Текст книги "Чужая мечта (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

ЗОНА. Месяц до событий

В тот день дождь случился неурочный – с самого утра зарядил тугими струями. Ближе к полудню чуть распогодилось, что для этих мест тоже было необычно. Момент, когда привычная серая хмарь превратилась в сплошную радугу, я бездарно пропустил.

Я стоял с кружкой душистого чая на веранде зайцевского домика, а хозяин скрипел в своем электрическом кресле у меня за спиной.

Этот дом дал мне приют на целый месяц, пока заживали мои переломанные кости и срасталось истерзанное мясо. Причем первые три недели я лишь изредка приходил в сознание, чтобы снова свалиться в беспамятстве. Зайцев с гордостью говорил мне несколько раз, что если б я оказался с такими ранениями даже посреди какой-нибудь европейской столицы – максимум чего добились бы тамошние врачи – точная констатация факта смерти. Здесь же его медбригада – контролер Той и дюжина бюреров, которых Зайцев не мудрствуя лукаво назвал: Айн, Цвай, Драй, Фиир, Фюнф и бюрерша Пятка, буквально вытащили меня с того света, используя весьма нетрадиционные и спорные методы лечения. У них в ход шло все, чем была известна Зона – аномалии, артефакты, бактерии-мутанты, телекинез и телепатия. Не знаю, смогли бы эти парамедики добыть лицензию у Минздрава, но дело свое они действительно делали выше всяких похвал. Для меня навсегда осталось тайной, какими средствами они боролись за мою жизнь, но результаты впечатляли. Еще никогда, даже в далеком детстве, я не чувствовал себя настолько бодрым и здоровым. От нескольких застарелых шрамов, имевшихся на моем теле еще до Зоны, не осталось никаких следов. Кашпировский с его саморассасывающимися рубцами удавился бы от зависти. Постоянная стимуляция мышц не позволила им атрофироваться от долгого лежания, и даже, как мне показалось, они прилично увеличились в объеме и здорово прибавили в работоспособности. Я не узнавал своего тела – оно стало сильнее, быстрее. Я раньше полагал, что подобного результата можно добиться лишь продолжительными тренировками. Зайцев и здесь сумел меня удивить, заявив, что лечение по его методу вкупе с правильным питанием дает результаты лучшие, чем многолетнее изнурение организма спортивными тренажерами. Все это было необычно и странно.

Зайцев, правда, предупредил, что чем дольше и дальше я буду от Зоны, тем труднее будет идти полное восстановление. Для окончательной реабилитации, по его мнению, требовалось еще месяца три. А потом – он пошутил – хоть в Олимпийскую сборную! Зимнюю, конечно, от Гвинеи-Биссау.

Сам он уже давно не покидал Зоны. Сначала не было необходимости, потом пропала возможность: он стал передвигаться на коляске, и жизнь его поддерживалась десятком контейнеров с артефактами, приделанных к спинке кресла.

Он теперь скрипел за моей спиной, мерно покачиваясь в своей каталке.

– Максим, я могу надеяться, что ты сделаешь все, о чем я тебя попросил?

– Да, конечно, – я поставил чашку на перила, – мы же все многократно обговорили.

– Не злись. Просто пойми, что у меня не так много времени. А если не получится сейчас притащить эту тварь в Зону, более я не смогу ждать.

– Ты говорил мне об этом.

– Да, говорил. И теперь говорю это еще раз, потому что для меня это важно.

– Почему ты думаешь, что Корнеев пойдет со мной в Зону?

– Сразу не пойдет. Сначала пошлет тебя одного. Потом ты его вызовешь на передачу добытого. Назначишь время и место здесь, в Зоне. Вот тогда он пойдет.

– Все еще не решился сказать мне, что мы с ним будем искать в Зоне?

– Нет, Максим, извини. Не то чтобы это тайна, но если ты будешь знать заранее – смажется эффект. Корнеев это почувствует. Он вообще очень хорошо все чувствует.

Я вернулся к столу из толстых досок, сколоченному лет сто назад: кое-где из него торчали гвозди квадратного сечения с неправильными шляпками.

– А если не буду знать, он пойдет?

