Текст книги "Запретный огонь"
Автор книги: Дон Мактавиш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Нижняя губа графини задрожала, рука стиснула набалдашник трости. Внезапно мать вскочила на ноги, и на мгновение Кингу показалось, что грозное оружие обрушится ему на голову.
– Все это нужно было высказать, – продолжал он, отступая, – потому что положение дел должно измениться. Ты исправишь ошибку с Катбертсонами и больше никогда не будешь угрожать Мэтти Боулз, или тебе придется иметь дело со мной. Не смей испытывать мое терпение, результат тебе не понравится.
– Ты закончил? – спросила мать.
– Еще нет! – бросил Кинг. – Тебе следовало поступить, как я просил, и самой предложить драгоценности Ларк. Если бы ты это сделала, она не была бы столь оскорблена. Теперь ты это исправишь. Она отказалась от них. Она думает, что я подкупаю ее, чтобы сделать своей любовницей. Неудивительно, что она так решила. Ведь предполагалось, что визит приглашенной тобой леди Энн завершится предложением руки и сердца. – Хотя Кинг и сам давал девушке какие-то авансы, он ловко обошел свою грубую ошибку. Сейчас не время идти на уступки, когда он взял верх. Это случалось крайне редко.
– Где сейчас драгоценности? – поинтересовалась мать.
– B ее покоях. Она просила, чтобы я прислал за ними Смитона или Пила. Она слишком уязвлена, чтобы вызвать слуг самой, опасаясь, что они сочтут ее распутницей. Не сомневаюсь, что так бы и произошло. Моя репутация погубила бы ее. Я пошлю Смитона забрать украшения и сам положу их в сейф, пока ты не уладишь дело.
– И что, по-твоему, я должна сделать? – спросила графиня.
Кинг резко тряхнул головой, и волнистая прядь упала ему на лоб.
– Объясни Ларк, что приобретение для нее драгоценностей – это наше с тобой общее решение… и что у меня не было дурных намерений.
– А какие у тебя намерения, Бэзил, кроме намерения разбить мне сердце?
Кинг почти жалел мать. Она явно вот-вот расплачется. Как давно эти стальные глаза уронили хоть слезинку? На его памяти такого не было.
– Не думаю, что у тебя есть сердце, мама, – сказал еда. – Свет, тоже так считает. Тебя окрестили фурией. Никогда не читай мне лекции о позоре. Что до моих намерений, они просты: до сих пор в моей жизни не было любви. Я никогда не соглашусь на брак без любви, а тем более не соглашусь иметь в таком браке ребенка. Я знаю, что в наши дни это немодно. Принцип «женись на одной, а спи с другой» для большинства очень удобен, но не для меня. Несмотря на твои закулисные интриги, я не женюсь на леди Энн. Я решил это еще до отъезда из Лондона.
– Тогда на ком? – упорствовала графиня.
– Это, к сожалению, зависит от тебя.
– От меня? Как от меня?
– Пока ты не вмешалась, я намеревался сделать предложение Ларк. Но при нынешнем положении дел сомневаюсь, что получу шанс.
Глава 14
Ларк не спустилась к завтраку. Встречаться с львицей в ее логове лучше на пустой желудок. К тому же трудно как ни в чем не бывало сидеть за столом, если к полудню она собирается покинуть Грейшир-Мэнор. Она плохая актриса. Осталось лишь полюбовно договориться с графиней. От мысли, что придется отправиться назад в Маршалси, почти останавливалось сердце, но это лучше, чем остаться под крышей с мужчиной, в которого она влюбилась, и который хотел ее лишь в качестве любовницы. Ее сердце было разбито.
Она нашла графиню в маленькой гостиной, где они обычно встречались после завтрака, чтобы обсудить планы на день. Лившийся в окна яркий свет высветил совсем иное лицо, не то, что обычно приветствовало ее. Графиня плакала? Ларк не могла себе этого представить.
– За завтраком без вас было тоскливо, – сказала графиня. – Меня оставили один на один с гостями, поскольку Бэзил и Леандр, похоже, этим утром тоже пропали.
– Я могу объяснить…
– Безусловно, – перебила графиня. – Вам также придется объяснить, почему вы отказались от подноса, который принесли вам в комнату. Вы нездоровы, моя дорогая?
