Текст книги "Унесённые ведром"
Автор книги: Дмитрий Подоксёнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
– Давай-ка глянем аккуратненько, что у него за рана, – предложил Попович. – А то врача так и нет до сих пор…
Они склонились над Сивцовым и стали осторожно расстёгивать богатую шубу. На меху крови было не видно. Под шубой тоже.
– Блин, да что с ним? – удивился Витька. – С виду – целёхонький, щёчки розовые, а глаза закрыты.
– Это ещё что такое? – пробормотал Попович, пытаясь что-то выковырять из меха. – Ёлы-палы, смотри, Виктор, пуля!
– Пээмовская, – произнёс Синельников, подбрасывая на руке кусочек металла. – Где ты её взял?
– В шубе! – капитан лихорадочно продолжал свои непонятные поиски. – На, ещё одна!
– В каком смысле «в шубе»? – уточнил Виктор. – В кармане, что ли?
– В каком, на хер, кармане? – радостно округлил глаза обычно сдержанный Семён. – Прямо в шубе, понял? В него стреляли, а шубу насквозь не пробили! Там несколько слоёв кевлара, наверное, вшито. Сейчас мода такая есть, у некоторых особо боязливых бизнесменов. Даже пиджаки с кевларовой подкладкой заказывают!
– Так это что, бронешуба, что ли? – дошло, наконец, до Синельникова. – Ну дела… Такого я за всю свою жизнь ещё не встречал… А чего тогда этот придурок мёртвым прикидывается?
Оперативники посмотрели на лежащего.
«Придурок» зажмурился ещё сильней.
– Пошли пока на улице, что ли, покурим, – предложил Попович. – Всё равно надо, чтоб его врач осмотрел. Может ему внутри всё поотшибало? Да и со «смежниками», я чувствую, долго решать придётся, кто нам, а кто – им.
На улице они встретили чуть бледного, но страшно довольного лейтенанта Казаченко, который с интересом озирался вокруг.
– Лейтенант! – поманил его к себе Семён. – Есть дело. Обойди всю дачу по внешнему периметру, с той стороны забора. Если что интересное увидишь – позовёшь.
– Есть! – Казаченко резво развернулся и побежал выполнять приказание.
– Думаешь, там есть что-то? – поинтересовался Синельников, затягиваясь.
– Главное, чтобы он думал, что есть, – философски изрёк Попович. – Пусть почувствует, что не просто стоял, а тоже делом занимался. А внутри искать нечего, это даже ему понятно. Весь двор разве что не обнюхали уже…
В этот момент к дому прошёл мужчина в белом халате.
– Доктор! – окликнул его Семён и, когда тот приблизился, попросил его: – Нельзя ли посмотреть первым делом тех троих, что лежат в холле? Нам необходимо забрать одного из них.
– Да я их ещё минут двадцать назад осмотрел, – пожал плечами медик. – На улице. Женщину я пока транспортировать запрещаю. Нужно специальное оборудование.
– Нам не женщина нужна.
– А тех двоих можете забирать в любое время. У одного только сильный ушиб грудной клетки, необходим рентген. Возможно, пара-тройка рёбер сломана, не знаю. Ну, а другого хоть сейчас на край света – здоровей ещё поискать надо!
– А чего же он лежит тогда? – удивился Виктор.
– Пьяный в дупель. Спит. У вас ко мне всё?
– Да, доктор, спасибо, – ошарашенно произнёс Синельников и перевёл взгляд на друга. – Во компашку наш Федя себе подобрал, а?
– Пойдём-ка, – сказал ему смотрящий куда-то в сторону капитан. – Саша зовёт.
Лейтенант Казаченко отчаянно махал рукой из проёма в заборе, проделанного недавним взрывом.
– Вот, – сказал он почему-то шёпотом. – В снегу лежал. У кустов.
На земле лежал мужчина в хорошем горнолыжном комбинезоне серого цвета, с залитым кровью лбом. Рядом с правой рукой «горнолыжника» валялся пистолет с глушителем.
– Труп? – спросил капитан, обращаясь к Александру.
– Н-не знаю, – покраснел лейтенант. – Я решил сразу вам показать…
– Живой, вроде, – констатировал склонившийся над телом Синельников. – Его вот этой доской от забора прямо поперёк лба, похоже, женило. Во время последнего взрыва.