– Да, пойдет. Я знаю его лучше всех в этом мире. И у меня было время и были средства для подготовки нашей встречи. Он придет. Если будет уверен в твоей искренности. Все остальное уже сделано. – Он налил себе чай. – Просто, будь самим собой. Таким, каким он тебя знает. И тогда – да, точно придет.

– А что с ним будет дальше?

– А дальше ему будет плохо. Очень плохо. Так, как было плохо мне и твоему отцу. Что тебя гнетет?

– Не могу понять. Кажется, все правильно, но что-то не так.

– Все будет нормально, Максим. Вон, смотри, и дождь тебе в дорогу цветной пошел. Это надо сделать. Это будет справедливо. Там, за Периметром, ты его не сможешь достать. И я не смогу. И я не знаю, кто сможет. А здесь… Здесь мы хозяева. И здесь нам решать – кто достоин жить, а кому лучше умереть. И как он должен умереть, решать тоже будем мы с тобой. После того, как получим свое. Даже не так – ты получишь свое. Мне уже немного надо, лишь бы повидать напоследок Ивана Петровича.

Мы надолго замолчали. В тишине слышалось как льется вода по ржавому водостоку, как где-то далеко грохочет гром.

– Итак?

– Я сделаю то, о чем ты просишь. Не скажу, что мне это приятно, но я сделаю.

– Тогда не будем тянуть. Скоро уже кончится цветной дождь, тебе лучше идти сейчас.

– Веришь в приметы?

– Нет, Максим, я их создаю. В путь?

– Да, пора.

Я поднялся из-за стола, закинул за спину давно приготовленную торбу и, не оглядываясь и не прощаясь, шагнул в цветной дождь.

В Рыжий лес. Трое

Проводник, идущий передо мной, насторожился. Присел на колено, достал бинокль. Петрович подошел ко мне и встал рядом.

Мы, по всем расчетам, подобрались к Рыжему лесу совсем близко, были уже где-то рядом с целью экспедиции. Только Рыжего леса еще видно.

Белыч обернулся и, показывая знаками соблюдать тишину, поманил нас к себе.

Мы, как оказалось, сидели в придорожных кустах, выйдя из которых, сразу должны были оказаться на широкой обочине дороги, разделившей некогда единый лесной массив пополам. Теперь то, что лежало за дорогой, за высоким валом, насыпанном когда-то давно ликвидаторами еще первой аварии на ЧАЭС вокруг зоны пораженных сосен, называлось Рыжим лесом. А на дороге происходили какие-то события. Белыч протянул мне бинокль и я приник к его окулярам.

Несколько человек в полувоенной форме, сопровождавших короткую цепочку груженых ослов, остановились перед импровизированным пропускным пунктом. Ослов? Здесь не бывает ослов, лошадей, мулов, верблюдов… Почему я решил что это ослы – из-под поклажи не видно ничего – ни ног, ни ушей? Только серые спины. Что же это?

Навстречу им из металлических ворот, приваренных к остовам двух проржавевших «Икарусов», вышел еще один человек. В экзоскелете, причем такого я не видел даже на картинках: никаких механизмов снаружи, все упаковано в защитного цвета обшивку, шлем идеально сферической формы, металлокерамическая кираса, полный замкнутый цикл жизнеобеспечения. Этот костюм отличался от любого, имевшего распространение в Зоне, так же как отличается болид Рено, выступающий в Формуле-1, от самодельного багги. Это уже не экзоскелет, это просто трансформер какой-то. Оптимус Прайм в четверть натуральной величины. Если б не прозрачное забрало шлема, сквозь которое было видно лицо неизвестного стража, я б никогда не поверил, что внутри этого робота сидит человек.

Петрович нетерпеливо похлопал меня по плечу, желая получить доступ к биноклю. Пришлось отдать.

Он пристроился рядом, недолго смотрел на караван, потом перевел окуляры на ворота, тихо прошептал:

– Ишаков видели?

– Брат, – так же тихо ответил проводник, – здесь не бывает ишаков.

– Что? Ишаков? Нет, это не животные, это роботы. Лет восемь назад пиндосы баловались разработкой подобных устройств. «Биг дог», по-моему. Видимо, запустили в серию.

