Текст книги "Чужая мечта (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Про бабу Белыча?

– А! – Он неопределенно махнул свободной рукой, – застрелил он её. В логове кровососа нашел, с перебитыми руками-ногами, наполовину высосанную; чтоб не мучилась – застрелил.

– М-дя, – я полагал, что финал будет другой.

– Всем доброе утро, – Белыч, лежа на спине, пялился на редкие пока облака.

– И вам не хворать, – ответил Корень, – жрать будете, господин писатель?

– Да, уважаемый, мне пару круассанов со взбитыми сливками, пожалуйста, омлет из пары яиц и кофе с коньяком. Одну чашку? – Он прислушался к себе, – да, пожалуй одной будет достаточно.

– Коньяка и кофе нет, дорогой друг. Утро, не завезли еще. Выдохшееся пиво вас не устроит?

– Есть пиво? – Белыч, кряхтя, встал на карачки.

– Нет, пива тоже нет. Это я так – настроение поднять. Яиц тоже нет, вороны плохо несутся. И сливок нет. Круассаны были. Зачерствели, я их выбросил.

– А что есть?

– Булка плесневелая, колбаса, – он посмотрел на огрызок в своей руке, – второй свежести, тушняк житомирский в жестяной банке. Чая немного.

– Вы все так вкусно разрекламировали, уважаемый! Я беру все! – Белыч взял остаток колбасы, принялся завтракать.

Петрович хотел еще что-то сказать, но посерьезнел, вылил себе в стакан остатки чая, достал сигарету и закурил.

– Что дальше? – мне уже надоело сидеть перед Пузырем.

– Да как всегда, – пожал плечами Белыч, – краткий инструктаж, и в путь. Дай чай допить! Проверьте пока оружие, патроны. Стрелять много придется.

– Стрелять? Стрелять я люблю, – поделился Петрович, – были бы мишени достойные.

По совету проводника я проверил Сайгу, проверил патроны, осмотрел себя. Не найдя ничего, на что стоило бы обратить внимание, стал ждать, когда Петрович закончит разборку-сборку своего арсенала.

Было как-то неловко, не то чтобы появились какие-то предчувствия, но неуверенности прибавилось. Доводилось слышать раньше, что для некоторых сталкеров телепортация через пространственные пузыри заканчивалась не очень хорошо. Народ придумывал разные байки: шептали, что пузыри сами выбирают: кого и куда отправить, и если для одних переход был делом привычным и обычным, то другие, войдя за тонкую колышущуюся стенку, пропадали навсегда. Говорили и о свернутых пространствах, где заблудившихся находит Картограф; и о параллельных вселенных, из которых уже никогда не вернуться; некоторое количество рассказчиков настаивало на перемещении во времени; были и такие, кто считал пузыри воротами в Ад. Не знаю, кто из местных фантастов был ближе к истине в своих догадках, думаю, что те, кто пропал – просто умерли. И хотя процент пропавших был относительно невысоким – примерно один человек из трех сотен, прошедших через пузырь – слухи вокруг каждого случая множились, обрастали миллионом подробностей и якобы сбывшихся знамений. Оптимизма это, конечно, не добавляло.

– Готовы? – Белыч стоял перед пузырем растопырив руки в стороны, словно пытался обнять аномальное образование.

– Да.

– Всегда готов! – Петрович не желал прощаться с пионерским детством.

– Тогда внимательно слушайте, что я вам скажу. Во-первых: нам нужно пересечь пузырь насквозь, это около десяти-двенадцати шагов. Внутри не видно ничего, яркий слепящий свет со всех сторон, поэтому глаза рекомендую закрыть. Ничего не слышно, я уже не говорю о запахах и прочем. Бежать внутри не рекомендуется: есть точка зрения, что таким образом можно выпасть из текущего времени. Просто заходите и десять-двенадцать шагов в том же темпе по прямой линии. Понятно?

– Может, веревкой связаться? Или там руку друг другу на плечо? – Петрович немного занервничал.