Ларк не могла посмотреть графине в глаза. Без приглашения она села на стоявший на ковре стул работы Дункана Файфа, ноги не держали ее. Она ожидала, что будет трудно, и думала, что подготовилась. Но ошиблась. Сложив на коленях дрожащие руки, она уставилась на изящные синие незабудки на муслиновом платье.
– Я здорова, – как могла твердо, сказала Ларк. – Я не спустилась к завтраку, потому что было бы нечестно притворяться. Я не могу остаться здесь, графиня Грейшир. Не при этих обстоятельствах. Я пришла просить… умолять вас позволить мне каким-то другим способом возместить то, что ваш сын потратил на мое освобождение.
– Графиня Грейшир? – поинтересовалась пожилая дама. – С чего вдруг такая официальность? Я знаю, что «леди Изобел» не лучшее обращение, но я его разрешила, поскольку хотела, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома. Вы же знаете, что я предпочитаю, чтобы не было лишних формальностей между вами, мной, и Бэзилом.
– Теперь это невозможно, миледи.
– О, понимаю.
– Прошу прощения, но вы не понимаете, а я слишком леди, чтобы уточнять. Достаточно сказать, что я не могу здесь остаться. Если потребуется, я с радостью вернусь в Маршалси. Однако надеюсь, что можно найти другой выход. Его сиятельство предлагал мне другие варианты… если здесь… ничего не получится.
– Вы хотите сказать, если вы не сможете выдержать меня? – поправила графиня. – Что ж, дорогая, мы прекрасно поладили, и о вашем отъезде из Грейшир-Мэнора не может быть и речи.
– Но его сиятельство сказал…
– Бэзил не имеет права голоса в этом деле! – стукнула тростью графиня. Пол дрогнул под сафьяновыми туфельками Ларк. – Мой сын заплатил впечатляющую сумму, чтобы освободить вас и вашу служанку из того ужасного места. Вы воображаете, что можете легко списать такой долг? Полагаю, вы поведаете мне подлинную причину вашей причудливой просьбы.
Ларк колебалась. С одной стороны, она не имела никакого желания еще больше углублять трещину между матерью и сыном, с другой – хоть и сознавала свой долг, ничто не могло удержать ее под одной крышей с графом Грейширом.
– Я жду, – напомнила графиня, вертя в руках серебряный набалдашник трости.
– Я боюсь, что ваш сын привез меня сюда под ложным предлогом, – пробормотала Ларк. – Он ошибочно решил, что я соглашусь стать его… любовницей.
Левая бровь графини поднялась. Это было единственное изменение в ее стоическом выражении, хотя и красноречивое. Если бы только Ларк могла его понять.
– Теперь вы понимаете, почему я не могу остаться здесь, – закончила она, избегая всевидящих глаз графини, так похожих на единственный глаз ее сына.
Внезапно Ларк поняла, каково оказаться под пристальным взглядом двух таких загадочных глаз. Глаза матери и сына, разные по размеру, форме, цвету, походили по накалу страстей.
– Он на самом деле просил вас…
– Не на словах, нет, – поспешно сказала Ларк, – но ему не нужно было это делать. Его действия были весьма красноречивы. Он… он склонял меня к этому баснословно дорогими украшениями и позволил себе вольности… в то время когда его будущая невеста была внизу, в холле! – Тряхнув головой, она вскочила на ноги. – В его намерениях нет сомнений. Он говорил, что купил мне свободу, чтобы я стала вашей компаньонкой, а не… Я не распутница, леди Грейшир.
Графиня вздрогнула.
– Я не желаю, чтобы вы называли меня леди Грейшир! Я терпеть этого не могу, особенно от вас. Сядьте! – скомандовала графиня, снова стукнув тростью. – В этом неудачном деле в значительной степени виновата я.
– Вы, миледи?
Пожилая леди кивнула:
– Вы меня поймали, так что позвольте мне объяснить. Прежде всего, дорогая, уверяю вас, что Бэзил не хочет сделать вас своей любовницей. У него уже есть одна, как ни больно мне это говорить…
Ларк от неожиданности охнула. Горячая кровь бросилась ей в лицо, казалось, иссушая сердце, поскольку не было другого объяснения боли, оставленной этими словами. Почему это должно удивлять ее? Больше того, почему ее это так беспокоит? Но она совсем недавно была в его жарких объятиях и не могла вынести мысли, что другая женщина в этих сильных руках чувствует то, что испытывала она.
