Текст книги "Силь"

Автор книги: Дмитрий Петров

– Не нужно ни с кем сражаться. Ни с кем, кроме самого себя. Так что этого достичь гораздо проще – и в тоже время гораздо сложнее.

– Как это – проще и сложнее? – растерянно спросил бывший главнокомандующий.

– Проще – потому что не нужно никуда бежать и махать клинком. Твой противник – это ты сам. А сложнее… – Шаман глубоко вздохнул, – сложнее, потому что нет для тебя более опасного противника, чем твои внутренние пороки. Побеждать других может кто угодно, победить себя удаётся считанным единицам.

– Но если я сумею одержать победу, я смогу… я смогу превратиться в человека?

– Превратиться – конечно, не сможешь, – Шаман осадил взглядом дёрнувшегося было орка и продолжил: – Превратиться в человека – не сможешь, а вот стать человеком – сможешь вполне.

Видя непонимание на выразительном лице бывшего главнокомандующего, Шаман пояснил:

– Человек, равно как и орк – это не внешний облик. Человек – это внутренняя сущность.

– И что из этого следует?

– Из этого следует очень простой вывод, – Шаман прикрыл глаза и отчеканил:

– Хочешь стать человеком – веди себя по-человечески.

* * *

– Ужин готов, прошу к столу! – воскликнул Грахель с наигранными весельем и беззаботностью в голосе.

Ответом ему было молчание.

Лишь шумел ветер в кронах деревьев, потрескивали сучья в пламени костра, разведённого гномом на большом камне, да трещал кипящий жир на подвешенных на тонких прутиках над костром кусочках мяса, около которых хлопотал гном. Но Дон, чьего ответа гном добивался, хранил упорное молчание. Он тихо сидел и сосредоточенно, не отрываясь, смотрел на пламя костра, словно надеясь там разглядеть нечто жизненно необходимое. Ночной лес вокруг поляны, на которой расположились они с гномом, молчал вместе с ним. Густой подлесок не издавал ни малейшего шелеста – и нужно было быть, по меньшей мере, эльфом, чтобы заметить Элла, с бесшумной яростью приводящего лук в боевое состояние.

– Дон, дружище, отведай жареного мяса по специальному гномьему рецепту! – продолжал балагурить гном, пытливо вглядываясь в человека.

Видя, что никакой реакции не последовало, Грахель продолжил свои попытки:

– Слушай, ну имей ты совесть! Мой мешок очень тяжёл, и его нужно облегчить от излишней снеди. Давай, налетай! Пожалей мои плечи!

Дон не сдвинулся с места и не издал ни звука.

– Я ведь сам не справлюсь со всей этой едой! Ну, хотя бы фигуру мою пожалей!

Человек оставался недвижим и нем, как рыба.

– А то ведь мне придётся что-нибудь выбросить. Что-нибудь ненужное! – гном принялся усиленно рыться в мешке, громко комментируя находки:

– Окорок – это нужное. Колбасы – тоже нужное. Дичь – нужна и даже очень. Рыбка солёная – просто необходима. Сыр… гм, пригодится. Копчёности – как же без них? Хм, получается, что всё нужное… Решено, следующую находку оставлю здесь. Что это у нас?… О нет, это же пиво!

Лёгкая улыбка тронула губы человека – но тотчас же бесследно погасла, как свеча на ветру. Элл, увидев эту улыбку, тихо скрипнул зубами, наложил стрелу на тетиву и натянул её до упора. Наконечник стрелы был направлен точно в сердце человека.

Ободренный проявлением хоть какой-то внешней реакции, гном с воодушевлением продолжил:

– А это что такое? О, да это же лютня!

Заинтересованный Дон оторвал взгляд от костра и перевёл его на лютню.

– Это лютня того паренька, певшего в трактире, помнишь? – негромко спросил гном. Но Дон опять уставился в костёр, изображая своим видом полнейшее безразличие. Тогда гном продолжил свой монолог:

– Видимо, я случайно её прихватил, приняв за окорок. Она ведь похожа на окорок, верно? Вот только на вкус… сейчас попробую… тьфу, как-то не очень. Окорок несколько вкуснее. А что толку тогда с неё? Музыку издавать? – гном умело взял несколько аккордов, на которые человек также не отреагировал. – Но музыкой сыт не будешь. Зато она может нас обогреть – послужив отличным топливом для костра!