Что-то такое я видел в интернете: видеоролики про четырехногую платформу с грузом, действительно напоминавшую осла без головы. Сопровождавшие её техники пинали беднягу со всех сторон, когда она передвигалась под грузом аккумуляторов; смешно перебирая тонкими ножками, электромеханическая тварь не падала.

– Петрович, что с робокопом делать будем?

– Ты чего, брат?! – зачастил Белыч, – Стрелять здесь собрался? Это штурмовики «Монолита»! Даже не думай!

Ну, положим, я и сам видел, чьи это штурмовики, и примерно представлял себе, чем может закончиться столкновение с ними, однако, у Корня могли быть свои соображения на этот счет.

– А что ты с ним сделаешь? Ничего. Он же такой и не один там может быть. А уж двое положат нас гарантированно, несмотря на весь мой опыт и твою удачу. Здесь прорываться – верное самоубийство. Белыч, другой путь есть?

– Есть, через пузырь.

– Через что?

– Через пространственный пузырь, брат. Ну, слышал, может?

– Нет, – Петрович отдал мне бинокль, а сам повернулся к проводнику. – Расскажи?

На дороге, между тем, появился второй робокоп. Вместе с первым они принялись потрошить одного из собако-ослов, выбирая что-то из его поклажи, откладывали в сторону – на обочину. Рядом суетились люди из сопровождения каравана.

– Это трудно объяснить, брат. Я не Сахаров, гладко не выйдет.

– Расскажи – как сам понимаешь.

– Бывают такие сферы в некоторых местах, как большой мыльный пузырь. Со всех сторон смотришь: все насквозь видно. Но если заходишь внутрь, сразу далеко оказываешься. Телепортация или свернутые пространства, кто что говорит.

– Петрович, глянь, чего они там разгружают, – я передал бинокль Корню.

Он смотрел пару минут, вернул оптику мне:

– Батарейки для своих костюмчиков. И что, далеко такой пузырь?

– Нет, полдня идти. Хуже другое. Вокруг пузыря сильный фон. Очень опасно. И…

– Что «и»?

– К ночи мы там окажемся. А ночью в Рыжем лесу, брат, никто не выживет.

– Да? Мне говорили, что есть люди, живущие в этом лесу постоянно.

– Верно, есть. Только ночью они по схронам сидят и байки друг другу травят – о своем непревзойденном героизме. Как от трех химер один отбился. Ночью в этом лесу бродить нельзя, – отрезал проводник.

– Скажи мне, зачем так далеко идти? Отойдем по дороге за поворот, где нас с заставы не увидят?

– Брат, – невесело усмехнулся Белыч, – если ты такой умный, зачем тебе проводник? Зачем вообще проводник, если можешь идти куда хочешь и когда хочешь?

– Там не пройти?

– Нигде не пройти. Вокруг сплошные аномальные поля, мины, да много чего! «Монолит» давно эту территорию своей считает. И пост вот недавно выставили, я его еще не видел. Раньше-то проход чистый был.

– Убедил. Отходим отсюда подальше, где можно привал устроить. Там решим, чего дальше делать.

Стараясь не сильно шуметь, мы двинулись в обратный путь по новому маршруту. Закон Зоны. Или правило. Как кому удобнее.

Отошли на полкилометра, спустились в поросший ивой овраг, по дну которого тек узкий и глубокий ручей насыщенно-зеленого цвета. Расположились на гранитном уступе торчавшей из земли одинокой скалы. Не очень, надо сказать, удобное место.

Белыч поднялся к одному из краев оврага и повесил на дерево свой ПДА.

– Это еще зачем? – Петрович кивнул на прибор.

– Датчик жизненных форм на звуковое оповещение перевел. Чем выше будет висеть, тем шире зона охвата. Не всегда такой фокус работает: очень много мешающих факторов, но здесь нормально будет. Сейчас метров на сто вокруг смотрит.

– Это хорошо. А другие его видят?

– Конечно видят. Пусть смотрят, время приготовиться к их появлению у нас будет.

– Значит, никто большой незаметно не подкрадется?

– Нет.

– Хорошо. Макс, ты чего загрустил? Устал?

– Дыхание берегу.

– Дыхание? Полезное дело. Ты только на нем одном не сосредотачивайся, по сторонам иногда поглядывай, ага? Белыч, значит, насколько я понял твои рекомендации, нам лучше всего где-то возле пузыря до утра сховаться?