– Ох! – только и смогла вымолвить она. Собственный возглас отдавался у нее в ушах. Графине ее тон показался столь же жалким, как ей самой?
Холодная улыбка сморщила губы графини.
– Пожалуй, даже не одна, если считать распутную цыганку, к которой он благоволит, когда бывает здесь, – продолжат а она. – Так что, как видите, у него нет никакой необходимости…
– Умоляю, пожалуйста, извините меня, – пробормотала Ларк, снова вскочив на ноги.
– Я просила вас сесть! – прикрикнула графиня. – И второй раз просить не намерена!
Ларк села. Откуда у этой небольшой женщины такой мощный голос, было выше ее понимания. Он отдавался от сводчатого потолка и эхом катился по всему зданию. Губы Ларк задрожали, но не от испуга, не от подступивших слез. Она боялась, что Кинг вернется и, услышав их, вмешается. Она умерла бы от унижения.
– Я знаю, что с моей стороны было грубо говорить об этом, но я лишь хотела заверить вас, что никакой необходимости в этом нет.
– Тогда почему он не подарил драгоценности одной из своих любовниц, коли их у него много? Почему он попытался купить ими… мою благосклонность?
– Он этого не делал, моя дорогая. Они не были взяткой…
– Сначала – нет, – перебила Ларк. – Он купил их для леди Энн. Я служила для них моделью у ювелира, если помните, поскольку, вы тоже ездили в город. От этого все выглядит еще хуже.
– Они никогда не предназначались ни для кого, кроме вас, Ларк, – уже мягче сказала графиня. – Мы с Бэзилом были в полном согласии относительно их покупки. Решение приобрести вам драгоценности было принято задолго до той поездки. Вы не можете сидеть за столом, а тем более при гостях, без украшений, как бедная родственница. У света достаточно поводов посплетничать на мой счет. Я не желаю, чтобы меня сочли скупой, а вас невинной жертвой, брошенной мне на съедение.
Как я вижу, вы все еще относитесь к моим словам скептически. Но это скоро исправится. На золотой броши, купленной в тот день, выгравированы ваши инициалы. Именно поэтому ее не прислали сразу. Брошь нужно было отправить граверу в Лондон, здешние мастера не столь искусные. Ее доставят со дня на день.
– Это доказывает лишь то, что для меня был выбран один предмет.
– Я напомню вам об этих словах, как только ее привезут, – холодно улыбнулась графиня.
– Это не объясняет авансы вашего сына мне после приглашения сюда его невесты, – не сдавалась Ларк.
– Вы слышали его слова за обедом, дорогая. Он сказал правду. Он не приглашал Катбертсонов в Грейшир-Мэнор. Это сделала я. Она ему не подходит, милая. Я хотела, чтобы он сам это понял. А он разозлился на меня за это. И до сих пор в ярости. Сомневаюсь, что он когда-нибудь меня простит, но он не слышал самого худшего. Боюсь, они не уедут.
Ларк, разинув рот, сникла.
– Что?! – взорвалась графиня. – Не воображаете же вы, что я благословлю такой союз? Вы ведь знаете, что Бэзил любит вас?
– Ничего я не знаю.
– И он тоже… пока, – победно объявила графиня, – но узнает.
Ларк снова встала. На сей раз графиня не остановила ее.
– В море мне от тебя нет никакой пользы, Уилл. – сказал Кинг. – Ты нужен мне на берегу, чтобы присматривать за охраной… Кроме того, нет необходимости нам обоим рисковать жизнью и здоровьем. Так что кончим об этом.
Кинг, Леандр Маркем и Уилл Боулз сидели за щербатым дубовым столом в гостинице «Шесть колоколов». Кинг и Леандр отправились подальше от Грейшир-Мэнора и разразившегося там хаоса. По дороге они прихватили Уилла, и Кинг уже пожалел об этом.
– Я не ребенок. Кинг, мне двадцать три, – пробурчал Уилл. – Здесь, на корнуоллском побережье, это зрелый возраст. Посмотри на мои руки. Они могут драить палубы, тянуть канаты и ставить паруса. Я хочу в море. Ты же знаешь, оно и у меня в крови.