Дон перевёл глаза на гнома. А тот размахнулся и небрежным движением швырнул лютню прямо в огонь. Языки пламени уже почти коснулись её, и вдруг Дон исчез, а по поляне пронёсся вихрь. Вихрь ударился об костёр, заставив того брызнуть огнём во все стороны, подхватил лютню и остановился в двух шагах от гнома, приняв, наконец, вид человека. Дон тяжело дышал и, не обращая внимания на горящий рукав, резко развернулся к гному, бережно сжимая лютню в руках, и в его взгляде, устремлённом на гнома, апатии не было ни на грош.

– Ты что, с ума сошёл? – гневно поинтересовался он у гнома.

– Наоборот, кое-кого в ум привёл! – резко ответил Грахель, подходя к человеку и деловито сбивая огонь у него с рукава.

Лицо Элла исказила гримаса ярости. Дон теперь был повёрнут к нему спиной, а в спину он выстрелить не мог. Даже несмотря на ярость, несмотря ни на что! Выстрел в спину – считался крайне бесчестным поступком. Эльф ослабил тетиву и принялся терпеливо ждать, когда же человек обернётся к нему. Чтобы встретить свою смерть лицом к лицу.

Дон резко выдохнул и опустил взгляд.

– Ты это… извини меня, Грахель, дружище! Я в последнее время сам не свой, веду себя как последний…

– Я тебя очень хорошо понимаю, – гном дружески положил руку ему на плечо. – Я знаю, что ты чувствуешь. Я и сам в таком же положении, даже в намного худшем. Так что я понимаю, каково тебе – и я тебя не виню. Первое время я вёл себя ещё хуже.

– Неужели с тобой тоже поступили… так?

– Нет, что ты! – испуганно воскликнул гном. – Она не такая! Она меня подвела однажды… очень сильно… но сделала это не со зла, а беспокоясь обо мне! И теперь, – голос Грахеля дрогнул, – её собираются выдать замуж, насильно выдать. Притом за такого… даже слова не подберу… не могу подобрать! Нет слов, не хватает, чтобы адекватно описать всю порочную сущность этого… существа. И я как представлю, что он сотворит с нею…

Гном обхватил голову и застонал.

– И неужели ничего нельзя сделать? – скрипнул зубами Дон.

– До сегодняшнего дня я думал, что ничего, – Грахель поднял глаза на человека, и Дон вздрогнул, узрев безумную, отчаянную надежду, горящую в подозрительно блестящих глазах гнома.

– А что случилось сегодня?

Грахель молча поднял руку. И свет Звёздного Камня озарил его лицо.

– Сегодня я взял в руки это, – гном держал Сильмарилл как величайшую драгоценность. И дальше заговорил горячо, страстно, будто спеша изложить всё, прежде чем его оборвут:

– Сильмарилл! Для гномов это не просто камень, не просто магический артефакт. Это нечто большее, нечто высшее! Звёздный камень – это наше всё! Если я его принесу к ногам Короля, он позволит мне… даст разрешение на брак с его единственной дочерью! Он не откажет, не сможет отказать!

– Он променяет единственную дочь на какой-то камень? – от удивления Дон едва не уронил лютню.

– Не на какой-то… Ты не маг – но даже лучшие маги-гномы не знают о нём всего, не могут постичь всех его свойств. А уж люди… Например, знаешь ли ты, что Сильмарилл способен вернуть утраченную молодость и продлить жизнь почти до бесконечности?

– Что? – Дон так и сел там, где стоял.

– Ты не ослышался, – гном плюхнулся на траву рядом с ним. – По сравнению с этим королевская дочь, которая для её отца – не более чем разменная монета в политике, не так уж и важна. Тем более что телесная немощь уже не позволяет королю заводить детей – а если у него будет Сильмарилл… Да у него будут ещё десятки детей!

– И ты хочешь… – Дон пытливо взглянул на гнома, догадываясь о цели, с которой тот завёл разговор.

– Да! – Грахель умоляюще протянул руки к человеку. – Я хочу… я прошу… я умоляю! Позволь мне распорядится Камнем ради спасения любимой! Позволь спасти её от участи, намного худшей, чем смерть!

Грахель замолчал, с трепетом ожидая ответа, и Дон внезапно понял, сколь тяжкий груз боли и горя прятал гном под маской весёлого и беззаботного коротышки. И ему стало невыносимо стыдно от осознания того, что его горе, затмившее для него всю Вселенную, было очень мелким по сравнению с трагедией гнома. И ещё Дон ощутил горечь от понимания того, что ему сейчас предстояло лишить гнома надежды – может быть, последней надежды.