Глядя на длинный и широкий обломок выбитой из забора крепкой доски, даже видавший виды Попович поёжился.
– Чугунная, видать, у него голова, – сказал он, глядя на экипировку очередного раненого. – Только одет он как-то странно. Явно не местный. Чего он тут с таким специфическим пистолетиком шарахался в одиночку?
– Погоди-ка, – пробормотал Витька, вглядываясь в лицо незнакомца. – Кого-то он мне напоминает… Не помнишь похожих ориентировок?
– Ё-моё, – тихо проговорил капитан через полминуты. – Витя, быстро его в наручники и в нашу машину! Только чтоб, не дай бог, чекисты вас не заметили! А то мы его больше никогда не увидим…
– Какие ему наручники? – не понял Синельников. – Он же еле дышит…
– Это Итальянец, Витя, – тихо пояснил Семён, воровато оглядываясь по сторонам. – Ты ведь хотел, кажется, Интерполу пособить? За орден со званием, а?
– …! – сказал Виктор, доставая пару наручников. – Охренеть можно – стажёр поймал Итальянца! Это просто праздник какой-то…
– Будем считать, что стажировка удалась, – подмигнул Попович до сих пор ничего не понимающему лейтенанту. – Витя, вы его тогда в «РАФик» пока отволоките, а я пойду с майором попытаюсь окончательно договориться насчёт наших беглецов. Может, они в Пелыме их пробьют по своей картотеке, да сразу нам и подарят.
– Давай, – кивнул старший лейтенант, азартно заковывая руки наёмного убийцы в кандалы. – Мы тебя в машине подождём.
Так закончилось, не успев толком начаться, первое боевое задание лейтенанта Казаченко.
Но когда он узнал, кого нашёл в тот день в лесу, ничуть не расстроился.
Это была хорошая стажировка.
Интересная.
Cornet Obolensky
К завтраку Фёдор спустился хмурый. Заснуть этой ночью ему так и не удалось, все мысли были заняты предстоящей сегодня продажей алмазов, во время которой, как выяснилось, вполне может начаться стрельба. И стрельба не по ёлочке с надетыми на ветви бутылками, а по Сивцову с надетой на его бренное тело шубой. Мысль о шубе немного согрела душу страдальца.
«Если меня убьют, – подумал он, – и привезут тело для похорон домой, то-то все во дворе удивятся, какая у меня роскошная одежда. Особенно расстроится Евдокия Александровна».
Тут же Фёдор вспомнил, что все соседи сейчас считают его бандитом и потому нисколько не удивятся такому наряду, подумаешь, невидаль – мёртвый бандит в мехах. Сивцов снова опечалился и вышел в холл.
Все уже завтракали, только Гиббон сидел в стороне на диване и что-то стругал ножом.
– Садись, Быня, а то остынет всё, – поприветствовал его Турист. – Чё-то ты суровый сегодня…
– Не выспался, – буркнул Фёдор, двигая к себе тарелку. – А чего там Гиббон мастерит? Весь пол в каких-то щепках.
– Дубину себе строгает, – охотно объяснил Чибис, намазывая булку паштетом. – Часа два уже страдает, даже не завтракал ещё.
– Зачем ему дубина? – удивлённо покосился в сторону Гиббона Сивцов. – Для самообороны, что ли?
– Да нет, – хохотнул Турист. – Он себе второй день уже собирался костыль новый вырезать, старый-то он закинул куда-то по пьянке. В лес ему лень было хромать, так он за поленницей нашёл какую-то корягу страшенную, в руку, наверное, толщиной. Мы ему говорим: сходи в лес, отрежь себе палку какую надо. А он: ничё, говорит, эту обстругаю так, что загляденье получится! Вот и стругает второй час тупым ножом. Миллиметра два, наверное, уже сточил, скульптор хренов.
– Нормальная палка будет, – подал голос с дивана Гиббон. – Не слушай их, Фёдор Юрьевич.
– Ты ж её в случае стрельбы отбрасывать в сторону собирался, – напомнил Кислый. – А эту корягу не отбрасывать надо, а кантовать впятером, с перекурами.
За столом довольно заржали, «скульптор» же, с трудом поднявшись с дивана, погрозил всем свежеоструганной суковатой палицей.