Кинг покачал головой.
– Слишком многое поставлено на карту, чтобы я отвлекался, не спуская с тебя глаз, – сказал он. – Кроме того, твоя мать меня убьет.
– Ей знать ни к чему.
– Достаточно того, что я знаю, – возразил Кинг. – Я не стану ее обманывать… никогда. Хватит того, что я обманываю всех остальных. Если ты действительно хочешь помочь мне, Уилл, будь на своем посту в бухте. Я иду буквально по лезвию ножа, и хотел бы добраться до конца так, чтобы моей шее ничего не грозило.
– И как долго ты собираешься идти по лезвию? – спросил Леандр, отхлебнув пива. – До сих пор тебе везло, но это не может длиться вечно. Становится все труднее подкупать береговую охрану, особенно новичков.
– Пока Адмиралтейство не снимет меня с этого проклятого крючка, – отрезал Кинг, – но, похоже, это произойдет не скоро.
– После твоей женитьбы?
– Я не собираюсь жениться, Ли, – устало сказал Кинг.
– Не на леди Энн, конечно, но графиня не даст тебе покоя, пока ты не обзаведешься наследником.
– Нет, не на леди Энн, – согласился Кинг, – именно поэтому мы здесь, чтобы улеглась пыль после отъезда Катбертсонов. Слава Богу, к тому времени, когда мы вернемся, они давно уедут, а других перспектив я в настоящее время не имею.
Подняв бровь, Леандр открыл было рот, но появилась разбитная официантка с тремя тарелками тушеной говядины. Кинг был этому рад. Хоть перемена темы и увела разговор от просьбы Уилла, но вывела его на опасную почву. Его щека все еще помнила пощечину Ларк. Хотя отпечаток давно исчез. Кинг часто довил себя на том, что рассеянно потирает щеку, даже теперь, в переполненном пабе, набитом громкоголосыми пьяными моряками.
Ели молча. Тушеное мясо было вкусным и горячим, конечно, его не сравнить с блюдами повара Грейшир-Мэнора. Но оно вполне годилось после долгой верховой езды. Кинг мчатся, надеясь, что бьющий в лицо ветер очистит душу, хотя не думал, что в его жизни что-то было чистым. Лишь маленькое нежное создание, укравшее его сердце, чей образ не давал ему вчера заснуть, и он не сомневался, что так будет еще несколько ночей. Отложив сатфетку, Кинг вынул из жилетного кармана маленькую глиняную трубку и кисет с табаком. Набивание и раскуривание трубки доставляло ему больше удовольствия, чем само курение, поскольку этот ритуал успокаивал. И Кинг закуривал только тогда, когда нужно было расслабиться. Как сейчас, когда образ Ларк грезился ему в каждом колечке дыма, поднимавшемся к потолку. Но в ароматной завесе табачного дыма материализовался другой образ. Перед ним во всей своей огненноволосой полногрудой красоте предстала Хейзл Хелстон.
Кинг встал.
– Х-хейзл? – приветственно кивнул он. Остальные, неловко поднявшись, последовали его примеру.
– Садитесь, – отмахнулась она, криво усмехнувшись. – Я ведь здесь работаю.
Леандр и Уилл сели, но Кинг остался стоять. Он искоса взглянул на своих компаньонов. У Леандра было невинное лицо, Уилл же покрылся красными пятнами и не знал, куда глаза девать. Кинг прищурился. Так вот оно что.
– Много времени утекло, Кинг, – промурлыкала Хейзл, подходя ближе. – Уилл сказал, что ты вернулся несколько недель назад. Мог бы и навестить.
– Я слышал, ты вышла замуж, – сказал Кинг. – Прими мои поздравления. Капитан Джим Хелстон прекрасный человек, я желаю вам счастья.
– Джим женат на море, – передернула плечами Хейзл. – Он ушел давно. Я уже счет месяцам потеряла.
– И ты стала здесь пота… подавальщицей? – ловко поправился Кинг.
– Да, от скуки, – ответила она.
– Я сам собираюсь в море. Разве Уилл тебе не говорил? – Он метнул свирепый взгляд на уткнувшегося в тарелку пунцового юношу.
– Кажется, упоминал.