– Как правило – не помогает. Переходя сквозь стенку, каждый оказывается один: веревки рвутся, спутники пропадают. Не бойтесь, если все сделать правильно – пройдем. Статистика работает на нас. Вот еще что: выход для каждого индивидуален – кто-то пройдет легко, даже не заметит разницы между входом и выходом, другому придется падать с метровой высоты, ну, и так далее. Вышедших под землей пока не замечали. Вопросы – не по природе пузыря – с этим к Сахарову, а по прохождению есть?

Мы с Корнем переглянулись и обреченно пожали плечами.

– Тогда пошли, – Белыч сделал пару шагов вперед и, окруженный тонким неистовствующим ореолом белого света, пропал.

– Давай, Макс, твоя очередь, – как-то натужно, без присущего ему энтузиазма, прошептал Корень.

Я подошел к тому месту, где пару секунд назад стоял наш проводник, набрал в легкие побольше воздуха, закрыл глаза и шагнул следом.

ЗОНА. Полтора месяца до событий

– Ты пойми, Максим, любой поступок должен наказываться или вознаграждаться. Если нет последствий – пропадает мотивация к совершению чего-то хорошего, и появляется чувство безнаказанности у совершивших дурное. Т-с-с-с, – Зайцев часто прикладывался к баллончику с кислородом, а вентиль в открытом положении слегка подтравливал. – Конечно, когда все делается на виду, когда преступление очевидно противоречит законам и может быть доказано опросом свидетелей, когда есть, в конце концов, обученные следователи, адвокаты и судьи, можно рассчитывать на какую-то объективность. Но! В нашем частном случае, или – если хочешь – в двух отдельных, нет свидетелей, нет улик, ничего не доказуемо. А преступление есть. И не просто там мелкое мошенничество, а смерть одного человека – твоего отца и тяжелая инвалидность другого – моя. Ладно, пусть бы просто уголовщина, но ведь еще имело место и предательство, которое никак не классифицируется ни Уголовным Кодексом, ни Гражданским, никаким! Т-с-с-с. Хотя мне кажется: преступления хуже предательства просто не существует. Не зря Родина за него карает так строго. А если предали просто человека? Кто покарает предателя?

Я много времени прожил здесь, надеялся обрести хоть малую часть того здоровья, которое бы позволило мне покинуть Зону, и заняться делом самому. Недавно понял, что не смогу этого сделать никогда. Честное слово, я хотел удавиться. И сделал бы это, не притащи мне Фюнф сталкерский приборчик. Там я увидел твою фотографию, сделанную недалеко от завода «Росток». Тебе говорили, наверное, что ты очень похож на отца? Говорили? Не верь, ты не просто похож – практически одно лицо.

У меня появилась надежда! Тс-с-с-с. Мои помощники когда могли присматривали за тобой. Жаль разговаривать на понятном тебе языке не умеют. Наша встреча могла состояться гораздо раньше. Постепенно я узнал твою историю, собрал ее из маленьких фрагментов. И так понял, что в твоем появлении здесь тоже отчасти виноват Корнеев. Я прав?

Я лежал на грубо сколоченной лежанке, уже осознавая себя целым человеком, а не как было совсем еще недавно – грудой отдельных частей больного организма. Я даже попытался вставать, сопровождаемый парой бюреров, вернулся аппетит, выздоровление шло полным ходом. А с утра сегодня явился Зайцев, видимо, посчитавший, что я достаточно здоров для серьезного разговора. Он представился по фамилии, показал фотографии, на которых я узнал трёх майоров – отца (он действительно был сильно похож на меня, или наоборот, я – на него?), Зайцева и Корнеева, назвался давним сослуживцем обоих и попросил помочь в деле восстановления справедливости.

Ему нужен был Корнеев Иван Петрович и не где-нибудь, а здесь – в Зоне. Живым.

– Поэтому я прошу тебя послужить нам обоим, – продолжал Зайцев. – Ты возьмешься?

– Что он Вам сделал? – слова мне пока давались плохо, распухший язык мешал произнести половину звуков, но Зайцев понял.

