, словно угорь – длинный черный окровавленный угорь, визжащий так, что, казалось, кто-то скребет ногтем по классной доске.

Из «скорой» вывалились четверо санитаров в белых халатах. Подбежав, они схватили женщину.

– Все в порядке, мы ее возьмем, – сказал один.

– Давно пора, – ответил я.

Понятно, что быстрее они приехать не могли, но случившееся нагнало на меня страху, а когда я струхну, то впадаю в бешенство и начинаю болтать.

Они не обратили на меня внимания, и правильно сделали.

Наверное, белые халаты испугали женщину. Она закричала:

– Я хочу к моему доктору! Отвезите меня к моему доктору!

Они затолкали ее в «скорую», потратив не меньше сил, чем перед этим потратили мы. Подъехала еще одна карета «скорой помощи», из нее вылезли еще двое парней в белом.

– Где жмурик? – спросил меня один из них.

Я не мог говорить и с трудом дышал. Я просто указал на дом, а Пауль сказал:

– Третий этаж. Сзади. В кухне. Она искромсала его буквально в куски.

Появились еще двое, со сложенными носилками. Толпа, завороженная суматохой и многочисленными мигающими красными огоньками, стояла тихо. На этот раз они довольствовались ролью зрителей.

Мы с Паулем сделали свое дело. Потом, в участке, надо будет писать отчет, но пока мы свободны. И хорошо.

Возбуждение помогает пережить самое трудное. Так было всегда, начиная с того первого раза, когда к западу от Центрального парка такси сбило десятилетнего мальчика. Он был еще жив, но лучше бы ему умереть сразу… Я тогда работал со стариком Джерри, самым первым моим напарником. Я попросил его остановиться у тротуара, вылез из машины, и меня тут же вывернуло наизнанку.

С тех пор я больше не блевал, но чувства испытываю все те же. Возбуждение сперва помогает, но потом наступает реакция, и становится совсем худо.

Патрульную машину мы остановили у противоположного тротуара. Теперь мы протолкались сквозь толпу по направлению к нашему транспорту, не отвечая ни на какие вопросы и не обращая внимания на то, что творится у нас за спиной.

Снова завыла сирена. Первая «скорая» отъехала, увозя женщину в госпиталь Бельвью. Грудь Пауля была залита кровью, которая крапинками запеклась на его лице и руках.

– Ты весь в крови, – сказал я.

– Ты тоже, – ответил он.

Я оглядел себя. Ведя женщину вниз, я шел с той стороны, где был порез, и вымазался в крови даже больше, чем Пауль. С рук капало, а волосы были похожи на шерсть раздавленной кошки. Я чувствовал, как кровь засыхает на моей коже, превращаясь в тонкую тянущую пленку.

– Боже ты мой, – прошептал я, отвернувшись от Пауля, и привалился левым боком к машине. Я не думал о том, что надо вымыться. Единственной мыслью было: «Надо с этим покончить. Надо с этим покончить».

Глава 3

Они возвращались домой поздно ночью – их смена началась в четыре часа дня и закончилась в полночь. Отсутствие транспорта на дорогах было единственным преимуществом вечерней смены. В город они ехали днем, когда основной поток машин шел в противоположном направлении, а обратно возвращались по практически пустому шоссе.

Однако эта смена обладала и существенным недостатком, так как на нее приходилась большая часть совершаемых преступлений. Число ограблений достигало пика от шести до восьми, когда люди шли домой с работы, в это же время жены начинали ссориться с мужьями, а затем к ним добавлялись и пьяницы. Грабежи магазинов, вроде того, что провернул Джо, в основном совершались от десяти вечера до рассвета, когда большинство из них закрыто. Так что в эту смену приходилось вкалывать засучив рукава.

Они ехали в «шевроле» Тома, купленном шесть лет назад, – пожирателе бензина и масла, с хлипкими пружинами и никудышными замками. Том уже не раз собирался поменять машину на более новую, но у него не хватало духа отогнать «шевроле» к продавцу подержанных автомобилей. Он понимал, сколько ему заплатят за эту рухлядь.