Кинг смотрел в ее глаза цвета штормового моря. Они пожирали, его. Как хорошо он помнил их, затуманенных страстью, расширившихся от желания, когда она лежала в его объятиях. Сейчас на Хейзл был белый накрахмаленный чепец, не скрывавший ее огненных волос, выбивавшихся из-под него словно пламенный ореол. Но она не святая. И имеет странный дар соблазнить его без единого слова.
Наряд Хейзл открывал больше, чем приличествовало при ее пышной груди. Тугие соски проступали сквозь ткань, и время от времени Кинг поглядывал, на них. Но больше всего потрясло его то, что все ее пышные прелести не вызывали у него прежней реакции. Хотя он вспоминал, как держит эту молочно-белую грудь в своих руках, как Хейзл прижимается к его нагому торсу, вспоминал форму этих невероятных сосков, наливавшихся под его языком, шелковистое тепло между ее бедрами. Он ничего этого не хотел. Хейзл Хелстон, урожденная Поттс, принадлежит другому времени, когда он был молод, моложе смущенного Уилла. Все вожделение, жар и завоевания тех дней жили лишь в уголках памяти, как будто это происходило с кем-то другим. Теперь его манили окрашенные солнцем золотистые локоны и медовые на вкус губы. Он жаждал мягкой, податливой, совершенной в своей невинности плоти. Плоти, которая так точно подходила к его собственной, несмотря на разницу в росте. Это как никогда стало ясно ему теперь, когда, он смотрел на то, что так откровенно предлагала ему Хейзл под косыми взглядами завсегдатаев «Шести колоколов».
– Эй! Куда ты запропастилась. Хейзл? – крикнул незнакомый голос от бочек с элем. – Я плачу не зато, что ты чешешь язык с посетителями. Измученные жаждой мужчины ждут!
Хейзл, обернувшись, зло полоснула говорившего взглядом.
– Иду! – бросила она и повернулась к Кингу. – После того как ужин здесь заканчивается, я почти всегда дома, – промурлыкала она. – Так что если захочешь…
– Хейзл! – Новый окрик избавил Кинга от ответа.
– Иду, иду! – Она повернулась на голос, и ее грудь дрогнула. – Приятно снова видеть тебя. Кинг, – бросила она через плечо. – Не будь чужаком. – Потом, в последний раз окинув его взглядом с ног до головы, она отошла, отталкивая тянущиеся к ее груди и щипавшие за зад руки.
Кикг не сел. Схватив пальто, касторовую шляпу и перчатки, он, сощурившись, смотрел на Уилла Боулза.
– Больше никогда не ставь меня в такое положение, – сквозь зубы процедил он, надевая пальто.
– Ты был натянут как струна, с тех пор как вернулся. Кинг, – защищался юноша. – Я подумал, что, возможно…
– Ты подумал неверно, – прервал его Кинг. – Насколько ты помнишь, я никогда не нуждался в том, чтобы кто-то занимался моими делами. Я мошенник. По крайней мере, меня в этом все обвиняют, и я не собираюсь разочаровывать моих критиков. Кроме того, ты слышал: Хелстон ушел в море несколько месяцев назад. И я меньше всего хочу, чтобы он, вернувшись, застал нас в его постели. Он знает, что когда-то мы были любовниками. Теперь дальше. Если не произойдет чуда, в чем я лично очень сомневаюсь, «Корморант» будет готов отплыть через неделю. Он встретится с «Хайндом» на следующей неделе в пятницу, а у меня здесь и без того слишком много дел, которые нужно распутать. Именно поэтому я «натянут как струна», как ты точно выразился.
– Прости. Кинг, – сказал Уилл. – Я не хотел тебя обидеть.
– Никакой обиды нет. А теперь давай уйдем.
Глава 15
– Что значит они не уезжают?! – взревел Кинг, шагая по гостиной словно лев клетке.
– Тише! – скомандовала мать. – Сейчас сюда все сбегутся. Бэзил.
– Оно и к лучшему, – бросил он и, подбоченясь, остановился перед ней. – Мама, что ты здесь натворила?
– Это непреднамеренно, – вздохнула она. – Но коли уж это произошло, ты не находишь, что лучше вместе поработать для общего блага, дорогой? Безумным наскоком этого не решишь. Бэзил.
Кинг сник.