– Я тебе все расскажу, Максим, – Зайцев на пару минут задумался, что-то вспоминая. – Мы были когда-то друзьями. И хоть все трое служили по разному – я на штабных должностях, твой отец был очень хорошим тыловиком, а Корнеев работал в поле: разведка, диверсии – мы доверяли друг другу. Корнеев всегда был человеком действия. – Зайцев невесело усмехнулся. И вновь припал к своему баллончику. – Тс-с-с-с. Эта дружба началась еще с курсантских времен. Потом было много совместно пережитого и всегда мы держались друг друга. Не буду разводить розовых соплей. Я все же в прошлом – военный. Когда Армия стране стала не нужна, мы остались служить, но с каждым годом становилось все хуже и хуже. Надо было как-то выживать, и мы втроем организовали небольшой бизнес по реализации списанного имущества. Мы много работали и через некоторое время у нас, тс-с-с-с, появилось некоторое количество средств. Мы не были генералами и у людей вокруг стали возникать вопросы о наших доходах. Приходилось выкручиваться. Какое-то время нам удавалось сохранять наше предприятие. Даже немного расширить. Потом встал вопрос о том, стоит ли оставаться на службе дальше. Мы хотели выйти в отставку все вместе, и даже подали соответствующие рапорты.

Работали только с наличной валютой. Но сложилось так, что охраной кассы занимался Иван. И однажды он нас с Сергеем просто сдал чичам. Т-с-с-с. Нас увезли в какой-то горный аул, Сергея подстрелили, когда мы пытались бежать. Во второй или третий раз. Он умер от гангрены. Они даже не пытались его лечить! Мне повезло больше, я смог выбраться, но спрятаться от бывших рабовладельцев смог только здесь. Я провел в ауле девять лет. Без документов, без контактов, на что другое я мог рассчитывать? У Болотного доктора застрял еще на год.

Здесь я узнал, как распорядился Иван нашим наследством. Про банк и остальное. Я подумал, что если не найду способа его наказать, мне нечем будет оправдаться перед Сергеем. Когда мы встретимся там. – Он показал пальцем на небо. – Вот такая история.

Я молчал. Не знаю, как передать всю злость и ненависть свалившиеся на меня. Запершило в горле. Говорить я не мог.

Зайцев сквозь свои седые редкие космы смотрел на меня блеклыми, давно выцветшими глазами, его трясущиеся руки сжимали баллон с кислородом. Клетчатый плед, наброшенный на колени, скрывал под собой инвалидную коляску. Он спросил еще раз:

– Ты возьмешься помочь мне?

Как будто, после того, что он мне рассказал, у меня был какой-то выбор! С другой стороны, я уже давно подумывал о том, как бы устроить Ивану Петровичу большой карачун, и только отсутствие морального оправдания в какой-то мере меня останавливало. Теперь такое оправдание появилось, но оставались несколько невыясненных вопросов.

– Могу я… задать несколько вопросов? – Спросил я. Совсем не уверен, что для собеседника фраза прозвучала именно так, как я рассчитывал. Слова давались тяжело – начиная от правильных формулировок и заканчивая произношением. Но Зайцев меня понял.

– Конечно, Максим. Спрашивай. Если я что-то знаю – отвечу.

– Когда отец пропал… нам еще долго приходили почтовые переводы… Пока я не закончил университет. Кто?

– Кто их посылал? Нет, Максим, я не знаю ответа. – Он снова задумался. – Думаю, что Сергей успел что-то отложить. Да, скорее всего, так.

– Есть план?.. Как Корнеева в Зону…

– Да, Максим. Даже скажу больше – этот план работает уже почти год. Мне лишь нужен кто-то, кому Иван поверит. Кто-то, кого при этом он сможет полностью контролировать.

– Что… я должен делать?

– Тебе нужно уехать поближе к Ивану. Оказаться в его руках. Он поручит тебе одно важное дело в Зоне.

– Дальше…

– Вернешься в Зону, выполнишь поручение, доложишь Корнееву. Предложишь ему забрать у тебя предмет, но только на территории Зоны в условленном месте. Там будет ловушка, где его возьмут мои бюреры. Все.

– Почему он пойдет на это?

– Встретиться с тобой здесь? Приманка очень хороша. Так хороша, что не пойти он просто не сможет.

– Что это? – В горле пересохло, мне отчаянно хотелось пить, но Драй, исполнявший обязанности поилки, обязательно подмешивал в питье какую-то гадость, от которой я почти мгновенно засыпал. А судя по решимости Зайцева – разговор нужно было завершить сегодня.