– Вроде того, – проводник достал из своего рюкзака кусок копченой колбасы, разломил на три части, протянул мне и Корню. – Только негде там рядом. Место пустое, ни укрытий, ни зданий. Кругом мясорубки, карусели, жарки и прочая местная экзотика. Мутанты бродят. Слепые псы всю эту кухню как-то чувствуют. Быстро не пройдешь. Только под самым пузырём, но туда еще пробраться нужно. А это не всегда просто.

Петрович задумался, разламывал свой кусок «таллиннской» на части поменьше, и не глядя закидывал в рот.

Мне тоже нужно было подумать.

Нужна была связь с Зайцевым. Тачкин не подходил, этот контакт был нужен для мелких поручений. И только тогда, когда Корень о нем ничего не знает. Тачкин был в прошлом чем-то обязан Зайцеву и мог выполнить что-то простое, но до самого Зайцева добраться не смог бы никогда. А связь нужна! Иначе весь разработанный и на три четверти воплощенный план насмарку. Одно из узких мест его плана – отсутствие связи. Зайцев полагал, что чем меньше я буду с ним контачить во время проведения нашей небольшой операции, тем лучше. У Корня вполне могли быть здесь свои люди, о которых мы не знали, но которые знали меня и, отследив мои действия, они могли заставить Корня насторожиться, а то и вовсе отказаться от посещения Зоны. Зайцев считал, что случайностям и допускам в его плане не должно быть места, и все строилось на том, что любой возможный шаг просчитан и направлен заранее. До момента подрыва вертолета так и было, но это событие перевернуло все!

Кстати, здесь наблюдается интересное противоречие: не стал бы Зайцев ловить Корня на пустой крючок! Значит, было какое-то основание для появления легенды о компьютере, видящем будущее! И если Зайцев полагал, что я могу до него добраться, причем не один, а в сопровождении людей Корнеева – всех этих Кротов, Плюх или других, кого они предложат вместо себя, то, выходит, сам Зайцев имел к этой машинке почти свободный доступ. Если имел, то почему не воспользовался? Почему не предвидел падения вертолета? Или даже суперкомпьютер пасует перед человеческой глупостью?

Я ведь должен был добыть эту игрушку, выйти на связь с Корнеевым – а он бы наверняка поинтересовался, как эта штука выглядит! Могли быть какие-то отличительные особенности, о которых знает только он. К примеру, простой вопрос – в каком корпусе компьютер? Если его у меня нет, то ничто мне не поможет правильно соврать. Можно, конечно, сказать, что системный блок накрылся, но тогда я должен найти какие-то чертежи и схемы, ведь иначе Корню в Зоне появляться – вообще смысла нет. Опять простой вопрос: чьи фамилии прописаны на штампике в графе «Разработал»?.. «Проверил»?.. «Утвердил»? И я опять сыплюсь, не имея бумаг на руках. Получается, что что-то такое существовать должно! И лишь после подтверждения, что найденный мною аппарат или бумаги и есть то, что нужно, возможно назначить Корню встречу для получения груза. Вот здесь уже можно было не стесняться в придумывании обоснования – Корнеев пешком бы ко мне прибежал! В любое время и в любое место. Место, которое контролировалось помощниками Зайцева постоянно. Расположение этих засад я знал. Их было три, и Зайцева устраивало, сработай любая, в которую я смог бы затащить Корнеева. А теперь могло оказаться так, что добравшись до вожделенного нейрокомпьютера, Корень вполне мог пойти в обратный путь по кратчайшему маршруту, минуя все заготовленные Зайцевым ловушки. И не было никакой силы, способной загнать его в расставленные силки.

Черт бы побрал этих дедов, играющих в свои шпионские игры! Смешно потом будет и мне и Зайцеву, когда я расскажу ему, что Корень в Зоне был почти неделю, но только из-за того, что меня лишили возможности передать очень короткое сообщение – ушел! Ушел с призом!

Как сообщить, что Корень уже здесь?!