– Мама, ты поставила меня в невозможное положение. Мне придется сказать леди Энн Катбертсон, что я не намерен делать ей предложение, поскольку ты не исправила свою ошибку, как я тебя просил.
– Я не совершила никакой ошибки. Если ты дослушаешь меня, ты это поймешь.
Кинг испустил звериный рык.
– Каковы твои намерения относительно Ларк? – спросила графиня, когда гортанный звук превратился в низкий стон. – Она думает, что ты хочешь сделать ее своей любовницей.
– Я никогда…
– Она сказала это, когда умоляла меня найти другую возможность отработать свой долг, исключая Маршалси. Однако, учитывая ситуацию, которую на этот раз создал ты, она готова вернуться в это ужасное место, лишь бы не оставаться с тобой под одной крышей. Как ты до этого довел?
– Так вы решили меня на части разорвать? – рявкнул он. – Мне следовало бы догадаться!
– Ты любишь ее, Бэзил? – спросила мать. Она имела обыкновение отвечать вопросом на вопрос, не обращая внимания на адресованные ей слова. Кинга это с детства сбивало с толку. Но сейчас все было по-другому. Мать говорила мягким тоном, который он в последний раз слышал в младенчестве. Кинг озадаченно смотрел на нее, поскольку она продолжала разговор в той же манере. – Ты испытываешь любовь к этой девочке, – сказала она, – или это безумное увлечение, или просто желание? Не торопись с ответом. Загляни в свою душу, дорогой. Я не навязываю выбор. Это важно.
– Я не раз увлекался. Уж кому, как не тебе, это знать, мама, ты часто мне за это выговаривала. Да, я хочу ее. Когда я вчера вечером обнимал ее, я едва смог ее отпустить. Если бы она… не поставила меня на место, я не знаю, что бы произошло. Но это не просто вожделение. Это… другое. Я сам этого не понимаю. Мне это определенно не нравится, это слишком болезненно, словно что-то изнутри острыми зубами вгрызается в мои кости. Делай любые выводы, но я искренне сомневаюсь, что уж кто-кто, а ты способна консультировать других в сложностях любви. Даже мудрецам это не под силу.
– Я не испытывала ненависти к твоему отцу, Бэзил. Я ненавидела общество, которое считало приемлемым соединить двух людей с единственной целью продолжить род, словно речь идет о разведении породистых, лошадей или охотничьих собак.
– Разве не так ты пытаешься поступить со мной? Ты сама себе противоречишь.
– Позволь мне закончить, – умоляла мать. – Мне нужно наконец рассказать, и это трудно для меня, дорогой. Я была молода, романтична, полна идеалов и отчаянно влюблена, когда выходила замуж за твоего отца. А он… исполнял свой долг перед семьей, и ничего более. Он был продуктом своего времени. Я быстро потеряла свои иллюзии и скисла.
– Это многое объясняет, – признал Кинг. – Тогда почему ты не завела возлюбленного… или ты это сделала?
– Нет. Я отказалась становиться частью общества, которое ненавидела.
– Почему ты говоришь мне это теперь, спустя столько лет?
– Поскольку я не хочу видеть, что ты пошел по той же дорожке, что и твой отец… по которой прошла я, загнав себя в ловушку брака без любви. Нельзя жить без любви, Бэзил. Такая жизнь иссушает душу, ожесточает человека и старит раньше времени.
Я безумно ревновала к Мэтти Боулз и ее ребенку, это было дитя любви, – продолжала она. – Ревную до сих пор, если ты можешь это понять. Ревную к дочери бедного фермера, у которой не было ничего, кроме той силы, которой недоставало мне, силы, которую не купишь ни деньгами, ни благородством, силы заставить мужчину полюбить. О, как я завидовала этому!
Я вижу, что тебя одолевает тот же демон, что и твоего отца… и меня. Я не вынесу, если молодая, изголодавшаяся по любви девушка, произведя на свет наследника, станет угасать от тоски, в то время как ты будешь перепархивать из постели в постель в поисках счастья, которое у тебя есть, но ты слишком слеп, чтобы это видеть. Я говорю о Ларк, Бэзил. Она любит тебя, и, если я не ошибаюсь, ты тоже ее любишь.