– Прости, Максим, не скажу. Это для реалистичности. Если Иван поймет что-то, почувствует, проявит малейшие подозрения – нам о своих планах придется забыть. Ты понимаешь?

– А если он почувствует… мою ненависть?

– Тогда он спишет её на ваши непростые отношения. – Зайцев улыбнулся. – Они ведь непростые?

– Да. Я согласен.

– Вот и хорошо, – он снова улыбнулся, только в этот раз недобро. – У нас еще будет время поговорить. Отдыхай пока. Восстанавливай силы.

Он сжал своей высохшей куриной лапкой мою забинтованную ладонь, зачесал свои волосы наверх, мягко заработал электромотор его коляски, Зайцев развернулся и выехал из моей палаты.

Моя сиделка Драй как будто ждал этого – дверь не успела закрыться, а он уже суетился возле меня со своей поилкой. И как обычно после его снадобья я провалился в сон.

Рыжий лес

Я выпал из воздуха как из ледяной воды – жадно хватая ртом каждый вдох, чувствуя, как судороги пытаются скрутить тело. Сердце бешено колотилось, мне казалось, что его стук слышно вокруг на многие километры. Но не это было главным: вдруг пришло понимание, что со мной что-то не так. Совсем не так, как я к тому привык. Пропало постоянное чувство самоидентификации, я больше не ощущал себя Максимом Бергом, не чувствовал это имя своим. Был ли это эффект прохождения пузыря или что-то иное? Я не знал. Но почему-то ясно чувствовал, что отныне я и Макс – два совершенно разных человека. Я не мог подтвердить своё новое ощущение ни воспоминаниями, ни чем-то другим, но оно было настолько ярким и сильным, что сомневаться в его правильности я не смог.

Теперь я точно знал, почему Корнеев не обнаружил на моей спине татуировки и шрама под коленом – потому что их там никогда не было! Но у Макса – и это я тоже знал – они были! Как это возможно?! Я помню все о Максе – вплоть до щенячьей радости охватившей его (или все-таки меня?) в шесть лет, когда своими тонкими ручками он вырезал из соснового бруска ржавым ножом свой первый кораблик. Помню как-то странно: очень отчетливо и в ярких красках, но все же словно как о нарисованной на картоне картинке. Со впечатляющими подробностями, и в то же время не так, как помнят свое прошлое.

Я ощупал лицо – лицо Макса, оно же мое. Мое – это чье?

Что все это значит? Я обязательно разберусь с этим позднее, сейчас не время. Люди, которые идут со мной – Корень и Белыч, черт!.. я совсем не желаю выглядеть в их глазах сумасшедшим! Я останусь Максом. Пока это удобно всем. Но обязательно разберусь. Потом.

Наверное, я слишком долго был погружен в себя, потому что вдруг понял, что меня трясут. Издалека долетели слова, постепенно приближаясь и набирая громкость:

– Макс! Макс! Да что с тобой?! Макс! – Корень орал в самое ухо.

Белыч стоял рядом, с интересом наблюдая сцену, не преминув ехидно заметить:

– Я же говорил, что он тормоз.

– Да ладно тебе, – Корень махнул на него рукой, – видишь же – парня накрыло! Макс? Ты как?

Я уже вполне осмысленно оглядывался по сторонам, сознавая, что переход удался и мы в Рыжем лесу.

– Нормально. Не надо меня больше трясти. Я давно так стою?

– А? – Видно было, как Петрович расслабился. – Секунд пятнадцать. Рот открыт, слюна течет, потом ощупывать себя начал. Даун как есть – в самом чистом виде! Что случилось?

– Не знаю… – Голос определенно похож на тот, который я помню у Макса. И на мой… тоже похож. – Вроде как заново родился. Наверное, Пузырь так подействовал.

Я огляделся. Вокруг действительно было место, получившее название Рыжий лес. Стволы деревьев, полувысохшая, но оставшаяся навечно на ветках листва, разнотравье – все было цвета яркой свежей ржавчины. Висевшие на деревьях мётлы жгучего пуха – обычное здесь украшение всего, что возвышалось над землей более чем на метр, сильно побитые последним Выбросом, колыхались вслед за волнами еле заметного ветерка.