Бросить его и ночью рвануть к ближайшей точке? Туда-обратно часов семь-восемь. Пока бегаю – его собаки сожрут, или еще что-нибудь незапланированное произойдет. Нельзя выпускать старика из виду. Этот рейд богат на случайности. А он нужен живым! Воспользоваться общей рассылкой на ПДА? Короткое сообщение «Всем! Всем! Всем! Корнеев И.П. уже в РЛ»? Просто и дешево, только единственный человек в Зоне, которому это сообщение адресовано, прочесть его не сможет – Зайцев коммуникатором не пользуется! Обездвижить, связать, спрятать надежно и только потом идти за помощниками Зайцева? Но здесь его не спрятать.

Попал! Сами себя перехитрили.

Что-то, однако, есть в этой мысли продуктивное! Если подземелья лаборатории есть, а их не быть – просто не может – там должны быть изолированные помещения, в которых человеку ничего не грозит, а выйти сам он не сможет! Значит, нужно довести его до места, там надежно запереть, а самому…

– Эй, племяш, хватит ворон считать. Ешь, да пошли. Нам еще идти далеко и яму копать.

– Какую яму?

– Ты не слушал, что ли? Я говорю – перед пузырем место открытое, с чистыми подходами. Нам будет все видно, но и нас будет видно издалека. А я этого не хочу. Поэтому для ночевки придется копать яму.

– ДОТ?

– Правительственный бункер стометровой глубины! – Петрович легко спрыгнул с камня на дно оврага и, оглянувшись, спросил:

– Белыч! Этой водой умыться-то можно?

– Можно, брат, если не из русла, а из заводи брать, – он показал рукой, – вон видишь метрах в двадцати выше, такая лужа образовалась? Там умывайся, там отстоявшаяся вода, через песок на дне профильтрованная.

– А с этой что не так?

– Умывайся этой, – Белыч безразлично пожал плечами и открыл банку с тоником.

– Спасибо, брат!

– Не за что, брат. Обращайся.

Петрович прошел выше по течению и остановился перед небольшой лужицей. Он что-то говорил, и говорил достаточно громко, но ветерок, дувший в его сторону по дну оврага, сносил звуки, и ничего разобрать мы не смогли. Белыч еще раз пожал плечами. Глаза его при этом воровато бегали, не останавливаясь ни на чем. Я подумал, что сейчас будет рывок: Петрович далеко и занят, я же, по мнению проводника, серьезной опасности не представляю. Секунд пять-семь для того чтобы подняться со дна оврага наверх, прежде чем в дело вступит Петрович, у него будет. При моем бездействии. Точно, сейчас пойдет в отрыв!

Он сидел на камне чуть выше и попытался ногой столкнуть меня вниз, и я позволил ему это сделать. Вместо сильного и жесткого толчка ногой я почувствовал лишь легкое касание – уже отпрыгивал на заранее присмотренную площадку, возле которой лежал мой рюкзак. Я схватил его и размахнулся: на все ушло не больше пары секунд.

Белыч не успел набрать скорость – он взбирался по склону, торопясь и не оглядываясь, но лезть вверх по осыпающемуся грунту, да еще с каким-то существенным ускорением чертовски сложно. Почти невыполнимо.

Нас разделяло метров семь-восемь, когда мой снаряд врезался в его спину, толкнул его вперед, заставляя головой боднуть склон. Он ударился и остался лежать на месте. Остановивший его рюкзак, кувыркаясь, скатился к ручью, подняв за собой пылевую дорожку. Я оглянулся.

Петрович оставался на месте, смотрел на нашу стычку с интересом, потом показал мне кулак с оттопыренным большим пальцем, и захлопал в ладоши.

Пока он подходил ко мне, наш проводник не шевелился.

– Молодец! – уже вслух похвалил меня Корень. – Как ты догадался?

– Не знаю, почувствовал как-то.

– Хороший бросок. Это ж суметь так нужно. Вот это уже поступок не мальчика, но мужа! Чего он лежит? Мертвым притворяется?

– Вряд ли – вон плечи двигаются.

– Посмотри, что с ним. А я тут приберусь пока.

Я поднялся к проводнику, ожидая еще какой-нибудь выходки, но он не обратил на меня внимания. Так же лежал, и плечи его дрожали. Я сообразил, что он плачет. Беззвучно и безнадежно. Я сел рядом.