– Грахель, пойми! – умоляюще начал Дон. – Я бы с радостью отдал ради спасения твоей возлюбленной свою жизнь! Но Сильмарилл… не могу. Хочу, но не могу, не имею права! Над нашим королевством, равно как и королевством эльфов нависла страшная угроза, несущая горе всем людям и всему народу эльфов! Несущая такую участь, что выжившие позавидуют мёртвым! Ты ведь видел, как это происходило в Городе Людей… Кроме Сильмарилла, ничто не сможет остановить это, ничто – ни сила, ни доблесть, ни отвага…

– Я не могу спать, – побелевшими губами прошептал гном. – Стоит мне закрыть глаза, как я вижу её в безжалостной хватке этого зверя… Я мечусь с одного фронта на другой, я окунулся в войну с головой, надеясь, что постоянное зрелище смерти и потоки вражеской крови сумеют залить пожар в моей душе, но напрасно, всё напрасно! Я перебил больше орков, чем ты видел за всю свою жизнь! Их кровь, собранная вместе, образовала бы широкую реку! Я делал и делаю всё, чтобы остановить орков! Но стоит закрыть глаза…

– Орки войдут в человеческие и эльфийские города, – с отчаянием проговорил Дон. – Представь, что они сотворят с теми, кому не повезёт быть сразу убитыми. Среди орков масса зверья, двуногих животных, которые ненамного лучше этого твоего существа! Сколько будет жертв, сколько боли и горя!

– Я эгоист, – обречённо прошептал гном совершенно неживым голосом. – Я думаю только о спасении своей возлюбленной, ставлю её выше тысяч жизней… Я поступаю, как орк. Я неправ. Я должен…

Эльвинг устремил на Дона пристальный взгляд и поинтересовался:

– Поведай-ка мне, ученик, чем отличаются люди от орков?

– Легко! – беззаботно ответил Дон. – Лицевой угол, строение челюсти, цвет кожи, наконец! В общем, не перепутаешь!

– Неправильно, – опечаленно покачал головой Эльвинг. – Совсем неправильно.

Дон вытаращил удивлённые глаза на учителя.

– Разве ты не знаешь, – с укором произнёс тот, – что орки и люди – это не столько названия различных рас, сколько описание типов внутренней сущности? Нет большей ошибки, чем судить о внутренней сути по внешнему облику! Главное в каждом разумном – это его сердце, от избытка которого движется тело, говорят уста, совершаются поступки. Ты смотришь на внешность… забывая, что и среди людей могут найтись предатели, готовые верно служить оркам!

Дон смущённо кивнул головой.

– Видел я таких, доводилось встречать…

– А среди орков есть нежные и добрые натуры, скрывающиеся под другим цветом кожи и иным лицевым углом, – с иронией протянул Эльвинг. – Правда, таких очень мало, и их участь обычно весьма незавидна…

– Но что может побудить орков… измениться?

– Молодец! – широко улыбнулся Эльвинг. – Ты верно уловил суть моего вопроса, и вот тебе подсказка: ими движет такое презираемое орками чувство, как любовь.

– Значит… я понял! – привстал Дон. – Орки и люди отличаются наличием способности любить!

– Ты правильно понял, вернее – почти правильно, – подмигнул ему учитель. – Различие – в объекте любви. Человек, эльф, гном – способны любить других. А орк любит лишь только самого себя. Это – основа, корень наших отличий. Только орк способен пожертвовать любовью во имя каких-то интересов. И такой поступок – первый шаг на пути к тому, чтобы стать орком…

– Стой! – Дон, вынырнув из омута воспоминаний, лихорадочно старался что-то побороть в себе, озвучить мучившее его решение. – Подожди. А ведь в нашем споре… скорее всего, прав именно ты. Способность любить других – это то, что отличает нас от орков. И я чуть было им не уподобился… Мастер Грахель! – голос Дона зазвучал сухо и официально. – Я передаю тебе право владения Сильмариллом и разрешаю использовать его по твоему усмотрению.

– Ты не шутишь? – выдохнул гном, не веря своим ушам.

Дон совершенно серьёзно кивнул.

– Спаси свою возлюбленную, дружище. Я чувствую, что ты спасёшь не только её, а нечто большее. Речь идёт не только о её жизни, всё куда серьёзнее… И я ощущаю уверенность, что сделал правильный выбор. Удачи тебе!