Не сказать, что кроны деревьев невероятно густы, скорее даже наоборот, но под деревьями заметно темнее, чем в редких просветах.

– Значит так, друзья, – Белыч прервал наше общение, – Если мы собираемся куда-нибудь попасть, надо идти!

– Так говори, куда идти! – вскипел Петрович, – Проводник у нас ты!

– Хорошо, – меланхолично согласился Белыч, – проводник – я. Как скажете. Тогда слушайте последний инструктаж.

– Говори уже, – Петрович махнул рукой и сел на слегка поросший рыжим мхом валун, одна из сторон которого была украшена пегими прядями жгучего пуха.

– Мы в Рыжем лесу. До конечной точки нашего похода осталось километра четыре. Точнее пока не скажу, потому что не вижу ориентиров. Но я их увижу. Здесь все как в обычном лесу – не сорить, костров по возможности не разжигать, деревья не ломать. Есть и небольшие дополнения: предельная аномальная активность. Но это очагами. Далее, место известно повышенным количеством зверья. Днем главную опасность представляют собой снорки, собакообразные мутанты, тушканы, довольно часто встречаются кровососы. По сети проходили сообщения о бродивших поблизости псевдогигантах. Кабанов здесь почти не бывает, как не бывает и псевдоплотей. Зомби так же очень редки. Ночью главная опасность исходит от охотящихся химер. Сталкерам и ученым этот район неинтересен – артефактов почти нет, риск высок. Если бы не достаточно популярный проход в центральные области Зоны, сюда вообще бы никто не совался. Поэтому людей здесь можно встретить по большей части на окраинах леса. Если застава Монолита стоит здесь давно, то мы вообще никого из разумных прямоходящих не увидим. Пока все ясно?

– Нам-то что делать? – спросил Петрович.

– Вам? Делать выводы из вышесказанного. А это значит, что оружие всегда должно быть под рукой, всегда с полным боекомплектом. Основным здесь чаще всего используют дробовик: дистанции небольшие, рассеивание дроби невысокое, в общем, даже если кто-то привык к другому оружию, дробовик нужно держать легкодоступным. На глаза сильно не надейтесь – здесь уже в тридцати метрах ни хрена не видно за стволами деревьев и чертовым пухом. Однако, если ситуация непонятна, если есть сомнения – не стрелять! Только по моей команде, либо когда вас уже начинают есть. Бывали здесь случаи, когда отстреливаясь от безобидных тушканов, некоторые неопытные ходоки привлекали внимание куда более опасных тварей. Ничего не упустил?

– Тебе виднее, – ответил я, а Петрович поддержал меня согласным кивком.

Белыч огляделся кругом и хлопнул ладошкой по лбу:

– Так и знал – что-то упущу! – Казалось, Белыч обрадовался этому обстоятельству. – Жгучий пух! – визитная карточка Рыжего леса. Он встречается в Зоне часто, но здесь он повсюду. Реагирует на быстрое движение, рассыпает споры. Они ядовиты, – Петрович вскочил со своего насеста, отряхнул штаны, – если перебрать дозу – хорошего будет мало. Избегать контакта достаточно просто: не торопиться, проходя под этими мочалками, тщательно закрыть открытые участки кожи. Осторожно и медленно, короче. Вернемся к наблюдению за обстановкой. Главным образом полагаться нужно на слух – мутанты любят пошуметь перед атакой, редко кто умеет подкрадываться. Если хорошее обоняние, подключайте нюх. Как правило, от любого порождения Зоны здорово смердит гниющим мясом. И, само собой, повышенный радиационный фон, аккумулируемый местной флорой. Особенно активны в этом отношении мхи, – он персонально улыбнулся Корню. – Без особой нужды не садиться, и не, упаси бог, ложиться: наиболее активный распад элементов происходит над поверхностью земли – где-то до колена. Впрочем, если не дорожите своими висюльками, можете вволю покувыркаться. Я предупредил. Вот, кажется, всё.

– Четыре километра?

– Примерно.

Гнилью тут воняло и без всяких мутантов.

– Странно, – сказал Петрович, – Авгур, дай ПДА.

Я подал ему электронную приблуду. Петрович покрутил её в руках, понажимал кнопки, показал экран Белычу и спросил ещё раз:

– Четыре километра?