– Джо… – прервал молчание Том, когда они выехали из города.

Джо успел задремать.

– Что?

– Я хочу задать тебе вопрос.

– Слушаю.

Том смотрел прямо перед собой.

– Что бы ты делал, будь у тебя миллион долларов?

Джо ответил мгновенно, будто ждал этого вопроса всю жизнь:

– Уехал бы в Монтану.

Том слегка нахмурился и покачал головой.

– Нет, я серьезно.

– Я тоже.

Их взгляды встретились. Ни один не улыбнулся.

– А я бы уехал к Карибскому морю, – сказал Том.

– Так далеко?

– Да, – кивнул Том. – На один из тамошних островов. Например, на Тринидад.

Джо вздохнул.

– Но вместо этого мы в Нью-Йорке:

Том снова взглянул на своего соседа.

– Помнишь, что ты сказал Джорджу на прошлой неделе?

– Этому болтуну? Нет. Что я сказал?

– Что мы можем получить все, чего ни пожелаем, только сдерживаем себя.

Джо довольно хмыкнул.

– Помню.

– Так давай это сделаем! Получим все, что нам нужно!

– Но как? – скептически спросил Джо. – Грабежом винных лавок?

Том нетерпеливо махнул рукой.

– Мелочевка, Джо! Этот вонючий город набит деньгами, а наше положение действительно позволяет получить вес, чего мы ни пожелаем. По миллиону на брата, одним махом, а?

Джо явно заинтересовался.

– И кого мы должны грабануть?

Том пожал плечами.

– Об этом можно подумать. Банки, ювелирные магазины. Мы пройдем, куда захотим.

Тут до Джо дошло, о чем идет речь, и он расхохотался.

– Переодетые полицейскими!

– Точно! – Тома тоже разобрал смех. – Переодетые полицейские!

ДЖО

Опять сломалась подземка. В половине десятого мы с Паулем стояли у люка на Бродвее, из которого выходили люди. Они просидели в поезде больше часа – там что-то горело, потом гуськом проходили по тоннелю и поднимались наверх по железной лесенке. Патрульная машина с включенным маячком загораживала люк от объезжающего нас потока автомобилей.

Некоторые благодарили за то, что мы помогаем им выбраться из люка. Другие возмущались и поносили городские власти вообще и нас как их представителей в частности. Мы пропускали эти слова мимо ушей.

Но один тип оказался особенно назойливым. Лет пятидесяти, в хорошем костюме, с чемоданчиком в руке, он встал по другую сторону люка и разразился длинной речью:

– Мне стыдно за наш город! Это кошмар! Тут житья нет! И никого ничто не волнует! Все ломается, и всем на все глубоко наплевать! Учителя бастуют, подземка бастует, полицейские бастуют, уборщики мусора тоже бастуют. Деньги, деньги, деньги! Все требуют денег, а что они за них делают? Учителя учат? Не смешите меня! В подземку опасно спускаться. Уже не знаешь, выйдешь ли оттуда живым. Уборщики мусора? Посмотрите на улицы. Где они? Зарплату им повысили, но улицы от этого не стали чище! И вы, полицейские! Дай, дай, дай – вот все, что от вас услышишь! Квартиры грабят, где вы находитесь в это время? Женщин насилуют прямо у ворот, а вас не найдешь днем с огнем…

Мы не обращали на него внимания, как привыкли не замечать городской шум. Но тут он допустил ошибку. Он наклонился вперед и дернул меня за рукав.

– Вы слышите, что я говорю? – прокричал он.

Не стоило ему цепляться ко мне. Я повернулся и хмуро взглянул на него. Он тут же отступил на шаг. Город наконец заметил его.

– Дело идет к тому, что вы споткнулись, поднимаясь по этим ступеням, упали и расквасили нос, – тихо сказал я.