– А ты разве не пойдёшь со мною? – растроганный гном смахнул слезинку радости со щеки.

– Нет. Мой путь лежит в столицу. Я должен предупредить короля Эльвинга, и попытаться защитить мой народ от орков. И даже если оркам удастся взять верх – я этого уже не увижу.

– Дон, идём со мною! Ты поможешь мне быстрее договориться с королём… ты сумеешь помочь, я уверен! А после этого – мы поспешим в столицу! И не только мы вдвоём! Весь клан Воинов пойдёт вместе с нами – это я тебе обещаю! И не только они – маги тоже не откажут в помощи! Подумай, что лучше: один твой меч – или сотни топоров лучших в нашем мире воинов и сильнейшие маги земли? Я и сам отправлюсь – в первых рядах! И лишь переступив через мой труп, орки смогут войти в вашу столицу.

Дон крепко пожал протянутую руку Грахеля.

– Да, ты прав, – твёрдо сказал Дон. – Мы приведём подмогу, мы успеем.

– Скорее бы добраться до гор! – гном вскочил с места. – Через этот лес ещё топать и топать, сколько времени теряется…

– Топать? – удивился Дон. – Мы не будем больше топать. Мы поплывём. Тут неподалёку речка, ты не знал? Мы сделаем плот, и за день река нас отнесёт на такое расстояние, которое пешком мы не прошли бы и за неделю! Я хорошо представляю себе карту – река подходит к гномьим горам довольно близко, на расстояние дневного перехода. Конечно, там неподалёку проходят границы стран, оккупированных орками… но это – неизбежный риск.

– Дон, ты гений! Ты же нам неделю времени сэкономил, дружище! За это надо выпить! Держи, вот жареное мясо, а вот пиво – холодненькое!

– Действительно холодное! Откуда? У тебя что, карманный подвал в мешке имеется? – подмигнул ему Дон.

Гном оглушительно расхохотался, и Дон его поддержал, выплёскивая в смехе нервозность, оставшуюся от недавней беседы.

– Нет, подвал я захватить не додумался, – наконец гном смог выговаривать слова. – Просто там один орк был столь любезен, что угодил Ледяной Стрелой мне в мешок. Вот пиво и замёрзло, а нагреться ещё не успело.

– Какой заботливый орк попался! – заулыбался Дон.

– Схожу, наберу сухих веток, и поджарим ещё съестного, – в тон ему ответил гном. – Главное, не ошибиться, и не принять живую ветку за сухую… Кстати!

Грахель внезапно замер от ужасной мысли, посетившей его. Он медленно повернулся к Дону, невозмутимо уплетающему мясо, и спросил:

– А из чего мы сделаем плот? Ведь эльфы нам не позволят рубить деревья…

– Я не первый раз в лесу, – улыбнулся ему Дон. – И я знаю, что есть деревья, чья смерть… ибо эльфы верят, что деревья тоже живые – близка. Такие деревья эльфы разрешают срубить в случае нужды. Эх, я бы и сейчас занялся изготовлением плота, но в темноте боюсь перепутать умирающее дерево с обычным. Так что подождём рассвета.

– А не используют ли эльфы срубленное дерево как формальный предлог для нападения на нас? – озабоченно произнёс гном. – Особенно в свете того, что случилось между тобой и кое-кем из них…

– Надеюсь, что используют. Очень на это надеюсь, – в словах Дона отчётливо звучало мстительное предвкушение. – Ты ведь меня прикроешь, верно? – спросил он у гнома, и, дождавшись согласного кивка, продолжил:

– Так что нападение мы отразим, но оно даст мне отличный повод поквитаться кое с кем, без кого это нападение точно не обойдётся, – в металлическом голосе Дона звенела откровенная ненависть. – Ибо мы разговор с этим женишком ещё не закончили, ох, не закончили!

От ярости Элл стиснул зубы и едва удержался от искушения пронзить стрелой его спину.

– Ничего, – негромко пообещал эльф. – Сейчас мы этот разговор закончим.

Элл бесшумно выскользнул из кустарника и двинулся в обход поляны, выбирая себе новую позицию с противоположной стороны, лицом к лицу с Доном.