– Что опять не так? – Сталкер заметно раздражался.

– По карте весь Рыжий лес – два с половиной километра! Как может быть четыре, если мы уже здесь и цель наша тоже в лесу?

– Логично, – сообщил Белыч. – Но километров четыре. Рулетку дать? Для точного промера?

Корень посмотрел на меня, ожидая поддержки, но я лишь пожал плечами. Если проводник говорит – «четыре», значит, так оно и есть.

– Ну, вы готовы идти?

– Да.

– Да.

– Тогда пошли. Порядок построения прежний.

– Веди нас, Вергилий!

– Вергилий? – переспросил Белыч. – Почему не Харон?

– Ты ж писатель, не лодочник, – усмехнулся Корень.

Мы пошли вперед, тревожно осматриваясь по сторонам, ожидая чего угодно. Первый километр прошли спокойно: не видели ни мутантов, ни сталкеров. Мертвый лес хранил тишину, изредка нарушаемую порывами ветра. Странно было не слышать привычного пения птиц. Только шуршание жгучего пуха, приглушенный сухой треск давно мертвых веток, шорох наших шагов, сиплое дыхание Петровича.

Белыч внезапно остановился, поднял левую руку с раскрытой ладонью, призывая к тишине – мы замерли. Проводник опустился на одно колено – не побоялся за свои «висюльки» – значит приперло, сосредоточенно глядя в одну точку перед собой. Теперь и мне поверх его головы стало видно, что привлекло его внимание. Метрах в тридцати впереди, среди кустарника, наметилось какое-то движение. Очень скоро я увидел, как почти перпендикулярно пересекая наш курс, брела троица классических зомбаков: головы опущены, оружие волочется по земле, походка как у пьяного Пьеро. Судя по экипировке – из военных. Последний тащил в руке два автомата; один из них очень приметный – АКМ с прикладом, обмотанным белой изолентой. Где-то я такой уже встречал.

Белыч обернулся, сделал страшные глаза и приложил палец к губам, потом быстро провел ладонью по горлу, и показал жестом, что нужно присесть. Его короткая пантомима была понятна без перевода. Мы с Петровичем беззвучно подчинились, принимая такую же позу, как у проводника.

Простояли на месте минут десять, ожидая пока зомби отойдут подальше. Когда последний мертвяк скрылся за пригорком, Белыч поднялся, махнул рукой вперед, показал, что продолжает движение.

Теперь мы пошли еще медленнее.

Успели отойти едва ли метров на пятьдесят, как с той стороны, куда продефилировала тройка мертвяков, послышался сначала неразборчивый шум, потом гулко застучал автомат, его поддержал другой. Мы опять остановились, и я успел заметить, как Белыч, опять же жестом, велел Петровичу следить за тылами.

К звукам стрельбы добавились собачий визг, рычание и завершающим аккордом – взрыв ручной гранаты.

Корень хлопнул меня по плечу – я аж вздрогнул от неожиданности, он, не обращая внимания на мой испуг, потянул к себе, тыча стволом «Глока» куда-то между деревьями. Приглядевшись, я заметил тусклые радужные всполохи, хаотично перемещавшиеся между рыжими стволами. Они окутывали нечто коричнево-серое, постепенно приближавшееся к нам. Очень похоже на призраки пси-собаки. Твою мать! Зомбаки своей стрельбой подняли на ноги половину обитателей этого проклятого леса!

Я дернул Белыча за лямку его разгрузки, показал пальцем на кружение призраков, и нарвался на бешеный взгляд, сменившийся удивлением, потом узнаванием, и наконец, отчаянием. Все промелькнуло на его лице меньше чем за секунду. Он схватил меня за воротник и рванул за собой. Все еще сжимавший мое плечо Петрович едва не свалился, но смог устоять, а в следующее мгновение уже бежал за нами. Низкий старт помог нам сразу набрать приличную скорость. Корень деловито и размеренно пыхтел сзади, понемногу отставая.

Мы ломились через Рыжий лес как стадо сумасшедших лосей, летели в стороны сухие ветки и листья, чавкала под ботинками сырая земля, споры жгучего пуха летели за нами туманной серой лентой. Метров сто пробежали на одном дыхании, потом вынужденно стали снижать скорость: нагруженный рюкзак за спиной, пересеченная местность не особо располагали к длительным гонкам. Однако легким бегом трусцой такой способ перемещения назвать трудно. Километров шестнадцать в час.