– Ладно, ладно, – успокаивающе поднял руки к верху Турист. – Успокойся, Добрынюшка. Иди лучше кваску испей! Или чем там богатырей принято с печи подымать?
– С какой ещё печи? – не понял Гиббон, осторожно присаживаясь к столу и прислоняя свою палку к стулу. – Я с дивана иду.
– Сказок, что ли, не слушал в детстве? – удивился Кислый. – Там этот, Илья Муромец, кажется, сидел на печи тридцать лет и ещё три года…
– Нормально ему припаяли, – присвистнул Гиббон. – А последний «трёшник» за что? За побег?
– Он ходить не мог, балда, – объяснил рассказчик. – Хромал, как ты. Только на обе ноги и на тридцать три года дольше, понял?
– А дальше? – заинтересовался инвалид.
– Потом к нему в дом зашли эти… как их… короче, калеки какие-то перехожие, что ли…
– Чё у тебя за сказка? – обиделся Гиббон. – Все больные какие-то! Тот инвалид, эти калеки… Чего они – с войны все вернулись?
– Да не калеки, а калики перехожие, – поправил спорщиков Сивцов.
– А кто это? – поинтересовался Турист.
– Ну, – Фёдор неопределённо пошевелил пальцами, – были такие старички в древности. Ходили по домам, видимо. На печи заглядывали…
– Домушники, – догадался Чибис. – Во попал чувак! К нему хату обчищать пришли, а он с печи слезть не может. Ну, прикол!
– Чего дальше-то было? – поторопил Кислого заинтригованный таким оборотом дела Гиббон. – Рассказывай уже.
– Ну, зашли они, значит, – с готовностью продолжил сказочник, – калики эти в дом. Глядь, а на печи – хозяин сидит.
– Во, облом, – прокомментировал Турист. – Теперь они его, по идее, по маковке тюкнуть должны и связать. А если совсем беспредельщики, то и замочить могут.
– А их чё, на инвалида этого кто-то навёл, что ли? – поинтересовался Чибис. – У таких обычно дома и нет ни хрена…
– Не знаю, – отмахнулся Кислый. – Об этом ничего не говорится. А говорится о том, что попросили они Илью Муромца принести им кваску испить, якобы с дорожки дальней.
– А, знаю, – обрадовался Турист. – Есть такие. Бабы в основном: представятся, что из собеса, попросят попить принести, а потом – бац! – ни их, ни денег. Пенсионеров в основном шмонают, шалашовки.
– Да нет, это не бабы были, – отмахнулся Кислый. – Говорят же тебе – калики. Ну и попросили они попить, кваску холодненького. А Илья им и говорит: вы чё, дедушки, не просекаете разве, что у меня ноги не ходячие? Меня, говорит, даже в армейку по этому счастливому случаю не загребли, а вы хотите, чтобы я для вас в подпол лез? Совсем, говорит, рамсы попутали?
– Молодец, чувак, – похвалил Илью Чибис. – Здорово отбрил бакланов. Только я не понял – они ж у него, кажется, квасу просили?
– Ну, – подтвердил Кислый.
– А за каким хреном он в подпол лезть собрался?
Рассказчик пожал плечами.
– Раньше холодильников не было, – снова разъяснил слушателям Сивцов. – Вот все продукты и хранили в подвале. И квас тоже.
– Вот жизнь была, – расстроился за предков Гиббон. – С похмелья захотел рассольчику холодненького попить, полез в подпол – и убился на фиг. Не то, что сейчас. Прогресс, твою мать.
Присутствующие сочувственно выслушали сентенцию на столь животрепещущую тему, немного помолчали и снова обратились взорами к Кислому.
– Короче отказался Муромец, – продолжил тот своё повествование. – Послал их на три русские буквы и лёг поудобней. А старички от этого к себе пренебрежения совсем разволновались: неси, говорят, сука, нам квасу и всё тут! Такую вонь подняли, что Илюша плюнул, слез с печи, достал им кваску, подождал, пока старые хрычи напьются, да погнал их пинками до самой околицы!
– И чего? – открыл рот Гиббон.
– Всё. Дальше он начал ходить, как ни в чём не бывало, и стал самым известным русским богатырём. Илья Муромец, не слышал, что ли?
– Слышал, – сказал Гиббон. – А при чём тут я?