– Белыч, ты прости меня, но не мог я дать тебе уйти. Мы бы одни промучились здесь не долго.

Он молчал.

– Я ведь тоже здесь не от большого желания. Так нужно. Доведешь нас до места и уходи. Я мешать не буду. Там дальше только для нас двоих дела.

Он перевернулся на спину, долго смотрел в начинающее смурнеть небо, потом сказал:

– Хорошо, я доведу, – он сел, обхватил голову руками, спрятал лицо в коленях, и произнес: – Знаешь…

– Что? – Я наблюдал, как Петрович достал из ручья и распотрошил мой рюкзак, и теперь раскладывал его содержимое на камне.

– Я ведь никакой не миротворец в прошлом. Журналист из районной газеты. Решил сделать сенсационный репортаж из Зоны. Чтоб вылезти из той дыры, в которой жил.

– Сделал?

– Нет, не смог. Когда сюда пробирался – было очень сложно. Потом понял, что назад дороги вообще нет. Система ниппель. В одну сторону. Обычный репортаж с Кордона меня ведь не устраивал.

– Полез на ЧАЭС?

– Полез, – обреченно согласился проводник. – И там, за Радаром, что-то такое с людьми происходит, что выбраться из Зоны уже никак. Что-то в мозгах коротит. Возвращаюсь к Периметру, смотрю за колючку на волю, и понимаю, что без Зоны я жить не смогу. И репортаж мой кажется мне такой мелочью, что стыдно становится. Там и здесь все по-разному. И как бы здесь плохо не было….

– Там все равно хуже.

– Да. Так.

– Не тебе одному так кажется, – я приглядывал за Петровичем, который решил справить нужду в ручей, – многие такое чувствуют.

– Ты-то откуда знаешь?

– Так, книжки умные читать приходилось.

– А-а, – протянул Белыч, – чьи?

– Да был такой подполковник в отставке Дегтярёв.

– Хорошо написал?

– Казенно на мой взгляд. Что взять с бывшего погона? Но некоторые вещи описал точно. Бог с ним. Пойдем, что ли? Время идет.

Я поднялся, а он посмотрел на меня снизу вверх и спросил:

– Мы договорились?

– Что я не буду тебе мешать? Не буду.

– Я не хочу вас обманывать. Ясно чувствую – если с вами надолго останусь, то назад мне уже не вернуться. Так, говорят, здесь бывает. У меня такое в первый раз. Странное чувство – как будто на двадцатом этаже к перилам подходишь, а они низкие, но что-то влечет к ним, любопытно – нет сил остановиться. Понимаешь, что чем ближе, тем опаснее, плита балконная старая, ограда ржавая, ветер тянет наружу, представляешь, как берешься за перила, голова перевешивает, куртка наполняется потоком воздуха… и ты рушишься вниз. Ясно видишь эту картинку, но воля парализована и ты делаешь один шаг, другой, а потом уже поздно думать о чем-то – ты глядишь в бездну и принадлежишь уже не себе, а ей. Я вижу это. Мне теперь осталось сделать лишь пару шагов.

– Мы договорились. – Я протянул ему руку, он уцепился за неё и встал. Я пропустил его перед собой. Он внимательно посмотрел на меня.

– Ты же проводник! – хмыкнул я, – веди.

Петрович уже складывал мои пожитки обратно.

– Что, наговорились, ага?

– На полгода вперед, – буркнул Белыч.

– Вот, значит, как здесь принято разговоры заводить! Груженым рюкзаком по хребтине! И все – готов собеседник. Уважаю метод! Что-то знакомое в этом есть, да? Вспомнил! Я так Светку Сорокину к разговору приглашал, когда мне лет десять было! Тоже действовало! Потом как-то остепенился, подзабыл. А оно работает, однако. Макс, можно я так же буду делать, когда потрепаться захочется?

– Да, конечно, дядя. Располагай мной.

– Не премину, когда язык зачешется. А ты, Чингачгук Большой Змей, чего врал-то, что военный?

Белыч немного подумал и сказал:

– У туристов к бывшим военным доверия больше. Почти обычай такой здесь – перед новичками все либо бандиты, либо бывшие военные. А на самом деле чаще всего и то и другое – широкие универсалы. Ну, пошли?