Выскочили на узкую лесную поляну, живописно украшенную проржавевшим насквозь остовом старинного автобуса. Местами на нем еще сохранилась красно-белая окраска.

Не останавливаясь, лишь слегка замедлившись, Белыч начал смещаться вправо, вскинул автомат на линию прицеливания и на ходу выдал несколько коротких – в три патрона – очередей. Я схватился за свою Сайгу, попытался увидеть обозначенную проводником цель, и к своему ужасу обнаружил прямо перед нами, в каких-то пятнадцати шагах, на крыше автобуса, проявляющегося кровососа, который, впрочем, сразу опять стал невидимым.

– Да что за херь! – выкрикнул проводник, замирая на месте. – В круг! Где Петрович?

Петрович отстал, видимо, последний подъем дался ему тяжелее, чем нам, и теперь я его не видел.

Круг у нас получился неполноценный – встали спина к спине, напряженно всматриваясь в малейшее шевеление травы, густо проросшей вокруг.

– Ну, сука, где ты? – шептал Белыч между тяжелыми вдохами-выдохами, кружась по поляне. – Давай, морда с щупальцами, давай! Проявись уже, я тебя вздрючу в твой коричневый глазок! Ну?

Мы вертелись на одном месте как привязанные друг к другу, и похоже действительно сцепились рюкзаками. Я попробовал сделать шаг вперед и не смог – Белыч, прицепившийся сзади, сильно этому воспротивился. Если кровосос появится сейчас – придется туго. Стрелять сможет только кто-то один, а второй будет здорово этому мешать. Проводник, видимо, тоже понял это, попытался оглянуться и не смог. Не сговариваясь, мы сбросили рюкзаки на землю и снова встали спина к спине. Теперь, когда Белыч замолчал, мне стало слышно, как мутант бегает где-то рядом – приглушенный топот его плоских ступней, частое дыхание раздавались буквально со всех сторон. А может быть он здесь не один?

От этой мысли мне стало дурно, я почувствовал стекающую между лопаток струйку холодного пота.

– Да ты, тварь, похоже, здесь не один? – все так же шепотом поинтересовался Белыч. Наверное, пришел к тем же выводам. – С подружкой своей гомосятной отдыхал? Давайте, суки, подходите вдвоем, устроим групповуху, извращенцы!

Вдруг со стороны леса, откуда мы только что выскочили, раздались короткие пистолетные очереди, заставившие нас привычно присесть, и передо мной, совсем как пару дней назад, на землю из воздуха вывалилось безголовое тело кровососа.

– Петрович! – прошептал я.

Белыч оглянулся, сделал круглые глаза и в этот миг мы услышали, как затрещали кусты, и сразу вслед за этим – замысловатую словесную конструкцию, состоящую из всех известных мне ругательств и еще нескольких ранее не встречавшихся.

Переглянувшись с проводником, все так же не размыкая спин, беспрестанно вертясь, мы стали смещаться в сторону громко матерящегося Петровича. Среди потока ругательств удалось разобрать:

– Да быстрее же вы! Немочи косорукие!

Первым его увидел Белыч и застыл на месте. Я не рискнул бросить свой сектор стрельбы и, не поворачиваясь, спросил:

– Что там?

Ответил Петрович. Натужно, как будто измученный месячным запором:

– Да валите же его, дебилы!

– Ахереть! – Белыч отлепился от моей спины и через секунду я услышал еще одну короткую очередь.

– Долбень! – заорал Корень, – Ты чего, гнида творишь! Бля, больно-то как!

– Все-все-все, – скороговоркой проговорил Белыч. – Все!

Я отважился оглянуться: Белыч пятился в мою сторону, подняв руки, держа свой АК над головой, Петрович сидел на еще одном безголовом кровососе, вцепившись в свое левое ухо обеими руками, и раскачивался, громко мыча нечто нечленораздельное.

– Петрович?

Он продолжал раскачиваться, словно и не слышал меня.

– Оглох он, – объяснил Белыч, – скоро оклемается. Ты расслабься. Если нас еще не съели, значит, двое их всего было.