– Как при чём? – удивился Турист. – Ты у нас тоже ходишь плохо, вот я тебе и сказал: иди, мол, кваску испей. А ты затупил, как тормоз предпоследний. Пришлось тебе, муфлону, целую сказку сначала рассказывать.
– Хреновая какая-то у вас сказка, – пробормотал уязвлённый Гиббон, усаживаясь поудобней. – И квасу тоже нет. Ни квасу, ни водки, – он обиженно засопел и усиленно заработал челюстями.
Некоторое время завтракали в тишине.
– Турист, – вспомнил вдруг Фёдор. – Ты придумал, что нам сделать с Поршнем, чтобы он чего-нибудь не выкинул сегодня?
– Нет, – признался Турист и посмотрел на апатично жующего Поршня. – Даже в голову ничего не приходит. А у тебя как?
– Вроде есть одна идея, – скромно потупился Сивцов. – Кажется, нормально должно сработать…
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался и Чибис. – Интересно. Не хотелось бы, чтоб из-за него нас всех перестреляли.
– Он ведь у нас от спиртного совсем спокойный становится? – уточнил Фёдор. – А больше всего коньяк любит?
– Любил, – поправил его Турист. – А сейчас так… Но, по крайней мере, не выплёвывает, как водку.
– Ну и отлично, – приободрился Сивцов. – Засунем ему под одежду плоскую бутылочку коньяка, ну, скажем, во внутренний карман. В неё вставим гибкую трубку или шланг, который через воротник выведем ему в рот. Пусть себе стоит сзади и коньяк потягивает.
– Классно! – восхитился хитроумным планом Турист. – Я так и знал, Быня, что ты что-нибудь придумаешь. Светлая у тебя всё-таки голова! Только вот где бы нам взять гибкую трубочку? Коньяк-то есть, в трехсотграммовых бутылках…
– В аптечке можно покопаться, – подкинул идею Чибис. – Там вроде есть что-то – то ли жгуты, то ли трубки какие-то…
– Давайте, – одобрил Турист. – Копайтесь. А я пока Фёдору Юрьичу штуку одну любопытную покажу.
– Какую? – немедленно заинтересовался Фёдор Юрьич.
– У тебя граната где? – полюбопытствовал Турист. – Которую я тебе вчера дал?
– В к-комнате, – побледнел Сивцов. – А что?
– Пойдём, – велел его неугомонный друг. – Мне тоже одна идея в голову пришла.
Граната была обнаружена после долгих совместных поисков в самом дальнем углу платяного шкафа.
– Чего разбрасываешь оружие? – пробормотал Турист, беря лимонку в руку. – У тебя стакан в комнате есть?
Фёдор непонимающе кивнул на прикроватную тумбочку, на которой стоял обычный тонкостенный стакан.
– Смотри, – азартно пробормотал изобретатель, выдёргивая из гранаты чеку.
Сивцов сдавленно ахнул и закрыл глаза.
– Ты чего, Быня? – удивился Турист, беря свободной рукой стакан. – Она же на предохранителе у меня. Видишь, скобу держу?
Фёдор приоткрыл один глаз и кивнул.
– Теперь делаем так… – от усердия гранатных дел мастер даже высунул кончик языка наружу. Придерживая предохранительную скобу пальцем, он аккуратно всунул лимонку в стакан и, удовлетворённый результатом, убрал палец с предохранителя. Если скоба и отошла, то совсем ненамного – на миллиметр или два. Дальше распрямиться ей мешали стенки стакана. Довольный проделанной работой, Турист поставил стакан с гранатой на тумбочку и отошёл на пару шагов.
– Красота! – оценил он получившийся «натюрморт» и выбросил ненужное больше кольцо в форточку. – Мне один бывший спецназовец на зоне рассказывал, как такие «сюрпризы» делать, но вживую я только сейчас попробовал. Действительно ничего сложного, и стакан как раз по размеру подходит, как он и говорил…
– А… а зачем всё это? – осторожно поинтересовался Сивцов, с опаской поглядывая на тумбочку. Граната преспокойно стояла в стакане и даже не думала взрываться.
– Да я подумал – а вдруг тебя сегодня в руку ранят? – принялся объяснять Турист. – Одной рукой трудно будет и чеку срывать, и кидать… А так – положишь эту систему в карман, в случае чего просто кинешь одной рукой, и всё. Стакан разобьётся, скоба разогнётся, граната взорвётся, – осмыслив сказанное, он захохотал, довольный получившейся рифмой.