Кинг рухнул в кресло и уставился на мать. Даже этим разговором она сумела сбить его с толку и лишить дара речи.
– Кто, как не я, всю жизнь жаждавшая любви, скажет тебе об этом? Признаю, я прибегла к жестким мерам, чтобы открыть тебе правду, Но разве ты не видишь, что это нужно было сделать во что бы то ни стало? Я пригласила сюда Катбертсонов именно с этой целью. Ты не можешь отрицать, что это сработало. Согласна, для леди Энн это горько, но она не для тебя, Бэзил. Такой союз толкнул бы тебя в объятия другой раньше, чем высохли чернила на брачном контракте.
Мать представала перед Кингом совсем в ином свете. Как он мог не видеть ее боли? Хрипло вздохнув, он уронил голову на руки. Хотя он не согласен с ее методом, она, конечно, права. Брак с леди Энн Катбертсон был бы катастрофой.
– В ту первую ночь, когда ты представил мне Ларк, оборванную, заляпанную грязью, я увидела в ее глазах то, что живет в ее сердце. Она светилась. Я увидела себя сорок лет назад, а потом увидела, как в мгновение ока переменилось ее отношение к тебе. То же самое когда то произошло со мной. Заметив перемены, я снова пережила боль и ужасное страдание. Что ты сделал, чтобы эта девушка так на тебя смотрела?
– То, что она вряд ли когда-нибудь простит, – горько сказал он. – Я уверил тебя, что она не леди Энн Катбертсон.
Графиня кивнула.
– И из этого она заключила, что ты предназначил ей роль своей любовницы, – сказала она, отвечая на собственный вопрос.
– Очевидно.
– Точно, – поправила мать. – Ты, кажется, унаследовал от отца полное отсутствие галантности. Слава Богу, ты не унаследовал его склонность к ошибкам.
– Твой разговор с Ларк. – напомнил Кинг. – Как ты это уладила?
Графиня взяла с карточного стола маленькую бархатную коробочку и открыла ее.
– Это только что привезли, – сказала она и замолчала, пока он разглядывал лежавшую внутри брошь и легко коснулся ее. – Это может… все уладить, – пробормотала мать, ловя его взгляд. – Ты сам ей отдашь, или лучше мне?
Два неотложных дела. Чем заняться сначала? Выбора на самом деле не было. Обед был настоящим бедствием. Ларк отсутствовала, а заискивание леди Энн, явно пытавшейся его соблазнить, превосходило все, что он мог и сможет вынести в дальнейшем.
Кинг не мог не пожалеть ее. Это не скромное заигрывание томящейся от любви молодой девушки, это сокрушительная атака отчаявшейся женщины, пытающейся победить неизбежное одиночество. Это было жалкое зрелище, и совесть не позволяла ему продолжать игру. Он не мог понять, как дело зашло так далеко. Он даже ни разу не поцеловал леди Энн, если не считать прикосновения губ к изящной ручке в перчатке. Да, он танцевал с ней на балах; бывал на увеселениях, даже пригласил ее и ее гарпию-тетушку на обед в свой лондонский дом. Да, он присмотрел ее в жены именно по той причине, в чем его обвиняла мать: дабы произвести на свет продолжателя рода.
Он не делал ей официального предложения. Он бы его сделал, но… Ларк. Нет смысла лгать себе, его поступок сделал это несбыточным. Его действия дали надежду леди Энн, а приглашение его матери вселило в нее ожидание неизбежного предложения. Сейчас, когда он сидел с ней в салоне, куда пригласил ее после еды, это было ясно, как никогда. Усугубляя проблему, тетушка напросилась к ним, «дабы все приличия были соблюдены», как она напыщенно выразилась. Если бы она знала, как все это смехотворно. Леди Энн наедине с ним в такой же безопасности, как в строгом монастыре.
Бэзил Кингстон, граф Грейшир, сражался против французов на море под командованием Нельсона. Он был под огнем, выдержал осаду и ножевую атаку. Он потерял глаз на службе королю и отечеству и за свою карьеру не раз смотрел смерти в лицо на тонущем судне, но никогда не испытывал такого останавливающего сердце трепета, как сейчас, в собственной гостиной, сидя напротив двух этих женщин.