– Должно быть, вы не очень дорожите своей работой! – выкрикнул он, пятясь назад, и растворился в толпе.

Но я еще долго думал о его последних словах.

Глава 4

В тот жаркий солнечный день они пили пиво около сборного бассейна. Джо, в плавках, чинил водяной фильтр, который постоянно выходил из строя.

Они жили рядом. Сперва тут поселился Том. Это случилось одиннадцать лет назад. А два года спустя, как раз после рождения Джекки, Джо решил тоже уехать из Нью-Йорка. В тот момент продавался соседний дом. Том тогда был простым патрульным, давно знал Джо (иногда они работали в паре) и подумал, что тот будет хорошим соседом. Так оно и получилось.

Дома построили до того, как в моду вошли пластмассы, и предпочтение отдавалось обычному дереву. Трех комнат, расположенных на одном этаже, вполне хватало. Некоторые соседи переоборудовали мансарды в четвертую комнату, но Том и Джо решили использовать свои чердаки по прямому назначению – для хранения уже ненужного барахла, которое не хотелось выкидывать. В доме имелся гараж и просторный подвал, а позади находился довольно большой двор. Разделяли дома широкие подъездные дорожки, посыпанные гравием. Каждый дом в трех или четырех кварталах по обе стороны отличался от других разве что цветом окраски.

После ночной поездки Том и Джо больше не говорили о задуманном деле, хотя оба помнили о нем, правда, в самых общих чертах.

– Как ты полагаешь, – спросил Том, – сколько заплатят русские, если мы похитим их посла?

Джо чуть не выронил банку с пивом.

– Ты серьезно?

– А почему бы и нет? Такое похищение не только прибыльно, но и патриотично.

Джо задумался, а потом подозрительно огляделся.

– А где мы спрячем русского посла?

Том с сомнением оглядел свой дом.

– Это проблема.

Джо покачал головой и занялся фильтром. Том отхлебнул пива и погрузился в свои мысли. Ему было о чем поразмышлять.

ТОМ

Нас вызвали в школу. Там нашли пропавшую учительницу мертвой.

Небо затянули облака, с минуты на минуту мог пойти дождь. Серое трехэтажное здание школы по внешнему виду больше походило на форт, чем на место обучения детей. Асфальтированный двор был огорожен восьмифутовым забором.

Директор предложил нам пройти с ним, чтобы посмотреть на тело.

– В той комнате был женский туалет, но канализационные трубы давно перекрыли, и туда никто не заходил.

Школьники с любопытством поглядывали на нас. Вероятно, большинство еще не знало о случившемся.

– Почему вы не заявили о том, что она пропала? – спросил Эд.

– У молодых учителей вошло в привычку исчезать без предупреждения на два-три дня, – ответил директор, – поэтому мы особенно не волновались. Другая учительница почувствовала неприятный запах и заглянула в ту комнату.

– Мы хотели бы побеседовать с ней, – сказал я. – С другой учительницей.

– Разумеется, – кивнул директор. – Она сейчас в школе. Мы думаем, мисс Эванс хотели изнасиловать и затащили в бывший туалет. Она явно сопротивлялась. Вряд ли ее собирались убивать.

«Намерения не имеют значения, если ее убили», – подумал я. Дальше мы шли молча.

– Она там, – директор указал на закрытую дверь.

– Вы сообщили семье? – спросил Эд, когда я направился к двери.

Я открыл ее, и в нос ударил тошнотворный запах. Она лежала у зеленой стены. Больше недели, а школа кишела крысами…

– О господи, – пробормотал я, отступил назад и захлопнул дверь.

– Она жила одна в… – директор отвечал на вопрос Эда, но умолк на полуслове, увидев выражение моего лица. – О, простите, пожалуйста. Мне следовало предупредить вас.

Эд подошел ко мне.

– Что с тобой, Том?

Я махнул рукой, отгоняя его от двери.

– Не ходи туда. Пусть за ней едут санитары.