– Чего это он разбиваться должен? – не поверил Фёдор, подозрительно косясь на стакан. – Зима на улице. Снег кругом.
– Так ты прямо на дорожку бросай! – обиделся за своё изобретение Турист. – Дорожка-то у нас каменная, мы её всю зиму от снега чистим. Понял?
– Понял, – вздохнул Сивцов.
– Ну всё, – подвёл итог новоиспечённый оружейник. – Ещё спасибо мне скажешь. В карман только не забудь положить. А сейчас пойдём Поршню амуницию готовить. Без тебя нам в этих трубках, боюсь, не разобраться.
– Иди пока, – сказал Фёдор. – А я сейчас догоню. Гранату только в карман положу, и сразу же догоню.
– Давай, – кивнул Турист. – Мы внизу будем.
Оставшись один, Сивцов стал панически соображать, что делать с опасным боеприпасом. Его категорически не устраивало, что в его комнате находится граната без чеки. Даже тот факт, что она до сих пор не взорвалась, нисколько Фёдора не успокаивал. Оружие он с собой брать не собирался ещё вчера, а в таком подозрительном виде класть лимонку в карман не хотелось тем более.
Сначала Сивцов решил незаметно выбросить страшный стакан в форточку, вслед за кольцом, но побоялся, что стеклянный сосуд ударится обо что-нибудь твёрдое под снегом и разобьётся.
«Опять каких-нибудь ни в чём не повинных зверей взрывом убьёт, – пожалел фауну Фёдор. – Они, может, из леса на дом сейчас смотрят… Нет, взрывать нельзя!»
Он решительно осмотрелся и, встав на стул, задвинул стакан с гранатой далеко на шкаф для одежды, стоявший у входа в комнату.
«Ну вот, – удовлетворённо подумал Сивцов, отряхивая рукава от пыли. – Туда, я думаю, никто не полезет. Там вон и цветы какие-то засохшие чёрт знает сколько стоят, и никому, похоже, до них дела нет. И пыли слой немаленький… Нет, я всё правильно сделал – там граната будет в полной безопасности!»
Насвистывая песенку про корнета Оболенского, которому предписывалось незамедлительно надеть какие-то ордена, невольный коллега гашековского сапёра Водички пошёл создавать сложную инженерную конструкцию, предназначенную для порционной подачи коньяка в ротовую полость испытуемого.
Настроение Фёдора медленно, но верно повышалось.
Поршня крутили во все стороны, пытаясь вычислить идеальную длину оранжевой резиновой кишки, найденной Чибисом в аптечке. Манекенщик покорно поворачивался, недоумённо хлопая глазами, но сопротивляться даже не пытался – не на санках катают, и то ладно.
– Вот тут режь! – окончательно определился Сивцов, показывая стоящему с ножницами наготове Кислому, где именно надо резать.
– А не мало? – усомнился Чибис.
– Как раз, – заверил его Фёдор, хотя вовсе не был в этом уверен.
Отрезали, померили.
– Класс! – прищёлкнул языком Турист. – Тютелька в тютельку. Ну, ты, Быня, математик, ёшкины рога! Один раз посмотрел, и всё. Глаз-алмаз!
– Не без этого, – признался польщённый Сивцов. – Несите коньяк.
Плоскую бутылочку «Белого аиста» засунули во внутренний карман пуховика испытуемого, вместо металлической заводской пробки на горлышко накрутили пластиковую, взятую от бутылки газировки и предварительно пробитую посередине большим гвоздём. В дырку с трудом пропихнули резиновую трубку и кое-как вдвинули её до самого дна бутылки.
– Кайф! – объявил Кислый, подёргав туда-сюда обновлённую пробку со шлангом. – Как здесь и было!
– Пробки-то одинаковые по размеру, – пробормотал почётный ученик телевизионной рубрики «Очумелые ручки» из цикла передач «Пока все дома». – А дальше уже дело техники…
– Нет, Быня, тут ты не прав, – пролил ещё немного бальзама на душу народного очумельца Турист. – Без мозгов никакая техника не поможет, это я тебе точно говорю. Ладно, давайте испытывать.
Объекту испытаний стали совать трубочку в рот, Поршень же, моментально напрягшись, каждый раз судорожно выталкивал её языком обратно.