Лицо леди Энн пылало – раскраснелось, более деликатно назвал это про себя Кинг, заметив странные красные пятна на ее щеках. Его матери не следовало уклоняться от трудного разговора. В конце концов, все это ее рук дело. Если бы не ее приглашение, то его много обещающие отношения с леди Энн, возможно, к концу сезона угасли бы сами собой. И по всей вероятности, все бы забылось, ведь они неглупые люди. Тогда не потребовалось бы мучительных объяснений. Как бы то ни было. Кинг, избавив от неприятностей мать, взял вину на себя. Прежде всего, он джентльмен, а раз так, то вся ответственность лежит на нем.
– Я немедленно уезжаю по официальным делам Адмиралтейства, – заявил он, – и поскольку вряд ли вернусь до вашего отъезда в Лондон, хотел проститься с вами и снова выразить сожаление, что я не знал о приглашении матери и большую часть времени отсутствовал.
Это была половина правды, но приятная половина. Увы, судя по выражению лиц дам, ему не удастся легко сорваться с крючка. Нижняя губа леди Энн задрожала, на глаза навернулись слезы. Тетушка сидела, словно аршин проглотив, от ее вида молоко бы скисло. Прищурившись, она буравила его похожими на высохшие черносливины глазами.
– Вы хотите сказать, что мы неправильно истолковали ваши намерения, милорд? – Графиня засопела от гнева, и жемчужное колье заерзало по морщинистой шее.
– Нет, миледи, – сказал он. – Боюсь, это сделала моя мать.
Графиня чуть не задохнулась.
– Объяснитесь, милорд! – потребовала она. – Ваша матушка в этом сезоне не была в Лондоне. Не она склоняла нас к определенным выводам приглашениями на праздники, поездками к Альмаку и в «Друри-Лейн», интимными обедами в вашем лондонском доме.
– Вряд ли они были интимными, миледи, – возразил Кинг. – Я приглашаю много гостей на обеды, на праздники, в театр. Я вижу, что вы приняли мою дружбу за нечто большее, о чем я искренне сожалею…
– Вздор! – взвизгнула, вскочив на ноги, графиня. – Вы с Энн были почти обручены!
Куда делся ее французский акцент?
– Тетя, пожалуйста, – умоляла леди Энн. – И без того тошно. Ясно, что он… он не хочет меня…
– Молчи, маленькая дурочка! Он сделал тебя посмешищем! – выговаривала ей тетушка, словно Кинга не было в комнате. – Я тебе говорила, что надо брать инициативу в свои руки. Мужчины – болваны. Они думают, что это они делают выбор. Теперь уже поздно. Ты потеряла шанс, свой последний шанс. Никто теперь не сделает тебе предложения. Тебя выпороть мало!
– Леди Энн, – мягко сказал Кинг, – вы прелестная девушка. Ваша тетя не права. Вопреки ее уверениям вы найдете подходящего жениха. Тетя принесла вам больше вреда, чем пользы, и оказала плохую услугу, пытаясь убедить вас в обратном. – Он не обращал внимания на сдавленные возгласы графини. Трудно вынести затуманенный слезами взгляд Энн, но он это сделает. – Признаю, я когда-то надеялся, что наши отношения могли бы завершиться… чем-то большим, но я слишком уважаю вас, чтобы обманывать. После серьезных размышлений я пришел к выводу, что это невозможно. Если бы я сделал вам предложение, то исключительно ради наследника, и ничего больше. Это был бы брак без любви. Я сам дитя такого брака. И хочу для нас обоих большего, чем мелкое существование, которое мог бы вам предложить.
– А как же я… что я хочу? – всхлипывала Энн. – Мне было бы достаточно… родить вам сына.
– Ради Бога, не клянчи, – заверещала графиня. – Не забывайся! Держи голову высоко и плюнь на него, на этого хама, этого мошенника, этого…
– Хватит, мадам! – загремел Кинт. – Извините, но именно вы причиной тому, что ваша племянница за три сезона не нашла себе мужа. Ни один мужчина не сделает ей предложение, если вы вмешаетесь в дело. – Он повернулся к леди Энн. – Загляните себе в душу, – сказал он. – Вы не любите меня. Вы отчаянно пытаетесь выйти замуж, точно также, как меня заставляют обзавестись наследником. Я не мог поступить с вами бесчестно. А вы можете с чистой совестью поступить так со мной?