У меня похолодели руки и ноги, кровь отхлынула от лица.

– Извините, пожалуйста, – повторил директор, удивленно глядя на меня. – Я думал, вы привыкли к подобным вещам.

Я пошел к выходу. Привыкли к подобным вещам! О Боже!

Глава 5

Всю неделю они работали с полуночи до восьми утра, в самую спокойную из трех смен.

Джо вывел «плимут» со стоянки и остановился перед зданием участка. Десять минут спустя из подъезда вышел хмурый Том.

– Что случилось? – спросил Джо, когда тот сел рядом.

– Маленькая беседа с лейтенантом. Опять эти чертовы наркотики.

– А что такое?

Том зевнул и пожал плечами.

– Мы, мол, должны сдавать все, что попало к нам в руки. Обычная болтовня.

«Плимут» медленно тронулся с места.

– Интересно, кого они поймали и на чем? – спросил Джо.

– Во всяком случае, никого из нашего участка, – Том снова зевнул. – Приеду домой и сразу завалюсь в постель.

– У меня есть идея, – сказал Джо. Том сразу понял, что имеется в виду.

– Какая же?

– Картины из музея.

Том нахмурился.

– Что-то не пойму я тебя…

– В музеях есть картины, которые стоят по миллиону каждая. Мы заберем десяток и продадим их оптом за четыре миллиона. По два на брата.

Том почесал подбородок.

– Ну, не знаю. Десять картин… Спрятать их так же сложно, как и русского посла.

– Я могу положить их в гараж. Кто будет там искать?

– Твои дети изгадят их за один день.

Джо не хотелось отказываться от своего плана.

– Пять картин. По миллиону каждому.

Том ответил не сразу. Он старался не столько выделить недостатки в предложении Джо, сколько вообще разработать основные принципы будущего дела.

– Нам не подходит ничего из того, что мы должны вернуть. Очень важно, чтобы нам ничего не пришлось прятать. Надо брать товар, который можно тут же сбыть.

Джо неохотно кивнул.

– Пожалуй, ты прав. Где все это хранить!

– Точно.

– Но чистые деньги нам тоже не подходят. Мы говорили об этом.

Том кивнул.

– Я помню. Сейчас номера банкнот всюду переписывают.

Джо покачал головой.

– Не так-то просто выбрать именно то, что нам нужно.

Они помолчали.

– Я думаю, мы должны добыть товар, который тут же купят за большие деньги, – сказал Том, когда они въезжали в мидтаунский тоннель.

– Правильно. И найти покупателя. Какого-нибудь толстосума.

ДЖО

Две телевизионные компании прислали своих операторов. Наша машина прибыла первой на место происшествия, поэтому одна группа брала интервью у меня, а другая – у Пауля.

Я был спокоен, хотя еще ни разу не выступал перед телекамерой. Но полицейские нередко попадают на телеэкраны. Трижды в выпусках новостей я видел парней, которых знал лично. И частенько, принимая душ, я представлял, как эти же вопросы задают мне и что я на них отвечаю. Так что можно сказать, что я подготовился к встрече с телевидением.

Сначала они дали панораму громадины строящегося здания. Монтажники продолжали работать, хотя один из них только что свалился с верхнего этажа.

Эти небоскребы из стекла и бетона растут по всему городу, как грибы. В основном они заняты различными учреждениями, потому что никто не хочет жить на Манхэттене. Сюда приезжают только работать.

Особенно рьяно их строят после второй мировой войны. Плохие ли времена или хорошие, экономический подъем или депрессия, они знай себе поднимаются все выше и выше.

Комментатор, усатый мулат со светло-коричневой кожей, взглянул на оператора, звукорежиссера и, убедившись, что все готово, включил микрофон.