– Но, но, – уговаривал его, легонько хлопая по щекам, Чибис. – Это вкусно, балда! Ну давай, пробуй.
Наконец кто-то догадался зажать Поршню нос. Тот попытался вдохнуть ртом через трубку, втянул в себя вместо воздуха порцию коньяка, немедленно захлебнулся и закашлялся. Правда, откашлявшись, он тут же, безо всякого принуждения со стороны, сам потянулся губами к концу шланга.
– О, о, распробовал! – обрадовался Турист. – Всё, отбирайте у него, а то сейчас всё выдует, для дела ничего не оставит. Главное, что мы ему сейчас инстинкт к этой шланге привили, врождённый, можно сказать.
– Какой же он врождённый? – удивился вспомнивший что-то из школьного курса биологии Кислый. – Не врождённый, а приобретённый. Правильно, Фёдор Юрьевич?
Сивцов, боясь попасть впросак, задумался. Высшее техническое образование почему-то не заостряло внимания Сивцова на таком жизненно важном понятии, как инстинкт.
– Так у нас Поршень, считай, заново родился недавно, – не сдавался тем временем Турист. – Значит, его следует считать новорождённым, а инстинкт – врождённым. Верно я говорю, Быня?
– Будем считать его врождённо-приобретённым, – ловко вывернулся из щекотливой ситуации знаменитый инстинктовед. – Или наоборот.
Усмирённые спорщики совместными усилиями отобрали у вспотевшего в зимней одежде Поршня бутылку и, отправив его отдохнуть в свою комнату, сели перекурить.
– Как конь стал упрямый, – глядя вслед обиженно уходящему Поршню, заметил Чибис. – Только «но» и «тпру» понимает хорошо, я уже заметил.
– Машину погрей лучше, – напомнил ему Турист. – Тебе через час уже ехать надо, казахов встречать.
– А что, уже одиннадцать? – удивился Чибис, поднимаясь. – Пойду тогда готовиться. Чего-то побаиваюсь я этих казахов. Азиаты, хрен их поймёшь… Завалят ещё меня во время встречи, во прикол будет.
– Не боись, не завалят, – успокоил его Турист. – Они без тебя дорогу не найдут. Да и вообще, чего они – за тридевять земель ехали, чтоб тебя, что ли, шлёпнуть? Думаешь, у них свой народ в Казахстане кончился? Не, Чибис, не кипишуй раньше времени. Если и завалят, то только здесь. На родной, так сказать, земле.
– Ага, – поддакнул Гиббон. – На траве у дома.
– На снегу, – внёс свою лепту в успокоение Чибиса Кислый. – Зима на дворе.
– Корнет Оболенски-и-ий, налейте-е вина-а-а, – нервно простонал вслух Фёдор, не выдержав душераздирающего разговора о смерти. Он давно уже пел эту песню, но про себя. А тут, испугавшись больше обычного, не выдержал, и перешёл с обычного для себя ультразвука на диапазон, воспринимаемый ухом обычного человека.
– Классная песня, – поддержал певца Турист. – И, главное, в тему. Раздайте патроны, поручик Гиббонский, – протянул он. – Корнет Кислоухин, идите вы на!..
– Какой я тебе Кислоухин? – обиделся Кислый. – Думай, чё поёшь!
– Это я для размера, – душевно пояснил Турист. – И для наиболее полного сохранения атмосферы гражданской войны.
– Сохраняй её на ком-нибудь другом, – буркнул синелицый корнет. – У нас тут своя гражданская война будет часа через три. С дружественным нам Казахстаном.
– Пусть поёт, – поддержал Туриста польщённый «поручиком» Гиббон. – Помирать, так с музыкой! Верно, Фёдор Юрьевич?
– Пойду, прилягу, – пробормотал зелёный от таких жизнеутверждающих разговоров Сивцов. – Отдохнуть надо, всю ночь не спал.
– И то верно, – сказал, поднимаясь, Турист. – Времени мало осталось. Сбор здесь же, без пятнадцати два. В одежде и с оружием. А ты, Кислый, пока Граблю приготовь. Намажь ему спину, руку посильней, забинтуй получше, а потом, ближе к делу, и одеться ему поможешь.
На том и порешили.
Придя к себе в комнату, Фёдор совершенно неожиданно для самого себя вздремнул и…