– Кого?

– Да мутантов же! Гнездо у них в автобусе. Сюда до следующего Выброса ни одна тварь не сунется. Привал устроим. Места знакомые. Два километра осталось, по карте если.

Спустя десять минут, когда волны адреналина слегка улеглись, а дыхание окончательно успокоилось, мы втроем сидели под правым боком ржавого «Икаруса», на помосте, сооруженном из тяжелых шин и капота, в его дырявой тени. Петрович, голова которого была богато обмотана стерильным бинтом, поглощал тушенку, морщась как от зубной боли, а Белыч упоенно рассказывал:

– Прикинь, поворачиваюсь я и вижу: картина маслом! Кровосос в своем стелс-режиме, загнутый раком, на коленках стоит – это я чуть позже догнался, сначала-то не понял ни фига, думал Петрович левитировать научился – а на его спине Петрович висит, морда красная, пот тремя ручьями льется, вены на лбу вздулись! Думаю себе: впердолил таки Петрович мутанту! А он сипит: «валите его, валите». Сначала я подумал, что Петрович хочет позицию сменить. Потом соображаю – нет, надоела ему невеста! Я к ним, как бабахнул в башку уроду! Ну, туда, где башка должна быть. Не видно ж ее. Как арбуз – в клочья! Кровищи! А Петрович меня в живот кулаком! Думаю: чего опять не так? Кайф обломал ему что-ли? Пригляделся – матерь божья! Я ж ему прям над ухом стрелял! Не хотел промахнуться – в упор почти влупил! Прижег, наверное. Ухо подпаленное, волдырем надувается. На лице ошметки мутантского организма – кровища, мозги вонючие. Папой клянусь, страшнее и смешнее ничего не видел! Петрович, скажи, если б нас не было, ты б еще сколько актов продержался?

Петрович угрюмо двигал челюстями, никак не комментируя трепотню проводника.

– Петрович, ну скажи, как тебе тело кровососа? – не унимался Белыч, отходняк что ли такой у него? – Такой экзотики пробовать еще не приходилось?

– Пошел ты! – устало бросил Корень и неожиданно улыбнулся. – Впердолил! Извращенец! Иди вон впердоливай, тело еще не остыло. Если уж на кровососа потянуло – какая в жопу разница: живой он или дохлый? Ага?

– Не, Петрович, – серьезно сказал Белыч, – как я могу такую пару разбивать? А может у вас любовь?

– Любовь-морковь, – отозвался Корень, выскребая остатки тушенки.

– Петрович, – я так и не понял из сбивчивого рассказа проводника что там произошло, – нормально расскажи, как у тебя с мутантом вышло?

– А! Как вошло, так и вышло! – Белыч снова противно заржал, а Петрович выбросил банку. – Слышь, Белыч, чаю налей.

Он устроился поудобнее, прислонившись к борту автобуса. Проводник притянул ему стакан, Корень отхлебнул, поморщился:

– Чего без сахара?

Белыч широко развел руками.

– Ладно, слушайте. Вы, когда свой забег устроили… Чего, кстати, сорвались-то?

– Фантомы, Петрович. Это зверюга такая здесь есть – чернобыльская пси-собака. Научилась вместо себя на охоту фантомов посылать. Если самой псины не видишь – дохлое дело с фантомами биться. Она их сотнями штамповать может, – Белыч задумался ненадолго.

– И что? – переспросил Петрович, вовсе не понимая, чем могут быть страшны бесплотные фантомы.

– Да ничего, фантомы они с поправкой на местную специфику: сами миражи миражами, а как в ягодичную мышцу зубами вцепятся – нипочем от настоящей собаки не отличишь. Порвут как Тузик грелку. Если стрелять в такую тварь, она, естественно, быстренько развеивается, но вместо нее сразу появляется весь выводок фантомов. А их собака может поддерживать до десятка одновременно. Вот и представь себе: псина сидит где-нибудь незаметная, а ее миражи тебе жопу рвут? Стреляй-не стреляй – их от этого не больше и не меньше. Пока саму собаку не завалишь – сопротивление бесполезно. Однако, далеко от своей лежки она фантомы контролировать не может, вот я и рванул.