– Несчастный случай произошел сегодня на строительной площадке на Колумб-авеню, где возводится новое здание «Трансконтинентал Эйрлайнс». Один из монтажников упал с какого-то из верхних этажей. Рабочий разбился. Патрульный Джозеф Лумис прибыл сюда одним из первых, – он повернулся ко мне. – Патрульный Джозеф Лумис, могли бы вы описать, что тут произошло? – и сунул микрофон мне под нос.

– Погибшего звали Джордж Брук. Он чистокровный индеец-мохаук, монтажник-высотник.

Пока я говорил, комментатор смотрел мне прямо в глаза и, едва я замолчал, задал следующий вопрос:

– Как, по-вашему, почему он упал?

– Вероятно, у него соскользнула нога. Он монтировал каркас пятьдесят второго этажа и упал на бетонные плиты пятнадцатого, пролетев тридцать семь этажей внутри строящегося здания.

– Он встретил смерть тридцатью семью этажами ниже, – сказал комментатор.

– Нет, – возразил я, – он умер гораздо раньше. По пути он несколько раз стукнулся о стальные балки.

Комментатор сменил тему.

– Среди монтажников много индейцев, не правда ли, патрульный Лумис?

– Да. В Бруклине живут два племени, и все они монтажники-высотники.

– Потому что они обладают особыми качествами, необходимыми для работы на высоте, не так ли?

– Не знаю. Они падают довольно часто? Во всяком случае, не реже, чем остальные.

Я видел, что мои слова заинтересовали комментатора.

– Тогда почему они выбрали эту опасную профессию?

Я пожал плечами.

– Полагаю, чтобы заработать на жизнь.

Его глаза затуманились. Такой ответ не устраивал ни его, ни телевидение.

– Благодарю вас, патрульный Лумис, – и он повернулся к строящейся коробке.

Я подумал: «Не послать ли его напоследок ко всем чертям, да уж ладно!». В вечернюю программу вошла лишь первая часть моего интервью. Потом комментатор говорил сам, не забыв ввернуть, что монтажник «встретил смерть тридцатью семью этажами ниже». Как видно, объективностью от их передачи не пахло.

Не знаю, что сказал Пауль, но в выпуске новостей его не показали.

ТОМ

В нашем районе арестовали двух крупных мафиози, и мне, Эду и еще четырем детективам приказали доставить их в суд. Такие акулы редко заплывают в Нью-Йорк, предпочитая отсиживаться где-нибудь в Нью-Джерси, и еще реже попадаются в наши сети. Одного из них звали Энтони Вигано, другого – Луис Самбслла.

Никто не знал, удастся ли довезти их без помех. Мы опасались, как бы кто-то из конкурирующих банд не напал на них в тот момент, когда рядом не было их телохранителей.

Соблюдая многочисленные предосторожности, мы рассадили их в две машины. Я вел головную. Вигано сидел сзади, между Эдом и Чарльзом Редди, еще одним детективом нашего участка. До здания суда мы доехали без происшествий. У двери нас встретили двое полицейских, в сопровождении которых мы прошли к лифту и поднялись на четвертый этаж.

Вигано и Самбелла походили друг на друга, как близнецы. Небольшого роста, широкоплечие, пышущие здоровьем, с лицами, на которых застыли маски презрения, в дорогих костюмах, с огромными золотыми запонками. На руках сверкали многочисленные перстни. От них пахло лосьоном и дезодорантом, и их ничуть не пугала встреча с законом.

В машине никто не произнес ни слова, и лишь в лифте Чарльз Редди прервал молчание:

– Похоже, ты не волнуешься, Тони…

Если Вигано и не понравилось, что его назвали по имени, внешне он этого ничем не выказал.

– Волнуюсь? – он искоса взглянул на детектива. – Я могу, например, тебя купить и продать. О чем же мне волноваться? Вечером я буду по обыкновению ужинать в кругу своей семьи, и, когда четыре года спустя дело закроют, меня оправдают по всем пунктам обвинения.

Да, на такую «заявку» нелегко сыскать ответ. «Я могу тебя купить и продать…» Нам оставалось лишь помалкивать, опекая Вигано.