Гном и человек, ополоснув руки, сидели рядом, глядя на огонь. Грахель держал в руках бочонок с пивом и время от времени из него прихлёбывал, а Дон гладил струны лютни, что-то в ней подстраивал…

– Кстати, Дон, – виноватым голосом начал гном, – Когда я бросил лютню в огонь… я не хотел её сжечь. Я бы успел её выхватить из огня. Просто я не мог спокойно смотреть на твои страдания…

– Всё верно, дружище, – подмигнул ему человек. – Ты поступил совершенно правильно, и спасибо тебе за это. Душевную боль не нужно держать в себе, растравляя душу и отравляя рассудок. Её надо выплёскивать наружу – в бою, в свершениях… в творчестве.

Пальцы Дона пробежались по струнам, и по поляне поплыла чарующая и печальная мелодия. Казалось, всё живое замерло, и лишь напротив Дона, среди переплетения густых ветвей, показался чёрный наконечник стрелы. Он хищно подрагивал, готовясь отправиться в полёт, но первые слова зазвучавшей песни заставили даже пылающего яростью лучника немного помедлить:

 
Принеси мне в ладонях снег —
Пусть он станет талой водой,
Пусть подарит нам лютня смех —
Ты уходишь с рассветом в бой…
Я иду за тобой
Лютней, но не мечом
Имя – звёздным лучом
Я иду за тобой…
 

Ты уже никуда не пойдёшь! – мелькнула у эльфа злая мысль, и он почувствовал, что готов к стрельбе. Недрогнувший наконечник стрелы уставился точно в сердце человека, тетива натянулась до предела…

Но вдруг что-то холодное коснулось шеи эльфа. Он скосил глаза и обомлел – это было лезвие эльфийского клинка. Элл принялся разворачиваться, медленно опуская лук.

Песня продолжала звучать:

 
Подари мне бездонный взгляд
Знак на память – через века…
Не найти дороги назад —
Нить серебряная тонка,
На раскрытых руках
Льдинкой сердце моё
Флейтой ветра поёт
Миру в зрячих руках…
 

Эльф обернулся и застыл. Перед ним, с мечом, не отрывающимся от его шеи, стояла Миралисса. Её глаза метали молнии, но при этом влажно блестели. И весь её облик дышал такой яростью, что Элл содрогнулся. Внезапно меч принцессы резким движением разрубил опущенный лук и вновь упёрся эльфу в шею. Из-под лезвия начали сочиться влажные капли, кажущиеся в ночной тьме чёрными.

– Руби, – тихо прошептал эльф. – Иначе я его всё равно убью, рано или поздно.

И Миралисса вдруг поняла отчётливо и страшно – убьет. А она убить Элла не сможет. Рука не повернётся. И ярость, пылающая в её душе, обернулась отчаянием.

– Не смей… – бессильно прошептала эльфийка, отшвырнула меч и повисла у него на шее, осыпая его лихорадочными поцелуями. – Я люблю тебя, я буду с тобой, я выйду за тебя замуж… Только не трогай… его. Не трогай! Не тронешь ведь? Не тронешь?

– Не трону, – пообещал эльф, и Миралисса закрыла глаза, изо всех сил вслушиваясь в звучащие слова:

 
Дай мне силы снова взлететь,
Страх умрёт в объятьях костра
Одолевшему в битве смерть —
Жизнь заплатит ядом утрат.
Горький вкус серебра…
Бесконечная тьма…
Дань заплатит зима
Павшим в День Серебра…
 

Миралисса крепко обнимала Элла, словно боялась, что если она его отпустит, Дону не поздоровится. А из-под опущенных век, никак не желая прекращаться, катились слёзы. Миралисса слушала звучащую мелодию, стараясь запомнить, высечь на гранитной плите памяти строки, которые она слышит в последний раз. И ради звучания которых она бы пожертвовала всем. Она бы не только вышла замуж за кого угодно, она бы жизнь отдала, только ради одного-единственного: осознания того, что эти уста поют, эти глаза сияют, этот человек – живёт. Этот человек… родной… любимый… единственный. Миралисса чувствовала, что он навсегда останется в её памяти, а значит – и с нею. В памяти о самых драгоценных, самых главных мгновениях жизни. В памяти, в снах, в мечтах…

Этого – не забыть.

 
Память станет бликом свечи
На замёрзшей книге окна,
В такт безумию сердце стучит —
На пороге снова война,
И хмельная весна
Отнимает покой,
Узкой лёгкой рукой
Разорвав цепи сна…
 
 
Я иду за тобой
На раскрытых руках —
Ломкий блеск серебра.
Ранней птицей весна —
Не дожить до утра,
Не уснуть до утра…
 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